Исполнение 1. 6/?От автора: да, я помню, что Джеппетто - папа Пинноккио, а Карло - папа Буратино, но - простите, заказчик и дорогие читатели, - я решила их совместить путем деления, и в моей версии папу Пиноккио зовут Карло
его быстрее набирать. Надеюсь, вы простите мне эту авторскую вольность.
Утром Катя проснулась совершенно разбитая, словно она и не спала вовсе. Горячий душ помог ей прийти в себя, и на улицу она вышла, уже чувствуя себя человеком, а не бессильной амебой. Как только она закрыла за собой дверь пансионата, у нее появилось впечатление, что она попала в сказку, причем далеко не добрую. Город был окутан туманом, который стлался по улицами и лежал на листьях деревьев. Фонари еще горели и казались тусклыми призрачными пятнами, парящими прямо в воздухе. Катя застыла у двери, почему-то не в силах двинуться с места. Можно подумать, она ни разу не видела тумана! Видела, и не раз, но все равно это зрелище заворожило ее и неожиданно напугало. Катя сняла очки, протерла их, надела обратно, обругала себя за глупость и решительно пошла к кафе. Ориентироваться в тумане было непросто, он менял очертания домов и улиц, и Катя едва не прошла мимо «Пирожков». Немногочисленные прохожие, встретившиеся ей на пути, были мрачны и шли, опустив голову и засунув руки в карманы.
Кафе было открыто, что не могло не радовать. Как можно было предположить, посетителей в нем не было. Точнее, так показалось Кате на первый взгляд, но потом она увидела около кассовой стойки женщину, беседовавшую с Валентиной Семеновной. Катя не уточнила накануне, есть ли в кафе кофе и еда на вынос, и подозревала, что вряд ли, но решила попытать счастья. В крайнем случае, позавтракает здесь.
‒ Кхм, доброе утро, ‒ поздоровалась Катя, подходя к кассе.
‒ Доброе утро, ‒ ответила Валентина Семеновна. ‒ А вы, я посмотрю, ранняя пташка. Сейчас я вам кофе сделаю. Посыпать сверху корицей?
‒ Д-да, ‒ отозвалась Катя. Похоже, спрашивать, какой именно кофе она хочет, ее никто не собирался. Впрочем, вряд ли здесь был большой выбор. ‒ А вы делаете кофе с собой?
‒ Что? Вот еще глупости какие! ‒ фыркнула Валентина Семеновна, поворачиваясь к кофемашине. ‒ Кофе надо пить с чувством, с толком, с расстановкой, то есть сидя и неторопливо, а не на ходу. Правильно я говорю, Марья?
Женщина, до этого разговаривавшая с Валентиной Семеновной кивнула, улыбнувшись, и Катя, присмотревшись, узнала в ней учительницу Коли. Ну что за память, а? Один раз увиденного человека она запомнила, а отчеты по компании Юлианы, которые Катя изучала вчера полдня, нет.
‒ И оладушки с черникой, да? Вот держите пока кофе, идите садитесь, сейчас пожарю оладушки.
Катя и опомниться не успела, как оказалась за одним столом с Марьей, сжимая в руках большую керамическую кружку капучино с корицей.
‒ Я всегда пью кофе с корицей, когда захожу сюда по утрам, ‒ сказала Марья, ‒ и Валентина Семеновна всем его предлагает. Надеюсь, вы любите корицу.
‒ Очень, ‒ заверила ее Катя, не покривив душой.
Марья, чьи отчество и фамилия оставались тайной, снова улыбнулась Кате. У нее была очаровательная улыбка, да и сама она при ближайшем рассмотрении оказалась очень симпатичной. Темные волосы, короткая стрижка, нежный румянец, белоснежная кожа и голубые глаза делали ее похожей на изящную фарфоровую куклу. Сделав глоток кофе и прочистив горло, Марья сказала:
‒ Я думала, только я заглядываю к Валентине Семеновне так рано.
‒ Я здесь второй раз в жизни. Я в Сказийске всего несколько дней, так что…
‒ Правда? Ой, простите, я совсем забыла о хороших манерах! Меня зовут Марья Леопольдовна Мороз, и все зовут меня Марьей.
Она стеснительно улыбнулась, но выражение ее глаз было немного лукавым и дружелюбным. Она показалась Кате хорошим доброжелательным человеком, но ей уже случалось обманываться в людях, несмотря на свой дар распознавать ложь. Кате очень хотелось, чтобы ее впечатление о Марье (интересно, неужели никто-никто не называет ее Машей?) оказалось верным.
‒ Катя, Екатерина Пушкарева. И можно на «ты».
‒ Приятно познакомится. Катя, ты действительно только что к нам приехала? ‒ оживленно спросила Марья. ‒ То есть, конечно, только что, раз так говоришь, я не имела в виду, что ты говоришь неправду, просто… Я слишком много болтаю, да? ‒ смущенно рассмеялась она.
‒ Нет, нисколько. Да, я совсем недавно сюда приехала, по делам. Почему это всех так удивляет? Конечно, это закрытый городок, но неужели у вас так редко появляются новые люди?
‒ Закрытый? ‒ нахмурилась Марья так, как будто первый раз об этом слышала. ‒ Да, разумеется, хотя это глупость, на мой взгляд. В шахтах за городом добывали что-то для военных, потом их законсервировали, но статус закрытого города со Сказийска так и не сняли. К нам крайне редко кто-то приезжает, только возвращаются те, кто уезжал учиться, но и их очень мало. В общем, мы тут полностью оторваны от цивилизации и варимся в собственном соку, поэтому любой приезжий вызывает нездоровый интерес, прости.
‒ Да уж… ‒ задумчиво протянула Катя, которая вдруг заинтересовалась тем, на какие деньги живет городок. Жителей полтора землекопа, никакого градообразующего предприятия, вроде как, не наблюдается, а запустением, нищетой и провинциальной убогостью и не пахнет.
‒ Держите-ка оладушки с пылу с жару, ‒ сказала подошедшая к их столику Валентина Семеновна и поставила перед ними по тарелке с пышными оладьями и по розетке с вареньем.
‒ Спасибо. Откуда ты, если не секрет? ‒ спросила у Кати Марья.
‒ Из Москвы.
‒ И как поживает столица?
‒ Как обычно, ‒ пожала плечами Катя, ‒ что ей сделается? Ты там была?
‒ Нет, ‒ улыбнулась Марья. ‒ Я уезжала из Сказийска только на учебу в… ‒ Марья запнулась, как будто забыв, где именно она училась. ‒ В педвуз, это недалеко отсюда. Кажется, что это было сто лет тому назад.
За столиком ненадолго повисло неловкое молчания. Катя не знала, о чем бы еще поговорить с Марьей, и решила заняться оладьями ‒ когда я ем, я глух и нем, и все такое.
Вообще-то, у Кати имелся вопрос, который она очень хотела задать Марье, но она сомневалась в том, что он уместен. И что Марья на него ответит. Вот только вопрос этот почему-то никак не выходил у Кати из головы, и она рассудила, что попытка не пытка, и стоит рискнуть.
‒ Марья, ‒ неуверенно начала Катя, осторожно подбирая слова, ‒ я знаю, что это не мое дело, и ты можешь мне не отвечать, но… Я вчера познакомилась с твоим учеником Колей, сыном мэра, и у меня сложилось впечатление, что он не очень счастлив. Он сказал мне, что он приемный ребенок и что мама его не любит. Я видела вашего мэра, и она показалась мне человеком, который на многое способен. Она хорошо обращается с Колей?
‒ Я не могу обсуждать своих учеников с посторонними людьми, ‒ отчеканила Марья.
‒ Я понимаю. Извини, я не хотела ставить тебя в неудобное положение. Просто… Коля рассказал все это мне, совершенно незнакомому человеку, и я подумала…
‒ Коля очень чувствительный мальчик с богатой фантазией, как и у многих детей его возраста, и он переживает нелегкие времена, ‒ ответила Марья с потеплевшим взглядом. ‒ А Регина Генриховна сложный человек, но, уверена, она не обижает сына.
Катя подумала, что не очень-то Марья в этом уверена, судя по ее тону.
‒ Конечно, ‒ натянуто улыбнулась Катя и воздержалась от дальнейших расспросов. В первую очередь потому что ей внезапно пришло в голову, что лучше будет спросить об этом Юлиану, раз та хорошо знакома с Региной Миллер.
Они быстро доели, Марья, сказав, что ей было приятно познакомиться с Катей, убежала на работу, а Катя отправилась в офис Юлианы.
* * *
Карло не был магом, он ничего не знал о заклятиях и зельях, но люди не зря говорили, что у него волшебные руки и сказочное мастерство. Он любил дерево, виртуозно справлялся даже с самой сложной работой и с первого, даже мимолетного взгляда мог точно сказать, что получится из того или иного дерева. С этим деревом, правда, было сложнее, чем с обычными, но, принявшись за работу, Карло четко увидел, что оно сможет вместить не двух человек, как предполагала Голубая фея, а троих. Это была первая хорошая новость за последние дни, и Карло бросился было поделить ею с Их величествами, но не успел он дойти до двери, как в мастерскую вбежал Пиноккио.
‒ Смотри, папа! ‒ воскликнул мальчик, показывая Карло кривоватые деревянные ручки, которые он выточил для будущего шкафа. ‒ Тебе нравится?
‒ Очень. Молодец, сынок.
Карло потрепал сына по светлым волосам и тяжело опустился на стул. Сын ‒ единственное, что у него было, и Карло не хотел терять его, не хотел, чтобы Пиноккио становился жертвой проклятья. Весь оставшийся день у Карло валилось все из рук, а ночью он не спал, ворочаясь с боку на бок и обдумывая, как лучше поступить. Утром он постарался взять себя в руки и, придя к королю и королеве, сказал полным сожаления, но твердым голосом, что шкаф вместит только двоих.
«Надеюсь, ты не проклянешь меня за предательство и эгоизм, сынок, ‒ думал чуть позже Карло, закрывая за Пиноккио дверь шкафа. ‒ Я делаю это ради тебя».
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
:
А Катька-то чего так неосторожно - в таких тонких вопросах перед незнакомыми людьми любопытство проявлять. Ох, не сгубило бы оно нашу Кошку