|
15
…Катя приподняла руку, осторожно погладила его висок… Андрей хмуро, устало смотрел на неё, но от этой ласки чуть расслабился, прикрыл глаза. Она тихо спросила:
- И что было потом?
- Ничего. Мама звонила в больницу и Лидии, та уверяла, что всё в порядке и беспокоиться не о чем. А потом и вовсе пропала, и мама только по слухам знала, что у них происходит…
- А ты?
- А я старался не думать об этом…
Катя вздохнула, выпрямилась. Пошевелила головой… шея затекла. Всё это время она сидела неподвижно, почти не дыша. Словно вечность прошла, а всего-то пару часов. Но уже стемнело.
Осторожно высвободилась, поднялась, подошла к окну. Ноги тоже затекли, и телу, лишившемуся долгой близости другого тела, стало зябко. Нужно закрыть жалюзи и включить свет. Но вдруг вместе с мягкой полутьмой уйдёт и доверительность, с которой они разговаривали? Он рассказал ей обо всём, и то, что он рассказал, было страшно… Но от того, что она узнала об этом только сейчас, это страшное не перестало быть прошлым. Нужно повторять это себе, пока не поверишь…
Обернулась и вздрогнула: Андрей смотрел прямо на неё. Подавшись вперёд, тревожно сдвинув брови, словно ожидая приговора.
Ревность?.. Да, ей неприятно. Но разве это объективно? Сидит это собственничество в крови: только мой, только со мной, ты женщина всей моей жизни… А разве у мужчин не так? Ещё сильней, ещё естественней…
Но сейчас, глядя на него, она вдруг поняла: он боится не её ревности. Всё глубже и серьёзнее. Он боится того, что гораздо страшней для него: потери её уважения, того, что приоткрыл для неё какие-то тёмные стороны своей натуры. А ревность… он, может, даже и не задумывается об этом. По-другому они устроены, и в голову не приходит переживать из-за своих прошлых увлечений… А из-за её «увлечений»? Ревновал ли он к Денису? Да, пожалуй, пока не узнал о нём всё. Но ведь он тогда думал, что будет первым, удивился, досадовал… Но это слово, сказанное ею устало и коротко – «подонок», - как ни странно, примирило его с присутствием Дениса в её жизни… Вот если б у неё была счастливая любовь, тогда ревновал бы по-настоящему… А так - расслабился, стал другом, сообщником. Почувствовал себя сильным, способным защитить. Денис не был соперником, не был опасен, был их общим врагом…
И всё же он боится не ревности и не того, что она расстроится, представив его с другой. Это ему тоже – просто неприятно. Естественная реакция в подобной ситуации.
- Ты осуждаешь меня?
- За что?
- Ты же понимаешь… За то, что я оставил её… Думал только о себе…
Значит, она не ошиблась, всё поняла правильно.
Конечно, прожив с ним несколько безоблачных лет, она думала, что всё знает о нём, что не осталось ничего, что могло бы стать для неё открытием. Потом, после всех перенесённых испытаний, смерти Маргариты, проблем, перетекших из прошлого в настоящее, да и после нелицеприятных диагнозов Юлианы - перекинулась в другую крайность. Испугалась, потеряла ориентиры…
Конечно же, на самом деле всё было не так хорошо, как в первом случае, и не так плохо, как во втором… Конечно, она знала его, но это не исключало каких-то новых оттенков, и это не было чем-то страшным и безвыходным. Да и какой смысл оценивать сейчас - прошлые поступки?..
- Не выдумывай… Того человека и тебя разделяют почти двадцать лет. Сейчас тебе кажется, что ты совершил что-то ужасное, ты даже представить не можешь, как ты мог так поступить. В голове не укладывается и кажется, что это был не ты… - Губы дрожали, но она улыбнулась. – Так ведь это и был не ты, Андрюша. Не ты теперешний. А тогда, в том времени, и ты, и все люди вокруг тебя принимали всё естественно, как должное… Ну, что мог ты сделать? Ты теперь думаешь, что если бы зашёл к ней тогда, она бы ничего не сделала? Но ведь тогда ты не думал так, потому что это и было не так. Ты знаешь, я это давно уже поняла: в настоящем мы стыдимся поступков, которые в прошлом казались естественными… Это главное доказательство того, что люди меняются… Иначе мы бы и глаз не могли поднять от стыда, этот шлейф так и тянулся бы за нами…
При слове «шлейф» тень легла на его лицо.
- Да ведь так и есть, Кать. Тянется…
- Ты о Ярике? – Она бесстрашно посмотрела на него. – Ну, а что такого? Мальчик тоже не стоял на месте. Рос, развивался… Ты видишь, уже вопрос на повестке дня, университет или армия… - И Катя снова мужественно улыбнулась.
Как легко она это говорит. Вот бы ещё и внутрь этой лёгкости. Если бы она была хоть капельку уверена в своих словах. Как будто этой многословностью хочет отвлечь, отвести от настоящего, которого и сама не знает…
Ведь и у неё в голове не укладывается… Что было с мальчиком все эти годы? Разве не прав в чём-то Андрей, виня себя? Как он стоял там, у этой двери, уговаривая себя, что ничего плохого не делает, что не бросает её, что ничего ей не должен… А вдруг это стало последней каплей? Понятно ведь – Лена ждала его в тот вечер…
И что теперь будет с их жизнью? К старому возврата нет, плохо ли будет, хорошо ли, в любом случае, не так, как было. Она уже думала об этом, когда они потеряли Маргариту. А теперь Андрей обрёл сына, сына!.. Близкого, родного человека! И Арина тоже, да и она сама…
От Антона они могли сколько угодно отмахиваться, но от этого мальчика уже не отмахнуться. Это – их настоящее, и не в умозрительном, высокопарном смысле, а в самом прямом, потому что вот сейчас, уже в эту минуту они должны решить, что им делать дальше.
И столько неразрешённого… Опять вопросы, вопросы, вопросы, от которых раскалывается голова. Что знает Ярик? Знает ли он, что Андрей, которого он видел сегодня, не кто иной, как его отец? Почему Лена, упорно рисующаяся в голове как гордый самодостаточный человек, ведёт себя так странно, словно став тенью своей искалеченной неудачами матери?..
Что-то смутное промелькнуло – и исчезло. Что-то, связанное с её недавними мыслями о вине Андрея… Нет, сейчас не ухватить. Потом, оставшись одна, она попытается…
Подошла к выключателю и включила свет. Тени исчезли, всё стало определённым, очерченным – и ещё более тоскливым, потому что до рези в глазах, до боли стало очевидно: ответы так и не найдены. Сумка с вывалившимся на пол вещами, растерянный, сбитый с толку Андрей… такой обычно сильный, уверенный, привыкший быстро и без долгих раздумий принимать решения…
Но она ничего не будет говорить ему. Он всё должен решить сам. Только бы он не отступил, не испугался…
Наклонившись, он укладывал вещи в сумку. Взял за ручки, отодвинул сумку за кровать. Поднял уставшие глаза.
- Давай поужинаем и ляжем. Ты устала, я устал… Завтра решим, что делать.
…Не дождалась. А ведь в глубине души и не надеялась. Разучились, разучились они на самом деле принимать решения… жизненно важные, ответственные – не для бизнеса, для самих себя… И нельзя ей сейчас, как заботливой наседке, жалеть его. Он сам потом не простит.
Покачала головой. Молча. Не сводя с него глаз.
Уголок его рта пополз вниз.
- Чего ты ждёшь от меня? Что я должен сделать?.. – И тут же отвёл глаза, и стало понятно: это всего лишь слова, он знает – что.
- Мальчик может уехать. – И всё, и больше ни слова.
- Мне сначала хотя бы с Леной нужно поговорить, - упрямо сжав губы и отвернувшись, сказал он.
- Поговоришь… Ведь она тоже там.
- Хорошо. – Он как-то непривычно тяжело, даже неуклюже поднялся, и у неё сжалось сердце: плечи поникшие, он будто стал ниже ростом… Совсем как Павел Олегович в лондонской больнице… - Только переоденься, вечером холодно. И ещё ветер здесь такой…
- Я не пойду…
- Что?
- Я не пойду, Андрей. Ты должен сходить туда один.
Он быстро подошёл к ней. Не вынимая рук из карманов, внимательно смотрел на смело запрокинутое к нему лицо.
- Катя, что с тобой? – спросил тихо. Но это не была та затаённая ярость, которая была знакома ей.
- Ничего… - Как же ей хочется прильнуть к нему, закрыть глаза и забыть обо всём. – Ты сам понимаешь, что сейчас должен идти один.
- Я не об этом. Что случилось с тобой? Я расстроил тебя?
…Доигралась. Холодная, принципиальная… Воспитательница…
Но что поделать с собой, если она отчётливо чувствует: один шаг к нему – это капитуляция? Это будет для них шагом назад, он так и не решится ни на что. Они сейчас на разных полюсах. Ему хочется бежать, а она так устала от этого бегства, что готова на всё, лишь бы появилась хоть какая-то определённость.
- Нет, не то… Это очень хорошо, что ты рассказал мне. Я просто устала, понимаешь? Я хочу ясности… Мы закрывали глаза – и чем всё закончилось? И чем ещё может закончиться?
Он нетерпеливо дёрнулся.
- Ты о Лидии? Об Антоне?..
- Да обо всех, Андрюша, обо всех! Мне надоело гадать, надоело бояться, что в любую минуту наша жизнь может рухнуть, как карточный домик! Я хочу, чтобы ты спокойно смотрел в глаза всем этим людям… Лене… Ярику… И Арина… подумай о ней…
- Катя! Катя-я!.. – предостерегающе почти проревел, резким движением вынул руку из кармана и положил ей на плечо… Почти придавил его. Ей было тяжело, неуютно, ведь он не сдвинулся с места и её к себе не привлёк. Просто стоял и смотрел исподлобья. И в голосе угрожающие нотки… - Не говори о ней… Я только о ней и думаю…
- Но ты не сможешь всю жизнь скрывать от неё! – не выдержав, с отчаянием воскликнула она и, не в силах терпеть больше это отчуждение, положила свою руку поверх его. Его рука вздрогнула, расслабилась, еле заметным движением будто погладила плечо… И он легонько качнул её к себе, и этого было достаточно.
Они бросились друг к другу, словно это противостояние разлучило их на годы. Она обхватила его руками со всей силы, прижалась к нему.
- Я тебя подожду, подожду, - прошептала горячо. – Я с тобой… с тобой всегда…
- Скажи, что любишь меня…
- Люблю тебя…
- И я люблю тебя… люблю… ты одна… Ты ведь знаешь, да?
Она улыбнулась сквозь поступающие слёзы облегчения. Всё-таки немного ошиблась… Об этом он тоже думал.
…Когда он ушёл, она ещё посидела немного в гостиной, потом пошла в спальню и, не раздеваясь, легла поверх покрывала, свернувшись в клубок. Лежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к темноте, перебирая в памяти каждое сказанное Андреем слово. Эти слова, интонация, даже паузы рисовали в воображении картины… живые… настолько живые, что они были реальней всего происходившего в этого день. И Лена, ТА Лена, была реальней той, что, потерянная, сидела сегодня за их столом и невнятно просила о помощи… Как они могли помочь? Что мог сделать Андрей? Лена не могла не сознавать нелепости своей просьбы… самого своего прихода… Значит, за спиной её стояла Лидия.
А это и есть то недостающее звено, которое искала Катя. Да, Лидия стояла за спиной дочери во всех её поступках, как стояла на крыльце их домика, когда открылась дверь. Понять бы ещё, почему Лена согласилась играть в эту игру… Ведь когда-то она готова была не жить, лишь бы только не подчиниться матери… Неужели и она считает Андрея виноватым?..
***
… 1992г., июль
Ему казалось, что земля уходит из-под ног. Голова не кружилась, перед глазами не темнело, ноги не подгибались – и тем не менее было ощущение, что сейчас он потеряет равновесие и рухнет в небытие.
Девушка, которую он ещё утром держал в объятиях, целовал губы, шептавшие его имя, её горячее тело, чутко откликавшееся на каждое его прикосновение, - эта девушка теперь лежала на носилках с синевато-бледным лицом, и голова её безвольно моталась из стороны в сторону при каждом шаге санитаров. Простыня, которой накрыли её, вся уже была в проступивших розоватых влажных пятнах – перепуганная Маргарита шепнула Андрею, что Лену достали из ванны. Но, слава богу, когда Лидия нашла её, вода была ещё горячей, видимо, ванна наполнилась совсем недавно. Но глаза Лены были уже закрыты, и мать не дозвалась её.
Отец суетился, куда-то бегал, куда-то звонил, открывал двери машины «скорой помощи»… Водитель включил мигалку, пока без сирены, и она бесшумно вертелась, разноцветные снопы света сменяли друг друга, рождая жутковатую сюрреалистичную картину. В бешено мелькающих то синих, то красноватых лучах Андрей видел красивое тонкое лицо отца, сосредоточенное, деловитое… Глядя на это лицо, он успокаивался. С таким лицом не хоронят, с таким лицом спасают.
В какой-то момент малиновая вспышка выхватила из темноты лицо Лидии, и Андрей понял, что не только он смотрел на отца. Андрей похолодел: а с таким лицом – хоронят?.. Эта женщина была поглощена человеком, на которого смотрела, ни для кого другого места в ней не осталось. Двери машины захлопнулись, и в наступившей тишине Андрей услышал тихое:
- Паша, а если бы Ленка была твоей дочерью, ты смог бы вот таким же быть – собранным, хладнокровным…
Отец повернулся к ней, и даже не досада была в его лице – страх и отвращение.
- Боже, Лида, о чём ты думаешь…
- О тебе. Я всегда думаю о тебе…
…- Так, едет кто-нибудь или нет?! – рявкнул санитар, и Лидия, словно очнувшись, быстро пошла к кабине. Из кабины она смотрела на них, стоявших в ряд у машины. И от взгляда её, как обычно, всем троим стало не по себе…
Ему не нужно было мучиться в неизвестности, расспрашивая родителей, прислушиваясь к разговорам, пытаясь понять, почему Лена сделала это. Всё было слишком очевидно. В течение дня опять было много разговоров о Валентине, но добавилось и кое-что новое – разговоры об… Аслане. Лидия словно почувствовала что-то. Хоть Андрей и мог поклясться, что со стороны ничего нельзя было заметить в его по сути изменившихся отношениях с Леной… Ему и усилий прилагать не нужно было, а Лена всегда была сдержана и благоразумна и, глядя на неё, никак нельзя было сказать, что это она извивалась ночью в его постели...
Но Лидия будто с цепи сорвалась. С болезненным удовольствием смаковала подробности будущей свадьбы, которая существовала только в её воображении. Предвкушала, каким дорогим будет убранство ресторана, наряд невесты, как Валентин займёт самое почётное место…
Никто не прерывал её. Слабость её уже была очевидна, и все только ждали, когда какая-нибудь случайность прервёт этот поток. И только Лена с болью изредка взглядывала на Андрея, словно спрашивая его: ты же не принимаешь всё это всерьёз? Не верь ей, всё это неправда…
Но и юродивой Лидия тоже не была! Чувствовалась в ней скрытая, в чём-то тоже болезненная, сила, и опасна она была в первую очередь её дочери. Было понятно: всё это – не только слова. Да, какой-нибудь спасительный телефонный звонок мог прекратить всё это здесь и сейчас, но, как только Лидия с Леной выйдут из этих стен, слова превратятся в действие. И Лене придётся жить с этим, в вечном противостоянии, в клетке, в капкане…
Она не хотела. Да и кто бы захотел?..
После обеда они остались в столовой вдвоём.
- Я уже всё решила, - спокойно говорила девушка. – Как только мы вернёмся в Москву, я уйду из дома.
- Куда, Лен? – с жалостью спрашивал он.
Она долго, нервными движениями собирала волосы в хвост, потом резко отнимала руки, и волосы ломано, беспорядочно падали на плечи.
- К папе. Вернее, к бабушке, его маме… Папа ведь по полгода пропадает в Сибири, он вахтенным методом работает… В Доме моделей не платили ничего, а теперь он хорошо зарабатывает, хоть и не по специальности… А у бабушки квартира, однокомнатная, в старом доме на Одесской… Буду жить с ней. Она давно звала меня, она уже старенькая, помощь нужна… Я тебе потом позвоню и оставлю телефон… Ведь ты позвонишь мне?
- Ну… конечно…
Ему нечего больше было сказать, и он только вздыхал тяжело и неловко. Наверное, это было бы выходом для неё, если забыть о характере её матери. Да кто отпустит тебя, так и рвалось с языка. Но он, конечно, молчал. Ему было до боли, до слёз жалко её, но уж если даже у неё связаны руки, то что может сделать он.
Потом из её комнаты долго слышались звуки скандала. По-видимому, у неё сдали нервы, а может быть, Лидия опять стала говорить об Аслане… Но Лена не выдержала и крикнула матери в лицо, что собирается уйти из дома.
Позже, сидя с подругой в гостиной, Лидия рассказывала ей об этом. Маргарита поднесла руки к лицу, в ужасе глядя на неё.
- Лидуша, а может, отпусти её? Девочка страдает, это же видно… И тебе личную жизнь будет легче устраивать…
- Я тебя умоляю, Марго. Какие страдания в её возрасте? Перебесится – успокоится.
Проходя мимо гостиной, Андрей сцепил зубы, услышав этот безжалостный приговор. Как можно так обращаться с теми, кого любишь?..
Ведь Лидия любила дочь. Пусть своей, какой-то странной, однобокой любовью, но любила. Манипулировала ею «во благо», «во имя»… Возможно, хотела воплотить в ней то, что не удалось самой. А может, просто нашла в ней объект необходимой для её натуры борьбы. Перебороть, сломать – вот что было целью и смыслом, тем более – для «счастья» самой же девочки. А процесс доставлял удовольствие…
А Антон оставался за пределами этого противостояния. Направив свои силы в одну сторону, сына Лидия оставила в покое. Он жил в нормальном мире, был свободен, и отношения матери с сестрой его не касались. Да и сама сестра мало волновала его. Как понял Андрей из долгих послеполуденных разговоров с Леной, несмотря на ничтожную разницу в возрасте, брат и сестра были чужими друг другу…
Главным выводом из всего этого было одно: она была одинока. Пугающе, истинно одинока. И теперь, когда он отчётливо понял это, в его собственную душу закрался страх. Слова, сказанные ею ночью, о том, что она, «кажется», любит его, обрели мега-смысл, увеличились в объёме, заполнили всё пространство - и лишили его кислорода. Он не был готов стать единственным. Такая ответственность претила ему, он знал: он не сможет стать ей опорой, она неизбежно разочаруется, и лучше, если всё это закончится, так и не начавшись…
И, помедлив секунду около её двери, за которой была призывная тишина (он знал и это), он прошёл мимо и, легко взбежав на второй этаж, захлопнул за собой дверь своей комнаты. Рука потянулась к защёлке замка, но с кривой улыбкой он опустил руку. Как глупо. Но, если рассматривать как символ, - самое то. Он хотел отгородиться от неё. Он хотел быть одним из многих, незаметным, какой была она для него – и раньше, и теперь.
Завтра утром она уедет, а потом он позвонит ей. Он обязательно позвонит ей, он повторял это себе так часто, что почти поверил в это. Пока из коридора не послышались крики, шум хлопающих дверей, шаги… Пока земля не ушла из-под ног. И наутро, приглядевшись к себе в зеркале, он тёр и тёр виски, подумав, что случайно испачкался чем-то. Но через минуту понял: эти несколько седых волосков – след, оставшийся на всю жизнь от этого лета…
Единственный след. Который очень скоро даже не вызывал в нём воспоминаний, так как он привык к этой седине, почти незаметной.
Единственный…
***
…Её разбудили осторожным поцелуем куда-то между щекой и подбородком…
- Катюнь, проснись… У нас Ярик…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
soli, пока вот решаю - закончить уже совсем Ночь, чтобы этот фик остался один, или всё-таки ещё чередовать главы. Позже напишу, когда прода.
Да уж, Андрей впутался во взрослые интриги... Как же теперь им жить с этим? Надеюсь выдержат. Лидия мне совсем не нравится, какая-то зацикленная на своих чувствах, а точне на себе. 
Спасибо, Наташ 
