Исполнение 1. 3/3
Чудно, но очнулся Александр не от какого-то резкого звука, а от легкого движения пестрой занавески, заменяющей дверь, и знакомого, но давно не слышанного голоса за ней. Говоривший старался громкость приглушить, но получалось плохо. – Саня, отойди, не лезь в комнату! – И возмущенный шепот в ответ: – Я только посмотреть, вдруг он проснулся! В разговор невидимых собеседников мешался еще один узнаваемый голос, на этот раз женский: – Санечка, дяде нужно как следует отдохнуть. Ты слышал, что доктор сказал? И тебе тоже не помешало бы. Голова не болит? Не кружится? Пойдем, мой родной, приляжем. – А ты мне почитаешь? Воропаев хмыкнул: кажется, все в сборе. И, судя по спокойным голосам, ничего фатального за время, что он тут, не произошло. А с ним? Голова побаливала, но терпимо. Щеку саднило, на ощупь чувствовалась припухлость и царапина от уха до подбородка. Руки тоже все исцарапаны, но это мелочь. С ногами оказалось хуже. Одна, туго перебинтованная, лежала на возвышении из свернутого валиком одеяла и при первом же шевелении отдала резкой болью. Вторая вроде ничего, если нее считать синяка от бедра и до колена. Судя по тому, что лежал он в одних трусах, нога была перебинтована профессионально и кое-где чувствовались места уколов, доктор тут побывал. Ну-с, с собственным состоянием разобрался, теперь нужно кое-что выяснить. – Жданов, ты чего там мнешься? Заходи, я сегодня принимаю без записи! Андрей откинул занавеску и, протягивая руку, шагнул к лежавшему: – Воропаев! – Жданов! – Ты как? Живой? – Не дождешься! Андрей рассмеялся, взял стул и уселся напротив. – Нет, серьезно. Я врача привозил, он тебя посмотрел, вывих на ноге вправил и вколол чего положено. Но сказал, чтобы мы за твоим самочувствием следили и если ты через шесть часов не очнешься, нужно тебя в больницу везти. Хочешь, организую тебе торжественную эвакуацию? – Выживаешь? Да мне пока и тут не плохо, а если водички дашь, будет совсем хорошо. Хозяин с готовностью подхватился и вскоре вернулся с бутылкой минералки и стаканом: – Пей! – Спасибо. Можно сказать, спас. Теперь бы еще телефон найти… – Тут все, – Андрей повернулся к столу. – И телефон, и документы, и ключи от машины. Я ее во двор загнал. Ты так на помощь ломанулся, что открытую бросил, но у нас тут тихо. Так что "Спасатель года" теперь ты. – Помолчал. – И ты даже не представляешь, как я тебе благодарен. – С усилием сглотнул. – Когда тесть позвонил… я думал, разобьемся к чертовой матери, так сюда неслись. Пришлось всех сердечными каплями отпаивать. – Они у вас, должно быть, не переводятся, с таким-то активистом. Слушай, а что ты его тут держишь? Обстановка, прямо скажем… Не можешь его куда-нибудь отправить на лето или родственникам дачу получше прикупить? – Саньке тут нравится. Он когда родился… В общем, ему постоянно нужен был свежий воздух, причем в нашей полосе. Вот Пушкаревы, никому не сказав, и нашли этот дом. Теперь – ни с места. Ты моего тестя видел? Думаешь, Катерина в кого? – Меня обсуждаете? – Катя заглянула в комнату. – Здравствуйте, Александр Юрьевич! Как вы себя чувствуете? – Сегодня это вопрос дня? Спасибо, Катенька. Сделаю, по старой памяти, комплимент: вы все хорошеете! А где мой тезка? Катя улыбнулась и вытянула сына из-за спины. – Он давно тут на посту, ну никак лежать не хочет. А надо бы.
Воропаев внимательно посмотрел на мальчика, оценивая ущерб. Синева, расползшаяся из-под заклеенного стекла очков на полщеки, ссадина на лбу и… и рука на перевязи. Тоненькая цыплячья лапка, закованная в гипс от плеча до кончиков пальцев. Он никогда не верил, что можно чувствовать чужую боль как свою, считал это досужей и красивой выдумкой, а тут вдруг так заныло внутри… – Перелом? Болит? Ребенок слегка кивнул, потом отрицательно покачал головой и широко улыбнулся. Щербатой улыбкой. – А зубы? – Александр растерянно глянул на Катю. – И зубы… выбил? Когда упал? Катя легко засмеялась: – Александр Юрьич, вы, наверное, не в курсе, но у детей лет в шесть зубы меняются. Саня у нас подзадержался немножко, ему в августе будет семь. Молочные выпали, а новые еще не выросли. Андрей посадил мальчика себе на колени. – Хорошо, что до школы целых два месяца, а то бы все ученики писали-рисовали, а ты просто так сидел – рука-то правая сломана. Но ничего, до сентября заживет как… – Катя легонько толкнула мужа, – как на щенке! – и пощекотал сына. Тот дрыгнул ногой, привалился к отцу спиной и, глядя на Воропаева, протянул: – А мне вчера из-за вас влетело… – Ругали? – Ага, бабушка сказала, чтобы я за ворота один ходить не смел. А ей все время некогда. – И поэтому ты на березу полез. – Не, я полез, потому что птенчик выпал, а его мама там, в скворечнике осталась. А как мама без него? Катя отвернулась и быстро провела рукой по глазам, Андрей покрепче обнял сына, Александр прокашлялся, а потом спросил: – Бабушка на меня тоже сердится? – Неет, она сказала, что вас нам Бог послал. Это было сказано настолько серьезно, что Александр не посмел рассмеяться, а Жданов не удержался и подколол: – Да, Сашка, стоило всю жизнь изображать из себя демона, чтобы в конце концов хоть кому-то показаться ангелом! Воропаев замахнулся на него выхваченной из-под спины подушкой, ребенок завизжал от восторга, а из-за занавески выглянула голова Пушкарева. – Уже с ума сходят! Елена там, как в себя пришла, всего напекла-наготовила, стынет все, да и она, – он сделал характерный жест, – выдыхается. – Приблизился к Александру. – Мне Андрей тут кое-что рассказал, обрисовал, значит, картину. Мало ли что когда было, но сегодня… это… Если бы не нога, я бы, конечно, сам, но… в общем... Александр, ты – настоящий мужик!
Одно дело, пикироваться с Андреем и слегка посмеиваться над Катей, и совсем другое, когда на тебя благодарным и растроганным взглядом смотрит старик. Стало как-то… как-то странно и как будто немножко стыдно. Воропаев пожал плечами: – Валерий Сергеевич, все в порядке. Ничего особенного. И я же тоже… некоторым образом… Защитник.
Конец.
|
|