|
Глава 2.
Жизнью его существование назвать было нельзя. Он не жил – он переживал своё ненормальное состояние. Как больные терпят боль и ждут выздоровления, так и он терпел и надеялся, что его «болезнь» не смертельная и что рано или поздно, но он всё-таки выздоровеет.
Когда Андрей окончательно понял, что Катя к нему не вернётся, он решил, что с помощью титанического труда на благо любимой компании сможет перебороть своё отчаяние, одолеть чёрную меланхолию и навсегда забыть эту упрямую строптивицу. Пусть живёт, как хочет, уговаривал он себя. Андрей Жданов никогда ни за одной женщиной не бегал, и сходить с ума по Кате Пушкарёвой не желает и не собирается. В конце концов, он мужчина и верёвки вить из себя никому не позволит.
Осознание того, что все его суперменские планы только бред и ничего более, пришло не сразу. Поначалу он искренне верил, что ему удастся «трудовыми антибиотиками» уничтожить вирус случившейся с ним странной любви. Сообразив через какое-то время, что прописанное им самому себе «лечение» как он не старается, не помогает, что он всё время «сворачивает с намеченного курса», и его как магнитом тянет к некоей особе обитающей в его бывшем кабинете, Андрей решил уехать, дабы вдалеке от предмета своего нездорового вожделения постараться наконец-то обрести потерянное равновесие.
Дурак безмозглый!
Глупая надежда, что разлука поможет ему прийти в себя, справиться, когда он не будет видеть Катю, с неконтролируемыми эмоциями, стала глупой сразу, как только он приехал в аэропорт. Даже раньше, – когда он ещё только ехал полусонный в такси, он вдруг с пугающей ясностью понял, как называется то крайне негативное ощущение, которое повисло на нём, как вериги, и не даёт покоя – это высасывающее душу чувство называлось тоской. Не понятно, как и откуда, но он точно знал – теперь эта грусть-тоска не отпустит его и чем дольше и дальше он будет находиться от Кати, тем сильнее она будет сжирать его и мучить.
«Это тебе расплата, Жданов, – зло распалял он себя. – За всё и за всех. Это твой персональный ад и гореть тебе в нём до скончания века!»
Он не любил, как некоторые, смотреть в иллюминатор, никогда никому не признавался, но видеть землю с огромной высоты ему было неприятно. Гораздо уютнее Андрей чувствовал себя в середине салона, – так было проще отвлечься и забыть, что находишься в самолёте, а ещё лучше было задремать и дождаться в полусне, когда вежливый голос разбудит и попросит пристегнуть ремни безопасности. Но сегодня ему было не до сна и не до глупых детских страхов. Наблюдая, как самолёт взлетает всё выше и выше, он ощущал не высоту, а расстояние, безжалостно отрывавшее его от того, что было всего дороже, от того, с чем не хотелось расставаться, от той единственной точки на земле, к которой он был намертво приварен – точке, в которой оставалась его Катя!
«Очнись, Жданов! Она уже не твоя и давно не твоя», – думал Андрей, удивляясь, как быстро тронутый зелёной весенней дымкой подмосковный пейзаж превратился в какую-то расчерченную на квадраты и прямоугольники планкарту, а потом и вовсе исчез из глаз под слоем плотных облаков.
Если бы год назад ему сказали что он полюбит так глубоко и так страстно, что сойдёт от любви с ума, что вместе с этой великой любовью он обретёт и великие страдания и будет падать и падать в них, а конца и дна этим страданиям так и не найдёт… он бежал бы куда глаза глядят, бросив всё: компанию, президентство, семью, друзей, бежал бы на край света, лишь бы не встречаться в этой жизни с Катей Пушкарёвой.
Если бы…
Но, всё что должно было случиться, случилось – Андрей Жданов полюбил впервые в жизни, полюбил искренне, от всей души, а его отвергли и приговорили к жестокому наказанию, заставив мучиться от невозможности осуществить свою мечту.
Нет в мире страшнее казни, чем неразделённая любовь.
И что теперь делать? Как выжить в этой безумной борьбе с самим собой? Как обрести хотя бы относительный покой?
Ни работа, ни расстояние не спасали, – тоска была настолько беспросветной и жуткой, что ему становилось страшно. Боже, как же он скучал по Кате – по её улыбке, нежному взгляду, по ласковым рукам и тихому голосу… Как мучительно ему хотел увидеть её, прикоснуться к ней…
Через пару недель самоотверженного труда ему стало совсем худо.
Андрей возвращался в номер гостиницы после напряжённого рабочего дня, садился на кровать и, не включая света, сидел, стиснув зубы, и тупо пялился в одну точку, безрезультатно пытаясь ответить на вопрос – как его угораздило так вляпаться? Как?! Почему он ежеминутно думает о ней? Почему, прекрасно понимая, что не должен один человек так сильно зависеть от другого – зависит и ничего с собой поделать не может?!
Катя «преследовала» его повсюду. Он открывал папку с договором о продаже франшизы и вспоминал, как любимый президент, покусывая ручку, что-то сосредоточенно в этом договоре исправляет… Разговаривал с потенциальными франчайзи о перспективах их сотрудничества, и ему мерещилась Катерина, с воодушевлением рассказывающая на собрании о планах вывода «Зималетто» из кризиса…
Каждую ночь ему снился один и тот же сон – он униженно стоит на коленях перед Катей и умоляет его простить. Так истово, так слёзно просит, что даже во сне ему было ужасно стыдно за своё поведение… Но самое ужасное заключалось в том, что сколько и как бы он во сне не унижался и не просил о прощении, ему ни разу не приснилось, что же было потом – простила ли его Катя или нет? Как назло, когда иссякал поток его просьб и покаянных слов, он просыпался и потом до утра не мог заснуть, пытаясь понять, есть у него наяву хоть один шанс или ему не дождаться прощения во век.
А однажды ему приснилось такое, после чего он уже знал наверняка – ему без Кати не жить, без неё он просто сойдёт с ума.
Ему приснилась их с Катей вторая ночь, только, если можно так сказать, в зеркальном отражении.
Почему-то во сне не он Катю, а Катя его обнимала, целовала, уговаривала не бояться и довериться ей, а он стоял как истукан и молча, позволял ей делать с собой всё, что она захочет.
Катенька подошла к нему близко-близко, заглянула в глаза, потом провела ласково ладошкой по щеке, сняла с его лица очки и отложила их в сторону. Он хотел что-то сказать, но она не позволила – приподнялась на цыпочки, обняла за шею и, чуть наклонив его голову – поцеловала. Так глубоко и страстно, что он чуть не задохнулся. Катя отстранилась, с улыбкой наблюдая, как он пытается справиться со сбившимся дыханием, а, потом, не отрывая от его лица гипнотизирующего взгляда, стала медленно расстёгивать пуговицы на его рубашке. Одна пуговица – и его сердце пропустило удар, вторая – и оно галопом помчалось вскачь, третья – у него закружилась голова и потемнело в глазах, а когда все пуговицы были расстёгнуты и рубашка медленно поползла с плеч… он проснулся…
От бешенного сердечного ритма, от неудовлетворённого умодробительного желания, от внезапного осознания, что всё, что он видел и чувствовал, было только во сне, его скрутило так, что Андрей еле сдержался, чтобы не завыть в голос. Уткнулся лицом в подушку, обхватил голову руками и застыл, пытаясь справиться с невыносимой физической и душевной болью.
Как не умер – сам не понял, но то что второй раз такого точно не переживёт и обязательно свихнётся – понял сразу и навсегда.
Кое-как справившись со стрессом и более или менее придя в себя, он решил, что ему нужно покурить. Курил Андрей редко, но дежурная пачка на всякий случай у него с собой имелась. Он полез за сигаретами в сумку и наткнулся на куклу.
Собираясь в командировку, он зачем-то взял её с собой, и, обнаружив сейчас в багаже, достал и долго рассматривал, вспоминая необыкновенную историю «жизни» этой обыкновенной на вид игрушки…
Эту куклу он подарил Кате на день рождения, вернее Малиновский приобрел её в качестве подарка, соблазнившись её сходством с именинницей. Кукла действительно была похожа на Пушкарёву и Кате она очень понравилась. Она так радовалась, так искренне так сердечно благодарила его за подарок, а он не знал, куда себя деть от стыда. Как же ему хотелось тогда схватить Катерину, встряхнуть её как следует и крикнуть: «Неужели ты не видишь, что всё это ложь и обман? Неужели не понимаешь, что я мерзавец и просто играю с тобой?!»
Не крикнул, смалодушничал.
Андрей всматривался в печальные кукольные глаза и думал о том, действительно ли у него в тот момент был шанс всё остановить или Рубикон уже был перейдён, и дороги назад не было?
После их ночи в гостинице он своей жизни без Кати уже не представлял. Её глаза, смотревшие на него с восторгом и любовью, её чуть с хрипотцой голос, её нежные, робко прикасавшиеся к нему руки, её забота, её сочувствие, её безграничное доверие – без этого он уже не мог жить. Только она, Катя, могла дать ему то, чего так хотела и искала его душа, только рядом с ней он мог быть счастлив.
Жаль, что понял он это слишком поздно.
Когда Катя стала отдаляться, он совершенно растерялся. Не знал, что делать, не понимал, как вернуть её, как всё исправить. А как он страдал, как ревновал её… Жутко.
Его вторая «встреча» с Катиной куклой произошла, когда он, доведённый ревностью до отчаяния, напился, пришёл в каморку и, обнаружив там вместо Кати куклу, решил поговорить с ней по душам, раз уж её хозяйка игнорирует его, и разговаривать с ним категорически отказывается.
Он говорил, говорил, жаловался на своё одиночество, рассказывал как ему плохо и как хочется, чтобы Катя была с ним… Кукла молчала и смотрела на него сочувственно. Ему так казалось в пьяном угаре.
А потом был совет, инструкция Малиновского в комплекте с реальным отчётом, разоблачение его махинаций, отставка и неудачная попытка остановить Катю и объясниться с ней…
Катя его слушать не стала и ушла, а кукла оказалась в пакете вместе со всеми его подарками, шоколадками и открытками…
Так они встретились с куклой в третий раз, но ему уже нечего было ей сказать.
Он молча перебирал игрушки, открытки, доставая их из пакета, содрогаясь, перечитывал жестокие строчки мерзкой инструкции и понимал, что Катя никогда его не простит. Такого не прощают.
Он подлец, а она ему отомстила. Мало? Он добавит ещё, чтобы уж проняло до конца, до каждой клеточки, до молекулы.
Что с ним было потом, вспоминать не хотелось. Отчаяние, неверие, злоба, ненависть, одиночество, душевная пустота – он всё пережил и затих, похоронив себя на минус втором этаже.
Месяц назад Катя вернулась в «Зималетто», а вместе с ней вернулось всё, что казалось уничтоженным и стёртым из памяти, в том числе и пакет – он появился у него однажды по желанию Кати, а потом пропал выброшенный ненароком уборщицей в помойку.
Когда обнаружилось, что пакет исчез, чувство которое он испытал было сродни тому, что испытывает начисто ограбленный человек. Ощущение невосполнимости потери было ошеломляющим. Вместе с пакетом исчезло всё, что напоминало о Кате, о его Кате, о той Кате, которую он любил, и которая любила его. Ни секунды не сомневаясь, он помчался искать пропажу. Нашёл. Хотел всё отдать Катерине, потом передумал и отнёс пакет от греха подальше домой.
Перед самой командировкой, в очередной раз перебирая содержимое пакета и воскрешая в памяти счастливые мгновения их с Катей недолгих отношений, он заметил, что кукла немного испачкана. Снял с неё рыженький пиджачок, застирал пятно, даже щёточкой его потёр, повесил сушиться, а куклу, оставшуюся в одной рубашечке, положил к себе в постель. Там её Кира и нашла. Скандал был… в стиле ретро, то есть со слезами, воплями и битьём посуды. Окончание, правда, вышло не традиционным. Кира, конечно, рассчитывала на его очередное покаяние и признание вины, но он каяться не стал. Просто посоветовал ей успокоиться и поехать домой. Она и уехала, так напоследок шандарахнув входной дверью, что с потолка штукатурка посыпалась.
Забыв о сигаретах, Андрей прилёг на диван, прижал к себе игрушечную Катю, и незаметно заснул, крепко, без сновидений, да так сладко, что даже проспал встречу с очередными покупателями франшизы. С этого дня он стал спать с куклой постоянно. Как ребёнок не засыпает без любимой игрушки, так и он не мог уснуть, не поцеловав и не прижав к себе маленькую копию любимой женщины. Андрей прекрасно понимал, что эта странность сильно смахивает на тихое помешательство, но изменить ничего не мог.
Таким полупомешанным и неадекватным он в один чудесный весенний день появился в достославном городе Киеве. Ему предстоял ещё один, на этот раз последний раунд переговоров с потенциальными партнёрами.
Настроение было ужасное, Андрей из последних сил, буквально заковав себя в броню необходимости, монотонно зачитывая пункт за пунктом, повторял перед собравшимися бизнесменами выученные наизусть условия договора, когда мелодичный насмешливый голос вдруг спросил его:
– Господин Жданов, а ваша продукция не опасна?
– Что? – повернулся он к задавшей вопрос симпатичной черноволосой женщине.
– У вас такой серьёзный вид, господин Жданов, – продолжала улыбаться незнакомка, – что я стала сомневаться в предмете нашего соглашения. Откройте секрет, что такое кроется в вашем бизнесе, какие такие опасные нюансы?
– Надежда?.. – припомнил Андрей имя незнакомки и впервые улыбнулся. – Не волнуйтесь, с бизнесом всё в полном порядке. Проблемы возникли у меня, но я понял свою ошибку и постараюсь исправиться.
Он уже и не надеялся, и вдруг… Наденька Ткачук. Спасибо ей. Милая, добрая, жизнерадостная – она спасла его.
Надя пригласила его отметить начало переговоров в ресторане. Андрей сначала вежливо отнекивался, ссылаясь на усталость, а потом задумался, почему собственно он не может пойти со своим деловым партнёром на ужин? Надя ему понравилась, и он ей, по всему видать, приглянулся. Так в чём проблема? Не монах же он, в конце концов, и не затворник. Решил и пошёл! И не пожалел.
Надежда оказалась не только красивой, но умной и чуткой женщиной. Она не задавала ему вопросов, не лезла в душу, не капризничала, и не требовала, чтобы он развлекал её, – наоборот это она весь вечер развлекала его и отвлекала от грустных мыслей.
Всё было просто замечательно: умиротворяющая обстановка уютного ресторана, тихая ненавязчивая музыка и замечательная украинская кухня, блюда которой он, изголодавшийся в последнее время и чуть не доведший себя сухомяткой до гастрита, уничтожал с таким азартом и скоростью, что в какой-то момент даже почувствовал неловкость. Но его милая спутница не замечала или делала вид, что не замечает его промахов, и к концу ужина, приободрённый её тёплыми взглядами, под воздействием хорошей еды и вина Андрей расслабился, включился в беседу и чувствовал себя почти так же легко и свободно, как в былые славные времена, когда они на пару с Малиновским чуть ли не каждый вечер проводили в клубах и ресторанах.
«А жизнь то оказывается, ещё не закончилась. Она ещё полна непредсказуемых сюрпризов и неожиданностей. И в ней ещё могут случаться яркие краски», – думал Андрей, проводив поздно вечером Надю домой и пешком возвращаясь к себе в гостиницу.
Впервые за прошедшие месяцы он воспринимал жизнь во всём её многообразии. Любовался погруженным в сонную дремоту прекрасным городом, вздыхая полной грудью чистый воздух, ощущал растворённый в нём пряный запах цветущих растений. Весенняя ночь была тиха и тепла, на бульварах цвели каштаны и в ярком свете уличных фонарей их нежные соцветия казались сделанными из тонкого полупрозрачного стекла, способного на любое движение отзываться мелодичным хрустальным звоном.
Андрей был счастлив, счастлив просто, потому что весна, потому что он молод и полон сил, потому что провёл чудесный вечер с красивой необыкновенной женщиной. Вспоминая милое Надино лицо, чарующий взгляд её влажных тёмных глаз, звуки её голоса, в которых угадывались мягкие украинские нотки, он не сомневался – стоит ему захотеть и лёгкие, ни к чему не обязывающие отношения с Надей могут перейти в столь же лёгкий флирт, а потом, возможно, и во что-то более существенное.
Хотел ли он новых сексуальных отношений? Андрей не знал. С одной стороны, долгое воздержание вряд ли могло способствовать его полному выздоровлению, а с другой… Ничего серьёзного с Надей у него быть не могло. Не готов он был сейчас к серьёзным отношениям. Да и Надя, вряд ли она согласится на одноразовый секс с ним. И даже если согласится, имеет ли он право увлечь её, заранее зная, чем это закончится?
Это было странно, – впервые Андрей Жданов, задумываясь об отношениях с женщиной, думал не о себе, а о женщине.
Но все его раздумья закончились сразу, как только он открыл дверь своего номера, переступил порог гостиной и наткнулся взглядом на оставленную в изголовье дивана куклу.
Андрей окаменел, не в силах отвести взгляд от маленького кукольного личика, на котором застыла гримаса боли. Он мог поклясться – кукла смотрела на него с обидой и укором, а когда в полумраке ему почудились в её, устремлённых на него, глазах слёзы – Андрей, как подкошенный, рухнул на колени.
«Прости меня, Кать», – было первое, о чём он подумал, а потом он подумал ещё и пришёл к выводу, что окончательно сошёл с ума.
Последний раз редактировалось Сплин 19 янв 2015, 02:20, всего редактировалось 5 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Спасибо, Лидочка, за такое живописное начало новой истории про наших любимых ГГ. 
Это триллер какой-то, Альфред Хичкок. Дорогие мои, я пока на большее, чем мелодрама не посягаю. И даже мистика, о которой я упомянула в начале фанфика, присутствовать в нем будет чуть-чуть - элементарно... Но вы сами все увидите. 
