Текст №7
Воропаев был злой. Нет, правда злой. Злой в самом прямом смысле этого слова. Он кричал на секретарш и подкладывал им на стулья кнопки. Он отпускал своих рабочих на обед только на полчаса и тщательно высчитывал за каждую минуту опоздания. Он обожал рыться в чужих бумагах, а потом шантажом добиваться от потенциальных жертв нужных услуг. Он отрывал крылья бабочкам. Причем не ради какого-либо эффекта, а просто для удовольствия.
Он никогда не писал маме. Даже в ее день рождения. На рынке, якобы прицениваясь, он мял разложенные на лотках фрукты, после чего продать их уже было невозможно. В спорах он всегда жульничал. А если его заносило в местный ресторан (инкогнито, разумеется), он с готовностью присоединялся к дармовой выпивке, но сам никогда никого не угощал.
Секретарша Катерина, напротив, была олицетворением чистоты, добродетели и невинности. Деревянный стул, к которому ее приковали, находился в запертом изнутри кабинете, в свою очередь помещавшемся в самом дальнем и глухом коридоре на этаже злого Воропаева. На момент описываемых событий секретарша Катерина уже не плакала. Она предавалась этому занятию в течение последних четырех часов и имела возможность убедиться в полной его бесполезности. А поскольку оставалась единственная надежда - на спасение извне, секретарше совершенно не хотелось предстать перед потенциальным спасителем с красными и опухшими глазами.
Помимо Воропаева и секретарши в помещении присутствовали двое подручных - туповатые да к тому же еще и уродливые громилы, ценимые им за эффективность в решении силовых вопросов. Собственно говоря, теперь, когда похищение уже состоялось, надобность в них как таковая отпала, но злодей чувствовал себя увереннее с парой телохранителей за спиной. Те, в свою очередь, и не возражали - кто ж откажет себе в удовольствии поглазеть на полуобнаженную красавицу в наручниках. Каждый развлекается по-своему.
Министерский работник Воропаев нервно сновал по маленькой комнатке, расставляя мензурки и колбы и раскладывая ножи. Он намеревался при помощи угроз вынудить Катю выпить сыворотку правды. В преддверии близкого банкротства он собирался вынудить девушку сказать всю правду о положении дел в компании «Зималетто», надеясь, что за ночь он с этой задачей справится. Кстати, ночь выдалась довольно теплая. Воропаев открыл маленькое окошко, и по комнате затрепетали огни фар, отбрасывая на каменные стены танцующие тени.
- Не то чтобы мне нравился женский плач. Нет, вовсе нет. Я мягкосердечный человек, и плач меня нервирует. Прямо-таки зубы сводит. А уж визг! Ты ведь визжишь, правда? И не тряси головой. Я же по глазам вижу: ты визгунья, а мои нервы и так натянуты до предела. Можно, конечно, заткнуть тебе рот кляпом, но тогда работа лишится полноценной динамики. Да и смысла, в общем-то, тоже. - Воропаев имел склонность бормотать, когда затевал что-то по-настоящему гадкое.
Секретарша попыталась съежиться. Воропаев злобно расхохотался. Громилы захихикали.
Складывалась идеальная сцена для выхода Андрея Жданова, и момент своего появления он выбрал безупречно.
Часы, старомодный вычурный агрегат из бронзы и меди, заклекотали, сообщая о наступлении полночи. Воропаев неторопливо, поскольку всегда ставил часы немножко вперед, выбрал нож - узкий, изогнутый клинок, недобрым мерцанием возвещавший об исполненном пыток и увечий прошлом. (Вообще-то нож изначально предназначался для разделки рыбы, и на его ручке даже сохранилась дюймовая разметка, чтобы измерять улов.) И вот когда работник Министерства, в последний раз подергав наручники на запястьях девушки (та снова поежилась), медленно, нежно, любовно приложил лезвие к ее коже, другой рукой поднеся к её губам стаканчик с сывороткой, а Екатерина закрыла глаза и плотно сомкнула губы - в дверь постучали.
Все обернулись.
На самом деле для нормального вежливого стука звук получился не совсем правильный. Слишком сильный, слишком громкий. Слишком, как бы это выразиться, проникновенный. Так бывает, если по тяжелой дубовой двери со всего размаху садануть ногой. А для вящей убедительности между рассевшимися досками показался носок ботинка от Армани.
Пока злодей с подручными растерянно наблюдали за происходящим, ботинок убрался, и через секунду раздался второй сокрушительный удар. Остатки двери повисли на обломках петель. За ударом последовал мощный пинок, и вслед за щепками и мусором в помещение ввалился высокий, хорошо сложенный мужчина, чей решительный вид подкреплялся доблестью и сознанием собственной правоты.
- Андрей Жданов! - радостно и в то же время немного льстиво воскликнула Катерина, узнав предполагаемого спасителя.
- Андрей Жданов, - совершенно безрадостно воскликнули громилы, также узнавшие ночного гостя.
- Зараза, - расстроился Воропаев.
Андрей Жданов послал секретарше улыбку, предназначенную специально для ободрения попавших в беду секретарш. Улыбка ободрила. Она не могла не ободрить. Она согревала с головы до пят. Президент был мужчиной в самом расцвете сил, и его черные волосы лежали в идеально разлохмаченной причёске (результат часовой работы с горячими щипцами для завивки). Его ботинки сияли (пропитанные свиным жиром и тщательно отполированные). Правая рука небрежно поигрывала ключами от машины, на кисти левой сверкал золотой перстень с президентской печатью. Шелковая рубашка распахнулась ровно настолько, чтобы продемонстрировать легкую поросль и четко обрисованные грудные мышцы, тогда как дорогой пиджак подчеркивал ширину плеч. Безбородое лицо сияло мальчишеским обаянием и воодушевлением, но глаза, когда Жданов остановил взгляд на Воропаеве, сделались ледяными, словно зимнее небо, и такими же холодными.
- Ну, привет, СашеНЬка. Что затеял?
- Я тебе не СашеНЬка, - пробурчал Воропаев и тут же рассердился на себя за то, что позволил этому шалопаю себя рассердить.
- Ты бы так не давил на девушку, а то вдруг порежешь нечаянно? Знаешь, с белого соснового стола тебе эти кровавые пятна никогда не оттереть.
- Что ты мелешь?! Это же бук. Я за него четыреста баксов заплатил. - Сообразив, что позволил отвлечь себя на такую глупость, Воропаев рассердился еще больше.
- Сосна. - Жданов беззаботно подошел к столу и царапнул его одним из кинжалов Александра. Лезвие оставило белую полосу. - Вот видишь, пропиталось.
Он подмигнул секретарше. Та хихикнула.
Воропаев разозлился окончательно. Он - великий и могущественный министерский работник, наводящий ужас на всю округу, и никакому великовозрастному хулигану не позволено насмехаться над ним в его же собственном кабинете. Президент он там или не президент.
- Прикончить его! - рявкнул он.
Прихвостни рефлекторно выхватили дубинки и бросились на Жданова. Однако почти сразу же благоразумие взяло верх над храбростью, и оба замерли с занесенной для второго шага ногой.
- Э, хозяин, - неуверенно произнес один из них. - Это, гм, знаете ли... Это ж всё-таки Андрей Жданов.
Андрей дохнул на свои ногти и потер их о край рубашки. Его другая рука по-прежнему находилась в кармане.
- Да убейте же вы его! - завопил Воропаев. - Не так уж он крут! В конце концов, вас ведь двое!
Громила кивнул, сглотнул и кинулся вперед с занесенным для удара оружием. Пустить его в ход он не успел. Мужчина двигался подобно шарику ртути. Рука его ослепительно быстро и в то же время абсолютно без напряжения описала плавную дугу, и кулак Андрея одним текучим движением покинул карман и метнулся в сторону нападавшего, впечатавшись в выступ у него на шее. Сам Жданов уплыл в сторону. Сообщник колдуна пролетел мимо и врезался в стол. Екатерину обдало кровью, фонтаном ударившей из открытого рта громилы. Девушку передернуло.
Товарищ погибшего не стал долго раздумывать и предпочел сменить карьеру. Он бросил свою дубинку и устремился к двери. Его тяжелые сапоги еще долго грохотали по длинной винтовой лестнице. Затем все стихло.
Воропаев и Жданов уставились друг на друга.
Воропаев владел знаниями, способными в мгновение ока превратить Президента в ничто. Он владел знаниями по бухгалтерии, способными заставить нахала корчиться в непрерывных муках в течение года, прежде чем позволить ему покончить жизнь самоубийством. Он владел знаниями, способными обречь на участь куда худшую, нежели самая страшная гибель. И у всех этих знаний имелся один общий предосаднейший недостаток - они требовали подготовки. Некоторые - совсем небольшой, но ни одно нельзя было применить прямо сейчас. Воропаев слишком увлекся приготовлениями к пытке секретарши, доверив заботу о безопасности своим, отсутствующим теперь, войскам.
Жданов держал отобранную дубинку на уровне плеча. Её кончик смотрел вниз, прямо ниже талии Воропаева. Не самый дружелюбный жест. Оставалось перейти к стратегическому отступлению.
- Ты еще обо мне услышишь, Андрюшенька, - злобно прошипел Воропаев и тут же понял, насколько банально это прозвучало. Да так, собственно, оно и было. - Я вернусь, - добавил он. Это прозвучало еще банальнее. - Гад! - закончил злодей и, прихватив какой-то пакет, выбросился из окна.
- Ой, - сказала секретарша.
Жданов спокойно засунул дубинку за ремень и выглянул наружу. Воропаев падал весьма неспешно, по дороге что-то ощупывая на прихваченном мешке. Неожиданно мешок в его руках раскрылся чёрным парашютом и устремился прочь в темное безоблачное небо.
Жданов остался невозмутим.
- Малиновский! - позвал он.
В комнатку ввалился блондин лет тридцати от роду. Мужчина шатался под тяжестью здоровенного рюкзака. В руках он держал еще пару набитых под завязку вещмешков. Малиновский свалил груз на пол, равнодушно взглянул на скованную секретаршу и, тяжело дыша, уселся на рюкзак.
- Сто восемьдесят одна ступенька, - произнес он, отдуваясь.
- Жучок, - приказал Жданов.
- Ах, да.
Утерев пот, блондин развязал рюкзак и достал небольшое, завёрнутое в ткань ружьё. Вставив в ружьё странноватого вида пулю, он передал его Президенту, взамен приняв дубинку.
Жданов снял с ружья предохранитель, погладил его, поднес к окну, и тщательно прицелившись, выстрелил в исчезающий тёмный купол. Затем все внимание мужчины обратилось к Катерине.
А секретаршу обуревали два в корне противоречивых чувства.
Первое. Она не умрет.
Второе. Она умрет от смущения. Он здесь. Стоит рядом с ней. Храбрый, красивый, легендарный Андрей Жданов (вот подождите, пока она расскажет остальным девчонкам). И смотрит на нее. А она одета совершенно не по правилам дресс-кода. И не только не одета - с растрепанными волосами, без макияжа и (о боже!) ногти на руках без маникюра.
Секретарша мечтала провалиться на месте.
Однако Жданов не занимался созерцанием пышного тела. Невероятным усилием воли он твердо удержал взгляд на ее лице, затем хорошо отработанным театрально-рыцарским жестом сорвал с плеч свой роскошный пиджак и набросил его на девушку, оставив неприкрытой только голову и ноги. Екатерина испустила отчетливый вздох облегчения.
- Благодарю.
- Счастлив услужить, прекрасная леди, - серьезно произнес президент. - Малиновский!
Блондин, уже успевший стереть с дубинки отпечатки пальцев промасленной тряпочкой, пошарил в одном из вещмешков, извлек на свет молоток и зубило и принялся разбираться с оковами. Тем временем Жданов достал черненого серебра щетку для волос и зеркальце. Как только руки Катерины оказались свободны, он вручил ей упомянутые предметы.
Он не в первый раз спасал секретарш и постепенно освоил все нюансы.
Сначала, однако, президент сам украдкой скользнул взглядом по зеркальцу, дабы убедиться, что его собственная прическа по-прежнему совершенна.
Малиновский тем временем растирал занемевшие ножки девушки. Когда он закончил, секретарша сумела подняться. Хотя Катерина была невысокой, ее царственная осанка произвела впечатление и на президента, и на блондина. Завернутая в пиджак, с зачесанными назад волосами и высоко поднятым подбородком девушка выглядела олицетворением представительницы благородного сословия.
- Господин президент, могу ли я переговорить с вами конфиденциально? - обратилась она к Жданову, вежливо склонив голову.
- Малиновский!
- Уже иду. - Блондин исчез на лестнице.
Жданов одарил девушку самой, как он надеялся, ослепительной улыбкой.
- Прошу вас, продолжайте, прекрасная леди.
Секретарша слабо улыбнулась в ответ. Она опустила глаза и сцепила пальцы.
- Господин президент, вы спасли мою честь.
- Я рад, что смог прибыть вовремя. - Жданов умолчал о том, как со всей тщательностью исследовал местность и, чтобы сделать процедуру спасения более драматичной, специально часа три торчал в ближайшем кафе.
- Я перед вами в долгу и понимаю, что никогда не смогу оплатить его.
Жданов позволил глазам скользнуть по ее груди.
- На вашем месте я бы не стал так утверждать, - с надеждой произнес он.
- Я работаю на производственном этаже, господин президент, и, хотя у меня красный диплом МГУ, я всего лишь начинающий экономист, который содержит своих родителей. Мне нечего предложить вам. Ни в рублях, ни в долларах.
Пульс Жданова забился чаще.
- Я и не помышлял ни о чем подобном. Сознание вашего счастья - само по себе достаточная награда.
- Однако меня с рождения учили не оставлять долг чести неоплаченным, на принятую услугу отвечать услугой и обязательно вознаграждать мужество и, - Катерина вспыхнула, - добродетель.
- Звучит неплохо, - согласился Андрей. - В смысле, если вы так думаете, я не вправе с вами спорить.
На верхней губе у него выступила крохотная бусинка пота. Он придвинулся ближе к секретарше. Она взглянула на него снизу вверх ясными глазами. Дыхание ее сделалось быстрым и неглубоким.
- Все же есть одна услуга, которую я могу вам предложить.
- О да...
Жданов взял ее руки в свои и заглянул в самую глубину ее прекрасных глаз.
- Долг чести можно оплатить честью, - пробормотала девушка. - Вы понимаете, что я имею в виду?
- Да, милая, - выдохнул президент, притягивая ее ближе. - Я долго ждал этого момента.
- Хорошо.
И с этими словами секретарша крепко зажмурилась, стиснула зубы, поднялась на цыпочки и поцеловала Андрея Жданова.
В щеку.
Она мигом вынырнула из его объятий и юркнула к лестнице, одарив мужчину взглядом человека, удовлетворенного только что совершенным благородным поступком, затем покраснела еще сильнее и хихикнула.
Ни слова разочарования не сорвалось с губ молодого человека. Ни единой морщинкой или движением брови не выдал он своей надежды на нечто более существенное, нежели единственный целомудренный поцелуй. Нет, ни словом, ни жестом не выдал он досады по поводу того, что Екатерина оказалась прелестной, чистой, добродетельной и невинной во всех отношениях девицей - и ничем более.
В конце концов, не зря же его звали Андреем Ждановым.
|