НРКмания

А я люблю женатого... (тутошняя версия)

6

Катя задержалась в офисе, хотя работа, запланированная ею на сегодня, закончилась. После встречи с Лилей прошло три дня. Катя давно успокоилась и не вздрагивала от звука хлопнувшей двери, провела чрезвычайно успешную для агентства встречу с банкирами, сходила на праздничный – в честь дня рождения Амуры – обед в «Ромашке». И так и не поговорила с Андреем.
В агентство Виноградовой Лиля заявилась вечером и была агрессивной, настойчивой и несчастной. Про Лилино несчастье Катя не сразу поняла – сразу Кате стало плохо, она чуть не потеряла сознание. Но прекрасная, истеричная и зацикленная на карьере Лиля, сама того не желая, рассказала Кате то, о чём она и сама бы догадалась, если бы так не боялась думать о прочности своего брака с Андреем. Не прямо, а по недомолвкам, бегающему взгляду и отказу ответить на вопрос: почему Андрей сам не скажет жене, что хочет от неё уйти? Катя поняла, что Андрей вёл себя с Лилей точно так же, как с сотней манекенщиц до этого: улыбался им, весело болтал ни о чём и совершенно не запоминал их лиц и имён. Когда Катя озвучила свою догадку при Лиле, та покраснела, обозвала Катю дурой и убежала.
Поэтому Катя уже не подозревала мужа в измене. Почти не подозревала, ибо настроение её менялось, словно флюгер, и иногда разум и логика отказывались функционировать. Правда, такие периоды длились недолго, хотя Катя и успевала мысленно перебрать все «улики» неверности мужа, расстроиться, разозлиться… и тут же успокоиться. И опять занервничать – их с Андреем семейное счастье казалось Кате таким хрупким… А вдруг своим сообщением о ребёнке она нарушит баланс? И свистопляска мыслей начиналась по новому кругу – если Катя не может сказать мужу, что беременна, значит, она ему не доверяет? Или не верит в его любовь? Или её собственная любовь не так велика, как она привыкла считать?
Решив, что, если она будет сидеть за рабочим столом в компании аквариумной рыбки и цветущей герани, ничего хорошего не случится, а ответы на её вопросы не появятся, Катя засобиралась домой. В ресторан они с Андреем сегодня не собирались, и Катя планировала самостоятельно накормить мужа ужином.
Вспоминая, есть ли у них в холодильнике зелень или нужно было озаботиться её приобретением, Катя рассеянно поздоровалась с консьержем и вошла в лифт. Перед дверью в квартиру она замешкалась, отыскивая ключи. Вдруг что-то её насторожило. Из-за двери не раздавались подозрительные звуки, на лестничной площадке тоже было всё спокойно – только высокое растение, почти дерево, растущее в огромном керамическом горшке, слегка трепетало листочками на сквозняке. Не сразу Катя поняла, что её насторожил запах – из-за двери явно пахло горелым.
Катя, не с первого раза попадая ключом в замочную скважину, открыла дверь и вбежала в квартиру. Дверь с грохотом захлопнулась у неё за спиной. С колотящимся где-то у горла сердцем Катя ринулась в гостиную, потом в спальню – на первый взгляд в них всё было нормальным и обычным – потом заглянула в кухню. И оторопела. Конечно, помещение не заволакивал дым, но совершенно ясно было, что источником запаха была она – кухня. В данный момент ничего в ней не горело и не дымилось, поэтому Катя обессилено присела на табурет и прерывисто вздохнула.
– Катенька пришла… – Андрей смущенно тыльной стороной одной руки поправил очки, а вторую быстро спрятал за спину. – А я тут видишь… Э-э-э… Сюрприз хотел…
Вид Андрея представлял такое душераздирающее зрелище, что Катя на секунду забыла обо всём прочем: Жданов стоял с поварским ножом в руке, в фартуке поверх старых джинсов – принт на фартуке гордо возвещал, что «Шеф индейку не обидит». Модные очки Андрея – как и его щека, и нос – были заляпаны чем-то белым и жёлтым. Ни рубашки, ни джемпера на Катином муже не было, зато с краешка стола свисала какая-то тряпка в чёрно-бурых разводах. Катя опознала в тряпке любимую домашнюю футболку Андрея.
– Сюрприз, – эхом повторила Катя и встрепенулась: – Что у тебя с левой рукой? Покажи сейчас же!
Андрей смущённо пожал плечами:
– Ожог, кажется… Но ты не волнуйся! Небольшой!
– Не волнуйся, – ворчала Катя, разглядывая и вправду небольшой ожог, подталкивая мужа к раковине, включая холодную воду. – Зачем ты к плите полез?
– Это была не плита, а печка, – Андрей подбородком показал в сторону духовки. – Ай, холодно!
Андрей наклонил голову и смешно запыхтел Кате в шею.
Когда реанимационные мероприятия были закончены, и Катя осторожно намазала Андреев ожог специальной мазью, настало время поговорить.
– Что это было, Андрюша? – Катя обвела рукой кухню.
Только теперь она рассмотрела всю картину разрушений, и, нужно сказать, картина эта была впечатляющей. Изгвазданная Андреева футболка сползла со стола и теперь неопрятной кучкой валялась на полу, неподалёку располагалось пятно, в котором Катя опознала сырое яйцо. Дверца холодильника была украшена вялой веточкой петрушки, а вся барная стойка была заставлена посудой в разной степени загрязнённости. На стеклянной поверхности плиты паром пыхтела большая позолоченная кастрюля, которой Катя никогда не пользовалась, потому что не могла придумать, что в ней можно такого-этакого приготовить. Дверца духового шкафа была распахнута и – Катя не сразу, но поняла – горелым тянуло именно оттуда.
– Андрей! – строго произнесла она.
– Это нечестно, Кать! – муж отвлёкся от попыток как следует поцеловаться. – Когда ты стоишь так вот рядом, смотришь на меня такими глазами и вот так говоришь «Андрей!», я не могу думать! – В глазах Андрея безобразничали черти.
Катя отпрыгнула от мужа, который притворно застонал и протянул к ней здоровую руку, обежала стойку и велела:
– Теперь отвечай – я не смотрю, рядом не стою, только слушаю.
Андрей было шагнул вслед за Катей, но понял, что шутить она не намерена, ответил:
– Что тут рассказывать? Я хотел приготовить романтический ужин и потерпел фиаско. Мясо цинично сгорело, яйца подло выскользнули из рук, овощи нарезать не успел, пасту… Чёрт! Паста! – закричал Андрей, бросаясь к кастрюле и хватаясь здоровой рукой за крышку. – Ы-ы-ы-ы! Мать…
Крышка отлетела в угол, довершая картину кухонного разгрома, а Катя, не зная смеяться ей или плакать, погладила мужа по плечу, выключила плиту и снова пустила в мойку холодную воду.
– Я как-то тебя никогда не спрашивала… – сказала Катя, замачивая вторую обожженную руку мужа. – Ты не умеешь готовить?
Муж утратил игривое настроение, расстроено пыхтел рядом – хотя куда бы он делся! – и ответил обиженно:
– Я с двадцати лет жил без родителей – конечно, я умею готовить! – помолчал и добавил: – Бутерброды, сэндвичи... Яичницу ещё умею.
– Остались без ужина, – сказала Катя через несколько минут, зачистив самые вопиющие художества и заглянув поочередно в кастрюлю, в духовку и в холодильник.
Андрей, сидевший на высоком табурете и с удовольствием наблюдавший за женой, нахмурился.
– Кать, ты расстроилась, да? Я сейчас закажу… – он потянулся к телефонной трубке.
– Подожди, Андрей, – Катя произнесла короткую фразу так, что Андрей замер. – Я сейчас тебе что-то скажу, а потом ты и ужин закажешь. Если захочешь.
– Катя, – складка между его бровей углубилась, а из глаз окончательно исчезли весёлые чёртики. – Что случилось, Катя? Ты же не из-за неудачного ужина расстроилась?
Она проглотила слова – они подождут ещё минутку – выдохнула, покивала и легко улыбнулась. Неуверенность в голосе мужа ей только почудилась. Конечно, почудилась.
–У нас всё плохо, да, Кать? Ты поняла, что я не то, что тебе нужно? Чёрт! Ты перестала со мной разговаривать, в основном только смотришь. И глаза у тебя такие… Сегодня ты говорила со мной больше, чем за всю предыдущую неделю! Ты перестала вытаскивать меня на все эти литературно-картинные мероприятия. Не взяла меня с собой на праздник к Амуре…
После этих слов Катя вытаращила глаза: Андрей хотел пойти на праздничный ланч в «Ромашку»? С женсоветом? Раньше она не замечала за мужем подобной тяги к мазохизму.
– …И про «Зималетто» больше не слушаешь. Тебе совсем неинтересно стало?.. И мы уже две недели каждый вечер ходим ужинать в ресторан, а ты их терпеть не можешь! – потом помолчал и добавил тихо: – Я тебе совсем надоел?
– Андрюша, у нас будет ребёнок, – Катя выпалила, как с трамплина прыгнула.
Он молчал очень долго, Катя не ударилась в панику только потому, что тесно прижатая к груди Андрея слышала, в каком сумасшедшем ритме бьётся его сердце, чувствовала, как крепко, до боли, сжимают её его руки.
Наконец он глубоко вздохнул и хрипло сказал:
– Кать, я буду совсем плохим отцом?
– Ты замечательный муж! – строго сказала она. И ты будешь отличным папой… Вот только кашу варить научишься. – Плечи Андрея дёрнулись, он поцеловал Катину ладонь. – Но сначала я научу тебя варить макароны.
– Ребёнок… – Андрей говорил сначала тихо и медленно, а потом всё громче и громче, словно пробовал, как это звучит: – Ребёнок… Я женат и у меня будет ребёнок… Катя! Женат и у нас будет…
– Да-да. Ребёнок, – Катя опять прижалась к груди мужа и уже очень серьёзно добавила: – Я тебя люблю, Андрей. Очень-очень. Вот такого. Женатого.


Конец.