|
Глава 9
Маска, я тебя не знаю...
Андрей вёл машину, изредка настороженно взглядывая вправо. Справа сидела Катя. Притихшая, далёкая – но всё-таки сидела. Всё-таки она была здесь. С ним.
Он был угрюм, раздосадован, пристыжен. Он испытывал чувство человека, которому удалось остановить руку, собиравшуюся сбросить его в пропасть, – а оставался всего миллиметр, - но он всё так же балансировал на краю.
Неутешительные, не нравящиеся ему выводы напрашивались сами собой. Если он не хочет свалиться, надо забыть о своих правилах и установках. Говорить то, что думаешь. Быть искренним и без двойного дна. Всё его существо ломало и корёжило, шутка ли, столько лет водить всех за нос… Но сейчас слишком многое было на кону.
Слова не те. Тон не тот. Выражение лица… Ну конечно, кому же понравятся эти сошедшиеся на переносице брови и горящие глаза. Гроза всех хулиганов, как же. Катя-хулиганка… Набросился, кулаками размахался… А внутри – всего лишь испуганный, растерявшийся мальчишка, который не знает, куда ему бежать, ищет опоры. Только очень уж нестандартным способом – заговаривая судьбу, на неё же, опору, и нападая.
Ведь всегда удавалось. Этот метод, когда-то с успехом пройдя тест-проверку в первый раз, был тут же взят им на вооружение. И срабатывал со всеми, со всеми без исключения, да и с ней тоже… до этого вот момента. До момента, когда она сказала «тихо, твёрдо и уверенно».
И он поверил – как верил всему, что она говорила. В то же мгновение понял, что всё так и будет. Она действительно развернётся сейчас, пойдёт звонить своему финансовому гению, чтобы привёз документы, а потом поедет в ЗАГС. А потом… о господи, да. Ознакомит его с ещё одним очень интересным документом. И начнётся у него новая жизнь – без неё, а значит, в конечном счёте и без «Зималетто».
Он так испугался этой своей гипотетической новой жизни, призрак которой маячил в Катиных глазах, что сразу стал смирным и ручным. Пытался говорить тоже – твёрдо и уверенно, но получался какой-то лепет, который бесил его самого.
- Катенька… вы меня неправильно поняли, послушайте…
Она сделала движение, как будто хотела увернуться и отойти, и, только сейчас опомнившись, он убрал свои руки с её плеч, но не отодвинулся ни на шаг, и руки так и застыли в воздухе, будто он боялся сделать какое-то лишнее, роковое движение. Говори, Жданов, говори, не молчи… нельзя давать ей ни мгновения на раздумья, иначе она может расценить молчание как согласие или капитуляцию, и тогда уже никакие преследования не помогут вернуть её…
Говорить то, что думаешь. Никакой лжи. Быть искренним и без двойного дна… Он морщился, страдал, но был…
- Вы не поняли, я хотел всего лишь, чтобы вы подтвердили… Я ни минуты не сомневался, что это недоразумение, но я… Катя, простите меня, ради бога. Я так разволновался, пока вас не было, так себя накрутил, что не сдержался… если бы вы знали, как я раскаиваюсь, Катя, прошу вас, поверьте… Давайте простим друг другу, забудем… Вы ведь тоже не серьёзно это сейчас сказали? Просто со зла, правда?..
Он видел, что она начинает оттаивать. Стерженёк, удерживавший её стойкость в эти минуты, стал ослаблять своё напряжение. Губы чуть-чуть задрожали, Андрей увидел это, и что-то неприятно, почти больно перевернулось в груди – такая горечь была в этом трепетании; но и облегчение от того, что она начала сдаваться перед самой собой, было неимоверным. Он готов был схватить её на руки, как когда-то, чтобы она пискнула счастливо и освобождённо, да он бы и сам заорал – от радости, что всё обошлось.
Но удержало что-то, да и не стал бы он этого делать – сейчас, с теперешней Катериной. Что-то изменилось в его отношении к ней, и это, собственно, и вносило дискомфорт больше всего – даже больше, чем изменение её отношения…
Свернув в последний перед отелем переулок, он украдкой повернул голову и ещё раз посмотрел на неё. Её лицо было бесстрастно, без следов горечи или холодной решимости, так напугавшей его. Ну, и слава богу. Она молодец, всегда держится, не унывает. Оптимизм всё-таки полезен, хоть по большей части и глуп… вот и он постоянно твердит себе, что всё ещё будет хорошо.
Увидев справа огни огромного крыльца, подсвеченные постеры и бигборды, толпу нарядных возбуждённых людей у входа, вспомнил вдруг, чтО ещё, помимо остального, промелькнуло в мозгу там, в приёмной. Зорькин… Этим шансом не воспользоваться - просто преступление, и Малиновский ему этого не простит.
Он снова взглянул на Катю. Догадывается она, какие интриги «дружок» плетёт за её спиной?.. Да нет, конечно. Понятия не имеет о том, что через несколько часов здесь, на прибитом колёсами снегу, будет топтаться её женишок… Женишок. А ведь он сам просил её поддерживать в «Зималетто» эту сплетню. Любая сплетня имеет свойство разрастаться, вот и разрослась… Кого винить, кроме себя? Женсовет сейчас ещё и детишек Кате с Зорькиным припишет, а он и слова сказать не посмеет. И всей правды так и не узнает. Идиотство какое-то…
Интересно, Зорькин с гитарой приедет или пощадит?
Вот же, привязался он к этой гитаре. Но если бы Малиновский, скажем, услышал и испытал всё то, что пришлось испытать в тот вечер ему, неизвестно ещё, оправился ли бы он от такого…
А тут ещё неожиданная связь этого обольстителя с его недалёкой секретаршей. То ли доказательство, то ли опровержение. Сначала однозначно принял за первое, а потом вдруг пришло в голову: а если нет? Ну, вдруг у него с Клочковой – серьёзно?
Раздеваясь и помогая Кате снять пальто, краем глаза наблюдал за Клочковой. Она следом за ними появилась в холле, и он решил не выпускать её из виду. Слегка прищурив глаза, размышлял. Викуся – не просто вымогательница. Она вымогательница с условием. Сашке никогда не добиться от неё ответного импульса, потому что он – плевал на неё. И те, кто видит в ней объект для чётко сформулированных целей, не добьются. По крайней мере, до тех пор, пока она не поймёт, что выполнить её условие - примерно то же самое, что достать луну с неба. Ну, где найдёшь такого дурака?..
У Вики имеется Большой Комплекс. Кира часто подшучивала над подругой в разговорах с Андреем, но, конечно, была в этих шутках и доля серьёза: Вике необходимо, чтобы её любили. Чтобы её боготворили, прославляли, носили на руках. Просто и честно за деньги она не будет спать даже с шейхом, потому что знает: ему известна её цена. До последнего сантима, сольдо или чего там ещё… А она – бесценна. В своих глазах и глазах того, кто сподобится так считать. Самой ей, разумеется, любить совсем необязательно. Это даже легче – слегка презирать, подсмеиваться, чувствовать своё превосходство... Но даже если б и захотела, не получилось бы: ни сольдо-сантима всей своей немудрёной способности любить она не отдала бы кому-нибудь другому, всё – только себе.
И либо Зорькин очень умелый манипулятор, творящий чудеса в любовной лирике, либо… искренен с ней. Но чудно это, очень чудно. Чтоб красивый успешный молчел (а Андрей хорошо помнил, что ему говорила Таня) запал на Клочкову? Хотя по первости почему бы и нет… А с Катей?.. Нет, этот образ упорно не вырисовывается… Или Катю обманывает, а в Клочкову влюбился?.. Смешно. До слёз. Жданов, а ты, оказывается, всё ещё веришь в сказки…
Запутавшись в сложных лабиринтах ложного и настоящего, он выбросил всё это из головы и стал просто ждать.
***
Простим друг другу. Забудем.
Хорошо, Андрей Палыч, я согласна. Я готова прощать вам многое, забывать многое. Моя любовь – волнорез в море нормальных человеческих реакций, когда, например, обвиняют в том, в чём не виновата.
Немножко оправдала его (и себя - за то, что простила), пока ехали в машине. Не хотела же гадать, чувствовала, что всё плохо кончится. Но не сдержалась, пошла на поводу у любопытства. Получила то, что должна была. Но теперь… не могла больше реагировать так, как раньше. Не было сил (или слабости?); выпущенная на свободу любовь требовала других ответов.
Когда он положил ей руки на плечи, ей вдруг стало нечем дышать. Заговорил – задохнулась. На свободу, на свободу… Там, вдали от него, любить будет легче.
Говорила – и себе не верила. Она сделает это? Оборвёт разом всё? Значит, это то, чего она хочет на самом деле? Ну, не припугнуть же его она хотела…
И самой стало страшно.
И его напугала. Не кроличьим таким, трусливым страхом, а чем-то очень сильным, какой-то необратимой переменой. И это, в свою очередь, напугало её. Заставило отрезвиться. Пушкарёва, эй, ты что делаешь… Не так велико твоё страдание, чтобы заставлять страдать Его, чтобы влиять на его жизнь. В конце концов, ничто не стоит этой пылающей тоскливой темени в его глазах… Его полного, если она бросит его, - одиночества.
Посидела, отдышалась в каморке и, когда вышла, постаралась сделать вид, что ни о чём не помнит. И Андрей, успокоенный и объяснением (это было всего лишь гадание, и все думают, что речь шла о Зорькине), и тем, что она сама успокоилась, подыгрывал ей. Правда, ему плохо удавалось – она видела, что он продолжает думать об этом. И опять возвращалась тоска о несбыточном – сесть бы с ним рядом, взять за руку, всё-всё объяснить, утешить… Но между ними вечная стена, и все звуки долетают сквозь неё искажёнными.
…Ну, а вот и то, ради чего они пришли сюда. Толпа немного поредела (люди густились уже у подиума), и Катя увидела чуть поодаль Германа Полянского. На ловца и зверь бежит. Правда, у Андрея вид был совершенно отсутствующий, и вряд ли он мог бы провести параллель между своими дневными размышлениями о закупке оборудования и менеджером «Севен-груп». Но для чего тогда она здесь, если не для того, чтоб проводить параллели за него и напоминать.
Напомнила. Андрей надел одну из самых жизнерадостных своих улыбок и направился Герману навстречу.
Договорились быстро.
- Без проблем, Андрей. Мы уже несколько лет возим это оборудование из Италии. Отличный выбор, у твоего знакомого из Владивостока хороший вкус… Встретимся, когда тебе удобно, заключим договор…
- Господин Полянский, мы хотели бы просить о лизинге, - вставила Катя.
- Без проблем, - снова просиял Герман, повернувшись к ней. – Условия обговорим на встрече. – И он вопросительно взглянул на Андрея, а тот, в свою очередь, - на Катю. Она быстро прикинула, когда можно было бы назначить встречу. Назвав дату, пообещала, что свяжется с секретарём Германа, чтобы сообщить время и место.
Начался показ. Украшения на манекенщицах сверкали почти так же ярко, как глаза готовившего показ Милко. Андрей был занят беседой со знакомым предпринимателем, и Катя отлучилась в туалет. Вымыв руки и кое-как пригладив выбившиеся из узла косички (они с Андреем спешили, и не было времени вновь причёсываться), Катя уже хотела выйти, но услышала доносящиеся из курилки голоса и остановилась. Один голос принадлежал Полянскому, второй тоже был знаком, но в первые минуты она всё не могла вспомнить. А поняв, окунулась в давнее, относящееся к какой-то другой эре воспоминание – о том, как её собирались купить. Точнее, не её, а доверие Андрея к ней… Но сейчас речь шла о другом. Ни много ни мало – о ней самой.
- Знаешь, мне это даже в голову не приходило. Умная девушка, бесценный кадр для Жданова…
- Так-то оно так, но забавно всё это, - отвечал Краевич. – Этакая смесь невинности и крутизны. Ребёнок с хваткой тигра. Знаешь, я уже думаю, что Жданов специально заставляет её так выглядеть – отвлекает внимание. Собеседник расслабится, уверен, что всё это несерьёзно, и тут-то ненавязчиво Пушкарёва и наносит удар… Красотки с ослепительными улыбками и ногами от шеи – вчерашний день, смекаешь, Полянский? Вот у кого надо учиться… Ждановское ноу-хау…
Оторопев, Катя вернулась к зеркалу. Нет, это только Краевич. Сказал же Полянский – не замечает… Холодная вода полилась из крана, и Катя плеснула ею на зардевшиеся щёки.
Вгляделась в своё отражение. Она может обманывать себя, но правда слишком очевидна. Она отличается от окружающего мира и всю жизнь будет слышать подобные разговоры. Но её намеченная жизнь этого не предполагала…
Взялась за голубую ленточку и медленно потянула. Ослабившийся за день бантик легко развязался, и лента стала выскальзывать из заплетённых волос. Освобождённая прядка выглядела жалко и беспомощно; Катя поспешно стала заплетать её заново. Крепко завязала узелок, ещё и прижала для верности… Что-то надо придумать… но что?
А через несколько дней она собирается расширять окружающий мир. Для чего? Для того, чтобы вновь услышать о «смеси невинности и крутизны»?..
Вышла в зал и, остановившись у стены, как у спасительной опоры, поискала глазами Андрея. Надо бы пройти внутрь толпы, оглядеться… Но почему-то она не может. Ей кажется, что все смотрят на неё и показывают пальцами: ждановское ноу-хау… Надо же, столько лет прожила и научилась этого не бояться, а сейчас как обнажилось что-то, защитная плёнка слетела…
Надо сказать Андрею, что она уезжает. На банкет оставаться – никакого смысла. А он пусть расслабится, поболтает с «красотками». Для неё больше здесь нет места…
Но и его нигде не было; озадаченно смотрела она на толпу, а на подиум уже выходили артисты. Музыка неожиданно оглушила… Как давно она ничего не видела, не слышала. Только одни глаза, один голос. И искать его… в гримёрках? за кулисами? смысл?.. Он, наверное, подумал, что она давно ушла, и забыл о ней.
И, стараясь не встретиться со знакомыми, она направилась к гардеробу.
***
Мороз крепчал. Андрей уже начал жалеть, что так необдуманно выскочил на улицу без пальто. Но он явственно видел, как Клочкова направлялась к выходу; сейчас понятно, что, видимо, задержалась в баре. Но и уходить уже не хотелось.
Перед крыльцом стояли две машины. Хозяин «Мерседеса» курил и поглядывал на вход в отель. Ничего парнишка, думал Андрей, ровесник Кати, с амбициями, плечистый… У такси тоже топтался встречающий, замухрышка с дурным вкусом – достаточно на очки взглянуть. Но, хоть и забавна была эта физиономическая игра, время на неё тратить не хотелось. Он рассматривал Зорькина и его «Мерседес».
Интересно, почему он никогда не забирал её у «Зималетто»? Андрей не мог ошибиться: она ездила на работу и с работы на общественном транспорте. Даже подружки, не скупящиеся на фантазии в особо опасных размерах, ни разу не упоминали о том, что Зорькин подвозил Катю… Может ли это быть доказательством его пренебрежительного отношения к ней – в противовес Клочковой?..
Поёжился, качнулся с каблуков на носки, сунул руки глубже в карманы брюк. Чёрт, зачем ему это. Он уже так запутался, что иногда перестаёт понимать. Знает только, что хотел видеть Зорькина. Что должен был его увидеть. И что у Зорькина с Клочковой, тоже зачем-то «не мешало бы выяснить»… Покопался в памяти: а, ну да. Для того, чтобы понять, стоит волноваться или нет. Если Зорькин искренне относится к Кате, то и не стоит, потому что планы свои с принадлежащей ей компанией не связывает, а если обманывает – манипулирует. И это плохо. И вроде бы всё понятно, только почему-то такое чувство, что никакой ясности нет, а, наоборот, всё становится ещё запутаннее. Господи, вот есть же счастливые люди, ни о чём таком им думать не приходится. Работа-дом, дом-работа, в выходные пикник, в отпуске море… А он уже и забыл, что такое море. И даже не хочется. Что-то смутное снова всплыло в катакомбах забитой под завязку памяти… ах да, Кира. Свадьба. Какая-то страна… ну, там эти ещё… слоны… или он опять что-то перепутал?.. Нет, не может сейчас вспомнить… Потом как-нибудь, само собой в разговоре выяснится…
Выскочила и чуть не подскользнулась на плитах крыльца Клочкова в своём ярко-красном пальтеце. Осмотрелась - почти как Андрей до этого. Отойдя на несколько шагов вглубь, он усмехнулся. Забавная история. Почти водевиль. Знакомство по телефону… Но Клочкова хоть сама с Зорькиным по телефону разговаривала, а он – только посредством Кати… Фантом какой-то, маска венецианская. Сними устрашающий клюв – а под ним вполне невинное детское личико обнаружится…
Но чтобы НАСТОЛЬКО…
Замухрышка сорвался с места от своего такси и подбежал к Клочковой, едва не сбив её с ног. А ей, собственно, помогать падать не надо было, неизвестно ещё, кто из них двоих больше поразился – она или Андрей… Какое жестокое разочарование, Викуся… Какое жестокое разочарование, Жданов…
Но никто из троицы не знал, какое разочарование скоро ожидает их на самом деле. Грязно работаете, лже-господин Зорькин, надо же было позаботиться об элементарной безопасности… Или опыта нет? Андрей едва удержался, чтобы не засмеяться в голос. Правда, смех вышел бы слегка нервным. Да уж… водевиль…
Катюша, его Катюша (такой родной она ему показалась, единственное живое пятно во всей этой комедии), вышла почти сразу же за Викой. Зафиксировал внутри тревожность: она полностью одета, пальто, шапка, не нашла его или не искала?.. Ладно. Какая разница. Главное то, что происходит сейчас…
Его заметили. Увидев Катин растерянный взгляд, он подошёл, стараясь сдерживать дрожь от холода. Улыбнулся деланно беззаботно.
- Катюш, а я здесь… вот вышел подышать… свежим воздухом…
- А… ну да… - медленно кивнула она и так же медленно перевела взгляд на стоящих почти рядом Зорькина и Клочкову. Те тоже во все глаза смотрели на неё и на Андрея, застыв, как два соляных столба.
Первым в себя пришёл Николай… как же его… что-то на «А», кажется. Сейчас Андрею даже про себя хочется называть его по отчеству и исключительно с приставкой «господин». Как он боялся его! Как трясся от мысли, что какой-то опытный аферист захапает родительскую – и его - компанию! Сколько бессонных ночей, нервов, противоречивых, как качели, разговоров с Малиновским! Он ехал от Кати в день её рождения – гаишники, и те смотрели с сочувствием… Посмотрели бы они на того, кто вызвал всю эту бурю!.. А Малиновский!.. Андрей сдерживался, потому что знал: если он даст волю смеху, остановить его никто не будет в силах…
Фиктивная угроза! Фиктивный враг! Фиктивный… брак.
Да ты поэт, Жданов, какой талант пропадает…
Мысли, которые должны были стать счастливыми и спасительными, были развеяны в пух и прах наглым разворотом Зорькина прямо к нему и его протянутой рукой:
- Николай Антонович Зорькин, финансовый директор «Ника-моды»…
Финансовый директор гордо вскинул головёнку; Андрей отстранённо присмотрелся: чёлка у товарища чем-то густо то ли посыпана, то ли намазана. Лак для волос? Воск? Гель?..
Н-да… А комедия-то чёрной оборачивается… Насмешливо-напряжённо улыбаясь, выбросил вперёд свою руку:
- Андрей Жданов. Президент «Зималетто», - и встряхнул так, чтобы сомнений не оставалось. Но по глазам Зорькина понять что-то было сложно, ясно только, что не испугался: руку не выдернул, взгляд не отвёл.
Наконец встрепенулся, и рука выскользнула, но страха нет по-прежнему: повернулся к Кате, словно и забыв о знакомстве.
- Привет! А я это… случайно рядом оказался, вспомнил, ты же говорила, что здесь будешь… Вот и заехал… Как вовремя, правда? Ты как раз вышла…
- Вовремя. Правда. – Голос у Кати был глухой, ничего хорошего не предвещающий, и смотрела она на Зорькина исподлобья, сжав у шеи воротник.
Зорькин засуетился, отвлекая внимание, Андрей видел, как он успел что-то шепнуть Клочковой. Потянул за собой Катю, она шла покорно, машинально, не оглядываясь. Оглянулась только уже у двери машины: Андрей стоял неподвижно, с бесстрастным лицом глядя на неё. Она хотела что-то сказать, или ему только показалось, в общем, ничего не сказала и молча влезла на сиденье такси. А друг её, жених и по совместительству главная загадка, обежал машину спереди, пару раз по дороге споткнувшись, неуклюже обернувшись и проделав жест, по которому, видимо, Клочкова должна была понять, что он ей позвонит… Внезапно поняв, что Андрей тоже наблюдает за этой сценой, Зорькин вдруг взглянул на него и как-то очень открыто нахально улыбнулся. И Андрей впервые за всё это время быстро и точно определил, чего ему хочется. Но было уже поздно.
Такси тронулось с места и отъехало от крыльца. Андрей медленно прошёл мимо Клочковой, забрал в гардеробе пальто и, выйдя снова, пошёл к своей машине. Разочарованная в треск секретарша, лишившаяся в одночасье транспорта во всех смыслах – и такси сегодня, и своей конфискованной машины как программы-максимум, так и стояла, застыв на крыльце. Но Андрей забыл о ней, как только она скрылась из виду. Он был спокоен и задумчив, он не превышал скорости. Дневное происшествие научило его скорости не превышать…
А может быть, он чувствовал, что разгадка близко.
На пути к любой цели в какой-то момент становится страшно. Не окажутся ли потери весомее желаемого?..
И ему ещё предстоит решить, чем встретить правду. Радоваться или огорчаться. Жалеть или…
«Радоваться… Только радоваться, Андрей Палыч…»…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
А потом и нахальство выбить захотелось... Тут уж не до радости. 
На ревность любовную Николай Антонович пока не тянет! 
