|
- 8 -
Маргарита вошла и опустилась в одно из трех кресел, расставленных на террасе. Настя стояла совсем близко - она поливала любимую маленькую пальмочку, растущую в горшке на широкой балюстраде.
- Вот и собрала я в который раз свои вещи. Теперь долго не увидимся… Настенька, ты не представляешь, как я измучилась. Как бы я хотела, чтобы все наконец встало на свои места… - И Маргарита умолкла, явно ожидая расспросов. И Настя спросила:
- Что вас беспокоит, Маргарита?
- Ну, что меня может беспокоить, девочка… Всё то же, уже несколько лет: это неправильно, что Андрей не имеет отношения к «Зималетто». Ну, несправедливо это! Наш родной сын, продолжатель дела, вот и Павлушка уже подрастает, - а не участвуют в делах семьи!
Этот разговор происходил не впервые. Когда-то давно Маргарите не терпелось узнать мнение на сей счет невестки - и она добилась от нее ответа. Ответ этот полностью удовлетворил Маргариту. Вот и теперь Настя спокойно откликнулась:
- Я с вами согласна, Маргарита.
Маргарита улыбнулась. Она всегда мечтала о покладистой, нетребовательной, не очень далекой и, не дай бог, амбициозной девушке для сына… С нею так удобно. Мыслит в унисон, послушна, со всем соглашается.
- Настенька, а ведь Павел звонил Андрею.
- Да, я знаю. Но он не сказал, для чего просит приехать.
- Конечно, не сказал! - беззлобно вспыхнула Маргарита. - Ты же знаешь Андрея, чуть что - на дыбы. А для чего приехать… - Она вздохнула всей грудью. - Катерина опять надумала уходить. Вот правда, такое впечатление, что ей наша фирма в тягость! - Маргарита пригорюнилась. - Впрочем, я не виню ее… ее дело… ей тоже нелегко. - Пояснила: - Такой груз тянуть, в смысле. Ну, вот Паша и подумал… Сама-то она хочет, чтоб ее заменил Роман. Хороший мальчик, но… Исполнитель. Так Павел считает. - Маргарита машинально вытерла руку, на которую упала капелька воды из Настиной лейки. - А Андрюша - он достоин…
- Уже достоин?
Маргарита медленно, оскорбленно повернула голову. С невозмутимым видом Настя отставила лейку и, взяв большие ножницы, принялась подрезать длинные узкие листья. В задумчивости Маргарита постучала по плетеной боковине кресла накрашенным ногтем. В конце концов, ее невестка имела право так говорить, а Андрей - думать. Но теперь!..
- Теперь все изменилось, Настюша, - мягким тоном произнесла она. - Я лично никогда не сомневалась в способностях Андрея, но Павел… Когда в прошлом году он впервые увидел сына, увидел с тобой и в делах - в нем что-то переменилось. И менялось все это время… Я на него не давила. Он сам принял решение.
О камень балюстрады глухо звякнуло что-то: Настя положила ножницы. Она взяла фланелевую тряпочку, лежавшую тут же, и вытерла руки. Не спуская глаз с моря, развязала фартук и положила его на балюстраду. Затем развернулась к Маргарите и опустилась вдруг на корточки перед ее креслом, глядя той в лицо зелеными пронзительными глазами:
- Какое решение, Маргарита?
…И Маргарита было заговорила:
- Кроме Андрея, Павел никого не хочет видеть во главе фирмы. Он ему безоговорочно доверяет… - Но, завороженная этим взглядом, поняла вдруг, что Настя ждет точного короткого ответа. И не могла не повиноваться. - Андрей должен управлять «Зималетто».
Еще секунда - и до предела напряженный взгляд Насти отуманился, посветлел.
- Спасибо, Маргарита, - она легко поднялась, забрала свой инвентарь и, оставив свекровь слегка озадаченной, вышла с террасы.
Мало-помалу миролюбивый ветер с моря и прибрежной полосы усыпил Маргариту. В дреме она увидела себя в детстве, маленькой девочкой, воровавшей в соседском дворе вишни… Она всегда была больше похожа на мальчишку, ее дразнили «Рудиком», в честь папы, неприкаянного ее, так и оставшегося вечным ребенком, папы. Кто бы мог потом подумать!.. Встреча с Павлом ее преобразила…
В сон ворвались чьи-то шаги, она открыла глаза и увидела Настю. Настя стояла на пороге стеклянной двери террасы, она переоделась. На ней был джинсовый комбинезон нежно-молочного цвета, который она всегда надевала в путешествиях. Она была уже другой - не домашней, внедренной в каждую частицу этого дома, а такой, будто одной ногой была уже вне его. Маргарита снова ощутила неудобство, какую-то жесткость… Но Настя прислонилась к косяку двери и стала собой - мягкой, безобидной.
- Маргарита… я хочу вам кое-что сказать. Андрей не хотел, чтобы вы знали, но… вы поймете меня. Я хочу, чтобы он встретился с отцом. Вы знаете, что он может быть очень упрямым… - Она кротко вздохнула, и Маргарита с сочувствием и пониманием согласно кивнула головой. - Этот разговор нужен ему не меньше, чем Павлу Олеговичу… Поэтому сейчас я полечу с вами.
И она обратила на свекровь чистый, распахнутый взгляд. Но Маргарита все еще не понимала.
- Мы летим к маме из Москвы, - пояснила Настя…
Теперь в глазах Маргариты мелькнула догадка.
- Он хотел скрыть от нас, чтобы не ездить к Павлу?
- Да. А если я сейчас полечу с вами, ему придется заехать за нами. К вам.
- Но как же… билеты? и что скажет Андрюша?
- Моя крестная договорилась насчет билетов, - спокойно отозвалась Настя. - А Андрей… вы поможете мне, Маргарита?
Маргарита подумала - и согласилась. В самом деле, почему ей не согласиться? В этом нет никакого подвоха. Если в своем упрямстве и давней обиде мальчик не хочет идти навстречу своему предназначению - они, любящие его женщины, должны ему помочь. Ну, посердится, конечно, что Настя самовольничает… но что может быть безопасней для его семьи, чем общество его же собственной матери?
…- Андрюша, я попросила Настеньку полететь со мной. Я не очень хорошо себя чувствую, и она согласилась меня сопровождать. Все равно вам в Москву лететь. Я же догадалась, что вы летите из «Шереметьево», а не из Краснодара! - когда надо, Маргарита умела быть убедительной. - Мы уже в аэропорту, Андрюша… Взяли с собой даже кое-что из вещей для вашей поездки; так что тебе будет проще… Не нужно на меня давить, дорогой. Если не думаешь об отце, подумай обо мне: насколько мне будет спокойней, если со мной будут Настя и Павел… Ждем тебя дома. Как давно ты не был у нас!
Вот так собранно, конструктивно и обыденно она повернула заржавленное уже колесо судьбы…
И надо было видеть в эти минуты Андрея - он бросал в портфель вещи, бумаги с таким лицом, словно на тот свет собирался… Служащие толпились в проеме двери, жались к стенам - Рома Битов, даже дизайнер Никитский, даже невесть каким чудом материализовавшаяся из своего подземного производственного царства Лариса Витальевна - первый встреченный им здесь ангел-хранитель… Почувствовали - сбежались…
Будто очнувшись, уже за пустым столом, уже с туго набитым, захлопнутым портфелем, он поднял голову и обвел их всех не вполне ясным, не вполне осмысленным взглядом. «Что?!» - хотел спросить, так же, как спрашивал в ответ на тревожные взгляды Насти, - но что-то помешало. Он оттаивал, размягчался, расколдовывался, несмотря на то, что во время звонка матери почти смерть глянула в лицо. Или благодаря этому… Это было слишком всерьез, чтобы продолжать вызывать на дуэль невидимого противника.
- Андрей Палыч… - его бессменная, бестолковая, незаменимая Лолита Францевна подала голос, голос, обычно хорошо поставленный, натренированный многими уверенными годами у телефонной трубки, но теперь подсипший, словно ей много времени пришлось провести взаперти, - вы… вы вернетесь, Андрей Палыч?
- Андрей Палыч, вы вернетесь?.. - подхваченный этим робким молящим призывом, точно руками товарища в некой спортивной командной игре типа «передай другому», спросил Рома Битов…
- Вы вернетесь, Андрей Палыч? - эхом откликнулось сразу несколько подчиненных…
И самообладание вернулось к нему. Пряча улыбку, смущенную, изломанную, похожую на улыбку страдающего клоуна, он опустил и отвернул голову.
- Таак… На этом торжественную церемонию прощания считаем законченной. К моему возвращению выполнить все распоряжения. И попробуйте только не выполнить… Битов, я тебя знаю. Если позволишь себе пару деньков сверх отпуска - уволю.
Коллективный вздох - словно ветер дунул - волнами всколыхнул воздух в кабинете. И все разулыбались уже легко и не страдальчески.
И только Рома Битов, успокоенный в главном, теперь мог позволить себе и другую улыбку - задумчивую и серьезную. У него тоже было важное и спешное дело.
Андрей вышел за двери «Модного юга», и вихрь стал снова настигать его. Беспощадный вихрь потери... Надо было как-то успокоиться, все взвесить - не смиряясь!
Ну, «Модный юг», положим, с ним, «Модный юг» никуда не девался. Но маленький мальчик, еще один заложник еще одного отца-предателя, ускользал от него. Он ехал по оживленному, залитому солнцем проспекту, и в глазах закипали слезы, и в ярости он на мгновение зажмуривался и снова их открывал. Что она творит?.. Ну что, что она делает?!
Скоро движение схлынуло, пошло на спад, он свернул в тихие улочки… Но у развилки, ведущей к дому, свернул направо - к подножью обрывистой скалы, откуда направились сегодня в аэропорт Настя с его сыном. Он тоже поедет по этой дороге, но чуть позже. Сначала - одно дело…
Эльвира открыла дверь, и ее брови поднялись. Но по глазам было видно: она не удивлена.
- Проходи. У меня блины горят.
- Кому ты жаришь эти блины? - спросил он, входя за ней на кухоньку и внезапно вспомнив о Пушкаревых. - Кто будет их есть?
- А в последнее время было кому есть, вот я и привыкла, - спокойно ответила Эльвира, и на этот раз в голосе ее, кроме обычной печали, послышалось еще и осуждение.
Андрей подошел к ней вплотную.
- Эльвира… Я не буду ничего лишнего говорить, нет времени, да и не виновата ты ни в чем. Скажи только одно: Настасья действительно собиралась к моим? Где мой сын, Эльвира?
Но если последним вопросом он намеревался разжечь сострадание в ней, то ошибся. Она нахмурилась еще больше и даже посторонилась, словно ей неприятно было стоять рядом с ним, словно трудно было поверить, что он способен на такое… какое?..
- Где твой сын? А где Настя, тебя не волнует?
- Что за чушь ты несешь? - в растерянной злости воскликнул он. - Ну конечно, где Павел - там Настя!!
- Нет, ты не понимаешь, Андрей Палыч… - Она перевернула блин и приложила к губам обожженный палец. - Подумай хорошенько над тем, нужна ли тебе Настя сама по себе. - И тем же пальцем указала на табуретку под столиком, стоявшим у окна: - Вот здесь она три часа назад сидела. Глядела в окно на проезжающие в аэропорт машины. Такое чувство, что они прыгают с обрыва, говорит. Все ниже и ниже по склону дорога… А через десять минут и сама туда «прыгнула».
Эльвира подцепила сливочного масла на нож, заботливо распределила по блину. Посмотрела на Андрея:
- Ничего такого я не знаю, Андрей. Улетели с твоей мамой - знаю. Остановятся у них - тоже знаю. Так что и ты знаешь все, что нужно знать.
Он еще побуравил ее острым, недоверчивым взглядом, в котором чего только не было - и мольба, и упрек, - но в бессилии вынужден был уйти… Хоть бы один человек нашелся, который помог бы ему!
***
Катя, Тадеуш и София Пилавские сидели в просторном кабинете Павла Олеговича Жданова… Узнав о встрече Кати с поляками, Павел пригласил их для знакомства к себе домой. Прилетевшие из Сочи жена и невестка с внуком уехали на весь вечер по делам, увиделись с гостями лишь вскользь, едва поздоровались.
То, что идея была не самой лучшей, стало ясно через полчаса после того, как домработница Татьяна разнесла горячий кофе и они уютно расположились в кабинете - на диване, в кресле… Жданов все меньше и меньше навещал офис, и Катя нередко здесь бывала - любила дружелюбную, как ни странно, ничуть не холодную тишину этого дома. Здесь она чувствовала себя ближе к Андрею... Кабинет располагался сразу справа от входной двери в дом, и его дверь была почти всегда открыта - Павлу нечего было скрывать от своих домашних. Вот через эту открытую-то дверь они и услышали звук поворачиваемого ключа. Татьяна оперативно подскочила к двери, но в дом уже входил сын хозяев дома.
Он заметил в отцовском кабинете людей и поглядел на них, как на незваных пришельцев, не понимая, кто они и что здесь забыли. Он был в черном костюме и кипенно-белой рубашке - ведь даже не заехал из офиса «Модного юга» домой. Катя жадно смотрела на него, впитывала каждую из морщинок, в которых особенно сгущалось смугловатое тепло загара…
- Добрый вечер, - все же поздоровался Андрей - но смотрел он только на Павла Олеговича. - Пап, Настя с Пашей дома?
- Они уехали с мамой в твою старую квартиру. Кажется, вещи какие-то разобрать. - Несмотря на двоякую ситуацию, Павел Олегович оставался собой. - Ты, наверное, хочешь привести себя в порядок с дороги? Иди, а потом присоединяйся к нам.
Лицо Андрея исказила улыбка… эта улыбка становилась уже привычной и теперь выражала ненужность того, что навязывали ему…
«Господи, что я делаю в этой семье? - когда он ушел, с внезапной истошной тоской подумала Катя. - Пять лет, как прикованная, на чужом месте, и сама чужая. Ведь я хотела служить, отдать все силы, ум - ему, - а получилось…»
Она увидела, каким взглядом обменялись Тадеуш и София. «Еще и это. Я мешаю ему, порчу жизнь… Работа - то, что держит его на плаву, а вся эта история топит и работу». Ей стоило усилий убедить владельцев магазина, в котором размещал свою одежду «Модный юг», что Андрей обновит коллекцию.
Сколько раз она думала обо всем этом! А вот увидела - и боль такого наполнения, словно впервые.
Напряжение Андрея нельзя было не ощутить, Тадеуш и София засобирались. Катя тоже сказала, что ей пора. Но Павел Олегович попросил ее задержаться, и она обреченно опустилась в кресло вновь. Пилавских проводила домработница, но, едва они уехали, Катя и Жданов услышали громкие голоса - Андрея и Татьяны, откуда-то сверху. Через минуту послышались шаги на лестнице - по ступенькам стремительно сбегал Андрей. Павел Олегович поднялся.
- Андрей! - окликнул он сына, мелькнувшего в холле в открытом проеме двери.
Тот остановился. Они смотрели друг на друга с дальнего расстояния, из разных помещений, словно трудно было сделать шаг и переступить порог…
- Я не могу дозвониться до мамы, - сдавленно сказал Андрей.
- Ну, что же?.. Может быть, телефон разрядился, - в некоторой растерянности проговорил Павел. - Не стоит так волноваться. Они скоро приедут.
- Да? - едко сказал Андрей. - У обеих телефон разрядился? Настя тоже не отвечает!
Спустившись по лестнице, в холле появилась бледная Татьяна. В руке она держала мобильный. Андрей резко обернулся, на лице его была смесь боли и надежды. Но Татьяна покачала головой. Для этого, надо сказать, была необходима известная доля храбрости, так как выволочка, которую устроил ей Андрей, была не из легких. Андрей изменился в лице. «Дозванивайтесь!» - рявкнул он и ушел из холла. Раздался приглушенный звук захлопнутой входной двери - мягкие современные механизмы не позволяют использовать двери для старого способа выхода эмоций…
Павел Олегович перехватил тревожный Катин взгляд.
- Он не уедет… - спокойно сказал он. - Мой сын даже в критических ситуациях не теряет здравого смысла. Понятно, что сейчас разумней оставаться здесь. Маргарита Рудольфовна с Настей могут вернуться с минуты на минуту.
- Я оставлю вас, Павел Олегович, - сказала Катя.
Она вдруг поняла: она должна сейчас быть рядом с Андреем и попробовать помочь ему. Она поняла: она ему сейчас не опасна. Его занимают совсем другие люди…
Она вышла из дома и тут же увидела Андрея: он сидел на крыльце, опустив голову. Одинокий, подавленный человек в шикарном костюме и белоснежной рубашке…
Катя подошла, встала за его плечом.
- Я сейчас съезжу на твою квартиру и, если они там, скажу, что ты волнуешься. Они могут не знать, что с телефонами что-то не так.
Он вздрогнул, но не пошевелился.
- Почему ты здесь? Что-то случилось в «Зималетто»?
- Нет… Ты же видел Пилавских - захотели познакомиться с Павлом Олеговичем.
Его плечи передернулись… в насмешке.... или в досаде...
- Не надо никуда ездить. Я сейчас поеду сам. А ты… ты едь домой, Катя.
Пронзительное чувство потери охватило ее. Над огромным двором завыл, поднялся вьюжный ветер, подхватывал листья, веточки с деревьев, заставлял стонать столбы с проводами, фонарями - а посреди всего этого две маленькие фигурки, потерявшие связь друг с другом. Все закончилось. Вот все и закончилось. И это правильно, что она не нужна ему больше.
Она медленно, затяжно, чтобы он не услышал, вздохнула. Она не нужна ему - но она здесь, и она на машине. И, как обычно бывало в гибельные минуты, ее жизнелюбивая мужественная натура призывала собраться с силами. "Ну что, Пушкарева? - услышала она насмешливый голос Зорькина. - Не можешь смириться?" Она отогнала этот голос.
- Нет, Андрей… Я хочу и должна помочь тебе.
И он, внезапно расслабившись и опустив плечи, махнул рукой.
- Делай что хочешь…
Она спустилась по ступенькам, пройдя мимо него. Ее машина стояла здесь же, во дворе, в большом гостеприимном дворе большого гостеприимного дома. Чужого дома. Открыв дверь машины, Катя оглянулась. Андрей по-прежнему сидел на ступеньке, и лицо было скрыто в тени: фонари ярко освещали фасад дома, а свет над самим крыльцом не был зажжен. Как жаль, что она не видит его лица… Это последний раз, а она не может проститься с ним даже взглядом. Даже если он сам этого не увидит, потому что упорно не хочет смотреть на нее…
Она не успела завести машину. Услышала громкое шипение - звук открывающихся ворот, и через секунду в воротах показалась отлакированная морда автомобиля Ждановых… Катя увидела, как Андрей вскинул голову и бросился к машине, увидела наконец его лицо. В нем не было ничего, кроме страха, всепоглощающего страха. Как он боится за свою семью… У нее перехватило дыхание.
Из машины навстречу ему вышли Маргарита и Павлик.
Он схватил сына, ощупал его плечи, заглянул в глаза и обнял крепко. Мальчик засмеялся и выворачивался. Маргарита удивленно глядела на него.
- Что с тобой, Андрюша? Неужели ты так испугался, что мы улетели без тебя?
- Да, я испугался. Я испугался! - Он отпустил Павлушу и выпрямился. - Что с твоим телефоном? И где… где Настя?.. - И он посмотрел вслед отъезжающей в гараж машине, словно надеялся, что там еще оставалась Настя…
- Настя попросила отвезти Павлушу, - Маргарита пожала плечами. - Ей позвонила какая-то подруга… кажется, Алла?.. Она была свидетельницей на вашей свадьбе. Теперь живет в Москве, попросила Настю заехать… - Маргарита уже рылась в сумке и, достав телефон, растерянно вглядывалась в его абсолютно мертвый экран. - Не понимаю, как это могло случиться. Я ведь не отключала его. Какой я стала рассеянной! Видимо, случайно отключила и не заметила.
- А Настя? - тихо спросил он. - С ее телефоном что случилось?
- Не понимаю, чего ты от меня хочешь, - тут же вооружилась Маргарита. - Что за нападки? Как будто я обязана следить за ее телефоном!
Она уже шла к дому, и Андрей, крепко держа сына за руку, шел за ней. У него было всё, и ничего еще не потеряно. Все потери - только в его голове. Вот только Настя… только Настя. Мысли его метались и постепенно одевались в броню. Он прекрасно знает, что Алка здесь, в Москве. И при тех отношениях, которые - временно! кризис семейной жизни! - сложились сейчас у них с Настей, она, умница, избрала верную тактику: поменьше бывать дома. И все равно ее ждет тяжелый разговор…
В дверях они чуть не столкнулись с Татьяной. Хоть Маргарита шла первой, Татьяна смотрела на Андрея. Теперь выражение ее лица изменилось. Андрей удивился спокойному, наполненному, говорящему взгляду, обращенному к нему этой малознакомой женщиной…
Пропустив Маргариту, Татьяна протянула ему то, что держала в руке и чего он не заметил. Листок бумаги, сложенный вдвое.
- Анастасия Юрьевна просила передать, когда Маргарита Рудольфовна и Павлик вернутся, - голос все же подводил Татьяну, и она была по-прежнему бледна.
Вихрь бессильной ярости вновь поднялся в нем… но в его руке было письмо. И на смену ярости пришла вдруг страшная боль, боль, атаковавшая сердце… Он не чувствовал руки, в которой держал письмо. Он вошел за Татьяной в дом, и дверь, тронутая этой онемевшей рукой, плавно, широко повернулась на петлях, заколебалась… и не закрылась. И никто из четверых взрослых людей, остававшихся в доме, не счел это странным, и никто не закрыл дверь. Так и ходили мимо, и стояли на ветру, врывавшемся со двора, - а там поднялся настоящий ветер…
- Мам, займись Павлом, пожалуйста, ему пора спать. Я скоро.
И, не взглянув больше ни на кого, не заметив отца, вышедшего из кабинета, Андрей взлетел по лестнице в комнату, в которой, бывая здесь, жил когда-то.
Уложив внука, Маргарита вернулась в холл. Словно ожидая ее, там все еще стояла Татьяна. Маргарита была обижена, расстроена.
- И что это за тайны? - горячо, но вполголоса - словно из уважения к открытой входной двери, в которую с минуты на минуту должен был войти кто-то, пока невидимый, говорила Маргарита. - Тайны, письма… Когда она передала его?
- Да перед тем, как вам выехать, Маргарита Рудольфовна. Встретила меня в коридоре и говорит: «Как хорошо, что я вас увидела, Таня! Вы не могли бы выполнить мою просьбу - передать вот это Андрею?» И протягивает письмо. Добрая девушка… не запечатала, даже в конверт не положила. Сама добрая и всех добрыми считает… Ну, я-то сроду чужого не возьму. Я, говорит, буду поздно, а Маргарита Рудольфовна с Павликом раньше вернутся, вот когда вернутся, вы Андрею и передайте. Она, наверное, хотела успеть уехать, чтобы наверняка…
Маргарита растерянным, оглупевшим взглядом смотрела на нее.
- Не знаю - что это может значить? И почему Андрей так расстроился? Он знал, что в письме, догадывался!.. И ведь она уже одела Павлика, Татьяна. А потом вдруг опять присела к нему, и давай расстегивать пуговки - у него куртка такая, молния, а сверху еще пуговицы. Сидит перед ним, пуговки расстегивает… и мне показалось, что она плачет, - я в комнате сидела и видела их в прихожей. Но она встала - и улыбалась, она же всегда улыбается. Отшутилась... И телефон, наверное, тогда же тайком отключила… Раздела, разула его, привела в комнату: «Вы знаете, я передумала, Маргарита Рудольфовна. Вы отвезите Павлушу домой - Андрей тогда не будет волноваться». Я еще подумала: как это не будет? Ну, как это не будет-то?..
Она умолкла и подняла голову… Дверь комнаты Андрея открылась. Он был без пиджака, в одной рубашке, и несколько верхних пуговиц были расстегнуты. Мать нетерпеливо дожидалась, когда, спускаясь по лестнице, он подойдет чуть ближе, но, дождавшись и едва начав свою тираду, тут же замолчала, потому что он обнял ее за плечи и заглянул в глаза.
- Мама. Я все тебе расскажу. Ты не волнуйся. Я все, все тебе расскажу, но не сейчас. Сейчас я должен остаться один.
И, отпустив ее и помедлив, точно проверяя, вполне ли она поняла смысл его слов, он вышел в открытую дверь на крыльцо. Постоял секунду и, обернувшись, взялся за ручку и толкнул дверь. Та качнулась и послушно закрылась…
Развоевавшийся не на шутку ветер чуть не оглушил его, выкруживая свои звучные вензеля, завывая, как зимой. Но Андрей, не замечая, ступил и пошел - в темноту, слепой и решительный. Он шел по двору, что-то ища невидящими, и не из-за близорукости, глазами, зовя кого-то, выговаривая одними губами чье-то имя.
…И та, чье имя он шептал, кого звал и искал, распахнула дверь простоявшей здесь все это время машины… и подбежала к нему.
- Ну что, что случилось? Почему Насти нет? Она в больнице? Что с ней, Андрей?
И он повернулся и крепко, больно схватил ее за запястья.
- Ты не уехала… Ты здесь…
- Да, я здесь, - превозмогая боль, сказала Катя. - И я помогу тебе. Поехали. Где она, Андрей?
Он непонимающе, почти зло взглянул на нее. Неужели она не знает, что Настя не вернется?
- Ее нет. И не будет. Никогда.
- Господи, что ты такое говоришь…
И она, сделав неимоверное усилие, усилие пленника, зажатого в тисках наручников и воли того, кто его пленил, заставила его повернуться и пойти к крыльцу - там, вблизи, были свет, тепло, не так неистовствовал ветер…
Андрей дошел до крыльца и упал на ступеньку. Он отпустил ее руки - и она не потирала, она бессознательно гладила их, бережно, чтобы не потерять его прикосновенья.
И снова он сидел, опустив голову, плечи, и глухо говорил:
- …Она написала, что, может быть, опять сойдется с Битовым - он ездит за нею по пятам. Летел со мной в одном самолете! И полетит за нею в Нью-Йорк… Написала, что еще не все потеряно для нее, но я-то знаю, что это не так… это все для того, чтобы я не чувствовал себя виноватым. А я так и не успел ей сказать… сказать ей, что я всегда знал, какая она! Это была такая игра… нам так было проще… Ты мне веришь? - говорил он неизвестно кому, закрывая ладонями лицо. - Ты мне веришь?
- Верю, я верю тебе. Посмотри… посмотри на меня, Андрей. - И Катя робко дотронулась до его рук, скрывавших лицо. - Ну, почему ты на меня не смотришь…
Она не ждала, что он выполнит ее просьбу. Но, застыв, он убрал руки от лица. И посмотрел на нее очень долгим взглядом очень темных глаз, в которых не было сейчас ни страдания, ни растерянности - именно в эти мгновения не было.
- Ты не понимаешь? - спросил он.
И она отступила на шаг - потому что не было сомнения, что он смотрит на нее; что звал именно ее; что все понимает и осознает…
И сдвинулись с места стрелки часов, вырвались, бросились вперед…
Андрей встал, протянул руку и, отведя ладонью волосы, обнял ее голову. Посмотрел простым, любящим взглядом... И вдруг наклонился и прижался лицом к ее плечу.
И, чувствуя, что боль опять захлестывает его, Катя погладила его по голове.
- Мы еще можем остановить ее… - тихо сказала она. - Мы ведь знаем, где она. Поедем вместе, и…
- Нет, - он выпрямился. Его рука лежала на ее плече, как в тот далекий вечер в Париже. - Мы не должны. Она попросила НАС остановиться. Прыгнула, чтобы мы выбрались. - И он посмотрел поверх ее плеча, в темноту, и в глазах его был странный блеск - быть может, от так и не пролившихся мужских слез; быть может, он говорил последнее прости той, которой так и не удалось помочь ему дойти до нее…
Он обнял Катю.
- Теперь я долго буду на тебя смотреть. Каждую минуту, каждую секунду буду смотреть на тебя. Катя… Какой долгий путь мы прошли. Не верится, что все это могло случиться с нами, все должно было быть по-другому, верно? Столько людей живут, не любя… А я люблю тебя еще больше. Настя так сказала: я люблю тебя еще больше. Вот и я могу так сказать о тебе. Я не хотел думать о тебе и не мог не думать… А думать было нельзя. Каждый раз, отталкивая тебя в мыслях, я убивал не только себя, а я хотел, чтобы тебе жилось теплей и легче… Ты так много значишь для меня. Я сделаю для тебя все, все, что было твоим и чего ты не получала. Ты меня не оставишь?
Он нахмурился и посмотрел ей в глаза. В его взгляде было все то, что ожидало их: нелегкий, со многими возможными потерями путь; примирение с отцом, возвращение в «Зималетто»; соединение двух одинаково любимых городов и людей в этих городах; жизнь с его сыном - и матерью его сына, хранящей для него свое тепло, незримо витающей между ними.
- Я не оставлю вас, - быстро прошептала Катя и снова спрятала голову у него на груди. - Я пройду с тобой все, что потребуется пройти. Я когда-то мечтала служить тебе всю жизнь… Потом обида убила меня, меня, но не это… Потому что я… я…
- …ну, скажи - улыбнулся он. - Скажи то, что говорила когда-то, что написала в том письме. Помнишь…
- Я всегда о тебе помнила, Андрей. Я приезжала в твой город… видела тебя с Настей… Я не могла не поехать, потому что я… потому что - я люблю тебя и всегда любила.
Она приподнялась, и потянулась к нему лицом, и он, не дожидаясь, истосковавшимися губами перехватил ее губы. И ветер в ту же минуту стих - он прислушивался к своей собственной, на сегодня не запланированной нежности, его уделом должны были стать страдание и суд совести, суровый удел, - а он нежничал, плавился, и стыдился себя, и пытался перебороть - но попытки становились все слабее и беспомощней…
И не это ли было лучшим доказательством…
***
«…Милый, любимый, любимый мой Андрей!.. Я знаю, ты будешь сердиться, поэтому пишу тебе это письмо. Не сердись и пойми. У тебя все будет хорошо. Скоро у тебя будет «Зималетто» и будет Катя. У вас родится ребенок, это я тоже знаю. Мне кажется, что это будет девочка. И мне кажется, ты будешь ее очень-очень любить. Но ты ведь и не умеешь по-другому, правда? Ты так искренне, так навсегда привязываешься к людям. К любящим тебя людям.
Ромка повсюду следует за мной. Уже давно - как чувствует что-то и боится пропустить «момент». Я позвонила ему из аэропорта - представила, что он почувствует, когда узнает, что пропустил, так жалко его стало… Он уже звонил мне из Москвы, только что. Я ему сказала, где буду. Ты тоже это знаешь - но ты не поедешь за мной… Потому что Ромке можно ехать, а тебе нельзя. Он меня все еще любит. Ты представляешь? Наверное, ты этого не знал. А я знала. Он говорит, что полетит за мной в Нью-Йорк, что у него давно готова виза, а тебе он что-то там наврал и ты его отпустил. Он тебя уважает и любит как руководителя, как все там у вас в «Модном юге». А я для него - это другое, это не касается работы…
И, знаешь, эта мысль не отталкивает меня. Может, и я позабыла что-то свое, нужное в прошлом?
Так что мы оба с тобой - будем жить, мой любимый.
Ты спросишь, откуда я знаю все это, почему так уверенно говорю. А я всегда чувствую, что будет. И в маленьком, и в большом. Помнишь, ты вернулся из Москвы - и никто, кроме меня, в это не верил… А когда ты пригласил меня на концерт в Летнем театре, подъезжая, я подумала: он принесет мне розы. Много, много розовых роз… Вот как я чувствую, Андрюша…
Но все-таки, наверно, есть предел. Чувствую в большом, но не в ОЧЕНЬ большом, наверно. Обманулась - бывает. Но, знаешь, люди, которые знают жизнь, говорят, что такое счастье может долго продлиться - а может не наступить совсем. И не от той вашей встречи это зависело… Откуда приходит, куда уходит, никто не знает, так же, как никто не знает, откуда приходим и уходим мы сами. Я так рада, что к нам - приходило…
Самое страшное, как ты понимаешь, это наш Павел Андреич. Но я и здесь знаю, что с ним все будет хорошо. Ты не допустишь плохого. Но это трудно, ты прав. Вот я пишу - и не верю. Думаю, до последнего мига не смогу поверить, что оставляю его.
Но иначе ты меня не отпустишь. А я - всего лишь тень - вместо той, которая отказалась от тебя, потому что любит больше себя и больше самой своей жизни. Только что я увидела ее в вашем доме и подумала: пора...
И я отказываюсь от тебя.
Когда предчувствия становятся иллюзиями, нужно перестать полагаться на предчувствия. На что же положиться?
На себя.
Каждый из нас троих знает ответ.
На свою волю посчитать цену, которую платит кто-то другой за то, что для тебя бесценно.
И на свое отчаяние, достаточное для того, чтобы оборвать этот торг…
Конец второй части
Последний раз редактировалось natally 02 ноя 2012, 14:06, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Надеюсь, в третьей части она найдет счастье, которого, несомненно, достойна. 
Неужели только, чтобы Андрей не стал ее разыскивать... Что его тоже соответствующе характеризует! 
.
),докатилась даже до того,что при расставании в угоду своему божку оставила сына. Зато какая благородная и "любящая",пусть Андрюша оценит,какую женщину потерял. 
