Ап!
— Как вы могли так со мной поступить, Катя? — кричал Андрей. — Вы же меня предали! Подставили! Я же рассчитывал на вас, а вы… вы… Вы обо мне подумали?
Он задыхался, и слов у него не хватало.
Катя попыталась было что-то сказать, открыла было уже рот и проснулась.
Ребенок давил на мочевой пузырь, и очень хотелось в туалет.
Воздуха не хватало.
Перед глазами плавали темные мушки.
Господи боже, да разве так должна чувствовать себя невеста в день своей свадьбы?
Сглотнув остатки ночного кошмара, Катя осторожно встала с кровати.
Оглядела свою комнату, такую привычную и родную.
Как-то теперь все будет в новой квартире?
Осторожно, стараясь не разбудить еще спящих родителей, она прокралась в ванную.
Уставилась на себя в зеркало.
Андрей женится на ней вовсе не из-за ребенка.
Он действительно её любит!
Нельзя сомневаться в этом.
Стоит только поддаться этим отравленным сомнениям, как она уже не сможет остановиться и рухнет в болото страхов и неуверенностей с головой.
Андрей Жданов, усмиренная стихия, который в последние недели вел себя слишком терпеливо. Слишком сдержанно. Слишком осторожно.
Как будто Катя была хрустальной вазой или бомбой замедленного действия.
Облизнув губы, она отвернулась от своего изображения.
Все будет хорошо.
Они поженятся и будут жить долго и счастливо.
И незачем чувствовать себя так, словно она украдкой наряжается в чужую фату.
Вернувшись в комнату, Катя безнадежно потянулась к мобильнику. Он был новеньким, Андрей подарил несколько недель назад и очень просил все время брать его с собой.
«Катя, вам не стыдно? – гласила эсемеска от Киры. – Вы же рушите жизнь человеку».
Эта была вчерашняя.
Две позавчерашние сообщали о том, что Андрей будет несчастлив до конца своих дней и что ему будет стыдно глядеть в глаза своим знакомым.
Кира не уставала отправлять по нескольку сообщений в день.
Катя вздохнула.
– Хорошо бы, – сказала она ребенку, – чтобы ты не унаследовал зверское обаяние твоего папочки. А то хлопот не оберешься. Вот то ли дело твоя мама – скромность и скука. Никаких злобных бывших.
Несколько дней назад одна из моделей намеренно так сильно толкнула Катю, что она наверняка свалилась бы, если бы не Милко. Ух, как он разбушевался. Как он вопил, что Катя – это сосуд, в котором она носит целую вселенную. И не каким-то там вешалкам этот сосуд разбивать.
Андрею не рассказали, конечно, что его лишний раз тревожить.
Катя еще помнила, с каким ужасом он ждал свадьбы с Кирой и наблюдала за ним с неусыпным вниманием, чтобы сбежать при первых признаках этого самого хтонического ужаса. Но Андрей держался стойко и даже бодро.
Возможно, страх перед свадьбой у него отвалился в процессе эволюции, как хвост у гомо сапиенсов.
Ну или он просто ловко притворялся.
Дверь скрипнула, и в образовавшийся проем просунулась голова мама.
– Катюш… блинчиков или оладушек?
Валерьянки, хотелось ответить Кате, но она лишь широко улыбнулась.
– Мама, я замуж сегодня выхожу, – и тут же разревелась.
Прошло совсем немного времени, и дом наполнился людьми. Пришла Юлиана с визажистом и парикмахером, девочки надували воздушные шары и клеили разные плакаты, потом заявился Милко со своими визажистами и устроил настоящую свару.
– Ну пусть мне один глаз накрасит визажист Юлианы, а другой – ваш, Милко Вуканович, – развеселилась Катя, чем привела маэстро в ужас и смятение.
О, она-то знала, что как ни крути, все равно будет выглядеть нелепой девочкой с неприлично округлым животиком. Как будто засунула под платье строительную каску.
Катя покорно позволила себя причесать и накрасить, послушно надела принесенные Юлианой белоснежные кружева и разрешила Милко лично облачить её в платье – узкое, как перчатка.
– Нет смысла скрывать твоего тамагочи, – провозгласил модельер в самом начале, – все равно все всё увидят. Поэтому неси его гордо, как величайшее достижение такой серой мыши, как ты.
К серым мышам Катя давно привыкла, а вот Андрей сначала раскричался, а потом эскиз одобрил.
Он вообще был готов всем и каждому рассказывать о том, что скоро станет отцом.
Однажды Катя застала его, вдохновленно толкующем об этом уборщице.
Бело-матовое нежное платье имело неприличное низкое декольте, достигало середины икр и обнажало ажур молочных чулок.
Апрель не самое лучшее время для чулок, вопил Андрей, но Милко выиграл этот бой.
Он настаивал на невинном жемчуге, а Андрей на алых, преисполненных страсти рубинах, и тогда Милко вдруг захохотал и подмигнул Кате.
– А ты, значит, роковая тигрица, кто бы мог подумать.
– Да, – усмехнулась Катя, – я именно такая. Это всем известно.
Андрей, довольный собой, помчался по ювелирным в поисках каких-то особенных рубинов.
И вот теперь они тяжелой прохладой легли Кате на грудь, ощутимо охватив её шею.
Такие камни не подходили невесте, и все говорили Андрею, что это плохой выбор, но он закусил удила.
Юлиана нацепила на её нос новые элегантные очки, и Катя наконец увидела себя в зеркале.
– Обалдеть, – пробормотала она.
– Кэтрин Зета-Джонс, – гордо провозгласил Милко.
Катя робко тронула алчные рубины, капельками крови стекавшими по её светлой коже.
Красиво.
На неё смотрела сейчас вовсе не смешная девочка в платье с чужого плеча, а молодая и вполне стильная женщина. Не красавица, но и не тот урод, с которым Катя привыкла иметь дело. В сочетании юности и искушенности был какой-то особый шик, заставивший расправить плечи и поднять подбородок.
Пожалуй, такая невеста не слишком опозорит Андрея.
И даже волос, тонких и немногочисленных, казалось, что стало больше. Они изящными завитушками скрадывали обострившиеся черты Катиного лица.
Ребенок ободряюще и мягко толкнулся, и она улыбнулась.
Пожалуй, этот день будет не таким уж и страшным, как ей прежде казалось.