Greza писал(а):
... обожаю этот вид искусства!
Сказка о ЗолушкеПро Золушку мы читали с Кристиной. Книга казалась огромной, разворот едва умещался на сестрицыных спичечных коленках. Я старательно повторяла буквы – черненькие горошки перца и длинненькие червячки, в которые тыкал умный Кристин палец, я очень старалась и делала все точно так, как учила Крис. И постепенно слова оживали. И вскоре уже пели во мне, и эту музыку я не забыла.
Я вспоминаю ее каждую ночь.
Золушка – это я.
Это я была доброй и солнечной девочкой и солнечными утрами надевала новую шелковую юбочку, новую, всегда новую, льющую на мои легкие бедра и жемчужные колени шелковую нежность оборок. И корсаж был нежен, потому что его не нужно было затягивать. Он сам обнимал мою тонюсенькую талию - я была сказочно хороша. Мамины руки ласкали, голос отца подтрунивал, втайне восхищаясь. В рокочущем мужском бархате я ловила особые нотки – восторг-сожаление-ревность, прозрачный росток вожделения. Я не винила его, зная - я слишком, слишком хороша!
Это была я.
Меня любили все. Я тоже всех любила за то, что они любили меня. И еще за то, что никогда-никогда, ни единой секундочки я не сомневалась в том, что я прекрасна. Чудо как хороша. Добра, умна, трудолюбива и озорна – как маленькая Золушка из доброй и светлой сказки.
_________
Сегодня мой Принц явился хорош и радостен, каким давно не был. Я имею в виду - не был здесь, в моей спальне, потому что в офисе он радостен и хорош практически постоянно. Там, затянутая в корсет моды и престижа, приглядывая за гоготом умильных гусынь, трепещущих подле него, я умиляюсь и радуюсь про себя - какое счастье, какое же счастье, что я – не мужчина, а женщина! Потому что с НИМ соперничать невозможно. Он лучше всех! Он неповторим, он единственный, он самый красивый и притягательный мужчина. Он пахнет утренним Марокко, солью моря и черным перцем с едва уловимой ноткой горького шоколада. В постели, когда мы размыкаем объятья, я иногда улавливаю еще и тона свежего миндаля. Я очень чувствительна к запахам. Студенты моей юности пахли потом и футболками из хлопка, от сотрудников и деловых партнеров день-деньской разит туалетными водами, но бренды, знаете ли – это совсем не то, что может заставить мечтать. И ни одна кожа не заставляет меня затаить дыхание, а потом медленно, незаметно втянуть чужой запах. Безрезультатно. Я пробовала. Он лучший, и он – МОЙ. Я торжествую, глядя на него.
И только я его достойна. Королева днем обязана быть королевой и ночью.
И все повторится.
Он хочет меня, я знаю это.
— Мы так давно не были вместе... — я изо всех кошачьих сил обволакиваю его дыханием и дрожу самочьей серединкой, пусть затянутой в футляр из джерси, но – знаю, он откликается на мою дрожь, всегда.
— А.… едем!
МОЙ.
И мой бал гремит музыкой, стонет арфами и звенит огнями и вот, сейчас... вот... неужели?! Наконец-то я чувствую ЭТО! ... он сверху, сзади, горячий и бьющий огненный таран, мой личный, ароматный сандаловый вихрь, и мои стоны уже наплевали на все приличия, и вот сейчас – еще секунда! Я позволю себе поверить, но пусть еще одна секунда, одна!.. две... Сейчас, ну сейчас он наконец сделает что-нибудь, сделает впервые – то, чего я жду так долго, не понимая – чего я жду: что грохнется с кровати сотня железных башмаков? Вывалят на простыни свои кровавые языки убитые драконы? ДА! и ОН крикнет – смотри, что я сделал ради ТЕБЯ!!! Я продал квартиру и украл фирму, чтобы купить тебе бриллиант размером с орех, я украл для тебя все бриллианты мира, сражался из-за тебя с толпой рыцарей, предал отца и мать – вот их кровавые сердца! Он проорет мне то, в чем я всегда уверена - и зарычит, и заломит мне руку, вопьется зубами в шею сзади – и тогда я наконец поверю... поверю в то, в чем и так уверена: Я - лучшая, Я лучшая, такой как Я больше нет! Я достойна ЕГО и СЕБЯ, достойна ... моего... взрыва... я могу... !!! Я ВЕРЮ ТЕБЕ!
Он деликатно рявкает мне между лопаток и обмякает... все. Не успела. Крик задавленно замер внутри, живот борется с удавкой, обои на стенке перед моим взором предательски нежны.
Но я уже не здесь.
Я несусь по темным переходам. Сияющий зал злорадно стонет в спину. Туфелька звенит, соскальзывая с ноги, но я не оглядываюсь, я все уже видела - там всего лишь осколки хрусталя, колючие как слезы. Ему нечего подбирать, даже если бы и захотел, но он – не хочет. Он не бежит за мной и не зовет, и я не плачу, не по туфле же плакать... к тому же туфля - ерунда, она все равно вернется. Как будто никогда и не разбивалась о камни, она вернется ко мне и будет сиять, издеваясь! Сладко хихикая своей дыщащей сердцевинкой-влагалищем! Она вечна, будто бы она не из тонкого стекла, а из камня, из железа; это не женская туфелька – это мой железный башмак, проклятый башмак, который мне не износить и за сотню, тысячу сотен лет!
Я хочу плакать. Но истерика – это потом. Повод найдется.
Но это все потом.
Без него.
Когда он уснет, я буду плакать и думать.
А сейчас, пока он близок и не спит, важнее посмотреть ему в глаза, которые он зачем-то отводит - то ли вполне довольный, то ли рассеянный. Он уже озаботился чем-то своим, думает о своем, наливая себе остывшего чая в тонкую чашку. Я наблюдаю сверху, как он отпивает глоток и знаю, что ему невкусно. Это зеленый яванский чай, он ужасно горчит, если перестоит. Скажи же мне – этот чай горький! Рассмейся, попроси другой! Меда, холодной воды, лепестков роз – попроси меня! Ты что же, не веришь, что я дам тебе всего – холодного, пьяного, сладкого, пылающего? Что я все могу и умею, что я лучшая – не веришь?
Не верит...
Он позволяет мне себя обнять. С опаской доверяя, он отдает мне во власть свою тяжелую голову и не защищенное кольчугой горло. Он подпускает меня сзади, голую и жаждущую лжи, а сам, почти не морщась, зачем-то пьет перестоявший чай.
Я не хочу пить.
«Как же я тебя люблю», - стонет мое горло вслух и так искренне, что слова кажутся отъявленной ложью. «Я тебя тоже», - как обычно, галантно зеркалит мой Принц, и я борюсь с безумием - броситься на него сзади, вывернуться и упасть к его ногам, прильнуть к его груди, задушить и замучить пыткой: ТЫ МЕНЯ ЛЮБИШЬ?!!!
Я не делаю этого. Просто я знаю, что - бесполезно. Это бесполезно. Он отшутится и не станет меня обнимать, или обнимет устало и расслабленно. Без страсти, он ее выплеснул. Моя – горит во мне, если я глотну воды, то пойдет пар. Так что – как всегда? Или следует ли мне его обнять из всех сил и потребовать, глядя в глаза – ТЫ ЛЮБИШЬ МЕНЯ? Отвечай! Любишь меня сильнее, сильнее, больше, больше всех остальных, ни одна не достойна меня, скажи, что Я ЛУЧШЕ ВСЕХ!!!
Это важно.
Самое важное для меня. Важнее брошенного бала и саднящего нутра. Важнее и сегодняшней, и завтрашней истерики. Потому что если ты правда меня любишь, и правда будешь хотеть меня, несмотря на испачканный в золе подол и пятки – то на очередной надкушенный и вывалившийся из моей хрустальной глотки оргазм мне наплевать, а завтра я буду другой, и будет другой оргазм – настоящий! Мой взрыв и освобождение, то, чего я не могу позволить себе, пока не уверена в том что... Завтра - я решусь. Клянусь своими сегодняшними слезами. Я отдам тебе все, открою все, что есть во мне – бери и владей, всем - что было, есть и будет, и я ни о чем не пожалею!
Он спит.
Устал.
Я плевочком сливаюсь по шелковой сирени моих простынь и шлепаю в ванную. Плакать. Включаю душ и исторгаю слезы. Внутри меня стон, но пальцы не помогут.
Моя туфелька из хрусталя. Разные вещества.
Я возвращаюсь и ложусь рядом. Он здесь – и это уже достижение. В последнее время мне все чаще приходится гоняться за ним, улещать его и уламывать, чтобы он согласился прийти и остаться со мной на всю ночь. Но это неважно. Не важно. Все не беда – ведь сейчас он ЗДЕСЬ и он МОЙ.
Не беда. Завтра - все получится.
Завтра он скажет мне свое Я ЛЮБЛЮ по-другому. Искреннее, горячее и злее. Он будет любить и ненавидеть меня, обижаться и прощать, негодовать и любоваться, он на все пойдет ради МЕНЯ! И засияют свечи бала, и распахнутся окна в звезды, и я взлечу в сильных руках моего Принца...
Я отдам себя без остатка. И получу право ВЗЯТЬ этого мужчину – всего, его сердце и душу, целиком и навсегда.
Она грязна, сутула и мнется как кобыла в течке. Эта тварь босая, ей не нужны туфли.
— Зачем ты опять явилась в мой сон? — саркастически вежливо спрашиваю я. Не уподобляться же этому ничтожеству в шерсти из комода и зеленых кроссовках! На мне - шелковый брючный костюм от Арденн из последней звездной коллекции. Бешеные деньги. Бриллиантовый престиж. Я – бриллиант, а она – комок грязной земли.
Она молода и бедна, неуклюжа и робка. То робкая, то наглая – лживая ВЕДЬМА.
— Хочешь, покажу как надо? — дерзко говорит она.
Ну-ну, так я и поверила.
Еще заяви мне тут, что секс может быть "нежным" – я бы заржала, если б не достоинство. Да я же без тебя все знаю! Я умею! Соблазнять и давать наслаждение, истекать фантомным медом, я знаю - мужчине все равно даже то, симулируешь ты или нет, если ты горяча и смеешься в его руках!!! Как это – нет...
— Да что ты можешь? Ты – неумытая пейзанка. Он – Рыцарь и Принц. Трахнет тебя и плюнет на грудь. Мне – плевать!
Потому что вас, пейзанок и служанок – немытая толпа, а он - МОЙ. И я – ЛУЧШАЯ!
Вместо ответа она скидывает с себя немодное тряпье и больше не видит меня. Между нами – стена. Я бьюсь об эту хрустальную стенку, и, быстро обессилев от слез и ярости, соскальзываю в пыль, и в слезах продолжаю смотреть, потому что не смотреть – выше моих сил....
И все повторяется.
Сброшенное перед рыцарем тряпье селянки. Его скептическая длань на пухлой попке с ямочками. Его рыцарская похоть, лгущая о нежности. В траве у проезжей дороги, у канавы, верхом на раскинувшей ноги глупой девке – так это все, что тебе нужно, рыцарь?! Я не могу смотреть на него – такого, и поэтому смотрю на нее. Она – глупа и дурно воспитана, она себя не уважает. Она согласна на грязь и траву вместо шелка простыней; она визглива, нелепа и отчаянна; она что-то орет без слов, и я с ужасом чувствую, что она не лжет: «Я твоя навек. Я Золушка и Ведьма. За тебя - на костер, лишь осчастливь - подойди плюнуть в мое пламя. И уходи прочь, и засмейся, пришпорив коня, и никогда обо мне не вспоминай, я - твоя ...» ...
Ты же врешь!!! Завтра ты побежишь за ним с ножом! Бессильная, с заломленными руками, ты будешь скулить, прося милости Рыцаря – дать тебе приданое и выдать за дворцового поваренка!.. ты врешь, врешь и знаешь, что врешь!!!
... Ложь? Страсть? Гормоны? Он так же дик и некрасив, и так же глупо выглядит. Я глотаю горечь – ему определенно сейчас плевать на то, как он выглядит со стороны, и уж точно ему плевать на имидж и косметику своей "дамы", на объем ее бедер, длину ног, правильность черт и график фитнеса. Они валяются у расцветшей незабудками канавы и не смогут расцепить рук и ног даже если пойдет дождь, загорится склад готовой продукции и рухнет доллар! Я колочу в стекло, ломая ногти, я кричу, но он меня - просто не слышит, а она не слышит потому что ей плевать на меня, она сейчас занята тем, что для нее важнее долларов, достоинства и жизни. Она – лгунья! У нее шершавые пятки и никакого педикюра, и маникюра тоже нет, ее волос никогда не видал приличный парикмахер, ей неизвестно слово «пилинг», что еще?!!! Что?!! Она стонет, запрокинув голову в траве, оскалившаяся сука, красная и некрасивая...
Что есть в ней, чего нет во мне?!!
Я рыдаю в пыли, а там, у канавы, скалит зубы сучья правда.
И я с горечью понимаю, что знаю, знала всегда: моему Принцу и Рыцарю сейчас плевать на то, сколько раз эта правда ему солжет. Сколько раз убьет и предаст.
Я слышу крик: «Неееет!»
Это кричу я.
Кричу и умираю, и просыпаюсь живая, с сухим ртом и глазами.
Утро. Как всегда, я заснула последней и просыпаюсь первой. Белую итальянскую кисею на окнах целует солнечный луч, свежо и цветут фиалки... это утренний оттенок моей постели. И - еще немного понежиться, и - прохладный душ, кофе, наши шутки и поцелуи перед рабочим днем. Утрами он весел, спокоен и нежен со мной. Утрами мы вместе едем на работу.
К черту глупые сны!
Он доверчиво спит в моей постели. И я все равно его добьюсь.
Я добьюсь его или умру. Он МОЙ и всегда будет МОИМ. Все остальное не имеет значения. Завтра наступит новый день, затем новая ночь и новый бал, и я - не сбегу!
А если и сбегу, перед побегом я подарю ему себя – такую как есть. В золе или золоте, и пусть решает он, любить меня или... или поставить мою хрустальную туфельку на полку, где пылятся его спортивные призы.
Возьми же ее наконец, эту проклятую туфельку.
Возьми или я умру.
КЛЯНУСЬ.
Конец пролога 
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Это еще не конец.
Как давно я не смеялась здесь так, как раньше!
) - и тогда, возможно, я скажу бееее.... Хотя не уверена, что пропавшие достоинства просто не заменятся другими. Новыми, свеженькими 