|
Катя ушла из компании вскоре после отъезда Андрея. Сначала работала с Юлианой, затем в семье Пушкаревых случилось несчастье. Пушкарева - старшего подвело сердце, и он надолго оказался в больнице. Врачи отводили глаза и не делали никаких прогнозов. В разгаре лета Катя очнулась на секунду от забытья (работа – больница - дом …редкие сны о том, что когда-то у нее было две ночи, и руки Андрея касались ее тела…)
В журнале, на развороте – фотография, он и она, Андрей и Кира. Глаза пробежали по строчкам интервью: «Какие у вас планы на будущее? – Мы оба как можно скорее хотим стать родителями, чтобы соединиться неразрывно в нашем ребенке…»
Голова закружилась, она еле успела добраться до ванной, где ее вырвало. На шум прибежала Елена, провела в комнату, на лоб – противное холодное полотенце. И слова, слова…Ты переутомляешься, Катенька, я сама буду заботиться об отце. А ты…о своей жизни нужно думать, тебе еще замуж выходить.
Вопреки ожиданиям, Валерий Сергеевич выжил. Вернувшись домой после долгого отсутствия, был слаб, медленно ходил по квартире, привыкал заново к родным стенам. Многого не узнавал – к его возвращению сделали ремонт. Больше всего не узнавал Катю. Несчастье разломало скорлупу, в которой запоздало прятался мягкотелый птенец. Валерий не знал – после его инфаркта Елена совсем расклеилась, расползлась, как то тесто, из которого она так любила лепить пирожки. Бесполезно сидела около больничной койки, а по вечерам все на кухне вязала бесконечные шарфики, а кому-то нужно было разговаривать с докторами, совать им в карманы розовые пятисотки и зеленые тысячи, доставать лекарства и дорогие продукты.
Словом, прежней Кати больше не было, а когда она исчезла – никто так и не понял, всем, как обычно, было не до нее. Как-то на границе осени и зимы, вернувшись в пустую квартиру (Елена и Валерий были на обязательной, предписанной прогулке в сквере неподалеку), Катя встала перед зеркалом и принялась вглядываться в свое уже полузабытое отражение.
Она похудела – похудела так, что теперь могла соперничать с моделями Милко. Одежда, которую она помнила как-то абстрактно – да, покупала когда-то вместе с Юлианой, была модной, но казалась чужой и висела, как на вешалке. Волосы длиной до плеч, смертельно уставшие глаза…
Она села на пол, прислонилась головой к стене: «Не могу больше…больше не могу…»
На этом печальная часть нашей истории заканчивается, и начинаются перемены к лучшему. На следующий день Катя Пушкарева взяла в отпуск и улетела в Турцию – на Сейшелы денег не хватило, да и не нужны ей были Сейшелы, она бы и в Сочи поехала, но после того, как Сочи стал готовиться к Олимпиаде, Турция оказалась дешевле.
Три недели она бродила по берегу, осматривала какие-то развалины и не думала ни о чем. В конце третьей недели, пересчитав наличные и увидев, что почти ничего не потратила, отправилась в парикмахерскую и срезала вместе с длинными волосами свою прошлую жизнь, оставив. Короткие встрепанные прядки темно-шоколадного цвета, которые вдруг дали окружающим понять, какие у этой девушки выразительные глаза (Только до чего же худая, Господи, цокали языками местные жители)
Вернувшись домой, Катя ушла от Юлианы в фирму по продаже недвижимости, вскоре приобрела в рассрочку квартиру и стала жить отдельно от родителей. Жизнь по-прежнему крутилась по ободу колеса работа – дом - родители, только теперь девушка могла наслаждаться кратковременным бесконтрольным одиночеством на собственной жилплощади. Впрочем, ей в голову не приходило использовать это для устройства личной жизни.
Так, прокрутила парочку быстротечных романов, чтобы утвердиться в своей женской силе, уверить себя и окружающих в собственной привлекательности, запрятав в дальний ящик тряпичную куклу по имени «очкастый монстр», но и только. Хотя в новой Пушкаревой порой стала проглядывать склонность к авантюрам. Во всяком случае, во время корпоративных вечеринок коллеги искрометно веселились с Катей во главе, а очередное первое апреля превратилось в грандиозный кошмар бухгалтерии, которая сплошь состояла из ископаемых питекантропов женского пола, у которых за ненадобностью вымерло чувство юмора.
Но, уважаемые господа…
Это все присказка, сказка будет впереди. Она начнется осенью, через два с половиной года после того, как глупая некрасивая девочка рыдала в шикарно обставленном кабинете оттого, что потеряла свою первую любовь.
Москва - не такой уж большой город. Во всяком случае, так казалось Кате, потому что она то и дело обнаруживала, что путь ее пролегает мимо здания «Зималетто», просто мистика какая-то. В первый раз, когда она шла по знакомой улице после долгого перерыва, ее всю трясло, Катя боялась, что потеряет сознание прямо на тротуаре. Потом стала спокойнее, перестала таиться, как неудавшийся грабитель, и по вечерам даже позволяла себе остановиться на несколько минут, сделать вид, что копается в сумочке, и посмотреть на окно Андрея.
Кабинет Андрея теперь располагался этажом ниже, чем кабинет президента. Катя знала об этом от Шурочки, с которой как-то столкнулась в метро, еще когда Валерий был болен, и с тех пор возобновила дружбу. Остальной «женсовет» частично уволился из «Зималетто», частично был поглощен своими проблемами, а может, не мог простить Кате египетского исчезновения. А вот рыжая Шура с печальными глазами ослика из «Винни-Пуха и всех-всех-всех» простила, помогла, была рядом, не лезла в душу – а что еще требуется, чтобы стать лучшей подругой?
Она ни разу не заговорила об Андрее и Кире. Бывало, упоминала что-нибудь о работе, но вскользь, без подробностей. А время все заштопывало раны коричневыми нитками, однажды стало невмоготу, и Катя спросила с улыбкой, больше похожей гримасу – как там Совет директоров, не ждет ли прибавления. Шура ответила, что на этот счет ничего не известно, но вряд ли, потому что дела идут не блестяще, и все работают, не покладая рук, чтобы выйти из очередного кризиса, а расширение семейства оставили на потом.
Грустная Шура говорила спокойно, как о чем-то незначительном, потому что между подругами давно считалось, что все прошло и быльем поросло. А Катерина, от которой теперь не осталось даже имени, ее теперь звали на новый лад - КатИ, с ударением на последнем слоге…Так вот, КатИ, у которой нет отбоя от кавалеров, просто вспоминает о детском увлечении.
А Катю вдруг охватило мучительное желание увидеть Андрея, хоть на минуточку, хоть издали…Желание столь сильное и острое, что, промучившись ночь, утром она позвонила на работу, сообщить, что задержится, и к началу десятого поехала к зданию «Зималетто, гадая, оставит ли Жданов машину на стоянке или загонит в подземный гараж.
Андрей и Кира приехали вместе, на машине Андрея. Это снова был черный джип, другой, но почти такой, как два года назад. Только теперь на переднем пассажирском сидела ослепительная и надменная Кира. Они оставили машину на улице и несколько метров шли по отмытому шампунем асфальту до ступенек.
Андрея Катя в эту «встречу» почти не запомнила, будто при виде его время растянулось, а потом рассыпалась мозаикой. Пара исчезла в холле, а Пушкарева, постояв несколько минут, пошла, натыкаясь на прохожих, как слепая, дальше по улице. Раньше ее, страшную, осыпали бы ругательствами; сейчас люди с удивлением уступали дорогу милой девушке с очень хорошеньким, но расстроенным личиком, смотрели вслед.
И Катя стала возвращаться к «Зималетто» , как возвращается преступник на место преступления. Она и считала себя преступницей – женщина, которая любила чужого мужа. Женщина, которого оттолкнула от себя любимого и тот редкий, почти невероятный шанс для них быть вместе. Женщина, не захотевшая простить, которая теперь следит за ним исподтишка, словно вор, крадущий крошки чужого счастья.
Она возвращалась снова и снова. Без всякой надежды, что Андрей , как в любовных романах, посмотрит вдруг в ее сторону, узнает, подбежит…Уже знала, что так не будет, не бывает. Стояла и просто смотрела на его окна, реже – на его машину, когда он оставлял ее на улице, и думала : там, внутри, пахнет его одеколоном. Вид принадлежащих ему или имеющих к нему отношение вещей как бы доказывал лишний раз существование на свете самого Андрея Жданова, и мир Кати переставал на время казаться пустым и бессмысленным.
Нечасто, где-то раз в месяц, она позволяла себе – как правило, в награду за какие-нибудь заслуги – прийти к «Зималетто» утром или вечером, в те часы, когда Ждановы приезжали на работу или уезжали домой. Тогда у нее было несколько секунд, чтобы увидеть Андрея с расстояния в тридцать метров, ближе она никогда не подходила.
Потом она перебирала эти секунды, как скупец – сокровища: вот джип по-особому, по-ждановски, коротко тормозит у разметки. Вот Андрей хлопает дверцей, обходит машину, чтобы подать руку жене. Между ними уже нет демонстративной галантности влюбленных, она уступила место устоявшейся слаженности супружеской пары - в движениях, в жестах. Еще десять секунд, пока он идет к ступенькам, ветер ерошит его короткие волосы, а на висках – седина, раньше не было. Наконец, Андрей пропускает Киру в дверь и входит сам, серьезный, собранный перед рабочим днем. Слава Богу, у него и в мыслях нет смотреть по сторонам.
Взрослый…
Прошло несколько месяцев, пока Катя осознала, что Андрей снова стал ее наваждением. Она приняла это открытие с покорностью тяжелобольного человека, который понимает, что отныне способен жить, только принимая определенные лекарства в определенные часы.
А однажды Шура позвала ее зайти в «Зималетто». Дело было так: они должны были встретиться, и Катя, которая заканчивала рабочий день часом раньше, поджидала Шуру на улице, переминаясь с ноги на ногу в тонких демисезонных сапогах на шпильке, и рассеянно думая о том, что в нелепых «бабушкиных» ботинках было, во всяком случае, теплее. Прождав около четверти часа на холодном ветру, девушка достала из сумочки мобильник и уже собралась звонить Шуре, чтобы сказать, что она подождет ее в какой-нибудь кафе поблизости, но в этот момент телефон заиграл мелодию .
- Катюх, прости, зашиваюсь! – зачастил из трубки звонкий и какой-то рыжий шурин голос.
- Ну…Давай тогда перенесем поход на субботу, - Катя старалась, чтобы зубы ее не выбивали дробь, пока она говорила.
- Нет уж! И так две недели собирались встретиться! Кать, а ты знаешь, что? Ты зайди ко мне, я охранника предупрежу. Я одна, никого нет. Ты же найдешь кабинет Романа? У меня работы всего ничего, на двадцать минут…А?
- Н-нет, я лучше… - начала Катя. И вдруг безрассудное желание вернуться пусть не в прошлое, но все-таки чуточку в прошлое, обмануть ту реку, в которую не войдешь дважды, заставило ее замолчать.
- Ну, так что? – нетерпеливо переспросила Шура.
- Я… - мысли Кати лихорадочно метались. В «Зималетто» уже никого нет. На входе новый охранник, бессменный Потапкин ушел со своего поста около года назад. Да и если встретится кто-то из знакомых, то вряд ли узнает ее сейчас, в этих сапогах на двенадцатисантиметровой шпильке, похудевшую почти на двадцать килограмм…
- Шура! – наконец отозвалась она.
- Да! Кать, ты что, заснула там от холода?
- Звони охраннику. Я поднимусь к тебе, если это не проблема. Ой…Ты будешь выписывать пропуск? – спохватилась она.
- Какой пропуск, - хмыкнула Шура, - я тебя умоляю…Все, поднимайся, жду!
_________________
Если отложить на послезавтра то, что можно сделать сегодня, то у тебя будет два свободных дня!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
буду с нетерпением ждать продолжение 
Спасибо , Мурзик , с нетерпением жду продолжения 
