Фреска четвёртая
Ровно в двенадцать часов (обеденный перерыв) она выходила на крышу. Полуденное солнце раскаляло крышу добела, и до краешка белого пластикового столика, на который не попадала тень от тента, невозможно было дотронуться. Она подходила к столику, ставила чашку с чаем на безопасную прохладную часть столешницы и садилась в тенёк, под тент, где стоял одинокий стул. Тоже пластиковый и белый.
Тент был так расположен, что нельзя было сидеть полностью лицом к городу. Даже поставив стул в самое удобное положение, приходилось поворачивать голову вбок, и в конце концов становилось неудобно. Но она не жалела об этом, просто не замечала. Это был её час, её собственное маленькое время, когда можно было слиться с городом и отвлечься от коридоров, из которых никогда не выветривается специфический запах.
На первом этаже находился банк, на остальных шести – редакция газеты и издательство. По объявлению она приехала на первый этаж, а работала в результате на последнем седьмом. И всему виной, как обычно, её рассеянность. Ноги сами понесли её мимо предполагаемых работодателей на лестницу, решила почему-то, что администрация находится наверху. Ну, это она потом поняла, что так решила, а тогда просто об этом не думала. И спросить, конечно, не догадалась… Но сейчас-то уж что вспоминать, бухгалтеры и в издательстве нужны.
Это выяснилось сразу же, одновременно с открытием, что она ошиблась «адресом». Издательство было мелкое, скромное, и то, что она пришла сама, было для них подарком и почти чудом. Начальник отдела кадров как раз подумывал о том, где бы найти какую-нибудь непритязательную девицу без запросов и согласную на зарплату в конверте… Но при этом усмехался тихонько: вот размечтался, у них ведь не Москва, все на виду, откуда неместным-то взяться?.. Да и времена, когда прописка намертво приковывала и ценилась, давно миновали. А уж в их-то глуши зарегистрироваться никаких проблем нет.
В общем, была для них Жданова Е.В., 1980 г.р., как манна небесная. ЧуднАя, из Москвы – в почти деревню... Кадровик, как глянул в анкету, ахнул и присел. И в первую минуту мысленно энергично покачал головой. Нет, не о таком мечталось. Это сейчас у неё горе-беда-некуда деваться, а через месяц головку подымет, выпрямится, в три раза больше зарплату попросит… А где он её возьмёт, эту зарплату, когда он даже редакторам меньше, чем ей сейчас, платит?..
В общем, пришлось посомневаться немного. Но поднял на неё глаза и провалился в такой взгляд, после которого сказать «нет» означало ни за что ни про что ударить эту маленькую женщину. А он женщин сроду не бил, ни плохих, ни хороших, ни больших, ни маленьких. И сказал «да».
И даже выделил ей отдельный кабинет. Ну, не то чтобы выделил, а сразу провёл её в тот кабинет, что пустовал уже долгое время. Прежняя бухгалтер поработала там совсем немного и перебралась поближе к «народу» - в соседнюю огромную комнату, шумную и прокуренную. Он, кадровик, боролся какое-то время с курением, но потом махнул рукой: что с ними, блаженными, сделаешь? Редакция есть редакция…
И новенькую он посадил в чистом, «нежилом» кабинете. Был здесь когда-то ещё один стол, но и он теперь пылился в кладовке. Кассир уволилась, и функции её как-то незаметно перешли к бухгалтеру. Так что сидела его новообретённая Катерина, как королева, на семи с половиной метрах одна.
Окошко было в кабинете. Подслеповатое, странное, почти у самого потолка. Но сверху из него лился солнечный свет, и этого было достаточно. Она изредка поднимала голову вверх, смотрела на запыленное небо в окне и думала о том, как совсем скоро, ровно в двенадцать часов, выйдет на крышу. И этого было достаточно.
Она выходила с чаем, коробкой печенья и газетой. Свежей, она пачкала ей пальцы. Садилась под тент, смотрела на город и читала новости о нём. Нет, не похож был этот город теперь на владения графа Пеняева… А впрочем, откуда она знает, как он выглядел в то время? И почему целые застройки деревянных домов вон там, у площади, где за деревьями угадывается памятник, не могли быть наследием прошлого? А эта церковь, разве не в ней молились те, кого теперь нет на этих улицах?.. Но она не хотела узнавать. Ей нравилось думать об этом.
А ещё ей нравилось, что остальные сотрудники предпочитали обедать в столовой, что находилась неподалёку. И она панически боялась, что однажды кто-нибудь появится в тёмном проёме двери, ведущей на крышу, и нарушит её покой. Но ничего такого не происходило. Здесь всё было по раз и навсегда заведённому распорядку, и столик этот был в её и только её распоряжении. Поставили его давно, во время одной из несанкционированных корпоративных «вечеринок», да так и оставили. Время от времени пьянки возобновлялись, оправдывал своё присутствие и стол. И она была рада этому.
…Мэр города назначил учителям свою личную, именную прибавку к окладу… Детский праздник прошёл недавно в ознаменование каникул… Столько-то абитуриентов обивают пороги местных «храмов знаний», остальные, посмелее, уехали пытать счастья в областной центр…
Она отпивала глоток уже остывшего чая и, вздохнув, переворачивала страницу. От забвения, оказывается, тоже можно устать. Забвение – это работа, ежеминутный труд.
Ну, а вот и отдых… Известный бренд «Зималетто» расширяет своё пространство… В Берлине открывается представительство компании во главе с одним из вице-президентов, бывшим директором по маркетингу… К сожалению, президент компании, отвечавшая за создание филиала, сложила с себя полномочия, и контролировать проект вынужден основатель компании, известный бизнесмен Павел Жданов… Как рассказал нам один из акционеров Александр Воропаев, смена руководства компании никак не повлияет на дальнейшее развитие и продвижение «Зималетто» на мировом рынке модной одежды…
Газета отправилась плавиться на дальний край столика. И сюда желтизна просочилась. А она им зарплаты начисляет… То-то одна секретарша косо на неё поглядывала сегодня. Нет, чтоб спросить. Она бы ей ответила… Мало, что ли, Екатерин Ждановых по свету ходит? Или бесполезно отрицать и начальство, которое в курсе, не смогло удержать язык за зубами? И откуда перепечатали, интересно?!.. Да нет, не интересно.
Ругая себя за то, что разволновалась, и стараясь дышать поглубже, она прикрыла глаза. И всё-таки чувствовала, что гОрода не становится. Он пропадал отовсюду: из зрения, из слуха, из мыслей… И наступила такая минута, когда остались только обрывистый берег речки и сиреневая поляна.
Не совсем поляна, а так, заросший дикими фиалками крутой спуск к реке… И не сиреневый, а лиловый. Или фиолетовый. В общем, она всегда путала эти оттенки. И сами фиалки на поляне были трёхцветные, она хорошо с детства помнила: «анютины глазки». Смешливые, стеснительные и с хитрецой. А ещё - Иван-да-Марья. Иван-да-Марья…
В тот день она была счастлива. В последние месяцы в работе, уже становившейся рутиной, появилось что-то новое, живое, способное увлечь. И она все силы отдавала этому, планировала, мечтала… В этот день стало ясно: мечты сбываются. «Зималетто» приобретала новый статус, и она уже видела мысленно знакомые небоскрёбы, дворцы, площади… Память очень быстро выставила всё это в авангард, она не ожидала, что так хорошо помнит… На этих площадях они будут гулять, этим воздухом дышать…
День был радостный, суетливый, она даже не поняла, как получилось, что оказалась за городом. Всё произошло так быстро – офис, звонки, разговоры и вдруг лес…
Это была страшная в её жизни поляна, страшней даже того, что случилось позже. Именно тогда она впервые осознала то, из-за чего сидит сейчас здесь, на этой крыше… Это копилось и прорвалось. А она, дурочка, ничего не замечала и даже подумать не могла. А всего-то несколько слов без улыбки, необычно бледное лицо… Она сперва подумала: ей кажется, ей просто показалось. И даже засмеялась. Но тут же поняла, что всё серьёзно, что так и есть. И кровь ударила в голову, и страшно стало до тошноты… И она бросилась было разубеждать, но онемела и только раскрывала рот, как рыба. Вдруг на секунду представила себя той, другой, какой её видели, но не смогла отмахнуться…
После той поездки стала прислушиваться, приглядываться – к себе. Так испугалась, что себя винила во всём. Такое было ощущение, что ей внушили что-то. Что-то не её, чужеродное, враждебное. То, как она выглядела в ту минуту, было сильней того, какой она была на самом деле. А если она поддастся и превратится в ту, на берегу?.. Было от чего испугаться.
Но испугалась не только она. И крыши этой могло бы не быть, если бы… Если бы не проснулся так рано Малиновский? Если бы она всё-таки отказалась от этой командировки? Или ей только казалось, что всё закончилось и рано или поздно всё равно бы прорвалось?..
…Сердце выстукивало два слога, имя. А она ведь уже начинала верить, что отвыкает. Но разве можно отвыкнуть, когда ждёшь? Забыть, когда ждёшь? И как ждать, если каждую минуту - забываешь?..
И как забыть, если светлей того берега тоже ничего не было. Потому что потом - была улыбка. И слова были, другие. Те, к которым она привыкла и которые каждый раз звучали по-новому. И фиалки были, в маленькой глиняной вазе, она привезла их домой.
…Колькольный звон возвращал её. Он становился всё громче и громче, и, взглянув на часы, она поднялась, взяла со столика свои вещи и, спустившись с крыши по маленькой лесенке, пошла в кабинет. А там были бумаги, компьютер и постепенно гаснущее окно, солнце ведь тоже возвращается. Туда, откуда пришло.
Что она будет делать сегодня? Да то же, что и всегда. Отбиваться от тревожащихся телефонных звонков. Смотреть телевизор. Старенький DVD оказался исправным, и она купила себе несколько дисков. Один из них, новый немецкий фильм, она как раз сегодня собиралась посмотреть. Но сегодня – не будет. Значит, надо поставить французский или американский, а ещё лучше – что-нибудь старое, чёрно-белое.
А потом она ляжет в постель, и снова её здесь не станет, и снова она уйдёт, чтобы вернуться только утром.
…Не выдержала, позвонила Зорькину. Нужно продержаться… ведь осталось совсем немного… Коля, миленький, я всё для тебя сделаю, только не проговорись… Всё. Билет заказан. На послезавтра. Только он Кольку всё равно не оставляет в покое. Ничего, послезавтра всё закончится. Господи, какое счастье, что он слишком хорошо знает её родителей, чтобы не тревожить их! Хоть от этого она избавлена…
Как будто тень накрыла кабинет, и почти сразу же она услышала шум дождя за окном. Машинально посмотрела на часы: да, уже пора. Наступил вечер. Она выключила компьютер, выбросила в корзину ненужные бумаги вместе с газетой и вышла из кабинета.
На крыше под дождём намокал тент…
|