|
Ноябрь, 2019 год. Квартира Р. Д. Малиновского
В камине потрескивают дрова, в комнате смог от дыма тяжелых Parliament, человек, одетый в домашние джинсы и теплый пуловер из флиса, сидит на ковре рядом с очагом и потягивает ром.
Сколько уже лет прошло, тринадцать, кажется, а я все болен.
Помню свечи, запах ладана, дикий плач – всё напоминало какой-то обряд древней секты.
Бред. Бедный ребенок, еще ведь не успел совершить ничего дурного, а его уже тогда мучили якобы любящие родители! Я всегда думал, что крещение – дело сугубо личное и добровольное, но, разумеется, как близкий друг семьи Ждановых, согласился стать Крестным папой для их годовалой дочери. Знал, что порядочным семьянином мне не стать никогда, что делать, привычка – вторая натура. Зато Лёля будет всегда гордиться тем, что у нее такой красавец крестный отец. Кстати, Лёлей называл ее только я, вообще периодически придумывал новые вариации имени «Лена», но родители, особо не заморачиваясь, звали дочку просто Аленой (выбрали имя в честь мамы Кати – Елены Александровны).
Я никогда не представлял, каково это – быть отцом-воспитателем, но роль крестного мне удавалась довольно неплохо. Я осыпал мелкую различными бесполезными игрушками, заколками, раскрасками и паззлами, водил в парк аттракционов, дарил ей смешные футболки с дурацкими надписями, привезенные из разных стран, куда я уезжал в командировки. Даже было порой смешно до абсурда, что я ни о ком так не заботился из представительниц женского пола, как о своей крестнице. Нет, кутил, конечно, направо и налево, но, заходя в сувенирные лавки того же Сан-Педро, всегда думал: «Ага, вот этот глупый камешек наверняка понравится Лёле».
С каждым днем я осознавал, что становлюсь все более привязанным к мелкой. Начинал переживать за нее, как за родную дочь. Хотя она и была мне родная по жизни, духу и настроению! Я не переносил, когда Лёля плакала – тут же срабатывал некий «отцовский» инстинкт, и я стремился защитить мою Лё ото всех на свете. Кстати, она никогда не увязывалась у меня с семейством Ждановых. Андрея я знал с детства – он был таким же необычным, чем и привлекал. Видимо Лёля унаследовала все уникальные черты от своего харизматичного папаши. Красавица моя…
Она была чем-то светлым для меня, до чего нельзя было дотронуться, но созерцать хотелось бесконечно. В восемь лет она носилась по квартире, как маленькая цыганочка, – волосы безумно красивые, волнистые темные, как у Андрея, а грустные карие глаза Катины. На редкость симпатичный ребенок, которому по закону подлости достался по наследству один материн изъян – зубы.
Когда только у девочки выросли коренные зубы, родители решили ее помучить – отвели в зубную клинику, где Лёле поставили брекеты.
Я всегда был уверен, что в Пушкаревой таилось нечто смутное, жаждущее мести за все обиды. Но причем был ребенок? Мать-идиотка. Зубы у малышки болели сильно. Когда я приходил к Ждановым домой, моя Лёля бросалась мне на шею и плакала, ныла о том, как ей больно, и что еще очень долго ждать, когда снимут. Умоляла: «Дядя Рома, сними их! Пожалуйста! Мне больно, а они хотят, чтобы я носила…мне очень больно!»
Хотелось плюнуть на многолетнюю дружбу и набить морду Андрею. Но я этого так и не сделал…
Зато втихоря «угостил» его дочь пачкой обезболивающего «Викодин», после чего случилось то, что перевернуло все мои принципы вверх дном.
* * *
Ночная Москва мне нравилась всегда: едешь по полупустому шоссе под старый, но любимый “Nazareth”, любуешься мелькающими огнями и, главное, чувствуешь себя свободным. А я без свободы не могу. Так бы и ехал вникуда…
Я мчался по Кутузовскому в направлении дома: еще несколько кварталов, и, наконец, припаркуюсь. Уже вижу его издалека – серый дом со щитом Nescafe. Точнее, сейчас уже просто дом с какой-то рекламой, меняющейся раз в неделю. А раньше все гости знали, что «Нескафе» – опознавательный знак моей холостяцкой обители.
Не знаю, почему, но после визита к Ждановым на сердце оставалось тревожное чувство. А моя беззаботная душа требовала очередной «малиновой» дозы…
Как и предполагалось, Света уже ждала меня дома со свечами и распростертыми объятиями. Она всегда приезжала вечером, а наутро испарялась. Умница, прекрасно понимала, как неловко было мне, нетерпящему совместной жизни, просыпаться рядом с кем-то. Такой сонный утренний момент, когда лежишь, посапывая, и любое чужое прикосновение неприятно и отталкивающе, как будто какое-то надоедливое насекомое. Иногда, если девушка всё же оставалась отсыпаться, якобы забывая о моей просьбе, я просто притворялся спящим и ничего не чувствующим бревном. Закутывался в одеяло с головой и отворачивался к стенке, бормоча что-то под нос. Такой прием работал безукоризненно: с грохотом захлопывалась дверь, и дребезжащий звук отражался во мне спасительным горном.
- Привет, устал?
- Ну да, немного. У Ждановых был вот.
- Такое ощущение, что ты член их семьи.
- Да в принципе так и выходит…
- Будешь есть, или тебе сразу помочь снять усталость?
Вот люблю, когда так заботливо и сразу к делу переходят.
Света подходит ближе и начинает расстегивать на мне рубашку. Соблазнительно улыбаюсь и, чтобы обеспечить себе приятный остаток вечера, целую жадно и искусно, как только я умею.
Мой поцелуй действует на девушку своеобразным наркотиком, так что мне остается, как говорится, расслабиться и получать удовольствие – Света все сделает сама.
Я же тогда был как выжатый лимон, ведь Лё была для меня маленьким энергетическим вампиром. Когда этот вампиреныш бросался на шею со слезами на глазах, хотелось как-то помочь, прижать к себе, успокоить и сделать все, что угодно, лишь бы дитя не плакало от боли.
Отвлекаюсь от мыслей на реальность. Я уже на кровати, Светлана все делает нежно, словно чувствует меня, как себя. Ощущаю лишь ее горячее дыхание. Шепоты и крики, и больше ничего лишнего. Она вдруг замирает и смотрит мне в глаза. Губы призывно раскрываются, я притягиваю Свету к себе и целую. Отвожу светлые волосы, чтобы посмотреть на ее восхитительную шею. Слишком все тепло и так, как надо.
Каждое прикосновение воспринимается остро, почти на грани, и я приостанавливаюсь, чтобы все не кончилось слишком быстро... Снова шепчу ненужные фантазии, и она начинает двигаться, с каждым разом все быстрее и быстрее, пока я не погружаюсь в нарастающее предвкушение оргазма.
Внезапно, сквозь пелену удовольствия, я слышу отвлекающий и чужеродный шум - телефонный звонок, который заглушают вскрики Светы. Звук не прекращается. «И кто же такой настойчивый? Жданов что ли? Чего ему не спится-то?» Левой рукой отключаю телефон, откидываю его подальше. Возвращаюсь к Свете, уже не беспокоясь о чужом удовольствии. Оргазм накрывает меня в тот момент, когда я снова слышу трель, но уже по-домашнему, поэтому он проносится быстро и незначительно. Благодарно целую подругу и отворачиваюсь в поисках трубы.
- Да!
- Срочно приезжай в Морозовскую! Алена в реанимации. Если бы ты не был моим другом, я бы тебя убил сразу! Катя сидит в слезах. В палату не пускают пока, так что у тебя есть время, чтобы нам объяснить, какого х*я ты дал ребенку целую пачку таблеток!
Ощущение, будто и не расслаблялся. Слышу стук сердца где-то в районе мозга и вскакиваю с кровати:
- Господи… Я еду!
Быстро вешаю трубку, собираю с пола разбросанные вещи и натягиваю их на себя. Руки дрожат. Ощущение, будто чуть не сбил человека. Только бы она жила! Чем же я думал! Видимо Андрей прав: на днях сказал, что за последние несколько лет я заменил себе работу мозга деятельностью «секс-машины». Доктор Хаус, мать его…Теперь вся их семейка меня убьет. Ну и пусть, так мне и надо. Только бы с моей Лё было все в порядке! Я доеду.
Вот уже Серпуховской Вал, скоро надо будет свернуть в переулок …Трясусь, как лихорадочный, но не закуриваю – я заслужил это состояние. Оно сейчас, как в песне - «не дружат с собой полушария мозга». Да они по жизни у меня не дружат! Подонок, отравил ребенка…
* * *
- Рома…
Кидается на меня. Я готовлюсь принять удар по челюсти, но он обнимает. А я бы задушил себя… Видимо с Лёлей все в порядке, и Андрей остыл. Глажу по черным волосам и понимаю, что они мокрые. С ужасом представляю, как он пытался успокоиться все это время. Сердце сжимается до невозможного, когда я начинаю осознавать, что все это происходит из-за меня. Смутно вижу Катю, общающуюся с каким-то врачом, чувствую обмякшего после долгой истерики Жданова в своих объятиях. Последний раз я видел его таким лет девять назад в кабинете Зималетто, когда он читал дневник Катерины. Невольно прокручиваю в себе тот день, и становится еще хуже. Наверное, сейчас лучше не говорить ничего. Пусть он выскажет мне все, что думает. Так надо…
- Рома, я ее так люблю… Ты понимаешь? Ты же тоже к ней привязан, ну, скажи что-нибудь!
Судорожно киваю, и не могу произнести ни слова, пока он смотрит мне в глаза. Без очков Андрей, совсем как в детстве. Вспоминаю, как после драки со старшеклассниками мы, мелкие, собирали его очки по частям и склеивали скотчем. Я тогда в душе жалел Андрея больше, чем самого себя, избитого до крови. Несмотря на свою апатичность, порой он был довольно отчаянным. Это позже он усыпил в себе многие чувства, когда «повзрослел». Что делать – «бытие определяет сознание».
И вот тогда в холле больницы Андрей был родным, светлым, естественным, с красными поникшими глазами, в которых еще оставалась надежда.
- Андрей…Только выслушай меня. Я снова хотел, как лучше. Я ведь люблю Лёлю больше всех на свете, и это правда. Я дал ей обезболивающее, потому что не мог смотреть на ее мучения. Да, я гад, придурок безмозглый, не подумал, что так может выйти…Ты понимаешь?
- Ром, она всю пачку выпила!! Она же ребенок…
Пытаюсь вспомнить, сколько таблеток оставалось в упаковке. Начинаю потихоньку соображать:
- Вроде там было немного… Штук пять. Но если за раз… Что с ней, скажи!
- Она пришла в гостиную и сказала, что тошнит. Потом, увидев в комнате пустую упаковку «Викодина», Катя испугалась и решила вызвать скорую. И правильно сделала, потому что минут через пятнадцать Алёне стало еще хуже. Врачи приехали и сказали, что требуется промывание. Ром, я еще никогда так не пугался за дочку. Когда она сказала, что это «дядя Рома дал, чтобы зубы не болели», хотелось тебя убить. Но я же знаю тебя. Понимаю, что не хотел. А Катя нет.
- Убил бы, десять раз убил, и правильно сделал бы! Какой я м*дак…Это все еще обошлось, если просто была тошнота…Господи, что же я наделал…
Зарываюсь в его плечо и не сдерживаюсь. Не помню, как долго мы так простояли, вцепившись друг в друга. Отпускать Жданова не хочется, слишком хорошо, уютно и тепло в его крепком объятии. Не хочется, чтобы другие видели меня таким. Но Андрею можно, ему все можно.
- Малина…какой же ты…безответственный балбес! Ребенка мне чуть не угробил. О чем ты только думал?
- Я не думал, Палыч…Я это…помочь хотел. Ну, какой есть, уж прости.
* * *
_________________
"Вы там в своей Москве совсем о***ли"(с)
Последний раз редактировалось Tisha 29 янв 2010, 00:50, всего редактировалось 2 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
я прочитала твою проду она мне очень понравилась .
было бы здорово 
мысля лишь одна...продолжения хочется!!!! 
