irina_ti писал(а):
потому что вот это, про этот ваш текст - чистая правда.
Цитата:
это нереально прекрасно, это потрясающе
Я тоже так думаю
... за две недели до Катиного обморока, когда все было еще не так страшно Теперь Катерина каждое утро начинала с прохождения теста на логику, и только ответив правильно на 33 вопроса из 30 возможных, она могла быть уверена в себе. Ну, в смысле, что она еще в себе. А вот все остальные…
- Мам, а помнишь, ты говорила, что свойства продуктов можно исследовать с помощью гаечки? Это как?
- Да просто, Катюш. Привязываешь гаечку на ниточку, и держишь над творогом или над картофельным пюре. Если она пляшет по часовой стрелке - творог свежий и картошка не из-за плесени фиолетовая, а просто модный сорт. Если не двигается почти, значит уже того, из этих продуктов только запеканку теперь… для гостей. А если уж против часовой вращается как оголтелая, то все, это уж не еда, а питательная среда.
- Так это только для определения качества физического тела? – Катя немного расстроилась, это ей было ни к чему. Все переселенцы на удивление имели цветущий вид, будто телам эти салки-пряталки шли только на пользу.
- Почему? Не только! Я еще гаечкой таблетки отцу проверяю, которые ему идут, а которые не идут. А то знаешь, понавыписывают всякой дряни, а он что, все должен пить? Если гаечка от него к таблеткам качается, значит, они ему подходят. А если поперек, то уж ни за что ему не дам. Лучше сама буду принимать.
«Ага. Идут – не идут, можно попробовать протестировать сначала кого-нибудь из девчонок, а потом уже…» А то она сначала пыталась ориентироваться на горластость: кто орет громче всех, тот значит сегодня и есть Андрей Палыч. Чуть не прокололась: оказалось, что это ненадежный маркер, орать и другие могут, а кто в его тело попадает, тот уже не может иначе разговаривать, только надрываясь по поводу и без. Потом выбрала отличительным признаком суровость: если начальник продержал ее в каморке без перерывов на оправиться и перекусить до полуночи, давая все новые и новые задания, то уж вроде бы точно – он! Но и тут ожидал подвох: каждый из вновь вселившихся норовил пахать на ней от рассвета до заката, открыто мечтая, чтобы рабочий день по продолжительности был полярным.
Вопросов, которые можно было обсудить только с Андреем Палычем, накопилась уйма. Скоро совет! А тут эта трансэпидемия, будь она неладна. Одно неверное слово – и Андрей Палычу можно в свое тело не возвращаться. Кто ж пожелает любимому стать козлом отпущения? Или просто козлом... Она б сама его тогда куда-нибудь пересадила, чтобы спрятать. Но куда? Вот если бы в маму… они б тогда могли сколько хочешь сидеть вдвоем в ее комнате, и ночью тоже, обе в ночных рубашечках, и папа бы ничего не сказал… Хотя, нет… Просто сидеть и разговаривать? Неинтересно, хоть и в обнимочку родственную. Аааа вот… нет, не ааа, – Катя не мысленно, а вполне себе физически замахала руками, отгоняя некстати пришедшее видение близкородственного интима. - Да и маму-то куда? В Кольку? Пусть готовит еду, раз у него аппетит хороший. А Кольку? В папу? А папу в соседа? А сосед пусть идет, куда хочет… Тьфу, ты. Так же нехорошо думать! К тому же сосед тогда будет приставать к маме, то есть, Андрей Палычу со всякими там нежностями. Фуууу… гадость какая. Вот и получается, что хорошо бы иметь какое-то запасное тело. Где взять? Может, хорька купить?
Погрязнув в возможностях телесного обмена, Катя забыла прихватить из дома гаечку. Хорошо, Сергей Сергеич, с упоением делающий себе французский маникюр, легко одолжил одну. Правда была она крупновата, весила чуть не с полкило, но на безрыбье и лягушка деликатес.
Ниточкой такую гаечку было уже не удержать, поэтому Катя наведалась на женскую половину, в смысле на половину Милко. Он ей подмигнул, хитро улыбнулся и щедро вручил моток широкой шерстяной тесьмы.
- Берите, Катя, и ни в чем себе не отказывайте! – послал воздушный поцелуй и уединился с очередной моделью за портьерой, которая тут же начала там непрофессионально хихикать и постанывать – щекотки, что ли боится? Или это не Милко.
Андрей Палыч сидел за своим столом и с недовольным видом проглядывал лежащие перед ним бумаги.
- Где вас носит, Пушкарева? – выдал он, вместо «здрасьте-доброеутрокатенька», - Давно выговор не получали за опоздания?
«Интересно, это Андрей Палыч не с той ноги встал или это не Андрей Палыч?»
Она мяукнула что-то нечленораздельное и прошмыгнула мимо начальника, который проводил ее брезгливым взглядом. Тесьму пришлось сложить в несколько раз, чтобы гайка держалась на ней надежно.
- Вот, я подготовила все документы, - встала Катя за Ждановым, правой рукой раскладывая листы бумаги перед ним на столе, а левой с трудом удерживая гайку между притягательно стриженым затылком и собой. Рука подрагивает от нервов и тяжести грузила. Но гайка и не думает раскачиваться, застыв, будто снизу ее тоже тянут за веревочку. Катя решила подвинуть руку чуть ближе к объекту, объект резко распрямился, и гайка врезалась ему в ухо.
- Уууй, идиотка! – Жданов схватился за ухо, потом за Катину левую руку, больно сжав пальцами, как клещами, ее запястье. – Хотите меня убить, чтобы концы в воду? Дайте сюда ваше оружие! Кто вас надоумил пойти на убийство?
У Катьки брызнули слезы из глаз, так он ей выкрутил руку, а пуще того, так зло сверлил ее своими глазами, совсем не такими прекрасными, как бывалоча.
- Еще этого не хватало, сопли ваши тут размазывать! Идите и приведите в порядок себя и документы!
«Нет, это не Жданов», - поняла уползающая из-под артобстрела Катя, но анализировать – почему, - времени не было, в нее летели не только скомканные бумаги, но и металлические шарики, и прочие президентские побрякушки.
В этот момент в кабинет вошел Малиновский. Он был суетлив, и казалось, что ему тело его слегка велико: лоб морщил, в движениях чувствовалась неловкость.
- Я слышал что-то про выговор? – улыбка Романа была страшновата, так улыбаются во время ортопантомограммы рентгеновскому аппарату. – Это мы сейчас, Андрей Палыч, это мы враз! Кому оформить? А можно всем! Для профилактики!
Когда очередной снаряд – Катина гаечка - прилетел в Малиновского, тот лишь пригнулся и, ни капли не возмутившись, так и вышел вперед задом, из кабинета.
Гаечка металась между Викой и Катей, чуть не касаясь груди обоих: то к одной устремится, то к другой. Но любовь к женской груди свойственна всему сущему на земле, без исключения. Даже гаечки к ней неравнодушны.
- «Коровку» хочешь? – ласково спросила Вика, наблюдая, как Катя экспериментирует с самодельным маятником. – Есть с маком, а есть с курагой.
Катя не отреагировала на коровку – не та реинкарнация. В этой она живо реагировала только на одну сладость, которую теперь еще нужно было найти среди множества подделок и суррогатов.
Кто из девчонок сейчас сидел в Вике, было не так интересно, важно, что маятник четко идентифицировал: внутренняя сущность этого тела Кате «идет». Была б эта натуральная Вика, гайка бы вела себя, как совсем недавно с лжеПалычем.
Катя уже собралась уходить, когда ее пронзила мысль: а вдруг сейчас в Вике Андрей? Потому и гайка так мечется от нее к Кате! Не от груди к груди – что это она, на бюстах сосредоточилась, - а от сердца к сердцу? Но как проверить-то?
- Я так устала от работы! Пойти, что ли домой, прикинуться больной? – бросила она пробный камушек.
- Иди, конечно! – тут же согласилась Вика. – Ты свое на пять лет вперед переработала! Скажи, у тебя ребенок заболел. Ой, нет, маме плохо!
«Так, понятно, это не Андрей Палыч, суровости – 0. С другой стороны в том, что сидит в кабинете, этой суровости было под завязочку. И тоже не он… Нужна пара признаков, но какой второй? Суровый и орущий? Суровый и нудный? Суровый хам? Нет… Нужно что-то… сугубо специфическое».
Катя вышла к лифтам. Машка сидела за своим столом, рассматривая картинки в журнале, и совершенно не реагировала на звонки заходящихся в истерике телефонов, Федор совершенно не реагировал на Машку, с упоением перебирая пальцами образцы шерстяных тканей в клеточку, которые только что доставил курьер. Между Машкой и Катей гаечка лихорадочно задергалась, как вертел бы головой человек: «нет, нет». В журнале были картинки новых моделей автомобилей.
- Че ты там жмешься? – недовольно повела плечом Мария. – Заняться что ли нечем? Тебя, кстати, Андрей Палыч искал, - сказала удовлетворенно и мстительно. – Вечно ты ходишь неизвестно где.
Катя встала за Федором. Он причмокивал, бормоча: «именно на градиентной клетке с немного размытыми и нечеткими краями делают акцент в этом сезоне!» Не успела гайка раскачаться как следует – «нет, нет», - как тот дернулся и отскочил от Пушкаревой на расстояние двух социальных дистанций.
- Да, шла бы ты, Катя, откуда пришла! – сказал Федор и сморщил нос. Такого выражения лица у него Катерина еще никогда не видела, будто он только что увидел свой мотоцикл, который кто-то обклеил розочками, мишками и прочей девчачьей слюнявостью.
«Не он, не он!» - была уверена Катя, но почему, сама не могла бы себе объяснить. Эти тоже сурово гнали ее работать. Хамили. Помыкали. И все же… А верить ли гайке? Вдруг Андрей Палыч вовсе не относится к ней так, как говорил? Не так, как она к нему… Вдруг, он к ней совсем наоборот, только скрывает? Как тогда будет вести себя маятник? «Я тебя хОчу, а ты меня – нет». Он – ей может и идет, а вот она ему…
К концу дня она совсем отчаялась найти Андрея. Уже и по производственному цеху прошлась, и пару уборщиц огрела своей гайкой, но все как-то не сходилось в одно верное понимание-ощущение - он: то маятник замрет, то раскачается, а суровости недостаточно. Или суровости достаточно, но это какая-то не Ждановская суровость.
- Катя! Вот вы где! Наконец-то! – она вздрогнула: от этого голоса у нее всегда замыкало в районе солнечного сплетения. – Где вас носит, черт возьми? Я уже несколько раз справлялся о вас, ищу, ищу…
Воропаев быстро подошел к ней, взял за руку, потащил молча за собой.
- Куда вы меня тащите? – пыталась упираться Пушкарева, - мой рабочий день уже закончился!
- Закончился? А он разве начинался, если я ни разу не смог вас застать на рабочем месте? – они уже входили в конференц-зал, когда Александр заканчивал эту фразу. Катя не успела опомниться, как он усадил ее перед собой на стол и навис над ней. – Давайте еще немного поработаем. Скажите мне, вы сделали отчет к совету?
- Мммм… Я в процессе!
- Катя, ну как же так! Он же уже должен быть готов! Вы меня обманываете?
«А с кем я сейчас разговариваю? Хотя, с кем бы ни разговаривала…»
Катя размышляла, как бы ей изловчиться и воспользоваться гаечкой, но Воропаев стоял так близко, да еще и за руки ее держал.
- Нет, почему. Я, правда, над ним усиленно работаю!
- Да? Бегая по всему офису? - его палец тихонько щекочет ей серединку ладошки, будто Александр сам по себе, а палец - сам по себе.
Она попыталась вынуть свои руки из его, Александр нехотя отпустил ее, но не отодвинулся.
- Я собирала информацию!
- Катя, вся информация у вас в компьютере и в вашей голове! Вы не хотите сказать мне правды?
- Я скажу, но сначала давайте кое-что проверим, - она вынула из кармана, который за день прилично растянулся и оттопырился, гаечку. – Одну секунду.
Он лишь несколько мгновений смотрел за ее манипуляциями, потом вырвал тесьму из рук и с силой отшвырнул гаечку. Она подлетела вверх, но грохота падения не последовало.
Катя охнула и закусила губу.
- Что вы мне голову морочите, Катя? – он говорил тихо, чуть не шепотом, но ей казалось, что она сейчас оглохнет от его крика. Горячее дыхание касалось ее лица. - Вы будете работать над отчетом? Вы сделаете его сегодня же? Вы же мне обещали!
Оставшись без гаечки, да еще потрясаемая за плечи этим ужасным Воропаевым, Катя совсем сникла. И так хватало ей проблем, а теперь еще и эта зараза, снующая по офису и поражающая всех и каждого. Что будет, если в нее саму вселиться Вика? Уже никто и никогда не сможет помочь компании. Да кто бы ни вселился, никто не будет так хорошо работать, как она сама! И так давно ее никто не целовал, хоть бы даже насильно! Хоть бы даже спьяну. Сколько можно работать без подзарядки?
Она всхлипнула.
- Катя! – его рубашка пахнет совсем не Андреем, но тоже приятно. Его руки как-то иначе поднимают ее заплаканное лицо вверх, но тоже очень ласково, а его глаза ну совсем не такого цвета… но в них разлито тепло. И губы… вкус их совсем, совсем иной, но… нежность! Та самая, ее ни с чем не перепутаешь. – Не плачь, Катя… Я не хотел. Я хотел, я так хотел, но… А, плевать!
«Хорошо все-таки, что не маму», - успела подумать теряющая разум Катя.
Над упавшей на стол парой стремительно вращалась зацепившаяся за светильник гаечка. По часовой стрелке.