|
Фреска пятая
Он мчался ко мне на всех парусах. Сбивал столбы, крушил преграды… Терпел грубость гаишников, жертвовал кошельком, не спал, не ел, не… Я вздохнул и перестал его слушать.
Вообще, с тех пор, как мы договорились, что он пригонит мне машину, я только и делал, что учился его не слушать. Вот просто отключиться и думать о своём. О том, что уже по неосторожности когда-то услышал.
Малина заложил руки в карманы и, вертя головой, прошёлся по комнате.
Да, Жданов, ты сумасшедший… Не каждый бы на такое решился… Маргарита до сих пор поверить не может… Ты же знаешь, зачем они меня прислали? Уговаривать…
Оглянулся на меня и снова отвернулся. Подошёл к окну, отодвинул занавеску. И так небрежно, между делом: а недоучка-то наш павлином ходит … С завтрашнего дня директор филиала… Улетает наконец-то…
…Не слушать, не слушать.
И не смотреть. Я знал, что он снова повернулся и смотрит на меня. Хочет узнать, как я буду реагировать. Как знакомо…
Я сказал: не старайся, Ром. Недоучкой он был когда-то. А теперь вполне приличный экономист…
Значит, и я способен на хитрости. Знал, что наступаю на больную мозоль и могу его отвлечь. Малина предсказуемо взвился: вот именно, экономист! А что он в маркетинге делает? Что, я тебя спрашиваю?..
Ничего, ответил я. Он больше ничего в маркетинге не делает. Он ведь теперь просто директор филиала. А ты – наконец на своём месте, в отделе маркетинга, так что успокойся, не трать нервы…
Он успокоился и стал расспрашивать меня о том, как я живу. Тема, конечно, тоже не из приятных, но, во всяком случае, лучше того, что он рвался обсуждать. И я его не разочаровал, всё разложил по полочкам. И как на работу утром собираюсь, и как клиентам звоню, конфликты улаживаю, и про то, что местная моя машинка с «зависшим» изъяном оказалась: чем больше ремонтируешь, тем чаще ломается…
В общем, обычный такой мужской трёп. Но, похоже, он тоже меня не слушал. Ну конечно, просто хотел разговорить, посмотреть, как я здесь выживаю, в этой обстановке.
Н-да, а городишко-то совсем хреновенький… И как тебя занесло сюда? Я понимаю, Андрей, на войне все средства хороши, но тебе не кажется, что ты заигрался?..
Я хотел возмутиться по обыкновению. Он любил говорить такие вещи. Неожиданные, парадоксальные. Наверное, это помогало ему почувствовать своё превосходство, не знаю, не углублялся.
Но возмутиться не получилось. Я так отсырел в этом захолустье, что ни на что сильное меня не хватало. Я подумал: это же надо повышать голос, справляться с дыханием, сердце будет биться… Ну его. Не хочу.
Роман ухмыльнулся, покачал головой: ну, ты даёшь… Лень злиться или правду сказал?
Какую правду, Ром?
О том, что ты сбежал, чтобы тебя искали.
Ты дурак…
Я-то дурак, но и ты знаешь, что от себя не убежишь. Значит, маневр?..
Кто из нас заигрался, интересно? Когда ты перестанешь во все эти стратегии играть?
Когда над хладным телом будут рыдать безутешные вдовы… Вся жизнь - стратегия… Так как? Ждёшь?
…Ну нет, этого я терпеть не буду. Сердце всё-таки забилось.
Ладно, успокоились. Он всем своим видом показал, что больше волновать меня не станет. Но я всё равно боялся его и мечтал о той минуте, когда он наконец-то сядет в поезд и уедет.
Но не так-то просто всё. Он ведь на два дня приехал, так что разбередить меня решил по полной. Наверное. Внешне-то всё было спокойно…
И тогда я тоже принял парадоксальное решение. Что я, хуже?.. И позвонил директору: Саныч, и на меня накрывай. Даже на двоих. Да, друг из Москвы приехал, жаждет приобщиться…
Директор был так рад, я даже не ожидал такой искренности. Целый день он меня уламывал, целый день я ему говорил «нет». Он, конечно, знал, что не уломает, смирился уже с моими странностями, но всё равно настаивал… Уж очень ему хотелось меня на эту вечеринку заполучить. А я и не задумывался зачем, только тяготился этой настойчивостью. Меня вообще все эти проявления обычной жизни тяготят, я даже здороваюсь с трудом. И только с клиентами – как рукой снимает. И иногда, когда от собственного молчания уже уши закладывает, специально придумываю себе дело. Ну, там ткани не вовремя доставили или фурнитуру… Клиент-то давно знает прекрасно, в чём причина, но и ему лишний раз оправдания послушать приятно. В общем, к взаимной выгоде и удовлетворению приходим…
Ну, а от приглашений этих навязчивых такая досада, что хоть вешайся. И ни разу за весь день даже в голову не пришло, что вот просто человек такой хороший, хочет, чтоб у всех всё хорошо было, если у него хорошо. А я, слушая его, только морщился, как от изжоги. Но тут позвонил, сказал, что приеду, - и от его реакции даже в улыбке расплылся, потому что сразу всё это про него понял. Так мало добра вокруг, что каждый раз, сталкиваясь, удивляешься.
В ресторане всё как обычно: шум, гам, из-за дыма ничего и никого не видно. Я так от этого отвык, что даже странно, как так быстро отвыкнуть можно. А кое-что вообще из головы вылетело, но Малиновский моментально напомнил. Как только мы вошли, сразу же подлетела… (я имена не сразу вспоминаю) Оксана. Хорошая такая девочка, инженер. На работе сидит с раннего утра до позднего вечера, начальнице отдела, где она работает, через месяц – 55, а Оксана умеет цели ставить и их добиваться. Я в тот день, когда охрип, понаблюдал за этой картиной, сама в глаза лезла. Да и начальница всё понимает, а сделать ничего не может. И Оксану уже по имени-отчеству называет. Здесь у всех один путь после пенсии – обратно в цех, откуда когда-то начинали. И хорошо, если мастером, а то и к станку поставить могут.
Но Оксана эта в неформальной обстановке такой болтливой оказалась, и Малиновский сразу ожил, приободрился, так что я их еле друг от друга оттёр. Войдёт во вкус, останется… на недельку, две, а мне от каждого его слова шарахаться?.. Нет, ничего в этом городе он не должен найти для себя привлекательного.
И я ему кучу гадостей про Оксану наговорил. Потом даже стыдно было. Про то, что она вяжет и пироги печёт. Про то, что у неё кредо – поцелуя не давать без любви, и она этим кредо очень гордится. Короче, ославил девушку, как мог, чтобы он и близко к ней подойти боялся. Пусть поскучает сегодня, а завтра бегом на вокзал…
Я совсем забыл про спиртное. Оно на него как-то странно действует: иногда бутылку выпьет и трезвый, а иногда от стакана глаза плывут. Вот сегодня и было это «а иногда». Глаза поплыли, как-то странно на мне задерживаться стали, и я уже подумывал, а не рассказать ли ему, что Оксана до фабрики в стриптиз-баре работала (гори всё синим пламенем, хоть на сегодня отстанет!..), но не успел. Он меня за руку крепко так ухватил и говорит: а ты хочешь, я тебе расскажу, как всё было?..
Он правильно вопрос поставил, и на него имелся совершенно определённый ответ. Да вот беда: это его абсолютно не интересовало. Так, для приличия вопросительный знак. Конечно, по его мнению, я хотел, чтобы он рассказал, как всё было. И на кой чёрт мне сдалась эта машина?..
Я быстро пошёл к выходу, а он за мной. Мы вышли на улицу, асфальт уже блестел под фонарями, и лицо, хоть дождь был и мелкий, быстро намокало. Роман опять попытался остановить меня, схватил за руку, но я дёрнулся и получилось, что он со всей силы потянул за рукав пиджака. Рукав глухо треснул, а я ещё быстрей пошёл к машине. Он плюхнулся на сиденье рядом, я завёл двигатель.
Андрюх, ты же сам хотел знать. Ты же из меня чуть душу не вытряс, ты что, не помнишь?!.
Тогда хотел, а сейчас не хочу. По-хорошему прошу: молчи…
А ведь я говорил тебе: не горячись… Так ты трубки бросал, в офисе не появлялся… Ну, и кто виноват?
Я, я виноват, Малиновский!..
Да, потому что слушать не захотел, а теперь уже поздно!..
…Ну, и зачем мне это зеркало души, я вас спрашиваю? Вот чего я боялся: что он правду скажет. Правду. Я знал, что то, другое, чему я поверил, - неправда…
Соскучившаяся машина, визжа от восторга, летела к дому. Я по этой дороге никогда не ездил; выходит, она сама знала, куда ехать? Сесть бы завтра с утра за руль, вдруг машина вывезет куда надо. А куда надо? Катя, куда мне надо?..
Сразу стало как-то легче. Даже не заметил, что остановились. Сижу в машине перед подъездом, руки на руле обмякли, смотрю в мокрую темноту. А Малина рядом – уже почти трезвый. И голос как будто не его, чужой какой-то голос…
Она сильно испугалась, когда увидела Малиновского в коридоре. Она и так была напугана, бледная стояла, взволнованная. И видно было, что до этого что-то говорила этому своему… экономисту-маркетологу. Но в ту минуту он просто молча выходил из её номера, а она, провожая, остановилась в дверях. И увидела Романа. А тот, выходя, не сразу его заметил, но потом обернулся и тоже увидел. И лицо у него было… счастливое. Никогда ещё Малиновский видел, чтобы из-за него кто-то таким счастливым становился. Не злым он был, не торжествующим, а именно счастливым. Как будто всего его проблемы решились. Как будто он выиграл главный приз.
И тогда Роман решил, что он и до этого, там, в номере, был счастливым. Ну, не мог он сам так обрадовать человека. Всё ведь секунды длилось… два взгляда – у одной страх – у другого просветление… Правда, не вязалась её взволнованность с этим счастьем её визитёра… но тогда это на второй план отступило.
…А потом я пропал, ни с кем разговаривать не хотел. И когда Малина узнал, что я на развод подал, то и самому разбираться расхотелось. Старался не думать об этом, а уж если вспоминал, то прокручивал раз за разом, ища доказательства, что всё увидел правильно…
Но вот всё успокоилось, вошло, хоть и криво-косо, в колею. И снова всё всплывать в памяти начало. Только теперь уже как-то по-другому. И один раз, и второй, и третий – одинаково по-другому. И понял он, что нужно избавиться ему от этого груза, бла-бла-бла…
Короче, видимо, пионер наш увидел Малиновского и понял, что победил. Угадал мгновенно в ту минуту всё, что случилось позже, решил, что Катя теперь его. Что не будет у неё другого выхода. Ну что ж, банально и имеет право на жизнь…
И как славно мы с Малиновским подыграли ему! Старались, подносили ящики со снарядами… И ни разу, нигде не ошиблись, не заставили поволноваться. И пушка выстрелила. Только куда?..
Андрюх, ты только не волнуйся… Мы всё исправим, вернём её… Она ведь всё равно не с ним, он даже не знает, где она..
Я ничего не знаю, Ром… Ты понимаешь? Не всё так просто… Я ведь чувствовал всё это, но мне хотелось простоты. Пусть даже такой страшной, но простоты. Ты понимаешь?.. Я с ума сходил от неизвестности, метался… То казалось – верю, то не верю… А тут… такой случай… я не мог от него отказаться…
Малиновский смотрел на меня во все глаза, но я больше ничего не сказал ему. А что я мог сказать, если сгорал от стыда. Нет, не за то, что сделал, - а за то, что всё-таки радовался. Где-то там, в глубине, сидело: вот сейчас, через полчаса, через час я закрою глаза и извлеку эту радость на свет. Я этой радости и боялся всё время, а теперь чего уж. Случилось. Там, в тишине, в темноте, позволю себе. Хоть и нельзя. Хоть и убить себя мало.
Но Малина всё-таки отличился ещё раз, прежде чем день этот наконец закончился. Он как-то озаботился, растревожился за меня. Успокоить хотел. И сказал: может, и не так всё было. Может, я и не ошибся тогда. Не переживай, дружище…
Ты, любимая, прости меня. Но ему не удалось омрачить моей радости. Засыпая под уже повеселевший рассказ о том, как «этот ходит смурной, Зорькина терроризирует, но Зорькин стоит как скала», я улыбался. Вспоминал, как ты стояла на балконе в одной рубашке… в ту ночь было много звёзд… но уже становилось прохладно, осень, и я принёс тебе свитер… И ты так и стояла, в свитере и тоненькой рубашке, прижимаясь ко мне. Я заплачу за это воспоминание высокую цену, но теперь вспоминал без раскаянья, без страха… И снова верил, что только со мной ты могла стоять так.
И в эту ночь ты впервые не ушла от меня. И я понял, что всё возвращается.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
То ись шпилька! 
)
Не сходится.