7
Катя вошла в номер; не включая света, села в кресло и заплакала. Ну, почему у неё всё так криво? Неправильно? Наперекосяк?..
Бывают, наверное, простые чувства, простые мысли, а не такие вычурные, с обязательными сторонами, севером, югом, полюсами, гранями… А то ещё и разветвления, отростки, чёрные глубины и бог знает что ещё… Как разобраться в себе и в других? Или это она такая нелепая и неспособная выстроить какие бы то ни было отношения?..
Напряжение закончилось взрывом. Наорала на Максима… за что? Задыхаясь, с каким-то жалобным отчаянием, как будто пощады просила… Сколько это будет продолжаться? Неужели невозможно решить что-то раз и навсегда?..
Едва Андрей отошёл – Максим не выдержал. Его правда и взорвала её, но лучше же так, чем лгать?..
- Катя, что ты делаешь, скажи? Ты перестала понимать, ты растерялась? Но ты же не хочешь его, не хочешь, чтобы он был в твоей жизни, или я не прав? Стыдишься, что любишь, и всё равно идёшь за ним… ТАК ты хочешь жить, да, Катя, да? Зная, чего стоит этот человек, видя его насквозь, презирая?..
В первый момент она потеряла дар речи, не могла поверить, что слышит всё это. И в то же время сразу почувствовала, что есть доля правды в том, что он говорит, есть. Но только не последнее, только не это…
- Презирая? Что ты говоришь? И это ТЫ говоришь, ты, когда знаешь…
Она стала пробираться к выходу, но не успела сделать и двух шагов, как он больно сжал её локоть. Метнула на него взгляд – и увидела спокойные, честные, как всегда, правдивые глаза.
- Да, знаю. Знаю. И знаю, что Сашка говорила правду. И понял, что ты это тоже знаешь... Но почему ты столько молчала, чего ждала? Да, я люблю тебя, и боюсь за нас, за нас, ты слышишь, это значит, и за тебя! Я и сейчас боюсь… ты не сказала, что «Зималетто» отсрочила выплату, а ты задумывалась – почему? Он вбил себе в голову, что любит тебя, но что совмещать мешает?!..
Катя побледнела и резко выдернула локоть из его руки. Молча смотрела на него несколько минут и быстро, не замечая уже никого и не заботясь о том, что заденет кого-нибудь, пошла к выходу. Выскочила на улицу…
- Катя, послушай…
Обернулась резко, отчаянно.
- Почему же ты раньше не хотел, чтобы я тебя слушала, Максим?! Может, тогда можно было всё исправить? А теперь ты пытаешься меня убедить в том, что Андрей мне не нужен, одновременно рассказывая о том вечере? А ты знаешь, что это значит? Ты молчал, ты обманывал меня! Ты боялся… чего? ведь ты внушаешь мне, что и я ему не нужна?!.. А теперь говоришь – вбил в голову! Ты и это знаешь, Максим? А что ещё, что ещё ты знаешь и молчишь? От кого я должна узнавать – от знакомых, соседей?.. Куда… куда всё пропало, Максим...
И, не выдержав, она закрыла лицо руками и расплакалась. Он схватил её за руку и, на ходу сдирая с себя пиджак, потащил в сторону, за угол здания. Там попытался одеть её, но Катя стояла, закрыв лицо руками, в которых дрожали очки, и Максим оставил пиджак на её плечах.
- Что пропало? Ну, что пропало, Катя? – твердил он, пытаясь достучаться до неё. – Наоборот, всё только сильнее, ну как же ты не понимаешь! Я люблю тебя и оттого по-другому уже защищаю, а у тебя – у тебя всё наоборот?.. Я не сказал, и всё закончилось? Так дело было только в Сашке? И тебе наплевать на то, что он тебя использовал, что и сейчас продолжает использовать?..
- Не говори этого, - покачала она головой, вытирая глаза. – Я знаю… знаю, почему был отсрочен платёж. Андрей ничего не знал об этом.
- Катя, ты серьёзно? Как ты можешь верить в это?!..
- Макс… отойди от неё.
Катя подняла глаза. Глаза, близорукие, застилали слёзы, но она увидела руку Андрея на плече Максима и увидела, как тот, побледнев, отступил на шаг, продолжая смотреть на неё. Она перевела взгляд на Андрея… у него были тоже – честные, правдивые глаза!
Она устала. Очень-очень устала. Нет больше ни мыслей, ни чувств. Надо было сразу, с самого начала остаться одной и опустеть, а не наполняться тем, что ей было не нужно. Это не Максим её, а она его обманывала, и никогда себе этого не простит. Ненавидела себя прежнюю, а новая наделала ещё бОльших ошибок.
Андрей шагнул к ней и, протянув руку, хотел снять пиджак, но Катя отстранилась и сама медленно освободилась от ненужного тепла. Пиджак соскользнул с плеч, и она протянула его Максиму, безучастно ожидая, когда он возьмёт его. Он машинально протянул руку, и Катя, по-прежнему ни на кого не глядя, пошла ко входу. Вошла в здание, забрала в гардеробе своё пальто. На крыльце стояли люди, чуть поодаль – Андрей. Едва Катя вышла, он быстро подошёл к ней, попытался обнять.
- Катенька, поедем… Поедем, поговорим… Куда-нибудь, всё равно куда…
- Я не хочу. Я не могу…
Она шла, не останавливаясь, шла, а он шёл рядом с ней.
- Ну, ты же будешь жалеть. Ты уже жалеешь… Зачем ты себя мучаешь? Ведь всё так просто… Тебе нужно поверить мне, разрешить мне сделать тебя счастливой. Я люблю тебя, и с каждым днём всё сильней, и ты любишь, а вместо счастья – два… три несчастных человека. Зачем это? Или…
Он взял её за руку, остановил, заглянул в лицо. Его лицо было серьёзным, сосредоточенным, ожидающим.
- Или ты не любишь меня, но не можешь себе признаться?..
Не могла она ему врать. Больше не могла никому врать. Но и правду сказать… разве не прав он будет в своих вопросах?..
- Андрей, я не могу сейчас разговаривать. Мы… поговорим. Позже. Сейчас отпусти меня…
Он послушно выпустил её руку. Жестом подозвал скучающего неподалёку таксиста, который в ту же секунду радостно завёл двигатель. Андрей вдруг порывисто притянул Катю к себе, дотронулся губами до щеки, задержал на секунду – и, отпустив, открыл дверь подъехавшего такси.
- Я буду ждать. Я всё равно буду ждать, Катя.
В такси она сидела, прижав руку к тому месту на щеке, куда он поцеловал её.
…В дверь тихо постучали. Катя поднялась устало, подошла к двери, включила свет. Нажала на ручку двери и отошла. Стояла и смотрела на вошедшего Максима.
Несколько минут он молча ходил по номеру, наконец подошёл к ней.
- Давай сядем.
Не дожидаясь, когда он возьмёт её за руку, опустилась на диван. Достаточно он водил её за руку, а она поощряла.
- Я хочу попросить прощения. Я не хотел повышать на тебя голос и вообще… вмешиваться в твою жизнь. – Он помолчал, спокойно глядя на неё. – Просто… я подумал, что уже имею право. Это было неправильно.
- Нет. Это я вела себя неправильно. Но я… я действительно привязана к тебе! Я очень-очень хотела, чтобы ты был рядом, я никогда не обманывала тебя… почти никогда. – Слёзы снова закипели в глазах, взгляд был горестным и открытым. - Но в последнее время… одно наложилось на другое, и я вдруг почувствовала, что чужая… чужая для тебя…
- Я знаю. Знаю, что ты любишь его. Но ты хочешь этого? Ты не стыдишься этого? Я помню… я помню, как тебе было плохо, как ты страдала из-за того, что влюбилась в него. А теперь нет? Я правда не понимаю, Кать…
- Если бы даже было так, это ничего бы не изменило. Но это – не так. – Катя прикрыла глаза и, резко распахнув их вновь, посмотрела на него. – Максим, ты самый лучший. Это не просто слова, я и сейчас так считаю. И всегда буду благодарна тебе. Ты помог мне разобраться в себе, ты и сейчас помогаешь… Стыдиться себя можно, когда обманываешь, а когда любишь – нет. Нет, я не стыжусь.
- Ты вернёшься к нему?
Она промолчала, продолжая смотреть на него. И он сказал вдруг:
- Он действительно думает, что любит тебя. Я понял это… уже давно.
Она не отвечала, и он продолжал:
- Но любить можно по-разному, любить могут… разные. И никто не даст тебе гарантии, что не повторится подобное. Он изменился… да, я вижу что-то такое. Но ведь это может быть порывом, от чувства вины, да от чего угодно… и что тогда будет с тобой. Я боюсь. Боюсь тебя отпускать. Ведь это ты – лучшая…
Но из всех этих важных, гораздо более важных слов, она выделила одно. Мелькнув почти штампом, незначительное, оно вспыхнуло вдруг, стало главным, вызвало протест.
- Гарантия? А разве вообще может быть гарантия? Разве самый надёжный человек… - Она осеклась и, горько вздохнув, отвернулась. – Прости меня. Это всё от того, что вся ситуация какая-то больная… И, наверное, я сама виновата в этом… А мне не хотелось бы выбирать слова. Я хочу, как раньше, общаться с тобой открыто, и не хочу тебя потерять. Я не держу тебя, но это честно.
Он усмехнулся, какое-то незнакомое выражение мелькнуло… тоже горькое, терпеливое.
- Ты хочешь сказать – давай останемся друзьями?
- Да.
Он помолчал.
- Я не знаю сейчас, что ответить. Я не друг тебе, я люблю тебя. Это тоже – честно…
Поднял её руку, поцеловал.
- Но забудь об этом. Не думай. Всё закончилось.
Ей вдруг стало так больно, как-то по-новому, неожиданно больно. Она сжала его руку, замерла, напряжённо глядя на него. Повторила: прости…
- Ложись спать. Самолёт рано…
И, прежде, чем он ушёл, она увидела его улыбку – но не ту тревожную, опасливую улыбку последнего времени, которая так мучила обоих, пытаясь обмануть, а ту, которая давала когда-то силы жить и верить. Я не друг тебе… Нет, это не так.
|