Название: Against the Wall
Автор: Лёлишня
Рейтинг: R
Пейринг: Катя/Андрей
Жанр: драма, романтика
Сюжет: Глядя на мир, нельзя не удивляться, а глядя на соединение рук в конце 186 серии — не представлять, что оно могло бы вылиться в нечто куда большее…
— Ну вот видите, как все прошло, а вы боялись.
— Но вы же мне сказали, чтобы я не волновалась.
Зато сейчас, хотя все самое страшное уже давно было позади, оставаться спокойной у нее не получалось. Ведь стоило Андрею оказаться рядом, как ее несчастное сердце вмиг затрепетало, отозвавшись на его улыбку, такую искреннюю, на его взгляд, такой обволакивающе теплый, на его голос, завораживающий своей мягкостью.
— Я рад, что мне удалось вам помочь. Еще раз поздравляю.
Он протянул раскрытую ладонь ей навстречу, и Катя не без робости вложила в нее свою руку.
Их взгляды встретились, чтобы уже не разлучаться, вступив в свой безмолвный разговор. Не менее значимый, чем тот, что уже вели, соприкоснувшись, их руки.
Его большой палец нежно ласкал ее кожу, посылая незримые импульсы по всему ее телу, в самые отдаленные его уголки, и заставляя ее трепетать, словно касался он вовсе не руки, а куда более интимных мест.
Со стороны это могло показаться всего лишь чуть затянувшимся рукопожатием, но Катя наверняка бы сказала, что то, что вытворяет Жданов, просто неприлично, — если бы не лишилась к этому моменту дара речи, а в придачу и воли.
Темный, гипнотический омут его глаз затягивал ее все сильнее. Рука же пылала, словно ее жгло огнем. Нет, кажется, огонь охватил ее всю, разгоревшись из одной только крохотной искорки, зарожденной его прикосновением.
Колени слабели, в голове туманилось; все звуки, запахи — вообще все окружающее словно отдалилось, перестало существовать. Остались только они и безотрывный разговор их рук и прикованных друг к другу глаз, молящих о большем, куда большем.
Катины зрачки за стеклами очков расширились и влажно блестели, губы чувственно приоткрылись, и, касаясь всего лишь ее руки, Андрей словно бы ощущал каждый толчок ее оголенного сердца, которое учащенно стучало в унисон с его.
Напряжение между ними, все нарастая, достигло пиковых значений — и можно было лишь удивляться, как только еще не вышли из строя все осветительные приборы в зале, погрузив его в спасительную темноту.
— Идем, — кажется, шепнул Андрей, прежде чем решительно сжать ее пальцы и увлечь за собой, к тому времени она уже мало что соображала.
А он, окрыленный, даже не шел — летел быстрыми, широкими шагами, так что Катя, которую он крепко держал за руку, едва за ним поспевала. И частый стук ее каблучков, отражаясь от стен пустынного коридора, куда они свернули, вторил их колотящимся сердцам.
— Сюда…
Он быстро нырнул сам и втянул и ее за какую-то дверь, которая закрылась за ними, оставляя их в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь сбивающимся дыханием, а затем, почти сразу — звуками страстного слияния губ…
* * *
Катя заморгала от резанувшего по глазам света, когда Андрей нажал на выключатель, и инстинктивно прижала к себе платье — в попытке не то прикрыться, не то защитить его от посягательств, которая, увы, безнадежно опоздала. Стоило лишь разложить платье на коленях и начать осматривать, как стало ясно: порвано, как она и боялась.
Катя судорожно втянула воздух и тут же с силой сжала зубы: не плакать. Сама, сама виновата. Она же давно усвоила одно простое правило: не позволять Жданову к ней прикасаться. Ведь стоит его нарушить, как все летит к чертям.
Вот и сегодня.
Он подошел ее поздравить одним из последних, когда все остальные уже давно выразили свое восхищение и разбрелись по залу, когда она уже почти потеряла надежду. Зато он обрел, с тоской думала она, украдкой наблюдая за Андреем и его очаровательнейшим деловым партнером, собственноручно вывезенным им из Киева. Ничего удивительного, что в этот вечер ему было вовсе не до нее.
Но стоило ему приблизиться, улыбнуться ей, сжать ее послушную ладошку в своей сильной руке и потянуть за собой, как она покорно за ним последовала, словно овца на заклание.
"А ты и есть овца, Пушкарева!" — незамедлительно сказала она себе. И чем она только думала? В какой момент сознание совершенно отключилось, перестав контролировать происходящее? Уже здесь, за закрытой дверью, вдали от посторонних глаз, когда на нее сошла, накрывая с головой, целая лавина из жарких ласк и поцелуев? Или еще там, в зале?
А ведь каких-то полчаса назад она гордилась собой, тем, что ей удалось и провести на должном уровне показ, и найти подход к своенравному Милко, вдруг решившему уволиться. Она могла бы всецело наслаждаться триумфом… если бы его не омрачало присутствие особой гостьи из Киева, так и льнущей к Андрею, и он сам, во всеуслышание объявляющий, что они "собираются вступить в более тесный контакт".
Вот только в более чем тесный контакт он вступил почему-то с ней, Катей Пушкаревой.
И этому могло быть только одно объяснение: просто ему снова от нее что-то понадобилось. А может, Малиновский напомнил о необходимости держать ее под контролем, тем более сейчас, когда у Андрея появилась другая женщина, а мисс Железные зубы, оставшись в стороне, могла бы разобидеться и отомстить ему при помощи компании.
И Жданов не был оригинален и изобретателен, вновь выбрав старый, проверенный способ, "потому что нет в мире более счастливого человека, чем некрасивая женщина после занятия сексом". Катя помотала головой, прогоняя намертво врезавшиеся в память строчки чертовой инструкции. Жалкая, скукожившаяся, кусающая губу, чтобы не расплакаться, она меньше всего сейчас напоминала счастливую женщину — скорее готовую заскулить побитую собачонку.
А ведь она-то было решила, что Андрей изменился. Ничуть. Ничуть. Все те же приемы и уловки. И даже фразы — те же.
"В этом прекрасном заведении, я уверена, есть какой-нибудь подвал, где можно выключить свет и взять бутылку виски! И у вас все получится!" — вспомнились ей собственные горькие слова из, казалось бы, прошлой жизни.
И здесь вот — нашелся.
Да и свет, похоже, Андрей в итоге зажег только потому, что в темноте, одеваясь, никак не мог попасть в нужное отверстие в ремне.
Ну а что, дело сделано, теперь можно смело гулять. Хочешь — направо, хочешь — налево. Ткачук там уже наверняка изнемогает, так бесцеремонно им оставленная. Но долго себя ждать господин Жданов не заставит. Вот уже и пиджачок поднял, отряхнул.
Если бы она могла так же просто встать, отряхнуться и удалиться отсюда с гордо поднятой головой. Как сильная, независимая женщина, которая вольна получать удовольствие с кем хочет и когда хочет. О чем не обязана ни перед кем отчитываться.
Но нет, придется разбираться с последствиями собственной несдержанности и безрассудства. И как, как ее только угораздило во все это вляпаться?! Во всех смыслах. Еще ж и кончил в нее.
Враз вспомнилось, как Жданов с глухим стоном сжал ее ягодицы, замер, навалившись на нее всем телом — с таким же, как у нее, заходящимся в бешеном стуке сердцем.
Даже тут он эгоистично решил за нее. Ведь никак не мог знать, что беспокоиться им, скорее всего, не о чем.
Отложив в сторону растерзанное платье, Катя стянула с себя трусики, все равно уже безнадежно испачканные, и, силясь не разрыдаться, провела ими по бедру, стирая с него белесые потеки.
Всхлипнула, не сдержавшись:
— Ненавижу…
— Неправда, — мягко возразил Жданов.
Шагнул к ней и, опустившись на корточки, забрал эту импровизированную тряпочку из ее безвольных пальцев, парой бережных движений довершая начатое. Потом посмотрел на то, что еще недавно было ее трусиками, а сейчас представляло собой довольно жалкое зрелище, и, оглядевшись по сторонам, не придумал ничего лучше, как сунуть их в карман брюк.
— Прости меня. Прости, что все произошло так, здесь, — и, покаянно склонив голову, уткнулся в Катины голые коленки.
И та сама не заметила, как с мучением простонала вслух:
— Я думала, это сон…
Конечно, сон, решила она в какой-то момент. Закрыла глаза, и там, в этой двойной темноте, было так легко представлять, что все не взаправду. Потому что просто не могло происходить на самом деле. Тем более с ней, Катей Пушкаревой. А раз так, то ничего страшного, если всего-то раз, ненадолго отдаться на волю своих чувств. Ведь потом она все равно проснется, одна в своей девичьей постели, и все будет по-прежнему: только работа и бесконечные, изводящие мысли о нем и другой. Которая, нет, вовсе не заняла ее место. Ведь никакого места в его жизни у нее никогда и не было.
Только во сне он мог прийти к ней и позвать за собой, заставить потерять голову от его губ и рук, легко подчиняющих ее себе. И в этом сумасшедшем сне можно было все — и целовать его в ответ, и помогать ему избавиться от ужасно мешающего пиджака, чтобы прижаться еще теснее, и судорожно цепляться за его плечи, не пытаясь уже сдержать стоны, когда он, подхватив ее под колено, яростно впечатывал ее в стену.
И даже чуть раньше, после его непродолжительной возни с ее платьем и нетерпеливого: "Черт, да как же оно снимается?", услышав треск ткани, воспринять его едва ли не с восторгом: какой напор! какой мужчина! Какой невероятный будоражащий сон!
Но когда она открыла глаза, вокруг было все так же темно. Андрей держал ее в объятиях, нагую и все еще дрожащую, хоть и совсем не от холода. Его ладони медленно гладили ее спину, а губы так же лениво прогуливались от шеи к мочке уха, спускались к плечам…
И, прижавшись к его груди, ощущая на своей коже его дыхание, она готова была вечно пребывать в этом сладком блаженстве, моля про себя: только бы еще чуть-чуть не просыпаться, только бы еще чуть-чуть…
Очнулась же она вовсе не оттого, что наступило утро, прозвонил будильник или ее тронула за плечо заботливая мама. Нет, это он все разрушил, зачем-то опять начав говорить ей о своей любви. Как много раз прежде.
Она тотчас напряглась, вытянулась, сбрасывая с себя чары этой сладостной дремы. Его "признания" всегда действовали на нее отрезвляюще, неизменно вызывая лишь одну реакцию — отторжение.
— Замолчи, — оборвала его на полуслове, высвободилась из его рук, не в силах выносить очередной поток лжи. Неужели ему еще не надоело? А этой Ткачук он нашептывал то же?
— Кать…
Наверное, она могла бы услышать в его голосе мольбу, если бы готова была слушать, но она лишь неуклюже подтянула спущенные трусики — он даже не потрудился снять их с нее, всего лишь сдвинул в сторону, как небрежную помеху на своем пути, — подхватила платье и, как была, в одной туфле, проковыляла к какому-то ящику, на который беспомощно опустилась, потому что ноги почти ее не держали.
Если это не сон, должно быть, она просто сошла с ума. Другого объяснения нет. Ведь даже на алкогольное помешательство не спишешь — она и глотка за весь вечер не сделала. Нет, она была пьяна от его нежданной близости, никак не могла им надышаться.
Если бы не месячная разлука, если бы не новый деловой партнер, само совершенство… Уже с утра она была вся на нервах, волнуясь из-за предстоящего показа — и из-за возвращающегося Андрея. А уж когда он явился в компанию не один… Она вся извелась за этот бесконечный день, а девочки из женсовета лишь подливали масла в огонь. Огонь, который, разгоревшись, спалил ее дотла.
Но когда зажегся свет, пред ней предстала еще более неприглядная картина: какое-то подсобное помещение без окон, со стеллажами вдоль стен и стоящими на полу длинными ящиками, на краешке одного из которых она и примостилась, сжимая в руках порванную одежду.
Что ж, все верно: пробило полночь, карета превратилась в тыкву, платье — в лохмотья. И только принц остался принцем… А вот уж нет, никогда он принцем и не был, зло возразила себе Катя. Даже когда подобрал и подал ей туфлю, словно хрустальный башмачок Золушке. Нет, та потеряла туфельку, когда бежала из дворца. И ей тоже лучше было бы бежать. Прочь. Но она осталась с ним — и уронила свою, когда, балансируя на носочке одной ноги, другой пыталась обхватить своего непринца за пояс, скользя каблуком по ткани рубашки, по его обнаженным ягодицам…
Катя отрешенно смотрела в сторону, когда Андрей, подняв наконец голову, осторожно положил ладони ей на плечи, стараясь заглянуть в лицо:
— Катя, послушай меня, посмотри на меня…
Сегодня она это уже слышала: когда открылась ему перед показом, доверчиво призналась в своих страхах, сняв маску успешной бизнес-леди и представ перед ним уязвимой и беззащитной. Тогда-то он, должно быть, и понял, что не такая уж она и неприступная, какой хочет казаться, а вполне себе легкая добыча, с которой можно делать все, что ему заблагорассудится.
— Кать, такое случается. Когда два человека очень… — он запнулся, подыскивая подходящее слово. "Любят"? Но она отказывается в это верить. "Хотят"? Совсем уж пошло. — …очень нужны друг другу. Тебе не за что себя винить. Просто иногда наши чувства выходят из-под контроля. Так бывает.
Нет, покачала головой она, так бывает в третьесортном фильме, герои которого, охваченные страстью, предаются ей где и когда придется, но не с ней, Катей Пушкаревой, папиной дочкой, умницей, отличницей и просто кра… Боже, впору расхохотаться, если бы в горле не стояли комом горькие, бессильные слезы.
— Ты ведь простишь меня? Тем более, это не худшее, что я сделал.
Не дождавшись никакой ответной реакции, Андрей, вздохнув, поднялся. Взял в руки платье, оценивая ущерб, и, внимательно изучив порванное место с лицевой и изнаночной стороны, заключил:
— Ничего же такого уж страшного, Кать. Все поправимо. Ольга Вячеславовна всегда же берет нитки? Я сейчас мигом до гримерки и обратно, хорошо?
Но прежде чем оставить Катю одну, стащил с себя пиджак и заботливо укутал в него ее сгорбленную, скорбно застывшую фигурку:
— Вот так. Я быстро. Все будет хорошо, Кать, правда.
Хорошо? Оставшись в одиночестве, Катя тоскливо покосилась на свое злополучное платье. О чем она только думала, соглашаясь его надеть? Колебалась же, считая, что оно чересчур открытое и откровенное (а оказалось, еще и очень узкое: раньше-то Жданову не составляло труда пробраться под ее просторные юбки). И все же дала себя уговорить Юлиане, напомнившей: "Кать, ты же сама хотела быть сегодня лучше всех, ну?", прислушалась к Маше, призывавшей ее быть этим вечером секс-бомбой. Ну какая из нее бомба, думала с сомнением, убеждая себя, что вовсе не собирается тягаться с черноволосой гарной дивчиной из Киева, к тому же бывшей моделью. И даже предположить не могла, что эта "бомба" рванет так, что мало не покажется.
А вот и бомбоубежище, оглядываясь по сторонам, с усмешкой решила Катя, сообразив наконец, что ей напоминает данное помещение. Кто знает, возможно, Андрей уже давно облюбовал это укромное место, и она далеко не первая, с кем он тут уединился.
А если он не вернется? Просто забудет ее здесь, как когда-то в каморке?
И ей придется провести тут не один час, дожидаясь, пока все-все наконец разойдутся и можно будет незаметно покинуть это тайное прибежище.
А Андрей к тому времени уже давно будет у Киры. Или поедет подвозить в гостиницу Надежду. Да там и останется. Ему не впервой как ни в чем не бывало ехать после нее к другой женщине.
И пока она, как последняя дура, тешит себя нелепыми надеждами, Надежда будет тешить его…
* * *
— О, Жданов, ты Катю случайно не видел? — Зорькин вырос перед ним как из-под земли, так что несущийся на всех парах Андрей едва не сбил его с ног.
— Случайно видел, — решил не врать он. Почти не врать. — У нас там обсуждение контракта, очень важное.
— Какого еще контракта? И почему я, как финансовый директор, не в курсе?
"Брачного, Зорькин, брачного!" — едва не выпалил Жданов, спешно огибая незадачливого бывшего жениха и оставляя его недоуменно смотреть ему вслед с приоткрытым для очередного вопроса ртом.
— Андрюха, а что происходит? — следующим его перехватил Роман. — Ты куда-то резко пропал, я все это время вынужден развлекать твою даму. Нет, я, конечно, не против, но…
— Вот и развлекай! — резко оборвал его Андрей. — Познакомь ее с Волочковой, что ли. Она хотела.
— Кто, Волочкова?! — притворно воскликнул тот, скорчив ошеломленную физиономию.
— Малиновский, мне некогда, ясно! — вырвавшись из его цепких рук, зло бросил Андрей. — И хватит уже паясничать!
"И чем же ты, мой друг, так занят? — задумчиво проводил его взглядом Роман. — Или кем?.."
* * *
— Вот, я все достал, — появившись в дверном проеме, победно улыбнулся Андрей, демонстрируя Кате раздобытые швейные принадлежности. — Сейчас все исправим.
И, пристроившись рядом с ней, сам взялся чинить пострадавшее от его рук платье.
Он на удивление умело управлялся с иглой, и Катя, исподволь наблюдая за его длинными ловкими пальцами, не могла не думать о том, как эти самые пальцы совсем недавно сжимали ее грудь, скользили по бедру, забираясь под трусики…
Она сглотнула, стараясь прогнать от себя подобные мысли и чувствуя, как ее снова бросает в жар. Нет, просто это ждановский пиджак не по погоде теплый. Да и он сам…
Она невольно отодвинулась от Андрея, что не осталось незамеченным.
— Все еще злишься на меня? — с сожалением спросил он.
— На себя… — опустив голову, глухо ответила Катя.
— Кать, это же глупо — винить себя за то, что тебе было хорошо. — Он сделал еще пару стежков и бросил на нее быстрый взгляд: — Или ты предпочла бы, чтобы это был кто-то другой? Может, некто по имени Михаил?
— При чем тут?.. Откуда ты?..
Она так и не смогла закончить ни один из вопросов и сердито решила, что вовсе не обязана перед ним отчитываться, а тем более оправдываться. Но все же невольно зарделась, вспомнив свою последнюю встречу с Мишей. Тогда ей определенно хотелось, чтобы это был кто-то другой. Некто по имени Жданов Андрей Павлович. Вот только ему знать об этом было необязательно.
— И часто такое с тобой случается? — в свою очередь с деланным равнодушием поинтересовалась она.
— Нет, — улыбнувшись, покачал головой Андрей, не сразу и сообразив, что она имеет в виду, — вообще-то нет.
— И даже в Киеве…
Она не договорила, уже пожалев, что вообще завела об этом речь.
Жданов же мысленно воздел глаза к потолку: боже, почему ему достаются исключительно ревнивые женщины? Но все же принялся терпеливо объяснять:
— Мы с Надеждой отлично поладили, но это чисто деловые и дружеские отношения. Тебе не о чем беспокоиться, правда. В конце концов, я же сейчас с тобой, а не с ней, так?
Может, стоит рассказать Кате о том, как на складе "Зималетто", оставшись с Ткачук один на один и помогая ей застегнуть платье, он вовсе не ощущал желания немедленно сорвать с нее одежду; или о том, как в кабинете, сплетая с ней пальцы, не чувствовал и сотой доли того, что ощутил, едва коснулся Катиной руки?
— Весь этот месяц… поначалу я действительно старался тебя забыть, как обещал, но, как видишь, успехом эти старания не увенчались. Я скучал, — он поднял на нее глаза. — А ты?
Катя промолчала, видимо не сочтя нужным ему ответить. Но хотя бы не отрицала, решил он.
— Ты все пытаешься отгородиться, выстроить между нами стену. Но этого не нужно, Кать. Я тебе не враг. Я люблю тебя. И то, что ты в это не веришь — пока не веришь, — этого не меняет.
— Как… как ты смеешь говорить мне все это?
— Говорить что? Правду? Оказывается, это очень легко.
За неимением ножниц он откусил нитку зубами, критически осмотрел свою работу и, удовлетворенный, протянул платье хозяйке:
— Ну вот, почти как новенькое. Хорошо, что не однотонное — видишь, благодаря узорам совсем и не заметно… Кать, а помнишь меня почти в таком же? Еще в шкафу у тебя прятался, а?
Он так хотел, чтобы она расслабилась наконец, улыбнулась, и ему почти это удалось.
Но ей тут же вспомнилось, как, выбравшись из шкафа, он попросил ее помочь то платье расстегнуть и как еще тогда пришлось стыдливо отгонять запретные мысли, помимо воли возникшие у нее при виде широкой спины и мускулистых рук шефа.
А потом подумалось, что она не единственная, с кем он сегодня делился воспоминаниями о столь примечательном эпизоде своей биографии, и вновь стало грустно.
И не единственной она была не только в этом: как следовало из сбивчивого рассказа Тропинкиной, Надежда запросто переодевалась прямо при Андрее и даже не стеснялась.
А вот она стеснялась и ничего не могла с собой поделать. Хотя Жданов и деликатно отвернулся, она спиной ощущала его взгляд.
Ведь Андрей тоже ничего не мог с собой поделать и украдкой косился на отбросившую его пиджак Катерину, прекрасную в своей наготе, но, увы, спешащую поскорее облачиться.
Ну как облачиться… Его так и подмывало сказать, что это ее платье — сущее преступление против мужского пола. Что он едва сдерживался, когда она ходила в тех своих кофтах и платьишках с глухим воротничком под горло, а тут… Нет, впредь он, конечно, постарается держать себя в руках, но если она и дальше продолжит щеголять перед ним в столь смелых нарядах, то это будет непросто, ой как непросто.
А еще, хотя его самого и его сегодняшнюю спутницу сфотографировали бессчетное множество раз, он уже заранее знал, какие снимки с этого показа станут его любимыми и что, разглядывая их, он будет неизменно вспоминать, как с упоением целовал эти обнаженные плечи, как высвобождал из плена узкого корсета весь вечер манившие его груди…
Спохватился, отвернулся, приказав себе думать о чем-нибудь неприятном — да вот хотя бы о Воропаеве, — потому что позволить мыслям беспрепятственно течь все в том же направлении может быть чревато еще более длительной отлучкой. И еще более сердитой Катей.
И если только что она мечтала поскорее выбраться отсюда, то теперь, одевшись наконец, мешкала. Уже во второй раз поправила прическу и в третий — разгладила на платье несуществующие складки.
Здесь даже не было зеркала, чтобы она могла оценить свой внешний вид. Может, ей вообще не стоит показываться на люди? Тем более если многочисленные представители прессы еще здесь.
— Я ужасно выгляжу? — не глядя на Жданова, тихо спросила она, почувствовав, как при этом в носу опять защипало от подступающих слез.
— Нет, чудесно.
Он шагнул к ней, поправил заколку у нее в волосах, потом взял за подбородок ее голову, внимательно всматриваясь в лицо. Приподнял на ней очки и бережно провел подушечкой пальца по задрожавшему нижнему веку, стирая небольшой след туши.
— Теперь порядок. Только носик чуть-чуть красный, но это практически незаметно. — И, не удержавшись, чмокнул ее в этот самый носик. — Зато глаза блестят, а раньше печальные были.
— Неправда! — возмутилась Катя, отталкивая его руку. И уж ему ли — главному виновнику ее печали — об этом говорить!
Она направилась к выходу, но Андрей опередил, галантно открыв перед ней дверь и намереваясь выйти следом, однако Катя остановила его поспешным:
— Стой, я первая пойду!
Не хватало еще, чтобы кто-то увидел их вместе.
— Хорошо, — пропуская ее, смиренно вздохнул Андрей. И, скрестив на груди руки, привалился к стене, приготовившись ждать. До скольких ему досчитать? До ста? До двухсот? Кому нужен этот детский сад?
Он был не прочь выйти с ней под руку или обняв ее за плечи и незамедлительно объявить городу и миру, что она его женщина.
Но Катя предпочла уйти одна. А ему покамест предстояло разобраться с женщиной другой. И если бы только с одной.
* * *
Добравшись незамеченной до дамской комнаты, Катя уже с минуту стояла перед внушительных размеров зеркалом, собираясь с духом, прежде чем снова выйти к гостям. Убедившись, что действительно выглядит не так плохо, как рисовало ей воображение, она волей-неволей всматривалась в свое отражение, пытаясь увидеть то, что разглядел Андрей. Наконец, пустила воду, но подставлять под нее ладони не торопилась, медлила, глядя на мощно бьющую в раковину прозрачную струю, и в итоге просто закрыла кран — руки мыть она передумала.
Вернувшись в зал, Катя нацепила на лицо приветливое выражение, стараясь вести себя непринужденно. Хоть и давалось это непросто, ведь казалось, что она насквозь пропахла Ждановым — как окружающие могут этого не замечать? Да у нее же на лице написано, чем она только что занималась и что белья на ней по милости одного из здесь присутствующих уже нет!
— Кать, ты где пропадаешь?! — подскочил к ней Зорькин. — Юлиана тебя обыскалась!
— Нужно было уладить кое-какие дела, — ответила туманно, украдкой озираясь по сторонам.
— И как, уладила? — подозрительно покосился на нее друг: не один Жданов был сегодня каким-то странным.
"Скорее еще больше запутала", — невесело подумала та, заметив наконец Андрея, который тоже уже вернулся. Жизнерадостный и лучезарно улыбающийся, судя по всему, он был очень рад воссоединиться с Надеждой и Малиновским.
— Там Эвелина Хромченко из "L'Officiel" жаждет взять у тебя интервью. Иди скорее, не каждый ж день тебя зовут засветиться в модном журнале, а то и на самой обложке!
— Скажешь тоже, — на автомате буркнула Катя, все еще не сводя глаз с о чем-то оживленно беседующей троицы. Но, опомнившись, всполошилась: совсем же вылетело из головы, что обещала уделить время главному редактору этого глянца! — Сейчас, уже иду.
— Еще раз добрый вечер, — спешно пройдя за кулисы, поприветствовала она Эвелину.
— Спасибо, что нашли время. Вы сегодня нарасхват.
— Очень приятно, что вас заинтересовала наша коллекция.
— Но это интересно. Это действительно интересно, свежо, ново, оригинально, — похвалила Хромченко и тут же деловито осведомилась: — Можно мы сделаем несколько ваших фотографий? Я думаю, что они нам теперь про запас очень понадобятся.
— Сейчас? — неловко улыбнувшись, смутилась Катя. — К-конечно.
Но едва раздались первые щелчки затвора фотоаппарата, все же стесненно попросила:
— Если вы не возражаете, я бы хотела надеть что-нибудь из нашей новой коллекции. Вот это, например, — пройдясь вдоль ряда вешалок с одеждой, она остановила свой выбор на приглянувшемся ей еще во время дефиле длинном черном платье, верхнюю часть которого украшала полупрозрачная кружевная вставка.
— Пожалуйста, — великодушно взмахнула рукой Хромченко. — Это же ваша презентация, делайте так, как считаете нужным. Вполне разумно, если президент компании будет в модели из представляемой коллекции.
Катя благодарно улыбнулась: она все же ужасно переживала, что, хоть и старательно зашитый Ждановым, дефект будет заметен. Это она могла бы не обратить на него внимания, но, вероятно, не собравшиеся здесь знатоки моды, равно как и читатели журнала. И потому, сменив свое платье на новый, куда более скромный наряд, почувствовала себя увереннее, жалея лишь, что "Зималетто" не выпускает женское нижнее белье, что было бы весьма кстати, и надеясь, что Милко не убьет ее за такое самоуправство.
Теперь она уже смелее позировала фотографу, снимавшему ее то с одного ракурса, то с другого, то крупным планом, и отвечала на вопросы, которыми ее закидывала Хромченко.
В итоге, выслушав новую порцию комплиментов и распрощавшись с Эвелиной, она решила, что держалась неплохо. И все же… все же ни знаменитому главреду, ни Доминик Дюбуа, ни кому-то другому из гостей, в продолжение вечера заводивших с ней беседу, так и не удалось полностью переключить на себя ее внимание, заставить хоть ненадолго забыть о том, кто продолжал занимать ее мысли.
— Видите, Катя, если очень сильно захотеть, то в профессии можно многого добиться. Очень жаль, что в личной жизни не так, правда? — не преминула сделать ей больно Кира, к которой она подошла поздороваться.
И Катя едва удержалась, чтобы в ответ не посоветовать той проверить карманы своего благоверного, если он все же явится к ней этой ночью.
Но, глядя на и без того печальную, усталую Воропаеву, одернула себя, в очередной раз подумав, что вовсе не хотела бы оказаться на ее месте. Ей и на своем-то было отнюдь не сладко, при том что она ни минуты, ни секунды не носила гордого звания законной невесты.
Но наблюдать, как Андрей обихаживает Надежду, было от этого ничуть не легче. Он буквально ни на шаг не отходил от своей драгоценной киевлянки. И попрощаться они подошли, конечно же, тоже вместе.
— Я провожу нашу гостью, — пояснил Андрей замершей при их приближении Кате. — Еще раз мои искренние поздравления. Вечер был просто замечательный — и это полностью тв… ваша заслуга.
Ему безумно хотелось поцеловать ее — такую милую, с враз вспыхнувшим на щеках румянцем. Вот только госпожа президент вряд ли бы это одобрила, поэтому максимум, что он себе позволил, — это взять ее руку и трепетно коснуться ее губами. А затем добавить, совсем тихо, встретившись с Катей взглядом:
— Я позвоню тебе чуть позже. Пожелать спокойной ночи. Хорошо?
Она не ответила, опустив глаза и поспешнее, чем хотелось бы, отняв руку — слишком свежи еще были воспоминания о том, чем все закончилось в прошлый раз.
— Пушкарева, и как это понимать? — донесся до нее голос стоящего неподалеку Зорькина.
Если б она сама знала… Нет, каков нахал! И вовсе она не будет ждать его звонка — еще не хватало!
Но, глядя им вслед, она невольно прижимала к груди обласканную им руку.
Свою же Жданов, уходя, сунул глубоко в карман брюк — тот самый, подумала Катя, где был надежно сокрыт их постыдный секрет.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
,и хочется продолжения ... 
)
Лелишна, 
Но за прелесть - спасибо! 