НРКмания

+ 1
Жалко и уверена, Александр сейчас поступает правильно, увозя Киру в Америку.

_________________

Глава 35. Давай поговорим начистоту

Катя сидела на кровати, поджав ноги к груди, съежившись, сбившись в комок. Все шло не так, как они предполагали. То счастье, та эйфория, которая владела ей еще этим утром, обернулась катастрофой, крушением всех надежд. Ей казалось, что она, как птица, парила на седьмом небе, но ее дернули вниз и размазали по холодному асфальту. Хотя лучше бы это была физическая боль, чем душевная. Саднящее чувство опустошенности, оторванности и вины не давало покоя. Где Андрей? Что с ним? Зачем вообще было их разделять? Неужели отец способен что-то ему сделать плохое? Уже даже слезы кончились, нарастала злость и обида.

В машине Виталий разговаривать с ней не стал. На все ее неосторожные реплики ответил только, что все разговоры они оставят до дома, и все будет хорошо, пусть она не переживает. Жаль, что не уточнил, для кого хорошо. Оказалось, что в их семье понятие «хорошо» для каждого свое, и каждый за него борется по-отдельности.

Когда в дверь постучали, Катя только вскинула голову и зло посмотрела на вошедших.

— Катюш, мы пришли поговорить, — начал отец, но она его прервала.

— Я не собираюсь с тобой разговаривать. Вы все мне противны. Как вы можете быть такими бессердечными? Так цинично себя вести?

— Катюш…

— Где Андрей? Почему мы не могли сами сюда приехать и поговорить? Что вы с ним сделали?

— Кать, это я виноват, — вступил в разговор Выхин, — Но я готов тебе все объяснить.

— Это похоже на какой-то фарс! — она всплеснула руками и на глазах заблестели слезы, — Но это же моя жизнь! Моя, понимаете?! Почему вы считаете, что можете вот так просто вмешиваться?

— Дочка, — Виталий сел на край ее кровати и попытался обнять за плечи, но она дернулась и отползла подальше, глядя на него, как загнанный в угол зверек, — Мне нужен от тебя ответ на один вопрос. Только ответ на него должен быть максимально честный и искренний, хорошо? Иначе мы не решим никакие наши проблемы.

Он смотрел на нее открыто и пронзительно, голос был мягкий и спокойный. Катя поймала себя на мысли, что отец никогда с ней таким не был, и вообще она не видела его настолько сосредоточенным на ней. Она до сих пор не хотела с ним разговаривать, но, возможно, он был прав, и сейчас именно тот момент, когда они могут поставить все точки над «i». Девушка коротко кивнула, но молчала.

— Хорошо. Скажи мне, дочь, ты вышла замуж за Андрея, потому что боялась меня? Или назло мне? Или ты действительно его любишь и хочешь с ним строить семью?

Это был самый важный, прямой вопрос.

— Я не знаю, как он… — неуверенно начала она.

— Подожди, — прервал ее отец, — Ответь только за себя, не думая об окружающих. Скажи мне правду, не оглядываясь, что ТЫ хочешь?

«А тебе хорошо бы начать думать своей головой, — голосом Андрея отозвалась ее память, — Ты еще не заметила, что все твои беды от того, что ты не можешь сказать миру свое «хочу»? Или «не хочу», как повезет». Он говорил ей эти слова, когда они ели свой первый совместно приготовленный ужин на кухне в его квартире. Как много времени прошло с тех пор, как много всего изменилось, и как изменилась она сама, заражаясь уверенностью от самого желанного мужчины на свете.

Да что говорить, еще вчера, когда Жданов уговаривал ее пойти в ЗАГС, сидя в коридоре своей квартиры, она бы, наверное, в чем-то сомневалась. Все происходило так быстро, так неожиданно, накал страстей, эмоции на пределе. Но вчерашний день и сегодняшняя ночь что-то окончательно перевернули в ней, стерли лишние сомнения. Отец хочет правду? Он ее получит.

— Люблю, — уверенно сказала она, с удивлением отметив, что мужчины, как будто, облегченно выдохнули.

— Не беспокойся, — ласково ответил Виталий, — Андрей внизу, в кабинете. С ним абсолютно все в порядке, он ждет тебя. Но прежде чем ты пойдешь туда и начнешь свою новую жизнь, я бы хотел с тобой поговорить, хорошо? Я думаю, нам всем это нужно.

Он перевел взгляд на Геннадия, а тот снова достал свою рацию.

— Денис, зайди в кабинет. Там сидит наш гость, Андрей Павлович, проводи его в библиотеку к Роману Дмитриевичу и Николаю. Передай, что Екатерина Витальевна спустится, как только поговорит с отцом, пусть он не переживает. И пусть им принесут обед, напитки… Разберешься.

— Понял, — ответил ему мужской голос.

Катя удивленно переводила взгляд с отца на Выхина и обратно, пытаясь понять, что происходит.

— Коля и Рома тоже здесь?

— Да, здесь, — ответил отец, — Они пока посидят, поговорят, дождутся нас. Кать, мы не преследовали цель тебя похитить или спрятать. Скажем так, мы хотели поговорить с вами по-отдельности. Вы бы вряд ли на это просто согласились, пришлось применить хитрость.

— Я, кажется, уже ничего не понимаю… — тихо сказала Катя.

— Именно поэтому мы и пришли. Прости, но разговор будет слишком личным, чтобы так сразу посвящать в него твоего мужа. Все, что ты захочешь ему рассказать, ты расскажешь сама, ладно?

— Ладно.

— Тогда начну с того, дочь, что я хочу перед тобой извиниться, — он аккуратно взял Катю за руку и слегка сжал, а она от удивления даже не могла пошевелиться, сомневаясь, стоит ли верить его словам, — За эти два месяца я переосмыслил многое, осознал и вспомнил некоторые свои ошибки. Я понял, что абсолютно неправильно выстроил наши с тобой отношения с самого начала. Думаю, я не совру тебе, если скажу, что я трус, по крайней мере в том, что касается тебя. У меня в душе живет огромное чувство вины перед тобой и твоей матерью, которое я глушил в себе многие годы. Я строил внутри себя плотину, которая помогала мне вести спокойную, легкую жизнь, но я не сразу понял, что за этой плотиной оставил и тебя тоже. Это было главной моей ошибкой, из-за которой я не смог защитить тебя в нужный момент. Более того, собственноручно чуть не погубил.
Сейчас я хочу поговорить с тобой честно и открыто обо всем, что происходило последние полгода, и о том, как ты появилась, и как мы жили с Ларисой. Я знаю, что ты хотела это узнать, но, скажем так, это та история, в которой все действующие лица выглядят очень некрасиво, если не сказать мерзко. Я не удивлюсь, если ты начнешь меня презирать, но если ты сделаешь правильные выводы, то даже наши с тобой потерянные отношения будут не напрасной жертвой. А я почти уверен, что ты поймешь все правильно. Ты достаточно повзрослела за последние два месяца, наверное, стоит сказать Андрею спасибо за это.
Но начать я хотел бы все-таки с настоящего времени и с твоей свадьбы. Эту идею подкинула мне Анжела, и, ты же знаешь меня, я — человек, полностью погруженный в бизнес, в работу. Мне идея показалась неплохой, я понимал, что это было бы выгодно со всех сторон. Поговорил с Михаилом, а у него горели глаза, когда он говорил о тебе, и я поверил, что у вас начинаются отношения. Ты тоже не высказала мне никакого сопротивления, молча согласившись с таким раскладом, а я потерял бдительность, забыл о твоей семье и о том, как ты воспитана. Я шел к цели, как иду к ним многие годы, только и всего. Пару раз я видел вас целующихся в коридоре, и это для меня было достаточным подтверждением. Не должен же я был за тобой следить, правда? Все новости мне передавала жена, рассказывала, как идет подготовка, как все счастливы, и ты в том числе.
Катя? Ты понимаешь, что тебе нужно было прийти ко мне хоть раз и сказать в лицо, что тебе противен Борщов, и ты не хочешь этой свадьбы?

Катя, и так не сводившая с отца удивленного взгляда, замерла, но ответила:

— Да, пап, теперь я понимаю. Он… он приставал ко мне… а я боялась сказать, раз он мой жених.

Селиверстов тяжело вздохнул и бросил злой взгляд на друга.

— Я не экстрасенс, к сожалению, Катюш, — продолжил он также мягко, но с ноткой раздражения, — Но я ни в чем тебя не обвиняю, а Михаил, я обещаю, свое получит. Скажем так, это наш с тобой урок, из которого мы должны сделать выводы, в первую очередь о том, что разговаривать друг с другом честно и открыто просто необходимо, иначе недоговоренности, недопонимания могут привести к фатальным последствиям. Конечно, когда ты сбежала, я был в бешенстве, но постепенно, когда накал страстей поубавился, я начал понимать то, на что предпочитал закрывать глаза.

— Был большой скандал? — виновато спросила Катя.

— Нет, мы все замяли, к счастью. Только с Борщевыми и Пушкаревыми разборки были такие, что дым стоял коромыслом. Но это неважно. В общем, мы нашли тебя почти сразу…

— Сразу, — перебил его Выхин, смотря Кате прямо в глаза.

Она ахнула и прижала ладони к пылающим щекам.

— Я видел, как ты убегала, Кать, — продолжил Геннадий, — Видел, как садилась к Жданову в машину, но я посчитал, что если ты сделала такой выбор, то ты имеешь на это право. Я не стал никому ничего говорить, поставил за вами слежку, а когда страсти немного улеглись, то ввел в курс дела и Виталю.

— Да, — улыбнулся Селиверстов, — Вот видишь, зачем он здесь? Это почти твой крестный папа! Поверь, в некотором смысле, это так и есть… — он задумался на мгновение, но продолжил, — Не говорить мне, кстати, было правильно. Когда я первые дни ругался с твоим дедом, мне не следовало знать о тебе ничего. Мог и сболтнуть лишнего.

— То есть все это время вы за мной следили? — ошарашенно спросила Катя.

— Первое время да, — ответил Выхин, — Потом, когда вы додумались так красиво взять на работу Колю, пришлось его завербовать.

— Колька — предатель?! — Катя ахнула так, что даже подскочила от удивления.

— Нет, не вини его, он нам ничего особенного не сливал. Сообщал просто, что у тебя все в порядке. Да нам больше ничего и не нужно было. В конце концов, ты — девочка взрослая, ваши отношения со Ждановым — это ваше личное дело, зарплата у тебя была, ты не голодала, жила в нормальной квартире… Самое главное, что сделал Коля — это то, что он предупредил нас о том, что Анжела узнала, где ты работаешь, а второе — через него нам пришлось предупредить вас вчера о своем визите в офис.

— Анжела знала, где я? Она была в «Зималетто»?

— Да, была. И ничего мне не сказала, — вмешался отец, — Но это уже другая история, не она лично рассказала о тебе Борщову, но поспособствовала этому.

— Ничего не понимаю…

— А что тут понимать, дочь? Мы дали тебе возможность пожить так, как ты хочешь, не оглядываясь на нас. Если хочешь, можно сказать, найти себя.

Катя задумалась, нервно теребя подол платья и забавно хмуря брови.

— А контракт?

— А что контракт?

— Контракт «АгроПрома» с «Зималетто». Это тоже было подстроено?

— Не совсем. Роман Дмитриевич исключительно по собственной инициативе позвонил в холдинг, Геннадий Степанович случайно узнал об этом предложении и тут же мне передал. Я даже специально отдал этот контракт в разработку сотрудникам, которых ты не знала, чтобы лишний раз вас с Андреем не нервировать. Вам нужны были деньги? Мы их организовали, тем более, что униформа нам действительно почти всегда нужна. Обычно такими крупными партиями мы не заказываем, но для вас сделали исключение. И, могу тебе сказать, что вы — молодцы, я действительно доволен, без всяких поблажек.

Катя уже не знала, как реагировать на всю эту информацию. Мысли путались, метались в голове, не желая превращаться в осмысленную картинку. Все, что было ей понятно за последнее время, разбивалось и вставало с ног на голову.

— Подождите, но если вы не против того, что мы с Андреем поженились, зачем было устраивать этот цирк?

— Хотели удостовериться, что это действительно любовь, а не подстраховка для нас, — улыбнулся отец.

— Это я предложил, — сказал Геннадий, — Ты прости, Катя, но уж слишком сомнительная репутация у твоего новоявленного мужа. Считай, хотел лично проверить, что он из себя представляет.

— Вы что-то ему сделали?!

— Да нет же! Только поговорили, но теперь мы за тебя спокойны.

— То есть, я могу прямо сейчас его увидеть? — осторожно спросила Катя.

— Можешь, — ответил Селиверстов, — Но сначала я бы хотел все-таки с тобой договорить. Я думаю, что чтобы до конца понять мораль всего того, что произошло с нами сейчас, ты должна узнать нашу историю с твоей мамой. Как бы я ни хотел не касаться этой темы, но, видимо, иного пути нет. Я надеюсь, ты поймешь нас правильно. Поймешь, простишь и никогда не совершишь тех ошибок, которые совершили мы.

_________________

Глава 34. Время собирать камни.
Про Киру. Пора девушке избавляться от иллюзий про свою великую любовь к Андрею.Быть честной с самой,Раннее уже упоминалось,что в глубоком далеке она понимает
Или у нее все же болезнень?
У Сашки наложилось личное и сестренкины беды,и он в отчаянии Разве любовь виновата? Успокоится, подумает,разберется.Только, что это опять Андрей один виноват,в случившемся с Кирюшей ,это коллективное творчество и Киры тоже в том числе.
Что,девочка,затронуты твои интересы и вся светскость,воспитанность как шелуха отпадает,и где спрашивается леди? Как Марго,все же я считаю ее умной женщиной,с ее безупречными манерами, выдержкой,могла не разглядеть любимицу,хотя понятно, та не афишировала такое .
Марго,пока ошеломлена такими новостями о сыночке и его избраннице,но со временем думаю разберется, ху из кто.Павлу ,не смотря на то ,что решил придерживаться позиции "сам пусть разбирается",не мешало бы и понять ,что взрослым мужикам тоже поддержка родителей нужна.Просто ,как минимум словами хотя бы.
Глава 35. Давай поговорим начистоту
Хорошее начало разговора, отца и дочери,понравилось,что Селиверстов извинился перед Катькой.И действительно ведь всего то и надо было "прийти ко мне хоть раз и сказать в лицо, что тебе противен Борщов, и ты не хочешь этой свадьбы?" (Но тогда бы не случилось этой истории).Жду вторую часть "Мерлезонского балета" разговора,о прошлом,наверное,будет непросто.
Автору спасибо,

Не знаю, возможно, и болезнь, я к этому тоже склоняюсь.
Но искренне считаю, что без такой сильной встряски и срыва, она не сможет перестроиться на новые рельсы. Хочется оставить ей надежду.


У Сашки, я думаю, действительно, этакое состояние аффекта. Обвинить любовь, Андрея, да кого угодно. Самому плохо, сестра вообще в отключке, мало приятного.
Но мы с ним еще увидимся.


Я думаю, Марго, что в сериале, что здесь, Киру воспринимает изначально не совсем адекватно. И это как раз понятно, потому что она ее почти растила, она в прямом смысле для нее ребенок, а после смерти Воропаевых, почти что ее ребенок. А своим детям списывается и прощается многое.
А Павел... Сложно поменять мировоззрение в таком возрасте. Его решение самоустраниться и не мешать - это уже серьезный шаг.



Да, вторая часть разговора будет значительно тяжелее. Но ее эта тема очень беспокоила всю жизнь. Если не расставить все по полкам, сложно шагнуть в новую жизнь. Видимо, пришло время избавляться от грузов. Здорово, что она в этот момент не одна

Спасибо вам огромное, за такой интерес!

_________________

Да, я тоже думаю. Им пойдет на пользу смена обстановки.
Но с Сашей мы еще не попрощались окончательно

_________________

Нравится, нравится, нравится ! Автору спасибо за такой разговор. Понятно, что дальше беседа "перестанет быть томной", но это нужно всем. Как всегда, спасибо за интригу !

Спасибо большое!
Да, беседа будет тяжелой, но все к лучшему!

_________________

Amvll, очередное спасибо за две главы сразу.

люблю, когда герои разговаривают!

Воропаевых жаль - получается им сочувствовать.
хотелось бы и для них ХЭ. хоть надежду на ХЭ - если по-другому нелогично будет.

кстати, что там с Кристиной?
как-то я подзабыла, она в этом фике есть, или?

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Кристина есть, но она упоминается вскользь.
А с Воропаевыми мы еще встретимся обязательно

_________________

а папА то оказывается вовсе не такой самодур, каким казался на расстоянии...

одного только не могу понять: как такой вездесущий мужик смог проглядеть многолетнюю аферу собственной женушки?

А если не проглядел, то почему толерировал?

_________________

До женушки тоже дойдет дело

_________________

Глава 36. Пара часов счастья

Виталий даже пересел в кресло рядом с Катиной кроватью, чтобы сидеть прямо перед ней. Он протер лицо ладонями, и по всем его движениям было видно, как он волнуется. Выхин стоял, привалившись к косяку входной двери и сложив руки на груди, мрачно смотрел на метания друга, но молчал.

— Катя, — осторожно начал отец, — Прежде всего, я хочу тебе сказать, что как бы ни выглядела вся эта ситуация, я тебя люблю и не жалею, и никогда не жалел, что ты появилась на свет. То же самое я могу сказать о твоей маме, она безумно тебя любила, и все, что мы делали или не делали, было исключительно нашей глупостью, следствием наших комплексов или трусости. Я обращаю твое внимание на это и надеюсь, ты меня услышала.

Девушка осторожно кивнула.

— Теперь нужно рассказать два слова о моем детстве, чтобы ты поняла, кем я был. Это не будет мне оправданием, но тогда я жил именно таким образом и другого не знал, поэтому некоторые вещи можно считать вполне закономерными. Мои родители, твои бабушка и дедушка, довольно рано умерли. Меня воспитывали дядя и его жена, у которых было трое своих детей, и я особо не был им нужен никогда, просто было стыдно отдать племянника в детдом. Моей семьей, фактически, был двор. Я очень рано начал пить, курить. Знаешь, сомнительные компании со всеми вытекающими. В моем окружении никогда не было хороших девочек, и в моем понимании, с женщинами всегда было просто и легко.
В общем, в восемнадцать лет я, как и все мои друзья, пошел в армию. По распределению попал в ту самую часть, где служил твой дед. Там же мы познакомились с Геной, — он, не глядя, мотнул головой в сторону Выхина, — Мы почти одновременно приехали, попали в одну роту и сразу сдружились. Мы всегда в увольнительные ходили вместе, а однажды, я уже не помню, почему, я ушел один. Это был март, ранняя весна, хотя еще совсем холодно, но душа уже пела. Пока гулял по городу, увидел девушку. Она сидела на скамейке и плакала, а я не смог пройти мимо, начал утешать, сыпать какими-то шутками. Кать, веришь или нет, когда она подняла на меня свои глаза, у меня сердце в пятки ушло. У тебя ее глаза, Кать, очень красивые и светлые, — он сделал паузу, нервно огляделся вокруг и заново заговорил, — Я тогда был совсем молод, эмоции играли, кровь кипела… Уже потом я понял, что чистые, доверчивые девушки — это абсолютно не мой тип женщин. Мне нужны такие, как Анжелка, которые четко знают, чего добиваются. Но тогда я об этом не знал, и даже не задумывался, подходит Лариса мне или нет, просто окунулся в свои ощущения и все.
Она училась в выпускном классе, на носу были экзамены, дома были очень строгие родители, а мы украдкой встречались, чтобы никто не видел, целовались, о чем-то разговаривали, а в какой-то день ее родители пошли допоздна в гости, и она позвала меня к себе. Было, конечно, неправильно так поступать, но у меня не было высоких моральных принципов, и я получил от нее тогда то, что хотел.

Селиверстов виновато посмотрел на дочь и перевел дыхание.

— После того раза, вся эйфория сошла почти на нет. Ларка была очень милой, замечательной девушкой, хорошим другом, но мне было уже мало. Мы еще договорились погулять вместе, но чтобы не испытывать неловкости, я взял с собой Генку, и в тот же день понял, что в этой компании я оказался лишним.

Катя удивленно посмотрела на Выхина, но тот только кусал губу и сосредоточенно рассматривал пол.

— Я в тот момент почти ликовал. Было очень удобно, не пришлось бы напряжно объясняться. Я разлюбил, она полюбила другого, у них все хорошо, все счастливы. Знаешь, на них было очень здОрово смотреть со стороны. Они как будто дополняли друг друга, идеальная пара. Глаза горели, воздух искрил! У нас с ней было не так, совсем не так. Но мне не было обидно, для меня наша интимная связь значила мало. Я ценил ее как человека, как друга, как девушку друга, в конце концов… Все кардинально изменилось в тот момент, когда Лариса начала себя плохо чувствовать. Тетя Лена потащила ее к врачу, и там выяснилось, что она беременна.

Отец снова замолчал, а у Кати внутри уже все тряслось. Вроде бы, он рассказывал ту же историю, что она знала, но все поворачивалось так… как будто она раньше смотрела на рисованную картинку, а теперь эта картинка ожила.

— Полковник, конечно, был в ярости. Уж чего Ларка тогда наслушалась о себе, и врагу не пожелаешь. Но она молчала до последнего. Я даже не знал тогда, какая там драма, она мне не сообщила о своем положении. Но кто-то, как оказалось, нас с ней видел на улице во время свиданий, сказал ее отцу и тогда Валерий Сергеевич взял в оборот меня. Нас буквально поставили перед фактом, что мы женимся, хотя от этого никто не был в восторге.

— Надо было тогда сказать, что ты — моя дочь, Катя, — внезапно заговорил упорно молчавший Выхин, — У нас с Ларкой не было ничего еще тогда, поэтому сомнений в отцовстве не возникало, но если бы я взял все на себя, то мы бы просто поженились, и все были бы счастливы. Но я струсил. Я не был уверен в своих чувствах, у нас все только начиналось. Я не был уверен, что готов стать отцом, тем более, чужому ребенку. Ни в чем я не был уверен в тот момент, а события происходили слишком быстро. Хотя, как показало время, все мои опасения были абсолютно напрасными.

— А я не знаю, как и что бы было! — повысил голос Селиверстов, — Я тогда отвечал за последствия своих поступков. В общем, Кать, мы поженились. Ларка закончила школу уже с небольшим животиком, а в декабре родила тебя. Она жила с родителями, я в казарме. Мы изредка встречались, я нянчился с тобой, сколько мог, но семьи, как ты понимаешь, у нас не было. Генка ходил к Пушкаревым со мной, отвлекал Валерия Сергеевича, потому что отношения у нас с ним ни в какие ворота не лезли. Мы с ним устраивали такие скандалы, что ты пугалась и заходилась плачем, поэтому мы старались даже не пересекаться. Пока я возился с тобой, Ларка сидела с отцом и любовалась на Генку, а он на нее. Вот такая любовь, Кать! От взгляда до взгляда.
Через несколько месяцев таких гляделок мы с Генкой не выдержали и поговорили начистоту. Решили, что дальше так продолжаться не может. Впереди уже маячил дембель, и мы решили, что заберем тебя и Ларку, и все вместе поедем покорять Москву, где нет родителей, где нас никто не знает. Плевать на все было, на все условности. Ты — моя дочь, они любят друг друга, все просто, казалось бы. Но нет.
После дембеля полковник мне приготовил место в части, я кое-как от него отказался. Опять был жуткий скандал, и вас с нами в Москву не отпустили под предлогом того, что там негде жить. Предложили мне уехать, за полгода обустроиться и тогда уже забрать к себе семью. Я предложил Ларке бежать, но она была послушной дочкой. Не знаю, что ей родители внушали, но после нашей свадьбы она стала совсем как робот, подчинялась любому отцовскому слову беспрекословно. Я звал, она отказалась наотрез, и мы с Генкой действительно уехали.
За полгода в Москве многое произошло. Сначала мы с Геной жили вместе в комнатушке в общаге, работали как проклятые. Потом я нашел себе любовницу, Нелли, дочку очень крупного чиновника на тот момент, тогда наша карьера пошла в гору. Ее папаша меня очень быстро двинул на хорошую должность, я тянул за собой Генку. Как раз через полгода после нашего приезда в столицу мне дали квартиру без очереди. Ту самую, в которой сейчас живет твой Зорькин, до сих пор не могу себя заставить с ней расстаться. Я тогда съехал с общаги, а Ларка не выдержала своих приступов ревности, поругалась с родителями, собрала тебя и приехала ко мне. Хотя было очевидно, что совсем не меня она ревновала. Но, тем не менее, приехала она ко мне и наотрез отказалась разводиться. Мы жили, по сути, как соседи. Я без зазрения совести гулял, она переживала. Познакомилась с какой-то компанией жен таких же начальничков, как и я, а там… Как оказалось, у нас была нормальная семья, все мужики гуляли, у этих баб с Ларкой оказались общие проблемы, интересы, она нашла свою отдушину и вместе с ними начала пить, — голос Виталия стал злым, он сжал кулаки, но взял себя в руки и продолжил, — Вот только никого не интересовало, что, в отличие от тех семей, я ей не врал, что она сама любила другого и даже периодически срывалась и изменяла мне с ним, что ему мы уже выбили квартиру, и у него все уже было готово к вашему переезду. Катя, он души не чаял в Ларке и в тебе, понимаешь? Я как себе ему доверял. Тебя, Катюш, я мог доверить только ему! — он стукнул кулаком по подлокотнику, замер и снова заговорил, — А Ларка твердила, как заведенная, что у нас семья, что нельзя так, нельзя разводиться. Письма эти дурацкие из дома о том, чтобы она их не позорила… Они и тут нашли каких-то соглядатаев, каких-то подружек и тетушек десятиюродных. Мы жили, Катя, как долбаная шведская семья! А знаешь, почему? Потому что если бы папа узна-а-а-ал! То как будто конец света бы наступил! И так продолжалось два года, представляешь? Я уже был готов собственноручно убить полковника за такие дела, но судьба все решила за нас.

Он замолчал, закрыл лицо руками, а Катя уже не понимала, дышит ли она. Вокруг наступил полный вакуум и тишина.

— Денис, скажи Марине, пусть срочно принесет успокоительное к Екатерине Витальевне в комнату, — сурово сказал Выхин, и через несколько минут прибежала Марина с каплями, водой и стаканами.

Геннадий забрал у нее поднос, закрыл дверь, накапал капли в два стакана и отдал их Кате и Виталию. Девушка перевела на него полный слез взгляд, и он решил, что дальше стоит говорить ему.

— Она забеременела, — тихо сказал он, — От меня. Это стало последней каплей. Мы были счастливы безумно, радовались как дети. Она забыла про все наставления родителей, и мы в тот же день собрали ваши с ней вещи и перевезли к нам домой.

— А на утро мы пошли подавать заявление на развод, — вмешался вдруг Виталий, он выглядел довольно спокойным, но каким-то отстраненным, — Едва ли в ЗАГСе видели таких счастливых разводящихся. Я вынес ее оттуда на руках, — он улыбнулся, и Катя готова была поспорить, что его глаза слегка увлажнились, — Мы смеялись и дурачились, а моя Нелька с тобой за руку ждала нас на выходе. Лариса сказала, что пойдет домой к Гене разбирать чемоданы, а мы поехали в парк гулять. Вечером, когда повезли тебя к ним, дверь открыл Гена. Ларки не было, он думал, что она с нами. Мы думали, что с ним. Начали искать, звонить знакомым, друзьям, потом по больницам, а потом…

— Она поехала ко мне на работу, — совсем уже потухшим голосом добавил Геннадий, — Видимо, хотела обрадовать. На пешеходном переходе недалеко от входа ее сбил грузовик. Когда я сидел на рабочем месте, я даже предположить не мог, что любовь всей моей жизни умирает на асфальте в каких-то ста метрах от меня.

На этом месте Катя не выдержала и начала рыдать. Отец пересел к ней и обнял за плечи. Они так и сидели молча, пока девушка не успокоилась.

— А почему ты бросил меня тогда, пап? — спросила она, подняв на него глаза.

— Когда все это случилось, я был совсем не в состоянии о чем-то думать. Мы с Геной наспех собрали вещи, он повез Ларку, а я — тебя. Встретились у Пушкаревых и выяснилось, что всех собак свесили на меня. Валерию Сергеевичу доложили о моих изменах, о ее пьянстве. На меня лили такое дерьмо, что я чуть ли не собственноручно ее толкнул под этот злосчастный грузовик. Прости меня, Кать. Это твой дед, он растил тебя с самого детства, но я его не прощу никогда. Наша с ним точка невозврата пройдена давно и бесповоротно. Я не буду с ним воевать, но простить... сама понимаешь, я думаю.
Короче, полковник никаких моих оправданий не хотел слушать, а я был в тот момент не особо вменяем от всего происходящего. Он вызвал каких-то солдатиков и меня в прямом смысле вытурили из города, наказав не возвращаться. Пушкарев тогда был командир, мог себе позволить. Генка остался, но рассказал все, как было, только тете Лене, она согласилась выслушать и все поняла правильно. Они решили, что Валерию всю историю знать необязательно, ему все равно все будет фиолетово. Так ты осталась там. Я сначала хотел тебя забрать, но, когда вернулся в Москву, неожиданно расстался с Нелькой, на работе начались проблемы, у меня просто не было времени и возможности полноценно заниматься твоим воспитанием. Тогда я подписал доверенность на Пушкаревых, а сам посылал подарки, деньги, письма, открытки. Не знаю, что из этого до тебя доходило. Несколько раз я даже приезжал, но заканчивалось все одинаково, тебя куда-то увозили, был огромный скандал… И я перестал. Звонил иногда в надежде, что ты возьмешь трубку, но никак не попадал. Мы тогда очень много работали, и я, и Генка. Только начинали создавать наш «АгроПром», батрачили как лошади несколько лет подряд. Потом, вроде, все устаканилось… А когда ты мне сама позвонила… У меня земля ушла из-под ног. Конечно, я готов был для тебя на все! Не то, что просто перевезти в Москву. Но я струсил, Кать. Струсил тебе все сразу рассказать, струсил тебя подпустить к себе ближе. И вот это все, Кать, моя огромная перед тобой вина.

Катя смотрела на двух этих взрослых, серьезных, успешных мужчин, неосознанно склонивших перед ней свои головы, и не могла понять, что она чувствует. Нет, она их не презирала, хотя было противно и мерзко. Но она четко понимала, что они тоже люди. Сколько им было, когда они приехали в Москву? По 20, еще младше, чем она сейчас. Маме был 21, когда она погибла… Очень легко кого-то судить, когда знаешь, чем кончится вся история, а в процессе они жили так, как могли, как чувствовали.

— Кать, — снова заговорил отец, — Я хотел тебе сказать только одно: не оглядывайся на меня, не оглядывайся на Пушкаревых, ни на кого не оглядывайся. У нас у всех свое мнение, но только ты знаешь, что ты действительно хочешь. Учись открыто об этом говорить. Кричать об этом учись! Знаешь, меня до сих пор не покидает ощущение, что Ларка могла бы жить счастливо долгие годы. Что мы все бы могли жить счастливо. А в итоге, из-за предрассудков своих родителей и нелепой случайности, она была действительно счастлива всего пару часов.

Кате показалось, что она вот именно сейчас физически чувствует их боль. Боль отца, который всю жизнь носит в себе вину перед ней и ее погибшей мамой, и боль его друга, который навсегда потерял любимую женщину и еще нерожденного ребенка. Они наказывают себя до сих пор, и это видно, и это наказание намного больше любого другого, которое может появиться извне. Да и кто она такая, чтобы осуждать их или, наоборот, оправдывать?

Катя обняла отца за шею и снова заплакала.

— В детстве мне очень не хватало отца, — сказала она твердо, подняв голову и оглядев мужчин, — Давайте, у меня теперь будет папа и крестный?

Она улыбалась, и в комнате сразу стало светлее, а на душе легче. Виталий засмеялся и поцеловал ее в лоб, притянув к себе, Выхин стоял у кровати и тоже улыбался, взлохмачивая темные волосы, которые, оказалось, уже немного подернуты сединой. Пусть ее семья такая странная, состоящая из отца и его друга, бывшего любовника ее матери, но они с ней искренни, они заботятся о ней, как могут, они - близкие, и эта семья у Кати будет. А внизу ее уже ждет любящий муж, и в этот самый момент она действительно, без оглядки, счастлива.

— Надеюсь, Кать, ты понимаешь теперь, почему я позволил тебе сбежать, и почему позже мы решили тебя не трогать и не говорить никому ничего о тебе, — серьезно сказал Геннадий.

— Да, я понимаю, — ответила Катя, обнимая отца и снова ощущая подступающие слезы, — Спасибо вам.

— Но мы не расчитывали, что ты так быстро себе мужа найдешь! — весело вставил Виталий, — Да еще какого! Катя! У вас схожие вкусы с матерью, кажется.

Он подмигнул дочери, а та легко ударила его кулаком по плечу, пряча стремительно краснеющее лицо от закатившего глаза Геннадия.

Но их идиллию прервали крики, раздававшиеся снизу. Мужчины замерли, Выхин подошел к двери, прислушался и вышел, за ним последовал Селиверстов. Катя напряглась, а потом отчетливо услышала голос Андрея и тоже рванула к выходу.

_________________

Я коротенько. Разговор состоялся.Виталию удалось найти верную интонацию и слова в разговоре с дочерью.И Выхин убедителен,стало понятно его участие в этой истории.Хоть и нелегко взрослым мужчинам вспоминать,но им и самим необходимо проговорить проблемы,чтоб отпустило чувство вины.Катерина увидела историю своей семьи с другой стороны и приняла ее.
Жизнь такая сложная , разная, как там"Прежде чем осуждать кого-то возьми его обувь и пройди его путь и только после этого говори, что ты знаешь- как правильно жить."
И как всегда на самом интересном
Автору спасибо,за интригу,за темп

Да, согласна со всем!
Уже немного осталось интриговать! Я думаю, что уже завтра утром выложу две последние главы и эпилог.

_________________

ой, да! на самом интересном! волнительно даже ))

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Ну дык!
Недолго уже ждать осталось

_________________

Глава 37. Точки над "i"

Катя забежала в гостиную последней, когда мужчины уже разошлись по разным сторонам. Картина представлялась просто аховая.

Слева, около входа в библиотеку, стоял взбешенный Андрей, Малиновский с Зорькиным держали его под руки, но было видно, что они вот-вот сдадутся. Виталий подошел к ним и, положив Жданову ладони на плечи, что-то негромко заговорил. Ближе к выходу, спиной к Кате, стоял Борщов и охранник Толя, который аккуратно подталкивал юношу в грудь, чтобы тот не прошел вперед. Хотя Миша предусмотрительно в сторону Андрея не совался, а, наоборот, медленно пятился назад.
Справа от двери, вжавшись в стену, стояла бледная Анжела. Она переводила ошарашенный взгляд по очереди на каждого из мужчин, но молчала и упорно не двигалась с места.

Никто уже не кричал, но по лицам мужчин было видно, что они друг другу сказали достаточно.

Выхин, видимо, быстро оценив ситуацию, сделал знак охраннику, и тот ловко заломил Мише обе руки за спину.

— Что вы себе позволяете? — заорал Борщов, — Совсем уже охренели! Да я вам это припомню!

— Обязательно припомнишь, — спокойно сказал Геннадий и кивнул Толе.

Тот сразу понял шефа, и выволок Михаила из комнаты. Злой Виталий молча вышел следом. Выхин направился за ним, но остановился у выхода, повернулся к Андрею и махнул головой в сторону двери. Жданов ответил ему кивком, а потом увидел напуганную Катю.

— Андрюш, — начала она, когда он подошел ближе, но муж только легко поцеловал ее в висок.

— Все будет хорошо, не бойся, — сказал он, уходя вслед за Геннадием.

— Да уж, хорошо… — пробурчала Анжела, поворачиваясь к падчерице, — Ну, здравствуй, беглянка.

— Здравствуй, Анжела, — ответила Катя, заметно ощетинившись.

— Э-э-э-э, нет, красавицы! — подлетел к ним Малиновский, обнимая Катерину за плечи, — Женские драки не в мою смену!

— А ты не бойся, Рома, — ехидно ответила Анжелика, — Кто ж хозяйское сокровище пальцем посмеет тронуть?

— Один мой друг трогает. И не только пальцем, — весело заметил Роман, а потом отвернулся в сторону и серьезно шепотом добавил, — А то я не знаю, какая ты — сука…

Анжела услышала, подошла к нему поближе и выдохнула почти в самые губы:

— Урод…

Окинув, их быстрым взглядом, она поспешила наверх, а Малиновский только хмыкнул, провожая ее глазами.

— Пошли, Кать, — сказал он, вмиг став серьезным.

Зорькин зашел с ними в библиотеку, и Катерина заметила у него фингал. Он вообще был тих и серьезен, и даже не поднимал на нее глаз.

— Я все уже знаю, Коль, — сказала она.

— Могу предложить тебе второй глаз, — довольно громко, с нескрываемой издевкой, ответил Коля.

— Кто тебя так?

— Это я, — бодро отозвался Малиновский, — Но я уже извинился. Да, Коля?

Зорькин что-то невнятно буркнул и отвернулся.

— Коль, я надеюсь, ты меня больше не предашь, — с укором сказала Катя.

— Да не предатель я! — взвился ее друг, — Что ты думаешь, я бы не сказал, если бы сомневался? Они берегли тебя, как могли, и не лезли, и от меня ничего не требовали, кроме того, что у тебя все в порядке. А от деда твоего я уже знаешь, сколько всего наслушался за два месяца? Я бы на твоем месте морально приготовился к встрече с ним. Если бы он тебя нашел, в бараний рог бы скрутил и увез в свою глушь, как пить дать. Опозорила его, сбежала! Эка невидаль! Я уже у себя в квартире появляться боюсь, тут ночую.

— Ты здесь живешь? — удивилась Катя.

— У меня тут политическое убежище, как у военного преступника. Чует мое сердце, что скоро трибунал.

— Как много хлопот я всем доставила…

— Да брось ты, Катька! Все к лучшему. Зла на меня не держи только, я тебе плохого не желал.

Катя улыбнулась, обняла друга и поцеловала в щеку.

— Да куда я без тебя, Колька! Ты же мой самый лучший друг!

— Ты только при Андрюхе его не целуй, — нервно хихикнул Малиновский, — Я вас не сдам, но это чревато! Ты видела сейчас Андрюху? Зверь! Еле удержали.

— А что тут Миша делал?

— Права пришел качать, его твой отец вчера как-то слил ненавязчиво. А у Борщова, кажется, шило в одном месте. Хотя, я даже знаю, в каком: в оскорбленном чувстве собственного достоинства! Так и зудит.

— А чего он хочет?

— Не знаю. Официальных извинений, может? Только мозгов ему это не добавит. Шутка ли, на Палыча кидаться? Я Мишаню вчера ненароком в нокаут отправил, а Андрюха, с его-то подготовкой, размазал бы, даже глазом не моргнул. Хорошо, мы с Колей удержали.

— Так, а сейчас они как там? — ахнула Катя, — Может, надо туда?

— Э-э-э, нет, Катя, — назидательно ответил Рома, усаживая ее в кресло, — Тебе никто не говорил, что там, где мальчики разбираются, девочкам не место?

Мужчины вернулись примерно через час. Катя бросилась к Андрею, обняла за талию и прижалась щекой к груди. Он выглядел усталым, но спокойным, провел ладонями по ее спине и прижал еще сильнее.

— Вы останетесь здесь или вам вызвать водителя? — спросил Виталий, глядя на детей.

— Поедем, наверное, — ответил Андрей, не выпуская из рук жену.

— Кать, только с Пушкаревыми, наверное, все-таки надо встретиться. Поезжайте, отдохните, а потом мне позвонишь, скажешь, где и как хочешь встретиться. Если надо, я тоже могу поприсутствовать.

— Спасибо, папа, — улыбнулась Катя, подняв голову.

— Так я их отвезу, — встрепенулся Рома, — Я на машине.

— А ты оставайся, Роман Дмитрич, — с улыбкой сказал Селиверстов, похлопав его по плечу, — Праздновать будем! У меня дочь замуж вышла.

***

Пока они ехали в машине, Катя засыпала у мужа на плече. Сильные эмоции, успокоительное и теплые, родные руки, обнимающие за плечи, делали свое дело.

— А о чем вы с Мишей говорили? — спросила она сквозь сон.

— Неважно, Катюш. Он не побеспокоит тебя больше.

— Ты думаешь?

— Знаю. Твоему папе лучше не переходить дорогу. Особенно, когда он зол.

— Кажется, я рассказала ему лишнее…

— Не переживай об этом.

— Я люблю тебя, Андрюша! — сказала Катя, пристально вглядываясь в его глаза, — Я даже не могу представить, что бы со мной было, если бы я не встретила тебя.

— Наверное, мы оба всю жизнь бы искали что-то и не могли найти.

— Счастье? — улыбнулась жена.

— НАШЕ счастье, любимая.

Андрей накрыл ее губы своими и поцеловал, аккуратно и нежно прикасаясь сначала к нижней губе, потом к верхней, осторожно находя кончик языка своим, и все сильнее обнимая девушку за талию. Катя и думать забыла о чем бы то ни было, руки непроизвольно потянулись к нему на плечи, зарылись в волосы на затылке, и тело заныло, откликаясь на ласки любимого.

Хорошо, что их, теперь уже общий, дом, а там и спальня, были уже недалеко. Какой там сон? Теперь они наконец-то вместе, никто их не разлучит, они любят друг друга, и их счастье только в их руках.

***

Два дня пролетели совершенно незаметно. Катя с Андреем перевозили ее вещи в квартиру Жданова, освобождали и вновь заполняли шкафы, ходили по магазинам, словом, обживались, наслаждаясь обществом друг друга. Однако тянущее чувство незавершенности не покидало Катю. Нужно было увидеться с бабушкой и дедушкой, но сил на это решительно не было.

Все, что рассказал ей отец, слишком хорошо легло на ее собственные ощущения и наблюдения, и как бы она ни хотела, оправдать деда у нее не получалось.

— А ты не думаешь, что он — просто обыкновенный, ничем не примечательный, трус? — спросил Андрей, лежа на полу у камина, рассматривая потолок и расслабленно закинув руки за голову.

— Что ты имеешь ввиду? — напряглась Катя и даже села на диване, сверху разглядывая мужа.

— Кать, ты же жила в этом городке, — он серьезно посмотрел жене в глаза, — С какой скоростью там распространяются новости?

— О-о-о, — протянула Катя, — Там как будто радио! Женам офицеров совершенно нечего делать.

— Ну? Развивай мысль. Примерно с такой же скоростью там дают оценку всем действиям окружающих.

— Я все равно не понимаю, к чему ты клонишь…

— Я клоню к тому, солнышко, что твой дед попросту боялся осуждения своих соседей, сослуживцев. Ты знаешь, мы ездили как-то в детстве в такой городок к папиному другу. Кать, да там же волчья стая, прожуют и не подавятся.

Она смешно нахмурила брови и задумалась.

— Сама посуди, — продолжал Андрей, — Твой дед был командиром, у него авторитет и все такое. Всех надо держать в узде, а если его затравят, что он станет из себя представлять? В таком случае, гораздо проще загнобить маленькую девчонку дома, чем переть против толпы. Это же надо какой характер иметь! Кать, ты вот смогла отстоять свое «я», было просто?

— Нет, конечно…

— Вот именно! Если бы было просто, то все бы так жили. Нужно иметь опеределенную храбрость, чтобы открыть рот и вынуть язык из задницы.

— Допустим… Но что это меняет? — Катя сползла к мужу на ковер, а он приподнялся и обнял ее за плечи.

— Это меняет, как минимум, то, что твой дед — трус и, по факту, глубоко несчастный человек. Вряд ли он не подозревает о том, что делает, но не имеет храбрости что-то изменить, а, возможно, даже признаться себе в том, что живет не так, как следовало бы. Кать, да его стоит пожалеть! А мы с тобой отныне живем своей жизнью. Пообещай мне, что ты не будешь кого бы то ни было слушаться, и все решения, касающиеся нашей семьи, мы будем принимать только вместе.

— Обещаю, — она стерла рукой выступившие слезы.

— Я вижу, что тебе тяжело отказаться от своих бабушки и дедушки. Не отказывайся, пусть они просто будут рядом, но не смогут влиять на нашу с тобой жизнь.

Катя заплакала и прижалась к груди Андрея.

— Если бы ты знал, как я люблю тебя…

— Я знаю. Это взаимно.

***

К Пушкаревым они поехали вдвоем с отцом. После разговора с Андреем Катя шла туда почти с легким сердцем, хотя слова Зорькина о том, что дед крайне зол, засели занозой в голове.

Виталий позвонил в дверь и положил руки ей на плечи. Дверь открыла Елена Александровна и ахнула, прижимая ладони к груди.

— Катюша! Виталя! Слава богу!

Катя искренне улыбнулась со слезами на глазах.

— Баб, я здесь, все хорошо. Я так соскучилась! Прости, что доставила вам столько переживаний.

— Девочка моя, как я рада, — причитала Пушкарева, вытирая полотенцем слезы.

Только они успели захлопнуть дверь, как в коридор вышел Валерий Сергеевич, явно уже догадавшийся о том, кто пришел.

— А, я вилась! — сказал он с пренебрежением в голосе, — Соизволила нас посетить?

— Дед, не злись. Так было нужно.

— И этот здесь… — бросил Пушкарев в сторону Виталия, — Нашел, значит?

— Нашел, — коротко ответил тот, поджимая губы.

— Ну, все, мать, пора нам выметаться отсюда! Смотри, у них тут полное взаимопонимание, мы здесь лишние, — он развернулся и ушел обратно в кухню, где говорил включенный телевизор.

— Дед, зачем ты так? — Катя вошла за ним и села напротив стола, вглядываясь в лицо Валерия.

— И где была? — с напускным равнодушием бросил он.

— Здесь, в Москве. Жила, работала.

— А к нам прийти не могла? В известность поставить? Мы два месяца как на иголках!

— Я передавала вам, что у меня все хорошо.

— Передавала она! — передразнил Валерий Сергеевич, — Мужики какие-то звонили. Откуда нам знать, что это правда?

— Я не хотела, чтобы меня нашли, — спокойно ответила Катя.

— Ох, какая шпионка! Глянь-ка на нее!

— Дед, я вышла замуж, — перебила его Катя.

Елена Александровна, молча стоявшая у двери, снова ахнула, а Пушкарев заметно напрягся.

— Катенька, как же так, за кого?

— За любимого мужчину, ба.

— Замуж?! — заорал дед, — А сбежала ты не со свадьбы случайно?! Сбежала, чтобы за какого-то прохвоста выскочить?!

— Это мое личное дело, — твердо и тихо ответила Катя, — Я вышла замуж за того, за кого посчитала нужным. И сбежала, потому что захотела. Я не чья-то пленница, могу в любой момент встать и уйти.

— Ах ты! — взревел Пушкарев, но его прервал громкий рык Селиверстова.

— Только попробуй еще ей что-то сказать, и нашей ноги здесь больше не будет. Она теперь все знает о своей матери, и я не дам тебе ее сломать как Ларку.

— Виталя! — пробормотала Елена Александровна, — Зачем?

— За тем, теть Лена. Пусть она знает, что бывает, когда идешь на поводу у этого старого дурака.

— Да как ты смеешь, сопляк?!

— Смею! Имею на это право! И, если хочешь знать, Катя шла к тебе, чтобы помириться, а ты делаешь все, чтобы оттолкнуть от себя подальше. Хочешь видеть будущих правнуков? Заткнись и слушай!

Валерий Сергеевич опешил от такой отповеди и растерянно сел на стул.

— Дед, в какой-то степени он прав, — примиряюще сказала Катя, — Мне не нужно говорить, что делать. Вы должны принять то, что я теперь советуюсь только со своим мужем.

— Я еще не видел твоего мужа, чтобы ему доверять, — огрызнулся полковник.

— Может быть, с этого нужно было начать? — улыбнулась Катя.

Пушкаревы познакомились с Андреем через день. Виталий со свекрами встречаться отказался, и Ждановы пошли вдвоем. Катя, как будто обретя почву под ногами, играючи держала деда и бабку на расстоянии от их молодой семьи, всячески подчеркивая достоинства любимого мужа, а тот, в свою очередь, не оплошал. Андрей говорил с Валерием спокойно уверенно, расположил к себе старшее поколение, и когда через три дня Пушкаревы улетали обратно в Забайкалье, дед ласково похлопал его по плечу, назвав «сынком».

— Это твоя заслуга, — как-то сказал ему Селиверстов, — Катерина с тобой совсем другая, ты хорошо на нее влияешь. Не дай бог обманешь, голову откручу!

— Кажется, я где-то уже это слышал, — хитро улыбнулся Андрей, — Не обману, Виталий Сергеевич.

_________________

Глава 38. Девочка

В доме никого не было, кроме прислуги. Виталий с Геннадием с утра уехали в офис и предупредили, что задержатся. Падчерица в родной дом не вернулась, забрав вещи, переехала к мужу. С тех пор прошло уже пять дней. Анжела знала, что Виталий встречается с дочерью, что они даже вдвоем ездили к Пушкаревым, и муж пил весь вечер один в кабинете после этой поездки.

Сама же она не могла найти себе места. За всеми заботами и переживаниями, Селиверстов почти не обращал на нее внимания. Он приходил поздно, не ужинал, почти сразу ложился спать или закрывался в кабинете допоздна.

Сейчас, пока никто не видел, можно было дать волю слабости и слезам. Кроме беспокойства из-за мужа, ее волновал разрыв с Воропаевым. Волновал гораздо больше, чем она могла бы подумать. Сашка бросил ей в лицо то, что она подсознательно и сама знала, но он никогда раньше не смел ее упрекать в этом. Было больно. Больнее, чем ожидалось. Больнее, чем хотелось бы. Хотелось позвонить, наплести что-то, сказать, что любит… но он уезжал совсем скоро, и все усилия ни к чему бы не привели.

А последние новости выбили ее из колеи окончательно, хотя должны были бы обрадовать. Она столько лет этого ждала, но радость не шла. Пальцы сжимались в невольной судороге, ногти до крови впивались в ладони. Было холодно, одиноко и очень жалко себя. Прямо как тогда…много лет назад. Она вспомнила все, что пережила, так четко и ярко, что ее стошнило, и сил встать уже не было. Она села на пол в ванной, размазывая слезы трясущимися руками, не в силах совладать с охватившими ее эмоциями. Столько лет держать себя в руках, чтобы так просто сорваться. Жалкая, мокрая, как будто обескровленная. Ей как будто подрезали крылья. Или она сделала это сама много лет назад.

Дверь открылась резко и без стука. Прислуга себе такого никогда не позволяла. Анжела подняла глаза и застыла при виде мужа. Он был серьезен, холоден, но не зол. Окинул ее взглядом и, недолго думая, молча сел рядом.

— Почему ты вернулся? — тихо спросила она.

Виталий никогда не видел ее такую. Для него, как и для всех других, Анжела Селиверстова всегда была хорошА, красива, приятно пахла и источала истинную, первозданную уверенность.

Он ничего не ответил, завел руку к ней за спину, силой вырвал коробку из сжатой ладони и вытряхнул ее содержимое на пол. Анжела замерла, впившись глазами в мужа и ожидая его реакции. Было почему-то очень страшно заговорить первой, издать хотя бы звук, хотя, казалось бы, он никогда не давал ей повода себя бояться. Виталий поморщился, обреченно покачал головой и нервно потер переносицу.

— Чей он? — короткий вопрос словно выстрел в висок. Назад дороги нет и больше не будет.

— Виталя, но…

— Давай начистоту, Анжел. Ты любишь его?

— К-кого? — язык заплетается, тело еще больше дрожит, паника встает комом в горле.

— Своего любовника. Это его ребенок или мой? Хотя не отвечай. Видимо, ты и сама не знаешь.

Слезы застелили ее глаза. Он знает! Он все давно знает. И молчал. Зачем молчал? Мучил? Проверял?

— Давно ты в курсе?

— Несколько дней. Странно, что не заподозрил раньше. Гена решил проследить за тобой, когда ты узнала о Кате. Мы боялись, что ты поедешь сразу к Борщову, но узнали совсем не то, что ожидали.

— И что теперь будет?

— Родишь, сделаем тест ДНК, узнаем, кто отец. Пока можешь жить, как жила.

— И ты не подашь на развод?

Он задумался и грустно усмехнулся.

— Видимо, это моя карма разбираться с нелюбящими беременными женами.

— Что?

— Неважно. Я не выгоню тебя на улицу, не оставлю без денег. Но если ты сама захочешь уйти и развестись, то я не буду препятствовать. Если это мой ребенок, вы ни в чем не будете нуждаться, если нет… То при разводе тебе останется достаточно денег и недвижимости, чтобы спокойно прожить много лет. В конце концов, ты — взрослая девочка.

Она закрыла глаза, и слезы полились уже непрерывным потоком. Вот оно, опять. Боль, боль и снова боль.

«Ты — взрослая девочка, Анжелика, — говорил ей Дима, ее первый в жизни мужчина, такой любимый, такой желанный, и, как тогда казалось, такой родной, — Ты же понимаешь, что внебрачный ребенок мне ни к чему, а ты еще так молода. Зачем вешать на себя такую ответственность?»

И вот она снова с ребенком внутри, снова одна, снова унижена и раздавлена, снова она — взрослая девочка.

— Анжела, не будь дурой, — спокойно сказал муж, выходя из ванной, — Если любишь, позвони ему. Он пока еще в городе.

***

Она не стала никому звонить. Расчесалась, забрала волосы в хвост, умылась, надела что-то совсем простое, типа футболки с джинсами, чего раньше не позволяла себе даже дома, села на кровать и решила, что пришло время задать себе все неудобные вопросы.

Анжела слишком долго играла своей жизнью, кривила душой в угоду удобству и престижу. Хотя только ли это ей двигало? В конце концов, Саша — достаточно высокопоставленный чиновник, совладелец крупной успешной компании, у него высокий доход, прекрасное воспитание, высокое положение в обществе. Да с ним она жила бы немногим хуже, чем с Виталием. По крайней мере, вся эта охрана, персональные водители, чересчур огромный дом ее и так не особо интересовали, а все ее потребности новый муж обеспечил бы с лихвой. Так в чем же ее проблема? Что останавливало?

Она несколько раз порывалась уйти от Виталия за то время, пока они встречались с Воропаевым. Когда Александр сделал ей предложение, она сначала отказалась, а потом приехала домой и начала рыдать в подушку. Она его любила. Все-таки любила, все-таки ждала встречи, беспокоилась, и даже видела во сне, что он рядом. Но он был далеко, она сама не подпускала ближе. Прорыдав полдня, она тогда решилась. Схватила чемодан, начала закидывать вещи, не глядя, все, чем пользовалась, что попадалось под руку, а потом замерла, увидев в дверях удивленного Селиверстова.

— Куда ты собираешься? — спокойно спросил он.

В горле пересохло. Вот сейчас, сейчас нужно сказать.

«А что если Сашке я уже не нужна?» — мелькнула дурацкая мысль.

— Я хочу поехать отдохнуть, что-то нервы ни к черту. Не возражаешь?

Не смогла. Муж только пожал плечами и ушел, а на следующий день она действительно улетела в Италию, греться на солнце и заглушать свою воющую душу бессмысленным шоппингом.

Стоило признать, что единственная действительно существенная разница между ее мужчинами состояла в том, что одного из них она любила, а второго — нет.

Виталий был хорошим человеком. Местами чересчур жестким, местами, наоборот, уступчивым, но он уважал ее, не опускался до унижений, не требовал ничего из ряда вон выходящего и предоставлял почти полную свободу действий, по-отечески снисходительно относясь к ее женским слабостям. В их браке она была не рядом с ним, она была ЗА ним, но в то же время абсолютно свободна. Это было удобно и не напрягало долгие годы.

С Сашей все было бы совсем по-другому, в этом она была уверена на сто процентов. Он имел над ней власть, причем такую власть, о которой сам даже не подозревал. Анжела не давала ему заподозрить, все свои силы бросала на это. Она сопротивлялась этой власти, но, как только он оказывался слишком близко, все ее сопротивление ломалось. Она не могла быть С этим мужчиной, она была ПОД ним, где бы они ни находились, в постели или в ресторане.

Она боялась этой зависимости, все ее защитные системы били тревогу, но чем сильнее был вой сирен, тем больше адреналина, тем острее ощущения, тем слаще были встречи. Эта любовь, замешанная на страхе привязанности, стала сильнейшим наркотиком, с которого стало невозможно слезть.

Страх — вот ее корень зла. Он не давал ей жить и дышать все эти годы. Страх любить и поверить, отдаться в руки мужчины и забыться в них. Не каждая так сможет, особенно не каждая, кого так жестоко предал ее первый мужчина.

Для нее, двадцатитрехлетней девчонки, Дмитрий был настоящим героем романа. Он был успешен, хорош собой, галантен. Он воплощал в себе все ее девичьи мечты. Она даже не задумывалась, что он был просто бабником. У него уже было все, о чем она еще и не думала. Дмитрий был к тому времени в третий раз женат на довольно симпатичной женщине, причем, не намного старше Анжелы, у него был уже совсем взрослый сын-студент, похожий на него, почти как две капли воды, было две бывшие жены со своими претензиями и проблемами. Девушка не обращала внимание на все эти факты, но все было и так очевидно. Ему не нужна была с ней семья. Она была молода и хороша собой, свежее мясо, экзотический запретный плод. Она досталась ему девственной, нежной, сладкой, и мужчина, как дикий зверь, насладился своей добычей, а потом растерзал ее.

Когда Дима, ее Дима, посылал ее на аборт, она в душе умирала. Но он был так убедителен! Так уверен в своих словах! Она думала, что это лишь небольшая преграда, а дальше все будет как раньше, но… Кошмар следующего месяца ее жизни она даже боялась вспоминать.

Иногда та женщина, которая согласилась ей «помочь», снилась ей в кошмарах. Анжела просыпалась в холодном поту, не в силах осознать, что кровь и боль остались там, во сне. Но еще более страшными снами были те, где она видела своего сына. Он был очень похож на Диму и на старшего брата, только волосы были темнее. Ему уже было бы двенадцать лет…

Весь тот кошмар никак не забывался, страх сидел в сердце, но сейчас она опять несет ответственность. Она не справилась тогда, она предала своего ребенка, но сейчас она такого не допустит. Если на чаше весов страх и судьба ее сына или дочери, то выбор для нее очевиден. Она не ошибется.

***

Саша сидел перед телевизором, тупо переключая каналы. Делать было особо нечего, вещи были собраны, некоторые даже отправлены, и квартира была уже продана, завтра нужно было отдать ключи новому хозяину.

Зачем он решил здесь переночевать сегодня, он сам не знал. Утром из Непала прилетела Кристина, они с Кирой о чем-то болтали весь день, заливисто смеялись и перебрасывались хитрыми взглядами. Кира начала терапию уже здесь, и, как ни странно, даже за несколько дней ей стало чуть лучше. Возможно, скорый переезд, который младшая восприняла с энтузиазмом, придал сил и надежд на лучшее будущее.

Сашина душа радовалась. Глядя на счастливых сестер, он искренне отогревался в их обществе, но к вечеру ощутимо подустал, и, найдя какой-то глупый предлог, оставил их на ночь одних, решив, что ему просто необходимо проститься со своей старой жизнью в одиночестве. Купив бутылку коньяка и лимон, он пришел в свою квартиру, но так и сидел, ни к чему не притронувшись, включив телевизор, чтобы спастись от гнетущей тишины. Зачем вообще он здесь? Возможно, стОит вызвать такси и уехать обратно к Кире.

Дверной звонок прервал его спокойную задумчивость. Удивившись столь позднему гостю, он распахнул дверь и застыл.

— Впустишь?

Перед ним стояла Анжела.

Нет, не так.

Перед ним стояла Лика, его девочка. Она была без прически, без косметики, без дорогого платья, без каблуков. Просто девчонка, с огромными грустными зелеными глазами, с поникшими острыми плечами, проступающими через простую белую футболку, сжимающая в руке ключи от машины и неуверенно переминающаяся с ноги на ногу.

Он не стал ничего спрашивать или говорить. Она пришла. Пришла сама, к нему. Пришла не победительницей, как в прошлый раз, пришла не садить его на свой поводок, она пришла сдаваться сама. И эта футболка — это ее белый флаг, капитуляция.

Саша затянул ее в квартиру и заключил в объятья. Нежно, насколько только мог, сжал хрупкое тело, потерся щекой о любимые волосы.

— Пришла, — выдохнул он ей в макушку.

— Я люблю тебя, — тихо сказала она, срывающимся голосом.

— Моя.

Он потянулся к ее губам, и она не противилась, не играла, не завлекала. Она отчаянно отвечала на его поцелуй, как будто цеплялась за свою последнюю соломинку, как будто ее жизнь сейчас зависела от него.

— Саша, — она оторвала его от себя и посмотрела прямо в глаза, — Саш, мне нужно сказать тебе…

«Что? Что, девочка моя? Говори. Мы сейчас все с тобой сможем, все решим, » — хотелось кричать ему, но он молчал, ожидая, пока она решится.

— Я беременна. И я не знаю, чей это ребенок.

Саша на мгновение прикрыл глаза и сделал вдох.

— Подавай на развод, и поехали со мной.

— А если он не твой?

— Это не важно, Лик, он будет наш. Ты выйдешь за меня замуж?

Она посмотрела на него с такой наивностью в глазах, что он, чтобы совсем не потерять голову, лихорадочно стал пальцами стирать с ее щек слезы.

— Я очень боюсь, Саша. Боюсь, что слишком от тебя завишу, что не выдержу этой привязанности, а потом опять будет больно.

— Я тоже боюсь, маленькая моя девочка. Все боятся. Но я сделаю все, чтобы ты и наш ребенок были счастливы, слышишь? Веришь мне?

— Верю, Саш. Я очень хочу тебе верить.

Она прижалась щекой к его груди и вслушалась в стук сердца. Вот он, ее любимый мужчина, живой и настоящий, родной и любящий, он не предаст, он с ней, для него она — девочка. И они вместе будут счастливы.

_________________