|
Один оплакивал Фриггу два года, горько и искренне, как того заслуживала такая королева. На третий год взял в жены Сигюн, деву, бывшую наперсницей королевы. Молоденькую, прекрасную, с волосами, похожими на текущее золото. Сидя в тронном зале, они были подобны зиме и весне. Однако она глядела на него с обожанием, он же улыбался. Приближённые вспоминали Фриггу и беззлобно шутили о слабости Всеотца к белокурым девам. Не было никого, кто не желал бы им счастья.
Через несколько месяцев после свадьбы он вошёл вечером в её покои, когда она причёсывалась перед зеркалом. Нежно отнял костяной гребень: «Ты прекрасно знаешь, что это моя работа».
Тяжёлой рукой воина расчёсывал ей золотистые волосы нежно и умело — их ритуал, начавшийся в брачную ночь. Она знала, что уверенность плавных движений — плод долгих лет, часто видела раньше, как он расчёсывал волосы Фригге.
Она устремила взгляд на отражение его лица, окаймлённого белой бородой, и попыталась собраться с духом. Напряжение росло в ней неделями. Уже несколько вечеров она собиралась заговорить, но страх каждый раз смыкал ей уста. Сегодня она решилась воспротивиться страху.
— Локи жив, мой господин, — тихо сказала она.
Его рука застыла. В зеркале она встретила взгляд единственного синего глаза.
— Это шутка? Боль от смерти моего сына до сих пор сильна, Сигюн.
Она не отвела взгляд.
— Я видела его. Вижу его каждый день.
Он тряхнул головой и легко провёл пальцами по её лбу.
— Значит, ты бредишь, Сигюн. Должно быть, ты больна.
— Нет, мой господин, — ответила она твёрдо. — Во всяком случае не так, как ты думаешь.
Ещё какое-то время он смотрел ей в глаза, потом снова опустил взгляд к её волосам и его пальцы снова задвигались, умело заплетая косу.
— Предположим, ты в самом деле его видела, — спокойно сказал он. — Как получилось, что его больше никто не видел? Почему я его не вижу?
— Он здесь не в своём теле.
Его руки задержались лишь на мгновение и снова начали ритмично перекладывать прядь на прядь.
— Как ты могла его узнать, если его не узнаёт родной отец?
— Потому что я наблюдаю за ним с детства. Еще ребёнком при королевских выходах я видела только его. Прислуживая его матери, не могла на него наглядеться. Знаю его походку. Каждый поворот головы, улыбку и прищур глаз. Они годами врезались мне в память.
Он бросил на неё короткий взгляд.
— И чьё подобие он принял?
— Того, кого никто не заподозрит, даже сомнение в ком будет предательством.
— А ты его всё же видишь? — тихо спросил он. От тона, звучавшего где-то на дне его голоса, у неё пересохло во рту. Она подавила желание вскочить, опрокинув стул, и кинуться из комнаты прочь. Набрала воздуха:
— Да.
Он доплёл косу и завязал её лентой. Потом заправил ей за уши короткие прядки, танцующие вокруг лба — прикосновение, от которого перехватывает дыхание. Его ладони застыли на её висках. Она совсем не чувствовала давление или боль. Однако ощущала, как в его руках пульсирует сила, способная вмиг раздавить её кости.
— Почему ты его видишь? — спросил он, глядя ей в глаза в зеркале.
— Потому что женщина способна и под маской узнать того, кого любит. В походке воина отзвук кошачьего шага, в улыбке властителя насмешливую ухмылку. Я узнаю его, как мать узнала бы сына. Я знаю его лучше матери. Его любовь молодая и голодная.
— Это горячечный бред, — тихо сказал он, медленно проходя пальцами по её вискам, ушам, щекам, подбородку, горлу. — Это опасно.
— Какой другой любовью, кроме больной, можно любить больной ум? — прошептала она. — Я хорошо знаю, кто он есть и кем будет. Но не могу иначе.
Загрубевшие пальцы легко сомкнулись вокруг её горла:
— А вдруг он узнает, что ты его разоблачила? Ты не боишься? Ведь он убьёт тебя.
Её сердце заполошно билось, подгоняемое ледяным ужасом и огненным желанием. Она закрыла глаза:
— Нет. Не сразу. Сначала он обдумает, нельзя ли меня как-то использовать. Убьёт, только когда я стану бесполезной.
— Какую пользу ты могла бы принести? — вкрадчиво спросил он.
Она чувствовала, как у неё дрожат руки. Веки оставались плотно сомкнутыми.
— Я пойду за ним куда угодно. Исполню всё, что он прикажет. Буду его любить, даже если он будет меня ненавидеть. Останусь с ним, если все его покинут. Если он будет пленён. Если будет в оковах. Если ему в глаза потечёт яд.
— Больная любовь, — тихо сказал он, чуть сильнее сдавливая её шею. — Смертельная болезнь.
— Если он мне не поверит, и смерть будет лучше нынешней жизни, — ей приходилось с трудом выталкивать каждый звук из горла, стиснутого его пальцами. — И умереть будет легче, чем обнимать его в чужом теле и молчать.
Она замолчала, не открывая глаз. Следила за давлением его пальцев, которое ни усиливалось, ни ослабевало, за дыханием, ускоренным совсем незаметно, еле уловимо.
— Чего тебе не хватает, Сигюн? — выдохнул он.
— Чтобы он хоть раз любил меня в своём теле и целовал своими губами, чтобы я могла раз выкрикнуть его имя, прежде чем он меня убьёт... или поверит мне.
Один вдох и один выдох. Два удара сердца. По её шее скользнули холодные пальцы. Она распахнула глаза и утонула в зелёных глазах, которые смотрели на неё в зеркале.
— Ты пожалеешь об этом, — шепнул Локи, укладывая её на постель.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Я, как обычно, фанатею от худого и ядовитого