Глава 12. Катя была исключительно благодарным человеком. Ее благодарность распространялась даже на способность собственного организма легко отключать сознание. Как только нервный раздражитель становился критическим, запредельным, сознание закрывалось благословенным темным пологом, словно перегорали предохранители, выскакивали пробки при коротком замыкании, резких перепадах в ее нервной электросети. Потом, выныривая из благодатной милосердной темноты, она уже иначе воспринимала происходящее, как бы пребывая в рефрактерном периоде, когда какова бы ни была сила раздражителя, он не мог вызвать слишком сильной ответной реакции. Звуки, запахи, краски, а с ними и мысли, возвращались «стайкою, наискосок», постепенно, и это давало возможность принять явь без истерики или сердечного приступа, с заторможенным спокойствием. Зато Андрей боялся этих Катиных обмороков, хотя она обычно очень быстро приходила в себя без каких-то особых усилий со стороны, без последствий. И все же… Он не только не мог к ним привыкнуть, но с каждым разом это вышибало его из колеи все сильнее, и, пожалуй, он тяжелее, чем она, их переносил. Особенно когда потеря сознания начиналась с приступа удушья: тогда ледяной ужас моментально охватывал его. В этот раз он испугался особенно, потому, что придя в себя, Катя долго лежала без слов, глядя в потолок каким-то затуманенным взором. - Кать, Кааать… - звал он ее, легко касаясь волос на лбу, согревая холодные пальцы в своих ладонях. Она молчала. Ее глаза были подозрительно сухими. У Андрея даже была своя теория на этот счет. Поскольку Катя никогда не падала в обморок в критических ситуациях – тогда она, наоборот, собиралась и действовала трезво, энергично и решительно, а теряла сознание, когда только предполагала худшее, когда только боялась, что что-то плохое произойдет, он был уверен, что всему виной ее богатое воображение. Катя представляла себе несчастье гораздо ярче, видела его в самом ужасном свете, в самом плохом из всех вероятных исходов, предполагала самое худшее. Вот и теперь Андрей понял, что его предположение могло вызвать в Катином сознании такой шквал эмоций, которых ее чувствительная эмпатичная натура просто не вынесла. - Кать, я не знаю, что на меня нашло. – Забыв о своих подозрениях и чувствуя себя виноватым, бормотал он. - Вывалил на тебя эту ерунду, эту дурацкую ревность. Просто примерещилось, прости меня. Отец никогда не давал повода, я не должен был. И вообще… - Выключи, пожалуйста, свет, - слабым голосом попросила Катя. Он выключил, она повернулась к нему и прижалась всем телом, нежно обхватив руками его голову. - Обними меня покрепче, - попросила она. Он обвил ее руками, ногами, опутал, словно большой немой паук крохотную трепещущую мушку. И тут Катя начала плакать, бесшумно, лишь периодически вздрагивая. Слезы лились горячим потоком на руку Андрею, а он не двигался, терпеливо пережидая приступ плача, страдая от непонимания происходящего, но зная: любой вопрос только ухудшит ситуацию, но останется без ответа. Когда она затихла, он слегка отстранился и попытался вглядеться в темноте в ее лицо. - Кать… Она ровно дышала, ее глаза были закрыты. Он аккуратно вынул свою руку из-под ее головы, накрыл одеялом, устроился рядом и тоже через некоторое время уснул. Катя же, словно ее кто-то позвал, резко открыла глаза и не сомкнула их до самого рассвета. Как только время позволило, она бесшумно выскользнула из-под одеяла и пошла собираться. Уже одетая она села на краешек кровати. Андрей открыл глаза. - Андрей! Я приготовила одежду детям, она там, на стульях, в гостиной. Ты позвони мне, как вы там, чего, хорошо? - Кать, все нормально? – он беспокойно вглядывался в ее лицо. - Со мной? Все нормально, Андрей. Отдохните там как следует! И не только дети, вы с Маргаритой Рудольфовной тоже… побалуйте себя чем-нибудь, вспомните детство. - Катя улыбалась ему спокойно, но чуть печально. Она встала, хотела идти, он удержал ее за руку: - Кать! - Андрей, я обещала, я должна. Ты меня поймешь. И выкинь из головы все эти глупости, хорошо? – она вернулась, наклонилась и поцеловала его в губы. Знала, как поцеловать, чтобы после этого можно было легко выскользнуть из его рук.
Когда Катя ушла, Андрей глянул на часы: еще не было семи…
Она хотела прийти в клинику пораньше, чтобы, посидев на лавочке в парке, собраться с мыслями, сосредоточиться перед разговором с Павлом. Но, выйдя на аллею, она сразу увидела его. Он медленно шел ей навстречу. - Совершенно не могу спать, - разведя руками, сообщил Павел. - Здравствуйте, Катенька. Его взгляд был внимательным, пристальным. Кто-то другой вряд ли бы заметил чуть более глубокие, чем обычно, тени под глазами, чуть более нервные движения, чуть более настороженный взгляд. - Здравствуйте, Павел Олегович. – Катя лишь мгновение смотрела на него, потом отвела глаза. - Как же эгоистичны люди! И я такой же, как все! – Павел невесело засмеялся. – Вы измучены, Катя. Как там говорил полковник в «Аромате женщины»? «Вся тяжесть мира на твоих плечах»? Катя действительно повела плечами, опустила голову.
- Все в порядке, Павел Олегович, - она как-то особенно тщательно выговаривала его имя-отчество. – Просто плохо спала. Он снова внимательно на нее посмотрел. Что-то явно изменилось со вчерашнего дня. Катя была не столько печальна, сколько скованна. Павел задумался. Они сели на скамейку в молчании. - Моя откровенность сыграла с вами злую шутку, правда, Катенька? Я виноват перед вами… Уж если был всю жизнь чопорным и закрытым, то не стоило и начинать… Помните, как у Иванова в одной из его пародий? «Не писал стихов – и не пиши!». Хотя, вряд ли вы это можете помнить. - Павел Олегович… - Но как же хочется теперь, Катюша, говорить то, что думаешь, выражать то, что чувствуешь! Не как всю жизнь: только то, что нужно, только то, что можно, прилично, принято, приемлемо, допустимо! Мы привыкаем так жить: как нас воспитали, в рамках, по регламенту. Это, конечно, во многом правильно, это защищает, это поддерживает порядок, это упрощает многое. Но всегда ведь есть и другая сторона медали: мы сдерживаем не только плохие, но и хорошие порывы души, мы нивелируем чувства, мы становится толстокожими, менее чувствительными, более равнодушными… Можно даже забыть, какая она заманчивая – эта свобода выражения эмоций. Особенно когда общаешься с человеком, который тебя поймет, как никто другой: «Не договаривая фразы вдруг благодарно замолчать»… Хотя, этим можно ранить, это бывает очень эгоистично, очень!
- Павел Олегович! Все хорошо, правда. Все хорошо. Не думайте обо мне. Ей хотелось сказать: «Я потерплю, я справлюсь, только бы вам было немного легче, проще встречать каждый свой, уже отсчитанный кем-то, день. Я не боюсь того, что вы можете мне открыть, потому что верю: ничего недостойного или плохого вы никогда не думали, не чувствовали. Если есть что-то, что может хоть ненадолго отвлечь вас от мыслей о скорой смерти, пусть это что-то проявится, даже если мне будет больно», - но она, конечно, никогда не сказала бы этого. - А как Андрей? – аккуратно задал он вопрос. - Нууу…. Он, вы понимаете, что-то заподозрил. – Катя отвечала явно нехотя. - Ваше обещание ничего ему не говорить не … повлияло на ваши отношения? - Нет, нет, не волнуйтесь. Все хорошо, все хорошо… Чем больше Катя это повторяла, тем яснее становилось, что не все хорошо. - Катя, вы мне вчера такой волшебный день подарили! Мне никогда уже вас не отблагодарить достойным образом за этот подарок. Сначала своим рассказом вы меня словно за руку увели в другой мир, в другое время, я совершенно отключился от сегодняшней действительности. Мне казалось, что это невозможно: забыться от собственных мыслей. Но вот ведь, вы смогли это сделать! Потом, вечером, когда мы были с Андреем в театре и в ресторане, я вдруг понял, что никогда раньше не говорил с ним так, а он никогда меня так не слушал. Вы понимаете, что это тоже только благодаря вам? Катя подняла голову, ее лицо немного просветлело. - Я рада. И, раз так, мне еще есть что вам порассказать… Мы даже не дошли до самого… до самой сути, до интриги… Катя улыбнулась. Как бы ни было трудно ей, рассказывая, ей не будет труднее, чем ему сейчас. И если прошлое может облегчить боль в настоящем, пусть оно вернется, хотя бы ей пришлось стыдиться его.
- О! Я даже не знаю, что и думать! – Павел был, кажется, страшно доволен, что Катя сама вернулась к этой теме. – Только пойдемте, позавтракаем. Тут есть одно заведение, там рано наливают… Катя удивленно посмотрела на свекра. - Чаю, Катя, чаю. С молоком. Но можно выпросить и кофе. – Он аккуратно взял ее за локоть и повел по боковой дорожке. – Впрочем, там видно будет, может и не только чай... – Он опять начал шутить.
Катя поставила чашку на блюдце. Кофе был прекрасный. Она чувствовала себя значительно лучше – после завтрака, и увереннее – здесь, в этом по-домашнему уютном заведении, словно располагающем к душевным разговорам. - Ну и вот. Андрей сказал мне, что я буду владелицей подставной фирмы. Уставной капитал – та самая взятка. Ну, вы знаете. - Просто сказал? Не попросил, не предложил подумать, не дал выбора? - Нет, фактически он поставил меня перед фактом. - О, какая тавтология! - Впрочем, я бы не отказалась в любом случае. Сами понимаете: я была счастлива, что он мне так доверяет. Хотя, я, конечно, предложила ему как следует подумать. Ведь было понятно, что это станет шоком для других акционеров, если что. И стало... Но он убедил меня, что у него нет выбора: я единственный человек, который посвящен в эти проблемы, и которому он может совершенно спокойно доверить все, что у него есть. Я-то знала про себя, что ему нечего волноваться… Я надеялась, что он тоже так думает. Действительно мне полностью доверяет… Катя усмехнулась. - Конечно, прибавилось новых страхов, проблем, работы… Но появилась и новая мечта: вытащить Зималетто из этой ямы, будучи ее хранительницей, помочь ему остаться президентом, вернуть ему компанию в целости и сохранности и даже, возможно, приумножить капитал… Я иногда себе пыталась представить тот день, когда я, подписав документы, увижу счастливое лицо Андрея, увижу, как он освободится от этой тяжести, что прижимала его к земле, что отнимала у него его божественную легкость… - Катя улыбалась. - Но мне одной было бы совсем трудно справляться с документацией двух компаний, у одной, к тому же, должна была быть реальная и липовая, встречаться с адвокатами и всякое такое, ну, вы понимаете. А Коля сидел без работы, и папа… Я решила, что всем от этого будет только лучше, привлекла их. - Вы совершенно правильно сделали, они оба отличные специалисты… - Да, и честные люди. Коля умудрялся даже зарабатывать довольно приличные деньги, которые мы использовали то на оплату долгов Зималетто, то на выплаты акционерам, то на закупку фурнитуры.. Не помню уж, что на что шло: мы лавировали, лавировали… Не важно, вы знаете это все. Важно, что в какой-то момент Андрей перестал мне доверять. - Что вы говорите? Почему? Уж, казалось бы, когда вы не взяли такие огромные деньги, вам предложенные, не скрыли от него это, доказали свою порядочность. - Да, мне тоже казалось, что я никогда не давала повода усомниться в моей верности. И дело вовсе не во взятке. Честно говоря, эта ситуация до сих пор не оставляет в покое мою совесть. Это опять к вопросу об откровенности, Павел Олегович. - Не понимаю, Катя. - Я не взяла эти деньги не потому, что была такая уж честная. А потому, что я не хотела обманывать именно Андрея. Я не могла обманывать его. Понимаете разницу? Был бы кто-то другой на его месте – я бы не устояла. Мучилась бы, совестилась, но взяла бы, наверное. Уж очень кстати оказался соблазн: папу уволили, кредит на машину надо выплачивать, зарплата совсем маленькая.... По большому счету, меня от этого шага спасла любовь к Андрею. Мне не хотелось, чтобы между мной и им стояло хоть что-то плохое, хоть какая-то неправда. Так что, мне всегда неприятно, когда всплывает эта тема. Мне стыдно.
Павел смотрел на Катю задумчивым грустным взглядом. Улыбался ей. - Ну, так вот. Недоверие пришло совсем с другой стороны. Ромка, - Катя опять улыбнулась, - намекал Андрею постоянно, что его секретарша по уши в него влюблена. Но Андрей не придавал этому особого значения. Вернее, как он мне сам потом рассказал, было удобнее этого не замечать, не думать об этом, его все устраивало в наших отношениях. Ну, мало ли, кто в него влюблен, на всех и времени не хватит, и сил! А я держала себя в руках, - Катя засмеялась. Потом перестала смеяться. - Да и снизойти до такой… Да и зачем? А вот потом, когда до Андрея дошли слухи, что у меня есть жених – девочек очень волновала эта тема, они все время вынуждали меня давать им какую-то информацию о нем, и я даже не ожидала, что маленькая ложь может аукнуться таким образом. А потом еще он узнал, что Коля имеет отношение к Никамоде, еще там что-то наложилось… В общем, они с Ромкой страшно перепугались: я такая честная, да, но наивная – жуть! Меня так легко охмурить, а заодно прибрать к рукам вместе со всеми этими Никамодами и Зималеттами. Как-то упустили они из виду, что мое сердце защищено… Мне очень нравится эта фраза из «Капитана Фракасса»: «У женщины, у которой есть любовник, может быть и второй, как поется в песне, но женщину, у которой есть любовь, невозможно или очень трудно победить». В общем, они решили, что если не начать действовать, то они запросто могут потерять компанию. - А Андрей не спросил вас об этом прямо? - Спросил. И я ему прямо и честно ответила, что ему нечего волноваться, что мы только друзья, что Коля очень честный человек, что я ему доверяю, как себе. Но, очевидно, это было последней каплей для измученного сознания Андрея. Он и так был в постоянном страхе за компанию, а тут… какие-то неведомые женихи, которым доверили быть финансовыми директорами… Сама, конечно, виновата. Обманывала девчонок. Все-таки ложь – очень коварная штука. Катя замолчала.
- Павел Олегович. Это было давно, вы помните? Все закончилось хорошо, даже очень, ведь правда? - Катя, вы меня пугаете! Что ж такого случилось-то, что вы начинаете речь адвоката еще до того, как оглашены все материала дела? - Я просто знаю, как вы можете среагировать, поэтому пытаюсь подстелить соломку. В общем, Рома и Андрей решили действовать самым надежным, проверенным способом: чтобы никто не смог охмурить Катю, ее нужно было влюбить. Смешной термин, правда? Два Амурчика… Влюбить в Андрея… Конечно, в Андрея, ведь полдела уже было сделано, как им казалось – я уже была «отчасти» влюблена в него. А теперь это нужно было сделать как следует. С гарантией. Полностью. Капитально. Чтобы никто и никогда не смог бы заполучить меня с моими компаниями… - Я не понимаю, Катя… - Ну, что тут непонятного? Это же так просто: приударить за некрасивой полувлюбленной секретаршей, чтобы привязать ее крепко-накрепко к себе. Она будет еще более верной и преданной. Еще более… Павел молчал. Смотрел на Катю каким-то настороженным взглядом, словно думал, что она может воскликнуть: «Шутка!» - Им казалось, что это просто, по крайней мере, Ромке. С их-то опытом! С их-то харизмой! С моей неопытностью… С моей-то внешностью! Да это же – ерунда, раз плюнуть, как играть с ребенком в шахматы… Ведь, они же логично размышляли, правда? - Катя… - Павел Олегович, сейчас вам будет веселее. - Да? - Да. У них возникли неожиданные сложности. – Катя засмеялась. – «Связался черт с младенцем…».
_________________ Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
|