III. УТРО
Катя прислушалась к доносящимся со стороны прихожей звукам. В квартиру кто-то скребся — по-другому это было не назвать.
Мама? Пяти минут не прошло, как она в магазин отправилась. Забыла что-то?
Катя поспешила к двери и торопливо отперла замок.
— Андрей? — отступив, проговорила она, растерянно глядя на мужа.
Тот покачнулся ей навстречу и, с трудом перевалившись через порог, сделал пару неуверенных шагов, едва не зацепившись за пуф, на котором ранее обувалась Елена Александровна.
— Ты опять пьян? — отходя еще, с неприязнью спросила Катя.
Тот мотнул головой, не сводя с нее взгляда. Два дня всего не видел, а казалось — целую вечность. Еще больше осунулась, бледная кожа отливает нездоровой синевой, а на всем лице, казалось, теперь жили одни лишь глаза, огромные, внимательно за ним наблюдающие. Катя была напряжена и смотрела на него едва ли не со страхом, явно не понимая, чего ей ожидать. Захотелось тут же притянуть ее к себе, обнять, уверить, что все хорошо. Если б он только мог. Но ничего не было хорошо. А когда-то… когда-то он обещал, что никогда ее не обманет.
Катя всматривалась в так и стоящего молча мужа. Спиртным от него вроде не пахло, но и на обычного себя он не очень-то походил. И дело было не в помятом пиджаке и рубашке не первой свежести, и даже не в щетине на щеках и взъерошенных, едва приглаженных волосах. Он сам был словно помят, а устремленные на нее воспаленные глаза нездорово блестели.
— Андрей, ты плакал? — вдруг сказала она тихо.
И кажется, даже подалась к нему, пытаясь убедиться в своей догадке.
От чего внутри у него болезненно сжалось. Она знала его, чувствовала. Как же она тогда могла ничего не заметить? не понять? допустить, чтобы…
Он битый час сидел в машине во дворе, не представляя, как поднимется, чтобы рассказать ей такое. Собирался с духом, примеривался так и эдак, но нужные слова не находились.
"А что было на самом деле? Или ты так и не?.." — "Я узнала. Но лучше бы я этого не знала…" — звенел в голове ее переполненный болью голос.
Не говорить. Изобрести какую-то спасительную ложь — про ту же "Фонтану" хотя бы. Некоторое время он даже всерьез над этим размышлял. Но даже если Катя сейчас не сделает вид, а действительно почему-то поверит в придуманный им конструкт, не более ли жестоко оставлять ее жить в растерянности и неведении, носить эту тяжесть в себе, ежечасно опасаясь, что однажды правда таки выйдет наружу. Сможет ли он потом вернуть ее доверие? Ведь он же обещал. Обещал, что будет с ней честен.
Он так и не придумал ничего толком, когда увидел вышедшую из подъезда Елену Александровну и решил, что другой возможности остаться с Катей наедине в ближайшее время может и не представиться. И потому, дождавшись, когда теща скроется из виду, поспешил выбраться из машины.
— Что… что случилось? — с растущей тревогой спросила Катя.
— Я все знаю, — глухо произнес он, и собственный голос показался ему чужим. Он бы даже рассмеялся от этой иронии, если бы вообще еще мог смеяться.
От него не укрылось, как Катя непроизвольно сжалась, словно ожидая града очередных обвинений, которые уже не в силах была выносить.
— Я все узнал, — поправился он еще глуше.
Попытался продолжить, но лишь беззвучно открывал рот: речевой аппарат отказывался ему подчиняться. Как он мог сказать ей такое? Да и не поверила бы она, реши он просто сказать, настолько это было фантастично, нереально, какая-то параллельная вселенная, которая никак не должна была пересечься с их жизнью, однако…
Он полез во внутренний карман пиджака, неловко вытащил оттуда сложенные листы, еще больше напугав Катю тем, что его руки тряслись, когда он протянул эти бумаги ей, едва при этом не выронив.
— Прочти. Тут все.
— Что это? — не понимала она.
Разглядывая распечатанные страницы, в основном копии газетных статей и материалы с сайтов, тоже англоязычных, Катя прошла на кухню — ближе к свету, медленно опустилась за стол.
Здесь все еще витал едва уловимый запах оладий со сливовым вареньем, ощущалось незримое присутствие ее матери, к груди которой вдруг захотелось прижаться, как когда-то в детстве.
— Это просто желтая пресса, — растерянно подняла она глаза на Андрея, примостившегося на стул за другим концом стола. — Какие-то дешевые издания со второсортными сенсациями.
И нервно улыбнулась, отодвигая от себя распечатку газеты под ничего не говорящим ей названием "World Weekly Informer", на первой странице которой к телу ребенка были не слишком-то достоверно прифотошоплены голова и хвост макаки. "Младенцы-обезьяны наводняют город!" — кричал заголовок. В самой же статье сообщалось о сразу пяти хвостатых детях, появившихся на свет в небольшом городке Мартинсбурге, Западная Вирджиния, за последние три месяца (датировался выпуск, правда, 1997 годом), и предполагалось, что к этому могут быть причастны пришельцы из космоса.
— Я тоже так решил. Поначалу, — покачал головой Андрей. Он никогда не верил в подобные истории. Крысы-убийцы в метро, крокодилы-мутанты в канализации… Досужие вымыслы писак из низкопробных изданий, рассчитанные на не слишком взыскательную публику. — Но все более чем серьезно. Расследование вело ФБР. Там, дальше, в других материалах.
Нахмурившись, Катя взяла другую статью, речь в которой теперь шла уже о некоем Эдварде Ван Бландте, который в силу анатомических особенностей имел возможность менять внешность, принимая облик других людей, что использовал, в частности, для вступления в связь с замужними дамами под видом их супругов. А к одной страстной поклоннице "Звездных войн" и вовсе явился в образе Люка Скайуокера, тем самым и породив слухи о посетителях с других планет. И вероятно, эти похождения так и сошли бы ему с рук, оставшись незамеченными и безнаказанными, если бы не еще одна его особенность — хвост, который хоть и был удален у него в подростковом возрасте, но передавался зачатым от него детям. И когда новорожденных с этой редкой аномалией в городке с населением меньше пятнадцати тысяч стало необычно много, это привлекло внимание не только департамента здравоохранения, но и спецагентов Бюро.
Тогда, в 1997 году, Ван Бландта поймали и поместили в исправительное учреждение, где должны были держать на мышечном релаксанте, препятствующем изменению внешности, однако пять лет спустя заключенному удалось сбежать.
"В силу присущих ему способностей выйти на его след будет непросто, разве что только сесть на хвост из хвостов", — печально каламбурили в одном из следующих материалов, призывая обращать особое внимание на новые случаи рождения детей с рудиментарными отростками. А также предполагали, что, поскольку эту особенность, вероятно, наследовали не все 100% детей и, уж конечно, не все женщины беременели в результате контакта, на самом деле жертв на счету преступника может быть гораздо больше.
— Нет, нет, такого не бывает, Андрей, — беспомощно повторяла Катя, снова и снова пробегая глазами статьи, стараясь унять задрожавшие вместе с бумагами руки. — Это безумие какое-то, выдумки!
Вчитывалась в скачущие перед глазами строки интервью с привлеченным научным изданием экспертом, который со всей серьезностью рассуждал об аномальном расположении у Ван Бландта мускульной ткани и необычных фолликулах волос, что и позволяло тому менять облик.
— А есть другое объяснение? — Андрей привстал и откопал среди листов один с небольшой черно-белой фотографией преступника. — Помнишь его? — ткнул в ненавистную теперь физиономию. — Как же он назвался?.. Рик? Дик?.. В любом случае это было ненастоящее имя. — И нетерпеливо пояснил Кате, с сомнением вглядывающейся в смутно знакомое лицо мужчины на снимке: — Просто фото старое, теперь он должен быть десятью годами старше. Но это точно он! Занимался там при отеле продажей экскурсий, поездок и прочих… развлечений. Помнишь?
Со стороны этого мерзавца было весьма умно перебраться в курортный Майами и переключиться на иностранных туристок: разъедутся кто куда, и, если через девять месяцев где-то на другом конце света появится очередной младенец с хвостом, кто свяжет это с обходительным мужчиной, обещавшим привнести в отдых новые краски.
Отец-герой, мать его!
Глаз ведь с его Катеньки не сводил, так что немедленно хотелось покрепче прижать ее к себе, а то и, взяв за руку, утащить подальше. А она, казалось, ничего не замечала, всегда приветливо тому улыбалась, с радостью поддерживала беседу.
А когда он попытался сказать ей о своих наблюдениях, лишь со вздохом покачала головой:
— Ты говоришь так про каждого второго. Нельзя же быть таким ревнивым, Андрей! И это мы только поженились! Боюсь даже представить, что будет дальше.
— А что я сделаю, если они буквально раздевают тебя глазами?!
— Даже если и так, в чем я о-очень сомневаюсь, — с укоризной заметила Катя, — разве я когда-то давала тебе повод?
И он пристыженно обещал держать себя в руках, стараясь не вспоминать то черное время, когда повод она очень даже давала.
— Убил бы гада! — Андрей с бессильной злобой смял в кулаке страницу.
Хотя это и так была уже не первая распечатка, и даже не вторая — те две он безжалостно скомкал еще в квартире Зорькина, который забился в угол своего диванчика, высунув из-под одеяла один лишь нос, и со страхом смотрел оттуда на буйнопомешанного Жданова, который рвал и метал — в прямом смысле, — яростно грозясь кого-то найти и урыть.
Однако этому Ван Бландту крупно повезло: как оказалось, три месяца назад его все же арестовали и вернули за решетку. Иначе Андрей вряд ли бы смог долго противиться желанию взять билет на самолет, примчаться туда и превратить эту довольную, лоснящуюся физиономию в сочную отбивную. С кровью.
— Я одного не могу понять: когда он… как он… это провернул, — с трудом выговорил Андрей. — Мы же все время были вместе!
— Не все, — прошептала Катя, почти не задумавшись. — Рыбалка. То утро, когда ты поехал на рыбалку…
Она вспомнила и тот день, и мужчину со снимка, обещавшего сделать их отдых незабываемым, — и ее едва не замутило.
Теперь все действительно вставало на свои места, все ниточки связывались воедино.
"Рыбалка в Атлантическом океане — удовольствие, которое нельзя пропустить! Острые ощущения и азарт гарантированы", — обещал каталог, подсунутый им этим не то Риком, не то Диком. А на красочных фото были запечатлены удачливые рыбаки, демонстрирующие свою с трудом удерживаемую добычу практически с себя ростом.
Рыбачивший в детстве, Андрей сразу загорелся этой идеей, но спрашивал, конечно же, как на это смотрит она, по душе ли ей такая затея. Пришлось признаться, что перспектива подобного досуга не особо ее вдохновляет. Собирать грибы, к примеру, она любила, а вот ловля рыбы никогда ее не привлекала. К тому же не забылось еще, как ее укачало во время их прошлой морской прогулки на яхте. Да и тип этот подчеркивал, что это развлечение для настоящих мужчин, а не для таких хрупких женщин, живописуя в красках, как на прошлой неделе гигантский групер утащил за борт не девушку даже — здорового мужика, чем еще больше ее напугал, и так не очень хорошо плавающую.
— А ты поезжай, конечно, — сказала она мужу, задумчиво рассматривавшему в номере отданный им рекламный проспект. — Будешь потом папе рассказывать, как поймал рыбу-меч или даже настоящую акулу.
— Или как не поймал. А ты тут не заскучаешь?
— Хоть высплюсь наконец-то, — с улыбкой покачала головой она.
— Совсем я тебя замучил? Даже спать не даю?
— Совсем не даешь, — снова лукаво улыбнулась она.
— Гадкий тИран, нет мне прощенья! — вскочил Андрей и склонил голову в ожидании ее кары: — Готов смиренно понести любое наказание.
— Я подумаю… — игриво пообещала она, обнимая его за шею.
Он поднял глаза, и она вновь почувствовала, что тонет в манящей глубине его взгляда — единственном, в чем ей хотелось бы тонуть.
Выезд был намечен на раннее утро, пока солнце еще не так припекает. И в предрассветных лучах, чуть приоткрыв глаза, она лениво наблюдала, как Андрей собирается, стараясь не шуметь. Уходя, он поцеловал ее в выставившееся из-под соскользнувшей простыни обнаженное плечо, укрыл заботливо, пообещав, что она и не заметит, как он вернется.
Она и не заметила.
Едва голова коснулась подушки, снова погрузилась в сон. А потом, когда муж осторожно опустился рядом, пробормотала, с трудом разлепляя ресницы:
— Андрюш, ты вернулся? Уже? Отменилась рыбалка?
Покачав головой, тот ответил ей одной лишь лучезарной улыбкой и ласково провел рукой по ее лицу, другой притягивая ее к себе. Она попыталась сказать что-то еще, но не смогла, не успела: он настойчиво закрыл ей рот поцелуем. Да и потом все целовал ее и целовал, не давая произнести ни слова, — изголодавшийся, словно они не вчера только, вернее даже, сегодня…
После, утомленная, она задремала на его плече, а когда окончательно проснулась и открыла глаза, постель подле нее пустовала. Комнату заливало солнце, а ветер легко колыхал воздушную занавеску.
Она позвала Андрея, но ответа не дождалась, завернулась в простыню и, прежде чем отправиться в ванную, задумчиво обошла номер, невольно задаваясь вопросом: произошло все на самом деле или ей только приснилось.
Расположившись в одном из плетеных кресел на балконе и позволив ветру перебирать ее волосы, она поговорила с родителями, потом с Зорькиным — в Москве как раз близился к концу рабочий день. А тут уже и Андрей вихрем ворвался в номер.
— Я только мигом в душ и переоденусь. Мы же еще успеваем заказать завтрак?
— Успеваем, времени еще достаточно, — улыбнулась она. — Попросить, чтобы принесли?
— Достаточно, говоришь? — Андрей уже скинул футболку, и она вновь невольно залюбовалась его бронзовой от загара атлетической фигурой, что, конечно же, не укрылось от его лукавого взгляда. — Может, тогда пойдем в душ вместе?
— Боже, где ты только берешь силы? — рассмеялась она. — Иди уже. — И шутливо подтолкнула его в сторону ванной, пока он снова не увлек ее на все еще разобранную постель.
— Если вдруг передумаешь, ты знаешь, где меня искать, — коснувшись ее губ своими, шепнул он с улыбкой, и она снова рассмеялась.
За завтраком он возбужденно делился впечатлениями, вскакивая и изображая особо драматичные моменты этой рыбалки, показывал ей фото с выловленной барракудой и взахлеб рассказывал, как на более мелкую добычу покушался пеликан, но ее удалось отстоять. Так что, загадочно сообщил он, кое-что из его улова они смогут отведать уже этим вечером в одном небольшом, уютном ресторанчике.
Катя смеялась, позабыв спросить о своих сомнениях этого утра, да и потом, сама переполненная новыми впечатлениями и эмоциями, так о них и не вспомнила.
— Я ненадолго. Ты и не заметишь, как я вернусь.
Андрей вспомнил, как, уходя, наклонился к Кате и коснулся губами ее соблазнительно виднеющегося из-под съехавшей простыни плеча, прежде чем бережно его укрыть. Как потом, уже на обратном пути, этот Рик или Дик окликнул его по обыкновению любезным:
— Как ваше небольшое приключение, мистер Жданов?
И он, не сразу подобрав слова, попытался выразить переполнявшие его эмоции.
— Я знал, что вам понравится, — расплылся тот в улыбке.
Кажется, еще тогда она показалась ему слишком уж довольной. Но только на мгновение, через которое он, даже не став дожидаться лифт, уже взлетел по лестнице — к жене, которую и так слишком надолго оставил.
А ведь тогда он даже подумал, что ранее был несправедлив к этому мужчине, что тот просто участлив и учтив и правда прикладывает усилия, чтобы разнообразить отдых своих клиентов, сделать его более интересным и запоминающимся. Сколько раз он советовал места, которые действительно им нравились, неизменно спрашивая потом, как они провели время. Катя рассыпалась в благодарностях, а он, владевший языком куда хуже жены, обычно отделывался парой дежурных фраз, все же — что бы Катя ни говорила —начиная нервничать от прикованного к ней масленого взгляда этого типа.
— Не желаете ли повторить? — после этой поездки еще пару раз интересовался тот и у него. — У нас есть отличные предложения на весь день, а также ночная рыбалка — совершенно незабываемый опыт.
Но он, улыбаясь, лишь качал головой: ему было с кем проводить ночи, и вежливо отказывался, что заметно огорчало этого любителя чужих жен.
Но и того хватило. И живое подтверждение этого как раз подало голос из соседней комнаты.
Отбросив очки и уронив голову в ладони, Андрей, сгорбившись, застыл над столом.
Будь проклят тот день, когда он отправился на эту чертову рыбалку! Какого лешего она ему сдалась?! Какого лешего он вообще забыл в этой Флориде? Подумаешь, оба никогда не бывали в Америке. Ну и бог бы с ней! Да они бы и в Крым отлично съездили. Море, горы, любимый человек рядом — чего еще желать! Да хоть в ближайшее Подмосковье, на озера.
Ну почему о том, что Катя боится летать, он узнал только в самолете?
— Надеялась, что уже не боюсь: со мной же ты, — побледневшая, с трудом произнесла она, вцепившись в его руку.
А он сейчас с неменьшей силой вцепился себе в волосы.
Дур-р-рак, как ребенок радовался удачному клеву, а в это время… Хотелось кричать. Как тогда, кружась над их судном, кричали в небе какие-то большие серые птицы.
…Кричали не птицы — кричал ребенок.
Андрей отнял руки от лица, не сразу сумев сфокусировать затуманенный взгляд. Кати рядом не было, лишь черно-белые листы так и лежали там, где еще недавно сидела она. Плач не стихал, становясь лишь громче, требовательнее. Тогда он тоже неуклюже выбрался из-за стола и двинулся на звук.
Катя не обернулась, когда он вошел в детскую и приблизился к ней. Она недвижимо стояла возле кроватки, сжимая побелевшими пальцами ее прутья, а ее застывший, нечитаемый взгляд остановился не на ребенке даже, а выше, там, где, наигрывая тихую мелодию, медленно проплывали по кругу разноцветные рыбки.
Вера не умолкала, уже раскрасневшись от надрывного рева, то взмахивала, то вновь прижимала к себе кулачки, беспорядочно дергала ножками, с одной из которых уже почти сполз белый носочек.
Андрей наклонился к ней, достал из кроватки и, прижимая к себе и покачивая, хотел уже сказать шутливо-ласково, как раньше: "Ты чего это, опять решила всех соседей перебудить, а, маленькая врединка?" Но слова застряли в горле — из него донеслось лишь какое-то сипение. И, качнувшись, он уткнулся в поникшую макушку жены, освободив руку, чтобы притиснуть к себе еще и ее. И в какой-то момент Катины пальцы разжались, отпуская деревянные прутья кроватки, едва ощутимо поначалу коснулись его спины.
Так они и стояли в этих горьких объятиях: ее слезы беззвучно увлажняли рубашку у него груди, а его так же тихо терялись у нее в волосах…
Конец