НРКмания

Автор: Amvll
Название: Любовница
Рейтинг: R
Пейринг: Катя/Андрей
Метки: AU, ER, Борьба за отношения, Драма, Измена, Обоснованный ООС, Отношения втайне, Повествование от первого лица, Повседневность, Признания в любви, Примирение, Расставание
Размер: Миди

Описание:
Он называл меня «любимой», но не любил.
Я говорила, что верю, но обманывала нас обоих.

Один.

Примечания:
Bahh Tee, Turken - Принцев не существует

Я знала, что буду помнить тот вечер всю свою жизнь. Вечер, когда осознала, что я — никто. Пустышка, ноль, призрак. Ненужный черновик.

Боль разливалась в груди, и руки уже не слушались, но пальцы так и не выпускали из рук злосчастный журнал. И зачем я его купила?! Увидела на обложке его и схватила машинально, а там — несколько разворотов фотографий с юбилейной вечеринки модного дома Зималетто, на которых неотразимый Андрей Жданов делает предложение руки и сердца Кире Воропаевой. Вся московская тусовка их радостно поздравляет, поднимает тост за счастье будущих молодоженов — широкие улыбки, звон бокалов, смех, искрящиеся глаза белокурой красавицы, довольные родители. Кира Воропаева наверняка будет самой стильной невестой года, ее свадебное платье от лучшего дизайнера столицы станут обсуждать по всей стране, а может и за ее пределами. Их мир сверкает в огнях софитов, лоснится глянцем журнальных страниц, пахнет изысканным парфюмом. Они созданы для этого мира. И никому нет дела до меня.

Никто даже не знает о моем существовании.

Еще несколько минут назад я думала, что это МОЙ Андрей.

Мой Андрей Жданов.

Я не дура. По крайней мере, не абсолютная. Я прекрасно была осведомлена о его отношениях с Кирой. Я терпела ее бесконечные звонки ему и даже не просила выключить телефон. Я сама допустила все, что произошло со мной. Сколько мне было отведено времени на то, чтобы чувствовать себя счастливой? Пару вечеров и одна полноценная ночь в неделю? Незавидная роль. Но он говорил, что как только станет президентом, все закончится, и мы, наконец-то, сможем быть вместе, ни на кого не оглядываясь, ничего не боясь. Он говорил, что Кира — истеричка, и им не по пути, но именно ее голос на совете директоров будет решающим, ее голос «за» Андрея важен и нужен. Он говорил, что я, а не Кира — женщина его жизни. Он так много говорил! И так хотелось верить в глупые сказки, кутаться в родные объятия и любить, чувствовать, врастать в мужчину, которого считала своим, пускать корни и черпать силы.

Я закрывала глаза и верила каждому слову.

Слезы стекали по щекам вместе с тушью, пачкая белый деловой костюм — тоже его подарок. Все в этой квартире его, напоминающее о нем, и единственное, что я могу сейчас сделать — сбежать. Но сколько я проживу вдали от Андрея? День? Неделю? Месяц? Будет ли он стараться вернуть меня? Захочет ли?

На диване его халат, потому что он, не глядя, берет его там, направляясь в ванную. И пульт от телевизора оставил на журнальном столике тоже он. На комоде в углу его бутылка виски, и я точно знаю, что он выпил из нее ровно три бокала, а хватит там еще на два… На тумбочке у моей кровати золотые запонки, забытые на бегу. Это какое-то наваждение!

Мысли путаются в голове, перескакивая от моей необъятной обиды к болезненной любви — порочный круг, который нужно срочно разорвать. Я не знаю, что было бы, если бы он сегодня пришел. Истерика или скорбное молчание? Скандал или разрыв? Но телефон обреченно молчит, и из коридора не раздается его бархатного голоса.

Он называл меня «любимой», но не любил.

Я говорила, что верю, но в итоге обманывала нас обоих.

С любимыми так не поступают.

Если верят, то без оглядки, всей душой.

Я все понимала, но позволяла этому случиться.

Все началось полтора года назад, ранней весной.

Два.

Андрей впервые появился на пороге моего кабинета будто ожившая девичья мечта. Я не читала глянцевые журналы, не знала, кто он такой, но его внешность, жесты, манера говорить, да даже запах — буквально все кричало о его положении в обществе. И все это не было напускным, приобретенным, выдрессированным — такое обычно чувствуется. Нет, Андрей Жданов действительно состоял из уверенности, силы, привлекательности и знал это. Он бы одарил меня снисходительным взглядом за такие слова, но я всегда считала, что одежда — не главное в человеке. Ему можно так реагировать, ведь весь его бизнес нацелен на то, чтобы доказать людям обратное. Но я уверена, что на самого Андрея можно натянуть хоть грязный мешок из-под картошки, все равно он не скроет взрывоопасную смесь советской интеллигенции и нуворишей девяностых — новое поколение московской элиты, идеальное в своем лицемерии.

Я не часто видела таких мужчин вблизи, если вообще видела. Будучи рядовым банковским клерком, я чаще всего перед собой наблюдала только монитор компьютера со стройными рядами цифр, нежели реальных людей. Разве что в метро? Но где такие как Жданов, а где метро?

И надо полагать, что шикарный мужчина в дорогом костюме перевернул мою жизнь вверх дном. Я не могу объяснить, что он во мне нашел, ведь я никогда не выделялась особыми внешними данными или невероятной харизмой. Он просто появился, а мир вокруг пошатнулся, пошел трещинами и заскрипел — поддался.

Первое наше свидание я почти не помню, потому что была словно в бреду.

Да, мы бы и не встретились вовсе, если бы Павел Олегович — отец Андрея — не послал его выбивать кредит для Зималетто из моего начальника. Чистая случайность, что он ошибся дверью. Как-то раз он шептал мне, что то была его самая удачная ошибка в жизни — увидеть за дверью меня и влюбиться в с первого взгляда в мои глаза.

Пожалуй, глаза были моей единственной частью тела, к которой у меня не было претензий. Может быть, еще губы? Или грудь? Не бывает некрасивых женщин, бывают неухоженные и неправильно одетые, но это я поняла значительно позже. Я не любила себя, не принимала, и тем слаще было видеть восхищение в глазах мужчины. Я была легкой добычей. Андрей был опытным охотником.

Помню, как тогда, полтора года назад, я будто летала. Абсолютно серьезно, я ощущала настоящие крылья за спиной. Весна уже вовсю вступала в свои права, и я улыбалась ей, бесстыдно показывая миру ровный ряд металлических брекетов. В моей голове крутилась только одна фраза: Андрей Жданов пригласил меня на свидание. Меня! Это должно было стать первым свиданием в моей жизни. И с кем? С тем невероятным мужчиной, в которого я по уши влюбилась с первого взгляда.

Я не ждала тогда чего-то особенного от него, мне было достаточно самого факта. Я сидела в кафе с Андреем и таяла от горящего взгляда. А потом мы целовались в машине, и это тоже был мой первый раз. Я определенно умудрилась умереть и воскреснуть заново, когда он коснулся моих губ своими. У меня кружилась голова, и казалось, весь мир начал вертеться вокруг нас — такого со мной не было никогда. Мы стали центром вселенной, мы стали центром нашей истории.

Сейчас мне кажется, что я не воскресла, а провалилась в чистилище.

Мой кошмар не кончится просто так. Я словно должна очиститься от греха через собственную боль, сбросить с себя наваждение.

Той весной в моей жизни все менялось настолько стремительно, что я даже не успевала по-настоящему осознать происходящее. Андрей Жданов был вихрем — да что там! — настоящим ураганом. Он кружил меня в водовороте чувств и эмоций. За первым свиданием последовало второе, а потом — третье. Помню, как девочки из отдела неприкрыто завидовали невероятной красоты букетам цветов, что приносили курьеры несколько раз в неделю. А мне никогда и никто не завидовал раньше. Чему? Блеклой одежде? Посредственной внешности?

Я обещала Андрею не рассказывать никому и ничего о нас, чтобы не вызывать лишнюю шумиху — это было просто. Близких подруг у меня не было, а на все вопросы коллег я отшучивалась, и почему-то все в отделе решили, что я нашла себе престарелого папика с деньгами, которого и показать-то стыдно. Но меня не волновали сплетни, я знала правду, и она казалась мне раем. Меня вообще ничто не волновало, пока я знала, что вечером снова окажусь в салоне его автомобиля, окутанная его ароматом, обласканная его руками.

Мы долго не заходили дальше.

Однажды Андрей забылся, скользнул рукой по внутренней стороне моего бедра, и я испугалась — такая дурочка — дернулась в его руках и тут же смутилась. Даже без слов он все понял. Я думала, что такие вещи как девственность, отталкивают мужчин, но он наоборот стал еще бережнее ко мне относиться. Он будто учил меня, приручал, и к его дню рождения я решила преподнести ему особый подарок. Себя.

Мы съехались почти сразу. Сложно было объяснить родителям, зачем я переезжаю в съемную квартиру, имея жилье в центре Москвы. Они не понимали, я не собиралась отступать. Про Андрея даже заикаться было опасно, но я любила его до безумия, и собиралась бороться за нашу совместную жизнь всеми силами, отстаивать свое право до хрипа. И, конечно, родители сдались. Я была счастлива. Тогда мне казалось, что он просто меня любит, хочет проводить вместе вечера и жаркие ночи. У меня не возникало вопросов, не появлялось сомнений.

Тогда я не знала про Киру.

А он… Наверное, так было проще, правда? Не нужно было встречать меня с работы и увозить домой. Не нужно было искать рестораны с отдельными кабинками. Не нужно было целоваться украдкой на улице.

Он был моим первым, и остался единственным.

Пока.

Видимо, пришла пора это исправить.

Он говорил, что я — подарок, который преподнесла ему жизнь. Мое воображение сейчас рисует дорогую хрустальную вазу на полке: красивая, громоздкая. Трофей, который нужен только изредка, но выкинуть жалко, проще разбить.

Заденешь — тонкое стекло разлетится на миллион мелких осколков.

Собирай, Жданов!

Я верю в тебя так же, как верила всегда.

Три.

— Мужья редко уходят от жен к любовницам.

— А от невест?

— Это еще глупее, — многозначительно ответил мой собеседник, протирая непонятно откуда взявшийся стакан белоснежным полотенцем.

Я даже не знала его имени. Посреди элитного района в центре Москвы даже в дорогой одежде и с приличной суммой денег на банковской карте я чувствовала себя изгоем, и заговорить смогла не с соседями, а с баристой в кофейне за углом. Видимо, он просто меня пожалел, раз выслушал. А мне на удивление не было перед ним стыдно.

— И тебе совсем ее не жалко?

— Кого? — я удивленно моргнула и подняла глаза на светловолосого парня по ту сторону барной стойки.

— Ну, ту, другую. Его невесту.

Я задумалась. Так ли мало изменил во мне последний год? Я наивно полагала, что метаморфозы претерпела только внешняя оболочка, а там, внутри, все еще живет прежняя Катя Пушкарева. Однако, и тут, выходит, я обманула себя.

— До встречи с ним я бы сказала, что да, жалко. Я осудила бы себя за неправильное поведение — это точно. Таким простым все кажется со стороны! Сейчас — нет, мне ее не жалко. В кои-то веки мне жалко себя.

Мой собеседник нахмурился, и я продолжила:

— В итоге именно она получает все: кольцо на палец, статус, семью. Она будет ходить на семейные ужины к его родителям, она будет блистать на фотографиях в прессе с ним под руку, она родит наследника…

Мне обидно.

— И ты веришь, что она при этом будет счастлива?

— Для меня нет разницы. Разве я могу сделать счастливым чужого человека, если даже с собой не справляюсь?

Он многозначительно пожал плечами и перешел на белые чашки.

— Ты, по крайней мере, свободна. Ты можешь помахать ему ручкой, а потом уйти в закат, и никто не будет знать о твоей ошибке. Ей же никогда не отделаться от него, никогда не отмыться от пятна в биографии, если они уже многократно засветились в прессе. Она навсегда останется «бывшей Мистера Совершенство», который на самом деле полный мудак. Так устроен мир. Легко ли смотреть людям в глаза, когда они читали во вчерашней газете, с кем спал твой муж на прошлой неделе?

Я скривилась и в отвращении дернула плечами.

— Изменил ей, изменит и тебе.

— Ты прекрасный слушатель, — ответила я, поднимаясь с высокого стула. Сеанс психотерапии должен был подойти к концу вместе с чашкой американо. — Спасибо за поддержку. Правда. Ты первый, кому я смогла рассказать.

— Приходи еще, Катя. Мои уши в твоем распоряжении.

Я улыбнулась и поспешно вышла на оживленную улочку. И почему я не влюбилась в простого милого парня из кофейни за углом? Почему полетела сразу к солнцу, чтобы упасть, полностью выжженной и разбитой?

Андрей не писал, не звонил и не приезжал уже целых три дня.

Наверное, отмечает помолвку. Может, и мне стоит что-то отметить? Может быть, начало новой жизни в одиночестве? Возвращение к родителям? Или, возможно, действительно стоит поискать спонсора? Кажется, я начала привыкать к комфортной жизни содержанки.

Черт!

Я так не любила врать себе. Я так не хотела опускаться до такого жалкого существования. Я уходила с работы, не думая, что теряю не просто должность, а саму себя. Я наивно полагала, что буду проводить каждую минуту рядом с ним, а вечера в офисе казались пустой тратой времени. Но сейчас стало тошно от всего происходящего в моей жизни. Стало тошно от себя. Из горла вырвался короткий смешок.

Я — никто. Пустышка, ноль, призрак. Ненужный черновик.

Благими намерениями вымощена дорога в твой личный ад. Не хочу оправдываться даже любовью. Хочу оттолкнуться от дна и выбраться из ямы, в которую скатилась.

Я стала такой за полтора последних года, наполненных счастьем и болью. Пора возвратиться к себе. Быть верной хотя бы себе.

На прошлый новый год Андрей подарил мне красное платье. Вернее подарил, когда появился днем тридцать первого, а потом попросил сразу же надеть. Надеть, чтобы тут же снять. Хватило одного взгляда на формы моего тела, чтобы он сдернул с меня блестящую тряпку. Слишком коротко, слишком откровенно, слишком открытая спина, перевязанная кружевом тонких нитей. Когда-то у меня ночные рубашки были куда более целомудренными, но в тот момент меня беспокоили только губы Андрея на моих плечах, груди, животе. Он бесстыдно спускался ниже и ниже… Я не помню даже как оказалась в кровати. Жданов действительно хорош в том, чтобы доставить удовольствие женщине.

Не мне. Любой женщине.

Значит, и мне может доставить удовольствие не только он.

Сотрудницы в салоне красоты, куда я пришла разодетая за прической и макияжем, не могли оторвать взгляд от ткани, восхищались покроем, спрашивали бренд. Я не знала даже, что им ответить, ведь ни одного лейбла не нашла. Я пыталась быть с ними милой. Я пыталась показать всему миру, что я нормальная. Не разбитая ваза, не пустышка, не любовница. В какой-то момент мне стало стыдно смотреть им в глаза, будто я увела их мужей, будто я — некий собирательный образ роковой соблазнительницы. Это пошлое платье отразило все, что я в себе сейчас ненавидела, и я должна была пройти в нем сквозь толпу на свою личную Голгофу. А потом я от него точно избавлюсь — не переживу его наличие в своем шкафу.

Я не учла только одного, что в клубном хаосе, среди беснующейся толпы и неонового света софитов увижу не своего мужчину. С невестой. Его невестой. Его будущей женой. В компании друзей за большим столиком в VIP-зоне на втором этаже. Андрей обнимал ее за талию и довольный что-то шептал на ухо. Я смотрела на них снизу вверх и ощущала непреодолимое расстояние между двумя мирами. Я хотела дотянуться до него, хотела его себе. Думала, что только со мной он настоящий, и в этом моя сила. Но сейчас он не притворялся, расслабленная поза не была наигранной, а веселье напускным. Он правда счастлив с ней — словно нож провернули в сердце. Органично, правильно. И Кира тоже улыбалась, наклонила голову, а потом легко поцеловала его губы.

Те губы, что проникали под мое платье и доставляли мне удовольствие, пока она ждала домой к праздничному ужину.

За что он так с ней? За что он так со мной? За что он так со всеми нами?

Я подавилась алкоголем, закашлялась, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха, и слезы брызнули из глаз. Разве можно быть настолько мазохисткой, чтобы смотреть на любимого мужчину в чужих руках? Я с детства только и делала, что мечтала о принце, который станет единственным, для которого я буду единственной. И все у нас будет правильно: любовь, свадьба, дети, семья, дом — наша крепость, что укроет от всех печалей и невзгод. Я не мечтала сидеть в развратном платье в клубе, показывая толпе свои обнаженные ноги. Не мечтала смотреть, как мой принц целует другую, предназначенную ему.

Я не хочу так.

Из последних сил взяв себя в руки, я выскочила на крыльцо, не помня себя, и тут же врезалась в чью-то широкую грудь. Сердце билось как ненормальное, отстукивая чечетку.

— С тобой все в порядке? — мягкий голос — я подняла глаза на мужчину — ласковый взгляд.

Не знаю, чем руководствовалась в тот момент, но просто обхватила ладонью его шею, поднялась на носки и буквально впилась губами в его губы.

Я знала его, но он не был Андреем. Никто, кроме Андрея, не был им. Другой запах, другой вкус. Даже руки, через секунду обхватившие мою талию, были не такими. Он отвечал страстно, с желанием втягивая в рот мой язык, толкался своим, проходясь по ряду зубов, сминал платье на талии, опускаясь ладонями на ягодицы. Все было безудержно, головокружительно, ярко, но не то.

Я с силой оттолкнула мужчину от себя и отошла на несколько шагов. Он был хорош, даже лучше, чем на фотографиях, не зря девушки падали к его ногам. Я пьяно ухмыльнулась, пытаясь отдышаться, и размазала тыльной стороной ладони остатки красной помады на губах. Наверное, вид у меня, как у потасканной шлюхи, под стать внутреннему состоянию.

— Вау! Со мной такого еще не было, — он окинул меня заинтересованным взглядом, начиная с ног, заканчивая лицом. Его дыхание тоже сбилось, зрачки расширились, а руки неосознанно сжимались и разжимались, потеряв мое тело. — Может быть, познакомимся поближе, красавица? У меня друзья сидят в клубе, можем присоединиться к ним и выпить. Меня Роман зовут.

Я плохо соображала в тот момент, но суть уловила: прямо сейчас я могу пойти в компанию Андрея, сесть на колени к его лучшему другу в подаренном им платье, и прямо на его глазах целоваться с другим мужчиной. Что бы он сделал, когда увидел меня там? Что если…

Я дура, но не абсолютная.

— Передай привет Жданову, — бросила напоследок Малиновскому и пошла прочь, отстукивая каблуками четкий ритм.

Он хмурился, глядя мне вслед, но ничего не сказал. Он не знал меня, возможно, даже не подозревал, кто я такая. А если и подозревал, то что?

Мне казалось, я слышала треск догорающих бревен за спиной. Пролеты с грохотом падали в реку, а опоры пылали как спички.

Мосты рушились, слезы текли по щекам.

Я улыбалась.

Четыре.

Примечания:
Виталий Чирва - Она

Я не любил ее.

Определенно не любил.

Я вообще не создан для того, чтобы любить: слишком эгоистичен для такого светлого и незатейливого чувства.

Я просто собирался очаровать сотрудницу банка, чтобы вытрясти из Шнайдерова очередной кредит для Зималетто. Старый пень упирался и кормил нас завтраками, но я никак не мог подвести отца. Я сглупил тогда: на очередном собрании совета директоров он обратился к Сашке за протекцией. Чем мог помочь этот гнусавый идиот? Воропаев сам только-только перестал подтирать зад питерским браткам и устроился на тепленькую, перспективную, но мелкую должность в министерстве финансов. Да кому он сдался со своей протекцией? Отец такой элементарщины не замечал, наоборот, смотрел на Сашку с теплым умилением, как будто гордился — черт бы их побрал! А я снова повелся, как сопливый юнец. Я всю свою жизнь занимался только тем, что доказывал собственную состоятельность на фоне сына папиного друга. Семью это устраивало, а меня бесило.

Но делать было нечего: назвался груздем, как говорится! Отлично!

Хитрый лис Шнайдеров, чтобы сбросить с себя ответственность и не разводить лишние демагогии, отправил меня к начальнику кредитного отдела. Я имел в банке кое-какие связи (читай: имел несколько раз секретаршу Максима Ивановича), и сразу же узнал, кто занимается аналитикой, а значит, от кого зависит итоговая судьба Зималетто. Мне просто повезло, что там была скромная тихая девчушка, а не акула эскорта (хотя такие на аналитиков не тянут).

Соблазнить ее было даже не то, что просто, скорее никак. Стоило пару раз улыбнуться, прислать цветы, позвать на свидание — проще простого. Ее брекеты вызывали во мне первобытный ужас, а пиджачки в клеточку — нервный тик. Я не должен был привязываться к ней, но что-то в моем годами отточенном плане дало сбой и впервые пошло не так. Спустя несколько недель после получения кредита я все равно писал ей сообщения и улыбался, получая ответы. Улыбался, когда лично заказывал доставку цветов по утрам, и когда ждал вечера, чтобы встретиться в уютной кабинке ресторана.

Милая девочка Катя пленила меня без флирта, без коротких юбок, без декольте. Она цитировала Роберта Рождественского, восхищалась акварелями Карла Брюллова и рассуждала о политических идеях Жана Бодена. Она была столь искренна и наивна в своей идеализации мира, что казалась фарфоровой статуэткой девятнадцатого века, взятой с полки шершавыми ладонями. Я слушал ее речи взахлеб, словно волшебную сказку — такую приятную, но оторванную от реальности. С ней оказалось легко и уютно. Она смотрела на меня открыто и бесхитростно, как на недосягаемый идеал, словно не существовало ничего вокруг, как будто мир схлопывался на мне одном. Я чувствовал себя таким, каким она меня видела. Я готов был сворачивать горы.

И поцелуи, грозящие порезами от металлических брекетов, казались такой мелочью!

Отец вдруг стал отмечать, как я повзрослел, стал более целеустремленным и собранным — я жал ему руку и думал о том, что это не его заслуга. Кира шептала на ухо, какой я мужественный — я ухмылялся и отводил взгляд. Саша зубоскалил и бесился, но не мог пробить броню, выстроенную мной — я знал, что выше его подколок.

Никто и никогда не верил в меня настолько безоговорочно, как Катя. Даже Кира, которая в начале наших отношений буквально заглядывала мне в рот, в последнее время стала проводить параллели между мной и своим мерзким братцем. Я ненавидел это. Вся моя сущность противилась такому положению вещей. Я дышал полной грудью только рядом с Катюшей. Только в нашей с ней квартирке я отдыхал, прижимая мягкое девичье тело к груди. Я знал, что в этой части моего мира мне нет равных, нет даже конкурентов, нет никого, кроме меня и ее.

Кроме того, спустя некоторое время, раздев ее, распустив нелепые косички, сняв дурацкие очки — всю шелуху, в которой она себя спрятала — я обнаружил, что моя девочка не такая уж несуразная. У нее была прекрасная фигура, отличные волосы, выразительные черты лица. Я отвел ее к стилисту, одевал ее из лучших коллекций, таская из бутиков огромные пакеты шмоток, и она из невзрачной простушки превратилась в настоящую куколку. Катя была той женщиной, которую хотелось и одевать, и раздевать, наслаждаться ее телом, голосом, дыханием, а потом долго слушать и засыпать в обнимку.

Она оказалась алмазом, затерявшимся под ногами. Никто не замечал ее, а я нашел и превратил в бриллиант. Она должна была быть моей.

Чего греха таить, где-то в глубине души я всегда понимал, что мы не будем вместе. Не то, чтобы я не мог пойти против семьи, но… Да какой из меня к хренам муж? Кира терпит меня со всеми моими закидонами, только потому что достаточно цинична и в меру расчетлива, чтобы сквозь пальцы смотреть на мои регулярные загулы. Она знает меня с детства и понимает прекрасно, что мой упертый, надменный, ветреный нрав не обуздать никакими средствами. Она принимает меня таким. А Катя… я хочу с ней быть лучше, я стараюсь для нее. Но надолго ли хватит моего неожиданного энтузиазма? Как быстро я вернусь на тот путь, по которому шел всю свою жизнь? Она — чистая и светлая девочка, неопытная и нецелованная. Только моя. Я хотел ее себе, получил полностью, без боя, всю, без остатка, и теперь не знаю, что с ней делать. Я не хочу ее разбить. Я не могу ее уберечь. Сколько я буду для нее героем, если уже отвратительно справляюсь?

Уже целых три дня я официальный жених другой женщины. На пальце у Киры блестит кольцо с аляповатым огромным бриллиантом — я не могу смотреть на него, не морщась, но ей нравится. Катька не знает, а я не нахожу в себе сил ни позвонить, ни приехать к ней. Я просто понятия не имею, как смотреть ей в глаза, как сказать хоть что-то. Да, можно в очередной раз завести шарманку о том, что так надо для дела, что я «покупаю» таким поведением голос Киры на предстоящем совете директоров, но — черт побери! — кого я обманываю?! Я сделал предложение, потому что действительно собираюсь жениться. И я не знаю, кого ненавижу больше за это решение, себя или Катерину.

Ненавижу ее за то, что собираюсь впервые в жизни сделать что-то правильное, что утвердит мои позиции, накинет очков в общем зачете, но не могу.

Умом понимаю, что свадьба с Кирой всегда была отличным вариантом развития событий, но даже представлять не хочу, что будет с моей Катенькой в день свадьбы. Она не сможет вытерпеть кольцо у меня на пальце и печать в паспорте. Уверен, для нее это табу. Мне придется расстаться с ней раньше, чем приобрету статус мужа, придется снова вернуться к привычному образу жизни без моей девочки под боком. Но у меня в глазах темнеет от мысли, что кто-то другой к ней прикоснется, кто-то другой будет целовать ее, а потом трахать ночами. И такое помешательство сильно попахивает катастрофой, но я держусь.

Просто чтобы не сходить с ума, заливаю в себя виски, а потом предлагаю Кире сделать мне минет прямо в туалете клуба. Мне нравится, что она улыбается, хоть в ее глазах плещется некоторое презрение.

Вот такое животное тебе досталось, моя дорогая! Терпи.

Лично я сейчас абсолютно доволен жизнью: я обнимаю красивую девушку, рядом друзья, есть выпивка, громко играет музыка, заглушая голос совести. Я решил, что завтра напишу Кате что-то банальное о работе, что скучаю безумно, но не могу вырваться, и получу свою дозу любви и заботы от нее. Я наркоман хуже героинового: мне нужны ее чувства, чтобы ощущать себя в норме. Стоило один раз испробовать на себе дозу, и дальше с этой иглы не слезть.

Через час приходит веселый Малина, который сходу становится центром всеобщего внимания, а через некоторое время подсаживается рядом и начинает наговаривать мне в ухо что-то о девушке у входа, но я включаюсь в эту ересь не сразу, выныривая из тягучих мыслей.

— Я ничего не понял, Рома. Кто она такая, и при чем здесь я?

— Такая кудрявая шатенка с карамельными глазами и третьим размером груди. Она просто бомба! Кстати, платье, что было на ней, очень сильно напоминает то, из-за которого мы ссорились с Милко перед выходом новогодней коллекции, помнишь? Красное такое, с голой спиной. Вуканович еще назвал Изотову в нем вешАлкой. Не могу поверить, что Лерка могла слить дизайн какому-то другому производителю… Убью, сучку!

У меня слегка запершило в горле, и я прокашлялся, а потом влил в себя залпом щедрую порцию виски. Роман Дмитриевич слишком долго распинался, ведь я прекрасно понимал, о каком платье он говорит, а главное, знал, где оно сейчас находится — у шатенки с карамельными глазами и третьим размером груди. Но ее же не могло здесь быть!

Не могло же?

Невольно я окинул взглядом танцпол и в толпе не увидел ни одного знакомого лица, но легче не стало.

— И при чем здесь я?

— Палыч, ты что, меня не слушал? Она просила передать тебе привет!

Я физически ощущал нарастающее волнение. Оно будто буря закручивалось в груди и поднималось комом в горле. Я потер пальцами переносицу, зажмурил и распахнул глаза, а потом сделал то, чего делать не стоило: схватил телефон и в одной из дальних системных папок, куда Кира в жизни не полезет, отыскал Катину фотку, которую всегда хранил под рукой. Она была ужасного качества, но мне и не нужно было много, чтобы воскресить в памяти ее взгляд. На картинке в телефоне не видно ничего, кроме ее лица, но в тот момент, когда был сделан снимок, она сидела на мне абсолютно голая, только отходящая от оргазма. Мягкая, теплая, моя.

— Эта? — спросил сквозь зубы, рассчитывая на отрицательный ответ.

— Эта! Палыч, познакомь меня с ней! Я с универа не целовался так страстно, как с этой крошкой. Это же не женщина, а ядерный взрыв!

Малина продолжал зудеть над ухом, но до меня доходило словно через толщу воды. Перед глазами начинало темнеть, а руки сами собой сжались в кулаки.

— Еще раз: что ты делал?

— Целовался! — простодушно повторил Ромка. — Ты представл…

Но договорить он не успел, потому что я в ту же секунду сжал его глотку и с силой саданул затылком о стоящую за диваном колонну. Малиновский захрипел и скривился от боли, а вся компания тут же обернулась на нас.

На границе сознания я понимал, что творю сейчас полную херню, но в моменте ничего не мог с собой поделать. Уголки глаз начало щипать от напряжения.

— Повтори, что сейчас сказал, — прорычал я, кое-как подбирая слова.

— Андрей, что ты делаешь? — возмущенно воскликнула Кира, оттягивая меня за плечо.

— Жданов, ты офонарел? — прохрипел Ромка, начиная краснеть.

Я тут же отпустил его, грубо отмахнувшись от невесты, залпом выпил остатки алкоголя в моем бокале и болезненно пьяно рассмеялся. Какой же я идиот! Я схожу с ума, только услышав, что моя любовница с кем-то поцеловалась!

Как ты докатился до такого, Жданов?

Рома посмотрел на меня с опаской, но с подобием понимания в глазах. Он всегда был и останется моим лучшим другом. Тем человеком, кому не надо объяснять.

Я схожу с ума. Ведь я не люблю ее!

Но почему же тогда так больно?

Пять.

— Где? Где?! ГДЕЕЕ?! — зарычал я, изо всех сил саданув кулаком по капоту. — Мне нужно ее найти! На кой черт ей телефон? Убью, дуру! Ведь можно же было хотя бы ответить? Или сообщение написать, да? Обиделась! Подумать только! А что мне что теперь делать?!

Рома вытянул губы трубочкой и обреченно покачал головой. Все то время, что я бесновался, он был рядом. Он категорически не пустил меня пьяным за руль, когда я выскочил из клуба. Кажется, по пути даже попытался выгородить перед Кирой — я не слушал, мне было откровенно плевать. Пусть думает, что хочет!

Я пытался отвязаться от Малиновского, не хотел, чтобы кто-то знал адрес той квартиры, но уже на улице пришел в себя: точно бы разбился по дороге. Я сдался и сел на переднее сиденье БМВ. Можно сказать, Рома спасал мне жизнь.

Только врезать ему по морде все еще хотелось.

Квартира встретила тишиной и тусклым светом ночника в гостиной. Мы любили сидеть там в обнимку по вечерам, обсуждая прошедший день, просмотренный фильм, прочитанную книгу. Катя утыкалась носом мне в шею и говорила, что это самое любимое ее место на свете. Дышала мной. В такие моменты она говорила, что хочет остаться на этом диване навсегда. В такие моменты я тоже хотел остаться. А потом отправлялся в реальный мир и спускал все то светлое, что она мне давала.

Менял драгоценные камни на дерьмо — то, что я умею лучше всего.

Нет. Нет!

Она не могла меня просто взять и оставить. В груди зашевелилась, робкая надежда, что и сейчас Катя в комнате, на том самом диване, просто уснула, свернувшись под пледом с книгой. Но чудеса это не про меня. Я не заслужил чудес! Разбросанные впопыхах вещи говорили сами за себя: она сбегала, пока я не успел догнать. Знала, что не отпущу? Даже записки не оставила, только раскрытый на нужной странице журнал: я там на фото целую Киру — наш первый поцелуй в новом статусе. Ненавижу.

Неподдельная ярость всколыхнулась в груди столь стремительно, что я не успел себя остановить. Журнал полетел в черный экран телевизора, а кресло, опрокинутое прямо на стеклянную столешницу, превратило мебель в бесполезный хлам. Мне было плевать: в глубине души я понимал, что в эту квартиру она больше не вернется.

Как и в мою жизнь.

Какой смысл переживать? Возможности упущены, мосты сожжены. Я бы даже простил ей поцелуй с Малиной, чего не спустил бы ни одной другой, но ей не нужно мое прощение. Она не придет.

Если Катя решилась на такой бредовый и отчаянный шаг, она больше не ждет от меня ничего. Я только надеялся, что после погрома, устроенного здесь, она села в машину и отправилась к родителям. Она не из тех, кто ищет по ночам приключения.

Но я ее уничтожил.

Машинально я пробежался по квартире. Не знаю, что искал. Будто надеялся. Будто не знал наперед. Рома молчал, но я понимал, что расспросов не избежать. Я держался. Не время и не место.

Закончив с квартирой, я спустился в гараж и, увидев ее машину на своем привычном парковочном месте, зарычал — не выдержал. Капоту досталось ни за что. Хотя почему? За дуру хозяйку, что вытянула из меня все нервы.

И ушла. Ненавижу.

Я знаю, что сам виноват, но все равно ее ненавижу больше всех.

Никогда и никто мне не был нужен! Да и пошла она ко всем чертям!

— Жданов, ты знаешь, что у тебя проблемы? — совершенно спокойным голосом поинтересовался Малиновский, еще сильнее раздражая своей напускной невозмутимостью. — Серьезно? Новенький финик и квартира в клубном доме? — он постучал по уже пострадавшему капоту белого FX-35 и без энтузиазма заглянул в салон через стекло. — Нет, я понимаю, что девочка — высший класс, но…

— Лучше замолчи, — выдохнул я.

— И как быстро она из тебя все деньги вытрясла? Пара месяцев? Я надеюсь, хотя бы квартира на тебя оформлена. Потерял ты хватку, пока Кире верность хранил. То ли дело раньше!

Я засмеялся. Заржал от всей души, хватаясь за живот и не в состоянии остановиться. Малиновский нахмурился.

— Ты ничего не знаешь, — ответил я, отдышавшись.

— Я знаю таких женщин, Палыч.

— Каких, таких? Каких?!

Рома действительно всегда прекрасно разбирался в женщинах. Сколько их у него было? Как и у меня: много. И ни одной ни он, ни я не дали больше, чем те того заслуживали.

Чего они стоили.

И как я объясню ему про очки и косички? Про горящие глаза при встрече? Про вечера в обнимку? Как я объясню Роме, что Катя того стоила? И я давал ей все, что мог, но не дал главного. Того, что ей было по-настоящему нужно: себя.

Как же я устал от этого вечера.

Как же я устал от жизни, полной лжи.

Неужели это я сам с собой сделал?

— Каких женщин, Рома?

— Тех, что впиваются в глотку как вампиры. Только вместо крови качают бабки! Ты понимаешь, что она сейчас тобой манипулирует? Сажает на крючок.

Я усмехнулся. Да, вероятно, так оно и есть.

— Скорее всего, — выдавил я из себя и закашлялся. — У тебя выпить нет в машине? Пойдем в магазин?

— Что? — удивленно моргнул Малиновский.

— Устал. Знаешь, резко так накатило. Да пошла она к черту, пусть катится!

Сил моих больше нет.

— Вот и правильно, Палыч, вот и правильно! — друг похлопал меня по плечу и недоверчиво заглянул в глаза. — Тебе после завязки нельзя сразу таких проворных. Ты просто забыл, какие они бывают, вот и повелся!

— Какая ирония, Рома. Какая ирония… Хочешь, я тебя удивлю? Я был с ней полтора года. Пока все радовались, что я остепенился, пока не было ни рыбок, ни кисок, ни бабочек. Пока Кира праздновала победу, у меня по-настоящему была другая постоянная женщина. Единственная, из-за которой я бы отменил свадьбу, стоит ей только попросить.

— Жданов, у тебя жар? — кажется, Малиновский очень хотел, чтобы все происходящее оказалось дурным сном. — Ты что такое говоришь? Что значит, отменил бы свадьбу? Ты в своем уме?!

Нет. Нет, я давно уже чокнулся.

— Ненавижу ее.

— Вот, уже похоже на правду.

— Убил бы.

— Так, просыпается здравый смысл!

— Ром, она нужна мне. Правда, нужна.

Малиновский хотел что-то сказать, но тут же передумал.

Мне важно ее найти.

Я просто хочу убедиться.

Хочу знать, что она жива.

Что жив я.

Шесть.

Примечания:
Princessa Avenue - История любви

— Андрей?

— …

— Андрей!

— Чем ты думала, когда выключала телефон?

— …

— Я переполошил твоих родителей, сказав, что твой начальник. Ты наплела им про командировку, а я оказался не в курсе.

— Андрей…

— Чем ты думала, когда сбегала?

— Думала, что мне это нужно.

— Убил бы, если б мог…

— Я была в самолете. Прости.

— Где ты?

— Решила отдохнуть. Мне больно, Андрей. Я… я сглупила. Я видела твоего друга, и…

— Я знаю, черт побери!

— Мне жаль. Но ты же понимаешь, все слишком запуталось, и нам пора…

— Я понимаю. Поговорим в Москве. Ты же не собираешься бегать от меня вечно?

— Я…

… тебя люблю.

—… все тебе отдам. Деньги, что потратила на эту поездку.

— Не вздумай, ты ничего мне не должна. Пожалуйста, пообещай, что снимешь нормальную гостиницу? Я пополню твою карту, только не экономь.

— Андрей…

— Катя, я виноват, признаю. Но не веди себя как ребенок! Мы не чужие!

— Спасибо.

— Я…

…люблю тебя.

— …буду ждать твоего звонка. И не вздумай возвращаться к родителям, квартира в твоем распоряжении. Свои вещи я заберу. Пока.

В этом был весь Жданов. За это я так сильно полюбила его. Не сразу, конечно, гораздо позже. Сначала была эйфория, очарование, влюбленность. Только со временем я оценила щедрость и заботу. Он всегда ставил мой комфорт превыше всего: шикарная квартира в доме с закрытой территорией, огромная машина — стильная, женская, но безопасная, лучшие продукты, качественные вещи, дорогой телефон и золотая банковская карта. Я осознала, что любила мир, но мир не был настоящим, он был создан вокруг меня Андреем. Пока он работал, я жила. Жила им — равно «ждала». Вот как оказалось на самом деле.

И все равно желание вырваться из идеальной золотой клетки не исчезало. Мне не нужны были подарки, за меня не нужно было решать. Я принимала правила его игры, только потому что в этой игре мы были вместе. Я боялась потерять то, что уже имела, ведь считала себя обязанной за внимание, а потому соглашалась на все, не сомневаясь в выборе.

Я больше так не хочу.

Я больше так не могу.

Я изменилась — Андрей изменил меня. И новой Кате тошно от всего происходящего с ней. Моей собственной жизни как будто ни для кого не существует, ведь у меня нет знакомых, нет коллег, а родители свято верят в истории, что я выдумываю на ходу. Даже самые близкие не знают меня настоящую. Вдруг я завтра попаду под машину, захлебнусь водой или на меня упадет кирпич, и никто — НИКТО — даже не будет знать меня такой, какая я есть. Если у меня не будет Андрея, то не будет меня самой, я растаю как дым.

Впору заводить личный дневник в надежде на то, что кто-то заинтересуется и прочитает его после моей смерти, поймет, как я жила, кого любила, зачем дышала. Но кто прочитает? Ау! Пусто.

Я впервые захотела стать чем-то значимым в этом мире. В настоящем, огромном мире, а не в искусственной теплице, созданной Андреем. Даже его невесте я завидовала во многом, потому что она ЕСТЬ, что все знают о том, что она существует. Она — единица, а я — ноль. И эта мысль, свалившаяся на голову снежным комом, пока я ехала в такси, оказалась настолько поразительной, что я сбежала из Москвы, отчетливо понимая: он переступит порог, и я снова исчезну, соглашусь на все, лишь бы быть с ним.

Я люблю его.

Определенно люблю.

Возможно, я создана только для того, чтобы неистово, всей душой любить Андрея Жданова.

Но какой смысл в том, что его любит пустое место?

И впервые в жизни, самостоятельно приняв решение, я садилась на самолет, который только что выбрала на табло вылета Шереметьево. Впервые я решила осуществить свою собственную мечту отправиться к морю. Я была абсолютно не готова: из багажа с собой была только сумочка с паспортом и картой, схваченными впопыхах, но меня ничто не остановило. Даже одежду я купила в duty-free, справедливо полагая, что неподобающе выгляжу для мусульманской страны. Ненавистное красное платье полетело в ближайшую мусорку у туалета — туда ему и дорога.

Мой мозг полностью захватила идея сделать что-то для себя, а не для кого-то. И даже личная трагедия ушла куда-то на второй план. Я остро ощутила собственную значимость в своей судьбе, и не желала расставаться с этим состоянием. Мне надоело быть тенью.

А он…

Я отчаянно не хотела лелеять в душе обиду на Андрея, хоть мне и было невыносимо больно. Нет, я не могла так с собой поступить, ведь кроме плохого было и хорошее: мы были друг у друга, что бы я там себе ни придумывала.

Мы были.

Даже если наша история подошла к концу, я не хотела вычеркивать память о ней. Даже если Андрей был просто опытом, он навсегда останется глубоко в сердце. Любовь, не знающая границ, не видящая преград, не проходит бесследно. Я хочу встретить расставание достойно.

Я приду к Андрею собранная, уверенная, чувствующая почву под ногами.

Больше пятисот дней я ждала его днями и ночами, каждую секунду своей жизни.

Пусть теперь подождет он.

_________________

Семь.

Отрывистый звук шагов отдавался эхом от стен и многократно усиливался в огромном темном помещении швейного цеха. Он разрывал тишину, вторгался в мое сознание и будто заставлял вернуться в реальность, отгоняя мысли. Я вздрогнул, но остался сидеть за одним из рабочих мест у оверлока, только убрал руки от лица и слегка выпрямил спину. Мама всегда говорила, что сгорбленная спина — признак сломленного духа. Как же она была права!

Сейчас я не желал видеть никого. Каждый день прошедшей недели я приучал себя к дозе смирения. Приучал себя ровно дышать, спокойно говорить, не срываясь на крик, приучал себя не кидаться вещами, не хвататься за телефон. У меня получалось.

Сегодня я стал президентом Зималетто.

Как бы Сашка ни пытался, у него не получилось зацепиться за мой бизнес-план. Да и не было шансов, ведь мы проводили расчеты вместе с Катей. Отец впервые в жизни был горд за меня, но это не принесло удовлетворения, только вызвало горькую ухмылку. Меня выбрали президентом, но мир не перевернулся, не погасло солнце, не упало на голову небо. Не произошло ровным счетом ничего. Как и всегда мне предстояло много работы, но я чувствовал себя растерянным. В последнее время я привык быть не один, даже в своих мыслях. Теперь я вырывал с корнем эту привычку.

— Андрюша, ты чего здесь сидишь один? — поинтересовалась тихим голосом мама, присаживаясь на соседний стул. — Мы собирались ехать в Ришелье, чтобы отпраздновать твое назначение. Все ждут только тебя.

Нечего праздновать, мам.

— Хорошо. Я приеду сам чуть позже.

Мне нужно немного времени, чтобы собраться.

— Как ты себе это представляешь? Это же твой праздник!

Я не ответил. Провел ладонями по лицу и вздохнул. Если бы моя Катя была рядом, я взял бы ее с собой на праздник. Она достойна этого как никто другой. Именно она всегда помогала, она вселяла уверенность одним взглядом. Все, чего я достиг в последнее время — ее заслуга. Я бы привел ее в Зималетто, если бы она согласилась. Наверное, я бы даже закрыл ее в своем кабинете, чтобы быть рядом, чтобы не отпускать далеко, чтобы не пялились всякие ходоки типа Малиновского. Я бы, наверное, привязал ее к себе, чтобы никогда не потерять, если б мог.

— Сынок, расскажи мне, что случилось? — самыми кончиками пальцев мама провела по моему предплечью и участливо заглянула в глаза.

Я отвел взгляд.

— Я же вижу, что в твоей жизни что-то происходит. Я только хочу помочь, ты ведь мой ребенок и навсегда им останешься.

— Я уже не ребенок, мам, — я усмехнулся. — Сегодня твой сын стал большим начальником.

— Ты так стремился к этому. Я полагала, ты будешь рад…

Весь день я думал об этом, анализировал, взвешивал свои чувства. Счастлив ли я? Действительно ли я достиг того, чего хотел? Истинным ли было мое желание, или я двигался по инерции?

— У тебя никогда не было такого, что ты бежишь к какой-то огромной желанной цели, стремишься к ней, выжимаешь из себя все силы до капли, бросаешь всю свою жизнь под ноги, чтобы добежать. Но в конце, выиграв главный приз, победив, получив все, о чем мечтал, понимаешь, что не знаешь, зачем бежал. Что происходящее — не то, что тебе было по-настоящему нужно. Что самое важное ты растоптал где-то на сорок первом километре марафона…

Я тяжело выдохнул и с силой сжал пальцами переносицу. Наверное, не стоило делиться с мамой этими переживаниями, нагружать проблемами. Я давно не мальчишка, могу справиться сам. Но мне так нужно было высказаться! Хоть что-то выкинуть из души, вытащить, вывернуть наружу, опустошить переполненную чашу эмоций.

— Андрюша, что произошло? Ты передумал становиться президентом?

— Нет, я… Я взял на себя обязательства и выполню их.

— Но что тогда?

— Кажется, я пожертвовал слишком многим для Зималетто.

— О чем ты? — мама непонимающе нахмурилась и поджала губы.

— Я хочу отменить свадьбу. И, видимо, заново собрать совет директоров и провести голосование, ведь если Кира передумает отдавать за меня свой голос, то…

— Андрей, что значит, отменить свадьбу? Ты что, передумал? Ты больше не любишь Кирочку?

— Я никогда ее не любил. Наш брак был закономерным, правильным. Но… Кирочке-то сдался такой муж? Или я просто сделаю несчастной еще одну женщину? — усмехнулся я. Волна горечи поднималась к горлу. — Я же никогда не переживал за нее, не заботился. Я ничего не делал из того, что должен делать любящий мужчина. Разве это правильно? Чем Кира заслужила такую жизнь?

— Чушь. Мы все разные! — с готовностью ответила мама. — Просто у тебя такой характер, такое воспитание. Это нормально! Я уже давно объяснила Кирочке, что…

— Но я могу быть другим! — рявкнул я и тут же осекся.

— Это ты так думаешь, но на деле длительные отношения…

— Мама, ты что, не слышишь меня? Я могу быть другим! Могу быть заботливым, внимательным, предусмотрительным. Могу таскать пирожные из другого конца Москвы, чтобы порадовать, могу доставать книги из издательства до выхода первого тиража, могу спускать огромные суммы денег на подарки, могу наступать себе на горло, в конце концов, чтобы другому не было так больно! — я хочу забрать эту боль. — Я это все могу, но никогда не делаю для Киры. Значит ли это, что нам не стоит быть вместе? Что наш брак напрасен, еще не случившись?

— Нет, ты ошибаешься. Вы такая прекрасная пара! Вы столько лет вместе!

Я скрипнул зубами. Как же бесят эти разговоры! Почему другие люди всегда лучше знают, как мне жить, черт побери?!

— Кире ты тоже льешь это дерьмо в уши?

— Андрей, что ты себе позволяешь? — возмутилась мама.

— Я просто спросил: Киру ты так же уговариваешь не бросать меня? — она на мгновение отвела взгляд. — Но зачем? Чтобы реализовать свою давнюю мечту об общих внуках с Воропаевыми? Чтобы не делить бизнес?

— Конечно, нет! Что ты такое говоришь?

— Вы обсуждали возможность породниться, кажется, когда мы были еще в школе. А когда мы с Кирой начали встречаться, осыпали нас похвалой. Почему вы решили, что мы созданы друг для друга? Ты же не можешь не знать, что она выносит мне мозг при каждом удобном случае, а я хожу от нее налево! Это в твоем понимании семейное счастье?

— Но ты же остепенился, Андрей! — слабая попытка оправдаться.

Да что ж они все, сговорились?!

— Да не остепенился я, мама! Не остепенился! Ничего не изменилось. Просто…

— Андрей, ты что, влюбился?!

Я уронил голову на ладони и кивнул.

Ни с кем и никогда я не был таким, как с Катей. Ни по кому никогда даже не скучал, ни о ком не заботился, никого не ставил выше себя.

Пора уже признаться хотя бы самому себе.

Я любил ее.

Определенно любил.

Но понял, насколько моя девочка мне дорога, только вогнав ей нож в сердце.

И как теперь все исправить?

Восемь.

Москва встретила меня серыми низкими облаками, промозглым ветром и дождем. По сравнению с солнечным Египтом она казалась жестокой мачехой, к которой вернулась блудная падчерица. Но все равно я была дома.

Контраст усиливало то, что я улетала из России летом, а вернулась в конце сентября. Хорошо хоть пальто догадалась купить, иначе простыла бы, не успев выйти из самолета.

Целый месяц я была предоставлена самой себе.

Целый месяц я наслаждалась той жизнью, которой у меня никогда не было. Той, о которой можно только мечтать. Андрей предоставил мне возможность не думать о деньгах, а познавать себя, пробовать новое, прислушиваться к внутреннему голосу. Я соглашалась на все, что подкидывала мне жизнь: развлечения, экскурсии, поездки, необычные места. Я ходила в новые рестораны в поисках блюд, которые мне понравятся. Я искала одежду, в которой мне будет комфортно. Я знакомилась с новыми людьми. Чаще всего это были русские туристы, но и местные встречались тоже. С ними мы общались больше на языке жестов, ведь их знания русского зачастую составляли от силы пару слов, а я, в свою очередь, не понимала арабский. Однако это не мешало запоминать мелькающие каждый день лица и улыбаться новым знакомым.

Например, по утрам, пока еще не слишком жарко, я полюбила ходить к одному из уличных торговцев за чечевичным супом. Радушный смуглый дедушка неизменно радовался моему появлению и воодушевленно болтал о чем-то своем, угощая меня фалафелем. Я делала так каждый день, словно повторяла ритуал, вызывающий в душе спокойствие.

В один из дней около того прилавка я встретила Германа. Тогда я еще не знала, насколько важной для меня должна была стать та встреча. Я просто пыталась открыться миру, а потому с упоением нахваливала незнакомому доброжелательному русскому сомнительный — по его мнению — суп.

Позже оказалось, что выбирал он местную еду для жены. Мы познакомились. Оказалось, ребята остановились в том же отеле, что и я — он как раз располагался неподалеку. Уже вечером мы встретились все вместе в лобби. Марина понравилась мне просто безумно! Она оказалась очаровательной светловолосой молодой девушкой, очень эрудированной, начитанной и обожающей путешествия. Мы сразу же нашли общий язык и проводили вместе почти каждый день. По ее словам, в то утро Герман принес ей гораздо больше, чем завтрак, а лучшую подругу.

Я была рада. Действительно рада. У меня никогда не было лучших подруг.

Полянские таскали меня за собой везде все полторы недели, что оставались до их отъезда из Шарм-эль-Шейха. И да, я бы не отважилась на прыжок с тарзанки, если бы Марина не привела мне тридцать три довода — включая самые глупые — в пользу согласия на эту безумную авантюру.

— Ты никогда себе не простишь, если не попробуешь! — припечатала она меня последней причиной, и я сдалась.

Это было невероятно! Выброс адреналина в кровь — особое удовольствие, которое я никогда раньше не испытывала столь остро. Я долго не могла прийти в себя. Мне было дико страшно, но в то же время хотелось еще и еще. Я пообещала себе однажды повторить этот прыжок.

Это был путь навстречу самой себе.

Когда шагала с обрыва, я думала об Андрее.

Да я о нем никогда и не забывала… но в тот миг мне показалось, что я слышу вдали его голос. Он отчаянно звал меня, но я не побежала на зов, лишь послушно упала спиной вперед в неизвестность.

А в последний день, когда мы с Полянскими сидели на веранде одного из лучших ресторанов побережья Красного моря, я призналась, что собираюсь тоже вернуться в столицу и начать искать работу. Я уже упоминала при них, что только что вышла из длительных отношений, не вдаваясь в подробности, и что пытаюсь сменить обстановку. Ничего удивительного, что род деятельности я хотела сменить тоже, тем более, что снова безвылазно сидеть в банке меня едва ли прельщало. Хотелось двигаться. Услышав мои рассуждения, Герман предложил поработать его помощницей. Он не так давно начал руководить семейным бизнесом по поставке оборудования из Европы, и как раз искал надежного человека для того, чтобы делегировать часть обязанностей.

Сначала меня смутила такая поспешность, ведь они совершенно ничего обо мне не знали, но, кажется, для него это не имело никакого смысла.

— Катя, мы с тобой общаемся достаточно много уже почти десять дней. Я вижу, какой у тебя живой ум, вижу, что ты ответственная и можешь быть собранной. Тем более, образование и опыт работы у тебя подходящие. Для меня, как для руководителя, такого количества информации достаточно. Или ты думаешь, что резюме кандидатов, которых я вижу впервые в жизни, рассказывает больше при приеме на работу? Это своего рода лотерея: не попробуешь, не узнаешь.

— Вряд ли, — виновато улыбнулась я.

— Кать, соглашайся! — вмешалась Марина. — А я буду приходить к тебе в обед пить кофе. Можно же, Гер?

Полянский тепло улыбнулся жене и приобнял ее за плечи чуть крепче.

Они мне нравились: красивая и гармоничная пара. Настоящие интеллигенты, но в то же время искренние и не стесняющиеся проявлять чувства. Они нежно любили друг друга. Да, я завидовала им. Слегка. Или даже сильнее. В какой-то момент я даже испугалась находиться с ними рядом, опасаясь запачкать их… чем? Своими неудавшимися отношениями? Запретными чувствами? Я все еще ощущала себя неправильной, грязной, но в то же время мне становилось легче. Я тянулась к тем людям, на которых хотела стать похожей. Я завидовала такой семье. Я хотела создать собственную, такую же настоящую, крепкую, реальную. Только высшие силы знали, как же отчаянно я мечтала о таком счастье с Андреем, хоть и понимала, что это слишком несбыточно.

Скорее всего, у него уже назначена дата свадьбы.

Он стал президентом Зималетто.

У него все получилось, он смог, добился.

Я была горда за него, радовалась за его успех. Но в глубине души все еще теплилась обида на то, что за свои победы он заплатил нашим счастьем. Для него наше гипотетическое совместное будущее оказалось приемлемой ценой.

Я очень долго прощала его за все. Сама с самого начала не расставила границы допустимого в наших отношениях. Может быть, он просто не понял, что настолько обидел меня? Я не знала. Но терпеть и дальше не хотела, не видела смысла.

Весь месяц я оттягивала момент покупки обратного билета. Моя душевная боль ослабла, скрывшись от палящего солнца и соленого морского воздуха, но я понимала, что она вернется вновь с новой силой, стоит мне ступить на московскую землю. Я не могла даже решить, возвращаться ли мне к родителям, либо послушаться Андрея и жить в старой квартире.

Нашей с ним квартире, где мы были счастливы.

Он обещал забрать вещи. Мне было бы равносильно больно и от созерцания его рубашек, и от их отсутствия. Я не знала, чего хотела. Не знала, чего боялась. Но рано или поздно столкнуться с реальностью пришлось бы в любом случае, убегать от нее вечность невозможно.

И вот я сидела в автобусе, глядя на сменяющийся серый пейзаж за окном. Андрей бы не одобрил мою поездку в общественном транспорте, но я до сих пор не могла решить, что мне делать дальше. Точку в этом вопросе поставил тот факт, что вся приличная одежда осталась у меня на квартире, а завтра утром мне нужно было явиться в офис Seven-group.

Интуитивно я понимала, что просто нашла предлог для того, чтобы не уезжать к родителям, но все равно испытала облегчение.

Мне нужно как-то двигаться дальше.

Открывая массивную темную дверь я готовилась к тому, что увижу за ней Андрея. Меня пугало это. Я ждала этого. Но чуда не произошло: квартира была чистой и пустой, будто не жилой. Он забрал все, что как-то было связано с ним, а потом вызвал клининг. В гостиной чужеродной смотрелась новая мебель.

Я не хотела копаться в своих воспоминаниях, так даже лучше. Мне предстояло настроиться на завтрашнее собеседование, и это было куда важнее всего происходящего.

***

— Ты вернулась.

— Да, сегодня. Наверное, нам нужно с тобой поговорить.

— Надеюсь, ты выполнила мою просьбу? Ты дома?

— Да. Спасибо тебе, Андр… Андрей. Зачем ты заменил мебель?

— Решил сделать сюрприз. Получилось?

— Меня устраивала старая.

— Я помню…

— …

— Заеду вечером?

— Нет.

— Нет?

— Лучше завтра. Давай встретимся где-то… в кафе или в ресторане. В общественном месте.

— Боишься меня?

— Нет, но я не хотела бы еще больше все усложнять.

— Конечно.

— Конечно?

— Давай в Лиссабоне. Это через три квартала, на Сретенке. Найдешь?

— Да, я знаю где.

— Завтра. В семь. Я не буду заезжать. Чтобы не усложнять.

— Конечно.

— Конечно. До встречи.

Я буду ждать тебя.

Люблю.

Девять.

Мой первый рабочий день прошел очень сумбурно. Я уже и забыла, как это, чувствовать себя новичком в коллективе, вникать в новые задачи. Ритм работы у Полянского был не то, что быстрый, а бешеный. Он одновременно решал тысячу вопросов, к нему постоянно приходили подчиненные, несколько раз за день курьеры приносили корреспонденцию, телефон трезвонил каждые пару минут. Я думала, что буду чем-то вроде секретарши, но Герман выделил мне небольшой кабинет, который также находился в его приемной, но оказался в разы меньше его собственного. Это логично, я и не претендовала на большее, мне бы хватило и каморки со столом и стулом, чтобы разместиться, однако статус помощника руководителя предполагал определенную атрибутику.

— В перспективе я передам тебе часть организационных вопросов. Пока будешь заниматься тем, что освоишь. У меня после отпуска такой завал, что любая посильная помощь будет кстати. Заодно со всеми познакомишься и вникнешь в текучку, — сразу же обозначил мой начальник.

Сотрудники Seven-group мне очень понравились. Сначала, конечно, на меня бросали недоверчивые взгляды. Я предполагала, что взятый без собеседования работник вызовет вопросы, тем более, что я молодая девушка, а мой босс — симпатичный мужчина. Оказалось, что все вокруг горой стояли за Марину, и растопить лед смогла только она. Девушка просто обняла меня при всех, когда прибежала в обеденный перерыв на кофе, и заявила, что я — ее лучшая подруга, а потому обижать меня нельзя.

Это было настолько трогательно, что я чуть не пустила слезу, сдержалась, только потому что вокруг было слишком много народа.

— Мы уж думали звонить, сообщать, кого ее муж притащил в фирму! — немного смутившись, пояснила мне секретарь Германа. — Не знали!

— Ничего. Наоборот, я рада, что попала в коллектив, где столько неравнодушных. Торжественно клянусь не уводить начальника из семьи, — примирительно ответила я.

С меня хватило мутных историй.

— Не клянись, — фыркнула моя коллега. — Но это хорошо, что ты не из этих. Мы начальника бережем, он у нас — золото. А Марина сделала его только лучше: и спокойнее, и серьезнее. Так что…

— Понимаю.

Не из этих.

Я поклялась себе, что с сегодняшнего дня я точно буду «не из этих». Может быть, мне даже стоило вернуть Андрею все его подарки? Что если Кира, не дай бог, узнает о нашей с ним связи? Одно дело одноразовые женщины, другое — постоянная любовница, в которую вложено столько денег. Это может внести разлад в их еще не построенную семью. Я не хотела создавать еще больше проблем, чем уже создала.

Убегая с работы я думала о том, что впервые за последний год чувствую безумное воодушевление. И оно, наконец-то, не связано с Андреем, а только с моими собственными достижениями. На работе я ощутила себя нужной и важной, хотя почти ничего не сделала. По большей части я только записывала все инструкции, что давал мне Герман и другие коллеги, принимала звонки, читала документы. И все равно: это было только начало. Я, наконец-то, ступила на путь, о котором мечтала.

А вечером мне предстояло особое испытание: проститься или снова сдаться.

Я настраивала себя на первый вариант, но понимала, что второй исключать тоже нельзя. Я хотела быть максимально честной с собой и трезво оценивала собственную выдержку. Если Андрей позовет меня, если надавит, я могу сломаться, не выдержу, снова нырну с головой в чувства, но тогда уже совершенно перестану себя уважать.

Подъехав к ресторану, в котором он назначил встречу, я долго смотрела на входную дверь и не решалась выйти из машины. Я безумно скучала. Весь это месяц я крепилась, но время от времени все же плакала: я не привыкла так долго жить вдали от любимого мужчины. Андрей был моим воздухом, я черпала силы в нашем общении. Теперь мне предстояло найти себе новую точку опоры, и даже были успехи в этом деле, но все равно прошло слишком мало времени, чтобы я изменила свои привычки.

Минутная стрелка уже подбиралась к цифре два, когда я заставила себя подняться. Я шла словно на эшафот, усилием воли передвигая ноги. Меня снова разрывало от внутренних противоречий: броситься ему на шею или смерить холодным взглядом, поцеловать или не подпускать к себе на расстояние вытянутой руки. Я хотела одного, а усилием воли заставляла себя делать другое. Я чувствовала себя наркоманом, который вот-вот увидит перед собой дозу, но клянется, что не прикоснется к ней.

А когда заметила его за столиком — уставшего и сосредоточенного — я забыла как дышать.

Сразу же внимание привлекли потухший взгляд и синяки под глазами, заостренные черты лица и нервно перебирающие салфетку ладони. Андрей будто сбросил свой лоск и выглядел обычным мужчиной, а не персонажем с обложки журнала.

Его словно выгнали из его глянцевого рая, спустили на грешную землю.

Он поднял на меня глаза и тут же встал, отодвигая мне стул. Молча. Будто не мог подобрать слов.

— Андрей.

— Катя.

Мне было неудобно и больно так общаться с ним. Словно наш мир разбился, и мы теперь пляшем голыми ступнями на этих осколках.

Мы сели за столик, заказали кофе и продолжали молчать.

— Я не могу так, — выдавила из себя я и прикрыла глаза ладонью. Я пыталась собраться.

Пришло понимание, что если я сейчас не вывалю на него все, как есть, недосказанность будет давить на меня мертвым грузом всю жизнь. Нам обоим нужно расставить точки над «i», и только тогда будет возможно начать новую жизнь.

— Кать, я виноват, — ответил Андрей и снова замолчал, комкая в руках салфетку.

— Я сама согласилась на то, чтобы быть твоей… — не смогла выдавить из себя «любовницей».

— Я не должен был ставить тебя в такое положение.

— Я не жалею.

Андрей удивленно поднял взгляд на меня.

— Я не жалею, да. Я была с тобой счастлива. И ты… ты так много для меня сделал! Ты буквально перевернул мою жизнь с ног на голову, — я усмехнулась. — Кем бы я была сейчас? Тем же мелким аналитиком, той же девчонкой с нелепыми косичками и в серых маминых юбках.

— Я полюбил тебя именно такой. Любят не только за внешность.

— И это мне говорит Андрей Жданов?

— Представь себе! — слегка раздраженно бросил он. — Нет, я не спорю, я сам не знаю, как так получилось. Для меня это стало шоком. Черт! Я многое переосмыслил. Мне просто с тобой хорошо, спокойно… Кать, я понял только одно, что я вообще не хочу семью, если эта семья не с тобой.

Будто соль на оголенную кровоточащую рану.

— И тем не менее, ты собираешься жениться.

— Да, кажется, собираюсь.

Я проглотила комок, подступивший к горлу. У меня получалось стоять на своем, а Андрей не пытался перечить. Похоже, он заранее знал, что я скажу, и был со всем согласен. Я не понимала, радует это меня или расстраивает. Видимо, в глубине души я все равно хотела вернуться, хотела чтобы он меня вернул.

— Я бы хотела вернуть тебе машину. И, наверное, съехать с квартиры. Это неудобно.

Андрей довольно улыбнулся и подвинул ко мне папку, до сих пор лежащую на столе. Я ее даже не заметила.

— Это удобно. И квартира, и машина — твои. Тут документы. Одежду назад я не возьму, уж прости.

— Но квартира же была съемной? — ахнула я. — Разве нет?

— Я ее выкупил, — пожал плечами Жданов. — Она мне нравится. Кажется, и тебе она всегда нравилась.

— Я не могу принять такой щедрый подарок.

Отодвинув папку обратно к нему, я вцепилась дрожащими руками в чашку.

Рано радовалась.

— Что ж, тогда считай, что это не подарок, а вложение. Устроит?

— Андрю… Андрей, ты… ты разве не понимаешь, что мы расстаемся?

Он покачал головой и взъерошил рукой прическу. Волнение. Такой знакомый жест. Обычно, я подходила к нему и пальцами расчесывала черные как смоль волосы, укладывая пряди обратно на место, успокаивая.

— Андрюш, я устала быть тайной за семью замками. Я устала растворяться в тебе, устала жить не своей жизнью. Устала ждать. В конце концов, ты придешь, и скажешь, что я тебе не нужна больше или заведешь себе кого-то еще… Даже Кира… Боже, мне так стыдно перед ней! Мне стыдно перед всеми! Отпусти же меня! Я больше так не могу.

— Кать, я согласен исправить все, что тебя не устраивает.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но не нашла даже подходящих слов. Он согласен исправить! Какая честь! Будто все время мы писали черновик. Порвем его, выкинем, попробуем заново. Ярость, вспыхнувшая на месте глубокой обиды, застлала глаза.

— Ты что, не слышишь? Я не согласна быть вечно второй! Я не согласна делить своего мужчину с кем-то! Не согласна не иметь семьи и вечно ждать от тебя подачек! Это все, на чем строились наши отношения. Ты что-то можешь с этим сделать?

Я ожидала услышать уверенное «нет», но вместо этого Андрей тепло мне улыбнулся, потянулся через стол и взял мою ладонь, начиная перебирать пальцы.

— Да, могу. Выходи за меня замуж, Катюш?

— Ты что, издеваешься? — не было слов, чтобы передать степень моего шока. — Замуж?!

Кажется, последний вопрос был задан слишком громко, потому что несколько человек, сидящих за столиками, неподалеку от нашего, обернулись. Жданов же не обратил на это ни малейшего внимания. Он был спокоен и внешне расслаблен.

— Да. Ты выйдешь за меня? Для тебя я стану лучшим мужем, каким только смогу.

— А как же Кира? Разве вы…

— Мы не подавали заявление в ЗАГС, если ты об этом. Я расстался с ней, и не намерен больше тебя прятать. Я предлагаю тебе отношения. Предлагаю семью. Предлагаю быть первой и единственной для меня. Ты ведь этого хотела?

Я отчаянно замотала головой, чувствуя, как по щекам начинают течь слезы. Он не отпускал мою руку, но я с усилием ее вырвала, замечая как Андрей начинает хмуриться.

— Катюша, не переживай так. Я много думал весь этот месяц, и понял…

— Нет!

— Что?

— Нет, я не выйду за тебя. Нет-нет-нет! Не хочу!

Я рванула с места, успев только схватить сумочку со спинки стула. Мне срочно нужно было на воздух, к выходу. Мне казалось, будто я сходила с ума.

Понятно, почему он был так спокоен. Понятно, почему он не давил. Это какая-то игра Жданова, чтобы снова вернуть меня в его сети. Нельзя верить, нельзя поддаваться, иначе снова я не соберу себя уже никогда.

Ничего не соображая, я добежала до ворот ресторана, прислонилась к колонне и заплакала.

Зачем он снова так со мной?

Десять.

Примечания:
Myrath — Endure the Silence

Все катилось под откос.

Я не видел перед собой верного пути. Да никакого не видел: просто плыл по течению. Умом понимал, что нельзя опускать руки, нельзя расслабляться, нельзя, блять, отчаиваться. Понимал, что жизнь продолжается, и я должен, как минимум, работать, ведь от президента зависит жизнеспособность компании, но… я заблудился. Я не знал, где выход, и хочу ли я выходить.

Мне казалось, что я сделал все правильно: разобрался со своей жизнью и готов был начать настоящие, ничем не обремененные отношения с Катей. (Как же, черт возьми, я ошибался!) Да, предложение руки и сердца, которое я произносил, было гораздо менее пафосным, но зато в разы более искренним, чем то, которое я делал Кире. И кольцо, выбранное специально для Катиного изящного тонкого пальчика, уже лежало в моем кармане. Я не шутил, что хотел стать для нее лучшим мужем. Я действительно желал этого всей душой. Но ничто не помогло — не могло помочь — когда наломал столько дров, что не разгрести.

Катя отреагировала на мой душевный порыв странно: заплакала и убежала. Я бросился за ней. Только на улице я нагнал ее, накинул на дрожащие плечи пальто, забытое в ресторане, и повернул девушку к себе.

— Ты что же думаешь, что так все просто? — тут же заговорила Катя. Я физически ощущал ее отчаяние, но ничего не мог поделать. — Хочешь, одну зовешь замуж, хочешь — другую, захочешь, позовешь третью! У тебя так все легко, да? Ты словно шариками жонглируешь нашими жизнями. А ты подумал о том, каково мне? Что я чувствую?! Ты подумал о Кире, в конце концов? Она же тоже тебе не чужая!

— Но я действительно хочу семью с тобой, а не с Кирой.

— И я, а не Кира, женщина твоей жизни, — пробубнила Катя.

— Именно! Ты же и сама все знаешь!

— Нет, Андрей, это все слова. Их так много было от тебя. Ты все время что-то говорил-говорил-говорил, а я слушала, я заставляла себя верить, я ничего не спрашивала, я… Я была такая дура! Только сейчас я понимаю, что все твои сладкие речи — ложь. Ты говоришь то, что люди хотят услышать, чтобы не сталкиваться с последствиями, но по итогу делаешь только хуже! Всем! Ты ранишь тех, кто тебя больше всего любит, но даже не замечаешь. И я теперь уверена, что и сейчас ты лжешь, даже если веришь в свои слова!

Я скрипнул зубами. Какая тирада! Как же Катя решила, что понимает меня, что знает все наперед. Она ведь даже не спросила, что со мной происходило весь тот месяц, который я смиренно ждал ее в Москве. А может, она уже и замену мне нашла в теплом солнечном Египте? — и эта мысль всколыхнула ревность, с которой я уже почти привык жить за прошедшие четыре недели.

— А что тогда ты хочешь? Да. Да! Я все делаю не так, но ты — ты! — как никто должна меня понять. Именно ты, потому что ни с кем я никогда не был так честен, как с тобой. Я перед тобой открыт: хочешь, вспарывай душу, хочешь вынимай сердце!

— Какие красивые слова! — Катя всхлипнула и горько улыбнулась. — И тем не менее ты никогда не жалел меня. Только говорил, только пользовался. Откупался — да. Но если бы я просто хотела стать содержанкой, не было бы так больно!

— Нет, конечно, нет. При чем тут это? Катенька, я запутался. Понимаешь? Я… Я хочу все исправить. Я уверен, мы можем все начать сначала. Все, что я могу дать тебе, я дам! Разве ты не видишь, что я готов на все ради тебя?

— Нет. Не-е-ет! Ты уже дал мне слишком много. Понимаешь? Я уже обязана тебе всем, но этого все равно мало. И я чувствую себя неблагодарной. Но меня и так слишком тяготили эти обязательства! Я не хочу снова идти на уступки из чувства вины.

— Вины? — ошарашенно повторил я. — Ты согласилась бы выйти за меня замуж из чувства вины? А как же любовь? Ты не любишь меня?

Катя покачала головой и сжала мою ладонь. Ее рука была такой маленькой, но такой сильной. Холодной.

— Я уже ничего не знаю. Андрей, это все… Это все слишком для меня. Я так ждала, что однажды ты позовешь меня замуж. Так ждала! Мечтала! А сейчас… Я не верю в наше будущее. Это самое страшное.

— Что значит, не веришь? Катя, мы можем начать все сначала! Мы можем быть счастливы! Катя, я люблю тебя. Слышишь? — я схватил ее лицо в ладони, пытаясь заглянуть в глаза. — Богом клянусь, я люблю тебя, только тебя одну. Я не могу жить без тебя!

Катя замотала головой, и я с силой притянул ее к себе, впиваясь в холодные губы. Поцелуй показался соленым от ее слез, но я так хотел показать, насколько нуждаюсь в ней, насколько завишу от нее. Без нее мой мир терял краски. Я не дышал без нее. Но моя девочка не оценила такого порыва. Она с силой оттолкнула меня и отбежала в сторону, тяжело дыша и все еще всхлипывая.

— Андрей, ты с ума сошел!

— Да! Да! Я… Кать! Да, я сошел с ума! Сошел с ума от тебя, от ревности. От всего… Ты убить меня хочешь, Кать?

Катя поморщилась и начала отступать назад. Она будто пыталась не заплакать вновь.

— Ты сам, сам себя убиваешь. Все могло быть по-другому!

Она будто выдавливала из себя эти слова. Ей было больно. Я — причина этой боли, и, наверное, стоило ее отпустить прямо сейчас, но эгоизм не давал сделать это. Она была моей, она должна была быть моей.

Моя женщина. Моя любимая. Мой бриллиант.

Моя Катя.

Зачем я мучаю ее?

Я же всегда знал, что ничего не получится, что придется расстаться. Знал, что должен отпустить, но сам не мог жить без нее, загибался, а потому держал всеми силами, цеплялся за любую возможность оставить ее рядом.

— Я тоже люблю тебя, Андрей. Хочешь правду? Вот она: все еще люблю! Но эта любовь жестокая, она похожа на наркотическую зависимость. Она не дает ничего, только забирает. У наркоманов нет будущего, у них одна дорога — в никуда!

— Я готов на все, лишь бы быть с тобой, — ответил я, не колеблясь.

Это было правдой. Она нужна мне. Нужна!

— Я не верю тебе. Во мне не осталось веры, Андрюша.

— Но я же могу что-то сделать? Исправить? Что угодно!

— Просто дай мне время. Да, дай мне…

Я рассмеялся. Тем каркающим, болезненным смехом, переходящим в кашель. Он саднил в груди, словно воспаление легких. Иногда смех бывает еще хуже слез.

— Просто дать время? Просто ждать? Пока забудешь? Пока найдешь мне замену?

Мне было горько и смешно, ровно до того момента, как Катя отвесила мне пощечину. Левую половину лица начало жечь, но это не имело никакого значения.

— Не смей так говорить! — Катя выставила передо мной указательный палец в поучающем жесте. — Не смей! Все то время, что мы были вместе, я ни разу не посмотрела на кого-то другого. Я всегда была тебе верна! Всегда. Чего нельзя сказать о тебе, правда? Ведь ты, вероятно, регулярно исполнял супружеский долг с невестой. Скажи, что я не права? Скажи! Молчишь? А теперь представь, что я чувствовала, когда ты клялся в любви, а потом уходил греть чужую постель! Неужели думал, что не знаю? Я плакала ночами напролет, уговаривая себя, что ты любишь, что так надо, но…

Это был удар ниже пояса. И я не выстоял. Дернулся, как от еще одной пощечины, и прикрыл глаза.

Что я мог ей возразить? Соврать, что не спал с Кирой? Ложь. Так много слов и все они — ложь — вот, что сказала Катя, и была права. В голову ударило понимание: она никогда раньше не спрашивала меня об отношениях с Воропаевой, обходила стороной опасную тему. Я никогда никого не ревновал. Не понимал! Даже не задумывался. В суете дней, в погоне за президентством, в своих мнимых комплексах и заморочках я воспринимал все как должное: для меня секс с Кирой всегда был чем-то обычным, механическим, недостойным пристального внимания. У меня он вызывал не намного больше эмоций, чем попить кофе в автомате: не так вкусно, как сваренный, но тоже пойдет. Да, половой акт — и только. Я не чувствовал с Кирой того, что мог бы. И для меня этого было достаточно. В то время как наши с Катей отношения стали особенными: теплыми, яркими. Я любил ее, я врастал в нее. Она постепенно становилась моей жизнью, единственным реальным смыслом. И я никогда не задумывался над тем, что для нее важно все, что она попросту не понимает. Для нее мое общение с Кирой — измена во всех смыслах, и это абсолютная норма для отношений.

Я заигрался.

Что если бы у Кати был мужчина, к которому она бы иногда уходила?

Как бы я пережил это?

Убил бы?

Я никогда не мыслил в этом направлении, и меня ужаснула волна боли, которую я испытал, только представив Катю, уходящую от меня к другому. Каждый долбаный вечер! Каждую долбаную ночь! А она делала это сейчас — уходила, чтобы найти там кого-то. Кого-то другого — черт бы его побрал — не меня!

Я должен был что-то срочно предпринять. Разорвать этот круг. Схватить ее, скрутить, увезти, спрятать — все то, что я и так делал. Мне это не помогло! Это никогда не работало.

— Ты никогда меня не простишь, да?

— Я не… Андрей, я не знаю. Не ходи за мной. Не ищи. Я… я позвоню, когда буду готова. Наверное. Прости!

Я стоял как вкопанный, пораженный своим осознанием. Я стоял и смотрел, как женщина, которую я люблю, садится в такси и уезжает. Я уговаривал себя, что так будет лучше, ведь невозможно ее больше мучить. Я хотел, чтобы ей стало легче.

Так будет правильно.

И она ушла, а я остался на месте, чувствуя боль и пустоту в груди. Пытаясь осознать, что я один.

Я жил в этом два месяца, а телефон все также молчал.

— Андрей, хватит витать в облаках, — хмуро прервал меня отец. — Я не доволен теми результатами, что ты представил сегодня. Ярослав Борисович уже сообщил мне о ходе модернизации производства.

Я ухмыльнулся: Ярослав Борисович может пойти нахер со всеми своими советами и предложениями.

— Да, модернизация задерживается, но это… — без особого энтузиазма начал я.

В общем-то это были заученные слова, которые я повторял каждое утро для самого себя, чтобы не свихнуться от накопившихся проблем.

Совет директоров, сидящий за овальным столом конференц-зала, вызывал раздражение. Отец был как никогда строг, Сашенька сливал свой яд, Кира пыталась играть в сопереживание, мама с упоением что-то нашептывала ей на ухо. Урядов с Ветровым сосредоточенно пялились в документы и не отсвечивали.

Они все только и делали, что поучали, но реальной помощи не оказывали. Один Малиновский что-то пытался со мной сделать, как-то расшевелить. Если в работе он также был бесполезен, то хотя бы меня самого не бросал — за это я был ему признателен. Хотя бы он здесь был на моей стороне.

— Нет, так не пойдет. Андрей, я не узнаю тебя! Мне не нравится твое безалаберное отношение к делу. Тем более, что за оборудование мы заплатили немалые деньги! Поэтому я взял на себя смелость поговорить с Германом — понимаю, что он твой друг, Андрей, но все-таки — Полянский пошел нам навстречу и прислал своего человека для того, чтобы курировать работу.

— Кто-то со стороны будет вмешиваться в мои дела? — тут же возмутился я.

— Да будет, и это не обсуждается, Андрей. Виктория, позовите, пожалуйста, представителя Seven-group.

Клочкова, маявшаяся у дверей, тут же выскочила в приемную, а вместо нее зашла девушка в белом деловом костюме.

Который я ей подарил.

Я подумал, что у меня галлюцинации и с усилием потер глаза.

В кабинет зашла Катя.

Моя Катя.

Одиннадцать.

— Хочу вам всем представить Екатерину Валерьевну — личного помощника Германа Полянского, и его доверенное лицо. Мы уже успели пообщаться, и я возлагаю большие надежды на наше сотрудничество, — Павел Олегович в своей манере представлял меня совету директоров Зималетто, в то время как Андрей застыл, будто увидел привидение.

Я изо всех сил старалась не останавливать на нем взгляд, но все равно отмечала те же детали, что два месяца назад в Лиссабоне: он был потерян, подавлен, от него не разило той притягательной энергетикой, которую я так любила. Возможно, я не зря пришла? Возможно, нужна ему? Я не знала, и не могла сейчас выяснить.

Оглядев современный конференц-зал, я поняла, что заочно знала всех присутствующих. Кого-то видела на фото, кого-то оказалось просто определить по красочным описаниям Андрея, но ни взглядом, ни жестом, я не собиралась показывать свою излишнюю осведомленность. Это игра, и либо мы с Андреем оба выиграем, либо оба проиграем — третьего не дано.

Когда я соглашалась на предложение Полянского поработать в Зималетто, я осознанно хотела дать нам еще один — последний — шанс. Мне самой он был нужен. По сути, я лезла в ту же реку, наступала на те же грабли. Как там еще говорят? Я понимала, что поступаю глупо, ругала себя за безрассудство, но прошедшие месяцы показали, что без Андрея я потеряла смысл жизни. Мне подвернулся шанс попробовать все исправить, и я рискнула всем. Однако я заранее установила для себя границы: мы действительно должны были начать сначала. Это было нечестно по отношению к Жданову: он не знал правил игры, но от него требовалась искренность.

Он обязан был пройти этот тест, если хотел быть со мной.

И пока он находился на грани полного провала. Андрей так и смотрел с ошалевшим видом, словно не верил сам себе, а потом даже неосознанно встал со своего места, оказавшись в двух шагах от меня.

— Екатерина Валерьевна, познакомьтесь, — Павел Олегович бросил строгий взгляд на сына, — это мой сын и по совместительству президент Зималетто — Андрей Павлович Жданов. С ним вам предстоит работать в первую очередь.

Нужно было что-то срочно предпринять, чтобы он не кинулся на меня прямо здесь, чтобы не ляпнул лишнего. Краем глаза я уже заметила, как ехидно усмехается Александр и возмущенно поджимает губы Кира, Маргарита Рудольфовна удивленно приподняла брови, а Роман открыл рот, перемещая взгляд между своим другом и мной.

— Приятно познакомиться, Андрей Павлович, — сказала я ровным голосом и протянула ладонь. Я сделала бы так, будь передо мной кто угодно. Обычный деловой жест.

Андрей вздрогнул и удивленно посмотрел на мою руку, но словно пришел в сознание: нахмурился, прокашлялся и сфокусировал взгляд.

— Взаимно, Екатерина Валерьевна, — он сжал мою ладонь в своей, а дальше произошло чудо: его глаза просияли, и лицо озарилось совершенно мальчишеской широкой улыбкой.

Я еле сдержалась, чтобы не ответить тем же.

— Вы уже знакомы? — это Кира. Куда же без нее?

Стыд зашевелился у меня внутри: мы фактически ломали комедию прямо перед ней — самой пострадавшей стороной любовного треугольника. Стыд. Стыд и злорадное удовлетворение, за которое я корила себя еще сильнее.

Наконец-то и я вышла из тени. Наконец-то мы можем быть на равных.

Я тут же заглушила этот ехидный голосок и мысленно отвесила себе подзатыльник.

— Нет! — без раздумий ответил Андрей, отрываясь от меня и бодро разворачиваясь на пятках. — Я знал, что Герман искал помощника, но не был в курсе, что нашел.

В него будто по щелчку влили живительной энергии, и все присутствующие посмотрели на президента как на умалишенного. Но я знала: ему легче от одного моего присутствия. Это вселяло надежду.

— У меня теперь только один вопрос к Екатерине Валерьевне. А вы замужем? — беспардонно поинтересовался Воропаев, развалившись в своем кресле.

— Какое отношение это имеет к моей работе?

Только сейчас я осознала до конца, что моя работа в Зималетто станет испытанием на прочность не только для Андрея, но и для меня. Моментально я стала мишенью для всех присутствующих.

— Наш Андрюша — известный обольститель. И, очевидно, он с первого взгляда положил на вас глаз. Будьте осторожны, Екатерина Валерьевна! Эта игра может закончиться плохо для вас.

— Я бы предпочла, чтобы в рамках совместной работы мы обсуждали мой профессионализм, а не личную жизнь, Александр Юрьевич. Не терплю сплетен.

— А вам палец в рот не клади, Екатерина Валерьевна!

— Саша! Зачем ты сразу пугаешь девушку, — вступилась за меня Маргарита Рудольфовна, за что я мысленно поблагодарила ее. — Она — человек новый, и не поймет твоих шуточек. Это действительно неприлично.

— А я бы хотела знать, как будет организована ваша работа? — снова подала голос Кира. — Как часто вы планируете появляться в Зималетто?

Она забеспокоилась? Испугалась? Приревновала?

— Я надеюсь, что Екатерина Валерьевна ежедневно будет руководить специалистами Seven-group здесь, на месте, — ответил за меня Павел Олегович. — Мы выделим вам кабинет на производственном этаже, чтобы было удобнее.

— Мы обсудим это в рабочем порядке, — перебил его Андрей, бросая на меня лукавый взгляд. Я смутилась.

Он уже не улыбался, но в глазах плясали черти — невозможно спутать это его настроение ни с чем. Мне стало жарко. Еще три месяца назад такая игривость Жданова означала целую ночь любви, полную ласк и жарких стонов. Я так скучала по нему, так нуждалась в нем во всех его ипостасях.

— Я надеюсь, ты дашь Екатерине Валерьевне полномочия отдавать распоряжения и нашему начальнику производства? Я считаю, это необходимо, как бы ты ни пытался сосредоточить все бразды правления в своих руках.

— Конечно, папа — улыбнулся Андрей и понизил голос: — У Екатерины Валерьевны будут все полномочия, что она захочет.

Боже.

— А теперь давайте обсудим основные трудности, которые всплыли в процессе модернизации.

Мы провалимся, не выдержав и часа.

***

Как только дверь кабинета президента Зималетто закрылась, я тут же услышала щелчок замка. Дрожь пробежала по телу от этого звука, он разделил реальность на «до» и «после». Не стоило нам оставаться наедине, еще рано. Но глупо не признавать: я все еще зависима, я не могу отказаться, я хочу быть рядом, вся моя женская сущность тянется к своему мужчине.

Я замерла у стола, не решаясь повернуться, только вслушиваясь в тихие шорохи позади. Я боялась этого момента и мечтала о нем.

— Решила поиграть со мной, любимая? — бархатный голос Андрея прямо за спиной заставил задышать чаще.

Он подошел неслышно, но недопустимо близко, потому что я уже чувствовала его дыхание на своей шее. Предательские мурашки пробежали по спине, а кожа заныла от отсутствия прикосновений. Все мое тело мечтало о его пальцах, губах, языке долгие месяцы. Я обязана была уйти, но не могла сделать и шага. Слишком сладко и правильно рядом с ним, в его руках.

— Вы забываетесь, Андрей Палыч, — выдохнула я.

— Вероятно. Но у меня есть смягчающие обстоятельства, Екатерина Валерьевна.

Андрей сделал еще шаг вперед, и прижал меня бедрами к столу. Моя поясница автоматически прогнулась, и ягодицами я ощутила его нарастающее возбуждение. Даже через ткань одежды я чувствовала жар. Я сама уже была на грани.

Невозможная пытка: сладкая, тягучая, как патока, и запретная, как первородный грех. Я не собиралась подпускать Андрея так близко сегодня же, но тело предавало меня с каждой секундой все сильнее. Я любила его. Любила до дрожи, до крика, до безумия. Отдать его другой казалось чем-то выше моих сил. Я бы умерла, если бы он женился. Я бы не простила себе, если бы не попыталась все исправить.

— Какие же? — только и хватило сил.

— Я теряю голову сразу же, как только вижу Вас, — он положил ладони на мои бедра и, сжимая, провел вверх к груди. — Воздержание не идет на пользу умственным способностям мужчины.

Андрей наклонился ниже и провел носом вдоль моей шеи, даже не касаясь губами, но я готова была застонать в голос от накатывающих эмоций. Я вдыхала его запах, и этот наркотик дурманил голову. Внизу живота разливалось тягучее удовольствие, которое усиливалось, стоило мне сильнее прижаться бедрами к его паху.

— А как же Кира Юрьевна? — едва контролируя себя, ответила я. — Очень приятная женщина, мне показалось. Я читала в прессе, что Вы с ней обручены. Она не могла Вам помочь?

Я намеренно провоцировала его, играя с собственной ревностью. Он должен был разубедить меня.

— Ложь, — выдох в волосы за моим ухом, а ладони развратно сжали мою грудь и снова спустились к бедрам. — Вы сами знаете, Екатерина Валерьевна, что мы с ней расстались.

— И Вас все равно оставили президентом? Странно.

— Кира была столь великодушна, что не стала менять свой выбор на совете.

Между ног пульсировало, и я не сдержала хныкающий выдох. В глазах темнело от желания. Тело мечтало о разрядке.

— Вероятно, — судорожный вдох, — она все еще имеет на Вас виды, Андрей Палыч?

— Вероятно, она может пойти ко всем чертям со своими видами, потому что я люблю другую женщину.

Он резко повернул меня в своих руках и усадил на столешницу, сразу же вклиниваясь между моих ног. Как же хорошо, что я надела с утра брюки. Как же плохо!

— Ты представить себе не можешь, как я скучал, — зашептал он, прижимаясь губами к моему виску и ниже — проводя по скуле, спускаясь к шее. — Будто не жил без тебя, — ладонь бесстыдно скользнула меж моих разведенных ног. Я вцепилась пальцами в его плечи, натягивая рубашку, и склонила голову, стараясь обуздать животное желание. — Ты там мокрая, я знаю.

— Не торопись, Андрей, здесь не место, — остатки разума стремительно покидали мою голову. Нужно было срочно что-то предпринять — остановиться.

— Когда мы поженимся, я буду вызывать тебя каждый день в свой кабинет, и трахать прямо на этом столе.

— Если…

— Когда. Признайся, Катя, ты тоже не можешь без меня, иначе бы не пришла, — снова этот хриплый шепот.

Пальцы настойчивее надавливали на мою промежность, ритмично поглаживая сквозь мягкую ткань, вторая рука пробиралась под блузку, гладила живот и кружево лифчика. Пульс отстукивал в висках с такой силой, что я не сразу разбирала слова. Я уже готова была отдаться ему прямо сейчас.

Я так соскучилась, но…

Это была моя игра!

— Соблюдай приличия, Андрей, — я вцепилась в его запястье и попыталась убрать руку. — А если кто-то войдет?

Меня затрясло от неудовлетворения, но я напомнила себе, что могу себя контролировать. Должна контролировать!

— Мне плевать. Ты — моя женщина, я не буду тебя прятать. Почему я должен стесняться?

— Потому что пока не твоя. Мы познакомились час назад. Кем ты хочешь выставить меня? Развратницей, которая сходу раздвигает ноги перед боссом?

Он вдохнул мой запах, плотно прижавшись к шее, и положил обе ладони на мою талию, сдаваясь. Нужно было хоть немного времени, чтобы успокоиться. Мы замерли на минуту, тяжело дыша, пока Андрей не спросил:

— Чего ты хочешь? Ты же что-то задумала, я чувствую.

Я подняла на него глаза, но прежде, чем смогла ответить, раздался настойчивый стук в дверь.

— Андрей, я знаю, что ты здесь. Открой!

Кира. Интуиция никогда ее не подводила. Она как кошка всегда чувствовала, что Жданов со мной.

— Открой, невеста ждет.

— Что ты заладила? — рыкнул он, начиная поправлять мою одежду. — Думаешь, испугаюсь?

— Мне нужно уйти. Я не собираюсь участвовать в ваших разборках. Избавь меня от этого.

— Это твой выбор, я не боюсь.

— Верю, — тут же откликнулась я.

— Не думай, что мы закончили. Я люблю тебя и больше никуда не отпущу, чего бы это ни стоило, — он порывисто прижался губами к моим губам, коротко прикусывая, а потом стащил со стола, открыл дверь в конференц-зал и галантно пропустил меня туда.

Я собиралась сразу же уйти, но любопытство не было мне чуждым, и перевесило здравый смысл. Я остановилась сбоку от дверей и прислушалась. Конечно, можно было остаться в кабинете, и посмотреть, как Андрей собирался выкручиваться из сложившейся ситуации, но быть застуканной с ним в первый же день работы, казалось мерзким.

Нет, в этот раз я буду умнее.

— Что тебе нужно? Я работаю, — из кабинета раздался раздраженный голос Жданова.

— Где она? — громко спросила Воропаева с порога.

— Кто?

— Ну эта, представительница, — она с особенно ядовитой интонацией произнесла последнее слово. Я усмехнулась. — Уже успел назначить ей встречу?

— Твое какое дело? — зло спросил Андрей, чем-то хлопнув об стол.

— Мне просто было невыносимо смотреть на то, как ты раздевал ее взглядом. Даже родителей не постеснялся?

— Мои родители в курсе, что сыночек давно совершеннолетний.

— А ко мне проявить уважение нельзя было? Почему я должна наблюдать, как мой…

— Мы расстались с тобой. Забыла? Я не твой.

— Это легко исправить. Я думала, ты записался в монахи, с тех пор как тебя бросила твоя… любовница. Видимо, там была та еще стерва! — зло проговорила Воропаева, звук ее шагов раздался в кабинете. — Зато сейчас мы можем попробовать начать сначала, с чистого листа, я уже говорила тебе. Почему ты отказываешься? Кому ты с таким упорством хранишь верность?

— Себе, — ровным голосом ответил Андрей. — Я хочу быть верным, как минимум, себе.

Я улыбнулась и прижала ладони к губам.

Не было смысла подслушивать их разговор, ведь я узнала все, что хотела. Я тихо прошла через конференц-зал и вышла в коридор через другую дверь.

Двенадцать.

Следующее рабочее утро тоже началось не с кофе, а с двух недовольных лиц прямо на подземной стоянке: Кира Юрьевна и, очевидно, ее подружка Виктория — секретарь Андрея — придирчиво наблюдали за тем, как я паркуюсь.

— Видимо, Полянский неплохо платит своим помощникам, — ехидно заметила Клочкова, чтобы я уж точно услышала, выходя из машины.

— Насколько я знаю, Екатерина Валерьевна, вы работаете недавно в Seven-group, — заговорила со мной Кира. — А чем занимались раньше?

Была содержанкой твоего жениха.

Никакого приветствия, никакой дежурной улыбки с ее стороны. Мне не понравилось, как девушки вели себя по отношению ко мне: смотрели свысока, словно я была второго сорта, хотя я даже не их сотрудница, уж тем более не подчиненная. Конечно, я винила себя перед Кирой, но все-таки за последнее время привыкла к достойному поведению в свой адрес. Я уже давно не была девчонкой на побегушках. Если уж они хотят к себе уважения, пусть относятся и ко мне на равных.

Я окинула тоскливым взглядом свой Infiniti — предмет их интереса — и усмехнулась:

— Мне вам налоговую декларацию предоставить, Кира Юрьевна?

— Зачем же так? Это простой вопрос. Хочу удостовериться в Вашей квалификации.

— Согласитесь, это делать не Вам, а Герману Марковичу. Я его сотрудник.

Воропаева вздернула подбородок и недовольно поджала губы. Это был явно не тот ответ, на которой она рассчитывала. Да с какой стати я должна была откровенничать перед ней?

— Вы не с того начинаете свою работу в нашей компании, Екатерина Валерьевна.

— Насколько я знаю, — я закрыла машину, небрежно кинула ключ в дорогую брендовую сумку и встала прямо перед Воропаевой, — это Ваша компания нуждается в помощи, а Seven-group оказывает Зималетто услугу, прислав меня. Не понимаю ваших претензий.

— А ты не вякай тут, — быдловатым тоном вклинилась в разговор Виктория, слегка дернувшись вперед. Я не удостоила ее и взглядом.

Во мне поднималась ярость. Никогда не знала этой эмоции, но определенно нахваталась у Жданова. Как говорится, с кем поведешься. Я не тешила себя надеждами о том, что мы сможем хоть как-то сосуществовать с бывшей невестой Андрея. Конечно, как только наш с ним роман станет явным, ни о каком общении не сможет идти и речи — я была наслышана о ее характере. Но пока что у Киры не было поводов показывать мне явное неуважение. Это выглядело как невоспитанность с ее стороны, и как бы я ни была перед ней виновата, не хотела терпеть подобные выпады.

Я должна иметь свое мнение не только в отношениях с Андреем, раз уж ступила на путь совершенствования, нужно в принципе научиться отстаивать личные границы.

— Я думала, Вы заинтересованы, как минимум, в союзниках, Екатерина Валерьевна. Или рассчитываете сразу на благосклонность президента? Спешу Вас огорчить, он не свободен.

— Тогда Вам не о чем беспокоиться, Кира Юрьевна. Правда?

Не дожидаясь ответа, я развернулась к ним спиной и направилась в сторону лифтов.

Жданов определенно заразил меня чем-то, ведь я никогда не вела себя так с окружающими. Год назад я бы краснела, бледнела, извинялась перед ней, но… Глупо позволять себя принижать, когда ты в костюме от Ив Сен Лоран.

Зато на административном этаже меня ждала порция радушия от секретаря на входе. Она тут же бодро представилась мне Марией, оценила с ног до головы и улыбнулась во все тридцать два зуба. Я уже хотела завести с ней непринужденную беседу, как сзади послышались шаги и учтивое покашливание.

— Будь осторожна, Маша, Екатерина Валерьевна может тебя сожрать и не поморщиться.

Я резко обернулась, уткнувшись носом в широкую мужскую грудь. Малиновский. Только его мне не хватало для полного комплекта с утра пораньше.

— Доброе утро, Роман Дмитриевич.

Перед ним было неудобно. Я не тешила себя надеждой, что он забыл наш поцелуй. Теперь он точно знал, кто я, и, судя по насмешливому взгляду, воспринимал информацию с крайней степенью интереса. Стоило признать, что заговорить с ним в клубе было одной из моих принципиальных ошибок. Просчетом, который сейчас мог выйти боком.

— Доброе утро, Катенька! Я восхищен вашим умением постоять за себя. Не стал подходить к вам на парковке, но…

— Оставьте, пожалуйста, фамильярности для своих подруг, Роман Дмитриевич.

— В позапрошлую нашу встречу Вы, кажется, были не так скептически настроены. Но во избежание членовредительства, я покорно выполню Вашу просьбу, Екатерина.

Гад. Какой же он гад. Ладно, мне было достаточно и этого. В принципе, пока было непривычно, что ко мне обращаются официально по имени и отчеству, но стоило начать относиться к этому спокойнее. Мне дали полномочия руководить целым штатом сотрудников, а значит, вести себя стоит соответствующе.

— Спасибо за понимание, Роман Дмитриевич. Я бы не хотела недомолвок с Вами, нам все-таки предстоит работать вместе.

Малиновский вздохнул и посмотрел на меня с пониманием и легкой грустью. Будто взвешивал что-то в голове и покорялся неизбежному.

— Принято. Я вообще не злопамятный, если Вы еще не в курсе. В конце концов, текилу мы пока с Вами не пили, — я хохотнула, смущаясь, а он продолжал: — И все-таки на Вашем месте, Екатерина, я бы был поосторожнее с местными змеями. Это искренний, дружеский совет. Мария Вам подтвердит: они больно кусаются.

— Я учту, — коротко ответила я и вздернула повыше подбородок.

И так уже стало очевидно, что мне не дадут простой жизни в этой компании. А если к кому-то просочится раньше времени информация о том, в каких мы отношениях с Андреем, то вообще можно ставить крест на моем здесь присутствии.

— Ой, Вы такая красивая, Екатерина Валерьевна! — с улыбкой вздохнула Маша, и я обнаружила, что мы уже стоим у ресепшена вдвоем.

— Спасибо! — усмехнулась я. Хотелось что-то возразить, но усилием воли я себя остановила: я достойна той похвалы, которую получаю. Точка.

— Немудрено, что Кира Юрьевна бесится. Она ревнует Андрея Палыча, но права никакого не имеет. Все знают, что свадьбы не будет. Ой, — Маша на секунду смутилась и прикрыла рот ладошкой, словно разболтала что-то конфиденциальное, но сразу продолжила: — В общем, держитесь от нее подальше. И от Вики тоже. Роман Дмитрич прав, они те еще гадюки. Но вы мне нравитесь, поэтому если что…

Она поправила свое декольте, приосаниваясь и задорно мне подмигнула. Это было мило. И мне действительно нужны были союзники. Принять помощь от хохотушки Маши было куда более приятно, чем от Киры.

— Так, и Андрей Палыч велел вас привести сразу к нему, как только вы придете. Хотя он выделил Вам офис на этом этаже, но строго-настрого…

— Вот именно, Мария, — перебил ее недовольный голос Жданова, появившегося в проходе. — Я просил Вас не задерживать Екатерину Валерьевну, а вести ко мне.

Я сразу же почувствовала облегчение, будто камень с плеч свалился. Если Андрей находился где-то поблизости, я ничего не боялась. Эта иррациональная опасная зависимость когда-нибудь снова выйдет мне боком, но я послушно последовала за ним в кабинет президента и не стала сопротивляться, когда в первую же секунду он всем телом прижал меня к стене и жадно поцеловал.

Это ведь мой Андрей, и я снова в его руках.

Все правильно.

Тринадцать.

— А если кто-то войдет?

— Я закрыл дверь.

— Это еще более подозрительно в середине рабочего дня. Твоя секретарша уже видела, что я здесь.

— Не хочу тебя отпускать.

— Я хочу сделать все правильно. У нас только один шанс, Андрюш.

— Все будет так, как ты хочешь. Только поцелуй меня еще раз, и пойдем смотреть фронт работ на производственный этаж.

Катя послушно обвила мою шею руками и наклонилась к губам. Мне нравилось, когда она такая: мягкая, податливая, нежная. Моя до кончиков ногтей. Она была такой все время, что мы встречались, и я не мог даже мечтать, что смогу повернуть время вспять после ссоры. Это казалось чем-то фантастическим, нереальным, но Катя вновь сделала и решила все за меня: дала нам необходимый шанс, нырнула с головой в отношения, рискуя разбиться насмерть, и я обязан был выполнить все, что она только захочет.

Сегодня ночью я не спал до самого утра. Я лежал на кровати, глядя в потолок и думал о нас с ней. Честно сказать, единственным моим желанием было сорваться прямо посреди ночи, запрыгнуть в машину и поехать туда, в нашу квартиру, но страх в который раз все испортить останавливал меня от опрометчивых поступков.

Чего нам недоставало, пока мы были счастливы? Ладно. Чего недоставало мне? Почему я все время искал что-то, убегая от очевидного? Кто-то может объяснить все психологическими травмами или нежеланием брать на себя ответственность, но я не замечал ничего такого за собой. Неужели просто ошибся в ориентирах?

А Катя… она никогда не сомневалась, всем своим существом вкладываясь в отношения со мной. Пока я мучился неразрешимыми противоречиями, она жила моментом, полагалась на судьбу. Но судьба эта в моем лице просто задвинула ее в пыльную каморку для швабр и заставила мусором. Она полагалась на меня, а я предал все ее ожидания.

В итоге я понял, чего она хочет. По крайней мере, думал, что понял. Совершенно справедливо Катя хотела открытых отношений. Нет, не напоказ, но все вокруг, начиная с моих родителей, заканчивая сотрудниками Зималетто, должны были увидеть, как мы постепенно сближаемся. Она давала мне шанс вытащить нас на свет, представляя миру. У нас должны были быть взгляды украдкой, ненавязчивые касания, ухаживания, букеты цветов и свидания. Только спустя какое-то время примерного поведения я смог бы сделать ей предложение. Таким образом ни у кого бы никогда не возникло справедливого вопроса: кто она такая? Откуда взялась? Ведь если бы я два месяца назад просто поставил ее рядом с собой, сразу бы стало ясно, кем была Катя, пока я играл в будущую семью с Кирой. Предательницей. Разлучницей. Любовницей.

Естественно, со временем предыстория наших отношений забылась бы, но — черт побери — в прессе бы нас прополоскали по полной программе, и к гадалке не ходи. Да и позже, что бы мы ни сделали, в самый неподходящий момент все равно бы всплывали нелицеприятные факты. Мерзко.

Я понял, насколько собственноручно измазал наши с Катей светлые отношения.

Я должен был все исправить.

И я все утро, появившись в офисе ни свет, ни заря, настраивал себя на то, чтобы вести себя с Катей достойно. Вчерашние мои поползновения овладеть ей прямо на столе могли стоить мне ее благосклонности. Она могла неправильно меня понять, а я всего лишь скучал — безумно скучал. Поэтому сегодня у меня были твердые намерения держать руки подальше от моей Катеньки. И ожидаемо ничего не получилось. Отлично, что я хотя бы просто ее целовал, усадив на колени, умудряясь не лезть под одежду. Кажется, она была и сама не против.

— Все, сейчас точно кто-то зайдет, я чувствую, — захныкала она, едва оторвавшись от моих губ.

— М-м-м-м, Катя, ты режешь без ножа, — я с трудом убрал руки с ее талии и придержал ладонь, чтобы она встала. — Знаешь, что я люблю тебя?

Она наклонилась и с улыбкой еще раз коротко поцеловала меня в губы, словно соглашаясь.

Ее участие и готовность идти навстречу придали мне сил. Я собрался, встряхнулся, открыл кабинет, пока Катя разглаживала юбку, поправляла прическу и усаживалась на стул для посетителей. Мы вовремя оторвались друг от друга, потому что не успел я сделать и пяти шагов в сторону своего стола, как дверь распахнулась, являя перед нами бессменного дизайнера всея Зималетто Милко Вукановича. Вздох облегчения вырвался сам собой: удача, что он не пришел пятью минутами ранее. Было бы… неудобно.

— Андрей, Андрей! Это катАстрофа! КатАстрофа! — с придыханием повторял наш креативный директор, сходу вцепившись в лацканы моего пиджака.

Я попытался отпрянуть от него на безопасное расстояние, но был бесцеремонно притянут обратно.

— Ромио скАзал, что мы сОбрались покУпать ткани в IT-collection, и будем шить плащ-пАлатки! Андрей, — его голос переходил в ультразвук, — он скАзал, что это брЕзент!!!

Следом в кабинет ввалился смеющийся Малиновский, которого я мысленно захотел приложить лицом об стол.

— Скажи, что это невозможно, А-андрей! Ты тИран и деспот! Но ты же не дУрак!

Рома завыл от смеха и согнулся пополам. Дебил. Катя хлопала глазами, глядя на разворачивающуюся нелепую сцену. Она просто не привыкла к нашему дурацкому стилю работы.

— Я не мОгу твОрить! Я нЕ буду твОрить из брЕзента! — кричал Милко, встряхивая меня время от времени.

Я бесцеремонно скинул с себя его руки и поправил пиджак.

— Конечно, не будешь, Милко. Рома, да мать твою, ты что сделал?!

Малиновский начал задыхаться, зато перестал смеяться.

— Ох, да мы тут вас прервали. Всячески прошу нас простить, Екатерина-свет-Валерьевна!

— Рома! — рыкнул я, а Катя только беззаботно ухмыльнулась.

Внутри шевельнулась ревность, но я подавил ее усилием воли.

— А-андрей, это что за бабОчка попала в твои сети? — тут же сменил тему Вуканович, весь его вид выражал крайнюю степень заинтересованности. Он схватил Катю за руку, и на ее лице отразился испуг. — ПовЕрнись! ПовЕрнись! Жданов! ПосмОтри, из чЕго шьют гении! Это же лен, лучший лен! ДОстань мне тАкой, и мои мОдели зАтмят всех. Как тЕбя зОвут, девОчка мОя?

— Катя.
— Екатерина Валерьевна, — одновременно с ней ответил я, за что был удостоен недовольного взгляда дизайнера.

— Этот тИран положил свои глАзы на тЕбя, — заговорчески зашептал он. — Нужно убИраться отсюда в мастЕрскую. Ты дОлжна мне расскАзать, где ты в МОскве нАшла эту мОдель.

Катя бросила на меня испуганный взгляд, но потом нахмурилась, задумываясь над чем-то, и робко улыбнулась:

— Я не знаю, это подарок.

Конечно, подарок! Я привез его с недели моды в Париже год назад.

— Кто делАет такие пОдарки? Я бы тоже хОтел такие пОдарки!

— Милко, думаю, ты не во вкусе этих дарителей, — хмыкнул Рома и повернулся ко мне. — Собственно, я хотел сказать, что нам по расчетам не хватает кредита на более дорогие ткани. Нужно урезать бюджет. Если закупить что-то такое, — он ткнул пальцем в Катин рукав, — мы не сможем выплатить зарплату в следующем месяце.

— Это невОзможно! — снова закатил свои глАзы Вуканович.

— В целом, он прав. Кто будет покупать ширпотреб по цене дизайнерской одежды? — хмыкнул Рома.

Мы все замолчали, задумавшись. Как же мне чертовски надоело принимать решения! Зачастую все дельные предложения в фирме исходили только от меня, но сейчас я чувствовал, что стою в тупике.

— А нельзя закупить часть ткани, отшить коллекцию, продать, а потом дошить еще? — заговорила Катя.

Моя девочка…

— И как ты себе это представляешь? — не понял я.

— Нам просто не хватит товара для всех магазинов, — ответил ей Рома.

— Ммм… а что если из этого и сделать изюминку? Отправить небольшую партию в топовые магазины, а в рекламной компании запустить информацию о предпродажах. Возможно, даже до официального показа. Такое возможно? Сделать ставку на эксклюзив. Покупатели любят такое!

— Хм… — Малиновский крепко задумался, а Милко посмотрел на него с неподдельной надеждой. — Так никто не делает. Хотя… Если все правильно подать, то предпродажу могут расхватать как горячие пирожки! Тем более, о скидках и речи не будет. Тогда нам хватит денег на основную партию.

— Тогда нам нужна Юлиана, — подхватил я. — Катя, ты гений! Это может сработать!

— Я мОгу даже сделать нескОлько мОделей для предпрОдажи специально от Милко! — отмер наш креативный директор. — КатИ, ты спАсла мЕня и моих мОделей от этих мУжланов!

— Отстояла дизайнерские бастионы! — засмеялся Ромка. — Я ушел звонить и считать.

— Кто ты тАкая, КатИ?

— Ты умница, Катюш, — улыбнулся я, поймав ее искрящийся взгляд, и почувствовал разливающуюся внутри любовь.

Кто такая? Ха!

Моя Катя.

Четырнадцать.

— Так все плохо?

Сергей — да, спустя несколько месяцев я все-таки узнала его имя — облокотился на барную стойку и криво ухмыльнулся, с интересом разглядывая мое лицо. Помедлив, я кивнула, а затем сделала очередной глоток ирландского кофе, заботливо сваренного руками своего уже довольно близкого знакомого, неизменно работающего в кофейне за углом.

— Не припомню, чтобы ты пила алкоголь.

— Думала, вдруг, поможет расслабиться.

— И как?

— Отвратительно, — скривилась я.

На вкус кофе с двойной порцией виски и правда на любителя. Наверное, стоило просто залпом махнуть рюмку чистого крепкого напитка — мне бы хватило. По крайней мере, не было бы столь лицемерно: топить грусть в алкоголе, пытаясь сделать вид, что не пьешь. Но такова была моя жизнь в последнее время: делать хорошую мину при плохой игре.

— Не всем заходит, — кивнул бармен и продолжил что-то вытирать на своем рабочем месте. — Расскажешь?

— Я тебе еще не осточертела со своим нытьем? — усмехнулась я, поймав его лукавый взгляд. — Все хорошо, на самом деле. Он за мной очень мило ухаживает, носит цветы на глазах у всего офиса, прилично себя ведет. Мы много работаем. Синдром самозванки никуда не делся, но наши рабочие меня слушаются. Да и для его фирмы мои идеи, кажется, оказались полезными.

— Но? Только не говори, что ты решила вечером забыться в одиночестве, только потому что у тебя в жизни все исключительно прекрасно.

— Не знаю. Правда. Не понимаю, что не так.

Я игнорировала это чувство уже несколько недель. Беспокойство. Настороженность. Ожидание беды. Счастье от воссоединения с любимым оказалось с червоточиной. Я постоянно чего-то опасалась, постоянно ждала подвох в каждом его слове. Объективно, ничто не омрачало горизонт в моей жизни. Даже то, что Юлиана Филиппова — пиар-агент Зималетто — застукала нас с Андреем на репетиции показа страстно целующимися в темном коридоре, подходило под продуманный до мелочей сценарий. Меня пугала эта женщина с ее невероятным даром появляться в нужное время в нужном месте, но кто, как не она, мог преподнести новые отношения Жданова общественности? Собственно, так и получилось: на следующий же день весь офис косился на меня с нескрываемым интересом. Если с утра еще можно было гадать, чем вызвано такое поведение, то когда Маша Тропинкина занесла мой кабинет огромный букет нежнейших пионов, все встало на свои места.

— Катериночка Валерьевна, теперь вы с Андрей Палычем вместе?! — громче, чем следовало, выпалила она.

И да, я все подтвердила. У меня не было причин отрицать очевидное: мы с Андреем постепенно сближались у всех на виду, строили отношения. Зачем скрывать? Я ведь этого и хотела.

Кажется, даже до старших Ждановых уже дошли вездесущие сплетни. Однако при мне они и словом не обмолвились, только чуть более пристально рассматривали при встрече. Я приняла молчание за одобрение, и так было правильно.

Только Милко, кажется, был недоволен подобным положением вещей. Он беспрестанно нашептывал мне, что такая фея, как я, достойна лучшего, чем этот тИран. Милый! Я была платонически влюблена в дизайнера Зималетто за его непосредственность и искренность по отношению ко мне, поэтому щадила его чувства, лишь загадочно улыбаясь в ответ.

Ну и Кира — естественно! — спускала на меня всех собак ежедневно, стоило только пересечься в коридоре. Я была к этому готова. Мне даже начинали нравиться наши утренние перепалки. Иногда мне хотелось рассказать ей, как долго я присутствовала в ее жизни на самом деле. Но если бы я позволила себе подобные признание, объективно стала бы первостатейной сукой.

Да, в нашей жизни все шло как по нотам, но…

— Ты боишься оказаться на ее месте, — вернул меня на землю голос Сергея. — Теперь ты получишь все: кольцо на палец, статус, семью, ужины, фотографии… А счастья все еще нет. Помнишь наш первый разговор?

— И следующая дурочка Андрея даже меня не пожалеет… — грустно заключила я.

— Схватываешь на ходу! Она не сможет сделать счастливой чужую женщину. Чужая женщина должна стать счастливой сама.

Я подняла на него глаза и посмотрела словно впервые.

— А пригласи меня на свидание?

Он усмехнулся и ласково, даже интимно, провел большим пальцем по моей скуле, хотя раньше ни разу не дотрагивался до меня даже случайно.

— Хитрая. Хочешь за мой счет залечить свои раны?

— Почему же, я просто… ты мне нравишься. Может быть, я совершила ошибку, вернувшись?

— А если я в тебя влюблюсь? — он слегка понизил голос и мазнул по моей нижней губе. Я замерла. — Что будешь делать? Вновь ускачешь к своему ненаглядному?

Я тяжело сглотнула, не зная, что ответить на эту провокацию. Понимала, что он мной манипулирует, но ждала его дальнейших слов.

— Ни одному здоровому, адекватному человеку не нужна сломанная ваза по баснословной цене, Катя. Понимаешь? — он ехидно ухмыльнулся и отстранился, довольный произведенным эффектом.

Это было похоже на пощечину. Я дернулась, чувствуя, что начинаю краснеть, схватила со стойки телефон и сразу же направилась к выходу:

— Можно было отказать мне и менее оскорбительно.

— Ты заигралась, кукла, и сама не понимаешь этого. Нельзя использовать людей по своему желанию, — серьезно ответил он, но — плевать — ноги моей больше не будет в этой кофейне.

Какое он имеет право судить? Кто он вообще такой? Это моя жизнь, и я, черт возьми, имею право ей распоряжаться сама так, как захочу! А я хочу просто быть счастливой! Просто! Без всяких «но» и «если». Просто чувствовать, не оглядываясь. Просто жить сейчас, а не когда-то потом, когда все наладится. Я хочу…

Трясущимися пальцами я набрала знакомый наизусть номер и через пару гудков услышала голос Андрея:

— Слушаю, Катюш.

— Где ты?

— Все еще на работе, сверяю последние данные по продажам, — с усталым вздохом ответил он.

— Приедешь ко мне? Хочу тебя. Прямо сейчас.

В трубке повисла секундная пауза, и тут же его короткое:

— Еду.

Хватит сомневаться. Я заигралась? Нет, довольно игр. Пусть с этого дня все станет серьезным. Может быть, я просто слишком много думаю? Пора отключить мозг и начать жить.

Андрей появился на моем пороге минут пятнадцать спустя. Учитывая время, которое нужно потратить, чтобы собраться и спуститься, он гнал по Москве на запредельной скорости, но меня это не волновало. Чтобы забыться, мне нужен был он, его страсть и желание. За последнее время мы так и не зашли дальше петтинга в президентском кабинете, хоть желание порой хлестало через край. Я неизменно тормозила его порывы, а теперь сама попросила о большем. Теперь мы добрались до сладкого, переступили черту. Мы сдирали друг с друга одежду, словно одержимые, рвали ее, как животные. Необходимость почувствовать горячее тело, пульсирующую кровь, кожу, влагу, расшатывала здравый смысл и многократно усиливалась между ног. Он нужен был мне, чтобы удостовериться, убедиться — поверить.

— Ты же мой. Мой? Только мой! — выстанывала я между ритмичными толчками, а получала только болезненные укусы на шее.

Я будто марафон бежала к вершине, к оргазму и освобождению, чтобы через белесую пелену, застлавшую сознание услышать рычание:

— Моя… Катя…

Я зажмурилась и всхлипнула, притягивая Андрея ближе, хватаясь за его плечи. Мы два абсолютно больных человека. Наркомана, прочно сидящих на личном героине.

Мы обречены.

— Я боюсь, что стану не единственной для тебя, а очередной, — некоторое время спустя выдавила я из себя.

Я разглядывала потолок, словно мечтала там найти ответы на свои сомнения. Андрей перекатился на кровати и лежал рядом, восстанавливая дыхание. Ему явно было мало, о чем свидетельствовало вновь нарастающее возбуждение, но мне жизненно необходимо было высказаться, когда первая волна страсти схлынула. Я не могла дальше держать эмоции в себе.

— Я боюсь обнаружить себя на месте Киры, ждущей дома, пока ты трахаешь другую.

— С ума сошла? — Андрей тут же приподнялся и навис надо мной, опираясь на локти. — Зачем ты вообще об этом думаешь?

— Изменивший раз…

Он зарычал и снова лег, запуская руку в волосы.

— Теперь это всегда будет стоять между нами? Я люблю тебя. Только тебя.

— Я не могу перестать думать.

Тяжело вздохнув, Андрей сел ко мне спиной и ссутулился, словно его придавило каким-то неподъемным грузом.

— Ты мне не веришь, — утверждение, не вопрос. — Для меня не существует сейчас никого другого. Этого недостаточно?

— Я не знаю, почему мне так плохо, Андрюш. Наверное, это какие-то предубеждения. Эти мысли всплывают сами собой. Я все время представляю…

— А чего ты хочешь в итоге, Кать? — он повернулся и заглянул мне в глаза. — Как ты видишь наше будущее?

— Я… я… — я набрала в легкие побольше воздуха, но так и не нашла, что ответить.

— Так, значит? Никак? Тогда зачем это все? — он замолчал, а спустя минуту поднялся с кровати, начиная одеваться. — Значит, все зря. Для чего ты вернулась? Отомстить? Помахать мне перед носом красной тряпкой, а потом снова словить экзистенциальный кризис и улететь за тридевять земель за мои бабки? Но я же тоже человек, Катя!

Он так зло смотрел на меня, что на глаза навернулись слезы. Я ведь не желала ничего такого! Он все неправильно понял!

— А хочешь правду? Я сам боюсь. Всего боюсь. Будущего — особенно. Я… понимаю, как все выглядит, понимаю, что оплошал от и до, но исправить уже ничего не могу. Понимаешь? Время вспять не повернешь, хотя и хочется невероятно. Я сделал бы все по-другому, но я не могу! И я не могу даже дать тебе честное слово, что никогда ничего подобного не сделаю впредь — не изменю, не совру. Не потому что я хочу это сделать — нет. Меня рвет на части от мысли, что я причиню тебе боль. Но я не до конца уверен в том, что произойдет через пять, десять, пятнадцать лет. Я не чертова гадалка, Катя, я не вижу будущее! У меня в глазах темнеет от мысли: «что, если?» Но я не представляю, как я выживу без тебя в принципе, поэтому готов рискнуть. Я ставлю на кон все, что у меня есть, всю свою жизнь. Я доверяюсь. Тебе. Нам. А ты? Если ты сомневаешься… То зачем все?

Что я могла ответить на его слова? Что невиновна? Что готова ко всему? Но я не готова. Я на перепутье. Ужас и неуверенность захватили меня полностью за последние месяцы. Я не знаю, чего хочу. Не знаю, могу ли что-то хотеть в принципе.

Не услышав ответа, Андрей поник и отвел взгляд.

— Я снова все испортил. Я думал… а, уже неважно. Не стоило приходить.

— Андрей! — я прикрылась простыней и попыталась встать, но тут же осела, увидев его разочарование.

— Не надо. Просто подумай и реши для себя, что дальше будет с нами. Хотя, наверное, я согласен на все твои условия, просто… Я хотел бы знать, какие у нас шансы.

Как только дверь за ним захлопнулась, мне стало еще хуже, чем было до того.

Мы словно поменялись местами.

Я заигралась.

Пятнадцать.

Если не хочешь оказаться у разбитого корыта, нельзя соглашаться на игру, которая идет против твоих правил. Ты поддашься, прогнешься, стерпишь, но стереть из памяти свой провал не сможешь. Ты будешь договариваться с совестью, а она продолжит нашептывать тебе о прошлом. Невыносимая пытка, потому что ты сам точно знаешь правду.

Ты будешь бояться оступиться снова. И это чувство рано или поздно разъест тебя изнутри.

Могла ли я подумать, когда увидела на пороге своего кабинета красивого черноволосого незнакомца, куда приведет меня эта встреча? Я даже не знала, что передо мной уже замаячил крутой вираж судьбы. Я жала педаль газа, не боясь разбиться.

Я проиграла. Поставила на кон все, но масть не угадала.

Я отчетливо поняла, что не смогу верить больше. И не любить его не смогу. Весь мой удел на ближайшие годы: мучиться. Либо от непреодолимого чувства в сердце, либо от сомнений.

Я выбрала второе.

Страшно оказалось бороться с собой. Страшно разбиться. Страшно потеряться. Одной. Делить агонию на двоих проще, легче. Я не хотела думать о том, что обрекаю на мучения не только себя, но и его. Я думала, что у нас есть шанс.

Спустя два дня я переступила порог кабинета Андрея с опущенной головой и сжатыми кулаками. С покаянием. Вполне вероятно было, что он не примет меня после случившегося. Его обида была столь же велика, как и моя. Мы любили друг друга, но оба не доверяли. Мы прогибались, но не уступали. Мы могли только прыгнуть в пропасть, и либо выплыть, либо утонуть. По крайней мере — думала я — мы сделали бы это вместе.

Уже через месяц состоялась наша свадьба, как доказательство серьезности всех сказанных слов. Происходящее казалось таким правильным! В тот день я забыла о всех своих предрассудках, о всех недомолвках и сомнениях. Я улыбалась, я видела неподдельное счастье в глазах Андрея, слезы родителей, одобрение старших Ждановых. Все было именно так, как я мечтала когда-то. Я стояла рядом с ним, он держал меня за руку, целовал на виду у всего мира, наши фото напечатали журналы, нас показали в светской хронике.

Как ни странно, мечты имеют свойство сбываться!

Это был самый счастливый день в моей жизни.

Мы с Андреем были вместе, и никто не стоял между нами.

***

Три года спустя…

— Буду поздно, можешь меня не ждать, — бросил через плечо Андрей, а я мечтала прожечь взглядом его спину.

Было бы куда лучше, если бы он вообще не пришел. Остался бы там, где проводил все свои вечера в последнее время. Мне было больно смотреть в глаза некогда любимому мужчине и видеть в них только пустоту и усталость. Там не было больше искры, не было восхищения. На свадебной фотографии, что висела в гостиной были словно другие люди — не мы. Те Катя и Андрей, наивные и влюбленные, остались в другой книге, в другой вселенной.

— Я и не собиралась, — словно выплевываю слова, не хочу здесь стоять, но с места не двигаюсь. Жду чего-то, а чего — не знаю.

— Ну что опять, Катя? — возмущенно выдыхает муж и поворачивается ко мне.

Пустота и усталость.

Неужели она его настолько не может привести в чувства? Я думала, удовлетворенный мужчина летает будто на крыльях. Во всяком случае, пока я была его любовницей, он казался живее. Может, просто был моложе?

— Ты смотришь на меня, будто хочешь уличить в чем-то, — раздражение в его голосе не заметить невозможно. — Может быть, сразу обозначишь, в чем я виноват на этот раз?

Я поджала губы и обхватила себя руками. Неужели он не понимает сам? Провалы в памяти? Или приходить домой за полночь — нормальная практика у супругов? Не спать вместе. Почти не разговаривать. Не касаться…

— Опять эта твоя песня? У меня нет никого. Нет! Я верен тебе, и обещал не совершать впредь ту же самую ошибку. Никогда. Точка.

— Можно много чего обещать. Все это лишь слова.

Андрей опустил голову и невесело усмехнулся. Потом провел пальцами по волосам и начал снимать ботинки, а затем пиджак.

— Что ты…?

— Не пойду никуда. Позвоню Маше, чтобы перенесла все встречи. К черту!

— Почему?

Его поведение впервые за продолжительное время всерьез сбивало меня с толку. Жданов прошел мимо в гостиную, остановился у бара и налил виски в два широких стакана. Его поникшая фигура, опущенная голова и потухший взгляд ничем не напоминали того Андрея, в которого я влюблялась пять лет назад. Почему-то именно сейчас я посмотрела на него ясным взглядом, и ком подступил к горлу.

— Устал, — он усмехнулся. — Я все время куда-то бегу, но все время не успеваю. Чего-то ищу… В душе нет покоя. Мне все чаще кажется, что у меня и дома то нет. Только эти серые стены, — он обвел рукой полупустую комнату с дизайнерским ремонтом. — Ты же тоже это чувствуешь?

Я удивленно подняла на него глаза, а потом нерешительно кивнула. Эта квартира так и не стала выглядеть обжитой, так и оставалась дизайнерским макетом. Музеем.

— Почему все так, Кать?

Меня прошибло мелкой дрожью от его слов и затравленного взгляда. Впервые за три года мы говорили. Он что-то хотел от меня услышать. Вероятно, правду. Что терять? Значит ли это, что мы не выплыли?

— Скажи мне честно, у тебя есть кто-то?

Андрей болезненно рассмеялся, а потом обхватил пальцами переносицу и зажмурился.

— Нет. Хотя мог бы быть, чего скрывать?

— И что ж ты… — усмехнулась я и тут же осеклась.

— Выпей, Кать. Будет проще говорить, — зло процедил муж, подавая мне виски.

Я не знала, что будет уместно сейчас сказать. Ни одной внятной мысли в голове и только смутное ощущение, что он мне врет. Снова врет. Всегда. Я так мечтала избавиться от этого чувства, сбросить его с себя. Оно душило, не давало легким до отказа наполниться воздухом, и оттого жила я как в бреду. И если первое время после свадьбы я старалась не замечать его, игнорировать, то позже силы иссякли. Ненадолго нас хватило.

— Ты не веришь мне, — не вопрос, утверждение. — Я знаю, этот твой взгляд. Помнишь, я спрашивал, Кать, какие у нас шансы? Никаких. Я хотел быть примерным мужем. Я старался. Стараюсь, но… Не могу больше, не хочу.

— Ты хочешь… — слово «развестись» крутилось на языке, но произнести его было удивительно больно.

Несколько минут назад я смотрела на Андрея и была уверена, что от чувств осталась лишь выжженная пустыня, а теперь оказалась не в силах поставить точку. Возможно, для нас это единственный выход? Порвать все, разойтись, начать заново, пока не стало слишком поздно. Но как я буду без него?

— А как ты думаешь?

Он подошел ко мне, запуская руку в мои волосы, и начал массировать затылок.

— Иногда мне хочется убить тебя. За равнодушие в глазах, за недоверие, за то, что разрушаешь все, что я пытаюсь создать. Почему ты мне не веришь? Так хочешь, чтобы я завел любовницу? Так скажи, я сделаю все, о чем ты попросишь! Могу даже сюда привести.

— Издеваешься? — волна привычной злости сменила растерянность.

— У меня никого нет, — повторил по слогам. — Веришь?

Его взгляд будто прошивал меня насквозь. Я сама не знала ответ. Верю ли? Не понимала, что чувствую.

— Я хочу. Верить.

— Катька, — Андрей выдохнул и прижался губами к моим волосам, вдыхая мой запах, словно соскучился, изголодался по мне. — Я не могу так больше. Мы не семья. Я так люблю тебя, много лет люблю. Но рядом — не могу дышать. Мы только мучаем друг друга. Что я должен сделать, чтобы ты поверила? Что? Последний шанс, последняя попытка. Что? Скажи. Я сделаю.

— Не отпускай меня, Андрюш, никогда не отпускай, — я уткнулась лицом в его плечо и заплакала навзрыд.

Я обещала себе и ему, что никогда больше не позволю себе сомнения. Вместе со слезами выходила боль, а где-то глубоко-глубоко внутри все еще теплилась любовь. Я хотела бы стереть ластиком предыдущие годы, но собирала силы, чтобы существовать с этим грузом воспоминаний. Если он уйдет, не будет ничего. Если он уйдет, я растворюсь и исчезну. Только в его объятьях я жива.

Я должна собраться. Должна измениться. Мы можем быть счастливы!

Я обещала себе поверить. Я обещала нам использовать, данный Андреем последний шанс.

Я обещала, но где-то внутри все еще сидела девочка в слезах и с журналом в трясущихся руках.

Девочка, которая навсегда останется второй.

Останется любовницей.

_________________

С возвращением!

Сильно написано, жалко обоих.

Автору

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Спасибо! Да, периодически я появляюсь

_________________

Потрясно!
Прочла ещё с утра на работе (было всего лишь 5 глав и статус - фик завершен)! Пол дня была под впечатлением, придумывала варианты возможного продолжения... Ну, не могло всё так закончиться (с моей т.з.). А когда собралась писать комментарий, о чудо... глав на порядок прибавилось! )))
Жаль, что Катя так и не избавилась от своих комплексов! Но, так хочется надеется, что у них наконец-то всё наладится! (я всё же неисправимый романтик!)

_________________

Я немного ввела вас в заблуждение. Хотела сразу все перенести, а в середине отвлекли, и пришлось прерваться. Хорошо, что успела
Сложно избавляться от комплексов, сомнений и страхов, но я тоже не смогла не оставить им шанса, слишком уж люблю героев. И то, что в конце они вместе, что не хотят друг друга отпускать - важно. Поработать над собой можно и нужно, если есть желание быть вместе с любимым, не отпускать, очень многое можно преодолеть.

Спасибо вам

_________________