- 4 -
Не разуваясь, Андрей сразу прошел в комнату и положил перед Кирой два больших ярких глянцевых конверта:
- Едем.
Кира удивленно подняла голову. Она сидела за туалетным столиком, приводила себя в порядок. В конвертах она сразу распознала типовые светские приглашения.
- Куда, Андрюш? Ты забыл - мы приглашены?
- Ты о том ресторане? Нет, не забыл, но я думал, для тебя это несущественно. Я могу предложить кое-что получше. И совместить полезное с приятным. - Его взгляд стал озабоченным. - В этом загородном клубе будут все основные московские производители тканей, в том числе вся верхушка «Фэшн текстиль», малость обезглавленная, конечно. Сафин снова уехал. Я хочу познакомиться с ними, в неформальной, так сказать, обстановке…
- Это другое дело, - растерянно сказала Кира. - Но Юлиана будет огорчена.
- Ничего, она даже не заметит, ей будет не до нас, - за руку увлекая ее с кресла и оценивающе оглядывая, откликнулся он. Наконец его глаза встретились с ее глазами. Они улыбались. - Ты прекрасно выглядишь. Я представлю тебя, это произведет хорошее впечатление. Как ты думаешь?
- Надеюсь, что сама по себе произвожу хорошее впечатление, - не желая показывать, что задета, рассмеялась Кира.
- Что в «Зималетто»? - развязывая галстук и бросая его на кровать, небрежно поинтересовался Андрей.
Кира села и взяла тюбик с блеском.
- Все нормально, - немного погодя, ответила она. - Саша воплощает в жизнь свой план спасения компании.
- Звучит угрожающе.
Кира снова помолчала.
- Что ж, боюсь, на этот раз ты не так уж не прав.
За ее спиной стало тихо. Она представила себе, как он стоит неподвижно, в полурасстегнутой рубашке, и по лицу его проносятся тени: чувств и воспоминаний.
- Что-то случилось?
- Еще нет, - спокойно ответила она. - Но то, что происходит, мне не нравится. - Она подумала и добавила: - Но я все равно верю Саше. Да, верю. Думаю, мне удастся откорректировать его неумеренную энергию. Причин для волнения
нет.
Она ждала, что он станет расспрашивать, и уже обдумывала, как проявить осторожность, не посвящая его в подробности, которые и для нее самой еще не были ясны, - но, к счастью, Андрей промолчал. Когда она обернулась, он стоял за ней в джинсах и светло-голубой рубашке и, глядя в зеркало, приглаживал волосы. Лицо его было непроницаемо, и Кира решила, что это к лучшему. Он сам чувствует, что время серьезных расспросов еще не пришло. А если честно, то ее желанием было, чтобы оно не настало для него никогда. Да и для всех них тоже. Она очень надеется, что отказ от нового оборудования не будет иметь серьезных последствий. Герман Полянский был очень, очень уязвлен…
Только бы он не сказал Андрею. Андрей должен уяснить, принять как данность: «Зималетто» в его жизни больше нет. Всем от этого будет лучше. Ему, ей, Саше… «Зималетто»? Нет, она не будет отвечать себе на этот вопрос.
- Собирайся, Кирюш, - тихо попросил он. Ей показалось, что настроение его изменилось. - Возьми пару теплых вещей, свитер там, куртку…
- Зачем? На улице аномальное тепло для апреля, плюс двадцать…
- На всякий случай, - он пожал плечами. - И ночи еще холодные.
- Ночи? Мы что, будем там - ночевать?
- Ну да. На такие мероприятия на два часа не ездят, - в голосе его появилось нетерпение. - Поторопись, я не хочу опаздывать.
Она поднялась послушно. Только бы все оставалось, как было, - не менялся его голос, ничего не менялось. Она готова ради этого на все.
***
…прошла уже неделя, и я хочу записать события того дня. Вернее, нескольких дней. Я уже встаю и даже выходила на улицу. И снова приезжал Андрей. Нет, я уже не брежу. Это действительно так. По порядку…
Этого дня мы с Мишей и Юлианой ждали с сильным волнением. Столько препятствий пришлось преодолеть… Последнее заставило волноваться даже в этот день, а ведь мы думали, что все уже позади. Беседа с ресторанным критиком немного выбила меня из колеи, хоть этот огламуренный добряк-прапорщик в отставке с фамилией Корсаков, конечно, не булгаковский критик Латунский. Да и Миша не мастер. Нет, он, конечно, мастер, но не Мастер…
Итак, я привезла критика в ресторан и на «торжественную часть» опоздала. Гости уже вовсю прибывали, и в толпе можно было затеряться. Не хочу, не люблю быть на виду, да еще и ожидание…
Да, я ждала. Я поняла, что не смогу ничего изменить в своей жизни, не поговорив с Андреем, не попытавшись помочь, хотя бы сгладить ссору. Сказать, что простила его, и самой попросить прощения. Только так можно будет зарастить рану, которая открылась и кровоточит...
Я его ждала - Юлиана послала приглашение Кире давным-давно, и я боялась, и не хотела, чтобы он пришел, - но теперь все изменилось. Теперь я отчаянно надеялась, что он сочтет разумным просто заглянуть, чтобы не поднимать шума, ничего Кире не объяснять. О том, что он сам захотел бы прийти, я, конечно, не думала… И все равно разочарование жгло; стоя с Мишей и Юлианой и поглядывая на постепенно пустеющий холл, я понимала, что Андрея не будет. Все же придумал повод…
Что ж, возможно, это правильно, подумала и я. Не вспоминать, не бередить. Забыть, забыть… но в том-то и дело, что я не знала - как. Посмотрев то видео, больше не знала. И надеялась на этот вечер, глупая, опять…
Итак, задача передо мной стояла старая, как мир: «Катя и те же». Надо как-то вернуться назад, туда, где я об Андрее вспоминала отдельно от своей сегодняшней жизни, где он уже не был ее частью, лишь холодной затянувшейся раной. Пустотой, которую никто не мог заполнить - и он тоже. Почему же сейчас я чувствую его так полно!
Вечер закончился. Гасли огни. Журналисты уехали, мои родители тоже. Миша обещал что-то чудесное… Он наконец купил машину, и завтра мы поедем на прогулку. А сегодня - я думала, просто посидим в ресторане, одни, когда все уйдут… Но Юлиана подлетела, вся из ароматов - духов, полученного за вечер внимания, Мишиного и своего успеха, - и загадок:
- Катя, собирайся, едем, скорей!
- Куда?..
- Секрет. Ну, что ты сидишь, вставай быстрей…
Я пока промолчала, и мы вышли. На улице было тепло, лишь с севера дул прохладный ветерок.
И все-таки я сказала:
- Юлиана, я не могу никуда ехать. У меня нет плаща, ничего нет…
Она критически оглядела мою блузку, юбку да бархатку - вот и вся одежда:
- Ничего, Миша даст тебе свой пиджак, если что. Времени нет домой заезжать.
Ничто не может сдвинуть Юлианины планы, если она что-то решила. И меня это восхищало… раньше. Шевельнулось сопротивление, но Миша подошел - он усаживал Оксану и Филиппа в машину (они, как я поняла, ехали с нами), - улыбнулся подкупающе-виновато, и я снова промолчала.
- Катюш, не обижайся. Это сюрприз… Все скоро узнаешь.
- Я не люблю сюрпризы, Миша, правда. Скажи сейчас.
- Не могу. Тогда ничего не получится!
Мы поехали. С удивлением я увидела пристань, теплоход, весь в огнях… Ну, что ж. Это Мишин день. И я не имею права портить его. Тем более, что Юлиана блеснула своим умением делать людям праздник…Я, как маленькая, с восторгом глядела на сверкающую голубую воду открытого бассейна на корме, всю в золотых «заклепках» широких подсвечников - каждый в центре с огоньком, волнующиеся, мигрирующие в такт ряби, поднимаемой ветерком, отчего ткань воды казалась живой; укрощенные костры - факелы по углам бортов; а потом еще и фейерверк. Мы с Оксаной вспоминали похожие вечеринки в Египте…
А потом появился он, художник. Юлиана знакомила меня с ним - скромный человек в замшевом костюме, строгое лицо, привычно пристальные глаза. В руках у него были этюдник с холстом и какая-то сумочка - когда он развернул ее, глаза разбежались от обилия карандашей.
- Садитесь, - произнес он, глядя мне в глаза, и я онемела. На палубу, у самого борта тут же был водружен стул («трон», как не мог не сказать Миша), и меня, оцепеневшую, подтолкнули к нему четыре руки…
- Господин Суровцев обязан Юлиане арендой одной из лучших студий Москвы, - шепнул Миша. - Он захотел нарисовать тебя, Кать.
- Он. Захотел! - грозно и растерянно прошептала я… - Миша, не выдумывай. Это ты все организовал…
- Ну, я. - Он ничуть не смутился и даже не покраснел! И при виде этого демонстративного бунта я, как всегда, невольно улыбнулась. Не могла я сердиться, помня, чем обязана ему. Я долго не могла поверить, что могу нравиться кому-то. - Но, Кать, он в восторге от твоего лица. Это правда! Я только немножко подсказал ему…
«Ах ты!..» - я замахнулась на него, но губы улыбались, и он со смехом увернулся.
- Я хотел, чтобы ты имела свой портрет, где ты изображена в этот день…
Такие символические вещи казались мне немного глупыми, но делать нечего - ведь я больше не злилась на него и пришлось терпеть. В конце концов, они с Юлианой могли подтолкнуть меня и к бассейну. И Юлиана извлекла бы из своей бездонной сумки купальник…
Я поежилась. Это всего-навсего картина. Так что сначала мне даже нравилось…
Сначала ей даже нравилось. Гладкие, дрожащие звезды в реке, стрелки пламени свечей, устремляющиеся в небо в минуты затишья… Но она и не заметила, как сама начала дрожать. Ветерок усилился и превратился в ветер, свечи гасли одна за другой. Миша набросил ей на плечи пиджак, но помогло только в первые минуты и мало.
Фиговая из тебя Маргарита*, Пушкарева, сказал бы Коля. Часу вытерпеть ради любимого не можешь. Та вон и дырки в колене, проделанной губами мертвецов, не испугалась…
Юлиана и Миша время от времени подносили ей воду - от вина она сразу движением головы (говорить не могла) отказалась. Их лица, ласковые и беспощадные, улыбались: терпи. Искусство требует жертв. Она и чувствовала себя их жертвой - даже не художника: его сосредоточенное лицо не вызывало отторжения, только от цепких глаз иногда становилось не по себе. Но улыбки этих двоих, ее друзей, которым она с благодарностью доверила свою жизнь, душили ее, и она отчаянно боролась с этим ощущением. Ничего, скоро домой; она выпьет горячего чаю, и все-все пройдет.
Через час взгляд художника ослабел, и Катя, коротко вздохнув, огляделась вокруг. Стояла уже широкая апрельская ночь. Холодная, потемневшая, почти черная. Настоящая. У Кати закружилась голова. Художник встал, она тоже попыталась… и, качнувшись, села обратно. «Кажется, для меня это слишком», - подумала она и в следующую секунду уже оказалась в машине. Конечно, это было не так, но она потерялась во времени. Всю дорогу домой она возбужденно, весело говорила, говорила, и Миша, поначалу обрадовавшийся, что ей стало лучше, все больше приходил в отчаяние и переглядывался с Юлианой.
- Устала. Нужно отдохнуть, - донесся голос Юлианы, теряющийся в других звуках, слышимых только ею, идущих изнутри. Катя рассмеялась, и они снова переглянулись.
Дома мама сразу же переодела ее, уложила в постель. Наклонилась к самому лицу, запахом родным окутала:
- Ну что? Тебе лучше? Мишу позвать? Хочешь, он придет?
Катя улыбнулась широко, приподнялась на подушке и, поглядев на мать ясными невидящими глазами, кивнула несколько раз и сказала:
- Придет. Андрей, - и, удовлетворенно вздохнув, легла на подушку и глаза - закрыла.
***
Разгоряченный, он подбежал к столику, бросил на него ракетку и с бутылкой минералки упал на стул. Делал маленькие глотки и наблюдал за Кирой, игравшей на соседнем корте. Такой смешной она была в короткой белой юбке, с волосами, перехваченными козырьком.
Проводил взглядом удалявшегося с корта Хроменкова, молодого маркетолога, неизвестно, каким чудом оставшегося в идущей ко дну фирме. Ну, теперь уж он не выпустит его. А с Кирой играет бухгалтер, тоже молоденькая девочка; ее начальница, финдиректор, сидя в теньке, по-матерински наблюдает за ними. Эта парочка тоже интересует его, но пока он только присматривается. Все выяснится постепенно, позже. У Толи Щербакова из «Техноколор» он только что выиграл, но тот, смеясь, заверил его, что не отказывается от своего обещания помочь на первых порах - консультациями, поддержкой в конкурентной среде.
Андрей поставил бутылку на стол и вытер шею, грудь под тенниской полотенцем. Аккуратно подцепив со столика, надел очки. Мир стал четче.
Главное, что он снова в деле. Как хирург, подходящий к столу перед трудной и долгой, многоступенчатой операцией, исход которой не предрешен, он уже чувствует предельное напряжение и силу в мышцах. Хлопок, вискоза, шотландка, лен - метры и метры, рулоны и рулоны гладкой, шершавой, льющейся и непокорно заламывающейся ткани… Сомнения, конечно, есть. Правильно ли он поступил - по гамбургскому счету; бросил все, поставил на карту; с чего он взял, что выплывет, что доплывет вообще. Нормальные сомнения, в какой-то момент сметаемые внутренней убежденностью, - а иначе зачем все? Клеймо неудачника прилипчиво, потом будет не отодрать. И он решительно гонит от себя такие мысли. Хорошо бы, конечно, завести нужную программу, топлива побольше, и - вперед… Как раньше… Драйв, как говорит Малиновский… Но эту «программу» составить и пережить - надо самому.
Жаль только, что Кира, как и прежде, не понимает его. Он попытался было вновь - но встретил ту же преграду: ее нежелание понимать. Она хочет только одного: чтобы «Зималетто» навсегда осталась позади. Не понимает, что он все и затеял только ради того, чтобы дойти… А еще предстоит разговор с отцом, после которого многое станет ясно. Андрей решил не предвосхищать, не настраивать себя на плохой исход. Расстроиться всегда успеем…
У отца он рассчитывал выяснить и подробности положения дел в «Зималетто». Не нужно лишний раз Киру пугать, особенно теперь, когда все так зыбко. Но иногда он просыпался посреди ночи с острым, неодолимым вопросом в груди, с кабинетами и коридорами, с большими светлыми окнами перед глазами. Почему все так случилось? Почему? Кать?..
Кира подбежала, он и не заметил, как корт за сеткой тоже опустел.
- У Светланы красный диплом МГУ, Андрей, - радостно сообщила она. - В прошлом году закончила…
Ему показалось? Она сказала это со значением, с подтекстом. Она все равно думает о Кате. Пусть и меньше, чем он.
Но он старается не думать: вот вчера - Катя стояла рядом с Борщевым, вечером в «Светских новостях» по одному из кабельных московских каналов показали. Юлиана расстаралась… А они с Кирой еще сидели за столом. У Киры напряглось лицо. Он отвернулся; она поняла, конечно, из-за чего он не пошел… Но ее ощущения были двояки: уж очень красноречиво Михаил держал Катю за руку, по-хозяйски, уверенно. Ведь чем более был уверен он, тем больше могла быть уверена Кира. Так что Андрей тоже двоякое чувство испытал…
Из домика, где они расположились, снова по лестнице сбежала Кира. Он смотрел, как она идет к нему, как, щурясь от яркого солнца, протягивает трубку, которую он оставил в домике:
- Телефон, Андрей…
И ему показалось, что его совсем другая женщина позвала.
***
- Андрей… Андрей.
Что это? Моя рука. Моя рука упала. Только моя.
Он только что сидел рядом… Но вышел из машины и исчез. А музыка, тихая и красивая, по-прежнему была, и ее не заглушали даже звуки ударов. Удары… Я не понимаю - что это? Кто-то выбивает ковер. Ах да, папа.
Мама вошла и положила мягкую руку на лоб… И Катя хотела схватить эту прохладную руку, но не попала и только смахнула собственную влажную прядку со лба. Бесполезно, не отвечает…
А значит, и незачем всплывать. Так хорошо качаться в глуби волн. Это какая-то совсем другая глубина. И, если уж без него, - то только так, в забытьи, только так можно… Отвернулась на подушке и затихла.
Елена вышла из комнаты, прикрыла дверь. Зорькин стоял навытяжку у двери.
- Коля, сделай что-нибудь. Я не могу этого видеть и слышать.
- Что я могу сделать, теть Лен?
- Съезди за ним. Может, она придет в себя. Господи, да что ж за наказание такое… И зачем она в это «Зималетто» работать пошла…
- Теть Лен, вы бы еще в монгольское иго залезли, зачем, мол, татары Русь покорили. Что было, то было.
- Так если бы «было», Коля, ты же видишь, что творится… Вот я как чувствовала - так просто это не кончится…
- Вы лучше художника этого в шею гоните! Додумался - несколько часов на холоде держать! Романтики ему захотелось…
- Миша как лучше хотел, - строго сказала Елена. - Он хотел, чтобы у нее портрет был… И будет! Миша на днях принесет. Врач сказала, ничего страшного, да у нее и в детстве от высокой температуры такое бывало. Но от этого разве легче? Водкой уже два раза обтирала…
- Оу, правда? А что-нибудь осталось?
- Обойдешься. - Елена прислушалась, склонив голову к двери, и с повлажневшими глазами обернулась: - Коля…
- Ну, ладно, ладно, - Зорькин пригладил челку, чувствуя, как в сердце постукивает нехороший молоточек сострадания. А как умело Катька вчера шифровалась! Он почти поверил, что она не думает больше о Жданове. Только порадовалась, что в «Зималетто» все нормально: в отчете зафиксированы шаги из составленного ею когда-то плана. Самое главное - расчет за новое оборудование. Правда, Катя из-за чего-то там напряглась, но он рассеянно слушал. Он стоял рядом с нею и, скользя беспокойными глазами за своим вновьобретенным сокровищем, с грустью констатировал, что сокровищу без шкатулки очень даже хорошо. Оно, сокровище, и не вспоминает о шкатулке. Но Коля был к этому готов, он скорей подивился бы иному. Но как сладко ею обладать! Главное, не терять головы, вот как Воропаеву от власти. Осторожно расходовать запас своей нужности, лишь понемногу благодаря. Машины у Виктории пока так и не было…
А Катька, значит, все это время мучилась - пойти к Жданову или не пойти. Ну, вот и «пришла» - все за себя в болезни решила. Будто специально заболела, чтобы все решилось само собой. И, выздоровев, упрекать их не будет.
- Только где я его вам искать буду? - пробормотал он, прикидывая, ответит ли на звонок Клочкова - единственный возможный источник информации. (Звонить ей от Пушкаревых он не хотел). Лишившись работы и имея теперь вдоволь еды, она много спала. И отключала телефон. Катин телефон он уже проверил - Жданова в нем не было, а старый не нашел - спрятала куда-то. Да и неизвестно, ответит ли Жданов на звонок; может, действительно ехать придется. Лепетала что-то вчера его Викуся про загородный клуб… - И что вы с кулинарным гением делать будете? Вдруг придет, когда Жданов… Выгоните?
- Не придет, - грустно сказала Елена… - Миша вежливый и воспитанный, приходит только после звонка. Он утром уже был, Катенька с ним разговаривала. А если бы как сейчас, я не пустила бы его. Не надо ему этого слышать.
Пригнув голову, Коля исподлобья посмотрел на нее.
- А дядьВалера?
- Объяснила, как могла… - Елена перешла на шепот. - У него же тоже уши есть, скрыть не удалось… услышал, стал расспрашивать, ну что я тебе рассказываю.
- А вы что?
- Сказала, что Жданов уволился из «Зималетто», а она себя винит. Ну, это ж правда? Девочка она отзывчивая, сам учил такой быть…
- Думаете, поверит?
Елена не стала отвечать. Только пристально посмотрела.
- Ко-ля!.. Ни слова об этом. Все, как я говорю, - и больше ничего. И Жданову прикажу то же самое. Да он и сам не захочет другого говорить. Только бы прийти согласился! Но ты уж ему пригрози, что я сама за ним приду…
- О, да, после этого он, конечно, сразу же согласится! Только лучше бы дядьВалеру…
- …Да иди ты уже скорей!
И Елена, думая, что подталкивает, погладила своего Коленьку по спине. Но Коленька еще зачем-то топтался у двери, поглядывал на нее вроде бы с сомнением. Ну, не нравилось ему, что тетя Лена обладает устаревшей информацией. Мало ли что; гадостей сейчас Жданову наговорит, а он в Катьку и правда влюблен был. Коля почему-то в этом совсем не сомневался.
- Ну что, Коля? Ты идешь или нет?
- Иду, - вздохнул он и вышел.
Ничего, вернется - она выпытает у него, что там за очередные тайны.
Елена снова подошла к двери комнаты и осторожно нажала на ручку.
…Это был лес. Мы гуляли по тропинкам.
А потом - жаль - пошел дождь. Теплый солнечный дождик, но все равно пришлось вернуться в машину. Миша купил машину и много о ней говорит. Это хорошо, я слушаю и думаю об…
…Андрее. Андрее…
Или все это только будет? Или должно было быть, но уже не будет? Неважно. Сейчас - неважно… Я увидела: была машина и был Миша.И Миша меня поцеловал. Конечно, он понял, что я не слушаю о машине и думаю о чем-то другом. О ком-то… О нем… О Мише - и поцеловал. А это же была неправда, и я оттолкнула его. Раньше я не отталкивала его… Но сейчас нельзя было целовать, потому что в машине сидел…
…Андрей! Андрей.
И, как только я оттолкнула Мишу, в машине остался только Андрей.
Он держал меня за руку… Рука у него была холодная, но нам все равно было хорошо. Звучала музыка. Не было ни Миши, ни Киры, ни всей этой ужасной истории. А потом… а потом что-то произошло, как тогда, когда я увидела пакет… и Андрей исчез.
И папа стал выбивать ковер.
Я боюсь боли, но боль висит в воздухе. И мне больше не хорошо.
Подушка была мокрой. Елена просунула градусник в вырез пижамы; как смогла, отвела напряженную ручку - и не спит, и не бодрствует… И, в очередной раз переждав томительную судорогу от внятно слетевшего с пересохших губ дочери стона-имени, вздохнула и, опустив свое большое тело на краешек стула у кровати, - стала смотреть на часы.
---------------
*Маргарита - персонаж романа М.Булгакова "Мастер и Маргарита"
Последний раз редактировалось natally 21 мар 2011, 14:41, всего редактировалось 2 раз(а).
|