«Книжное обозрение» №8 (2278)
Back in USSR
Цитата:
«Утиная охота» в постановке Павла Сафонова на сцене «Другого театра» начинается со звуков песенки «Back in USSR». В те славные годы еще не знали сотовых телефонов, верили в научный прогресс и писали доносы. На \Александра Вампилова тоже написали – после того, как в 1970 году, когда Марк Сергеев, редактор альманаха «Ангара», дождался момента, чтобы главный цензор ушел в отпуск, и поставил «Утиную охоту» автора в номер (прежде ее отклонил «Новый мир» под смешным предлогом: «мы пьес не печатаем»). С тех пор пьесу официально не запрещали, но и печатать отказывались: только в 75-м году, уже после смерти драматурга, в свет вышел сборник его произведений вместе с этой драмой. Потом за нее брались в Студенческом театра МГУ (где режиссером выступил Роман Виктюк, а одну из ролей сыграл Ефим Шифрин), в театре им. Ермоловой, несколько раз, несколько раз во МХТ им. Чехова (в постановке Олега Ефремова, с актерами – Андреем Мягковым, и Александра Марина – с Константином Хабенским и Михаилом Пореченковым). Был также фильм Виталия Мельникова – «Отпуск в сентябре», где главную роль исполнил Олег Даль.
«Утиная охота» - это советская классика. Но данный спектакль «советским ретро» назвать нельзя. Кафе «Незабудка», «состоите ли в комсомоле?», квартира, которую выдают «за заслуги» на работе, платья с рукавом фонарик – вот, пожалуй, и все: других атрибутов советского времени здесь нет. А эти – они всего лишь присутствуют, не больше. И «советское время» существует здесь просто как прошлое, которое есть у любого человека, кроме маленького ребенка. При этом Сафонов постарался сделать так, чтобы зритель не воспринимал все увиденное под знаком «прошлого», и его актеры играли без «исторической оглядки», без скидок на время, без иронии по отношению к тем людям, - то есть та, чтобы их персонажи вели себя, словно живут они здесь и сейчас. Вероятно, он попытался сделать пьесу Вампилова современной, и, вероятно, ему это удалось. Но сказать, что она получилась в его переводе трагедией, вряд ли можно.
Пьеса Вампилова – это приглашение. Пожалуйста, ответьте на вопрос: «Что для вас самое главное в жизни?» Назовите что-то одно, без чего вы не смогли бы обойтись, без чего вы – ничто, абсолютное ничто, пустое место. Когда главный герой, Виктор Зилов (Владимир Епифанцев), с Галиной – женой (Ольга Ломоносова), приглашают в квартиру, чтобы отпраздновать новоселье, все, конечно, приходят с подарками. И вот кто-то, прежде чем вручить свой, - прежде чем его откроют, освободив от оберточной бумаги, - просит угадать, что же там лежит, завернутое, в коробке: «Это то, что ты любишь больше всего на свете. Ну же?!». И пока Зилов в легком замешательстве, остальные – уже веселые, уже чуть пьяные – принимаются кричать наперебой: «Работа? Друзья? Женщины? Жена? Любовница! Ха-ха-ха». Оказалось, охота, о которой мечтает Зилов: снаряжение, патроны, деревянные муляжи уточек и оно – большое коричневое, длинное. Ружье, которое, по злой традиции, наверняка в шутку придуманной Чеховым, должно позднее выстрелить. А пока – есть время поразмышлять над списком. Вампилов так построил свою драму, чтобы на ее протяжении можно было перебрать все пункты, отбросить одни, проверить «надежность» других, оставить один главный – если он вообще есть, конечно. Причем это приглашение для всех: в первую очередь, для Зилова, еще для Галины, для Кузакова (друга), для Кушака (начальника), и для вас. У каждого свой список.
В течение двух с лишним часов, пока идет спектакль, вы должны пройти этот пусть, чтобы решить, чтобы определиться. И каким он будет – ваш путь – никто не знает: все зависит от вас.
Павел Сафонов: «Это история про ослепленного человека»
- Вы любите ходить в театр? Не как на работу, а вообще?
- Скорее, люблю. Не могу сказать, что всегда получаю от театральных постановок ощущение чего-то особенного: все-таки он слишком тесно связаны с профессиональной деятельностью. Но вообще довольно часть я ожидаю, что встречусь с чем-то необычным, что увиденное на сцене станет для меня глотком чего-то нового.
- Часто ожидания оправдываются?
- Иногда оправдываются, но чаще потрясения я не испытываю, не могу сказать, что спектакли оставляют после себя глубокий след.
- А как выглядит это удачное воплощение замысла – «глоток чего-то нового»?
- Для меня это всегда связано с чем-то уникальным, с проникновением режиссера и актеров в материал, с приближением, к истине, которую удалось приоткрыть. В идеальном спектакле, о котором мы говорим, должны по-настоящему соединяться форма и содержание. Хотя многое зависит и от меня лично? В каком я настроении, в каком состоянии т.д. а бывает, что все сделано так, что тебя захватывает – иногда даже не поймешь чем.
- То есть вам больше нравится удивляться, чем видеть, что режиссер понял пьесу, с которой вы тоже знакомы?
- Да, я думаю, интереснее смотреть на то, что ты не предполагал увидеть именно таким, если читал это произведение, слушал его, знал.
- А про «Утиную охоту» как давно вы знаете?
- Знаю я ее давно, но занимался пьесой лишь последний, небольшой, период – года три-четыре. А раньше я о ней просто слышал, но саму ее прочесть как-то не удавалось, только что-то видел: какие-то кусочки из театральный постановок, из фильма. Целиком я не видел ни один спектакль.
- Почему вы взялись за Вампилова?
- «Утиная охота» возникла, когда мы в театре решали, что мне делать после постановки Стоппарда. Хороших современных пьес не так много. Мне сложно найти современную пьесу, адекватную себе, ну, или, моему ощущению театра. В тех, что я знаю, мне не хватает объема, не хватает остроты, каких-то поворотов. Иногда есть острота, но нет чего-то другого. Или язык не кажется адекватным. Так, перебирая разные варианты, мы и вышли на «Утиную охоту». Конечно, она не совсем современная, если говорить о дате ее написания. Но «Утиная охота», мне кажется, не была до конца реализована, а сегодня она может прозвучать интересно. И мне тоже было очень интересно работать с ней.
- А что стоит за словом «интересно»? что такое важное, волнующее – как читатель, и притягательное, привлекательно – как режиссер, вы нашли в ней?
- Мне сложно разделись в себе читателя и режиссера. Когда я читаю пьесу – любую – я сразу стараюсь представить, как бы это могло выглядеть на сцене. Она ведь для этого и предназначена – она не предназначена только для чтения. А язык… В этой пьесе он местами даже устарел. Мне интересно действие, которое происходит: настоящее или скрытое, - какая-то динамика, сама история. И типы: жена, любовница, муж. Мне интересна ситуация, которая безусловно, очень современна. Вот человек, живущий в обществе: у него есть жена, у него есть друзья, у него есть работа – у него есть то, что есть у всех и сейчас. И вот такой, какой он есть – успешный-неуспешный, этот человек пытается в итоге уйти из жизни. Это так, в двух словах. Почему? И разве не бывают такие истории и сейчас?! Бывают. Почему же так происходит? Мне интересно разобраться в причинах, в том, почему и что он ищет, почему неудовлетворен.
- Ваша постановка начинается с песни «Back in USSR». Однако в целом нет впечатления возвращения в «советскость». Зачем вам была нужна эта песенка?
- Песенка – это почти случайность. Она понравилась мне своей легкой иронией. На самом деле мы назад – в то время – никого не тащили.
- Значит, она носила исключительно формальный характер?
- Формальный, да. Это маленький кусочек формы, не очень сильно и не очень Глубоков связанный с содержанием. Просто она могла тогда звучать – теоретически. Но могла звучать и дугая песенка. Мне показалось, что это легкая шалость, отчасти шутка. Ну и хороший ход: когда человек утром просыпается под одну песенку, днем с ним что-то происходит – разговоры, воспоминания, - и он поворачивается едва ли не на 360 градусов, меняется почти кардинально, - а вечером звучит та же сама песенка.
Знаете, почему мне нравится эта пьеса? Она живая: о людях, которые не изменились. Поменялась музыка, поменялась система – да, теперь, конечно, другие возможности, есть деньги, машины, можно объехать весь мир. Но разве люди все равно не напиваются? Не сходят с колеи? Не стреляют друг в друга в кафе? Они не могут найти себе места в обществе. Это не связано с какими-то общественными и социальными отношениями, это не связано с какими-то общесвенными и социальными отношениями, это связано с психологией. Они себя не знают, они себя не понимают, как Зилов. Он слеп: он не видит, что он делает, куда идет и что принесет ему счастье. Он мучает жену – хорошего, интересного, глубокого человека, который мог бы ему помочь. Он мучает Веру – тоже интересную, вовсе не дуру, как о ней говорят или как он сам ее назвал, - Веру, которая так раскрывается рядом с его другом Кузаковым. Он придумывает себе какую-то утиную охоту, которая уж точно не принесет ему никакого счастья. Это миф: прекрасно звучит, он нафантазировал себе эту охоту, как три сестры – Москву. Что бы там с ними было – в Москве?! Все то же самое. Зилов рушит все вокруг. И это история про ослепленного человека – ослепленного своим эгоизмом, своей черствостью. Только к концу пьесы, а может, за ее порогом, он начнет новую жизнь. И финал – это только переход.
- Чего только не говорили о Зилове, как только не называли. Печориным, «героем своего времени», в нем искали черты привлекательны и отталкивающие, находили что-то бунтарское или даже мефистофелевское. Над вами довлел весь этот груз разговоров, трактовок главного героя?
- Не то чтобы довлел, хотя я, конечно, слышал о чем-то и перечисленного. «Утиная охота» окутана слишком большим количеством легенд из-за того, что ее нельзя было ставить, из-за смерти Вампилова. Знаете, как говорят: «О, «Утиная охота»… там все непросто!» Там действительно все непросто. Но само «непростое» связано с ее тонким символизмом. Вот что с ним делать? – уйти в него глубже – можно заплутать. Совсем его не учитывать – тоже нельзя. Надо найти некое равновесии. Получилось ли это? Ну, спектакль ведь «проявляется» не сразу: ему еще нужно какое-т время, как фотографии, чтобы очертания фигур обрели четкость, а краски – глубину. Ей нужно еще секунд 10, а нам спектаклей 10. пока было лишь три.
- Насколько, по вашему, Епифанцеву удается воплотить образ, который вы обрисовали, - человека, ослепленного и эгоистичного, не понимающего, что люди, которые его окружают, на самом деле могут его спасти?
- Думаю, именно это у него получается как раз хорошо. Если у этого актера есть трудности, то они, скорее, там, где все эти качества соединяются с зиловским стразом, с его собственным отчаянным желанием вырваться из этого круга. Зилов – это человек, истосковавшийся по гармонии, естественности, которых вокруг него, как ему кажется, нет. Вот этого отчаянного желания приобрести взамен всего, что его окружает, что-то другое, - вот его, наверное, еще не хватает Володе. Актеру, как и режиссеру, надо развиваться в этом направлении.
- Как вы думаете, у Вампилова Зилов – обаятелен?
- Да, безусловно, обаятелен.
- А у вас?
- Ну… я бы не сказал, что он обаятелен такое смазливой обаятельность. За Зиловым тянется шлейф предыдущих исполнителей, с которым Епифанцеву приходится бороться. На мой взгляд, такого Зилова, какого играл Даль, невозможно любить вообще никому: в нем абсолютно нет той энергии, которая могла бы притягивать. У Вампилова написано: Зилов свободен физически и небрежен. Это такая ремарка, которую можно понимать по-разному. Я думаю, если в человеке сидит какая-то болезнь, то она обязательно должна проявляться сразу: ее скрывают, прячут за грубостью или за шутками, не выставляют напоказ. Сделать так, чтобы герой шутил и казался людям на сцене обаятельным, - одно. Но чтобы его поведение и шутки нравились тем, кто сидит перед сценой, - совсем другое. Мы не стремились к тому, что всем захотелось Зилова пожалеть, погладить по голове. Епифанцев жестче. Его обаяние другого свойства: оно не обязательно должно нравится зрителю. Да и почему я должен делать так, чтобы Зилова полюбили? Того Зилова, который совершает достаточно много нехороших поступков? Хотя я бы хотел, чтобы в конце зритель проникся сочувствием к нему, но оно не должно расплескиваться с самого начала.
Вера Бройде