Мы таки наконец-то "порезали" нашего Ромку Малиновского, вернее его первую часть, и даже согласовали все его "урезания".))) Уф!
Глава 6.
«Все люди рождаются свободными и равными. Потом некоторые женятся». Утверждение, конечно, шуточное, но зачастую так и случается – закон жизни, который Роман Малиновский проверил на себе; повзрослеть ему пришлось в один день. И случилось все, когда в жизни вот-вот должно было произойти нечто волшебное: его маленькая девочка повзрослела, и после многолетней «дружбы» появилась надежда. Маленькая, призрачная и обжигающая, но – надежда.
Они слишком долго играли в «друзей», слишком много времени растратили на задушевные разговоры и секреты. Чем это могло закончиться? Уже неважно. Сейчас легче принять все как несвершившийся факт. Оба почему-то были уверены, что «настоящий роман» невозможен. Однажды Рома попытался озвучить причины этой самой «невозможности» и – не смог, не нашел ни одной. Смотрел на Киру, потягивавшуюся на диване, и понимал, что причин нет. Есть только эта девушка и его огромное, так и не понятое до конца чувство к ней. – Я красивая? На этот вопрос он неизменно улыбался, коротко кивал и тут же менял тему.
Когда жизнь так легко его сломала, Рома решил, что он просто-напросто трус. Только трус может испытывать такой безотчетный, безумный страх, может сдаться, даже не попытавшись изменить хоть что-нибудь. Оказалось, он не готов к трудностям, слишком привык порхать и мечтать; жизнь умеет бить из-за угла и получает от этого несказанное удовольствие, а ты бьешься, трепыхаешься, как тот мотылек, попавший в паутину и с ужасом наблюдающий, как к нему подбирается огромный паук.
Возможно, все это глупости, но Роман Малиновский, выслушивая отца своей бывшей «возлюбленной», чувствовал себя именно этим несчастным мотыльком. - Почему она это сделала? - Лена очень чувствительная девочка… всегда такой была. А уж беременность усилила ее… нервозность. - Но я же с ней говорил!.. Говорил! Мне казалось, мы друг друга поняли! Смотреть в глаза человеку, чья дочь едва не умерла из-за тебя, тяжело. Мужчина не осуждал, не сыпал обвинениями, но Роме казалось, что он немного не в себе: движения заторможенные, да и в словах слегка путается – у человека несчастье. - Владимир Николаевич, я честно с ней говорил, только вчера. - Да я не спорю… - Мне казалось, что мы все выяснили… Что будем воспитывать ребенка вместе, что я… Я никогда их не оставлю! Владимир Николаевич кивнул, а потом попросил: - Сходи к ней в больницу. Она только о тебе и говорит. - Да, конечно, - с готовностью отозвался Малиновский.
Они с Леной не виделись больше месяца, и Рома, если честно, был этому только рад. Если Владимир Николаевич называл дочь мнительной и чувствительной, то Малиновский мог охарактеризовать ее по-другому – болезненно зацикленной на предмете воздыхания. Обычно он старался избегать таких, но Лена поначалу казалась абсолютно нормальной. Красивая, жизнерадостная, раскованная – самое то для необременительных отношений. Проявилась ее натура несколько позже, и Рома, с трудом избавившись от девушки, вдохнул с облегчением. И не вспоминал о ней до вчерашнего дня, пока не открыл дверь.
- Ты представляешь? У нас будет ребенок. Лена светилась от счастья, а он – не представлял. Малиновский со свистом втянул в себя воздух и поинтересовался: - Ты была у врача? - Ну, конечно, была, глуууу-упый! Как же иначе? Уже два месяца. - Два? Подожди, а когда ты узнала? Она пожала плечами: - Давно. - Как давно? - Давно. Рома, я позвонила папе! – сообщила она, продолжая улыбаться. – Он так обрадовался внуку. Малиновский нервно откашлялся: - Ты уже точно знаешь, что будет мальчик? - Конечно, мальчик – Ромочка, Роман Романович, - ее глаза горели непонятным блеском. – Рома, я самая счастливая. И вообще, все так удачно совпало: у нас есть еще пара месяцев, чтобы подготовиться. Осенью не хочу замуж выходить, не люблю дождь, мрачно и тоскливо. - Какая свадьба, Лена? – стараясь не повышать голос, спросил Малиновский. Она улыбнулась шире: - Наша. У мальчика должны быть папа и мама. Это правильно. Последовало несколько секунд молчания, а потом Рома покачал головой: - Свадьбы не будет. - Ты не можешь так со мной поступить, - улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Он вздохнул и присел напротив: - Ты на самом деле беременна? - Ты мне не веришь? Ты не рад?! - Эта радость несколько… неожиданна, - Роман изо всех сил старался сохранять спокойствие. - Ну конечно! – Лена нервно взмахнула руками. – Ты привык порхать и ни о чем не думать! Роме Малиновскому проблемы не нужны. А то, что я… Что я люблю тебя... – она захлебнулась словами и уже тише добавила. – Я тебе ребенка рожу. - Мне рано жениться, Лен… - А почему ты не думал об этом раньше? - Да потому что ты уверяла, что проблем не будет! – закричал он, не выдержав напряжения и ее обвиняющего взгляда. - Это я проблема? Или наш ребенок?
Роме внезапно стало стыдно, он отвернулся, совершенно не представляя – что сказать, а Лена неслышно подошла и обняла с такой силой, что больно стало, потерлась щекой о его плечо, а потом жалобно проговорила: - Я тебя люблю. Рома, люблю. У нас будет ребенок, мы будем счастливы вдвоем. - Втроем. - Что? - С ребенком нас будет трое. - Ты все-таки на мне женишься?- в Ленином голосе послышалась надежда. - Нет, - он покачал головой. - Если решила – рожай, я помогу всем, чем смогу, в общем. Но жениться… - развел руками и виновато улыбнулся. – Извини, не могу.
И казалось бы, она все поняла: не было больше никаких слез, она не заламывала руки и не всхлипывала, голос не дрожал. Им удалось нормально поговорить и даже прийти к какому-то компромиссу: Роман от ребенка не откажется, постарается быть хорошим отцом, но – никакой свадьбы. Когда Лена собралась уходить, Малиновский вдруг засуетился, начал расспрашивать про здоровье, про то, что же сказал врач, когда надо идти к нему в следующий раз и надо ли ему, отцу, присутствовать… Однако Лена отвечала вяло и односложно, отказалась от настойчивого предложения отвезти до дома, попрощалась и ушла.
Малиновский был в замешательстве. Для него эта девушка всегда была лишь одной из многих – симпатичным личиком в окружении. Да, одно время он уделял ей много внимания, но быстро понял: от этой красавицы-брюнетки проблем будет значительно больше, чем удовольствия. Поспешил было отделаться от нее и получил по полной программе – и телефонные звонки с рыданиями в трубку, и подкарауливания у дверей института, и слежки по вечерам с целью посмотреть, с кем и когда он вернется домой. Однако через какое-то время все прекратилось, Лена исчезла. Малиновский решил, что она нашла себе новый объект для вожделения и вздохнул с облегчением. А оказалось, что эта несдержанная и надоедливая особа собиралась родить ему ребенка…
Теперь же он сидел в палате, держал Лену за руку, смотрел в бледное, обескровленное лицо и думал о будущем. Роман и так чувствовал себя виноватым и боялся смотреть прямо в глаза, но, когда она заплакала, стало в сто раз хуже.
- Прости меня… - Что ты говоришь? За что мне тебя прощать? - А ребенок? Что с ним? - С ним все хорошо, - заверил ее Рома. - Правда? – она слабо улыбнулась. - Зачем ты это сделала? - Не знаю… Я с тобой хочу быть… Я не знаю, как по-другому, я боюсь, - она всхлипнула и отвернулась. Малиновский низко опустил голову и пару минут только глубоко дышал, ощущая, как его затягивает в трясину все глубже и глубже. - Все будет хорошо, - проговорил он. – Ты только поправляйся, тебе нужно беречь себя, слышишь? Слезы снова хлынули из глаз, но Лена кивнула: - Да… Мне нужно родить здорового ребенка… тебе. - Вот и думай о ребенке, тебе нужно поправляться, – помолчал и добавил. - Я никуда от вас не денусь. Я женюсь на тебе.
- Что сказал врач? – спросил он Владимира Николаевича уже в коридоре. - Говорит, что опасность для жизни миновала, но они пока не уверены, что беременность удастся сохранить, интоксикация довольно сильная. Малиновский кивнул.
Что произошло в тот вечер дальше, объяснить сложно. Приехал испуганный Сашка, Роман обрадовался, даже выпить предложил, но тот отказался и принялся что-то рассказывать. Рома лишь головой непонимающе качал, но потом услышал «Кира» и «плачет» - и в один момент весь хмель вылетел из головы. И когда он вошел в квартиру Воропаева, Кира заулыбалась и посмотрела с надеждой, вот только успокоить ее Роме было нечем. Она качала головой, отталкивала его руки, всхлипывала совершенно по-детски, а потом на полном серьезе попросила поцеловать. Рома отодвинулся, попытался ее остановить, что-то бормотал, а сам смотрел в умоляющие глаза, и, когда она придвинулась к нему и поцеловала, он подчинился белокурой девчонке, лихорадочно отвечавшей на его поцелуи и крепко обнимавшей, как в последний раз. А ведь на самом деле – в последний. В первый и последний.
А потом Кира просто ушла, пока он был в душе, оставила ему записку со стихами, предложила остаться друзьями. Даже тогда, в свои восемнадцать, она уже была слишком мудрой и… слишком женщиной. Малиновский не мог этого не оценить. Потом была ночная пьянка с Воропаевым, перед которым пришлось покаяться во всех грехах; и утренняя головная боль; и вечерний визит Жданова с помятым Александром, друзья пытались найти какой-то выход, что-то втолковывали, но Ромка слушал их, невесело ухмыляясь, и только иногда качал головой.
Он поступил честно, как учил его отец, - женился на девушке, которая ждала от него ребенка.
_________________ Кадриль — фр. танец, являющийся разновидностью контрданса. Исполняется двумя или четырьмя парами, расположенными по четырехугольнику, друг против друга.
|