rosa
девочки, еще раз спасибо всем
- 2 -Утром показалось проще: Настя приехала, и с ней надо говорить. О разводе, доме, Павлуше. Надо говорить, и он будет говорить. Но когда взял в руки телефон, все нахлынуло вновь. Как ни старался поставить точку в количестве своих жертв - не удалось. Не хотел, сопротивлялся чувству, выдирающему из забытья, - но какой в этом был смысл, если теперь он счастлив, проснувшись?
- Настя… Это я.
- Привет! А откуда ты узнал, от болтушки Эльвиры? Или от Лолиты? Я заезжала в офис сегодня.
- Ты что, не собиралась сообщать, что вернулась?
- Да нет, но… Слушай, я разучилась говорить по-русски. Сейчас начну объяснять и запутаюсь…
Ее смех! Он опустился на стул в своем кабинете. Как, как может присниться - ЖИВОЙ человек?
- Как ты? Как Мария Эдуардовна?
- Маме лучше. Мы много гуляли, были в ее фирме, даже ездили к тете Валерии в Бостон. Все, как планировали, и даже больше…
Последние слова придали мыслям определенное направление.
- А Битов? Он был с вами?
- О да! Ходил за нами, как тень, завалил маму подарками, шалями всякими. Сегодня он вышел на работу. Не ругай его. Мне говорили, ты был в Сочи?
- Да, Настя. Приезжал на пару дней.
Он представлял ее себе - маленькую, серьезную, мужественную, прячущуюся за иронию, как убегающая от погони девочка за большое дерево.
В дверь кабинета постучали, и одновременно в селекторе раздался голос Тропинкиной. Он попросил подождать и сказал в трубку:
- Настя, сейчас не очень удобно разговаривать. Но мы должны поговорить. Ты не собиралась в Москву?
- Нет, - глухо, упавшим каким-то голосом - разочарованным? - сказала она. - Я так устала от перелетов.
Он сделал глубокий вдох и, снова приложив трубку к уху, сказал:
- Хорошо. Может, так и лучше. Я еще позвоню. И… да, Настя: Павлуша здоров. У него все хорошо.
Если и было что-то, ради чего она терпела муку разговора с ним, то вот это последнее… Единственное важное. Единственное теперь для нее.
Селектор замолчал, и стук в дверь тоже прекратился. Андрей прошел через пустую приемную и направился к Кате.
Зорькина в кабинете не было, зато перед Катиным столом стояла Тропинкина. Его секретарь.
Когда он вошел, она обернулась, и на лице появилось виноватое выражение.
- Андрей Палыч, вы были заняты, а эти люди из «Либеро Продакшн» настаивали. Сказали, срочно надо пункт договора уточнить, а после обеда у них с вами уже назначена встреча.
Он прошел, сел на диван справа от Катиного стола.
- Маша, я ведь сказал: одну минуту. Сказал или нет?
- Да, но я… Я подумала, что нужно сказать Кате…
- Катя не занимается переговорами с покупателями. Я всегда на месте. Малиновский - тоже. А вы - пока - свободны…
- Извините, Андрей Павлович, - несмотря на самоуверенность, голос Марии дрогнул. - Я все поняла.
Он пристально посмотрел на нее.
- Очень надеюсь на это.
Когда она вышла, они оба улыбнулись.
- Бегают по привычке, - сказала Катя.
- Не хочу перегружать тебя. Не хочу, чтобы ты занималась всем сразу. Теперь у меня хватил сил разделить обязанности и зоны ответственности. - Он протянул руку. - Иди сюда…
Она села просто рядом, но он ее обнял.
- Ты не жалеешь, что задержалась здесь со мной?
- Иногда. Думаю о том, что тебе было бы легче, если б я ушла сразу.
Он положил палец на ее губы.
- Я не знаю, как еще тебе объяснить. Ты мне нужна. Рядом - всегда, а здесь - хотя бы первое время. Пойми: ничего не изменилось, ничего. Я могу стать очень серьезным и суровым бизнесменом, - и действительно сурово сдвинутые брови придали ему забавный вид, - но без тебя по-прежнему ничего не смогу.
Она прильнула к нему, не возражая. Но он ведь уже смог. У него был «Модный юг»…
А еще была Настя. К которой не бегали его секретари, когда он не мог им сразу ответить.
Она вспомнила о Насте и побледнела… А он, не видя ее лица, говорил:
- Она не хочет ехать в Москву, как мы и думали. Ни о чем не просит. Придется ехать мне.
- Возьмешь Павлушу и поедешь… Как она?
- Веселая. Говорит, что хорошо отдохнула. Ее маме легче.
- Самое главное…
Андрей отодвинулся и поднял к себе ее лицо.
- Ты поедешь со мной.
- Нет. Вам надо поговорить, и мне там нечего делать.
Она улыбалась, но качала головой.
- Да не смогу я без тебя, Кать, - произнес он. - Плавали. Знаем…
- Ты ведь понимаешь.
Она умолкла, и он вдруг сказал:
- Почему это с нами произошло? Почему? Ведь я никогда никого не любил, кроме тебя. В этот последний страшный год я все время думал об этом.
- Не думай об этом больше. Не надо. Не надо оглядываться назад. Если бы не все это, у тебя не было бы Павлуши. И ты любишь его так же, как меня. И еще…
При имени сына его лицо просветлело, и Катя не договорила.
- Когда Настя услышала о нем, не смогла сразу ничего сказать. Она скучала.
- Конечно, скучала, - улыбнулась Катя, - она ведь любит его не меньше.
Лицо Павлуши встало перед ней: ласковый, кареглазый… Он так напоминал ей Андрея.
- Слушай, давай завтра отвезем его в дельфинарий, - сказал Андрей. - Я с самого начала собирался, но постоянно что-то мешало. Сегодня подготовлю все здесь, чтобы спокойно на несколько дней уехать. В понедельник уедем, вернемся к выходным…
К выходным, подумала Катя… К выходным.
Андрей уехал на переговоры, и она решила заехать к родителям. Она давно не была у них, очень давно. Поначалу, после первого разговора Андрея с ними, еще ездила, стараясь выкроить время, потом отец угомонился, в доме снова вкусно запахло и, как говорится, вошло в колею… И она отдалась своей не замутненной ничем любви, легкой, светлой, зная, что скоро этому расколдованному нежному цветку снова придется закалиться…
- …Хороший мальчик, хороший, - сминая шар теста руками, подбрасывая и шлепая его о доску, говорила мама, вспоминая их последний приезд. - Добрый, озорной, не боится. И с Викулей поладили, - сказала она о дочери Зорькина… С упреком поглядела на Катю: - А она скучает по тебе. Привыкла за столько лет, что ты с ней возишься. Беретик, даже садясь за стол, не снимает.
Глазам внезапно стало горячо. Я тоже скучаю, подумала Катя. Тоже скучаю!
И по Павлуше буду скучать…
Она неожиданно расплакалась.
Елена испуганно утешала ее и, зная, что комната всегда была для нее прибежищем, увела ее. Вынув из шкафа плед, положила его дочке на колени и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Спасительный сон прогнал слезы, мысли, ревность, которую могла вызвать только одна женщина на свете… Сейчас ей часто хотелось спать.
Телефон лежал в ее закрытой сумке, звук звонка был приглушен. На кухне работали телевизор, вытяжка, кипел суп на плите, и шипела рыба… Андрей готов был прервать встречу с клиентами и ехать к Пушкаревым. Сделка была очень удачной, особенно если учесть, что ему придется уехать на целую неделю. И он делал усилие за усилием, чтобы не позволить себе страха - безотчетного, ни на чем не основанного, просто от того, что Кати -
опять - не было рядом.
Она проснулась и увидела, что Андрей звонил. И еще был звонок - от Софии Пилавской. Катя сначала перезвонила ей. София тепло приветствовала ее, она сейчас в Москве, одна, без Тадеуша, почему бы им с Катей не встретиться? Катя сказала, что перезвонит, и набрала номер Андрея… Андрей был мрачен.
- Скажи, тебе нравится мучить меня?
- Я уснула. Я просто спала! А телефон был в сумке…
- Никогда так больше не делай, никогда. Иначе я не смогу уехать и вообще никуда не отойду от тебя…
- Ты освободился? Где ты?
- Они повезли нас на свои объекты. Это еще не меньше двух часов. Но если ты устала, я отменю и прямо сейчас приеду…
- Нет, не надо! Работай. Я хотела спросить… Звонила София, хотела встретиться со мной. Ты не против? Я бы подъехала в кафе, здесь недалеко, помнишь, мы заезжали туда на обратном пути…
- Помню. Езжай, конечно, только оденься тепло… - Он вдруг осекся. - София? Тадеуш тоже там? Кто еще?
- Тадеуш в Париже. София приехала одна.
- Хорошо. Только держи телефон включенным.
Катя приложила телефон к губам, и на несколько мгновений взгляд ее стал мечтательным. Он как будто знает. Чувствует! Чувствует…
В маленьком кафе играла тихая музыка. За столиком в углу, лицом ко входу, сидела прекрасно выглядящая София Пилавская, напротив нее - какой-то человек, которого Катя не узнала… А ведь когда-то обнимала этот затылок своей рукой… Какое-то короткое время хотела от него ребенка… Наконец - он ей снился…
Здравствуйте, Екатерина Валерьевна из долгого давнего сна, - здравствуйте! - и прощайте…
Он тоже выглядел великолепно. Костюм, золотые часы из-под ослепительно-белой манжеты рубашки. Серо-голубые блестящие глаза. Ее мечта-подмена…
Он немного побледнел, увидев ее. Поднялся, усадил, придвинув стул.
- Это сюрприз, - глядя на Софию, со скрытым укором сказала Катя.
- Да, сюрприз. И для Станислава тоже. - София ничуть не терзалась угрызениями совести. - Мне захотелось увидеться с вами обоими. Я соскучилась. Это плохо?
- Не плохо. Не плохо! - примирительно улыбнулся Бавовский. И посмотрел на Катю: - Что ты будешь пить?
- Минеральную воду.
- Ты шутишь? Может, немного вина? Или хотя бы коньяку с кофе? Помнишь, тебе нравилось…
- Нет, кофе тоже нет. Станислав, только воду. И съем что-нибудь… - оживилась она, почувствовав прилив аппетита. - Омлет с сыром.
- Ну, хоть что-то, - вглядываясь в ее лицо, Станислав рассеянно подозвал официанта.
Она поела, согрелась, даже смеялась. Ей было хорошо. Это хорошо, когда у людей есть общие воспоминания. И никакой это был не сон, это была жизнь, жизнь без Андрея. Хоть в самом начале разговора они договорились: ни слова о делах, - все равно перескочили на магазины, ассортимент, прыжки цен. К тому же была и серьезная тема: Пилавских интересовало, не захочет ли Андрей объединить секции «Зималетто» и «Модного юга».
- Можно было бы сделать хорошую рекламную акцию, освежить информацию об ассортименте, - сказала София. - Поговорите с об этом с Андреем. Как умный бизнесмен, он не сможет не увидеть преимуществ этой идеи. Выгод для обеих фирм.
Катя не очень хорошо говорила по-польски, и, заинтересовавшись, попросила Софию обсудить это по-французски. Идея действительно была интересной, можно было привлечь Юлиану, с которой жизнь (никто не виноват) развела их. Не совпали во времени: для Кати время томилось в плену, для Юлианы по-прежнему неслось вскачь, и ничего общего просто не стало.
- А мы, если позволите, закупим у вас часть такого же ассортимента, - сказал Станислав, поворачивая в пальцах стакан с виски. Но взгляд Кати остановился на красивом лице Софии, казавшемся моложе в полутьме: София выпрямилась, даже привстала, нахмурилась, глядя куда-то в окно. Катя не успела проследить за ее взглядом. София расслабилась, снова посмотрела на них и улыбнулась. Улыбка ей шла.
- Дождь закончился, - сказала она.
Катя взглянула на часы. Когда она приехала в кафе, дождя не было. Значит, он успел пройти, сколько же она здесь сидела? Странно, что Андрей не звонит… Она внезапно затосковала и выжидала момент, чтобы можно было попрощаться и уйти.
Но Станислав, видя ее напряжение, искал повода удержать ее хоть ненадолго… Ей было жаль его, но, к своему удивлению, она, как Андрей, ощутила тревогу, глядя на его волнующееся и тоже будто ставшее моложе лицо. Не было холеного, уверенного в себе мужчины, был мальчик, стремящийся удержать девочку… При той наполненности, в которой жила она теперь, это лишним было. Ненужным.
- …И пойдем дальше, - говорил он. - Тоже устроим рекламную акцию: информация о том, что в парижском торговом центре выставлена такая же линия одежды, пойдет на пользу покупательскому спросу…
- … А я думал, это «Зималетто» решать, - выступая, определяясь из заглубинной тьмы кафе, сказал Андрей и небрежно, по-хозяйски уселся на единственный свободный, четвертый, стул на их столиком.
Станислав был на высоте: не выказав ни удивления, ни страха, он просто опустил глаза. София усмехнулась: она видела, что Андрей вошел не сразу и кружил около кафе. А еще говорил, что плохо понимает французский! …Катя же какую-то минуту, выпав из сгущенного, накалившегося напряжением пространства, просто глядела на Андрея, ставшего центром мира для нее, не только безнадежно, бесконечно любимого человека, но и… И простая радость, радость от того, что она, не вставая с места и не выходя под небо, то и дело готовое пролиться дождем, -
оказалась дома, была ее единственным чувством. Думала, сдерживая рвущуюся улыбку: хорошо бы им сейчас и правда очутиться дома, в защитной скорлупе резонирующих их шепотом стен…
Молчание затягивалось.
- Ну что ж, давайте решим… - первым произнес Станислав. Он говорил по-русски, со слабым акцентом, который придавал ему еще больше шарма.
- Неподходящие время и место, - ответил Андрей. - Если возникнет желание - я обращусь…
- Ну, а разве Екатерина не может обсудить этот вопрос? - мягко, примирительно спросил Станислав. - Мне кажется, у нас неплохо получалось…
- У вас неплохо получалось, - сказал Андрей, - у вас неплохо получалось… - И, чем глубже тело вдавливалось в сиденье и спинку стула, чем острей становился взгляд черных глаз, тем спокойнее звучал его голос…
- Андрей! - словно очнувшись, вдруг воскликнула София, глядя на спасителя - подошедшего официанта, стоявшего за спиной Андрея. - Почему бы тебе тоже что-нибудь не заказать? Я пью вино, Станислав - виски.
- Нет, - Катя тронула Андрея за рукав, - нам пора, уже поздно. - Она встретилась с ним взглядом. И увидела в его глазах промельк той же обессиливающей нежности, что почувствовала сама; вероятно, и для него на какое-то мгновение утонуло все, словно они были одни. - Мы все устали…
- Пожалуй… - сказал Андрей уже без мрачной решительности. Поднялся, и она увидела в его руках свой плащ, который когда-то оставила в его машине. - Оденься, холодно… - И все же повернулся к Бавовскому: - Уделите мне одну минуту. Одну минуту, больше не отниму.
Попрощавшись с Софией, Катя стояла у дверей и ждала Андрея. От двух мужских фигур в углу зала исходила опасность. Катю зазнобило, она набросила плащ. На самом деле это глупо, ни к чему! Станислав не может сделать ей ничего плохого! Ну, почему Андрей такой упрямый и не верит ей?
Когда он вернулся, на его губах играла непринужденная улыбка. Катя вздохнула.
Они сели в машину.
- Что ты сказал ему?
- Я сказал, чтобы он смотрел вперед.
- Что?..
- Ты уже была у дверей, но он этого не знал и оглянулся на столик. Я сказал: не оглядывайся назад, смотри вперед. Новые проблемы, новые люди…
- Андрюша… ты шутишь?..
- Ничуть. Я просто радуюсь, что теперь есть кому тебя защитить. Пусть думает о новых… партнерах.
- Ты отказываешься от варшавского контракта?!
- Отказываюсь. В первый и последний раз. Ты дороже…
- Андрей, но ты… это безумие… Станислав - хороший человек и не причинил бы никакого вреда!
- Я люблю тебя, - он обнял ее и крепко поцеловал; повернул ключ в замке зажигания и повернулся вновь: - Кать, ты кое-чего не знаешь о мужчинах. И не надо. Я здесь для того, чтобы знать за тебя.
- Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать: он считает тебя своей. Я хочу сказать: он считает, что имеет права. Наравне со мной. Он так считает. Понимаешь?
Она ехала рядом с ним и старалась понять… И не о Станиславе были ее мысли. Значит, он продолжает считать Настю своей. Значит, по-прежнему - и навсегда - имеет на нее право. А с ней у него всё - всё… - во второй раз. А у нее - в первый. Вот в чем разница между ними…
- А любовь? - тихо, отвернувшись к окну, словно самой себе, сказала она.
- А что любовь? Любовь здесь ни при чем, - продолжал он. - Это чувство собственности, только и всего. - Но вдруг нахмурился, спохватился… - Он, конечно, не обманывал тебя. Он был влюблен. Он и сейчас влюблен! Тебя нельзя не любить, если мужчина хоть немного отличается от инфузории.
Дома, чтобы согреться, она встала под душ и, почувствовав себя в безопасности струящейся по лицу и шумящей воды, осмысленно и серьезно приготовилась расплакаться снова. Но, видимо, слезы заблудились где-то по дороге домой… И все же, словно они-таки пролились, на лице появилась краснота. И прошла не сразу. Ей вообще было свойственно в минуты волнения вот так, предательски, в районе низа щек, подбородка розоветь… Но сейчас ни один из тех волнительных случаев не подходил… Сидя на кухне, она вбивала подушечками пальцев крем в опухшие веки.
Когда на кухню вошел Андрей, улыбнулась ему. Но он не поддержал и, опустившись на стул, взял ее руку и плотно, не вырваться, прижал к своей щеке.
- Что с тобой? Почему ты плачешь?
Он смотрел ей в глаза и не выпускал руки.
- Плачу? Я не плачу, с чего ты…
- Ка-атя… - устало сказал он, ослабляя захват и перебирая ее пальцы. - Да, с Настей мне было выгодно не видеть всей правды. Ты забываешь, что ты - не она… И с тобой я хочу видеть все и понимать все. Иначе нет смысла.
- Ты ведь сказал, что любовь ни при чем, - с грустью улыбнулась Катя, чувствуя облегчение.
- Только не у нас с тобой…
Они не целовали друг друга. Их лица почти не соприкасались. Когда, тесно придвинувшись, их щеки гладили друг друга в воздухе, замирая в полумиллиметре, - дыхание и мысли смешивались в одно…
- Как бы мне хотелось побыстрей научиться до конца понимать тебя, - почти одновременно произнесли они одну и ту же фразу…
На другой день они поехали поглядеть, как веселая, слаженная семья дельфинов - мама, папа и маленький сын - делают счастливыми и тех, кто приходит посмотреть на них… Прошло еще несколько дней, и Андрей, взяв Павлушу, уехал на юг, а Катя, день ото дня становясь все бледнее, продолжала ездить в «Зималетто». Ездила, не зная, что в понедельник Андрей улетел не утренним, а дневным рейсом и в машине с Павлушей на заднем сиденье сидел за углом «Зималетто», наблюдая за тем, как она выходила из офиса и садилась в свою машину… Потом ехал за ней, след в след, и, когда она вошла в его, в их, подъезд, повернулся к сыну, словно и правда хотел услышать от него совет:
- Ну, как уехать, Павлух? Как уехать, когда так хочется остаться?
- Уехать, пап! На самолете лететь! - и, вдруг одним скачком с сиденья сын приник к нему и счастливой улыбкой ткнулся ему в лицо: - Улететь - к ма-аме!!
Андрей обнял его и какое-то время неподвижно сидел. Потом отодвинул слегка, оглядел и поправил шарфик.
- Едем…
Катя не знала этого, как и того, что он позвонил Малиновскому и попросил «держать связь». Счастливый от того, что доверие возвращалось, тысячу раз уже проклявший свою кривую улыбку при известии, что президентом ему все-таки не быть, Малиновский все понял и обещал, что «ни один волос»… Успокоило это не особенно, но, по крайней мере, дало силы все-таки сесть в самолет. И лететь уже наконец! Лететь.
Вскоре перед ним расстилалось любимое, холодное теперь море.