24.
– Думаете? – Катя смотрела на Жданова с беззащитной детской доверчивостью, и он поспешно отвернулся. Она была еще совсем девчонкой, и если по возрасту и равнялась со многими моделями, то это совсем ничего не значило. – Кать, вы мне верите? – Абсолютно! Катя унесла платье в свою каморку и сразу вернулась. – Подпишете счета для Юлианы? С деликатным стуком в кабинет вошел отец. – Доброе утро, – сказал он. – Андрей, мы можем с тобой поговорить? – Можем, – Андрей вскочил, пожимая отцу руку. Подумал и обнял его, усадил в кресло. – Я буду у себя, – сказала Катя. – Нет-нет, – Жданов придержал её за локоть. – Останьтесь. Па, – пояснил он взлетевшим вверх отцовским бровям, – ну я потом все равно пересскажу всю нашу беседу Екатерине Валерьевне. Давайте экономить время. – Любопытно, – только и сказал отец. – Что же, тогда к делу. С Кирой удалось договориться, она поддержит тебя на совете, но только потому, что так будет лучше для Зималетто. Она разумная девочка, и очень предана компании. Главное… постарайся не задевать её за живое. С Александром дела обстоят сложнее. Он готов отказаться от идеи продажи акций, но при одном условии. – Кресло президента? – Кресло президента. – Пап, ну этого нельзя допустить. Сашка ни одного дня не работал в Зималетто, он совершенно не знает компанию. – Мне кажется, ты преувеличиваешь масштаб трагедии. – Я её преуменьшаю. – И тем не менее, акции Александра должны остаться в семье. Нельзя допустить, чтобы кто-то чужой приобрел такой внушительный пакет. Жданов ощутил себя так, словно его ударили. – Это значит, что ты назначишь президентом Воропаева? Отец молчал, хмурясь. – Павел Олегович, – глухо сказала Катя, – бесполезно вести переговоры с шантажистами. Это… порочный путь. – У вас есть другие предложения, Екатерина Валерьевна? – чуть резче, чем следовало, спросил отец. – Мы с Андреем Павловичем озвучим их на совете. – Да? – удивился Жданов. – А, ну да.
– Добрый вечер! Говорят, женщины всех времен соглашаются с утверждением: нечего носить. Зималетто утверждает обратное! Носить есть что! Сегодня наш гениальный дизайнер, известный всем Милко сотворил чудо! От женщин, одетых в его одежду невозможно оторвать глаз. Итак! Новая коллекция Зималетто! Сегодня Жданов был сестрой таланта. Ну очень кратким. И очень искренним. От Кати в платье от Милко действительно было невозможно оторвать глаз, и Жданов очень спешил с подиума обратно в зал.
Трикотажное простенькое платье оказалось коварным. Оно нежно и плотно обхватило Катину фигурку, о которой Жданов думал, не переставая, с той самой температурной ночи. Все эти изгибы и формы, которые он ощущал в горячечном бреду, вдруг стали очевидными для всех. Он сам едва не ослеп, когда Катя, смущаясь, вынырнула из каморки – ему показалось в ту секунду, что она обнажена. Пышная грудь, покатая линия плеч, тонкая талия, контрастирующая с округлыми бедрами… Ох, не зря нервничал Валерий Сергеевич! Было тут что прятать от чужих глаз! Чтобы не волновать Катерину, готовую вот-вот сбежать в свою кладовку, Жданов сказал как можно спокойнее, каким-то невероятным усилием заглушая хрипотцу своего голоса: – Вы прекрасно выглядите, Катюш. Позволите? Нервно подрагивающими пальцами, он распутал её косички, уложил мягкие волосы в довольно небрежный пучок, высвободил несколько прядок, добавляя художественного беспорядка и торжественно поцеловал Катерину в лоб. – Отлично. Готовы? – Нет. – Тогда – вперед!
Покинув подиум, Жданов некоторое время щурился, привыкая к полумраку зала после софит. Так он и знал! Воропаев уже настиг Катерину и теперь что-то шептал ей на ухо, цепко удерживая за локоть. Хам. – Сашка, – Жданов подлетел к ним, высвободил Катю из его рук и пристроил себе за спину. – Разве тебе не интереснее посмотреть показ, чем терзал моего помощника? – А я, между прочим, – насмешливо отозвался Воропаев, – вовсе не против, чтобы твой помощник растерзал меня. Господи, пошли ему горбыль – всяких похотливых воропаевых от Катерины гонять! – Экзотичный получился бы опыт, – добавил Александр с явной издевкой. – Воропаев считает экзотикой всех, чей айкью превышает его собственный… то есть, большую часть человечества. Оставьте Екатерину Валерьевну в покое, Александр Юрьевич. Она слишком умна, чтобы возиться с амебами. – Ну с тобой же она почему-то возится. Катя уже дергала его за рукав, призывая к благоразумию. – Со мной она работает. Тебе, наверное, не знакомо это слово. Посмотри в словаре. А лучше попроси своего секретаря – сам-то ты до сих пор читаешь по слогам. – А твой секретарь тебе тоже читает вслух? – Мальчики, мальчики, – подлетела к ним Юлиана, предостерегающе вставая между ними. – Не здесь, не сейчас. Жданов мягко отодвинул её в сторону и вплотную подошел к Воропаеву. – Еще раз приблизишься к Екатерине – я тебе голову оторву. Найди себе противника в своей весовой категории, а не третируй беззащитных женщин. – Это Пушкарева-то беззащитная? Ты еще скажи, что она женщина! Ну всё, с него хватит. Кулак Жданова уже почти долетел до челюсти Воропаева, но Катя с Юлианой повисли на обеих его руках, и Сашка ушел безнаказанным.
– Андрюша, ну что это такое, – Юлиана притащила его в бар. – Ну надо как-то в руках себя держать. – Если Александр думает, что я позволю ему оскорблять моих сотрудников… – Ну всё, всё. – Кать? – Я здесь, Андрей Палыч, – она вынырнула из-за его спины, села по другую сторону. – Девочки, давайте выпьем шампанского, – предложил Жданов, приобнимая их за плечи. – А давайте, – раздухарилась Пушкарева. – Катюш, – Юлиана подняла свой бокал, – и как вы себя чувствуете после того, как два самых видных кабальеро Зималетто скрестили из-вас свои копья? – Как дура, – призналась Катя. – Да это и не из-за меня вовсе. Андрею Павловичу и Александру Юрьевичу вообще повод не нужен! – И это чистая правда, – вздохнула Юлиана. Они чокнулись. Ледяное шампанское ударило Жданова в нёбо. – Вот чего я не понимаю, – пожаловался он, – почему некоторые люди считают себя вправе высокомерно обращаться с другими. – Ого, – рассмеялась Юлиана, – юный социалист Жданов на пути к духовному прозрению? – Просто они меня бесят! – Андрей, – к ним подошла Кира, уже изрядно навеселе, – а это правда, что ты едва не ударил моего брата из-за Пушкаревой? – Кирюш, ну ты же знаешь этих задир, – взяла удар на себя Юлиана. – Катенька тут вообще не при чем. – Катенька – и не при чем? – театрально ахнула Кира. – Юлиана, Катенька у нас всегда при чем. Без неё Андрюша и шагу ступить не может – спотыкается. Катенька, – Кира оперлась локтем на плечо Жданова, склонилась ближе к Пушкаревой, – а вы, может, и ночуете вместе? – Кира, перестань, – прикрикнул Жданов. – Может, вы по ночам лягушка превращается в царевну? Как же он устал от того, что всякий Воропаев норовит наговорить Кате гадостей. – Кира, – Юлиана увидела выражение его лица и поспешно вскочила. – Я должна тебя познакомить с одним журналистом. Филипп!.. – Простите, Кать, – Жданов потер рукой лоб. – Это какой-то ров с крокодилами. Уйдем отсюда? – А вам уже можно? – Ну, прогул мне поставить будет некому. Я тут самый главный, Кать. По крайней мере, сегодня. Он взял со стойки бутылку шампанского в одну руку, а другой крепко ухватил ладонь Пушкаревой. – Вперед, Катерина. Допьем шампанское по дороге. Он кому-то улыбался по пути, что-то шутил, позировал фотографам и ни на секунду не выпускал Катину руку. Что же это такое, опять расстроили ему ребенка.
– Кать, – Жданов повернулся к ней. Катя обнимала пустую бутылку и печально смотрела в лобовое стекло. – Мне правда очень жаль. – Вы-то тут при чем, – сказала Катя и подула в горлышко бутылки, – Кира Юрьевна… она же не со зла. Она просто очень расстроена. – Кать, ну это же не повод бросаться на людей! – Сами-то вы в гневе на кого похожи? – улыбнусь Катерина тихонько. – Я… просто понимаю Киру. Если бы мой любимый мужчина, с которым я бы была вместе несколько лет, которого я бы обожала и за которого собиралась замуж… вдруг отменил и свадьбу, и наши отношения без внятных причин... И ладно бы он ушел к какой-нибудь условной Волочковой… Красивой, успешной, неотразимой. Мне было бы больно, но я хотя бы понимала это. А он просто ушел… ни к кому. От меня. Он молчал, пораженный в самое сердце грустной струной в её тихом голосе. Катя говорила будто сама с собой, забыв в эту минуту о Жданове. Она объясняла себе Киру, и было какое-то глубинное женское понимание в её словах. Ребенок? Молодая, глубоко чувствующая, мудрая женщина. – И мало того, что он ушел, так везде появляется со своей нелепой, некрасивой, странной секретаршей, которой всецело доверяет. Андрей Павлович, Кире сейчас действительно нелегко приходится. – Кать… а вы действительно думаете, что я ушел от Киры без веской причины? Она опустила голову так низко, что он только видел распушенные прядки её волос и часть щеки. – Иногда, – едва слышно произнесла она, – мне начинает казаться, что вы… что я… но я ни за что не позволю себе об этом думать, потому что просто не переживу, когда всё это окажется неправдой. – Ну почему неправдой-то, Кать, – Жданов подался к ней, однако Катя вскинула руку, останавливая его. – Не надо, – с мукой в голосе сказала она. – Я вас очень прошу. Жданов оторопел. Отвел в сторону её руку, пытался поймать подбородок, заставить Катю посмотреть прямо на него, но она упорно отворачивалась. – Почему, Кать? – чувствуя, как у него разрывается сердце, спросил Жданов. – Потому что я не хочу однажды оказаться на месте Киры и понять, что моя жизнь кончена, – выкрикнула она и, вручив ему пустую бутылку, выскочила из машины. Жданов догнал её у самого подъезда, безнадежно вцепился в воротник пальто. – Катя! Кать… давайте поговорим спокойно. – Не сегодня, – она посмотрела на него – умоляюще, измученно. – Пожалуйста… пусть всё останется, как есть. – Вы меня убиваете, Катя! – Андрей, – она обхватила его лицо ладонями, и то, что следом не прозвучало надоевшего «Палыч» бросило Жданова в дрожь. – У меня никогда такого не было… ни с кем. Я никогда не чувствовала себя такой… особенной. Нужной. Ты всё время рядом со мной, и это сводит меня с ума. Пожалуйста, слышишь?.. – Что? – спросил он, ощущая её дыхание на своих губах, и совершенно не понимая ни слова, – что? – Оставь всё, как есть. Еще немного… совсем недолго… Он застонал, не в силах разобраться в хитросплетениях Катиных страхов и понимая только одно: его отвергают. И хотя еще утром Жданов и сам собирался оставить всё, как есть, еще ненадолго, сейчас ему казалось, что сверху обрушилось небо. – Кать, – позвал он, прижимаясь лбом к её лбу, – Катя… ты нужна мне больше всего на свете, слышишь? – Это пройдет. Он зарычал даже, отказываясь принимать такую логику. Выпустил воротник на свободу, оперся голыми ладонями о ледяное железо двери. – Ну хорошо, – сказал он резко, – хорошо. Мы поговорим позже, да? – После совета. – После совета. Изо рта Катерины шел пар, волосы растрепались, очки запотели. – Андрей Палыч… наш план на завтра остается в силе? Мыслительный процесс восстанавливался медленно. План? На завтра? – Да, конечно, – наконец ответил он, сообразив, что к чему, – конечно. – Значит, я меняю отчет в соответствии с… новой стратегией? – Меняйте, Кать. Успеете? – Успею, – ответила она уверенно. – Будет всем ядерный взрыв. – Но потом мы поговорим, – не дал ей свернуть с главной темы Жданов. Катя вздохнула, толкнула его в грудь, заставляя отступить назад, и Жданов только сейчас понял, каким огнем пульсировали промерзающие ладони. Едва не свалился со ступенек, а когда поймал равновесие, дверь в подъезд уже захлопнулась. Катерина удрала.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|