Андрей сразу предупредил Катю, что вместе с ним в Лондон летит Кира – это было запланировано давно, они с Катей еще не были вместе, и сейчас трудно что-то изменить, так выстроена программа поездки, они завязаны на многих людей. Но это – в последний раз, даст Бог, Кира не устроит никаких сюрпризов, через месяц он будет свободен. И боялся, что она ему не верит, что он не будет знать, что с происходит с ней каждую секунду, чем она занимается, о чем думает, вдруг, оставшись одна, решила, что их ночь была ошибкой, и звонил ей, перед взлетом и после приземления, вслушивался в ее голос, в интонации. Она думала о нем, и еще о том, что обязательно наберется смелости и придет в Зималетто, чтобы все время быть рядом с ним. Не надоест? Андрей улыбался: родная моя, я без тебя дышать не могу. И еще она думала о контракте, который Жданов оставил ей, уезжая: надо чем-то заниматься, иначе она с ума без него сойдет. Андрей уже давно работал с этими документами, контракт был важен для фирмы и полон подводных камней, мог быть невероятно выгодным или провальным, и теперь она, с давно забытым азартом, искала способы эти подводные камни обойти, объясняла Андрею, что можно сделать, что предложить взамен, пока он не попросил – Катюша, да позвони ты им сама, скажи то же самое, что говоришь сейчас мне. Она стала отнекиваться, лучше подождать, пока он вернется, это всего два дня, ну как она позвонит, скажет – здравствуйте, я Екатерина Пушкарева? Именно так, он завтра предупредит предполагаемых партнеров, что вести консультации по контракту будет она, сейчас уже поздно, и у нее есть время до утра, чтобы перестать бояться. Утром следующего дня она не избавилась от страха, но ровно в девять ответила на звонок и услышала спокойный, властный голос: Екатерину Валерьевну беспокоил Садовников, Алексей Ильич, Жданов сообщил, что отдал ей полномочия вести переговоры, так когда бы Екатерине Валерьевне было удобно встретиться и обговорить детали?
Андрей уговаривал ее - Катя, перестань паниковать, ты справишься, ты вчера все так объясняла, что даже я понял, да, Садовников хитрый, с ним надо быть очень осторожными, но ты же умница, все будет в порядке, не получится с первого раза, значит, вместе добьем во второй. А она чуть не плакала – как я поеду, в джинсах и куртке, он мне встречу в ресторане назначил? Жданов смеялся – господи, ну что за проблема, Катя? Сейчас поедешь, выберешь платье, пальто, все, что тебе надо, только не увлекайся, а то опоздаешь, потом вернешься за остальным, сама справишься или Ольгу Вячеславовну попросить помочь?
Она справилась сама. Платье, туфли, пальто, парикмахерская – и в такси еще раз сосредоточенно просмотреть бумаги. Ровно в два она вошла в ресторан, увидела поднявшегося ей навстречу худощавого мужчину с острым цепким взглядом, выдержала этот сканирующий насмешливый взгляд – стоимость платья, аккуратность прически, обручальное колечко на пальце, - и, сев напротив, отвоевывала пункт за пунктом и параграф за параграфом, не позволяла себе радоваться, видя, как насмешливый взгляд собеседника становится восхищенным. Пока – не позволяла, сначала нужен результат, потом, когда вернется Андрей, они порадуются – вместе. Садовников допил кофе, предложил назначить подписание контракта на следующий вторник и позволил себе поинтересоваться, на каких условиях Екатерина Валерьевна работает в Зималетто. На очень хороших. Что ж, он понимает Жданова, но если вдруг у Екатерины Валерьевны что-то изменится в жизни, он почтет за честь любое сотрудничество. Катя осторожно поправляла прядь волос, взгляд Садовникова снова цеплялся за обручальное кольцо на ее руке, и снова становился насмешливым – и здесь его кто-то обскакал, а он уже подумывал, не предложить ли Екатерине Валерьевне встретиться за ужином, и не для того, чтобы обсудить сделку, а наоборот, поговорить, скажем… о театре или о путешествиях? И если у Екатерины Валерьевны что-то изменится в жизни… Она обезоруживающе улыбнулась, простилась с Садовниковым до следующего вторника, и в такси стянула с пальца кольцо.
Это было невыносимо - видеть, как твой пока еще муж отходит в сторону, извинившись перед деловыми партнерами, чтобы ответить на телефонный звонок, и пусть партнеры англичане, и не поймут слов, но глупо предположить, что не разберут интонаций, с которыми он мурлычет в трубку «Умница моя, я же говорил, все у тебя получится», и обещает перезвонить, как только закончит переговоры, и возвращается за стол, лучась счастьем, и ему наплевать, что деловые партнеры знают их как мужа и жену. И невыносимо слышать, с какой гордостью он рассказывает отцу, что Садовников согласился подписывать контракт, и это все сделала Катя, и не вспоминает, сколько народу – в том числе и она, Кира! – работали на этот самый контракт, и отмахивается дома от уговоров матери, что неразумно менять билет, лететь с пересадкой в Берлине, он сэкономит каких-то десять часов, и не будет спать ночь… Жданов кидал в чемодан вещи – все очень разумно, он экономит целых одиннадцать часов, и четыре утра уже будет в Москве. Ему было куда и к кому торопиться, он этого не скрывал, и не смог бы скрыть, даже если захотел, для него все уже решено и он был жесток в своем счастливом предвкушении. Кира представила, как завтра она прилетит в Москву, ее никто не встретит, она приедет в пустую квартиру, будет бесцельно слоняться по комнатам, потом закажет ужин, устроится в гостиной с журналом, и не поймет ни слова из прочитанного, пролежит до утра без сна, а в девять явится в Зималетто и увидит там Андрея, который счастлив без нее. С Пушкаревой. Она пошла к Павлу Олеговичу и сказала, что остается в Лондоне. Да, она сама поговорит с уже назначенным директором представительства, это нелегко и неприятно, но вернуться в Зималетто ей еще труднее. И потом, Саша живет в Нью-Йорке, Кристина кочует по миру, и им все равно, куда раз в год приезжать к ней в гости, она найдет квартиру, будет работать, навещать Павла и Маргариту, привыкнет к лондонскому туману и к жизни без Андрея. Хотя, можно подумать, после свадьбы у нее была жизнь с Андреем – он и женился-то на ней лишь бы успокоить Маргариту, и через полгода ежедневных скандалов съехал к себе. Теперь им оставались формальности, и Кира не сомневалась, что Жданов сделает все, чтобы покончить с ними как можно скорее.
Валерий Сергеич ревниво следил, как дочка собирает вещи, и ворчал, что укладывать надо так, чтобы потом - ни единой складочки, и выспрашивал у Кати, как Андрей Палыч-то отнесется к такому… самозахвату? Ну, они-то с матерью понятно как, откуда такая прыть, ладно уж, с Михаилом расстались, ну, пожила бы дома, а она – эвон как! – сразу к другому побежала. Женатому, между прочим, в журналах пишут, он матери специально купил, вот он вспомнит, что отец, стукнет кулаком по столу, запрет на все замки… Катя с улыбкой возражала – так я тоже замужем, папа. Ничего, конечно, хорошего, но… так уж у нас получилось. И никакой это не самозахват, она всего лишь хочет встретить Андрея дома, нет, они не договаривались, просто она поедет и будет там его ждать, а им она обязательно позвонит, как доберется, и пусть они с мамой не волнуются, ложатся спать, а если вдруг что-то не так, то ехать ей всего двадцать минут… И она знает, что отец не сердится, переживает за нее, и она бы за свою дочку тоже переживала, и отец ахал – Катерина, да вы когда успели-то? - и Катя успокаивала его – рано еще об этом, папа…
О том, что завтра утром он заедет за Катей, Андрей мечтал весь полет. Ему виделось, как он приедет к Пушкаревым, поздоровается с Катиными родителями, отдаст лекарство, купленное в Лондоне для Елены Александровны, поцелует Катю. Ему нальют кофе, и он будет ждать, пока Катя одевается, приводит себя в порядок, а потом они вместе поедут в Зималетто. Правда, он очень надеется, что по дороге они завернут к нему домой, потому что очень соскучился, и, хочет верить, что Катя – тоже… Он не стал загонять машину в подземный гараж, вышел на стоянку, машинально поднял голову и замер – в квартире горел свет. У Андрея был только один ответ на вопрос – кто и почему зажег ранним утром свет на его кухне, он захлопнул дверцу машины, нажал на сигнализацию и быстрым шагом направился домой. Катя ждала его у двери, он сразу обнял ее, целовал, а она гладила его по холодной щеке – Андрюша, ты замерз, кофе хочешь? - и Жданов смеялся: Катенька, я все хочу…
К Новому году Марина сшила Саньке костюм кота, и Санька красовался в нем на утреннике в детском саду, пел песню про елочку, а Марина, сидя среди других родителей в первом ряду, шевелила губами, готовая в любой момент подсказать Саньке слова, но Санька справился, и когда Марина смотрела на сына, водившего с другими детьми хоровод, ей казалось, что день, в который позвонила Катя и предложила встретиться, отодвинулся очень далеко в прошлое. Марину уволили из магазина, она смогла устроиться раздавать листовки у метро, по три часа утром и вечером, когда много людей, и Саньку брала с собой, доходы не позволяли платить за присмотр соседке. Катя приехала на машине, в дорогом пальто, привезла Саньке подарок и ахала: Марина, как ты здесь с ним, ветер, снег срывается, а Марина почти разозлилась - что делать, оставлять не с кем, и куртка у него теплая… Куртка была замечательная, яркая, и Санька хвастался – это мама. Ну да, а чего Катя удивляется, Марина техникум закончила, швея, закройщица, чего ж сыну куртку не сшить, покупать-то дорого. Катя присела перед Санькой, предложила: в гости пойдем? Санька решил, что тетя добрая, кивнул, и тогда она вынула у Марины из рук рекламные листовки, бросила в ближайшую урну. Они приехали в громадное здание, где Катя провела их в кабинет к сразу узнанному Мариной шикарному мужику, и попросила: Андрюш, давай поможем. Шикарный мужик рассматривал Санькину куртку, потом позвал девушку из приемной, попросил принести ребенку чаю с печеньем, и повернулся к Марине: для начала может предложить работу закройщицы, первая смена, с девяти до четырех, Санька пойдет в сад, а дальше все от Марины зависит, если устраивает – идите, оформляйтесь. А Санька – ну, что, чаю попьет, вернетесь, заберете…
Головная боль к Жданову возвращалась нечасто. Он все-таки сдал анализы, пережил нервные сутки в ожидании приговора врача, и услышал – перенапряжение, надо себя беречь, получил рецепты, и даже принимал таблетки – Катя следила! - но, если чувствовал приближение приступа, звал Катю, и она гладила его по волосам, целовала в макушку, и шептала детскую присказку «У медведя болИ, у волка болИ…» Было смешно, но действенно.
Дочке эту присказку Андрей шептал сам, когда у нее резались зубки или она, падая, сбивала коленки. А еще сочинял для крохи волшебные сказки, которые всегда начинались одинаково: Жила-была маленькая принцесса. Ее папа и мама, король и королева, очень любили свою дочку и друг друга…
_________________
Последний раз редактировалось sever 01 авг 2009, 22:02, всего редактировалось 3 раз(а).
|