|
АНДРЕЙ
Я опередил ее, в два шага обогнул столик и предложил своей спутнице стул. Вложил максимум элегантности в эти движения, хотя пальцы чесались и ныли, впивались в мягкую светлую обивку чертовой мебели, силясь не начать нервно выстукивать рваный ритм. Слишком много зависело сегодня от этого ужина. Вся жизнь! И не только моя. Но я хотел убедиться, что Екатерина Валерьевна примет наше предложение, побоялся в этот раз пускать дело на самотек. Понимал ведь, что Кира меня убьет вечером, что закатит истерику и вновь обвинит в изменах. Ей не объяснишь, что сегодня у меня просто деловой ужин, хоть и с красивой, невероятно соблазнительной женщиной. Я — далеко не ангел, изменщик и врун, я не прочь оценить женские прелести, но госпожа Пушкарева холодна, словно айсберг, даже когда позволяет себе пристальные опасные взгляды в мою сторону. Обжигающие, но никакого продолжения не прочащие. К сожалению?
Да, не скрою, мне польстило ее поведение на совещании в Зималетто. Катя время от времени поднимала свои густые черные ресницы и смотрела глаза в глаза. Ее удивительные карие радужки с россыпью вкраплений медового цвета завораживали, а черные как ночь зрачки расширялись, словно она только что укололась. Нет, она не наркоманка, отнюдь. Она смотрела так только на меня, Андрея Жданова, и, честно говоря, я бы не отказался уложить ее в горизонтальное положение, сорвав безусловно элегантную тряпку от Ив Сен Лорана с ее аппетитной фигуры… Но нет. Нет, своим превосходством я должен сейчас воспользоваться для дела! Тем более, я не привык за кем-то ухаживать, слишком много заморочек ради секса, такие куколки с запросами не для меня. Их надо покорять, словно горные вершины, а я не люблю сложностей. В конце концов, в Зималетто пруд пруди моделей, а иногда и наивных симпатичных швей, у которых бурлит кровь с молоком и которые готовы раздвинуть свои ножки передо мной за пару комплиментов. Для чего мне требовательные барышни, вроде этой Пушкаревой?
— Могу я предложить вам вино? — учтиво спросил официант, с искренней улыбкой наклоняясь Катерине.
— Да, конечно, — вкрадчиво ответила она и перевела задумчивый взгляд на меня, — хочу красное. Сухое. Урожая 2005 года. Шато Марго у вас есть?
— Да, конечно. Прекрасный выбор! А для вас, господин Жданов?
— То же самое, — машинально ответил я, прикидывая, сколько стоит бутылка этого кислого пойла. — И фрукты.
— У него лучшие рейтинги в том году, — пояснила Пушкарева, когда парень скрылся из вида, — вам должно понравиться.
— Я не пью вино, — ответил я и поджал губы.
Стоило замолчать, чтобы скрыть свое нарастающее раздражение. Да, я сам затеял нашу встречу, сам решил уговаривать Катерину Валерьевну встать во главе фирмы, но все-таки я привык чувствовать себя хозяином положения, а сейчас вынужден лебезить перед этой женщиной. Потому что она — лучший в Москве антикризисный менеджер? Потому что только чудо спасет наш бизнес от банкротства, и чудо может сотворить только госпожа Пушкарева? Да кто она такая? Безродная девка, возомнившая себя королевой цифр. Мы уже и так предложили ей зарплату больше, чем выплаты акционерам. Что еще ей нужно?
Я чувствовал себя не в своей тарелке, а ей было словно все равно. Пушкарева терпеливо дождалась, когда принесут наш заказ, пригубила красную терпкую жидкость, кивнула официанту и снова принялась с легкой улыбкой на губах оглядывать зал. Периодически Катя кому-то кивала, приподнимая уголки губ, но меня будто перестала замечать, хотя сидели мы ровно друг напротив друга.
— Катерина Валерьевна, я пригласил вас сюда, чтобы обсудить ваше решение… — аккуратно начал я наш разговор.
— Да, я поняла ваши намерения, — Катя наконец-то повернулась в мою сторону и задумчиво смерила меня взглядом. — Я тоже хотела обсудить… Итак, что вы хотите, Андрей… Палыч?
Ее голос прозвучал невероятно чувственно, хриплое «Андрей Палыч» с паузой, дарившей надежду на более близкое знакомство, заставило взять в руки бокал и хлебнуть вина, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься и дать себе возможность вернуть мысли в деловое русло. Противно. Не люблю и не понимаю этот напиток.
— Я хочу, чтобы вы возглавили Зималетто. Считайте это моей личной настоятельной просьбой.
— Столь смелое предложение… — усмехнулась Катя.
— Нам рекомендовали именно вас как самого лучшего антикризисного управляющего в столице.
— А вы в курсе, что я приемлю только полное подчинение со стороны акционеров тех фирм, в которых работаю? — беззастенчиво спросила она. — Вы готовы лишиться своей власти?
— Если только я передам ее в такие прекрасные ручки, как ваши… — ответил я и коснулся кончиками пальцев ее ладони, мирно лежащей на столе.
Решил действовать ее же оружием и не прогадал. Катя вздрогнула, но руку не убрала, тут же спрятала эмоции за маской ледяного спокойствия. Только легкий румянец появился на щеках, выдавая ее смущение. Что ж! Не все время вам демонстрировать свое превосходство, Екатерина Валерьевна!
— А вы со всеми своими партнерами ведете себя столь раскованно? — вдруг спросила она, встретилась со мной глазами и уверенно переплела наши пальцы.
Отбила подачу! Да так ловко, что я опешил, но буквально на долю секунды.
— Нет, только с такими очаровательными, как вы, Екатерина… Может быть, мы закончим с официозом?
— Да, отчество вы можете опустить, — задумчиво ответила она и, проведя большим пальцем по моему обручальному кольцу, улыбнулась чуть шире. Черт! — Для начала я хотела бы узнать все условия…
— Но мы уже присылали вам… тебе… наше предложение о заработной плате.
Да что еще тебе надо, заносчивая стерва? Отодрать бы тебя в местном туалете, чтобы не пыталась диктовать своих условий, чтобы в рот заглядывала мне и не смела перечить. Самоутверждаться будешь за мой счет?
— Дело не в оплате. Ваше предложение, более чем щедрое! — наигранно восхищенно заверила меня Пушкарева, убирая руку. — Но я сейчас говорю о вашей команде… о тех людях, с которыми мне придется работать.
— Команде? А что с ней не так? — удивился я.
— Я изучала ваш ассортимент… Ваш дизайнер все еще Милко Вуканович?
— Да, а в чем проблема?
— Вы уверены, что это правильный выбор?
— Не понимаю тебя…
Я откашлялся и сделал еще один глоток из своего полупустого бокала. К чему она вообще клонит? В голове слегка зашумело, а вино начинало кружить голову, и это к лучшему, иначе я бы не на шутку разозлился. Лучше напиться и расслабиться, чем наорать на нее сейчас, прямо в ресторане.
— Знаете, такую цитату: «В платье ищите женщину. Нет женщины — нет и платья»?
— Н-нет…
Я слегка нахмурился. Этот разговор все сильнее и сильнее ставил меня в тупик, словно я играл в регби, а мой противник — в теннис. Что происходит? Все должно было пройти гладко, я даже не собирался перегибать палку, максимум, щедро отсыпать комплиментов, поцеловать ручку и проводить до дома, назначив повторное свидание. А теперь я словно на поле боя, а то и вовсе у расстрельной стены.
— Странно, вы же руководитель модного дома… Не знаете матчасть? — ухмыльнулась Катя и победно сверкнула глазами. — Так говорила Коко Шанель. Неудивительно, что она осталась иконой стиля, а ваш модный домик загибается на глазах.
Я поперхнулся и закашлялся, не желая верить в то, что только что услышал. Да как она смеет так говорить?! У нас прекрасное производство, оригинальные модели! Мы могли бы покорить даже Париж, если бы…
— Знаете, Андрей Палыч, первое, чем вдохновлялись великие дизайнеры всего мира, — это женщина. В ней весь смысл! Кристиан Диор наблюдал за женщинами на улицах Парижа и делал из них прекрасные цветы! А ваш дизайнер? Он вдохновляется рыбками, птичками и бабочками, чтобы их слепить из живых девушек!
— Да как ты можешь такое говорить?! — вскипел я, но спокойный холодный тон Катерины сбивал с толку, останавливал, заставляя дослушать до конца. Кажется, если бы она говорила шепотом, я бы наклонился поближе, чтобы не пропустить и слова. Хотя все нутро кричало грохнуть что-нибудь об пол и красиво уйти.
— Модели! Эти живые манекены… Для кого вы шьете одежду, Андрей Палыч? Только для стандартной плоской фигуры размера S и роста сто семьдесят пять? Только такие типовые красавицы радуют глаз вашего дизайнера? Только такие могут плавать в его персональном аквариуме? Милко не любит женщин, не понимает их, не знает и не хочет узнавать! Его не восхищает уникальность каждой, он ненавидит неформат и живет в своем идеальном мирке, огороженном стеклянными стенками.
— Откуда ты знаешь?
Я нахмурился, скинул на стол очки и потер переносицу. Катя проследила за мной взглядом и продолжила уже чуть тише:
— Вся ваша команда, начиная с вас, заканчивая секретарями и охранником на входе, подвержены сексизму и лукизму. Именно такие, как вы, заставляете девушек давиться, но день за днем жрать яблоки и огурцы, чтобы сбросить заветный лишний килограмм, а ночью рыдать в подушку, мечтая о принце, который обращает внимание только на топ-моделей с обложек журналов. А потом…
— Что? Что потом?
— А потом, — Катя улыбнулась и опустила взгляд на свои ладони. Пальцы подрагивали, сжимая ножку бокала, она волновалась, нервничала, но все равно улыбалась. — А потом оказывается, что принц — это просто тыква.
— Тыква? — не понял я.
— Да, тыква. Яркая, а внутри — пусто. Налейте мне еще вина?
Я молча повиновался, взял в руки бутылку и плеснул в подрагивающий бокал драгоценное Шато Марго. Пряный запах защекотал нос. Себе тоже добавил алкоголя. Эта милая девушка — настоящая акула! Кажется, хорошо, что она не будет нашим президентом… Не будет же? Здесь, очевидно, уже нечего ловить.
— Не думал, что ты — такая заносчивая, — процедил сквозь зубы я и, решив, что больше не нужно ломать комедию, подозвал официанта и заказал себе привычный виски, иначе я просто сорвусь.
— Я не заносчивая. Считайте, что это бесплатный совет, Андрей Палыч. Полюбите своих клиенток, и у вас их станет гораздо больше. Пока вы шьете сомнительные шедевры для кучки элиты, которую можно пересчитать по пальцам, тысячи обычных девушек относят свои деньги вашим конкурентам.
Отчасти я осознавал, что она права. За те три года, что я стоял у руля, мне не раз предлагали сменить концепцию, но Милко и слышать ничего не хотел, грозясь уволиться и уехать в Париж, где его якобы ждали с распростертыми объятиями. И, конечно же, у него находилась целая толпа защитников во главе с моей женой, которая растолковывала мне, чем чреват уход маэстро. Но признать сейчас, что я не прав, было выше моих сил. Выиграть бой с этой выскочкой становилось делом принципа! И последнее слово точно будет за мной.
— Ты так говоришь, будто сама… — ухмыльнулся я, предвидя, как оскорбится женщина, в привлекательности которой усомнился мужчина, но я недооценил броню Катерины.
— Сама была обычной девушкой? Нееет, я была «очкастым монстром»! — засмеялась она и откинулась на спинку стула, не отводя от меня хитрых глаз.
Что-то шевельнулось на краю моего сознания, на миг я задумался, но решил, что в ее фразе все-таки нет намека.
— Что-то знакомое? Хотя нет, я не надеюсь, что такой мужчина как вы, меня вспомните. Кажется, даже ваш друг Роман Дмитриевич был больше впечатлен моим внешним видом.
— Не понимаю… Мы уже встречались прежде?
— Я как-то устраивалась к вам на работу в две тысячи пятом…
— В две тысячи пятом? — задумался я. — Еще до моего президентства? Я тебя не помню. Я не мог не запомнить!
Неужели Малиновский три года назад спрятал от меня нашу новую сотрудницу? Ох, с такой-то грудью! Да он бы не смог смолчать, бил бы копытом до тех пор, пока не затащил ее в свой «мотель». Или Катерина просто блефует?
— Я вам больше скажу, Андрей Палыч, вы даже не запомнили моего имени, хотя и поселили в своей каморке…
— Каморке? — пробормотал я.
— Чулане президентского кабинета.
Та девчонка! Она была похожа на бабку — это я точно помнил. Еще год мне припоминали, как я первым своим приказом сослал невинную девушку в чулан и прикопал там на следующий же день за срыв показа. Иначе, почему она буквально пропала? Я и думать про нее забыл, но…
— Вы называли меня Клавой, а за глаза мымрой. Очень мило.
— Так вот почему ты так со мной? Обиженка?
Неожиданная догадка оказалась такой простой и ясной, что я чуть не засмеялся в голос.
— Что вы! Нет! Нет! Ни в коем случае! Что бы у нас с вами могло получиться? Я бы строчила километровые отчеты в душном пыльном помещении и выслушивала ежедневные издевательства, проявляя сознательность и лояльность? Вы бы забывали меня в шкафу, как ненужный хлам, а я бы проклинала себя за бесхарактерность. Незавидная участь, согласитесь?
— А может, стала бы незаменимым сотрудником? — парировал я.
— Вы еще скажите, что разглядели бы во мне душевную красоту, влюбились и бросили бы свою невесту с криком: «Я люблю Катю Пушкареву!»
Она откровенно потешалась надо мной, веселилась, но должно же быть и у этой Маргарет Тэтчер слабое место. Где оно? Где?!
— Вы оказались настолько никудышными модными экспертами, что не увидели, какой я могу быть, — заключила она и наклонилась чуть вперед, открывая взору привлекательную ложбинку груди. Я на мгновение остановил взгляд там, желая видеть больше, но Катя продолжила, понизив голос. — Ведь я теперь нравлюсь тебе, Андрей…
— У меня жена, — сглотнув, ответил я. Чертовка!
— Когда это вас останавливало? Кажется, раньше вы не стеснялись своего статуса жениха. А я… Благодаря вам, я работала день и ночь, и над своей внешностью в том числе, чтобы стать той, кто я есть.
— Чтобы суметь отказать именно МНЕ? — с издевкой в голосе спросил я.
— Чтобы суметь растоптать вас, Андрей Палыч, а вы бы слушали, не двигаясь с места, — сказала Катерина, соблазнительно облизнув губы. — Трудитесь. Трудитесь на благо вашей фирмы! А если получится реанимировать ваш утопающий корабль, я лично пришлю вам самую дорогую бутылку виски в Москве.
Она поднялась со своего места и взяла в руки брендовую модную сумочку, всем своим видом показывая, что собирается уйти. Но теперь я не спешил лебезить перед ней. Девчонка хочет войны? Большие карие глаза победно блестели. Настоящая дьяволица! Хочет взять меня на слабо. Издевается, а я действительно сношу все ее выпады! Внутри все клокочет от негодования, кровь бурлит, кипит, а пульс отстукивает чечетку, но я хочу еще. Хочу еще! Хочу ее. Я как можно более развязно развалился на своем стуле и с готовностью встретил ее взгляд.
— Я приму эту бутылку только лично из ваших рук, Екатерина Валерьевна. Вместе с извинениями, — лениво протянул я.
— Надеюсь больше никогда вас не увидеть, Андрей Палыч, — вмиг посерьезнев, ответила Катя.
— Это у нас не взаимно.
— К сожалению, у нас так всегда, — пробормотала она, ухмыльнувшись и опустив взгляд.
Зачем же ты так, Катя? Неуверенность — это не твое. Ты будоражишь кровь одним своим воинственным настроем, и уже появляется желание бросить целые миры к твоим ногам. Я воспользуюсь твоим советом, учту. Укротить дурнушек всей страны? Легко! Особенно ради встречи с тобой.
— Ведь я тоже нравлюсь тебе, Катенька? — ухмыльнулся я.
— Клава! Андрей Палыч, для вас только Клава! Не забывайте!
И я долго не мог забыть ее. Слушал вечернюю истерику жены и вспоминал секретаршу из каморки. Какой она была? У меня где-то были фотографии с того показа, мы ведь с Малиновским пили виски и смеялись над ней, я точно помню. Где они?
— О чем ты думаешь, Андрей, когда я с тобой разговариваю?! — возмущенно закричала Кира, хватая меня за воротник.
— О том, как вывести фирму из кризиса. Это важно, — не моргнув глазом ответил я.
Да я и не врал. Вытянуть фирму из кризиса и получить свое обещанное вознаграждение из рук Кати Пушкаревой. Бог любит троицу, а значит, мы с ней еще обязательно встретимся.
***
КАТЯ
Дура! Какая же ты — дура, Катя! Ты думала, что забыла? Что плюнула и растерла? Что нет места в твоем сердце для этого черноволосого заносчивого красавца? А он потешался над тобой, словно не было этих трех лет, словно ты — снова невзрачная дурнушка из шкафа, не ровня, не формат для таких звезд, как он. Только теперь Андрей даже не старается создавать видимость приличия, и это ты его вывела. Хотела взять реванш за старую обиду? Получи еще одну пощечину: откат в прошлое, от которого аж зубы сводит. Ты бежала от него как можно дальше, но не сдвинулась и с места.
До сих пор ты помнишь его ошарашенный, а потом снисходительный взгляд, когда Жданов принимал тебя на работу. Он будто делал тебе одолжение. И полуулыбки их с Малиновским тоже помнишь. Да, тоже снисходительные. Унижение — вот то чувство, которое ты испытываешь при виде их. Мама и папа всю жизнь твердили: главное, быть хорошим человеком, жить по совести, уважать окружающих, а на деле, никого не интересует твой внутренний мир. И даже если ты влюбилась так, что дух захватило с первого взгляда, так, что мир перевернулся, словно ты двадцать пять лет жила только ради одного момента, так, что сердце вмиг отбило чечетку, а голова предательски закружилась… Ты готова была пойти на все, чтобы обратить на себя ЕГО внимание, чтобы хоть на секунду…! Но он — бабник, у его ног самые красивые женщины, а ты в его глазах не больше, чем калькулятор. Он закрыл тебя в шкафу с ненужным хламом и забывал бы там через день, а ты служила бы и ждала, прощала и снова любила. Ты — ничтожество, Катя! И никогда не вытравишь из себя обиженную девочку.
Не вытравишь из себя красками татуировки под ребрами, не выплачешь ночными слезами в подушку, не вытрахаешь случайными связями, поклонением чужих мужиков и завистливыми взглядами светских львиц. Self-made woman — скажут о тебе теперь, а девчонка с круглыми очками смеется над этой стильной и успешной Катериной Пушкаревой, она не хотела быть тобой, ты это все назло сделала. Назло Андрею, будь трижды прокляты его фотографии в твоих дневниках, назло моделям, этим пустышкам, что раздвигают ноги перед ним. А чем они лучше? Тем, что у них есть деньги на дорогие шмотки, а у мышки Клавы — нет? Они и капли тепла ему не давали. Никто. Даже невеста, устраивавшая истерики по поводу и без. Никто не смог бы дать ему столько любви, сколько могла бы ты! Один шанс тебе был нужен! Но он не дал бы. Не дал. И ты ушла, внезапно осознав, что нужно сохранить хоть крохи самоуважения. Ты просто собрала вещи и сбежала, чтобы не смотреть виновато в любимые глаза, унижаясь, чтобы не видеть слегка кривоватой ухмылки, а может раздраженного крика:
— Вы испортили нам показ, Клава!!!
И ведь совесть кричала, что подвела ЕГО, что сама все испортила.
Глупая! Глупая девчонка!
Ты затолкала эту мышку из шкафа далеко-далеко и не встречала уже почти три года, с тех пор, как перестала лить слезы по потерянной жизни, по несбыточному, по любви, что сама себе придумала. Встала и пошла, не оглядываясь. И вот, перед тобой герой твоих грез, последняя капля в потоке унижения. Ты и не мечтала о такой удаче! Но перед ним неожиданно стоишь не ты, а та самая забытая Клава. Черт бы ее побрал!
Я размазала дорогой макияж по щекам, и посмотрела на бурлившую внизу Москву. Хорошо грустить в дорогой квартире, а не в простенькой комнатке с продавленным диваном и выцветшими занавесками. Ну и что, что старенькие? Зато чистые — любимое оправдание родителей, чтобы не признавать свое бессилие. Слава богу, у них теперь красивый дом за городом с садом и цветником на радость маме. Это моя заслуга, я — небесполезна.
— Кать, хочешь, я разорю все это Зималетто? — из трубки, плотно прижатой к уху, слышится участливый голос Кольки. Неважно, что он теперь — успешный брокер, друг он тот же самый. — Они уже сами себе яму вырыли, только подтолкнуть слегка.
— Нет, не надо, — уверенно ответила я и для убедительности шмыгнула носом. — Пусть барахтаются… Это просто моя обида. Глупо… В отпуск уехать, что ли?
— Мой вариант надежнее… Или ты хочешь Жданову обещанную бутылку подогнать? Так просто назначь встречу, чего расшаркиваться?
— Нет. Нет, Коля! Не смей их трогать. Это не мое дело, я не опущусь до мести, фирма не виновата в том, что я такая.
— Какая «такая»?!
— Не такая, — тихо ответила я.
Зорькин выругался и, кажется, закурил.
— А то, что растоптали тебя?
— Я растоптала себя сама.
Где эта грань нашей обоюдной вины? Меня и жестокого мира вокруг. Я обвиняла Андрея и тут же оправдывала, раз за разом, снова и снова, будто берегла его образ. После той встречи с ним я откатилась обратно в прошлое, размякла и неистово захотела тепла, побольше, чтобы заботились и опекали, чтобы любили и ухаживали, как в лучших мелодрамах. Хотела залатать дыру в душе, доказать себе, что и мне можно поклоняться, словно древнегреческой богине. И даже вышла замуж. О, да! Всем на радость! За шеф-повара одного популярного в Москве ресторана, приятного и со всех сторон положительного молодого человека.
Миша носил меня на руках, готовил ужины к моему приходу и ни в чем никогда не упрекал. А главное, он пил со мной сухое красное вино вечерами у камина и никогда — виски. Я чувствовала себя живой рядом с ним, смеялась радостно, от души, и снова искренне верила, что исцелилась от своего щемящего чувства ненужности. Я даже захотела детей, представляете? Но опять, будто ножом по сердцу, этот взгляд черных глаз с прищуром. Как бы я ни старалась держаться подальше, мы встретились с Андреем еще спустя два года на каком-то пафосном приеме, на который нельзя было не явиться. Он смотрел на меня через весь зал, словно из прошлого, только на меня, и отсалютовал бокалом. Издевался…
— Ты мне должна, — томным голосом с хрипотцой сказал он мне, стоило остаться одной.
Казалось, годы сделали его только привлекательнее. Андрей смотрел на меня будто на добычу, пристально, настолько, что сбивалось дыхание.
— Не понимаю вас, господин Жданов, — пролепетала я, а про себя кричала: беги! Беги отсюда, дура! Ты латала себя два года с последней вашей встречи, и вот…
— Не прикидывайся, что не помнишь, — он сделал еще один небольшой шажок ко мне и повертел перед носом хрустальным бокалом с янтарного цвета алкоголем. — Виски! Ты обещала мне бутылку.
— Вы вывели Зималетто из кризиса? — наигранно удивилась я, хотя и так знала, что он справился.
Не знаю, что его подтолкнуло, что помогло, но взлет компании был стремительный и крайне изящный: закрытие розничных точек, подписание новых контрактов, пошив униформы и расширение производства. Жданов пахал, как вол, но сделал-таки почти невозможное, из-за чего его имя стало на слуху в моих профессиональных кругах.
— Не делай вид, что не знаешь, Катенька. И я бы хотел получить свою награду…
Андрей нежно взял меня за руку и, не отводя завораживающий взгляд, поцеловал в ладонь, медленно, чуть захватив губами тонкую кожу, будто не рука это вовсе, а губы, и слишком интимно, неприлично такое делать на людях. Дьявол! Он — мой дьявол, искуситель, который отбирает волю и здравый смысл. Последняя капля чаши терпения, вечный триггер, наказание за грехи.
— Ты довольна? Я думал о тебе все время после нашей встречи.
— Настолько хотели бесплатного алкоголя? — съязвила я.
— Хотел тебя, настолько, что даже развелся.
— Опоздали! А я теперь замужем.
Победа! Вот это была победа! Не смогла сдержать улыбку. Вся моя семейная жизнь стоила того, чтобы отшить этого самодовольного мужика. Теперь у меня есть, за кого спрятаться, мой муж — моя стена и надежный тыл.
— Снова у нас невзаимно, Андрей Палыч? Как жаль, — наигранно вздохнула я, сверкнув глазами.
— Дурочка… — усмехнулся он. — Тебя же как исписанную страничку можно читать! И я уже знаю, о чем этот текст.
— Не понимаю вас, — фыркнула я.
Он обошел меня со спины, и наклонился к уху, обжигая его горячим дыханием с запахом алкоголя.
— Ты думаешь, что изменилась, Катерина Валерьевна? Но что бы ты из себя сейчас ни строила, передо мной стоит все та же обиженная и всеми непонятая Клава из кладовки в моем кабинете. Натянула брендовые тряпки вместо пропахшего нафталином старья и сменила нелепые очки, а это ещё не все. Признавайся, Катенька, тебе попросту нравится страдать и упиваться собственной неформатностью. Ты весь свой мир построила на обиде, и я почему-то оказался особенно тебе дорог. Понравился? Ммм? Я вспомнил, как ты смотрела на меня. Тогда. Сейчас. Всегда. Признайся?
Я стояла, глотая воздух и слезы. Он не видит моих эмоций, но перед нами весь зал с гостями, а я будто голая стою перед всей толпой. Что, если они услышат эти оскорбительные речи? Вдруг он не шепчет, а кричит? А у меня уши закладывает от паники. Вдруг они все узнают? Ведь я не такая! Нет! Я — жертва хамства и нетерпимости!
Я — НЕ ТАКАЯ!
— Тебе нравится чувствовать себя не такой, особенной. Непонятой и недооцененной! Всегда нравилось! — продолжал Андрей, словно не замечая мое состояние. — Это гордыня, Катенька, иначе не обижал бы тот факт, что тебя никто не принимал с распростертыми объятиями по факту твоего существования. Работать над собой? Чушь! Лучше обвинить весь мир в своих проблемах и захлебываться злостью. Разве нет? Ты и сейчас лелеешь в себе комплекс неполноценности, хоть и выглядишь шикарно. Хранишь его, как бриллиант в сто карат.
— Н-нет, — пробормотала я.
— Нет? Все мужики в зале смотрят на тебя как на шоколадную конфету, твой муж сейчас придет из кухни, он тут главный. Хороший парень, кстати, правильный, будто с обложки журнала «Домашний очаг». А ты стоишь, течешь от человека, который тебя только что размазал, и даже не пытаешься сдвинуться с места, слушаешь того, кого больше всех ненавидишь. Я — олицетворение твоей гордыни. Да, Катя?
Дрожь пошла по моему телу. Я! Я во всем виновата! Я поддалась, позволила ТАК с собой! Отвратительная, глупая, слабая. Он снова пришел и все разрушил, опошлил и стер в труху мое самообладание.
— Ты еще и благодарить меня должна, Катенька! Пока тебя, бедную, несчастную и всеми непонятую, не натыкали носом в очевидное, ты даже пальцем не пошевелила, чтобы изменить свою жизнь. Сейчас ты действительно шикарна, я глаз не мог оторвать весь вечер, дожидаясь момента, пока ты останешься одна. Нравится, что я говорю? Только эти признания тебе не помогут, ведь упиваться фактом, что тебя кто-то где-то не принял с распростертыми объятиями… — он сделал небольшую паузу, — это и есть твоя НАСТОЯЩАЯ жизнь.
Андрей ушел так же резко, как и появился, оставив с моих руках бокал красного вина, моего любимого Шато Марго, даже не дав мне шанса возразить. Резанул по больному острым лезвием, будто душу мне вывернул наизнанку. Я превратилась в лед, в каменное изваяние, и простая, обыденная жизнь стала игрушечной, фальшивой, ненастоящей. Миша так и не понял, что со мной произошло. В тот день он оставил меня улыбающейся, а вернулся к каменной, мертвой. Что бы он ни делал, все было впустую. Он разговаривал со мной, пытался понять, вернуть в реальный мир, но все тщетно. Мучения не принесли ничего кроме развода. Через полгода я осталась одна. Работала, словно заведенная, и мучилась, снова мучилась вечерами, искала пятый угол в комнате. Что не так со мной?
«Признавайся, Катенька, тебе попросту нравится страдать, » — звучало в голове, когда я оставалась одна.
— Нет, нет, нет! — кричала я своему отражению, а оно молчало и не спешило меня переубеждать.
Я сошла с ума, не пытаясь вернуться, шла камнем вниз, на глубину. Но спустя какое-то время оттолкнулась от дна и поплыла, обнаружив себя на пороге новой жизни. Так не могло больше продолжаться.
3… 2… 1…
— Здравствуйте, меня зовут Екатерина Пушкарева. Мне посоветовали вас, как хорошего психотерапевта. Мне нужна помощь…
Последний раз редактировалось Amvll 13 сен 2021, 07:11, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
В нее очень много сил вложено. Правда, это, по факту, Викина работа, я "Трою" почти не писала, помогала больше с сюжетом, деталями, редактурой. Так что лавры все ей 
Не всем заходит, но вдруг!
Кризис - это очень печально, для творческого человека, тем более затяжной... 
