Дамы и Господа! Сегодня начинается Новогодний раунд. Тема: « Колядки. Нечисть к нам домой пришла», во всяком случае, именно на эту тему мы попросили написать авторов, а что у них получилось, судить вам. И ещё в этот раз мы не просили авторов маскироваться под кого-либо, и они не знали, кто ещё будет участвовать, поэтому мы предлагаем вам новые правила для этого раунда! Итак, тринадцать текстов/тринадцать авторов, каждый день - в полночь мы будем выкладывать по одному тексту, но список авторов мы предоставим в ваше распоряжение после того, как вы прочтёте все тексты, такой порядок даст вам возможность проверить, как хорошо вы знаете авторов нашего форума. Ставки можно делать после каждого текста, а не ждать списка. Выигрыш по ставке сделанной до объявления списка будет вдвое больше, чем обычно. Все ставки сделанные после, обсчитываются Крупье согласно правилам Казино.
Текст №1
«Все-таки полный бардак творится в Зималетто. Что у них со службой безопасности?»
Мысль четко оформилась в голове Коленьки Зорькина, когда у входа он не встретил охранника, и утвердилась уже как окончательная аксиома, когда дверцы лифта разъехались лениво, явив взору полутемное пространство, где у ресепшена сияла огоньками новогодняя елка. Никого…
«Время к полуночи, - обескураженно напомнил себе Коля. – последний рабочий день… Все так спешили домой, что забыли запереть двери… и выставить охрану… И только Пушкарева сидит сейчас в своем кабинете над отчетом, и если я не уволоку ее сейчас домой силой, дядьВалер велит тетьЛене подать меня к новогоднему столу в качестве мясных ребрышек…»
Зорькин двинулся прямо по коридору. Темнота плыла отовсюду – густая, со странным едким запахом. И она не безмолвствовала – дышала и похрипывала, хотя… это всего лишь ветер за окном… наверное.
Коля замер у стены успокаивая дыхание. Да что с ним такое? Он же не трус. Он же не боялся смотреть «Гарри Поттера», всего-то в паре моментов глаза прикрывал! И сейчас не боится. Кого тут бояться? Тут только Пушкарева, сидит в монитор пялится, забыв о времени. Надо просто громко позвать ее, чтоб она вышла к нему!
- К..а..т…я… - голос предательски выдал петуха, причем очень старого и больного петуха, лежащего на смертном одре. Рассердившись, Коля набрал воздуха в легкие и проорал разрывая плотную тишь:
- Пушкарева!!!
«…ова… ова… ова…» - откликнулось насмешливое эхо. Помолчало немного и продолжило уже самостоятельно, безотносительно к Коленькиному голосу: - «Ова… Нова… Бова… Рова… Хова…» - а потом и вовсе внаглую сбилось с рифмы: - «Бда-бда… Бум-бам… ХА-ХА… КРЯМС!»
- М…а…м…а… - в ужасе попытался воззвать Коля к матушке, но петух, то есть его собственные голосовые связки к этому моменту приказали долго жить.
Ноги оторвались от пола и Зорькин понесся в кромешную темень – назад, к спасительным дверцам лифта. Черт с ней, с Пушкаревой! Надо выбираться из этого проклятого места!
Что-то кинулось, хлопая крыльями, к его ногам, он запнулся и полетел на пол. Темнота и глухой хохот эха придавили сверху и на несколько мгновений парализовали все мыслительно-осязательные процессы.
- Коленька… Бедненький… Глупенький… Ты ушибся?... Вставай же… Дай руку, я тебе помогу…
Голос Пушкаревой слишком реален, чтобы счесть его за очередную проделку коварного эха. Обрадованный Зорькин кое-как поднялся на карачки, от счастья забыв удивиться, что Катька невесть с чего разговаривает с ним таким неестественным для нее приторно-ласковым тоном.
- Пушкарева… ты где?.. Я тебя не вижу… Что-то бросилось мне под ноги… Что-то пернатое… Вы что, попугая завели в Зималетто?
- Это летучая мышь, - прожурчала в ответ Катерина. – Бальные ухищрения Бегемота, не обращай внимания…
- Беге… Кого?.. - Коля поднял голову и застыл в нелепой собачьей позе с полуоткрытым ртом. Тьма вдруг рассеялась – ее разбавил льющийся непонятно откуда мертвенно-белый свет. В его лучах хорошо стала различима женская фигура… абсолютно обнаженная, фосфорицирующая, со струящимися по плечам волосами. Она протягивала к Зорькину обе руки.
- Вставай… Коленька… Милый… - произнесла тихим и глубоким голосом Катя Пушкарева.
- А-а-а-а-а!!!! – взвыла в горле Зорькина сирена скорой помощи, и он быстро-быстро пополз на карачках все к тому же вожделенному лифту, будучи не в силах подняться на ноги. Краем глаза он в ужасе заметил огромного черного кота, восседающего на ресепшене вместо Тропинкиной. Кот забавлялся тем, что жонглировал елочными шариками и бормотал под нос: «Прошу учесть, кот – это древнее и неприкосновенное животное…».
- У-у-у-у!!!!!!!!!!! – пуще прежнего взвыла сирена внутри Коли, страх помог ему все же подняться и надавить на кнопку. Дверцы разъехались, и из лифта… шагнула обнаженная Катя, только что находившаяся у Зорькина за спиной.
В свете елочных огней она была еще более чувственной и прекрасной. В глубине бездонных огромных глаз мерцали красные огоньки. Коля застыл, абсолютно обездвиженный, мечтающий проснуться от этого жуткого и нелепого сна в своей холостяцкой комнатке.
- Ну что же ты… Коленька?.. Милый… Родной… Что же ты не идешь ко мне?.. – обнаженная Катя зафосфорицировала еще интенсивней, медленно облизнула припухшие губы. – Я люблю тебя…
- М-меня?.. – отчаянно пропищал Коля, пытаясь отступить, попятиться, но ноги его приросли к полу. – Н-не ври, ты… влюблена в Жданова… И вообще… Ты не Катька! Мы с Катькой… друзья! Меня ее папа… за ней послал! А ты… Ты… ведьма!.. Из… зыди!!! – и осенил себя дрожащей рукой крестным знамением.
- Это я, Коленька, - заверило мерцающее обнаженное видение, еще на полшага приблизившись и абсолютно не обратив никакого внимания на божественное знамение, и расхохоталось. – Я влюблена в Жданова?.. Не-е-ет, с этим покончено, я продала душу Воланду, только чтоб избавиться от этой любви!!! И теперь я… невидима и свободна! И я хочу тебя, мой птенчик невинный и желторотый!!! Я хочу пог-ло-тить тебя!
- Что это значит? – дрожа, простонал Зорькин, понимая, что по-прежнему не может сдвинуться с места, а дыхание разгоряченной то ли ведьмы, то ли Пушкаревой опаляет его лицо, поджаривает жалкую на нем поросль. – Почему – меня?!! Почему – желторотый?!! Ты… ведьма!!!
- Да, - спокойно согласилась фосфорицирующая, - Я ведьма. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня.
- Это не твое! – завопил из последних сил Николай. – Это написал Булгаков в своем романе… «Мастер и Маргарита»!
И это были последние его слова. При упоминании о Булгакове кот Бегемот с ресепшена уронил свои шарики, которыми доселе так ловко жонглировал, зашипел, подняв хвост трубой, и изумрудные глазищи его нехорошо замерцали чем-то холодным и неоновым. Пушкарева, извившись змеей, обвила Зорькина гибким телом и впилась в него губами, пахнущими полынью и жженым сахаром. Вмиг вспыхнула вокруг иллюминация, заметались вокруг елки летучие мыши, с хохотом пронеслись на метлах распатланные девицы, в которых углядывались черты Шурочки, Пончевой, Амуры… Виктории. Последняя летела, облепленная долларовыми бумажками, призывно шуршала ими, и к обнаженным соскам ее прилипли тусклые монетки в пять центов.
Катя опрокинула Колю на спину. Проворные служанки ее, хихикая, сорвали с него одежду. Худенький и беспомощный, он остался один на один с силами зла, распятый на полу, аки мученик.
- Сейчас… - прошептала Пушкарева. – Сейчас ты поймешь…
Идеально белые ее зубы («Куда делись брекеты?» - успел подумать Коля потускневшим сознанием) чуть прикусили кожицу на его тонкой шейке. Проступила кровь, и глаза Зорькина закатились в истоме, а плоть между ног восстала, требуя исполнения запретных желаний. Мерцательно, сквозь туман вспомнились матушка, дядьВалера с тетьЛеной и теплые пирожки, прикрытые вафельным полотенцем, но все это уничтожила лавина крови – утекающая и прибывающая одновременно. Утекающая – светлая, прибывающая – темная.
- Кать… - прохрипел он с вожделением. – Ты у меня одна… Так было и так будет…
- Колька… - прошептала она в ответ в истоме. – Единственный мой… Ныне, и присно, и во веки веков…
«Аминь» она не сказала. Это было табу. За этим чутко следил кот Бегемот, сидя на окне и наблюдая за занимающейся любовью парочкой в инкрустированный алмазами театральный бинокль.
|