|
-------------------
------------------------------
2.
…Ей снова повезло: при выходе из кабинета никто не встретился, и ресепшен был всё так же пуст. Пока ждала лифт, ни разу не обернулась. Стояла и не отпускала пальца с кнопки, всё вдавливала её, как будто лифт от этого должен был примчаться быстрее.
«Всё хорошо, Катька. Всё правильно».
Мыслей не было, кроме этой одной, единственной, как мантра - «всё хорошо». Она даже улыбнулась и кивнула сама себе, чтобы упрочить, заверить себя уже в который раз, что решение её как никогда верное. Что она в первый раз такая сильная и в первый раз сумела не пойти на поводу у долгов и желания, чтобы любой ценой править собственные ошибки. Да и Павел понял её, согласился с ней, простил. Целую неделю после её возвращения из Египта они говорили по телефону о делах. Пару раз встретились у адвокатов и в кафе, где Павел задавал вопросы, а она неспешно и обстоятельно рассказывала о том, чего можно избежать и как не допустить опять ошибок. Разговаривали на равных. Подписывали документы. И даже пили чай. Он простил и отпустил. Он принял её предложение о помощи в любой внезапной или трудной ситуации. Ей в первый раз было так спокойно.
«Всё хорошо, Катька, всё хорошо».
Сложнее было с папой. Уход из Зималетто именно сейчас он не одобрял. А она так и не сумела рассказать ему, почему не может там остаться. «Нет, не так!- поправила она саму себя.- Не не могу, а не хочу».
Ничего не происходит просто так и не случается не ко времени. Как сложно было уезжать в этот заполненный до каждого зигзага солнцем город, чужой ей, с чужими лицами и такими же чуждыми ей словами и странной жизнью. Всё это проносилось фоном, декорацией, мимо. Чтоб как-то отвечать чужим, участвовать, работать, требовалось немало сил. И она до сих пор не понимает, где был тот живительный источник, и что не позволяло просто лечь, закрыться в номере и тихо умереть, не обременяя никого собой и своим желанием. Наверно, снова долг. Или характер, не позволяющий сдаваться. Или стеснение себя - слабой и беспомощной - перед другими. Неважно. Важно то, что она не просто выдержала, а поняла, почувствовала, что наконец-то хочет жить, а не мириться с этим миром, с трудом принимающим её. И больше не отдавать долгов. Но и не брать чужого.
Да, ничего не происходит просто так. И теперь ей чужд не тот жаркий город, утопающий в оранжевых песках и синем море, а эта грязно-серая жижа под ногами, именуемая как прошлогодний снег. И путь сюда, в это здание с демисезонным названием «Зималетто», которого она зачем-то, как дурочка, боялась, тоже чужд. Как будто она в каком-то полусне встретилась с призраком из прошлого. Как будто заново открыла уже прочитанную книгу. И эта книга ей уже не интересна. А ведь всего прошли какие-то недели! Но они как никогда чётко, ясно и разом разделили всю её, казалось бы, сложившуюся жизнь - на прошлое и настоящее.
«Всё хорошо. Ты молодец».
И это не могло быть плохим - совершенно новая и интересная работа, в сети английских ресторанов, о которой заговорила с ней Эстель Адони - случайно встретившаяся знакомая в совсем чужом случайном месте, а теперь ещё и Павел.
Всё только начинается.
Но так и остаётся незаконченным одно: вина перед Андреем.
…Пуговица, и так державшаяся на тонкой нитке, не выдержала тисканья себя в руке хозяйки - треснула, рассыпалась на две половинки по самой середине между дырочек и звякнула об пол, закатываясь за деревянную кадку фикуса. Катя спохватилась, ринулась за ней, но приехал лифт, открывая двери и являя пассажиров, теперь ожидающих её.
- Вы едете?
- Да, конечно…
На месте пуговицы осталась нитка. Так и не порвавшаяся, торчала перекрученной петлёй. Катя прикрыла это место на пальто ладошкой, где только что ещё была пуговица. Незаметно потянула за нитку, пытаясь оторвать. Нить не поддалась и только врезалась в палец. Прочная, белая на вишнёвом драпе, капроновая. Таких дома - целых две катушки. Теперь понятно, почему так долго продержалась пуговица - папа пришивал.
…С Мишей шли почти молча. Катя только успокоила его, заверив, что всё закончилось благополучно. Что заявление - это всего лишь остававшаяся формальность и теперь она завершена. На очередной вопрос о бледности лица коротко ответила, что просто устала. Да и погода никак не способствует румянцу: дождь со снегом прекратились, но оставили после себя вымокшие унылые здания, и кажется, ещё большую серость, теперь напоминающую сумерки. До дома ехали на такси. Идти пешком сейчас совсем не хотелось. У подъезда Катя наскоро распрощалась с Михаилом, провожая до его невдалеке оставленной машины. Ссылалась снова на просто усталость и никак не завершающуюся акклиматизацию после южных широт. Обещала вечером позвонить ему. Сама поцеловала в щёку. У подъездной двери обернулась, чтоб помахать рукой.
- Я люблю тебя.
Он это не сказал, а шепнул только губами. Но Катя безошибочно поняла его.
Кивнула, снова улыбаясь.
- Пока. До встречи.
На свой этаж поднялась не сразу. Стояла между первым и вторым этажами, прижимаясь спиной к почтовым ящикам. На минутку закрыла глаза, с губ так и не сходила улыбка, припечатавшаяся к ней, приклеенная, всё ещё адресованная Мише. Сердце снова билось у горла, но теперь как-то иначе. Свободно. И даже захватывало дух, как в детстве, на старых качелях, подбрасывающих её все выше и выше. Стоило только напрячь ноги и тело, рвануть вперёд, помочь себе. И когда качели взлетали ввысь до предела, за высоким забором, огораживающим двор, становилась видна детская площадка другого дома. Яркая, новенькая, с цветными карусельками и горками. И с такими же нарядными детьми, играющими с дорогими куколками и мишками. В тот двор ей было не попасть. Но можно было посмотреть, высоко раскачиваясь на качелях, на ту, иную жизнь за высоким каменным забором.
«Всё хорошо…»
Ключа ни в сумочке ни в кармане не оказалось. Катя ещё и ещё раз перетряхнула всё содержимое, но бесполезно. А дома может никого не быть. Папа с самого утра собирался съездить на новую работу. И мама с ним, заодно заехав в магазин.
- Чёрт возьми… Придётся переждать у Кольки…- поджала губы, чуть не плача.
Как хочется домой! Именно сейчас! Почему-то именно сейчас как никогда Кате хотелось побыть одной. Хотя бы несколько часов. Одной в квартире, а не в комнате. Но это уже неважно, лишь бы просто попасть к себе домой. Она отчаянно позвонила, потом ещё раз. И ещё.
Дверь тут же распахнулась, как будто её ждали у самого порога.
- Уф…- вздохнула облегчённо. – Вы дома. А я подумала, что…
- Ты где была?
- Катенька, и даже не сказала, что уходишь!
Родители стеной перегораживали коридор. Мама - как всегда в переднике и с испачканными в муке руками. Папа - в спортивном костюме, домашней рубашке, вылезшей из пояса штанов. В руках «Из рук в руки». В глазах… Нет, это было не волнение сейчас - в глазах отца.
Сожаление.
Досада.
Обида.
Грусть.
Всё что угодно, но только не волнение, такое, как всегда бывало раньше. Отец был недоволен ей. Впервые - за такое принятое решение. А Катя впервые не собиралась уступать.
- Ты где была?- не выдержал Валерий.
- Гуляла.
- В такую рань? И по дождю? - он заводился и всё больше повышал голос.
- Да. Мы были с Мишей. Ходили по его делам.
- А по делам теперь всё больше ходят, пешком, а машину прячут в подворотне. Наверно, тоже для каких-то дел?
- Папочка…- Катя медленно раздевалась, сняла с себя пальто и как раньше попыталась передать его отцу, но Валерий отошёл назад, к кухне. – Я действительно была с Мишей. И мы на самом деле просто шли пешком.
- Куда?- не унимался Валерий, не обращая внимания на Елену, вцепившуюся уверенной хваткой в его локоть и тянувшую мужа на кухню.
- Папа…
- Павел Олегович звонил. Сказал, что ты ключи забыла. Валялись на полу, возле кресла, где ты сидела.
- Ключи?..
Застыв на несколько секунд с сапогом в руке, Катя улыбнулась. Сначала пуговица, там, под фикусом, теперь ещё ключи… Смешно! Так, что хочется плакать. Громко, в голос, навзрыд, не утешая и не останавливая себя, дав себе полную волю и свободу. Разрешить себе сейчас - хохотать и плакать. И наплевать, что она станет походить на сумасшедшую. Всё, что случилось с ней, и есть настоящее сумасшествие. Такое не приснится и во сне. Но она не могла - разрешить себе сейчас. Ничего не могла, когда родители всё так же пристально рассматривают её, улыбающуюся, с грязным сапогом в руке. И ужасно переживают.
- Уволилась? - спросил отец, и Катя поняла, что это было окончание его допроса.
-Да.
Отпираться и увиливать больше не было смысла. А также не было больше сил - смотреть ему в глаза и объяснять чего-то. Всё потом. Когда-нибудь потом, когда немного станет легче. И, может быть, тогда отец её поймёт.
Наскоро разделась, бросив в угол сапоги. Босиком прошла в комнату, не обернувшись в сторону родителей, плотно закрыла за собой дверь.
- Доброе утро.
- О господи…- Катя вздрогнула. – И ты тут?
На диване, задрав ноги на подлокотник, лежал Зорькин и с профессорской сосредоточенностью и усердием рассматривал большую потрёпанную книжку, на обложке которой крупными красными буквами красовалось имя автора - Агния Барто.
- Уронили мишку на пол…- начал он неожиданно и без предисловия. - Оторвали мишке лапу. Все равно его не бро-о-о-о-ошу… потому что он хоро-о-о-о-оший.
- Прекрати, – Катя резко отодвинула ноги друга и тяжело плюхнулась на диван, рядом.
- Да?.. - озадаченно поднял Колька бровь, поправляя на носу очки. – Не понравилось? Тогда вот это, смотри... "Окапывали вишни. Сергей сказал - я лишний. Пять деревьев, пять ребят… Я напрасно вышел в сад".
- Колька… - устало вздохнула Катя. – Ты лучше расскажи, раз ты здесь, что с работой, на которую вы сегодня с папой собирались.
- Вот сама у него и спроси, - коротко ответил он. - Не перебивай. Слушай дальше. "А как поспели вишни, Сергей выходит в сад. — Ну нет, теперь ты лишний!" - ребята говорят.
- Ты собрался паясничать и дальше? - Катя попыталась вырвать книжку из Колькиных рук, но он вовремя отпрянул, пересаживаясь с дивана на стул.
- Снова не понравилось? – Колька опять сосредоточенно зашуршал страницами. - А вот это? Ну, это уж точно-то должно быть по тебе!
"Возле Каменного моста, где течет Москва-река, - начал Зорькин, поверх очков наблюдая за подругой. - Возле Каменного моста стала улица узка".
- Прекрати немедленно!- прошипела Катя сквозь зубы. Усталость вместе с недавним желанием смеяться и плакать мгновенно сменились на злость, больше напоминающую ярость.
- "Там на улице заторы, - не унимался Зорькин. - Там волнуются шоферы. «Ох,— вздыхает постовой, - дом мешает угловой!»
- Я думала, что хоть ты, хоть ты меня понимаешь!
- "Сёма долго не был дома — отдыхал в Артеке Сёма, а потом он сел в вагон, и в Москву вернулся он".
- Я же тебе всё объяснила. Я же тебе рассказала даже то, чего не должна была говорить!
- "Вот знакомый поворот - но ни дома, ни ворот!"
- Может, ты так сильно обижен на меня, что ничего не вышло с твоей работой? - перебивала его Катя, вцепившись в диванную подушку. - Так Зималетто - это не лучшее место под солнцем, уверяю тебя! Ты ничего не потерял!
- «Где четвертый номер дома? Он был виден за версту! — говорит тревожно Сёма постовому на мосту», - не сдавался Колька. В его голосе тоже звучали угрожающие нотки.
- И, мало того, я обещала и тебе, и папе, что как только устроюсь сама, то я вас…
- Вот уж не на-а-а-адо!- теперь Зорькин перебил её. Спасибочки. Мы чай не баре, сможем сами. – И снова уткнулся в книжку. – Во, смотри… «Постовой ответил Сёме: — Вы мешали на пути, вас решили в вашем доме в переулок отвезти».
- Значит, всё-таки обижен. Значит, это тебе не даёт покоя после разговора с Павлом! Хорошо же, - Катерина откинулась на спинку дивана, скрестив руки на груди. – Моё дело предложить. Твоё - отказаться.
- От чего?- усмехнулся Колька, осторожно наблюдая за ней поверх очков.- А вот слушай, как дальше классно… «Дом уехал в Ленинград на Октябрьский парад. Завтра утром, на рассвете, дом вернется, говорят».
- Прекрати. В последний раз прошу. Давай просто ещё раз поговорим.
- «Нет,— решил сердито Сёма, - дом не должен бегать сам!» - Зорькин поднялся со стула, на всякий случай отходя к двери, но всё равно продолжал: «Человек — хозяин дома, все вокруг послушно нам».
Катя тоже поднялась, комкая в руках самую большую диванную подушку.
- Или ты сейчас заткнёшься, или уходи.
- «Захотим — и в море синем, в синем небе поплывем!» - декларировал Зорькин, накрывая голову книжкой.
- Или я убью тебя. Прям здесь и на этом месте!
Подушка с силой ударила Кольку в лицо. Очки его вместе с книжкой слетели на пол, а он не наклонился за ними, а только заслонил ладонями лицо, в полголоса заканчивая стих: - «Захотим —и дом подвинем… Если нам мешает дом…»
- Колька…
Он не ответил, не отнимая рук от лица.
- Больно, да? Я не хотела. Прости…
- Да я-то прощу...
-------------------
Последний раз редактировалось Мотылек 08 окт 2009, 15:16, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
У нас от десерту апппппппетит пуще прежнего разыгрываИтся! 
Катька изо всех сил пытается быть решительной и сильной, но кошки на душе скребут... 
Но "странною любовью" 
Разговор с Колькой - высший класс! 
