Глава 1
Сначала
Сначала была фирма.
Нет, не «Зималетто». Она и так была, уже давно. Другая.
«Симпатишная, - сказал Малиновский. – А главное – полезная». А Андрей добавил, что эта фирма в случае чего придёт «Зималетто» на помощь. И Катя в первую секунду не поняла. А во вторую – поняла. Да, на самом деле она сразу же всё поняла, так бывает. Ещё делаешь вид, что догоняешь, когда уже давно успела. И поразилась: он ТАК ей доверяет? И это после случая с «Ай Ти Коллекшн»?!.. И потом уже пришло: именно поэтому.
Итак, фирма. Сто тысяч на счету. Качественный легальный бизнес, счёт в «Ллойд Моррис», налоги вовремя, госпожа Пушкарёва. Когда немного пришла в себя, так обрадовалась, что тут же позвонила Зорькину. Колька, Колька, как давно мы об этом мечтали! Хватай свои мозги, собирай в кучку, наконец-то пригодятся! И все твои стотыщ визиток уже ждут тебя… на том, конечно, условии, если ты приумножишь сто тысяч долларов. Превратишь их в двести. Или триста. Ну, нет предела бесконечности, ты знаешь… Коля знал. И слова «фондовый рынок» и «дистанционные инвестиции» не были для него пустым звуком…
Она писала в дневнике: «Я нужна ему, я это чувствую. И, пока я с ним, ему ничего не страшно. Я буду поддерживать его во всём, что он придумает и сделает. А он всё делает - правильно». Она вспоминала, как однажды прохладным уже вечером он подвозил её домой с вечеринки – деловой для неё вечеринки, конечно, - и всё спрашивал, спрашивал… «Катя, мне кажется, что я что-то делаю неправильно…» Как в воздухе, он нуждался в том, чтоб она это опровергла, он просил у неё уверенности. И никто, ни Малиновский, ни даже (тем более?..) Кира не могут дать ему этого. Она – его опора, защита от ветра, дождя, града и какой там ещё напасти, которая вздумает угрожать ему.
Она не повторила своих слов, сказанных когда-то, просто сказала:
- Пока я нужна вам, Андрей Палыч, я всегда буду рядом. - И увидела, как его затопили облегчение, радость и… гордость. На краешке. Он гордился собой, которого видел в её глазах. И та же волна захлестнула и её. Она нужна, нужна!.. И, пока нужна - бУдет рядом!
Это родилось не на пустом месте. Они прошли через несколько степеней проверки, самые настоящие испытания. Слёзы, отчаяние, сомнения, досада, готовность к разочарованию - и новые доказательства. Иногда он словно готовил её к служению, сам подсознательно ставил препятствия. А иногда и судьба подбрасывала приманки, расставляла ловушки.. Но снова и снова он убеждался в правильности своего выбора. И из всего этого родились такая преданность и такое доверие, что это не могло не стать залогом успеха. Президент и его помощница были обречены на успех.
Но всё шло не так. Он получил фирму с червоточинкой, с маленьким пятнышком, которое разрослось в большую кляксу и грозило перейти в разряд океанов. Он фонтанировал идеями – сначала для желанного развития компании, потом, чтоб спасти хотя бы то, что осталось… Она углубляла его идеи, доводила их до совершенства. Теперь уже до совершенства в кавычках, со знаком минус. Исправляла цифры не только в общем отчёте, но в отчётности всей компании, сокращала доходы – так, что коллекция провалилась… Твердя ему о рискованности, продолжала служить. Без страха, без сомнений; боялась только за него и сомневалась только из-за него. Вдохновенно врала на собраниях акционеров – о, как вдохновенно!.. Увидеть похвалу в его глазах, тоне, каких-то незаметных для окружающих мелочах было высшей наградой и высшей целью.
Идея об открытии новой фирмы тоже внутренней проверке не подвергалась. Так нужно ему. Точка.
- Пушкарёва, так это ж старый испытанный метод! – присвистнул Зорькин. – Фирма-буфер между должником и кредиторами. Она возьмёт на себя обязательства «Зималетто»… ну, поглотит, чтобы другие не сожрали. – И покачал головой удивлённо: - Это же как нужно вам, Катерина, доверять, чтобы пойти на такое…
Она только ручкой помахала, выпроваживая его. Нет смысла объяснять. Это только их, их с Андреем. Для неё счастье, для него - удача…
А потом оказалось, что Зорькин, как старая ворчливая птица, накаркал. Что испытания ещё не закончились. И кто бы мог подумать, что причиной станет именно Зорькин…
Однажды она спросила Андрея, нет ли в фирме какого-нибудь места для её «друга». Пообещала Коле и не могла нарушить обещания, но каких же мучений ей стоил этот разговор. Да и разговора никакого не было – увидев выражение лица Андрея (она заранее знала, каким оно будет), тут же поставила галочку напротив пометки «спросить о Зорькине» и поспешно сбежала, заверив, что спросила просто так и думать об этом не стоит. Но краем глаза заметила реакцию Андрея: он всё-таки споткнулся. Споткнулся о свидетельство её живой жизни. В ней, оказывается, не только «Зималетто» фигурирует и не только обожаемый шеф, который «всё делает правильно», но и друг какой-то, которому позарез нужна работа. Обычный такой штришок обычной жизни. Кати. Пушкарёвой.
А она не хотела его «разочаровывать». Тем более, что и жизни как таковой не было. Ну, друг. Так это как мама и папа; впрочем, наверное, и наличие у неё мамы и папы Андреем воспринималось чисто номинально. Ну, должны же быть у человека родители, да и человеком он её тоже считал номинально…
Она была – его вера в себя. Олицетворённая, во плоти и крови. Вот что было главным.
И как могла она отказаться от такого взгляда на себя. От себя – да. От всего. Только бы он продолжал в себя верить.
А потом стало темно. В книжке бы написали: над ними сгустились тучи. Так и было.
Но не сразу. Сначала Малиновский повторил Колины слова:
- Катя, вы готовы купить нас со всеми потрохами?..
И, пикируясь с Малиновским, она смотрела на Андрея, и сердце сжималось от жалости, нежности. За что судьба так обходится с ним? Он ведь такой сильный, такой красивый, самый лучший, и не заслуживает этого. Если б у неё были крылья, она бы закрыла его ими от всех бед. Но мало того, что крыльев не было, ещё и сама подбросила дровишек в огонь…
«Я. Разорила. Его. Фирму» (ни много ни мало; Катя всегда была смелой девочкой и умела смотреть правде в глаза…) «Никогда себе этого не прощу. Нельзя было экономить на тканях, теперь я это понимаю, но уже поздно… А он даже не винит меня! Другой бы давно сорвал на мне злость. А он – благородный, умный. Я пойду на всё ради него, подпишу любые бумаги…»
«И пусть я пострадаю от этого, - добавляла мысленно. – Главное, чтобы у него всё было хорошо».
После провала коллекции забрезжила надежда - и опять провал, только ещё сильней, ещё глубже. А она ведь чувствовала это. Вот никогда раньше не верила в предчувствия, а тут просто спать не могла. Эта бессонница, эта тревога закончились обмороком – и тем, чего она никогда не забудет. ЕГО поцелуем. Это было как сон. Тот самый, долгожданный, но наяву. Она пришла в себя, потому что он её целовал… пусть для других и для него – искусственное дыхание... и куда он там дышал?.. а в неё жизнь вдохнул – поцелуй…
Это была печать, навечно скрепившая: она – не сама по себе. Она - его и для него.
Печать первая…
Второй, уже настоящей печатью он «отдался ей», а на самом деле – ещё больше привязал к себе. Расписался на закладной, - это был залог его доверия и её служения. Эти чувства, связывающие их, их близость, взаимопонимание обрели документальный облик, теперь имели официальное подтверждение: печать нотариуса.
А предвестником был договор займа, и Зорькин всё не верил, всё видел в действиях Андрея подвох. Это что, программа «Розыгрыш»? Он вообще в своём уме? Зачем – ему – это - нужно? Ты понимаешь, во что впутываешься, Пушкарёва?!..
А она вспоминала, как в последнюю секунду забрала у Андрея договор.
- Андрей Палыч, вы сомневаетесь? Вы хотели этого, вы хо-ти-те - этого? Ведь вы фактически передаёте «Зималетто» мне…
- А почему я должен сомневаться, Катя? Да, я передаю вам «Зималетто»… Или у вас появилась мысль меня… кинуть? ну, подставить? обмануть, Кать?..
После её протестующих слёз вверх взметнулась его ладонь.
- Я, Андрей Жданов, доверяю Екатерине Пушкарёвой. Я абсолютно верю в её честность и порядочность…
И вновь защемило сердце, согретое этим неожиданным признанием, и хлынули слёзы, теперь уже самобичевания и раскаяния. И ему ещё пришлось утешать её и убеждать, что она ни в чём не виновата…
- Очень романтично, - продолжал кипятиться Зорькин. – И потом вы поженитесь и будете жить спокойно и счастливо - в одной камере!.. Ну, ладно отец твой узнает, а если его родители? А Воропаев?! Об этом ты подумала?!..
…Ну, как ей было объяснить ему, что нет, не подумала, и не подумает? Что она – не она, а часть и продолжение Андрея и сделает всё, что ему будет нужно?..
Ну, это же почти как они с Зорькиным. Зорькин ведь тоже сам по себе существует почти номинально, как бы сам собой разумеется. Он принадлежит пушкарёвской кухне и их давней дружбе. Что, она для Зорькина всего этого бы не подписала?..
Он тем временем уже вовсю занимался «Ника-модой», а теперь ещё и подключился к процессу над «Зималетто». Они встретились с адвокатами, попытались рассказать им суть так, чтобы ничего не рассказать. Адвокаты, конечно, не верили, посмеивались и заверяли: да всё в порядке будет, не волнуйтесь, Катерина Валерьевна, считайте, что «Зималетто» уже у вас в кармане… Катя, конечно, как могла, сдерживала их жизнелюбие. И алчность. Да, они ещё и денег требовали непомерных, послал же бог адвокатов… Но это было ещё не всё. Это было только начало.
Она вдруг обнаружила, что Зорькин – не номинальный. Потому что таковым его по-прежнему не считал Андрей. Детонатор сработал, когда он услышал их разговор и окончательно осознал, что Колька вплотную занимается фирмой. И зашипели, рассыпались искры, обещая взрыв...
В первую секунду ей стало смешно, а потом – страшно. Она вдруг поняла, что да, Андрей видит в Коле опасность. Он же не знает, что Коля – её «продолжение» и ей и в голову не приходило, что она должна от него что-то скрывать. А тут… Андрей говорил другие, пока ещё щадящие слова, но она уже будто слышала самое страшное:
- Катя, вы обманули меня. Вы это понимаете? Я теперь не смогу вам доверять. Я буду думать, что вы что-то скрываете от меня. Если смогли одно, то почему бы и другое нет?..
- Андрей Палыч, ну подождите… Да Коля… Коля… это же – стена! Это как я, понимаете?!..
- Нет, Кать, не понимаю. Вас я знаю, а Колю вашего – нет. Я доверил вам самое дорогое в своей жизни, да жизнь саму и доверил. А вы обсуждаете за моей спиной…
- Да что вы… да как… Андрей Палыч, всё не так, я вам всё объясню… Коля, Коля, он очень хороший специалист, мы вместе учились, я же вам говорила… И он помогает мне с «Ника-модой», он может быть очень полезен…
…Андрей внимательно, из-под нахмуренных бровей смотрел на неё. Ему что-то сильно не нравилось, не нравилось в НЕЙ, и оттого ей становилось стыдно - и обидно за этот незаслуженный стыд. И сердилась на себя за то, что допустила такое, давала мысленные клятвы, что больше ни-ко-гда… А что, что никогда? Друзья закончились… Колька один такой… Но, глядя на Андрея, понимала: он не верит. И «друзей» может оказаться много, да и друг ли Коля, для него вопрос. А как иначе, если она сама на всю «Зималетто» соловьиные трели о женихе распускала…
И по дороге домой она продолжала мысленно разговаривать с ним.
- Андрей Палыч, как я могу доказать вам? Что мне сделать, чтобы вы поверили?
- Да я верю вам, Катя… - поморщился бы он. - И как вы можете доказать? Какие тут могут быть гарантии?..
Пришла домой, и в голове его воображаемые слова: «да жизнь саму и доверил»… Легла на диван лицом вниз. Потерять это? Потерять это значит потерять себя. Её ведь нет без этого. «Ещё чуть-чуть – и он совсем перестанет доверять мне. Зачем ему помощник, который от него всегда что-то скрывает. Иногда мне кажется, что вот я приду на работу – а он уволил меня. Найдёт другого специалиста, перепишет на него «Ника-моду» - и всё, привет… Я больше никогда не увижу Андрея. Анд-ре-я…»
А главное – он сам не мог потерять её. Не мог лишиться своей уверенности в себе, сейчас это было особенно важно, жизненно важно. Но если он не будет верить ей, не будет верить и в себя... О господи, что делать?..
И, одно за другим, она вспоминала события предшествующих дней – сумасшедших дней. На Андрея было больно смотреть, когда он узнал о приезде чиновника из ФАСа. И, как назло, в те самые дни, когда в офисе должны были собраться акционеры: его родители, Воропаев!.. И, конечно, она была виновата. В том, что не проконтролировала, что пустила на самотёк и Зорькин не смог предотвратить… Но Андрей так кричал на неё, что Катя впервые восстала, хоть и только внутренне. Кровь ушла от лица, она побледнела и вся словно съёжилась в один комок где-то глубоко внутри, в солнечном сплетении. Эта несправедливость убивала её, лишала сил, голоса... Потом он пришёл и просил прощения. Она тут же простила, и вернулось всё, и снова она ругала себя: опять она подставила Андрея, опять причинила вред. Ни на что не способная, растяпа! Водила фасовца по производству, а у самой в голове одно: как он там, один на совещании, среди хищников, готовых наброситься на него, причём уже со всех сторон. Ведь в любую минуту всё может раскрыться!
В первый же удобный момент извинилась, скользнула мимо своих спутников к выходу:
- Я на минутку… Скоро снова присоединюсь к вам…
Но, не добежав до двери, застыла и словно вросла в стену. Не дыша. Адвокаты и чиновник тихо переговаривались, такууую чушь несли!..
- Она замужем?
- Да нет, насколько я знаю… Обручального кольца-то нет…
- Да сейчас кольцо необязательно… не все носят… Может, и замужем…
- А зачем вам это?
- Такой лакомый кусочек кому-то может достаться… За так, за красивые глаза…
За красивые глаза?!.. Да он выстрадал это президентство, этот свой «лакомый кусочек»! Или они предполагают, что она…
Выскочила за дверь, как будто гнались за ней. И тяжело дышала потому же. Трудно было взглянуть на себя чужими, не Андрея глазами… И почему она о нём сразу же подумала?..
Да потому что никогда ни о ком больше не думала. Только о нём. И теперь вспоминала и понимала: это же просто. Это легко. Это решит все проблемы.
Никаких сомнений.
Никакого недоверия.
Фирма останется в семье. Останется в его руках, под его контролем. Она – исполнитель уже фактически, а не только на словах. Ему нужны гарантии?..
Она даст ему их.
Этой ночью она приснилась своей маме – в белом платье и с короной на голове. А потом в кабинет Андрея словно специально свалилась Таня Пончева и заявила Кате, что ей «её любимый звонил». Катю как ледяной водой окатило. Вытолкав Пончеву за дверь, уж она задала ей за недержание речи. А потом нетрезвая Таня явилась уже в кафе, где Катя обедала с девочками, и сообщила, что Андрей расспрашивал её о Коле. Катя продолжала холодеть – от макушки до кончиков пальцев.
Когда она вернулась с обеда, он смотрел на неё тяжелым, странным, новым взглядом. Но ничего не сказал, и она ничего не сказала.
Но на показе в тот день, как ни странно, они были особенно близки. Он был так добр, отстаивал девочек перед Кирой, держал её за руку и говорил такие слова… и она любила, любила его ещё больше. Но как будто кто-то был против них, шла война, и враги не дремали. На этот раз врагом вновь стал Коля. Явился за ней в отель, отдал визитку охраннику… Визитка попала в руки Андрея.
«Как мне плохо. Ну, почему это произошло именно сейчас? Сама виновата, Пушкарёва. Надо было сразу рассказать ему о Коле. Как теперь объяснить Андрею, что я никогда его не предам. Он ведь может подумать, что я хочу присвоить компанию. Но самое ужасное – он думает, что Коля мой жених… А я… я не могу сказать Андрею, кто для меня единственный мужчина на свете…»
Да, этого она сказать не могла. Зато могла сказать другое. И всё наконец закончится. И они смогут спокойно работать, как прежде, не отвлекаясь на всякие глупости вроде подозрений о Зорькине. Если уж влипла в такую историю, то надо идти до конца. А мечты… мечты – это не для неё.
Утром она перевела право подписи в документации «Ника-моды» только на себя и сказала об этом Андрею. И добавила:
- Андрей Палыч, вот вы думаете, что Коля мой жених… а это всё не так! Это девочки всё выдумали! А это вы должны… вы… должны…
- Ну, Кать, ну говорите… что я? что я должен?
И она ответила как можно безразличней:
- Вы должны жениться, - но голос дрогнул, и вид помимо воли всё равно был, наверное, дурацкий и растерянный.
А Андрей озадаченно пожал плечами.
- Так я и женюсь, Кать… Скоро, если вы забыли. А при чём здесь это?
- Нет… вы не поняли… вы должны жениться… на мне…
В кабинете было тихо. Стоявший за спиной Андрея Малиновский не проронил ни звука. Отсутствующий вид, который он обычно напускал на себя во время её разговоров с Андреем, сейчас превратился в неподвижность мраморной статуи. А Андрей чуть улыбнулся уголками губ, наклонил голову.
- Что я должен, Кать? Повторите, я не понял…
- Вы должны жениться на мне, чтобы не терять «Зималетто» даже на короткий срок, - окончательно изменившимся, чуть охрипшим голосом сказала она и тоже наклонила голову. И смотрела на него исподлобья, упрямо, решительно. А он уже едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
- Кать, вы так серьёзно об этом говорите… Как вам это в голову пришло?
- Андрей Палыч… я не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо, чтобы между нами что-то стояло. Мне тяжело думать, что вы можете мне не доверять…
- Да с чего вы взяли, что я вам не доверяю?
- Ну, как же… а Коля…
Взгляд его снова стал непроницаемым. Она не могла до конца понять, о чём он думает. Чувствовала свою вину и не понимала – за что. В чём именно он её обвиняет.
Тем лучше. Тем нужнее то, что она придумала.
- Вот видите… Вы в чём-то меня подозреваете, а если и нет, то всё равно думаете об этом… И пусть все думают, что Коля мой жених… что я собираюсь замуж… Я и выйду замуж. Только за вас. Вы подумайте, это хорошее предложение! Эта печать может и юридически многое упростить… наверное… я ещё не консультировалась, но это вопрос времени. Ничто не мешает узнать подробности…
Андрей сдвинул брови, сказал мягко:
- Катенька, вы хорошо себя чувствуете? Может, вы устали и вам лучше пойти домой? Вы очень много работали перед показом, так что я отпускаю вас. Идите, Кать, отдохните, выспитесь…
- Но как же… ведь я…
- Кать, это полная чушь, - спокойно сказал Андрей. – Ваша идея с… фиктивным браком – нелепица. Вы забываете, что через несколько месяцев я должен жениться на Кире. К тому же я не понимаю, о чём вы говорите, о каком недоверии. Если бы я не доверял вам, не подписал бы залога на «Зималетто», не выбрал бы именно вас… Что вас мучает, Катя? Может, я смогу разобраться, помочь вам?
Она тряхнула головой.
- Я чувствую… чувствую, что, пока фирма будет в моих руках, вы не будете до конца спокойны… И то, что я перевела право подписи только на себя, вас тоже не успокоило, я же вижу… И даже ещё больше сердитесь… А так вы будете знать, что фирма в любом случае – ваша. Потому что принадлежит вашей жене. И через полгода мы реализуем наш план, я уверена – он сработает, у меня уже есть несколько идей… Например, мы можем отказаться от половины торговых точек, работать только с крупным оптом, а то и вовсе перейти на систему франшиз, ну, я потом вам расскажу… И вы вернёте «Зималетто», мы ликвидируем «Ника-моду» и разведёмся… Я знаю, так многие делают. Кто ради квартиры, кто из-за бизнеса… Вот мама на днях рассказывала, наши знакомые…
- Всё, всё, Кать! – выставил руку вперёд Андрей. – О своих знакомых вы расскажете потом. – Он улыбнулся почти ласково, как улыбаются умалишённым. – Идите домой. И не думайте о ваших глупостях. Я уверен, завтра вы посмотрите на всё по-другому.
Напряжение, сопротивление его вдруг вылились в слёзы.
- Андрей Палыч…
- Катя… И-ди-те…
Она медленно брела к остановке. Ленточка в косичке развязалась, берет съехал набок… Она ничего не замечала. Правильно ли она сделала? Как она вообще смогла это произнести? Да легче лёгкого. Ведь это то же самое, что подсчитать процент прибыли или экономии. Или предложить «изменить» отчётность. Всё для дела, всё – для него.
А он теперь, наверное, думает, какая же она идиотка. Ведь для него эта печать – не то же самое, что для неё, не третья в пятом ряду – из тех, которыми скреплялось их сотрудничество. Он-то не сможет и не захочет пожертвовать своим паспортом, как она, потому что и она, и её паспорт принадлежат ему, а он у себя один и принадлежит себе. Это уже не думая о том, что он принадлежит Кире.
Но и «Зималетто» ведь он тоже принадлежит? И это для него сейчас самое главное. Но всё равно… глупо она поступила. Глупо, глупо!..
…- Гениально! – отсмеявшись, воскликнул Малиновский. – Изящный мат всем нашим планам… Пешка выбивается в ферзи и спасает своего короля! Или - птенчик оперился и защищает своего родителя? Или… гусеница стремится стать бабочкой?..
У мышления Малиновского никогда не было недостатка в образности и объёмности…
|