|
- 11 –
…- Кира, вы любите фигурное катание?
Удивительно, но Кира довольно скоро подняла на Ирену от письма ясные, почти непроницаемые глаза. Почувствовала что-то? Захотела скрыть свое переживание? В любом случае Ирена даже больше, чем прежде, считала нужным сказать то, что собиралась.
- Я не поняла, Ирена…
- Я спросила, любите ли вы фигурное катание. Ну, или любили, когда были маленькой или в юности...
Кира молчала недружелюбно, настороженно. Так далеко были эти нелепые вопросы от того, что она только что прочла. Ирена приложила соломинку из коктейля к своим ярким губам и улыбнулась.
- Если позволите, я расскажу вам маленькую историю о фигурном катании. Я вас не утомлю, тем более, что мы не одни, а наши мужчины не особенно спортивны… в том смысле, что вряд ли боулинг может сейчас увлечь Андрея настолько, чтобы мы вели с вами здесь пространные беседы. Итак, фигурное катание: легкий, красивый спорт, но только на взгляд поклонника, на самом деле тяжелый и изнуряющий, ломающий жизни, как любой другой… Не буду называть фамилию героя, уверена, что догадаетесь. Хоть вы и не ответили мне, но думаю, что вы, как и все, хоть немного интересовались фигурным катанием. Этот фигурист был известен, выиграл Олимпийские игры… не один, конечно, с партнершей. Свою партнершу он знал с малых лет, им было по одиннадцать, когда их поставили в пару. Конечно же, столь тесное общение привело к тому, что жизни они себе друг без друга не представляли. Банальная история, каких десятки, и даже то, что случилось после Олимпийских игр, тоже, к сожалению, не редкость – выяснилось, что у партнера тяжелая, вялотекущая (а это самое опасное, впереди была инвалидность) травма… Подготовка к Олимпиаде бесследно не прошла. И выяснилось это как раз после ссоры между партнерами – какая-то нелепая, случайная ревность, послужившая трещиной, которую, так получилось, впоследствии было уже не перепрыгнуть… Девушка уехала с тренером в Штаты, а молодой человек ходил от врача к врачу с неутешительными прогнозами и из гордости ничего своей возлюбленной не сказал. Она не писала, не звонила… В отличие от другой девушки, давно и безнадежно в него влюбленной. Отец этой девушки был не последним человеком в госкомспорта, привлек по ее просьбе лучшие силы спортивной медицины, она сама была упряма и настойчива, и в конце концов фигурист встал на ноги - на коньки. Но эта девушка не желала, чтобы он возвращался в большой спорт, рисковал, подвергал здоровье опасности… ну, и опять катался со своей любимой партнершей, разумеется. К приезду партнерши из Америки для фигуриста уже было готово хорошее место в комитете – загранпоездки, большой оклад, гарантированная старость и никакого риска. А тренер уже разворачивал перед нашим героем миражи грядущих побед – благодаря отличному лечению его форма уже оценивалась высоко, и вполне можно было попробовать еще одну Олимпиаду…
- Партнерша так и не простила его? – резко перебила Кира. Дыхание ее стало жестким.
Ирена помолчала.
- Ну, почему же. Ведь она любила его. И хорошо понимала, кто спас ему жизнь, в то время, как она восстанавливалась в Калифорнии… Возникла непростая ситуация, перед героем встала необходимость выбора. Жестокого выбора, надо сказать. Он мог вернуть любимую женщину и вернуться к любимому делу – ценой разрыва с человеком, который помог ему, без которого сейчас, возможно, не было бы ни того, ни другого. Помог, ничего не требуя для себя, просто радуясь, что он рядом. Надо было, образно говоря, отряхнуть прах с ног своих и двигаться дальше. Но он так и не решился, потому что у женщины, любившей его, никого и ничего больше в жизни не было, все ее минуты и мысли принадлежали ему.
Кира прерывисто, в каком-то мучительном многоступенчатом восхождении, вздохнула. Кровь почти совсем отлила от ее лица.
- Это очень чистый поступок. Он заслуживает восхищения. Не каждый был бы способен на такое. Это признак настоящей силы…
- Да, - подавая подошедшему и отирающему платком побагровевшее лицо мужу стакан с водой и продолжая смотреть на Киру, сказала Ирена. Голоса она не понижала, да это было и ни к чему: Илья никогда не слушал того, что не было обращено к нему непосредственно. – Он действительно приложил усилие. И вложил в него все, что у него было, - ничего больше не осталось. Несмотря на то, что его жена – а та девушка стала, конечно, его женой – сделала все, чтобы он не почувствовал ущерба. Отошла в тень; не колеблясь, отвергла все возможности, которые давало ей самой положение отца, но не игнорировала ничего, что могло бы способствовать карьере мужа. Но у него не просто не осталось сил, у него не осталось сил чего-нибудь желать – вам знакомо такое состояние, Кира? Состояние тени, механистичности; лишь подобия жизни. Этот человек живет в таком состоянии и по сей день.
И она улыбнулась уже обоим мужчинам – к столику подошел и Андрей.
…- Этого фигуриста звали Илья Марусов, - глухо проговорила Кира, когда мужчины снова отошли – к стойке бара, «пропустить по глотку». Она не смотрела на Ирену. – Вы были правы, я вспомнила его… вспомнила эту пару. Илья Марусов и Майя Липницкая. Моя мама была в восторге от их танца на Олимпиаде… «Спартак», кажется…
- «Гаянэ». Танец с саблями, да, - у Ирены тоненько дрожали пальцы, и она держала руки крепко сцепленными на коленях. – Майя танцевала его в мужском костюме… Майя была милой, славной девочкой. Когда шла в чехлах, постоянно падала, да и на лед выезжала неуклюже, неуверенно. Пятикратная чемпионка Европы, дважды – мира, Олимпиада… Зал вставал. В поклонниках имела такие фигуры, каких и сейчас никто не имеет. Непреклонная, несгибаемая. Та женщина, дочь спортчиновника, нашла в ней надежную союзницу.
Кира резко вскинула голову, пронзила ее светлыми льдистыми саблями глаз.
- Что с ней стало?
- Если вы имеете в виду Майю, то никакой второй Олимпиады у нее, конечно, не получилось. И новый партнер был неплох, и… в общем, у нее тоже сил осталось не так много. Довольствовалась малым, за малое говорила спасибо. Не знаю, счастлива или нет; скорее всего, она значительно подкорректировала свое понятие о счастье…
Зазвонил мобильный. Кира не сводила с Ирены неподвижного взгляда.
- Кира, телефон, - тихо сказала та. И, пока Кира отвечала на звонок, закурила, чтобы немного отвлечься, сбросить напряжение, которым, как коконом, были пленены мышцы с того момента, как она положила перед Кирой чужое, незаконное письмо.
Через минуту, кладя обратно телефон, Кира отрешенно сообщила:
- Это Пушкарева. Она попросила о встрече. Я предложила ей пообедать завтра вместе, но она отказалась. Сказала, что не задержит надолго. Подъедет к «Зималетто»…
В подрагивающей руке Ирены дымилась сигарета.
- Вы знаете, о чем она будет с вами говорить?
- Только догадываюсь. Ведь он никогда… она всегда знала о нем больше. Он хочет уехать, Ирена… со мной уехать…
И вдруг слезы полились у нее из глаз – хлынув в первую секунду, полились спокойно, мерно, как полноводный, но укрощаемый каким-то подземным притяжением поток.
- А я боюсь этого и боюсь, что он уедет один… я вообще его боюсь, Ирена… а он боится меня…
- Не нужно, Кира, не нужно плакать. – Ирена бросила окурок в пепельницу, придвинулась, дотронулась до того, что было доступно, до кисти руки. Она бы обняла эту родственную душу, так неожиданно поставленную, словно зеркало, на ее пути. Зачем? Чтобы что-то еще исправить в своей жизни – или не допустить чего-то в чужой?
Вначале она думала: чтобы оправдаться….
***
Стоял глухой, белый, безнадежно раскаленный полдень. На ресепшн отеля почти никого не было, во всем холле пусто… После душного аэропорта, после того, как они проехали по знойным плавящимся улицам, отель показался настоящим избавлением, исходом из ада. Андрей прижался губами к ее влажному лбу.
- Еще десять минут – и все закончится, - прошептал он.
Их руки сплелись, поцеловавшись обручальными кольцами…
Портье с лучезарной улыбкой, как и положено привратнику рая, придвинул Андрею ручку.
- Благодарю! У меня своя, - и из нагрудного кармана рубашки он вынул ту самую ручку, которой подписывал залоговые документы на «Зималетто». Катя узнала эту ручку, задумчиво улыбнулась…
- Кирюш, дай паспорта, пожалуйста, - продолжая заполнять бланк приезда, попросил он. Катя вынула из сумки два паспорта, положила на стойку. Взяв Андрея под руку, провела по ней щекой.
- Как ты меня назвал, Андрюша?
- Что?.. – пробормотал он, раскрывая ее паспорт.
- Да, посмотри, как меня зовут, Андрей… Посмотри, там написано…
Он вздрогнул, наморщил лоб… Обернул к ней строгое печальное лицо.
- Ты знаешь, сколько раз вот так же мы заполняли с ней в гостиницах документы? Думаешь, я могу так быстро забыть?..
И он сделал легкое, почти неощутимое движение локтем, но она отлетела к белой стене, ударилась спиной, закрыла глаза и проснулась.
…А перед тем, как ей приснилось это, страшное, снилось что-то неопределенное, пронизанное светлым, нежно-зеленым – аллея? луг? лес? А может быть – Летний сад? Нет, от начала и до конца своего сна она чувствовала Андрея… Летний сад – это из какого-то другого сна. Летний сад – это Миша…
…- Катя! Катенька, проснись! – тронула за плечо мама. Одновременно и очень близко и очень далеко Катя увидела ее лицо. – Коля говорит – ты просила его прийти пораньше.
- Да… да, мама… - приподнимаясь на локте и снова закрывая глаза, пробормотала она.
Пока она умывалась и одевалась, на кухне редким желанным гостем восседал Зорькин. Совсем забросил он свою вотчину, даже странно теперь было вспоминать, как с утра до вечера он пощипывал здесь травку… Теперь у него другие луга.
Его тактика – держать в узде Викторию, а для этого не распускаться самому – давала плоды. Он все больше завладевал своим сокровищем, не телом – образом немудреных мыслей ее и поступков. Раньше они были направлены от него, теперь, все чаще, уж она и сама не замечает, - к нему, к нему… Когда он будет уверен, ослабит поводок. Позволит себе немногое. Он ведь так хотел носить ее на руках или, к примеру, целые сутки, все двадцать четыре часа, цветисто и разнообразно говорить о своей любви. Красноречие распирало его, но он не мог отщелкнуть клапан и выпустить его на вольную волю. Знал: она тут же запустит нарощенные за его деньги ногти ему в волосы, вцепится крепко и со страшным задорным криком проведет до самой смерти – зависимым, скулящим, выпрашивающим… Ничего подобного в его жизненные планы не входило. Любимая женщина была ему не безразлична, и ради нее больше, чем для себя, добивался он своей цели: раскрыть ее, показать самой себе и миру ее максимум, – и им обоим будет этого по максимуму хорошо… Любить бескорыстно она не умеет, но благодарить за любовь и деньги – получается. Она и сама рада теплу, рождающемуся у нее внутри, – кому ж мерзнуть хочется? Внутренний холод – самый безысходный. Вот Коля и избавляет ее от него. Только при условии: и любовь, и деньги отмеряются дозированно, чтобы всегда было место сомнению…
И разговор свой с Катей Коля начал, конечно, с того, что занимало его больше всего на свете.
- Катя, насчет Вики… все-таки подумайте с Андреем, а? Ну, ей же только сидеть тихонечко где-нибудь в приемной, не мешать никому…
- Тебе-то это зачем, Коль?
- Пусть хоть в чем-то чувствует себя самостоятельной. Независимой. Ей это нужно, потому что я… я ведь особенно свою зависимость не показываю.
- Как все сложно у тебя, Коля…
- А с ней иначе нельзя…
- Ты же подкаблучником с ней когда-то стать собирался?
- Ну, вот пусть она так и думает… Пушкарева, что тебе стоит, а?
- Коля, некогда мне об этом сейчас думать, неужели ты не понимаешь. И Андрею тоже… Все висит на волоске, скоро мы опять полетим в пропасть, а ты говоришь – Клочкова. К тому же, по-моему, Ирена уже говорила с ним. Он сказал ей то же самое.
- А я думал, в компании у вас стабильность и процветание…
- Компания здесь ни при чем, ты прекрасно понимаешь, о чем я.
- Понимаю! Наперегонки друг от друга бежите!
- Если бы только друг от друга… Знаешь, Андрей ведь забылся и сразу не отказал Ирене. Он сказал, что только в «Фэшн текстиль» твою Вику взять не сможет, но пусть она чуть-чуть подождет, и тогда…
- Что тогда? Куда он ее возьмет? В «Зималетто»?
- Он не договорил. Он вспомнил…
И настроение Катино тоже изменилось. Плавный, уютный разговор словно споткнулся, раскололся, все опять стало грустным и безжалостно-определенным. Будто пошел дождик и смыл краски с зонта. Какие ненадежные нынче красители у Пушкаревой! Коля гнал, гнал от тебя депрессивные мысли. И она не отставала:
- Давай попозже об этом поговорим, хорошо? И о Вике тоже. Я тебя не для этого позвала.
- А для чего?
- Я разговаривала с Воропаевым и с Вячеславом Семеновичем. Он готов принять тебя для оформления кредита. Это было нелегко, Александр сильно настроил его против себя… Но мне удалось.
- И Воропаев согласился?!
- У него нет другого выхода. Иначе придется созывать акционеров и решать судьбу «Зималетто». Компания снова на грани банкротства. Из двух зол Александр выбрал меньшее.
- Тогда я вообще ничего не понимаю. Андрей что, самоубийца? А ты ему в этом помогаешь?
- Да. Я ему помогаю. – Катя отбросила волосы назад и с вызовом поглядела на него. – Я поддержу любое его решение. Он хочет помочь «Зималетто» - это его право.
- Но он же только и мечтал свалить Воропаева!
- А теперь понял, что «Зималетто» важнее. И еще… и еще он отказывается от «Зималетто».
Ее лицо опять омрачилось, и она отошла к другому концу комнаты.
- Что, опять те самые бега? – прищурился Коля, не желающий принимать всерьез все эти разговоры об отъездах из города…
Катя задумчиво обернулась к нему.
- Мне нужно еще кое-что сделать: один разговор. Потом я тебе все объясню... Только сделай то, о чем я тебя прошу, хорошо? Сейчас самое главное – удержать на плаву «Зималетто».
- Ну, это вообще-то моя работа, я все-таки финансовый директор «Ника-моды», - вдруг заявил Зорькин. – И господин Воропаев мог бы ко мне обратиться, тебе так не кажется? А он зачем-то тебя впутывает…
- Коля, не время сейчас меряться полномочиями, как ты не понимаешь? Чем быстрее… чем быстрее я сделаю для «Зималетто» все, что от меня зависит, тем быстрее смогу уехать, тем быстрее ты, наконец, получишь во владение «Ника-моду»!..
Зорькин, листавший у стола какой-то журнал, застыл, и Катя словно воочию увидела стаю мыслей и чувств, слетевшихся и закруживших над ним после ее слов. И повернулся он как-то и резко, и медленно…
- Что ты сказала?
- Если ты пообещаешь не действовать против Андрея и помогать ему, я отзову свою подпись и полностью передам тебе «Ника-моду». Когда придет время и я аннулирую доверенность на Воропаева…
Стыдясь своего волнения, но не в силах справиться с ним, Коля задышал часто и глубоко.
- А ты уверена, что это время придет?
- Уверена. – Она тоже вздохнула – неслышно. – Этот кредит лишь отсрочка, не в нем дело. Дело в том, что Александр уже растерян. Он утратил половину своей уверенности. По-другому и быть не могло: он не создан для этой работы. Андрей это всегда знал.
- Ты не должна уезжать. И не должна терять «Ника-моду», это твоя фирма, - предательски краснея, сказал Зорькин.
Катя улыбнулась и подошла к нему.
- Это ты «не должен» - чувствовать себя виноватым. Так сложились обстоятельства. А теперь пойдем, я опаздываю на работу…
Она отпустила такси. Обернулась, помедлила… Сердце вздохнуло и улеглось в пустоту. Андрея нет… нет. Ее сердце всегда чувствует, в офисе ли он, и даже почти всегда угадывает, где именно: у маркетологов, в цехах, на складе… Перестройка крыла почти закончилась, и отсюда, с дороги, уже хорошо видны боковая часть здания, ворота склада, куда на специальном лифте снизу, из цехов, поднимаются ткани. И сердце все же забилось чаще, как всегда оно радуется при виде сменяющихся у этих ворот грузовиков и микроавтобусов. Новый станок работает всего пару недель, а первая продукция уже выпущена и даже «сосватана» – оба маркетолога, Малиновский и Хроменков, работают, кажется, за полночь. Как она рада успеху Андрея! Как было важно доказать ему, что она не зря в него верила! Еще важнее – доказать себе… Любить и не стыдиться своей любви – ради этого стоило оставить агентство и прийти сюда. Но всему приходит и свое время… Правда, в агентство она уже не вернется, зря она обнадежила Юлиану.
Катя прошла площадку, вестибюль, поднялась по лестнице. Да, вот и эта парочка, о которой она только что думала: невысокий добродушный Витя Хроменков и почти неузнаваемый, совсем уже бородатый, похожий на геолога из 60-х, Роман Малиновский. Он с такой естественностью носит свою бороду, будто никогда и не выглядел иначе, невозмутимый, как всегда, постоянный, несмотря ни на какие преображения. И этим внутренним постоянством успокаивающий, как ни странно это звучало бы для нее раньше.
Катя уже привыкла видеть Виктора и Рому вместе, даже больше, чем Малиновского - с Андреем… Андрей – один. Андрей – отдельно.
На улице совсем потеплело, одежда укоротилась, и иногда Катя смотрит на чуть загорелую уже руку Андрея, от запястья до локтя, и боится забыться, не сдержаться и в любую секунду оказаться на краю чужого гнезда… Это то, о чем говорил он сам: не ручаюсь. Какое-то странное состояние: словно не исключаешь, что в любой неожиданный момент выпадешь из времени, пространства, обстоятельств, – будто принадлежишь ему вне времени, пространства и обстоятельств…
Неделя, всего неделя, и она даст ответ Мише. Через неделю очень важный для Андрея, для них всех, для «Фэшн текстиль», день и вечер. Днем планируется заключить крупный договор на поставку тканей, а вечером они ждут «в гости» Ждановых – пришло время для Маргариты и Павла увидеть фирму сына собственными глазами. В честь их приезда усилиями Юлианы будет устроена небольшая вечеринка, коктейль-пати, приглашены все основные партнеры «Фэшн текстиль», родители Андрея и даже Воропаев… А потом…
Никуда она Андрея не отпустит. Если все получится, если Кира не сделает ошибки, она просто проводит его в «большую жизнь» (она и не переставала верить, что его будущее – только «Зималетто») и потихоньку, так, что он и не будет знать, попрощается с ним.
Кира поймет, что без нее ей нечего опасаться его возвращения. Не может не понять, она ведь любит его, как же можно отвергать то, что - он любит?..
До обеда Андрей в офис не вернулся (вместе с Марусовой с самого утра отправился в налоговую, как сказала Света), и, как только маленькая стрелка коснулась единицы и пришло время обеда, Катя вызвала такси - до «Зималетто»…
Она стояла, слегка прислонившись к колонне, горячей, нагретой открытым солнцем. Мыслей почти не было, странная легкость; даже ее обычное в последнее время томление не ушло – в преддверии встречи со враждебным не спряталось, не защитилось. Мелькнуло: если бы это перестало быть враждебным. Если бы Кира вышла сейчас и сказала: я… отпускаю…
Она почувствовала еле уловимое движение воздуха и резко распахнула глаза. Перед нею стояла Кира.
И даже чуть-чуть улыбалась.
- А вы все мечтаете, Катя…
- Кира Юрьевна, вы не должны допустить, чтобы Андрей уехал, - решительно отделяясь от колонны и делая шаг в сторону (ни на что не опираться, но и не стоять слишком близко), сказала она. – Убедите его остаться - ради "Зималетто", это единственное, что может его удержать.
- "Зималетто"? При чем здесь... и я не вижу, с какой стороны это касается - вас?
- Вы правы, - она приняла такие условия игры, хоть и была опечалена, что Кира их так предсказуемо предложила… - Просто скажу то, что должны знать вы и пока не должен знать Андрей. Я уезжаю сама, и никакой необходимости для вас с Андреем… или ему одному, покидать Москву нет.
- Уезжаете?.. – Кира недоверчиво прищурилась, и в ярком солнечном свете ее лицо напомнило состаренную картину, всю в мелких трещинках-морщинках…
- Да. В другой город. Это предложение поступило мне задолго до того, как… в общем, этот отъезд не связан с Андреем. Уговорите его остаться. Для него «Зималетто" - это главное, вы же понимаете... Если получится так, что Александр Юрьевич не сможет больше управлять компанией, поддержите Андрея. Вы сможете устроить свою жизнь в Москве. Прощайте, Кира Юрьевна…
- Катя, подождите. Подождите, Катя! – Голос Киры был требовательным, заносчивым, и Катя не остановилась. Незачем выслушивать то, что и так ясно: эта женщина ненавидит ее. Она виновата перед ней, но то, что ей предстоит, искупит вину сполна. Больше ведь наказать себя невозможно, и все слова перед этим теряют смысл.
Так же, как потерял бы смысл путь Андрея, если бы она позволила ему сделать то, что в минуту слабости и отчаяния он собирался или еще решится сделать. Ее заступничество за Киру было ведь не главной причиной… Она давно поняла, как важно для него стало сохранить себя и не совершить низости, чтобы вознестись. Если и не дойти, то с чистыми руками…
Кира не могла изменить своего голоса и мучилась этим… Но она хотела сказать совсем другие слова. Сама еще не знала какие, но чувствовала, что женщина, сломавшая ей жизнь, не должна вот так уходить. «Кира, добрый день», - за ее спиной раздался негромкий голос… Она обернулась и вспомнила слова Маргариты, сказанные ею в недавнем телефонном разговоре:
- Кира, я подумала: может, аккуратно, без огласки проведем в «Зималетто» аудит?
Кира тогда вздохнула: методы не меняются, их на самом деле не так уж много. Меняются только фигуры на шахматной доске.
Ей, кажется, удалось убедить свою будущую свекровь, что можно еще немного подождать… Ну, а теперь и не нужны такие радикальные меры, после того, как Пушкарева предложила добиться для них кредита.
…- Здравствуйте, Павел Олегович. Очень рада, что вы в Москве. Пойдемте, Саша ждет вас… Мы взяли большой кредит в банке «Ллойд Моррис». Приступаем к производству новой коллекции.
По мягкому и снисходительному выражению лица Павла она поняла, что ему известно значительно больше этих общих формулировок. По-видимому, случайно или нет, он все же вникнул в подробности и, более того, именно поэтому приехал…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
рада тебя видеть!
Поправляйся!
)
Свою жизнь не исправить - она прошла, в чужой - не покомандуешь... Редкие мудрецы учатся на чужих ошибках, большинство предпочитают свой горький опыт 
Куда определить Киру - автору решать 
И, сколько бы ни было, всегда мало. 
Уже хочется продолжения.
