По пути к лифтам заметила, что в приемной президента светло. Был порыв, по стародавней привычке вернуться и выключить верхний свет. Сумела удержать себя и продолжать свой путь туда, куда шла, не сворачивая. Это давно не моя забота следить за тем, чтобы не горели лишние лампы в помещениях офиса. Кто-то другой отвечает за экономию электроэнергии в компании. Вот теперь-то я с трепетом входила в лифт и чувствовала себя замурованной. Прямо какая-то клаустрофобия, рожденная на ровном месте. И вместе с этим мне легко. Освободилась от неприятного давления Малиновского, которого жило во мне со дня моего появления в «Zima-Letto». Не люблю двери, вращающиеся вокруг своей оси . От входа и до выхода в таких дверях мне приходится семенить маленькими шажками. И это при моем росте, 178 см. Как говаривал заместитель моего шефа по маркетингу Роман Дмитриевич Малиновский: - «Любаша, не дави на меня, не принижай, родная, не носи туфли-лабутены»! Еще много чего мне приходилось слышать от него, приятного и неприятного. И не знала то ли верить его сладким речам, то ли плакать от скользких намеков. Все в прошлом, все в прошлом… Теперь я знаю, какие они, туфли от Лубутена. Если бы сегодня, Роман Дмитриевич, речь зашла о них, посмеяться бы тебе надо мной не смоглось! Я бы тебя загнала в дальний темный угол своими знаниями. Да, все в прошлом, все в прошлом… ((())) А на улице такая благодать! Огромное солнце просвечивает сквозь ярко-багряную листву старых кленов и дубов парка на западе от высотного здания, покинутого мною минут десять назад. Медленным шагом иду вдоль здания «Zima-Letto», не перестаю удивляться сама себе - как я столько лет не замечала вокруг себя ничего-ничегошеньки! Весь мой интерес был замкнут на том, кто меня и не помнил, для кого я была просто неприятным эпизодом в его жизни. И этот эпизод был стерт из памяти Жданова, как ненужная запись, которую нет необходимости восстанавливать. Его жизнь не менялась и состояла из бесконечной круговерти встреч, презентаций, любовных приключений . Шла , загребала, носками дорогих туфель на шпильках, осеннюю листву. Я закинула голову к небу. Увидела необыкновенно красивые кроны деревьев. Впервые за много лет увидела, какие яркие – красно-зелено-оранжевые резные листья усыпали все вокруг. В голове зазвучало: «Листья желтые над городом кружатся, С тихим шорохом нам под ноги ложатся. И от осени не спрятаться, не скрыться. Листья желтые, скажите, что вам снится»?
Как часто моя мамочка ставила пластинку с этой песней. Она звучала в нашей квартире летом, зимой, осенью. Звучала круглый год. А однажды, я училась уже в восьмом или девятом классе, сломался проигрыватель. Песни, разные, по расписанию радиостанции, теперь звучали только в кухне , когда их передавали по радио. Денег на новый проигрывать или магнитофон мама накопить не могла. Потихоньку, я чуть ли не шепотом стала напевать четыре строчки песни про желтые листья, а фоном этим строчками текли воспоминания. Странно, что они, эти воспоминания, уже не приносили боли и не туманили мозги, как это было еще несколько часов назад, когда обедали в «Мармеладоff». Чтобы ответить на звонок мужа, потерявшего меня, присела на скамейку. Произнесла всего два-три слова, когда в ответ от него услышала, что судя по моему голосу и интонациям, у меня все хорошо. Я произносила последние фразы, когда мимо меня прошла новенькая с рецепшена «Zima-Letto»: - «Да, родной мой, у меня не просто все хорошо, у меня все просто замечательно! Это не телефонный разговор, я скоро вернусь, все расскажу, где была, что видела. Поцелуй Левушку. Ужинать будем там же, в «Мармеладове»? Соскучилась. Целую вас, мои мальчики». В ответ трубка молчала, только слышу тяжелое дыхание и вопросительный выдох: «Люба»? Вернулась назад та, которая минуту назад прошла мимо меня. - Добрый вечер! Извините за назойливость. Позвольте поинтересоваться, как прошло собеседование? Роман Дмитриевич так до конца рабочего дня ко мне не зашел, ничего не рассказал. Простите, что не представилась: Екатерина Валерьевна Жданова, президент компании «Zima -Letto». От такого известия, подняться со скамейки на своих «лабутенах» я была не в силах. Но еще на «остаточном заряде батареек Duracell» сказала в трубку: - «Андрюша, все хорошо. Целую вас, люблю». После того, что муж услышал от меня, боюсь, как бы к моему возвращению не вызвал спецмашину и не сдал бы меня в психушку. Услышать от меня подобных слов он не рассчитывал до конца своих дней; и моих тоже: а тут, вместо привычного «Владимирович», прозвучало и Андрюша, и дорогой, и родной, и без поцелуев не обошлось. - Вы… вы… жена…? У меня состояние аффекта. Без комментариев! Буквы не складываются в слова, а те не хотят превращаться в предложения. Что написано на моей физиономии – не знаю, только понимаю, что ничего хорошего, если стоящая напротив меня невысокая ладненькая женщина достает из сумочки маленькую, объемом 330 миллилитров, бутылочку воды. С пипочкой, чтобы было удобно пить, запаянной плотным полиэтиленом на конце. С трудом, с напряжением пытается с этой самой пипочки снять защитную пленку. Посмотрела на ноготь указательного пальца, которым пыталась подцепить пленку, потрогала большим пальцем этот ноготь, покрытый почти бесцветным лаком и достала из сумочки шариковую ручку. Вот этой ручкой и подцепила пленку на крышечке. Подала мне бутылочку и вежливо так попросила, чтобы я выпила воды и успокоилась. Присев боком, рядом со мной на скамейку, спросила, что же с итогом собеседования и что мне такого страшного наговорил Роман Дмитриевич. Я вообще открутила крышку с бутылочки и сделала несколько больших глотков. Кое–как сумела выдохнуть: - «Роман Дмитриевич наговорил… Вы правы, наговорил... Это он может, наговорить»… Откинула голову на спинку скамейки и закрыла глаза, как же мне хотелось, чтобы она побыстрее ушла от меня подальше. Но она не из тех, кто бросит «ближнего» в беде. Если бы она знала, кто я, и зачем приходила в офис «Zima-Letto», бежала бы по этому тротуару до конца и не оглядывалась. Помню, что Роман пригрозил мне, чтобы я не пробовала соваться в жизнь Жданова. И тем, не менее, у меня вырвалось : - Скажите, каким мужем стал Жданов? Вот теперь недоумение на лице президента «Zima-Letto». Сказала, что у нее прекрасный муж, только она не представляет при чем здесь ее муж и его качества. Голова раскалывалась от боли, еще и затошнило. Однозначно подскочило давление. Заметила после выписки из наркологической клиники, что стоит мне сильно разволноваться, как давление подскакивает. Попросила у моей «соперницы», только она не знает, что Я ее соперница, таблетку от головы. Господи, чего только в жизни не бывает. Понимаю, что нужно попросить ни в чем не виноватую передо мной женщину, оставить меня одну и идти ей своей дорогой. Но язык, враг мой, спрашивает уже у нее, есть ли у них ребенок . В ответ она утвердительно говорит, что двое, сын и дочь. Хочу заткнуться, выпить воды и удалиться восвояси, но нет, меня несет и несет: - «И отец из Андрея получился хороший»? Не вижу ее, то ли больно, то ли стыдно, то ли просто нет сил открыть глаза и посмотреть на собеседницу, но чувствую, что она улыбается. Мне ножом по сердцу, но выслушиваю ее признания в том, что Жданов не просто хороший отец, а до безобразия влюбленный в своих детей. Любит обоих, боится показать окружающим, но все всё равно знают, что старшую, Машеньку, любит больше. Вот и сегодня, при первой возможности полетел в Лондон, чтобы повидать свою любимицу. Возможно, прилетят вместе. Растерянно спрашивает: - «А зачем это вам»? А у меня, как гнойник прорвался внутри. Может быть и пожалею когда-нибудь об этом. Уже сейчас жалею. Но… остановиться не могу. Все о чем молчала многие годы, боялась вспоминать сама, а тем более не могла поделиться с кем-то, вдруг появилось желание вылить все на эту маленькую, симпатичную женщину. Ни в чем не виноватую передо мной. Хотя именно ей это и было не нужно. Странно, что исповедь моя, а по другому мой рассказ не назовешь, лилась на удивление гладко. Катерина слушала, не перебивала, только изредка, непонятно почему, вроде бы без причины, усмехалась. Почти дословно помню свою исповедь, а когда вернулась в номер, то глубокой ночью, убедившись, что мужчины мои спят, записала в старую тетрадку, которую вновь спрятала на дно дорожной сумки. «Я пришла в «Zima-Letto» в конце лета. Вскоре началась осень. Осень была необыкновенная. Огромные кленовые листья шафрановым ковром усыпали все улицы, парки. Еще опали не все – часть из них продолжала украшать кроны деревьев. Я больше никогда не была такой счастливой, как в начале той осени. Я больше никогда не видела вокруг себя столько красоты. В объявлении требовались секретари-помощники начальнику технологического отдела и менеджеру по продажам. На собеседование в фирму мы пришли вдвоем, я и высокая, немного выше меня, рыжая девушка. Шура, не помню как ее фамилия. Вся рыжая: волосы, веснушки, кофта. В ответ услышала от собеседницы какое-то робкое пояснение: «Кривенцова». Я не обратила внимания на это и продолжала рассказывать, что после короткого собеседования меня отправили в ОК, оформляться помощником Андрея Жданова, а рыжую девушку – к начальнику отдела маркетинга. Позже, я много чего наслушалась по этому поводу. Да, не в этом суть. Я влюбилась. С первого взгляда, как только увидела сидящего за столом моего босса. Не помню какой он был, видела только его улыбку и светящиеся глаза из-под очков. Мне ничего было не нужно – лишь бы находиться с ним рядом, в одном помещении; быть полезной ему во всем. У него была невеста, вроде бы, как неофициальная, но все знали, что он на ней женится. И не просто женится, он должен на ней жениться. Роман Малиновский называл предстоящий брак между моим начальником и Кирой Воропаевой – династическим. Именно Роман всегда был на страже интересов Киры. Я подозревала, что он был по-своему в нее влюблен, но она была невестой друга. Поэтому это было святое. Только на мою любовь к Андрею, факт наличия невесты не влиял. Я влюблялась в него с каждым днем все больше и больше, никого и ничего не замечала вокруг. Рыжая Шурочка подружилась с другими девушками, а я нет. По природе своей я очень коммуникабельная, доброжелательная. Тогда мне было не до женской дружбы, я была сконцентрирована на Андрее; все мои поступки и силы были направлены на создание удобного его существования. Даже ходила на склад, искала новое офисное кресло, когда посчитала, что то, на котором сидит мой шеф, недостаточно мягкое. Окружала Андрея своими заботой и вниманием и, как могла, прилагала все силы, чтобы привлечь его внимание к своей особе. Я любила. Любила так, как можно любить по-настоящему, впервые в жизни. Прошло несколько дней с момента моего трудоустройства, и Андрей Палыч, если я находилась рядом, вблизи, старался меня изредка приобнять, погладить по плечу или спинке, подержать за руку. Старалась убедить себя, что он действительно заинтересовался мною, я ему небезразлична. ((()))((()))
Позже, из разговоров Малиновского я поняла, что Жданов никак не мог осмелиться подойти ко мне. Слышала, как Малиновский то ли спрашивал, то ли утверждал: мол что, Жданчик и хочется и колется? СлабО затащить девочку в постель? Продолжались эти разговоры и наставления чуть ли не каждый день. Однажды услышала, как друг наставляет Андрея: - «Палыч, ну что ты теряешься? Все при Любаше: рост, вес, любимый третий размер. У Киры этого … Все, все молчу про Киру – понимаю, это святое. На тебя это совсем не похоже – девочка плывет при одном упоминании о тебе. Вся для тебя, нараспашку. У нее через весь высокий лоб написано заглавными буквами: «Я люблю Андрея Жданова»! Ответа Андрея я не услышала, так как зазвонил стационарный телефон. Дрожали ноги. Но в кабинет я вошла и положила бумаги на подпись. Жданов пока ставил автографы, поинтересовался, не заболела ли я, а то щеки красные. Я закрывала дверь кабинета, когда он шикнул на Малиновского, чтобы тот выбирал время и место, чтобы озвучивать свои выводы. С этого дня, когда у нас с Андрюшей выпадала возможность поговорить наедине, он мне не просто говорил, он мне все чаще жаловался, что не хочет жениться на Кире. Чувства давно прошли, секс уже неинтересен, но есть такое понятие «надо». Я, дурочка, после таких разговоров начинала фантазировать – что вот все же он должен в меня влюбиться. Обязан. Ведь я люблю его. Я красивее Киры, или уж ни в чем не уступаю. Не глупее. А вот немного поменяю гардероб и вполне могу начать сопровождать его на встречи и презентации. Но ни разу он меня никуда так и не пригласил, все осталось в моих фантазиях, которые выливались слезами в ночную подушку. Помимо разговоров, стала получать небольшие подарки, которые также расценивала как знаки внимания – то плитку швейцарского шоколада, то красивую ручку, коробочку печенья, небольшую мягкую игрушку. Зайца голубого берегу по сей день, даже сыну не давала поиграть. Однажды Роман позвал меня в кабинет к себе, сказал, что необходимо срочно распечатать какие-то прайсы, а Шурочки нет. Далее ему понадобился Жданов, так как в каких-то графиках не мог разобраться. Через час нам принесли ужин, Малиновский объяснил, что работать нам предстоит допоздна. Еще через час, смеясь покрутил перед нами ключом от кабинета, засмеялся, закрыл нас с обратной стороны. Сначала я растерялась. Хотела потребовать, чтобы Жданов звонил другу и отпустили меня домой. Только Андрей принялся меня прижимать к себе. Это не было даже объятиями. А поцелуи – это было началом конца моего грехопадения. Вот так примитивно все и началось. Тайные встречи, ночевки на моей съемной квартире, поцелуи в кабинете и в его машине… Крышу у меня снесло напрочь. Роман бесконечно продолжал твердить ему, твердить как мантру, не уставая, что у меня огромными буквами, через весь мой высокий лоб, в каждом глазу написано: - «Я люблю Андрея Жданова»! А я и не пыталась, я не могла скрывать свою любовь к нему. Как ни горько мне осознавать, но после ночи, совместно проведённой в кабинете, о которой Андрюша в подробностях отчитался перед сценаристом и режиссером-постановщиком Романом Малиновским, наши встречи стали не то чтобы частыми или регулярными, но периодически повторялись. Я летала как на крыльях, счастливее меня не было никого на этом свете. От «женсовета» я отпочковалась, не пыталась искать подруг среди секретарей. Каюсь, смотрела на всех свысока. Я была преисполнена своего величия и избранности в этом мире. Меня все осуждали, особенно за Киру, невесту Андрея. Постоянно талдычили, что будет, если о нашей связи узнают Маргарита и Воропаева. А мне было море по колено, я любила. Была уверенна, что и меня любят. Просто он такой человек, который не умеет красиво оказывать знаки внимания. Мне достаточно было его улыбки. А когда меня прижимал к себе или поглаживал, так, мимоходом, по руке, спине или… ниже спины, это было все, состояние аффекта, земля уходила из-под ног. *** (Я хотела прекратить эту исповедь и не могла. Видела, что женщина рядом со мной становится все сгорбленнее, все меньше, все больше сжимается от моих слов. Думаю, каждое мое слово било ее как плетью. Я продолжала и продолжала говорить. Моя слушательница, не сказала мне «заткнись», не встала , и не ушла. Безмолвно продолжала выслушивать все, о чем я говорила.) *** Уже через полтора месяца я поняла, что беременна. Была счастлива, думала, что я обманула всех, вытянула счастливый билет. С небес на землю меня вновь опустил Роман. Вновь инструктировал друга, что за глупость, какой ребенок, да еще на стороне? Ладно бы, от Киры , а то от беспорточной провинциалочки! И как Жданчик мог допустить такой прокол, отныне Роман сам будет покупать ему средства контрацепции. Я из приемной все слышала и даже представляла, как Малиновский крутит пальцем у виска или стучит кулаком по черепушке. Накануне вечером, у меня на квартире, когда я со счастливой улыбкой сообщила Андрюше, а он уже стал для меня только Андрюшенькой, о беременности, он побледнел, долго молчал, собрался и ушел. Утром увидела, что из ванной исчезли его бритва и зубная щетка… Все у нас смешалось, как в доме Облонских, только Роман продолжал инструктировать друга по поводу моей беременности. И видимо, доинструктировался... ((())) Была пятница, начало рабочего дня. За всю неделю мы с Андрюшей ни разу, ни на минутку, не остались наедине. Когда к нему в кабинет заходила Кира, он не уворачивался от ее поцелуев в моем присутствии, как было еще на прошлой неделе. Всю неделю, изо дня в день повторялась такая сцена: приходила Кира, я демонстративно находила причину, чтобы зайти следом за ней. Какой униженной я себя чувствовала, страшно вспомнить, но я шла и смотрела во все глаза на моего кумира. Так было и в эту пятницу: их семейные поцелуи, его извинения и обещания невесте, что естественно, вечером вместе поедут к ней. Я положила стопку бумаг на стол перед Ждановым, когда Кира, стоявшая у окна, со злостью поинтересовалась, что разве у меня нет работы и мне обязательно присутствовать при ее встречах с Андреем? Далее просто отрезала: - «Выйдите, и не смейте заходить в мое присутствие в кабинет к начальнику»! Ни звука, ни слова не прозвучало от него в мою защиту! Mинут через пять проводил Киру через приемную, приобнял в дверях за плечи, поцеловал в щеку, плотно закрыл дверь. И объяснил мне, что Кира его невеста и этим все сказано. На мой вопрос, ждать ли его вечером, ответил, что за глупый вопрос. Я ведь слышала, что после работы они вместе с Воропаевой едут к ней. Я почти перестала есть. За несколько дней похудела, осунулась. В понедельник, собираясь на работу, обнаружила, что любимое платье висит на мне, как на вешалке. Как всегда приехала в офис минут за сорок до начала рабочего дня, чтобы приготовить все, что понадобится Андрюше. Я всегда знала, когда и какие отчеты ему понадобятся, с кем и где будут проходить встречи. Заказывать обед в кабинет или нужно забронировать столик в ресторане. Появился Жданов в кабинете около одиннадцати. Кира, очевидно, была в курсе, что его нет в офисе. Ни разу не зашла и не позвонила. День был примерзкий. Слякотный… Последний день ноября. Низкие тучи, мелкий дождь, кругом одна серость. На парк за окном, который еще полмесяца назад радовал красками, смотреть не хотелось. Ярко окрашенные листья от дождей скукожились, отторгали глаз. И на душе точно такая же серость. Помню, что на Андрее было длинное темно-серое кожаное пальто. В тон всему окружающему. Не поздоровался. Только приказал собираться. Куда и зачем – не объяснил. Привез в дорогущую клинику. Сказал, что это самый правильный выход из создавшейся ситуации, мне ни о чем волноваться не нужно. Все оплачено. Как в полубреду, шла по длинным коридорам за сопровождавшей меня медсестрой. И ничего не понимала. Прооперировали меня после обеда, ничего не помню, долго и тяжело отходила от наркоза. Жданов навещал меня каждый день. Приносил фрукты, конфеты, цветы. На душе от его посещений наступал относительный покой; минутами, когда при прощании у всех на виду целовал в щеку, мелькала радость и рождалась надежда, что ничего у нас не заканчивается. Все будет продолжаться. На четвертый день меня выписали. Жданов встречал меня на крыльце клиники без конфет и без цветов. Стоял напротив, руки в карманах, перекатывался с пяток на носки. Озвучил свое решение, от которого у меня кровь стынет по сей день, когда вспоминаю! Поставил в известность, что я уволена из «Zima-Ietto», а это мое выходное пособие. В руках у меня оказался конверт. Я ничего не понимала, только свободной рукой вцепилась в лацкан его пиджака. Он оторвал мою руку и стремительно стал уходить. *** В квартире не находила себе места. Одинокая. Не любимая. В прямом смысле, выставленная за дверь. Сидела за столом наедине с рюмкой и бутылкой водки, которую купила в соседнем киоске, когда возвращалась после расставания со Ждановым. Вопреки всему произошедшему, ждала звонка от любимого. Но телефон мой умер, продолжал молчать весь день, всю ночь. Умирала и я. Периодически спускалась вниз, в вино-водочный ларек. Заодно покупала какую-то еду, чтобы закусить. Шел третий, а может быть пятый, или десятый день после моей выписки из клиники, я не помню, я потеряла счет времени. Небольшой хозяйский телевизор «Funai» не выключала сутками. Его бубнеж скрашивал мое одиночество, создавал впечатление чьего-то присутствия. В очередной раз пожилая продавщица, отсчитывая мне сдачу, попросила, чтобы я завязывала с этим. Дальше слушать ее проповеди я не стала, мне было не до нее. Жить не хотелось. Честно признаюсь, но мысль о суициде ни разу меня не посетила.
_________________ И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!
|