Канешна, сейчас не полночь и не ночь, но прода приехала.
По дороге к машине Коля заботливо поддерживал «Катю» за руку, так как цвет Роминого лица все еще оставлял желать лучшего.
По дороге к Пушкаревым Рома попытался на предстоящую встречу с родителями Катерины. За прошедшие несколько месяцев он встречался с ними всего раз пять, да и то он готовился к ним так тщательно, как не готовился к экзаменам в университете и переговорам по делам Зималетто. А сейчас… будучи абсолютно не готовым морально изображать из себя тихую послушную дочурку и не помня манеры Кати, повторяемые им заранее перед зеркалом, он ехал, даже не предупредив Пушкареву. А под сердцем у него ребенок Андрея Жданова. Чтоб Борщов ему вечно снился! И рассказать о грядущем пополнении Катиным родителям ему придется рано или поздно, но точно не сегодня. Одни сплошные нервы.
Дипломатично молчащий всю дорогу Коля искоса поглядывал на него с любопытством. Видно было, что его распирает от желания спросить о дальнейших ее действиях. Прорвало его только при подъезде к дому.
- Ты собираешься им сейчас говорить?
- Я вообще ничего и никому говорить не собираюсь.
- А придется…
- Коля, родной ты мой. Я хочу просто провести этот вечер подальше от Малиновского, и мне совершенно не хочется быть причиной и главной участницей скандала почтенного семейства.
- А если Елена Александровна поймет?
- Откуда?
- Оттуда откуда и я вижу, что ты сидишь вся зеленая.
- Я себя нормально чувствую. Ты вел машину сейчас аккуратнее.
- Но выглядишь хреново.
- Иди нафиг.
- Катя! – деланно возмутился Зорькин.
- Что, Коля?
- Ничего, ничего… Но будь готова к вопросам.
- Скажу, что отравилась.
- И пить откажешься за встречу? – ехидно усмехнулся дружище.
- … черт… А придется! А разве легенда отравления не подойдет?
- С Валерием Сергеевичем, который чистит алкоголем все заразы?! Ты должна об этом знать лучше меня!
- Коля! – окончательно взвинченный Рома повысил голос, - Прекрати капать на мозги! Я Катя Пушкарева или нет?! Могу и умею настоять на своем или как?! И прекрати так ухмыляться!
- Молчу, молчу… Но не понаблюдать за семейным ужином за тобой, тем более отказать себе в удовольствии отведать волшебных кушаний твоей мамы... я просто не могу! Кстати, а Малиновский в курсе, что ему придется на тебе жениться в любом случае, иначе его «будущий тесть» порвет на мелкие кусочки?
- Коля! Немедленно прекрати! Меня и так трясет всего!
Когда от Пушкаревых их отделяла только хлипкая деревянная дверь, Рому всерьез уже сомневался в правильности своего решения.
Начало не предвещало ничего плохого.
Радостные объятия с «мамой», троекратные поцелуи в щеку, привычные, наверное, Кате квохтанья по поводу «ее» худобы и измученности вплоть до зеленого оттенка кожи, командные приветствия «папы» и пожелания вечного здоровья тому, кто надоумил его дочь снять непонятно зачем квартиру, ну и конечно огромное «спасибо» Зималетто, не дающему возможности часто навещать родителей из-за большой загруженности. Экскурсия в «собственную» комнату, которая якобы не изменилась с тех пор, как она съехала, и которая каждый раз повергала его в ужас от обстановки. И кухня с обеденным столом, заставленным сейчас по самое ешь-не хочу. Судя по реакции Коли, за заполненность холодильника и малое количество пустых мисок после окончания пиршества можно не опасаться.
А вот тут-то началось неприятное. Аромат блюд, поглощаемых в основном Валерием Сергеевичем и Колей, вызывал не приступ аппетита, а приступ тошноты. Изучая содержимое пиршественного стола, прицеливаясь ко всему, Рома понял, что ничего из предложенного ему совершенно не хочется. Заботливо накладываемая «мамой» кучка еды увеличивалась и увеличивалась. Роман к этой самой кучке так и не притронулся, вызывая недоуменно-обиженные взгляды Елены Александровны. Когда «Катя», отказываясь от еды, выходила уже несколько раз из кухни подышать воздухом в свою комнату, она не выдержала и спросила:
- Катюш, вы по дороге заехали в ресторан?
- Нет.
- А ты сегодня ела?
- Перекусила немного с утра.
- А ты себя хорошо чувствуешь?
- Да. Хорошо себя чувствую, мама… Я… отравилась вчера немного и поэтому сегодня стараюсь есть поменьше. Сухарики, сама понимаешь, на работе не поешь, а дома не успела приготовить.
Зорькин хрюкнул от смеха, рискую подавиться курицей.
- Ой, что ж ты сразу не сказала, когда я звонила! – Елена Александровна суетливо забрала у Ромы из-под носа тарелку и достала батон хлеба, немало удивив его.
- Тогда понятно почему ты стала цвета лягушки… Тогда ты просто обязана выпить спиртику или водочки для дезинфекции! Это лучшее лекарство от любой заразы, продаваемой в наших хваленых магазинах! Мать, достань немного сверху! – заволновался Пушкарев.
- Погоди, я сейчас поставлю хлеб в духовку, - тут же ответила хозяйка, - Вот что значит оставить тебя одну! Сказала бы вчера вечером, все-таки родителям надо знать, если что не так с их ребенком, я бы сделала их, папа бы отвез тебе.
Коля усиленно работал челюстями, изображая активное жевание и пытаясь не рассмеяться. От услышанного Рома сник и искренне захотел, чтобы в квартире оказалось только его маленькое, упитанное привидение, которому можно все есть и пить.
- Я. Пить. Не. Буду, - на идею о хрустящих слегка поджаристых сухариках желудок отреагировал крайне оживленно, - А от сухариков не откажусь.
- Как ты не будешь пить?! – не понял Валерий Сергеевич.
- Не буду и все.
Лицо «папы» вытянулось также обиженно и совершенно непонимающе как недавно «мамино». А рука Елены Александровны замерла в движении на несколько секунд.
- Доченька, отец прав.
- Я не буду. Повторять не хочу. Прошу учесть мое нежелание пить и не требовать от меня делать то, что я не должен.
- Должен?! – удивилась Елена Александровна.
Зорькин предостерегающе зыркнул на него глазами.
- То есть… не хочу, - как можно спокойнее поправился Рома.
- Хорошо, Катюш. Но сухарей, которые тебе мать сделает, ты ведь поешь?
- Да, конечно!
После неловкой паузы постепенно разговор перешел на удобные для Ромы темы – о работе, о родственниках (о которых он уже знал почти все), о Коле, о машинах. Валерий Сергеевич был очень удивлен познаниям своей дочери в машинах. Пришлось удивленному Коле «прикрыть» «Катю» и сообщить, что он виновен в просвещении Кати о чудесах мирового автопрома. В процессе бурного спора о болезненной теме ремонта любимого четрыхколесного друга, они решили проверить теоретические фразы на практике и вышли во двор. Малиновский, почти позабыв о несоответствии тела и души, вовсю лазил в моторе «отцовского» Мерседеса, невольно вдыхая запах масла и бензина.
Спор он выиграл, но ему стало хуже – начала сильно кружиться голова и усилились «нехорошие» позывы. Поэтому когда они вернулись в квартиру, и в нос ему ударил запах сгоревших сухариков, его реально потянуло в туалет.
Перепуганная Елена Александровна, кляня свою нечаянную забывчивость, принесла нашатырь на всякий случай. Рома, выбравшийся из ванны под надзором Катиных родителей, был тут же отведен в комнату и заботливо уложен на диван. От вернувшегося озноба его вроде как должно было спасти толстое одеяло. Его оставили одного.
Пока он отходил от запаха гари в проветриваемой комнате, на кухне Катина мама мягко, но настойчиво допрашивала Колю, которому уже было не до смеха, на предмет продолжительности симптомов «отравления» у дочки. Он отнекивался как мог и так и не дал ей четкого ответа.
- Николай Зорькин, я не моя добрая женушка, поэтому ты мне четко по-военному, как рядовой офицеру при задавании вопроса, ответь - Катерина в положении? – спросил прятавшийся за дверью Пушкарев.
- Валерий Сергеевич, а подслушивать нехорошо.
- Нехорошо питаться за наш счет и скрывать от нас, матери и отца Кати, такую важную информацию, - Пушкарев продолжил угрожающим тоном.
- Я же только сегодня узнал!
- Так она действительно беременна? – спросила Елена Александровна.
Коле ничего не оставалось, как кивнуть.
- А лучше спросите у нее сами!