Исполнение 15/16
Клад оказался вполне приличным даже по меркам Александра, который видел сундуки с золотом и побольше этого. Потап, Федул и Ланс, с трудом вытащившие его, придушенно охнули, увидев скрывавшееся внутри богатство, и начали вопить на весь лес, как ненормальные. Александр лишь закатил глаза и обеспокоенно огляделся: за тот час, что они выкапывали и доставали сундук, деревья вокруг, казалось, постарели еще больше и опасно наклонились, готовые в любой момент рухнуть им на головы.
Даже вчетвером, используя веревки и лопаты, они едва смогли дотащить тяжеленный сундук в деревню, не рухнув по дороге. Но когда они все же вошли в деревню, Александр не мог не признать, что ему нравится, когда его встречают как героя. Пожалуй, он был бы не против, если бы его везде и всегда так встречали. Разумеется, и на этот раз не обошлось без чарки сивухи героям, но Александр предусмотрительно не стал пить: следить за дележкой сокровищ лучше на трезвую голову. А когда твоя голова — единственная трезвая, то еще лучше.
На всеобщем обсуждении, где все были немного пьяны не столько от сивухи, сколько от счастья, было решено, что клад будет распределен поровну между всеми. Кто бы сомневался. Александр не стал настаивать на том, что ему положено больше остальных, если вообще не половина, потому что без него никакого клада им было бы не видать. Во-первых, Катерина сразу предупреждающе посмотрела на него, как только речь зашла о дележке. А во-вторых, ладно уж, пускай остальные радуются, в конце концов, им и впрямь надо как-то жить дальше. Самому Александру требовалось не так уж много, чтобы протянуть пару месяцев, а там он вернется домой, к родной сокровищнице, богатства которой он заметно приумножил с тех пор, как стал ее владельцем.
Катерина взяла себе гораздо меньше, чем ей полагалось: лишь горсть монет и роскошное, но все же не такое дорогое, как могли посчитать те, кто в этом не разбирался, колье с янтарем. Александр пытался было уговорить ее взять какое-нибудь другое украшение, но она стояла на своем: ничего другое ей не нужно. Сам он выбрал себе ожерелье с топазами и усыпанный драгоценными камнями пояс, не считая, конечно, золота. В их ситуации обменять украшения на деньги представлялось сложным и рискованным делом. Как будут справляться с ним другие, Александра не интересовало, хотя он и подозревал, что не всем это удастся, и хорошо, если они потеряют только деньги, а не жизнь. Сам он потом отдаст ожерелье и пояс ювелирам, чтобы те их переделали: негоже, чтобы у него увидели чужие, наверняка кем-то украденные ценности.
После дележки все разошлись по домам: надо было собраться, потому что уезжать планировалось еще до рассвета. Потап, Юрген и Захар настаивали на том, чтобы оставить связанных Уряда и Лонни в деревне, остальные предлагали более великодушный вариант: вдарить им так, чтобы они надолго отключились, а потом уехать, и пусть как хотят потом, так и выбираются отсюда. Катерине пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить всех взять Уряда и Лонни с собой. Решающим аргументом стало упоминание тюрьмы: «Вот представьте: начали вы новую жизнь, разбогатели, живете сыто и довольно, и тут вас арестовывают, потому что граф обвиняет всех последних лесорубов в убийстве своих помощников. Да даже если Уряда и Лонни никогда здесь не найдут, поверят-то графу, а не нам. Ему поверят, а нас арестуют и, чего доброго, повесят. Вы этого хотите?». Само собой, никто этого не хотел.
Собираясь, Сан и Сана наперебой трещали о пекарне, которую мечтали открыть. Александр пропускал мимо ушей в их болтовню, зато Катерина внимательно их слушала и даже что-то советовала. «Мы подумаем», — уловил он вдруг и внимательно посмотрел на Катерину и остальных.
— Да что тут думать! — горячечно воскликнула Сана. — Вам непременно нужно ехать с нами! И веселее так, и проще.
— Может, и поедем, — отозвалась Катерина.
Так, и во что она опять собирается его втравить? Впрочем, с допросом Александр решил повременить, тем более что Сан и Сана уже переключились на воспоминания о своем детстве, а это уж точно его ни капли не интересовало.
— Куда ты опять собралась? — прошептал Александр, когда с половины Сана и Саны донесся почти синхронный храп.
— В Овериль. Это город всего-то в трех днях пути от моего дома.
— От твоей бывшей лачуги? — уточнил Александр.
— Да, — с легким раздражением ответила Катерина. — Рядом с землями графини Реза, а там до Розеншлосса рукой подать.
— И что нам делать в этом твоем Овериле?
— Ну, надо же нам где-то жить эти два месяца, а в моем доме холодновато зимой.
— Да неужели? — пробормотал себе под нос Александр.
— Мы можем по-дружески помочь Сане и Сану, а потом просто уехать. Что нам терять?
— Ладно, — после долгой паузы сказал, наконец, Александр.
— Ты… Ты согласен? Ты серьезно? — поразилась Катерина и привстала на локте, чтобы получше разглядеть его в практически полной темноте.
— В начале все: и сам король Дангар, и Андрей, и придворные, воспринимали это нелепое пари как шутку, я уверен. Они наверняка ждали, что не пройдет и недели, как приползу обратно, поджав хвост. Но я не только не вернулся, а уже несколько месяцев даже не показывался в окрестностях Розеншлосса. Не удивлюсь, что тот же Андрей считает меня покойником и досрочно празднует победу. Чем позже я предстану перед Дангаром, тем меньше я буду опасаться за свою жизнь.
«И твою тоже», — хотел было добавить он, но промолчал. Его самого Андрей, может, и не рискнет убивать, а вот Катерину — запросто, чтобы Александр не смог выполнить условий Дангара.
— Он… Андрей на такое способен? — спросила Катерина.
— Он способен на все, — мрачно ответил Александр. — В последней войне… Вы в ней не участвовали, но Андрей все равно умудрился пройти через вашу территорию со своим отрядом и подкрасться к войску короля Салеха с тыла. Он провел своих людей через незнакомый лес и горный перевал, мимо ваших гарнизонов и дозоров и так и не признался, как ему это удалось. Наверное, нашел какого-то дурака, которому заплатил за услуги проводника, хотя ваш король Прежич отказался хоть как-то участвовать в этой войне и запретил своим подданным вмешиваться. Андрей готов на все ради достижения своей цели.
— А ты разве нет?
— Ну, я же тут, с тобой, так что да, и я на все готов, — язвительно сказал Александр. — Но, в отличие от Андрея, я не выставляю себя парагоном чести и благородства. Если я действую тайно, то никто и никогда меня не разоблачит. Если я действую прямо и открыто, то понимаю, на что иду, и не отказываюсь от своих слов и дел, не пытаюсь сделать вид, что это была ошибка и я тут не при чем. Но если уж мне надо так поступить, то я, по крайней мере, делаю это изящно, и это не выглядит жалкими оправданиями мальчишки, которого поймали на воровстве яблок из чужого сада. Что в этом смешного? — с негодованием спросил Александр, когда Катерина тихо рассмеялась, уткнувшись ему в плечо.
— Ничего, — ответила она, все еще хихикая, — совсем ничего. Просто… ты говоришь так, будто бы искусство не попасться на лжи, замести следы и красиво солгать — высшая добродетель.
— Да, — с достоинством отозвался Александр. — А ты сомневалась? По крайней мере, это вернее поможет сохранить жизнь, чем доблесть ради доблести и подвиги ради славы.
— Знаешь, в чем-то ты, наверное, прав, — задумчиво сказала Катерина и, безошибочно найдя в темноте его губы, быстро поцеловала Александра. — Все, надо спать, — задыхаясь, добавила она, когда Александр решил продолжить начатое ей благое дело.
Если бы не Сан и Сана на другой половине дома, Александр наплевал бы на сон, но первую брачную ночь он желал провести без свидетелей, и потому неохотно оторвался от Катерины и, обняв ее, почти мгновенно заснул.
* * *
Утром лес выглядел еще страшнее, чем накануне. Деревья словно не только разом постарели и накренились, но их еще и поразила какая-то болезнь, отчего они почернели и начали рассыпаться в труху. Все спешно запрягли лошадей в телеги, погрузили свои вещи и тронулись в путь. Они бы с удовольствием сожгли деревню, но времени, чтобы сделать это, не спалив весь лес, у них не было. Уряда и Лонни связали и вели за веревку, заткнув им рты, чтобы не бесили своим нытьем и угрозами, как в первые десять минут. Ближайшую деревню решено было обойти по широкой дуге, чтобы граф раньше времени не узнал о том, что произошло, но что-то подсказывало Александру, что тот уже в курсе и просто не хочет связываться с теми, кто убил лесную ведьму.
Несмотря ни на что, настроение у всех было приподнятое, и через час Потап затянул песню, правда, в основном чтобы было не так жутко идти по мертвому лесу. Песню подхватили остальные, и на тракт они вышли под нестройный и фальшивящий хор, громко орущий историю девушки, которую соблазнил богач, а она повесилась на собственных косах, но после смерти обратилась в большую хищную птицу и насмерть заклевала богача. Судя по тому, с каким воодушевлением все пропели последний куплет про, собственно, заклевывание, это была любимая народная песня. Дойдя до развилки, их компания разом закручинилась, потому что настало время разделяться: кому-то надо было поворачивать направо, на дорогу, что вела в западную часть страны, кто-то намеревался идти вперед, на юг, ну а Александра с Катериной и Сана с Саной ждал поворот налево, на Овериль.
Все слезно распрощались друг с другом, обещали слать весточки, не забывать старых друзей и прийти на помощь, если что (это, на взгляд Александра, было совсем уж лишним), и разошлись, кто куда. Одну телегу отдали Тате и Юргену, вторую Светле и Захару, и в итоге компании Александра пришлось тащить пожитки на себе, проклиная все на свете. Проклинал Александр и мысленно, потому что остальные спокойно несли тюки и не выглядели недовольными. Путь до Овериля был неблизкий, и они заночевали в удачно попавшейся им по дороге деревне, на сеновале одного гостеприимного за несколько монет фермера. Как рассвело, они снова тронулись в путь, перекусив купленными у фермера хлебом и яйцами. Даже жизнерадостность Саны и Сана, которые весь предыдущий день предвкушали покупку своей пекарни, немного поубавилась. Тем не менее, они снова принялись болтать о хлебе и пирожках, которые будут печь, и Катерина предложила:
— А пирожные? Булочки с изюмом и пряный хлеб — это отлично, но если добавить к ним пирожное-другое — будет еще лучше.
— Пиро-о-ожные, — протянула Сана. — Я пробовала однажды пирожное: с кремом и клубникой, вкусное до ужаса было! Только дорогие они, кто ж их покупать-то будет, да и рецепта мы ни одного не знаем. Дед-то только хлеб пек.
— А вы попробуйте для начала совсем немного сделать, вдруг найдутся покупатели? Если о вашей пекарне слух по городу пойдет, за вашими пирожными богачи слуг посылать будут. Я сама печь вот совершенно не умею, но несколько рецептов пирожных случайно знаю. Знаешь, какое самое простое? Песочная корзиночка, начиненная клубничным джемом, а летом — просто клубникой, а сверху — много взбитых сливок. На них еще можно листик мяты положить. Называется «Зима и лето».
— Ну, это мы осилим, — решил Сан.
— Можно попробовать, — поддержала его Сана.
В Овериль они дошли уже ближе к вечеру и остановились на постоялом дворе, снова в одной комнате, потому что других свободных попросту не было. После сытного горячего завтрака внизу и короткого, но бурного обсуждения в их комнате, был выработал план: Александр остается сторожить вещи, а Сан с Саной и Катерина отправляются на поиски подходящего для пекарни здания. Александр предпочел бы, чтобы Катерина осталась с ним — в конце концов, им-то эта пекарня вообще не нужна была, — но она неожиданно заупрямилась. Мол, хочу прогуляться — и все тут, пришлось отпустить. Не связывать же ее — Сан с Саной не дадут.
Пока их не было, Александр выспался, вспомнив свое счастливое недавнее прошлое, когда он мог спать хоть до обеда, если хотел, а потом приказал принести ему в комнату еду и лучшего вина, которое только найдется. Он не сомневался, что на вкус оно будет, как ослиная моча, но все равно наверняка лучше мерзкой лесной сивухи. Наевшись и не напившись — вино не было отравой, но на этом его достоинства заканчивались, — Александр уже начал подумывать о том, чтобы пойти искать свою загулявшуюся жену, когда вся троица, наконец, вернулась. Оживленные, довольные и не слишком голодные, они с порога принялись рассказывать Александру о своей грандиозной, просто-таки невероятной удаче. Сан и Сана готовы были на любой более-менее подходящий дом, главное, чтобы в нем имелись крепкие стены, а остальное, имея деньги, можно доделать и переделать. Но доделывать и переделывать ничего не надо было.
— Мы с Катериной первым делом пошли на базар, — возбужденно затараторила Сана, — там народ всегда все знает — что где пустует, что где продается и сдается. Сан собирался по трактирам пройтись, там тоже обычно все сплетни оседают. В общем, мы с Катериной потерлись-потерлись на базаре, и нам один домишко посоветовали, только он оказался на самой окраине, такой ветхий, что от одного чиха развалится, и, главное, вокруг — никакого жилья. Кому мы хлеб-то там продавать будем? Тогда мы пошли на другой базар, и там нам рассказали, что старый пекарь Мартин с улицы Полумесяца недавно умер, и его вдова хочет продать пекарню. Мы рванули туда — а Сан уже там.
— Мне о ней во втором же трактире рассказали, — вставил Сан.
— Ну, вот. Мы с вдовой встретились, поговорили — оказывается, никому больше эта пекарня и не нужна. Детей у них не было, у работников пекарни денег нет, в общем, мы первые, кто проявил интерес к покупке.
— Это очень хорошее предложение, — сказала Катерина. — Может показаться, что дорого, но там есть рабочая печка, столы, сковороды и все такое. Не надо будет ничего покупать, кроме муки, масла и прочего для выпечки. На втором этаже — две комнаты.
— Сказочное предложение!
— Точно.
— Завтра мы встречаемся со вдовой и ее поверенным еще раз все обсудить, и, если все будет в порядке, сразу и заплатим.
Катерина просительно посмотрела на Александра и тот сдался.
— Пойду с вами, — сказал он. — Иные поверенные и вдовы бывают весьма пронырливыми жуликами.
Катерина просияла, а Сан благодарно хлопнул его по плечу, с которого еще не до конца сошли синяки после радости Юргена.
После обильного ужина и нескольких партий в «дурака», все четверо легли спать, но сон ни к кому не шел: Сан и Сана были слишком взбудоражены и шепотом спорили о рецепте плетенки с маком, а Александр выспался днем. Катерина, наверное, не засыпала из солидарности. Она положила голову Александру на плечо и задумчиво чертила круги на его груди.
— Та вдова… — тихонько начала Катерина. — Не сегодняшняя, а та, из деревни, которая дала мне нож…Ее, кстати, Сафина зовут. Так вот, она сказала, что ее в деревне только этот нож и держал. Она в детстве тяжело заболела, родители принесли ее местной ведунье, и та ее исцелила, но только с условием, что когда Сафина вырастет, то должна будет оставаться там, где потеряла самых близких людей, пока не отдаст этот нож тому, кто будет просить пеленку для чужого ребенка. По слухам, та ведунья умела видеть будущее. Значит, не слухи то были. Сафина сказала, что давно бы уехала из деревни к тетке в Овериль, но не могла, а теперь, наверное, точно соберется. Тем более что теткин муж, который держит пекарню, очень плох и того и гляди скоро преставится, и тогда тетке нужна будет ее помощь.
— Ты… — выдохнул Александр, не уверенный, восхищаться такой предприимчивостью или опасаться. — Это ты все подстроила!
— Я? Я тут совершенно ни при чем, это все судьба. Что я такого сделала? Я лишь совсем немного подтолкнула Сана и Сану в нужном направлении. К тому же это могло и не сработать: пекарь мог быть еще жив или же его вдова уже могла продать пекарню.
— Но он мертв, а пекарня — еще не продана.
— И это замечательно, — прошептала Катерина, поцеловала его в щеку и тут же широко зевнула.
Уже через минуту она крепко спала, пока Александр глазел в потолок, а Сан с Саной продолжали разговаривать вполголоса.
* * *
Договоры в этих краях обычно составлялись просто и незатейливо и записывались прямо во время встречи сторон со слуха. Вдова со своим поверенным жуликами не были… хотя они пытались вставить в договор пункт о том, что вдова «обязуется после оплаты освободить дом, когда соберет свои вещи и сочтет для себя удобным». Сана, старательно выводившая слова под чутким руководством Сана, едва не записала и это условие, но Александру достаточно было поднять бровь и недобро глянуть на вдову и поверенного, чтобы те изменили этот неопределенный и потенциально вечный срок на разумные семь дней.
Отдав деньги за пекарню, Сана от избытка чувств даже взвизгнула и расцеловала всех, начиная от брата и кончая покрасневшим поверенным. Они с Саном оправились дальше — закупать муку, молоко, яйца, сахар и все такое, а Александр решил немного прогуляться перед возвращением на постоялый двор, где теперь уже Катерина караулила их вещи. Овериль оказался процветающим крупным городом, застроенным старыми симпатичными домиками, выкрашенными в яркие цвета, как россыпь конфет в кондитерской лавке, и более новыми, основательными кирпичными домами, походящими на маленькие замки. Везде было полно разных лавок, а уличные торговцы, перебивая друг друга, предлагали, фрукты, медовуху, похлебки, обереги, девичьи радости вроде расчесок и гребней, пирожки, детские игрушки, свечи, вареные яйца и еще множество всего. Александр купил себе приличную одежду в лавке, где продавали также ткани, пуговицы и нитки и предлагали услуги портного, а Катерине, подумав, теплую шаль — непрактично белую, с вышитыми на ней розовыми цветами. Выйдя на улицу, от едва не врезал от неожиданности торговцу, заоравшему ему прямо в ухо о своих горячих пирожках. Правда, оправившись, Александр вспомнил почему-то первые дни своего странного во всех отношениях брака и купил Катерине мясной пирожок — обжигающе- горячий, размером с колесо телеги.
Катерина обрадовалась и шали, и пирожку — последнему, кажется, даже больше. Они съели его, поделив пополам, пока Александр рассказывал о том, как прошла встреча со вдовой и что он думал о городе.
— Здесь можно спокойно жить на одних только пирожках вроде этого, — с улыбкой сказала Катерина, когда они доели. — Надо не забыть предупредить Сане и Сану, чтобы пекли очень большие хлеба и пирожные, иначе у них не будет клиентов.
Она была веселой, сытой, довольной жизнью и на редкость беззаботной — пожалуй, такой Александр ее еще никогда не видел. Да и вообще — он словно бы до этого момента вообще ее не видел. В какой-то момент она перестала быть для него испуганной замухрышкой — образ, который долго упорно не желал покидать его, несмотря ни на что, — однако кем-то другим так и не стала, даже после леса и ведьмы. Он воспринимал ее как привычную часть его нынешней жизни, иногда раздражающую, иногда вызывающую симпатию, жалость и даже нежность, но даже после их поцелуя Александр так и не посмотрел на нее по-настоящему. Сейчас же он вдруг обнаружил, что она вовсе не такая блеклая и невзрачная, как ему всегда казалось. Хорошо, так им обоим будет проще, когда они вернутся к королю Дангару, — одним поводом насмехаться над ней для королевской свиты меньше.
Александр встал и решительно поцеловал ее. Катерина с пылом ответила на его поцелуй и лишь тихо охнула, когда он сгреб ее в охапку и понес на топчан. Он старался, он действительно старался не торопиться и быть нежным, но Катерина так страстно отзывалась на каждое его прикосновение, каждое действие, каждый жадный поцелуй, с таким нескрываемым желанием обнимала его, притягивала к себе, прижималась к нему всем телом, что Александр потерял голову и забыл обо всем. А неожиданное осознание того, что Катерина — его законная жена, что это — их первая брачная ночь, за которой обязательно последуют другие, и что они не случайные любовники, лишь распаляло его еще больше.
Даже если бы в комнату вошел сейчас сам Дангар со всей своей свитой, Александр не смог оторваться от Катерины. К счастью, дверь оставалась закрытой, и Александр позволил себе надолго забыть обо всех и вся, кроме Катерины, чей запах и вкус пьянили его сильнее любого вина.
* * *
Он проснулся от того, что его потрясли за плечо.
— Вставай, — услышал он и невнятно промычал в ответ то, что должно было бы означать: «Отвяжись, не встану», но на деле прозвучало лишь как набор случайных звуков. — Вставай, — повторила Катерина и снова потрясла его. — Сан и Сана наверняка скоро вернуться.
Александр сел на топчане и потер лицо. За окном было уже темно, а в комнате горел очаг и лампа на столе. Катерина стояла у топчана с кружкой в руках, от которой пахло чем-то смутно знакомым.
— Фу, — сказал Александр, вспомнив этот запах. — Ты опять пьешь эту гадость?
В кружке явно был тот травяной чай, который Катерина налила ему на второй день его пребывания в ее лачуге. Прямо какой-то день воспоминаний.
— Он полезный, — с легкой улыбкой сказала Катерина. — Вставай, если не хочешь, чтобы Сан и Сана увидели тебя… во всей красе.
Она неопределенно махнула рукой, и Александр, ухмыльнувшись, встал с топчана. Во всей красе. Катерина чуть покраснела и торопливо глотнула чая.
— Между прочим, ты моя жена, — ворчливо сказал Александр, с тоской одеваясь, — он не отказался бы от ванны, но где ж ее здесь взять?
— Да, и Сана уже не раз мне говорила, что им с Саном жаль, что они нас смущают и не дают побыть мужем и женой, — хмыкнула Катерина.
— Какая трогательная забота, — процедил Александр, которому было не по душе, что их невольные соседи так неприлично много знали об их личной жизни, точнее, о ее отсутствии. Конечно, это было неизбежно, но все же…
Катерина рассмеялась, заметив его покрасневшие уши, и звонко чмокнула в губы. Сан и Сана вернулись, как раз когда полуодетый Александр теснил Катерину обратно к топчану, целуя ее на ходу.
— Ой, — пискнула Сана, а Сан смущенно кашлянул, и Катерина и Александр отпрянули друг от друга, как ошпаренные.
«Ничего, — мрачно думал Александр, одеваясь, пока Катерина с Саном и Саной пошли вниз, чтобы поесть, — еще неделя — и у нас будет отдельная комната. И никаких соседей! Если только я не убью их раньше».
* * *
Ночью накануне того дня, когда они собирались перебираться в пекарню, Александра разбудил дикий крик. Он вскочил, неосознанно пытаясь нашарить кинжал, который обычно в прошлой жизни всегда лежал у него под подушкой, и попытался сориентироваться и понять, что случилось. В скудном свете полной Луны он разглядел, что Катерина сидела рядом, обхватив себя за плечи.
— Что случилось? — спросил он. Сан и Сана, кажется, задали тот же вопрос, но он не обратил на них внимания. — Что?
Катерина не ответила, а когда он дотронулся до нее, то вздрогнула и, повернувшись к нему, прошептала:
— Она была здесь! Стояла вон там и смотрела прямо на меня!
Она показала в темный угол, и пока Сана зажигала свечи, Александр уточнил:
— Кто? Здесь никого нет. Смотри, — добавил он, когда Сана прошлась по комнате со свечой, — никого, кроме нас.
— Она была там, — дрожащим голосом сказала Катерина. — Ведьма приходила за мной.
Ее колотило, и Александр, тяжело вздохнув, обнял ее и крепко прижал к себе. Ему хотелось спать, и чем быстрее Катерина успокоиться, тем быстрее ему удастся заснуть.
— Ведьма умерла, ты сама ее убила, помнишь? Никого здесь нет и не было, это просто кошмар, — повысив голос, чтобы слышали Сан и Сана, сказала он. — Никакой ведьмы, она тебе приснилась. Все, ложись спать. Не бойся, никто за тобой не придет.
Катерина, которую все еще трясло, покорно позволила уложить себя и укрыть одеялом.
— Она приходила, — снова прошептала она.
— Нет, — твердо отозвался Александр. — Ты была очень храброй и убила ведьму, ее больше нет. Это был просто дурной сон. Спи.
Он поцеловал ее в лоб и, дождавшись, когда она перестанет дрожать, закрыл глаза. Сон сморил его, лишь когда Катерина тихо и ровно засопела. Перед тем, как заснуть, он успел подумать о том, что на всякий случай ему теперь, как раньше, стоит класть под подушку какой-нибудь острый нож, пока он не купит нормальный кинжал, — жаль, что тот железный нож остался в ведьме. А еще о том — а точно ли Катерина убила ведьму или просто ранила достаточно сильно, чтобы у них появилось время сбежать?
* * *
Александр запретил себе считать дни. Еще несколько месяцев назад он так бы и сделал, но теперь, когда до цели оставалось совсем немного, он понимал, что это ничего ему не даст, кроме лишней нервотрепки. Нет уж, он будет жить… как получится, так и будет жить. Желательно – хорошо и в достатке. Но он точно не будет даже думать о том, что эта часть его жизни скоро закончится, и он вернется домой. Пусть это станет для него приятным сюрпризом.
Прежде Александр даже не представлял, что существует столько много рецептов хлеба. Сам он его не слишком любил, но помнил, что и в его собственном замке, и при дворе короля обычно подавали на стол пышный белый хлеб, кисловатый серый да сладкие булочки. Сан и Сана пекли хлеб с семечками, с маком, с пряными специями, с сушеными травами, сладкий хлеб с изюмом и засахаренными фруктами, булочки с сушеной вишней, не говоря уже о множестве пирогов и пирожков с различными начинками. И пирожные, рецепты которых подсказывала им Катерина, которая не сумела бы испечь ни одной румяной булочки, даже если бы от этого зависела ее жизнь, но зато любила их есть и знала, как их готовить. В теории.
— Мама была мастерицей, — сказала она, — а я… Она говорила, что на кухне у меня вместо рук вырастают копыта.
Зато у Сана и Сана выпечка получилась просто великолепная, и Александр подозревал, что, когда вернется домой, ему придется часами упражняться с мечом, чтобы влезть в прежнюю одежду. Катерина, как он с изумлением выяснил, хорошо считала. И не только считала — она вообще виртуозно обращалась с цифрами и потому заняла почетное место за прилавком, обслуживая покупателей, когда Сана была слишком занята, то есть почти всегда. Помогать ей за прилавком было ниже достоинства Александра, но и слоняться без дела ему было скучно, и он взял на себя все, что было связано с управлением пекарней: закупку всего необходимого и проверку качества привезенных товаров, общение с местными властями, которые были не прочь поживиться за счет новых владельцев, найм мальчишек-курьеров, разносивших хлеб и пирожные домой некоторым покупателям, и все в том же духе.
Пекарня приносила Сану и Сане прибыль, их не пытались уничтожить конкуренты, чиновники были довольны тем, что все же пришлось им заплатить и не собирались их закрывать, и Александр почти совсем расслабился и поверил в то, что остаток его дней в Овериле пройдут тихо и мирно. Окончательно поверить в это ему мешали кошмары Катерины, которые снились ей как минимум раз или два в неделю. Она просыпалась с криком, дрожа, мокрая от пота и твердила, что за ней пришла ведьма.
— Я знаю, что это просто сны, — говорила она утром за чашкой своего жуткого травяного чая, — но они кажутся такими реальными…
У Александра так и не хватило решимости уточнить у нее, действительно ли она уверена в том, что это «просто сны».
Дни пролетали так и быстро и незаметно, что Александр и впрямь не вел им счет. Он даже вместе со всеми ждал Студеницы — праздника проводов зимы и встречи весны, которую праздновали здесь в середине апреля, не думая о том, что к тому времени он уже будет дома.
Когда зима окончательно сдалась под напором весны и тихонько истаяла, Катерина пришла домой одним воскресным вечером, когда пекарня не работала, в таком виде, что Сана ахнула и едва не села мимо стула, а Александр замер с открытым ртом, не зная, что сказать.
— Все совсем, плохо, да? — жалобно спросила Катерина, и глаза у нее наполнились слезами.
«Совсем плохо» и наполовину не описывало того безобразия, что творилось у нее на голове: короткие, даже не остриженные, а покромсанные кое-как волосы торчали во все стороны, как у соломенного чучела.
— Это… Это что такое? — спросил, наконец, Александр, выйдя из ступора.
— Это мальчишки, — всхлипнув, ответила Катерина. — Я мимо бондарного двора проходила, а там мальчишки смолу стащили и баловались, бросали ее друг в друга с дощечек… А я мимо шла, так мне случайно смолой в спину и в голову попали, прямо в волосы. – Она еще раз шмыгнула носом и повернулась, демонстрируя бурые пятна на спине. — Пришлось у ближайшего цирюльника косу срезать и вообще все, куда смола попала. Только он сказал, что у него зеркало недавно разбилось, а нового еще не купил, поэтому я себя еще не видела. Что, все совсем ужасно?
Ответом ей было всеобщее молчание, и из ее глаз полились, наконец, горькие слезы. Александр неловко обнял ее и погладил по голове.
— Ничего, отрастут, — с фальшивой бодростью сказал он, и Катерина зарыдала еще горше.
Сана, как могла, подравняла ее волосы, и Катерина стала похожей на переболевшую какой-то заразой недокормленную сироту: с короткими волосами, похожими на иголки ежика, глаза у нее казались еще больше, чем обычно, а скулы — острее. Несколько дней спустя она на собственной шкуре убедилась в верности поговорки «беда не приходит одна»: на этот раз Катерина вернулась домой с кровоточащей щекой, на которой красовалось четыре длинные царапины.
— Там в одном переулке котеночек сидел, бедный такой, несчастный, мяукал тоненько. Я наклонилась, чтобы его погладить, а тут откуда ни возьмись его мать объявилась. Я ее даже и увидела толком, только почувствовала, — пожаловалась Катерина, потерла щеку и зашипела от боли.
— Просто красавица, — сухо сказал Александр, глядя на нее: ежик волос, расцарапанная щека — бандитка, да и только.
Катерина лишь виновато улыбнулась и тут же поморщилась.
— Это был очень милый котенок, — сказала она в свое оправдание. — Здесь вообще очень много бездомных кошек, я столько никогда не видела. Может, возьмем…
— Нет, — отрезал Александр. Вот только кошки ему не хватало!
Катерина разочарованно вздохнула, но спорить не стала. Утром она встала с красной опухшей щекой и весь день прикладывала к ней травяную примочку, но та мало помогла: царапины не то что не думали заживать, а даже еще больше воспалились. Чтобы не пугать посетителей, Катерина оставила за прилавком Эсти — младшую сообразительную дочь сапожника, которую уже пару недель учила премудрости обращения с деньгами и людьми. Сана боялась, что Эсти не справиться, но уже через день стало понятно, что та справится с чем угодно, даже с госпожой Воличек, которая всем всегда была недовольна, по полчаса выбирала самую румяную буханку и все норовила заплатить меньше.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Катерина, когда вечером Сана признала, что у Эсти все получается.
Утром первым, что увидел Александр, проснувшись, стали два больших тюка посреди комнаты.
— Что еще такое? — хрипло простонал он, опасаясь, что Катерина опять поволочет его кого-нибудь спасать.
— Нам пора, — просто ответила Катерина. — Не стоит заставлять короля Дангара ждать.
Александр резко сел на кровати, осознав, что она имела в виду.
— Что, вот прямо так? Сейчас?
— Через час примерно в сторону Розендорфа отправляется небольшой купеческий караван… Да какой там караван — так, три повозки, причем пустые: купцы едут за товаром, так что двигаться будут быстро. Я договорилась — они нас подвезут. Как раз успеем вовремя.
— А заранее ты предупредить не могла? — раздраженно спросил Александр, торопливо одеваясь.
— Я не была уверена, что у меня получится с ними договориться, могло статься, что нам пешком пришлось бы идти. Ну, и вообще, долгие проводы — лишние слезы. Но Сан и Сана знают, ты не думай, я им рассказала, — добавила Катерина. — Сейчас перекусим, с ними попрощаемся — и в путь.
— Ты опять все решила за меня, — жестко сказал Александр, и широкая радостная улыбка Катерины померкла.
Катерина в упор посмотрела на Александра, копируя его, подняла бровь и ответила обиженно:
— Мы можем не ехать с купцами, пойдем пешком, если тебе так больше нравится. Ну, или давай вообще не будем возвращаться, останемся здесь.
Александр скрипнул зубами и понес один из тюков вниз. Невозможная женщина! Как его только угораздило на ней жениться? Сестра сапожника, та, которая с бородавками, и то была бы лучше. Для него лично, разумеется. Про саму Катерину, Тату и Риночку, Сана и Сану и прочих лесорубов этого сказать было нельзя.
С Саном и Саной, Эсти и мальчишками-курьерами попрощались быстро, но сердечно. Катерина пообещала им писать, а при случае и навестить, все крепко обнялись, да и разошлись — теперь им было не по пути.
* * *
До Розендорфа добрались даже быстрее, чем предполагали — купцы срезали дорогу через лес. И хотя это был не тот лес, Катерина и Александр сидели в повозке напряженные и настороженные, готовые ко всему. К счастью, обошлось, и никакие ведьмы и лешие их не остановили. Все те ночи, что они были в пути, Катерина практически не смыкала глаз — стоило ей задремать, как ей снова снилась эта проклятая ведьма. Зато Александр спал как убитый, и в итоге к Розеншлоссу этим ранним мартовским утром они подошли весьма колоритной парочкой: бодрый и энергичный Александр, ликующий от своей победы, и бледная уставшая Катерина с расцарапанной щекой и темными кругами под глазами.
— Кто? — сурово спросил их сонный стражник у ворот, не узнавший Александра.
— Наследный принц с супругой, — ухмыльнулся Александр. — Иди и скажи это королю Дангару. Слово в слово скажи. Живо! — рявкнул Александр своим лучшим графским приказным тоном, и стражник послушался, наказав своему напарнику внимательно следить за нежданными гостями.
Король Дангар лично вышел их встречать. Андрей маячил у него за спиной, и Александр, не сдержавшись, издевательски улыбнулся ему. Выражение, появившееся у того на перекошенном лице, стало лучшим, что Александр видел в своей жизни.
— Смотри-ка, жив, — покачав головой, сказал Дангар, и по его тону невозможно было понять, рад он этому или нет. — И жена еще с тобой. Ну надо же, а мы-то уж боялись, что твои кости давно волки да вороны обглодали. Так что, любезная графиня, скажите нам, хорошо ли с вами обращался Александр?
Во дворе перед замковыми воротами, где они до сих пор стояли, на мгновение воцарилась напряженная тишина.
— Хорошо, Ваше величество, — твердо заявила Катерина. — Хорошо. Он свое слово сдержал.
— Что ж, признаю, не ожидал, не ожидал, — хмыкнул Дангар. После короткой, но многозначительной паузы он сказал громко: — Значит, так тому и быть, я тоже свое слово всегда держу. Добро пожаловать, наследный принц с супругой.
Дангар обнял Александра и похлопал его по спине, пока пораженные придворные, столпившиеся позади, громко поздравляли новоиспеченного наследника престола. Александр же, к своему собственному удивлению, не чувствовал ничего, кроме злорадства от поражения Андрея и гордости за себя. Он так долго шел к этому, что должен был бы быть на седьмом небе от счастья — все, теперь он получит трон! — но нет, не испытывал он ничего такого. Наверное, это все нервы виноваты, решил Александр и нацепил на лицо радостную улыбку.
Дангар увлек его в замок, желая послушать о его жизни в эти полгода, их обступили галдящие придворные, и Катерина уныло поплелась за ними. Александр ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть на нее.
* * *
Александра не покидало чувство нереальности происходящего: он снова был в Розеншлоссе, будто бы никогда и не покидал его, но ему казалось, что все это происходит не с ним, что это просто сон, а на самом деле он по-прежнему в том проклятом лесу, и утром, проснувшись, вновь пойдет рубить лес.
Разумеется, Дангар объявил грандиозный пир в честь возвращения Александра, и пока слуги, сбиваясь с ног, готовились к нему, сам герой торжества смог как следует вымыться, побриться и переодеться в свою старую одежду, которая на нем теперь немного висела. Катерину он поручил заботам придворных дам и их горничных. Потом, еще до пира, Александр встретился с Дангаром, чтобы узнать, что он пропустил за эти полгода и как обстояли дела на его землях, и в итоге Катерину он увидел лишь за столом. Эти дуры придворные наверняка решили поиздеваться над бедной дурнушкой, внезапно ставшей их будущей королевой, и обрядили ее в пышное, совершенно ей не шедшее фиолетово-желтое платье. (Зря, зло подумал Александр, ой зря. Может, Катерина и не была злопамятной, а вот он сам — очень даже, и никогда этого не скрывал. Недолго быть этим дамам придворными, очень недолго.) Выглядела Катерина, конечно, ужасно, но она не опускала глаза и спокойно смотрела на всех, кто бесцеремонно глазел на нее, с вежливой полуулыбкой отвечая на сыпавшиеся на нее вопросы. Несмотря ни на что, она хорошо держалась, и Александр перестал за нее волноваться. Она не пропадет, в этом он был уверен.
Всем, конечно же, было любопытно узнать, как Александр провел эти полгода, но он поведал всем значительно урезанную историю, исключив из нее похищение ребенка и убийство ведьмы. Еще по дороге в Розеншлосс он вдруг осознал, что не хочет никому рассказывать об этом, пусть это и лишит его заслуженной славы. Катерина лишь согласно кивнула.
Пир, как водится, закончился далеко за полночь, и все разошлись, а точнее, расползлись по своим комнатам изрядно навеселе. Александр рухнул в кровать и мгновенно заснул, даже словом не перемолвившись с Катериной, которая уже лежала под теплым пуховым одеялом. Утром слуга разбудил его ни свет ни заря — Дангар приглашал его на охоту. С трудом разлепив глаза, Александр кое-как поднялся с кровати под насмешливым взглядом Катерины, чьи короткие волосы топорщились во все стороны, позволил слуге одеть себя и поплелся на охоту, подозревая, что он не сможет попасть в лося даже с расстояния в метр. И, в общем-то, оказался прав.
После возвращения с охоты их ждал непременный обильный завтрак, плавно перетекающий в обед, после которого все отправились отдыхать и приходить в себя перед вечерним пиром. Когда Александр зашел в свои покои, то увидел, что Катерина сидит и задумчиво смотрит в окно.
— Как охота? — спросила она, глядя на его красные от усталости и недосыпа глаза и слегка нетвердую от вина походку.
— Я ничего не подстрелил, и это печально. С другой стороны, я никого не подстрелил, и это радует. Не хотелось бы никого убивать, не успев толком вернуться.
Катерина бледно улыбнулась и укрыла его, когда он прилег на кровать, чтобы немного подремать. Совсем чуть-чуть. Проснулся он, когда за окном было уже темно. Вернее, его растолкала Катерина.
— Нас зовут на очередную попойку, — сказала она. — То есть на пир.
Энтузиазма в ее голосе Александр не услышал.
Этот пир был не таким веселым и шумным, как предыдущий, но Александра все равно завалили вопросами, насмешками и шутками. Катерина сидела между другими дамами на противоположном конце стола — все в том же платье, бледная и несчастная. Надо было с этим что-то делать — в конце концов, она была его законной женой, графиней и будущей королевой. Ей нужна была одежда, уроки этикета, горничная… но сейчас Александр не хотел об этом думать. Потом. Этой проблемой он займется потом.
Утром, не успел он проснуться, как уже одетая Катерина, закутанная в шаль, которую он подарил ей в Овериле, первым делом объявила, что собирается прогуляться до своего бывшего дома.
— Это еще зачем? — удивился Александр, с силой потерев лицо руками, надеясь окончательно прогнать сон.
— Посмотреть, цела ли еще моя хижина. Попрощаться. Забрать кое-что.
Александр все равно не понимал, зачем ей все это надо было, но раз хочет — ладно уж пусть идет. Он сейчас был не в том состоянии, чтобы всерьез об этом задумываться.
— Ну спасибо за разрешение, — сухо отозвалась Катерина и направилась было к двери, но на полпути вернулась, поцеловала его в щеку и, кривовато улыбнувшись, ушла.
Александр немного подремал, потом позавтракал и уговорил пару приятелей поупражняться с ним в фехтовании. Полюбовался на щенков любимой суки Дангара, оценил нового коня графа Вейна, обменялся колкостями с Андреем и его верным приспешником Романом и написал письма Кире, своему управляющему и экономке. Пообедал, позвал из Розендорфа лучшего брадобрея и, наконец, подстригся, а потом обсудил с Дангаром положение дел в стране. Сыграл партию в южные шашки с герцогом Тимбелом — признанным мастером этой игры и поужинал со всеми, не притрагиваясь к вину и очень быстро. Поднявшись в свои комнаты, он был уверен, что Катерина уже вернулась и просто не захотела показываться всем на глаза, но ее там не оказалось.
Надо было отправить на ее поиски слуг, но Александр, мысленно выругавшись, поехал за ней сам. Что можно было делать столько времени в этой жалкой лачуге? А если она вдруг решила его бросить, то нет уж, дудки! Он с ней ведьму убивать ходил, а она не может побыть его женой? Вот пусть прямо ему об этом и скажет, а потом он докажет ей, что она мается дурью и вернет в замок.
Через не очень глубокую, но быструю и холодную речку, служившую естественной границей между их королевствами, можно было перейти либо по Пограничному мосту, либо вброд, либо через самодельный шаткий мосточек, который был ближе всего к лачуге Катерины. Коня со всадником он вряд ли выдержал бы, и Александр спешился, зажег лампу и пошел к мостку. Сделав один-единственный шаг, он остановился как вкопанный, и его сердце, пропустив удар, ухнуло в пятки. Александр, сам того не осознавая, опустился на колени: прямо в центре моста зияла большая неровная дыра, а за острый деревянный обломок сломавшейся доски зацепилась, полощась в бурной весенней реке, белая шаль с вышитыми на ней розовыми цветами…