II
Берг появился утром в понедельник - к этому времени уже было известно, что в отеле, куда они собирались ехать вместе, ни её, ни Зорькина – нет…
На то, что нормальный человек сделал бы сразу, у него ушло больше недели… но даже недоумевать по этому поводу он начал не сразу. И тогда ещё не недоумевал. Позвонил вяло и не особо сознательно – и тут же попал на какую-то крикливую испанку, по всей вероятности, исполняющую роль администратора. На смеси французского и английского пытался ей втолковать, что ему нужно, но она в последний раз выкрикнула что-то и в трубке прочно воцарились короткие гуди. Он разозлился, очнулся. А тут ещё непокорный кот тихо царапал фанерное днище дивана… в общем, во второй раз в трубке было уже вполне адекватное мяуканье, и даже на сносном русском.
Но - нет таких у них! Нет. И никогда не было. Хотя, простите… апартаменты были забронированы на некоего господина Жданова и госпожу Пушкарёву, но бронь просрочена и в апартаментах живут другие господа…
Он швырнул трубку, мобильный оставил дома и до поздней ночи бродил по каким-то помойкам – уехал на окраину, где потише и потемней. Все выходные проторчал дома - надо же было и коту дать время свои дела сделать, раз уж по причине бойкота подвергает себя угрозе голодной смерти, гордец несчастный.
Утром в понедельник он мрачно и задумчиво смотрел на Малиновского, встретившего его в холле (обычная ежедневная примета после победного заседания суда), но о звонке в отель так и не сказал. Как подумал, что опять дымок его курений глотать придётся… А потом в кабинет заглянул Урядов:
- Андрей Палыч, тут такое дело… В отдел кадров обратились, разыскивают одну нашу сотрудницу… Дело в том, что я просто не знаю, что отвечать! Это немыслимо!
- Ничего не отвечать. На каком основании вы предоставляете посторонним сведения о сотрудниках? Георгий Юрьич, вы в своём уме?!
Урядов несколько озадачился. Да, Жданов в последнее время сам «не в своём уме», но чтобы настолько. Да если б он знал, он бы и не сунулся к нему.
- Андрей Палыч, виноват. Такое больше не повторится. Но дело же не совсем простое, я думал, это может быть вам интересно. К тому же я действительно в замешательстве… хотелось бы прояснить…
- О чём вы говорите, Георгий? Какое дело? Что прояснить?
Он чувствовал, как игла впивается в висок. Он совершенно не мог заниматься делами. Он давно должен быть в отпуске. Он и есть – в отпуске. В Испании, на солнце. А здесь – здесь потерялось бренное тело его.
- Ну, в каком, так сказать, ста-ту-се госпожа Пушкарёва находится? Уехала в трудовой отпуск, а прислала по факсу -заявление об увольнении… Есть у нас, собственно, финансовый директор – или нет? А? Андрей Палыч?..
Игла выпала… нет, превратилась в сверло. И пошла сверлить дальше, глубже, ввинчиваться, дробить… Он сидел, выпрямившись и почти перестав дышать. Статусе? Каком статусе? Да – в каком статусе?..
Урядов понял, что ничего путного не дождётся, и начал пятиться, и уже почти закрыл дверь, но он тоже понял – понял главное, то, что Урядов считал главным, и странно-тонким голосом остановил его.
- Постойте, Георгий!.. Вы говорите – разыскивают? Кто-то пришёл в отдел кадров и разыскивает Катерину Валерьевну?
Урядов с сияющим лицом вновь ворвался в кабинет. Так в кино снимают дубли…
Брависсимо. Наконец-то дошло: некий иностранный (с чистейшим русским) господин интересовался – нельзя ли как-нибудь связаться с ней?..
Действительно, подумал он: нельзя ли как-нибудь…
- Георгий, пришли его сюда. Сейчас же. Я сам займусь этим, - сказано всё было безразличным и уже его обычным голосом.
Через пять минут в кабинете появился Борис Берг. Не намного старше его самого – лет тридцати пяти, с мягкими рыжеватыми, напоминающими львиную гриву, волосами и крупной же, как у льва, головой. Улыбка у него была застенчивой и как будто с хитрецой.
Но он поймёт почти сразу же: Берг не был хитрым. Его конечной целью всегда была правда, и, конечно, он был другом, а не врагом.
И тогда ещё, в тот самый первый день, он что-то такое почувствовал. Впервые на месте Малиновского сидел другой человек – он вдруг отчётливо ощутил, что Борис мог бы занять место Малиновского. Но не исповедника, учителя, направителя, скрытого «я», наконец… Просто человека, которому можно рассказать всё. Или почти всё.
А он и рассказал. Не сразу, конечно, спустя несколько дней, когда Берг, уже исполняющий обязанности финансового директора «Зималетто», после окончания рабочего дня зашёл к нему и он предложил ему выпить… Но это было позже, а в тот день, улыбаясь, Берг мягко начал свой рассказ. Казалось, они сидят за столиком в уютном маленьком ресторане – с ним всегда так казалось… Кабинеты не пугали его – Жданов это сразу понял, и Берг отдал дань его чуткости, тому, что он не стал делать неприступный или слишком занятый вид.
Собственно, всё просто было. Берг долгие годы работал в Германии. В одном из крупных банков города Ш***, и в этом же банке стажировались студентки из МГУ… Катя Пуш-ка-рё-ва (Берг плавно вытягивал слог за слогом) - и Ольга Карпова; Катя уехала в Москву, а Оля вышла замуж. За коллегу Берга, работавшего в том же банке, - и уже несколько лет (есть ребёнок) она живёт в Ш***.
На прошлой неделе она попробовала сделать то, что давно собиралась, - разыскать Катю… Позвонила по старому телефону, который был у неё. И действительно, родители Катины были на месте. А сама Катя – нет. И родители ничего о ней не знают, по крайней мере, так говорят. А мобильного нет – это тоже родители сказали...
Он, Берг, окончательно вернулся в Москву. После долгих размышлений пришёл к выводу, что немецкий его период закончен… знаете ли, подведение итогов, осмысление и всё такое… он смеялся отрывисто, забавно, немного резало слух поначалу… С семьей ничего у него не вышло. Жена долго «привыкала» - не любила потому что, - но привыкнуть так и не смогла…
Ольга попросила его зайти к Пушкарёвым – на месте выяснить; ну, не может же быть, чтобы люди ничего не знали о родной дочери. Единственное, что удалось узнать от них, - весь последний год Катя работала в «Зималетто»…
Узнав, что Жданов и остальные сотрудники в одинаковом с ним положении, Борис вздохнул только.
- Ну что ж, видно, просто не везёт, - поднимаясь, сказал он. – Странная история, но, может, она только кажется странной? В любом случае вмешиваться в чужую жизнь нужно очень осторожно – и Ольге это не нужно, она решит дождаться, пока появятся какие-то сведения…
- Подождите, Борис, - глухо попросил он, отводя глаза. – Расскажите мне… Ведь вы общались с ней, когда она жила в Германии?..
Берг обратил на него свой спокойный взгляд. И не стал задавать вопросов.
Но и на его вопросы толком ответить не мог: что он знал о ней? Он и видел её только мельком, это потом уже с Ольгой через её мужа подружился… Большой ли у него опыт работы экономистом?.. О да, пятнадцать лет – в Москве, в Германии…
- Оставайтесь, Борис. Нам сейчас нужна помощь.
- Это большая удача и честь, Андрей…
Назавтра Берг уже «исполнял обязанности». И через несколько дней зашёл к нему - они разговаривали, Борис листал какой-то журнал, из тех, что вместе с другой почтой, если не забывала, клала ему на стол Клочкова. Мягкий электрический свет делал кабинет уютней, меньше.
- О, выставка янтаря скоро, - пробормотал Берг и вдруг улыбнулся своей застенчивой, затаённой улыбкой. – Была у моей жены бар-хот-ка…
Берг растягивал, тянул слова, и они становились значительней.
Он поднял голову. Что испытывает этот человек, вынужденный начать жизнь с нуля, лишившийся любимой женщины – как он живёт вообще?..
- Вас что-то мучает, Андрей, - продолжая листать журнал, спокойно сказал Берг. – Или, может, я что-то не так сказал? Об этой выставке? Или своей жене?
Неважно. Неважно, в чём причина, важно, что ему захотелось рассказать. Без сложностей, подводных течений и игр, без осторожностей и страха, - просто рассказать, чтобы выслушали. Раньше это делала она… Теперь ему нужно было, чтобы выслушали – о ней.
В общих чертах он поведал Бергу о случившемся – с самого начала… Берг слушал внимательно, серьёзно, потом спросил:
- Вы полюбили её?
- Что?..
- Вам жаль терять её. Вам трудно без этой девочки.
- Да, - неожиданно легко признался Андрей. – И ничего удивительного. Я действительно любил и люблю её – как человека, как друга, который помогает во всём и никогда не предаст.
- Вам повезло, Андрей… с вашей застывшей капелькой. Это не булыжник, как у меня. Он только лежит на дороге и мешает двигаться дальше.
Он уже вновь собирался «чтокнуть» (появилась у него эта дурацкая привычка, которую он терпеть не мог в других – переспрашивать, чтобы выиграть время на обдумывание). Но сейчас он действительно не понял! Но и не переспросил.
Сказал только устало:
- Но ведь всё оказалось не так. Она… - Но взгляд его застыл вдруг, стал стеклянным. – Нет, она всё сделала правильно, Борис…
Берг невозмутимо кивнул.
- Вам кажется, что она отняла что-то у вас, но всё зависело от того, сколько вы сами были готовы дать ей. А про капельку… янтаря - знаете, почему я сказал? Вы ведь недаром завели этот разговор после того, как я сказал о выставке. Я не знаю, может, и в чём-то конкретном дело… - Берг посмотрел на него, но глаза его, хоть и ожили, были непроницаемы. – Но ваши отношения сейчас напоминают этот камень. Они застыли, обрели твёрдую форму, но они – как что-то живое, прозрачное, что-то, что можно посмотреть на свет. Чем вы сейчас ежеминутно и занимаетесь. Я не прав?
Он долго молчал.
- Правы, Борис. Когда-нибудь… когда-нибудь я расскажу вам всё… всё. Может быть, тогда я не буду казаться вам таким подлецом.
- Главное, вам самому во всём разобраться. Ну, и найти Катерину не мешало бы. Хоть я почти и не знаю её - беспокоюсь… Люди не пропадают просто так. Может быть, ей нужна помощь…
А он понял это ещё в тот день, когда Берг только появился в «Зималетто», как только её имя произнёс, рассказывал, как её искали… Едва они ударили по рукам (всё произошло быстро и естественно – Берг словно был послан с небес, сейчас, когда фирма осталась без экономиста), он поехал к Пушкарёвым. В конце концов, имеет право… Столько месяцев жил сказкой о её любви – он не придумал её себе, она сама говорила «люблю» - он имеет право!..
Родители были радушны, улыбчивы, но – руками развели.
- Но как-то же вы связываетесь с ней? – теряя терпение, спросил он. – Неужели совсем не знаете, где она, что с ней?
- Не знаем. Не знаем, Андрей Палыч. Уехала отдыхать, хотела, чтобы не беспокоили… - Её отец устремил на него острый взгляд. – Что-то случилось? Напутала что-то с документами?
- Нет-нет, ну что вы, - сразу смягчился он. – Просто мы волнуемся… и знакомые из Германии разыскивают Катю. В «Зималетто» обращались, спрашивали…
- Да-да, звонила эта девочка. И немец приходил… Но, к сожалению, мы не смогли им помочь.
Он долго смотрел её отцу в глаза. Отец, конечно, знает, где она, иначе не был бы так спокоен. Но спокоен – это значит, что с ней всё в порядке.
Лежит сейчас где-нибудь на пляже под солнцем, в обнимку со своим Зорькиным…
Выходя из подъезда, он столкнулся с парнем в очках и длиннополом пальто, и тот задержал на нём взгляд, но он не заметил - заметил и тут же забыл. О ней не удавалось забыть. Но надо было!.. Малиновский прав: всё закончилось. У неё всё хорошо – и достаточно. Как-то надо жить дальше – жить, как раньше.
Удавалось с трудом, почти не удавалось. Из бара, куда всё-таки затащил Малиновский, он сбежал – но в тот вечер, когда в залитом приглушённым медово-жёлтым светом кабинете он откровенничал с Бергом, его ждала Кира.
Наконец-то она дождалась! Накануне он пригласил её в ресторан. Неожиданно пришла к нему утром, жалела, не задавая вопросов… Она чувствовала, что с ним что-то не так, - и сочувствовала. Даже о Кате плохо не говорила. Почти. Как умела – не говорить плохо.
- Я знаю, ты привык к ней, а она бросила тебя. Но работа продолжается, Андрей! Я не узнаю тебя. Ты так радовался, когда стал президентом. На Пушкарёвой не сошёлся клином свет. Ну, уволилась и уволилась, так ведь теперь и Борис Александрович у нас есть. Бери себя в руки и работай… Отпуск?.. Не знаю, может, сейчас это уже не лучшая идея?..
Не нравилось ей, что он продолжает твердить об отпуске. Она так обрадовалась, когда оказалось, что он никуда не едет. Этот год был самым трудным и в её жизни. Она уже свыклась с его легкомыслием, с тем, что он любит многих и никого, - но с тех пор, как одна из первых его коллекций провалилась, его лёгкую, невесомую прежде душу придавило, присыпало чем-то новым, так же, как на землю примерно в то же время лёг первый снег. Может, и с Пушкарёвой, с её круглосуточным присутствием рядом с Андреем Кира бы со временем смирилась – но ведь одержимость этой карьеристки, а вместе с нею и влияние на Андрея, набирала обороты. Они же до основания разрушили компанию!.. Ввели франшизы, сломали систему сбыта – то, что она нарабатывала годами, чем гордилась… сколько нервов она потратила, сколько ночей не доспала…
Но главное, главное всё-таки – постоянно маячил призрак нелепого бесполого существа, фактически завладевшего человеком, которого ей самой так и не удалось завоевать… Ей ведь даже пришлось проглотить чудовищное разочарование - от того, что он не оценил её голосования на совете акционеров, а она так на это надеялась, в таком воодушевлении была. Но Пушкарёва уже стояла перед ней и всё больше заслоняла – так, что у Киры не было шансов никаких…
Когда она узнала об увольнении «серого кардинала» - она долго не могла поверить. Не разрешала себе вопить внутри от восторга. Ведь ещё недавно она думала об обратном: как-то стремительно сгущалось, продолжало меняться всё, шло к полному воцарению Пушкарёвой. Она даже внешне изменилась – и Кира уже совсем без уверенности, и прежде шаткой, больше видимой, насмехалась над ней и разделяла чужие насмешки. И это злило её, выводило из себя, пугало. Что дальше? Это существо с проявившейся женственностью займёт место самого Андрея? Или… место около Андрея – на вполне официальных уже основаниях? А Кира бы уже не удивилась… Эти совпавшие отпуска, никого больше не насторожившие, - ей спать не давали…
И вдруг – свобода. В несколько дней – конец целой Эры. Эры Пушкарёвой!.. Какой-то парнишка с милой фамилией Зорькин (Клочковой удалось подслушать кое-что) разом положил конец всем её мучениям. Но, даже и осознав, Кира не позволила себе быть опрометчивой. Только бережностью и пониманием можно было его привести в себя… Его страдания бесили её, но она обязана была считаться с ними. Что-то, похожее на надежду, завитало в воздухе вместе с последними листьями, которые сбрасывали деревья…
Он смотрел на неё. Она любит его. Любит давно, без ответа. Она хотела с ним семьи и детей и поэтому остаётся одна. А те, в ком нуждается он, - бегут без оглядки, под диван забиться готовы.
Это уже становилось невыносимым.
- Как у тебя сегодня с вечером? – спросил он. – Есть дела?
Кира просияла, ресницы дрогнули.
- Это неважно. Это всё неважно… уже. Ты… ты хочешь меня пригласить куда-то?
- Ну, выбор небольшой, - бодро улыбнулся он. – Посидим где-нибудь… Ты не против?
- Нет… Я не против…
Малиновский поднял бровь и после минутного обдумывания решил, что это - неплохо. Хотелось бы, конечно, завалиться куда-нибудь, разнести в клочья весь здравый смысл, веселиться до потери сознания – как раньше, но и Кира – неплохой вариант… «Главное – не терять контроля, Андрей!». Получив одобрение, он кивнул и наконец-то забыл о Малиновском. Это было облегчением: с той самой минуты, как они с Катей вышли из лифта, вернувшись из суда, Малиновский не оставлял его в покое. Это называется – капать на мозги. Он уже бегал от него!.. Вечером того же дня снова стоял с нею у лифта – как всегда; как много и много вечеров до этого, - а Малиновский подкарауливал их, словно и не сходил с этого места. Любимое место его теперь было – бар, просто пост наблюдательный или командный… И несколько вечером подряд он останавливал его и напоминал, напоминал… Она теперь тебе – никто… Зачем ты возишься с ней… Жалко?.. Она большая девочка, а ты ей ничего не обещал…
Но он не слушал его. Слова влетали и вылетали, не оставляя ни малейшего следа. Пока стало не так просто отмахнуться – от её собственных слов…
Он ведь так и подумал тогда, после самых её первых слов того бреда о Зорькине: «И она туда же?.. Сговорились они, что ли?..» Пока не стало ясно, что всё всерьёз… Освободила его! Радуйся, идиот! А он хандрит и всё «капельки» мусолит-вспоминает…
Но после разговора с Бергом всё с Кирой уже прошло не так, как он рассчитывал. Он скучал, томился, думал о коте. Она грустно наблюдала за ним. За его рассеянным взглядом. О том, чтоб пригласить его к себе, не было и речи. Она представляла себе, как непонимающе, озадаченно встретит он это приглашение – которое ей самой дастся всеми этими годами, всем своим одиночеством, тоской по тому времени, когда высокий и худощавый черноволосый мальчик признавался ей в любви. Нет, это слишком дорого – для того, чтоб отдавать сейчас. Что он там нёс ей, пьяный, в милицейской машине?.. «Кирюшенька, дурочка, одумайся, любишь такого, как я… Я свинья, найди другой объект, он ответит тебе взаимностью…» А ведь все эти годы молчаливая договорённость была – ни слова о её отношении к нему. И он ценил её деликатность, и сам был деликатным… Но вот – дрогнуло что-то, как от первой трещины раскалывается на льдины казавшийся вечным лёд. Сначала – эти его пьяные слова, потом вот – ресторан…
А толку? Он всё равно не видел и не слышал её. Малиновский предупреждал её, и сейчас она то и дело вызывала его инструктаж в памяти – чтобы продержаться, протерпеть. И в его последнем взгляде на неё, когда они уже поднялись из-за столика, - прояснившемся наконец взгляде – благодарность была. Не досада, не жалость – спасибо и на этом…
- Слушай, давай я помогу тебе с котом, - поощрённая этим взглядом, сказала она. – Что ты носишься с ним? Подобрал – молодец, но, в конце концов, можно же хозяев найти? Позвоню знакомым, заберут…
Он так посмотрел на неё… Она испугалась. Побледнела даже. Творится что-то с ним чуднОе, непонятное. К коту вот привязался. Андрей Жданов. Мир сошёл с ума…
«Господи-и… ну, и ду-ура…» - тоскливо и обиженно думал он, освободившись от неё наконец – отъезжая от её дома. Забрать кота! Когда он ещё не помирился с ним!
…Мысль грохнулась на него, как пятитонная плита. Он остановился, открыл окно. Шум города, тяжёлый сырой вечер обняли, затащили в себя… Где-то там может быть и её голос, её шаги.
Помириться! И отпустить! И тогда она сама отпустит!
Легко сказать. Как он «помирится» с ней (он смутно представлял себе – за всё попросить прощенья? За всё? За то, чего она не знает? За то, что плохо обращался с ней?..), если даже не знает, где она, - и она не хочет, чтобы знал? Н-да, разнообразие на нуле… Одно и то же, одно и то же – где она? Как услышать, как увидеть её?..
Помрачнев, он тронулся с места. Нет, всё это блажь. Вернуться к тому, от чего недавно стало легче: забыть. Перестать об этом думать наконец! Перестать - смотреть в календарь, спать на диване, заходить в спальню, только чтобы открыть шкаф! «Я не представляю, как жила без тебя раньше… Мне кажется, если тебя не будет – я умру…» Не думать, не думать, не вспоминать!..
Не вспомнишь тут.
Назавтра в кабинет постучал Борис:
- Андрей, можно? Пять минут, не больше. У меня сведения из банка: на наш счёт поступила некоторая сумма.
- Первые продажи из регионов? – пожал плечами он.
- Нет, для этого ещё рано. Коллекция только что поступила в магазины. – Борис помолчал. – Деньги через банк «Ллойд Моррис» перевела фирма под названием «Ника-мода». Вам что-нибудь говорит это название?
- В некотором роде, - онемевшими губами ответил он. – Какая… сумма?
Борис молча положил перед ним листок. Он не поднимал головы. Так прошло несколько минут.
- Если я правильно понимаю, это та фирма, о которой вы мне рассказывали. Её владелицей была Екатерина.
Бергу показалось – Жданов ответил что-то, но Берг не расслышал и переспросил.
- Бы-ла, - повторил он. И медленно поднял голову. – Вы можете… можете как-нибудь узнать, существует ли ещё эта фирма?
- Постараюсь. Я вам позвоню… нет, приду.
- Спасибо, Борис.
Может ли вообще существовать что-то – с нулевым счётом?.. В ладошке зёрнышек не осталось…
Можно было расхохотаться, как в прошлый раз.
Но для начала он сбросил со стола птичку. А потом – и всё остальное, что было на столе. Тоже – как в прошлый раз… Зорькин-синица клюёт из её пустой ладошки, женится на ней – нищей!.. А ему, журавлю ручному, только зёрнышки от неё нужны были… Ну, вот она и свои ему отдала - только чтобы ничего общего, ничего общего… Монитор закачался на краю стола, повис криво…
Но пить он не стал. Стиснул зубы. Достал мобильный. Можно было и не пробовать (не для того она решилась, чтобы отвечать на звонки), но он попробовал. Три раза. Хотел отшвырнуть и мобильный, но стиснул зубы ещё крепче и набрал другой номер.
- Кира, это я…
Когда он, уже в куртке, выходил из кабинета – в приёмной встретился с Бергом.
- Андрей, «Ника-мода» в стадии ликвидации…
- Я рад, - хмуро ответил он и прошёл мимо.
Не обидевшись, Берг задумчиво смотрел ему вслед…
|
Но ответ дам в тексте, ладно? Собственно, это один из ключевых моментов.
Ничего из периода ФР сериала в рассказе не было.
Спасибо!