Глава 14
Пожары во вселенных
…Время, опыт, пространство затянуло пеленой. Кроме двух белых звёзд, плывущих друг к другу, всё утонуло во мраке, ненужное и неважное. Когда звёзды встретились, их юный свет дрогнул и стал наливаться новыми красками - золотистой и розовой, и новая звезда была полнее и реальнее первых двух.
Поцелуй догорал в смешавшемся дыхании; они стояли, прижавшись друг к другу, щекой к щеке.
Вернулся кабинет, вернулось собственное "я". Пока ещё слабое, но дышать только его дыханием нереально. Вокруг ещё много всего, и она, она сама уже есть, и это не обойти, не отмахнуться. Но и то, что случилось, не обойти; убежав сейчас, она убежит по кругу и вернётся сюда же. К своему чуду. Да, к чуду. Вернётся?..
Глубоко вздохнув, Катя отстранилась. Продолжая обнимать её, Андрей заглянул ей в глаза и улыбнулся.
- Я так рад, что ты поверила мне.
Она сосредоточенно разглядывала его. Этого не может быть... Это не он.
Андрей тихонько засмеялся. Прижался снова губами к её волосам. Сказал, что понимает: ей нужно время, нужно привыкнуть... попросил называть Андреем.
Неосознанно качнула головой. Как она может? И как вообще…
- Как это могло произойти? Вы не можете... не можете... меня...
- Я не знаю как, Кать. Думаю, что этого никто не знает. Но это всё равно правда. И ты, и я, и эта роза... - Улыбнувшись, Андрей бросил взгляд на цветок, лежавший рядом на столе. - Не забудь о ней, ладно? Мне будет жаль, если она так и завянет... здесь...
Невольно и она улыбнулась. Андрей Жданов... Я, ты и роза...
Потихоньку высвободилась. Стоять без него было странно. Как быстро. Как быстро это смогло стать странным. А потом... потом может быть ещё и страшно. И больно. Что с ним? Что с ним случилось?
Гладил по голове. Хотел спрятать в кармане у сердца. Искал поддержки, утешения, ведь он один, всегда один, и столько несчастий обрушилось на него. Чувствовал себя виноватым за эту женитьбу, убедил себя, что что-то испытывает к ней?.. А ещё Коля. И Володя...
Мысль о Володе вызвала неприятие, почти до боли. Случилось непоправимое. Она больше не сможет улыбнуться другому мужчине, сесть к нему в машину, дотронуться до него. Она снова несвободна, и Андрей...
Андрей внимательно наблюдал за её лицом. Она отвечала тем же. Как им проникнуть в мысли друг друга, как понять? Вспомнились Колины слова...
- Кать, скажи, - несмотря на улыбку, он побледнел немного, - скажи: ты любишь меня?
Об этом не страшно говорить. Это родное, давно знакомое, как старый друг. Как ей хотелось стать ему другом...
- Люблю...
И слабая улыбка тронула её губы.
Он нетерпеливо взял её руку, разжал ладонь, осыпал мелкими частыми поцелуями.
- И я люблю, - прошептал, - люблю тебя, Кать. Как я рад. Я счастлив. А ты? - приходя в себя, поднял на неё глаза. - Ты счастлива?
- Я не знаю. Я ничего не знаю...
Он кивнул. Он понимает. Осталось совсем немного, завтра после совета он поговорит с Кирой и родителями... У них всё будет так, как надо, как бывает у всех.
- Кира Юрьевна... вы уверены, что поступаете правильно?
- Да. На двести процентов... на тысячу.
- Но это многое осложнит...
- Нет, наоборот, всё просто. - Он напряжённо улыбался, и блеск в глазах пугал и восхищал её. - Я хочу целовать любимую женщину, принадлежать только ей.
Душа взметнулась ввысь от радости, от гордости за него… и вдруг резко опустилась и снова сжалась в пугливый комок. Они совсем одни - вдвоём против целого мира и… да, в каком-то смысле друг против друга. Ведь эта зарождающаяся близость ещё и борьба. Всё зыбко, непонятно, знакомство, первые прикосновения душ… но он уже вошёл в неё, живой, настоящий. Это уже не сомнение, не зёрнышко, случайно брошенное Зорькиным и отвергнутое ею, как бракованное. Её губы всё ещё пощипывает, её ладонь горит от его поцелуев, и она не может просто взять и сказать себе: этого не было.
Но и другое было. Неслушающейся рукой она повернула к себе сумку, долго расстёгивала замок. Нашла свидетельство, вынула его. Всё ещё улыбаясь, но уже неуверенно, Андрей взял его.
- Откуда это у тебя? Ты нашла...
- Нет, что вы! Это Юлиана... Вы случайно передали ей вместе с бумагами по показу.
Он отрывисто, горько рассмеялся. Катя, похоже, мы под колпаком... Она заверила его, что здесь нечего бояться, Юлиана будет молчать и даже ему не покажет, что что-то знает. Но...
- Но после этого случая я поняла, что это становится опасным. Что это может всё осложнить... погубить вас. Нам нужно что-то предпринять.
Он помолчал. Был спокоен, серьёзен, словно собирался с силами для главного вопроса.
- Ты хочешь развестись?
- Да. Так будет лучше. - Она опустила глаза.
Он вздохнул, поднял её лицо за подбородок.
- Не делай этого. Я чувствую - это неправильно. Ну, хочешь... хочешь, я скажу: пока?
- Я сама скажу, - неожиданно для себя самой ответила она. - До завтра... до завтра подождём. Завтра очень трудный день для вас, надо ещё отчёт изучить... прочитать...
- Ты думаешь, я смогу этим заниматься?
Его глаза нежно смеялись. Он был такой... совсем другой. За то время, что она его знала, видела его разным. Ведь, когда она вышла за него замуж, ей даже пришлось мысленно уйти от него, как же он мог оставаться прежним для неё. Но сейчас... такого родства, такой близости она ещё ни с кем не испытывала.
Отпустив себя, подняла руку и сделала то, что тысячи раз проделывала в мечтах: убрала волосы с его лба, погладила. И, кажется, первая качнулась к нему для поцелуя. Если это сон, то пусть он длится вечно. Это лучшее, что могло случиться в её жизни...
- Уже поздно… Ты устала?
Она счастливо кивнула, прильнув к его плечу.
- Отвези меня домой.
Он взял со стола розу, обе папки. Под папками лежал лист бумаги, всего несколько строчек. Катя успела прочесть их, прежде чем объятие распалось. Андрей всё ещё обнимал её, а она читала: Владимир Сергеевич Храмцов, 1963 года рождения... открыл фирму... ликвидирована... Бедный Андрей. Он так и не верит ей. Слёзы затопили глаза, и она крепко вжала лицо в толстую ткань его пальто. Что же ей делать. Что.
Она не видела его лица, его рук, услышала только хруст скомканной бумаги. Чтобы уничтожить злосчастный листок, ему пришлось вновь положить розу на стол, и, когда Катя наконец смогла открыть глаза, увидела рядом два этих взаимоисключающих предмета. Знаки его чувства и недоверия. Или не исключающих? И это вполне может существовать вместе...
На лице Андрея была лёгкая паника. Он пытался понять, видела ли она эти "данные из центра". И она помогла ему. Тошнота, странно знакомая - оказывается, этот артефакт предательства все эти годы был с ней, - подкатывала к горлу, и Катя знала: если она промолчит, так и будет всю дорогу к дому рядом с ним страдать от тошноты. Как недолго она была счастлива, десять минут? пятнадцать?.. Бабочки отдыхают...
- Катя, ты всё неправильно поняла... Это не имеет ко мне никакого отношения... Я ничего не знал, Малиновский случайно встретил эту девушку, его знакомую... Я смеялся, я запретил ему...
- Роман Дмитрич... он ничего не знает о... о вас... обо мне...
- В этом всё дело, я не хотел ему говорить раньше времени, приходилось подыгрывать!.. Завтра я всё скажу, и всё прекратится - раз и навсегда... ты веришь мне? Веришь?
И он снова привлёк её к себе, стал целовать щёки, шею, но она уже ничего не чувствовала. Мысленный ступор... ну, пусть это называется так. Это вначале, лишившись всех мыслей, она смогла жить лишь чувством, сама стала чувством. Теперь нет мыслей - нет чувств.
Андрею было тяжело от вновь выросшей стены отчуждения между ними, это она понимала. Но этому могло быть множество объяснений... ведь он был почти у цели. Он готов был пожертвовать своей свадьбой, чтобы не терять над «Ника-модой» контроля, а теперь она снова может потребовать развода... но нет, комок в горле не преодолеть, а значит, нельзя думать об этом. Ни о чём сейчас нельзя думать.
Он попытался не отпустить её. То, что так естественно, так правильно разлучало их ещё десять минут назад, разлучало в этот вечер, чтобы завтра соединить навсегда, растворилось в заискрившем недоверием воздухе. И искры заставляли Андрея настаивать, но всё уже было скованно, неловко, неубедительно, и Катя сказала твёрдое «нет», и они всё же ехали к её дому…
- Катя, ты не бросишь меня? - сдавленным, чужим голосом спросил Андрей, остановив машину у её подъезда. - Ты... ты уничтожишь меня, ты понимаешь? Теперь я не смогу без тебя... вообще не смогу... ты очень нужна мне...
- Вы мне тоже нужны, Андрей... Палыч, - ей и самой слова давались с трудом. - Поезжайте домой, отдохните... Или, - внезапная мысль о своей наивности подбросила сердце, - или вы поедете к Кире Юрьевне?
- Ну вот, договорилась... с ума сошла...
Его рука скользнула под воротник блузки под пальто, и снова возникло ощущение, что нет никакой одежды, что они обнажены, кожа к коже, и он обнял её за шею, притянул к себе... Коснулся лба горячими губами, окутал лицо дыханием… Катя не сопротивлялась, прикрыла глаза. Как может врать это нежное, доверчивое дыхание, это сбивающееся сердце. А как может - быть правдой?..
Пелена упала. Время, опыт, пространство - всё вернулось, всё на своих местах. И другие звёзды - скукоженные угольки - грустно глядят со свода неба. Вокруг одной из них, самой большой, - пусто и черно. И эта чёрная пустота разрастается, достигает горящей звезды, и розовато-золотистый свет пугливо пятится, убегает...
Силуэт, прячущийся за грязной занавеской на подоконнике в шумной прокуренной комнате общежития, возвращается сквозь годы и насмешливо смотрит на неё. Ты нужна мне, говорит он. Ты поможешь мне подтянуть "хвосты" и выиграть пари. Мне очень нужны деньги, а тебе нужна любовь. Я дам тебе любовь взамен на деньги...
Катя лежала, накрывшись одеялом с головой, и пыталась спасти свою новую, только что родившуюся звезду.
***
Он уснул в четыре и проснулся в шесть. Лежал и смотрел в чёрный квадрат окна. Сюда, к его окнам, даже свет от фонарей не доходит. Но это было, в общем, неважно. Его не было в этой ночной реальности, он вспоминал.
День за днём – с того дня, когда впервые услышал о Зорькине. Он помнил это неотчётливо, не знал, где и при каких обстоятельствах, но помнил, что Катя спрашивала о работе для своего знакомого. С усилием непривычности Андрей пытался разложить всё на молекулы, проникнуть в самую суть – себя, но почти ничего не получалось. Причины, следствия, мотивы и поступки были перепутаны, как старые нитки в слипшемся клубке, и теперь уже практически невозможно было отделить их друг от друга.
…- Сдаётся мне, Катя, что вы работаете не одна… Вы же знаете, что я не хотел, чтобы кто-нибудь был посвящён в наши планы… - Я действительно привлекла одного человека, но он очень надёжный и хороший специалист… - Катя… даже очень хороший специалист может проболтаться… - Коля?.. Он ничего не знает. Я использую его втёмную…
Наверное, он ревновал уже тогда, но и беспокойство за фирму, подогреваемое Малиновским, было сильным. А может, это были части одного целого. В любом случае, сейчас уже ничего нельзя будет доказать – даже себе, и для неё он тогдашний навсегда останется чутко вытянувшим шейку, встревожившимся за свои деньги индюком.
Но сейчас!.. Про «сейчас» он знал значительно больше. Он готов был сдавать экзамен, если бы кто-нибудь согласился его принять. И разговор с Зорькиным, и слежка за Катей и Храмцовым в «Лиссабоне» имели совершенно определённую подоплёку, и выкладки Малиновского были так же далеки от них, как он прежний от себя теперешнего. Но лежали не на Малиновского – на его столе и каким-то простым до жестокости, логичным образом соединялись с теми, самыми первыми подозрениями. А они-то и вынудили Катю сделать роковой шаг – шаг, который, формально приблизив её, отдалил.
Андрей сердито ворочался в постели, выхватывал подушку, накрывал голову… Но какая глупость! Нелепость! Теперь, когда он почти её вернул…
Он даже мысли не допускал, что стена, выросшая, когда Катя увидела эту дурацкую бумажку, может стать капитальной. Она поставила временную перегородку – пусть, было больно, но он потерпит. Но чтобы навсегда, чтобы услышать от неё окончательное «нет»… на это даже время тратить глупо, этому не бывать. Только одно теперь может забрать её у него.
Но он знал теперь то, что сильнее любых слов и выяснений. Он даже не ожидал, что любовь может разговаривать на таком языке. Точном, без намёков и иносказаний. Катино ДА было в ней, она сама, вся была - ДА. По молчаливому соглашению они, переполнившись своим счастьем, должны были расстаться сегодня, чтобы завтра уже не расставаться. Но там, у лифта он увидел её глаза и подумал, что теперь не должен её отпускать. И отпустил… Он не мог спорить с ней, потому что её любовь была старше, да и потому, что сам уже любил её и не хотел причинять ей боли. И впервые тогда, у лифта почувствовал решимость, если уж понадобится, покончить с этим браком. Если он скажет, что согласен на развод, - спасёт положение. Перегородка рухнет, а что, в конце концов, означает эта злосчастная печать?..
Постоянно хотелось пить. То и дело он вставал, шёл на кухню, наливал воду в стакан и жадно пил. Лоб перерезала уже, казалось, вечная морщина. Как он любил её в эти минуты страха, неопределённости, как хотел! И поэтому, несмотря ни на что, знал: всё будет. Катя у него – будет.
Ещё раньше, как только он вернулся домой, позвонила Кира. Она была пьяна и, наверное, поэтому неопасна. Раздражавшие его волны опасности растворились в виски и в ночи. Она несла чушь, но он не поддавался. Высказал ей всё, что думает о её слежке, и отрезал: поговорим завтра. «Знаю я, что ты скажешь мне завтра», - угрюмо заключила она, и он почти проорал в уже пустую трубку: я очень рад, что ты знаешь! Я не женюсь на тебе – никогда!..
…Да это маразм какой-то: любить одну женщину, жениться на другой… Какое счастье, что он успел. Ну, хоть в чём-то…
А Малиновский смотрел на него, как на сумасшедшего. Для Малиновского свадьба друга с Кирой была нормальна, а то, о чём говорил друг, – маразм. Предсказуемо, в общем-то, но мало у него проблем, что ли, ещё о реакции Малиновского беспокоиться. А игры в кошки-мышки закончились, теперь он будет говорить только то, что думает…
- А ты, друг мой, мелко смотришь, - заявил Роман. – Ты вот думаешь – это я так реагирую, а ты в моём лице всех наших знакомых видишь, всех друзей. И друзей и знакомых Павла Олеговича и Маргариты Рудольфовны. И самих Павла Олеговича и Маргариту Рудольфовну. Продолжать?..
- Не стоит. Ты думаешь, я этого не знаю, большую новость сообщил? Так вот: если бы у меня была ещё одна жизнь, я бы пожертвовал этой из твоих соображений, так и быть… Но знать, что поступаешь неправильно, и не пытаться исправить ошибку – глупо. Мне надоело быть участником реалити-шоу «Дурдом-2», где все гадают и делают ставки, женит меня Кира на себе или я раньше рехнусь!.. Не логичней ли жениться на любимой женщине и прожить всю жизнь спокойно и счастливо? Если нет, то у нас с тобой разная логика, Малиновский, ты уж меня прости…
- Вы только посмотрите на него: разная логика… А когда-то была одна…
- Ну, наверное, в этом и состоит вся прелесть нашей жизни: каждый день мы открываем для себя что-то новое… какие-то новые позиции, горизонты…
Малиновский хмыкнул исподлобья:
- Катя Пушкарёва – твой новый горизонт?
Андрей развернулся вальяжно, неторопливо, улыбнулся снисходительно:
- Именно, Малиновский. Именно… Тем более, что ей осталось только фамилию сменить…
Роман только головой покачал.
- Ну, не знаю я, Андрей… Мне кажется, ещё подумать надо. Я понимаю, на тебя столько навалилось, Катенька своей личной жизнью занялась, ты растерялся, настоял на своём… Но всё менять, всё менять… из-за кого? из-за этой серой мыши?..
Это он зря сказал. И тут же узнал об этом.
- Чтобы больше никогда, ничего подобного… Ты слышишь меня, Ма-ли-нов-ский?..
Лежащий на столе Роман, задыхаясь, поднял руки: «Ну, всё. Всё, честно. Я проверить хотел. Теперь верю. Очень сейчас убедительно выглядишь…»
Андрей отпустил его, отошёл. Роман поднялся, уселся на своё место. Задумался. И снова недоуменно усмехнулся.
- Воропаев разорвёт «Зималетто» в клочья. Всё выйдет наружу. Ты это понимаешь?
- Я что, дурак, по-твоему? Он и так собирается разорвать, и без приятной новости. Надеюсь на поддержку отца. Надеюсь, что смогу убедить его, что Сашкина идея сильно навредит компании. И что его влияния хватит, чтобы убедить Воропаева. Даже когда я отменю свадьбу…
- Так, может, лучше поговорить с ним до совета? Скажешь про отмену, подготовишь…
Андрей покачал головой.
- Нет. Катин доклад потеряет силу. А я надеюсь на доклад больше, чем на что бы то ни было. Ей удастся представить всё в таком свете, что одна мысль о потере значительной доли будет абсурдной. Смекаешь?..
- Ну… Всё равно мы рискуем, Жданов. Практически на волоске…
- Впервой, что ль? – с горьковатой иронией усмехнулся Андрей.
Катю он в это утро видел мало. Она была занята последними приготовлениями, и он не хотел её отвлекать. Остановил только однажды, повернул к себе за плечи:
- Всё будет хорошо. Да?
И снова она так внимательно, так вдумчиво на него смотрела. Нет, она не бросила его. Но и здесь – всё на волоске… И всё-таки кивнула, и он почувствовал тепло, и едва не сорвался в желание и удержался от того, чтобы поцеловать её.
Он спасался в это неспокойное утро короткими размышлениями о будущем. Останавливался у окна и представлял себе, как всё будет. Уже через несколько часов Катя будет сидеть на его диване, в его доме. Подожмёт ноги, в руках чашка с чаем, а он растопит камин. И всё-всё ей объяснит. И не будет ничего – ни её Зорькиных-Храмцовых, ни Воропаева с его акциями, ни Киры с её притязаниями… Только они вдвоём. Если бы не эта уверенность, он бы, пожалуй, и мог дрогнуть под давлением Малиновского, а по сути – всех проблем, - так велико было напряжение.
Но всё пошло по его плану. Катя была на высоте. Андрей сидел и жадно впитывал каждое её слово, будто хотел передать эти ощущения отцу. Покончив с нынешним положением дел, Катя перешла к перспективам развития, к их плану – это было главное, на что Андрей делал ставку. Франшизы, пересмотр торговой системы и договоров с зарубежными партнёрами, коренное изменение графика работы производства – всё это должно было играть на уверенность акционеров в будущем «Зималетто», вселить в них подкреплённую надежду и одобрение его действий на президентском посту. Так и случилось. На столе не было ни одной дольки лимона, но лицо Воропаева выглядело так, будто он съел их тонну. И дёгтя в бочку мёда под названием «Зималетто» Андрея Жданова» с его стороны хватало. Но все придирки, все попытки уличения были бессильны – Жданов-старший счёл отчёт блестящим. И, не давая Воропаеву времени опомниться и насладиться своим звёздным часом, заговорил об акциях первым.
- Саша, разумеется, я не могу тебе приказывать, запрещать. Ты волен распоряжаться собственными деньгами по своему усмотрению. И всё же позволь напомнить тебе, что вклад в такую крупную компанию, как «Зималетто», имеет несколько отдельный, особенный статус. К тому же тебе известно, что я, как главный акционер и просто близкий друг твоего отца, вправе рассчитывать на твоё благоразумие. Не вижу никаких препятствий к тому, чтобы удовлетворить твою просьбу после решения всех проблем компании…
- Проблем, которые мы имеем по милости действующего президента, прошу заметить, - повысил голос Александр. – И я не хочу каждую минуту рисковать своими деньгами, то и дело ожидая полного краха! Вы, Пал Олегыч, уверены, что ситуация с провальной коллекцией не повторится? Так ради бога, это ваше дело, как и дело всех, кто вкладывается в заведомо гнилое предприятие, а мне надоело быть дурачком и выслушивать на каждом совете побасенки госпожи Пушкарёвой…
…Он мог много ещё говорить, а отец отвечать, но суть была ясна. Вся эта бравада не отражала до конца его намерений – как обычно; ничего нового они не услышали. Андрей был даже слегка разочарован, по словам Киры, на этот раз её брат был настроен серьёзно… Видимо, Катин доклад и на него произвёл впечатление, как бы он ни старался это скрыть. Вот и хорошо. Вот и чудесно…
Катя поднялась неуверенно:
- Я больше не нужна?..
Но отец задержал её.
- Ещё несколько минут, Катерина Валерьевна, прошу вас остаться… Я хотел бы сейчас перейти к, пожалуй, самому важному на сегодняшний день, чем я со своей стороны хотел поделиться с вами, - негромко добавил он. Все повернулись к нему.
После паузы он продолжил:
- Я не хотел говорить, пока не стало точно известно. Всё это время, как вы знаете, я вёл переговоры с некоторыми фирмами в Лондоне по поводу закупки нашей продукции. Мне наконец удалось заручиться согласием троих! партнёров… - Отец медленно поднял глаза. На него. На Андрея. – Ты мне нужен в Лондоне. Это много времени не займёт, недели две, не больше, но я хочу, чтобы ты лично договаривался с покупателями. Похоже, у тебя это неплохо получается… В твоё отсутствие управление компанией возьмёт на себя Екатерина Валерьевна.
Андрей просиял. Это был триумф. Это было больше самого смелого, что он позволял себе в мечтах, думая о том времени, когда докажет отцу: он способен на многое.
Он взглянул на Катю. Сознание странным образом закупорило доступ в настоящее, открывшись прошлому. Она должна быть рада, она всегда радуется за него!.. Но радости не было. И к напряжённости на её лице добавились растерянность и… отчаяние?.. И настоящее навалилось на него, со всеми своими радостями и печалями. А ещё предстоит шокировать родителей заявлением об отмене свадьбы…
Любовь боролась со слабостью, сомнения – с ожиданием счастья, которое он уже испытал. Он не успел отвести глаза и встретился с ней взглядом. И что-то в её взгляде было такое, что заставило его улыбнуться. То ли ободряюще, то ли благодарно за то, что она ободрила. И всё же мысль о разговоре с отцом царапала и омрачала…
Отец спокойно обратился к нему:
- Что скажешь?
- Что я могу сказать. Я очень рад. Спасибо тебе. Я оправдаю твоё доверие…
- Ах, какая трогательная сцена… - начал Александр, но Кира прервала его:
- Саша, прекрати.
- А почему я должен молчать? Мои деньги всё ещё здесь, вы сами уговорили меня остаться, так что будьте добры, слушайте теперь замечания… - На лице Воропаева огромными буквами были написаны жажда реванша и досада. – Тем более, что, насколько я помню, следующим вопросом на повестке дня была ваша свадьба… Так вот, Кира, ты видишь - свадьба снова откладывается, чего и следовало ожидать…
Павел Олегович протестующе поднял руку, но Кира избавила его от объяснений. С холодной терпеливостью она ответила брату, но было видно, что она на пределе. Андрей старался не смотреть на неё, не слушать её, вообще забыть о том, что она существует…
- Ты прекрасно знаешь, что свадьба и так намечена через две недели. И решение Пал Олегыча ничего не меняет…
- Но ты-то, ты, сестрёнка, должна понимать, что твоему женишку это только на руку! Советую и тебе воспользоваться этим временем, чтобы привести свои мысли в порядок, чтобы оценить наконец этого… - Он смерил Андрея презрительным взглядом - …по «достоинству».
Он внезапно успокоился. Сделал вид, что думает, усмехнулся, сказал уже другим, мнимо дружелюбным тоном:
– А знаешь, Андрей… Я тут подумал: уже неинтересно играть с тобой краплёными картами. Ты ведь всегда трясся от страха, что я заберу деньги, если ты расстроишь свадьбу, и где-то был прав, но всё течёт, всё меняется… А как тебе такой вариант: если прямо сейчас не откажешься от сего торжественного события, пересмотрю своё решение пойти вам навстречу… Мне, в конце концов, дорого счастье сестры, гора-а-аздо дороже ваших эфемерных надежд на процветание «Зималетто»…
Кира побледнела, вскочила.
- Ах, какой вершитель судеб выискался! – не выдержал и Андрей. – Да ты что, господь бог, чтобы меня на прочность проверять? Ультиматумы ставит… Плевал я на твои ультиматумы!..
- Боже мой, боже мой… - в отчаянии покачала головой Маргарита. – Мальчики, до чего вы договоритесь… что вы делаете?.. Кирочка, не слушай их… Саша, замолчи сейчас же!..
- Плевал? – не обращая на неё внимания, распаляясь, сверлил его взглядом Воропаев. Дорвался… Вот он, его звёздный час… – Ну что ж, давай проверим? Думаешь, не сделаю? Сделаю, и на Павла Олеговича, при всём уважении, не посмотрю… Не могу больше видеть, как ты издеваешься над моей сестрой, во что ты превратил её, ты видел? Конечно, не видел, ты когда на неё смотрел в последний раз… Ну же, Андрей, ты же только этого и ждёшь, только трусливая душонка мешает признаться!..
- Хватит!!!.. – Кира вскинула руки и закрыла ими лицо. Медленно отвела и посмотрела на обоих. Сказала глухо, сдавленно: – Хватит, Саша. Твоя проверка не понадобится. Я отказываюсь от роли разменной монеты в вашей «игре» и сама отменяю свадьбу. Свадьбы не будет, слышишь?!.. – Теперь уже она повернулась к Андрею, и взгляд был ещё отчаянней. – Можешь не волноваться, ты свободен, я отпускаю тебя!..
- Ты доволен? – не глядя на неё, зарычал Андрей. – Походя уничтожил сестру, и всё из-за чего? Только чтобы самоутвердиться, подкормить свои амбиции? Не слишком велика ли плата?!..
- Кто бы говорил, Андрюша, кто бы говорил!.. Поздновато только… Если ты так заботишься о счастье Киры, почему раньше вёл себя с ней, как последняя скотина?..
Андрей схватил Киру за руку, потащил к двери.
- Пойдём поговорим…
Она вырвала руку, тяжело дыша, стояла перед ним.
- Нет, Андрей. Нет…
Её бледное лицо исказилось рыданием, и, метнувшись мимо него, она выскочила, громко хлопнув дверью.
В конференц-зале воцарилось мёртвое молчание. Земная твердь не сдвинулась, где-то там, за тоннами стекла и железа невидимые ещё звёзды не пылали, не вспыхивали - горели себе спокойным ровным огнём. Пожар в маленькой автономной вселенной «Зималетто» почти не касался их…
|