НРКмания

Форум любителей сериала "Не родись красивой" и не только
Текущее время: 29 мар 2024, 01:14

Часовой пояс: UTC + 4 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 50 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 22 янв 2020, 15:17 
Автор, башка болит и вообще! нет ли у вас чашечки кофе с амаретто или по-ирландски?
Да или уж просто растворимого погуще? Чтоб ложка стояла? :grin:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 22 янв 2020, 18:29 
... готовим раствор... вы сказали, концентрация "чтобы стояло"?






-5- черный сектор


– Катя!!!

Нет... не может быть...
Глядя на светлый лобик отличницы, можно думать что угодно: перед вами хорошая, но на свою беду слишком порядочная девочка; умница с перекосом развития; ботаничка на пике фрустрации, другое. Нужное подчеркнуть. Он и раньше замечал блики в ее очках. Оптика, оптика... интерференция всякая? Физика для школьника, а глазки ни при чем?
Ничего подобного.
Эта птичка-обманщица холодна снаружи и пылает внутри – не зря же очки светятся. До этого самого дня он был уверен, что с нахмуренной обезьянкой все просто: влюбленность, угрызения, служение как смысл жизни, преданность долгу под ручку с комплексами - но только не осознанный обман, нет...
Нет? А с чего он такое взял?
Она же сплошная игра.
Или он рехнулся от глюков.
Как вариант: он рехнулся от глюков, а она играет.

Жданов корректировал с Катенькой свое рабочее расписание и был при этом кроток, как ручной барашек. Вот уж где мистика... да все, что здесь творится – просто фигня рядом с таким Палычем...
Андрюша и Катя работали.
Роман слушал, сделав вид серьезного специалиста, в данный момент плотно занятого изучением фурнитурного каталога. Расписание президентского дня, надо сказать, полетело вверх тормашками - все, с кем было запланировано встретиться, дружно отзванивались и приносили извинения. Тишина довлела над кабинетом президента, а за окном ворожил снегопад – белые вихри вневременья. Весь этот нереальный день и все происходящее, включая снег, странным образом казалось ему подарком. Раскрывшейся дверью – в свежие вихри снега, в неизведанное. Есть многое на свете, друг Горацио... есть многое на свете, Андрюха, что и не снилось выпускнику технологического!
Катька сделала для президента все, что могла, спряталась в каморку и затихла там.
Ситуация оставалась безумной.
Или сказочной.
Стрелка замерла на черном треугольнике и могла ждать вечно.
Так что же остается, продолжать подчиняться какой-то часовой ерундистике? Позорно. Но еще досаднее от осознания факта, что ему жутко хочется войти в эту дверь...

Андрей просмотрел пару договоров, отбросил очередную сломанную авторучку и бросил притворяться.
– Ром, что делаем?
– А какие у нас варианты? – подыграл он.
– Два точно есть. – Серьезно ответил Андрей. – Или продолжать просмотр нашего глюко-сериала, причем в качестве главных героев, или... – он поднял телефонную трубку и твердо произнес: – Это МЧС? Говорит президент. Срочно бригаду экзорцистов в Зималетто! Незамедлительно! У нас глюки, масштабный прорыв! Держим оборону, но наши силы слабеют! Срочно пришлите подкрепление, и побольше святой воды!
Рома улыбнулся и кивнул.
– Любопытно, как повлияет наличие смирительных рубашек на наших с тобой, Андрюха, богатырских телах на прохождение янтарного заградительного барьера.
– Да уж. И обидно же будет, если санитары выволокут эти тела, то есть нас с тобой - без всяких проблем! Давай уж лучше сами сражаться.
И посмотрел на стрелку.
Что ж, надо так надо. Чья у нас очередь?
– Ладно, время – деньги. – Сказал Роман, оторвав взгляд от невозмутимого часового циферблата.
– Удачи. – Сдержанно напутствовал Андрей.

Он встал и пошел к двери.
И дверь послушно открылась, открыв ему влажные синие сумерки.
Пахло водой.
И было тревожно.
И еще здесь гулял ветер, и сразу стало зябко до дрожи. А, нет, этот ветер шумел только вверху, в темных деревьях. Внизу было тихо.
Роман пошел вперед, оскальзываясь на чавкающих кочках. Впереди был густой кустарник с черными сережками, но без колючек. За кустами что-то блестело. Он раздвинул мокрые ветки, и перед ним открылось небольшое черное озерцо, заросшее высоким камышом. Озерцо поблескивало как брошенное на землю круглое зеркальце, освещая знакомую с детства лубочную картинку...
Он остановился у кромки воды.
Верхушки деревьев на опушке как будто испугались чего-то и затрепетали, то ли от ветра, то ли от полета невидимых черных птиц. Но здесь, у воды, было тихо. Запредельно тихо. И казалось, что в мире ничего больше не существует - только вот этот камыш, круглые камни и круглое лесное озеро с неподвижным желтым полумесяцем и крапинками звезд.
Девушка сидела на плоском камне у самого бережка и смотрела в неподвижную воду. А может быть, она разглядывала свое отражение в воде. Она сидела, изогнувшись тугим луком, обхватив колени и положив щеку на сомкнутые ладони. Он подошел ближе.
– Ты пришел? – спросила она, не оборачиваясь к нему.
Он задумался, что же ответить. Пришел-то он пришел, а вот кто она такая? Голос - похож на Пушкаревский, интонации... тоже.
– Ты пришел ко мне? – она подбавила грустной страсти в свой вопрос. Он смотрел – темные волосы до плеч и ладная фигурка, обтянутая темным платьем. Ее лица он все еще не видел, но голос, без всякого сомнения, был ему знаком. И знакомы были интонации, глуховато-страстные и фальшиво холодные. Обман внутри обмана.
Спросить ее, как ее зовут?
Да стоит ли. Судя по антуражу, пейзажу и тематике – девушку здесь зовут Аленушкой.

– Меее... ме-ме... меее! – послышалось из-за кустов обиженное меканье с нотками агрессии.

Роман усмехнулся и слегка расслабился. Предсказуемость сюжета успокаивала.
Раздался треск, и из-за кустов выбежал козленочек, и Роман испуганно отступил, чуть не рухнув в воду. Потому что это был... это было что угодно, но только не козленочек!
Хотя по всем сказочным канонам это должен был быть он! И только он! Беленький козлик! Маленький, милый и беззащитный, с бубенчиком!
Не тут-то было. Ломая кусты, к Аленушке летел вполне половозрелый козел ростом с небольшого быка. Рома отбежал подальше, ему очень не понравились рога и копыта этого козла, а учитывая скорость, с которой эти копыта мелькают – у таких козлов лучше не стоять на дороге!
Да, а как же девушка?
Взметнув фонтаны брызг, козел ринулся в воду.
Но тоненькой девушке на камне помощь определенно не требовалась. Рома смотрел с берега, как она обхватила козлиную шею, одаривая животное ласками и приговаривая: «Братец мой милый, братец мой хороший, как же скучала я по тебе, как ждала! Где же ты был, где пасся, любимый мой, и сыт ли ты, и пьян ли, и доволен ли ты теперь, козленочек мой милый?»
Козленочек крепко тыкался ей в колени головой и мекал. Понять, доволен он или не совсем, не представлялось возможным.

Рома подошел поближе. В ботинках противно чавкало, и это удивило его – а ведь он такой же, каким вошел в дверь! Его брюки и свитер, его пиджак и ботинки, его мысли и сомнения! Этим надо воспользоваться. Как учил Кастанеда? Быть собой – уже победа! Глюк – тот же кошмар, а это значит, что именно сейчас нужно действовать. Пора! Сейчас девушка намилуется со своим козлом, и тогда можно будет подойти к ней, познакомиться и расспросить. Собрать информацию, так сказать.
Как будто почувствовав его решимость, Аленушка посмотрела на него с камня и тут же отстранила от себя козлиную башку, бесцеремонно взяв за ее рога.
– Ты ведь Роман? Рома?
Он кивнул.
– У тебя красивое имя. И очень подходит тебе. Ты жестокий.
Он удивился.
– У тебя римское имя. – Объяснила она. – Ты римлянин. А они были очень жестоки. Подойди ближе, Рома, не бойся! Или ко мне! Тихо, братец. Сидеть!
Последние слова были предназначены ею не Роме, а братцу. Козел разочарованно мекнул и послушно сел по-собачьи, прямо в воду. А Аленушка звала Рому и просила его не бояться, и прекрасные глаза ее сияли, а голосок дрожал от робости и от радости...
Скорее к ней! Эээээ... нет, а почему это она не велит ему бояться? У него, между прочим, разряд по боксу! Вот чего ему тут бояться, в этом болоте? Лягушек, что ли?

– Ква-а-ааа!

Он опять чуть не упал в воду. Сзади него, как выяснилось, сидела громадная зеленая лягушка и держала в пасти стрелу. Присмотревшись, Рома понял, что это не стрела, а дротик от дартса. Роста лягуха была высокого, Роме по щиколотку, а на голове у нее красовалась небольшая изящная корона, и, судя по таинственному желтому блеску, из самого натурального червонного золота. Но ярче самоцветов и злата горели лягухины торчащие глаза! И была в них решимость, которая очень, ну просто очень Роме не понравилась... И тут же, как будто намереваясь выразить обиду на Ромино пренебрежение к болотной фауне, огромная лягушка выплюнула свой дротик, деловито потерла лапки и прыгнула Роме на ботинок, а затем - не успел Рома возмутиться, как она уже карабкалась по его ноге вверх, вот достигла поясницы, сноровисто уцепилась за ремень, привстала, балансируя... ему стало нехорошо. Глаза лягухи были устремлены точно на его губы и горели жаждой поцелуя! А ее лапы были невозможно цепкими и сильными! Рома крутился в ужасе, оскальзываясь на мокрой траве, и безуспешно пытался оторвать от себя скользкое зеленое тело, но его человеческие пальцы, лишенные лягушачьих присосок, соскальзывали с лягушачьей кожи и не было никакой возможности оторвать квакушку, вцепившуюся ему в лацканы бугорчатыми лапами!
И уже совсем рядом с его лицом, прямо напротив его рта висят мокрые губы, призывно улыбается зеленая пасть и блестят бородавки, а дальше ляга широко распахивает эту пасть и явно готовится подарить ему чрезвычайно сочный французский поцелуй...


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 22 янв 2020, 19:10 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 04 июл 2019, 11:02
Сообщения: 890
А что должно было стоять? :grin:
Козлик, случайно, не Жданов? :pooh_lol:
Бедный Ромик, какой-то сказочный БДСМ :pooh_lol:

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч


Изображение


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 23 янв 2020, 11:31 
– Неее-ее-ет! – услышал Роман свой заливистый вопль, и сразу вслед за ним холодный приказ Аленушки: – Пошел вон, королевич! Кому сказала, убирайся! Он мой!!!
Последняя мысль Роме не очень понравилась. Точнее, ему не понравилась уверенность, с какой эта мысль была высказана. Тем не менее, это было очень кстати, потому что лягуха вняла. Она горестно закрыла свою пасть и прыгнула с Ромы в воду, смачно чавкнув при этом и обрызгав его до пояса, и все, что от нее осталось – это оперенный дротик и круги на воде. «Уффф... пронесло...» – подумал он. «То есть чуть было не пронесло, пардон.»

Аленушка проводила кваку сощуренными глазами и добавила длинную фразу на языке, похожем на французский. Рома понял про деликатесные лягушачьи лапки. Причем не просто лапки, а в сметане. Крем сюр.
– Он все никак не сообразит, что от добра добра не ищут! – Аленушка осуждающе покачала своей красивой головкой. – Живет ведь припеваючи со своей царевной-лягушкой и все радости жизни имеет! Тухлой тиной мазан, комарами в кляре кормлен, да еще и массажем ублажен, живи себе и радуйся? Так нет ведь, неймется ему! Так и норовит, так и смотрит, как бы вместо того, чтоб своими золотыми мячиками играться, женину стрелочку слямзить да и попрыгать с этой стрелочкой на огоньки голубые болотные. Ах... не понимаю я таких, Ромочка, ну не понимаю!
Его руки, измазанные липкой тиной, все еще слегка дрожали, ноги тоже. Свитер на груди был мокрый. Рома глубоко вдохнул, отходя от кошмара, и искренне поблагодарил Аленушку за свое спасение. А потом поблагодарил ее еще раз. Эх, жаль, что сказки нельзя кроить по собственным лекалам! Он бы сейчас был не против – о, он был бы совершенно не против, чтобы место зеленого извращенца на его груди немедленно заняла эта чудесная девушка в ситцевом платьице с цветочками. Какое милое у нее имя – Аленушка! А козла неплохо бы привязать к дереву.
Рома понял, что улыбается.
И она ответила ему милой, смущенной улыбкой, а потом она позвала его.

Аленушка позвала его, и он пошел к ней, ловко перескакивая с камня на камень.
Они устроились рядышком. Уютно плескала вода у бережка, наверное, там играли рыбки. Под камнем снежно белели крупные кувшинки, источая сладковатый травянистый аромат болота. Вдохнув пару раз, Рома подумал, что готов сидеть здесь сколько угодно, тем более, что Аленушка положила ему на плечо растрепавшуюся душистую головку и тихонько рассказывала. Он решил слушать очень внимательно и не перебивать.
– Матушка моя всегда говорила мне, что у меня сильный ангел-хранитель. Я так и думала. И уверяла я сама себя, что убережет меня мой ангел, спасет и охранит, что бы ни случилось! Но вырос братец мой и стал он сильным, стал красивым и рослым. И все девушки заглядывались на братца и проходу ему не давали, и поняла я, что вот-вот влюбится братик мой и женится на одной из них...

Плеснула рыбка, разбив зеркало. У дальнего бережка обиженно квакали дуэтом, периодически замолкая со значением. Рома слушал. Сейчас она скажет что-то важное... сейчас!

Аленушка подняла головку, отстранилась и взглянула на него прямо и так страстно, что ему жарко сделалось. Прекрасные глаза ее были влажными и мерцали озерным жемчугом, когда она выкрикнула ему в лицо: – И догадалась я, что скоро женится братец мой и все батюшкино наследство себе заберет!!! А я! А я сестренкой младшенькой останусь! Навеки младшей, чтоб всю юность мою на доброту его надеяться да молить, чтобы хоть плохонькое приданое обещал за мной братец!
Рома легонько обнял ее податливые плечи, и она, прерывисто вздохнув, снова доверчиво опустила голову ему на плечо.
– За правым плечом у человека всегда сторожит ангел, а за левым бес. Ты мне веришь?
– Верю. – Отозвался он, гладя ее волосы.
– Сторожат оба и советуют, и разное советуют! Не знала я, Ромочка, кого из них мне слушать, одно лишь я ведала – вот женится мой братец, а жена его порядки свои наведет и меня из дому выгонит. Какое уж тут наследство, какое приданое! Кукушка ночная – она ведь дневную перекукует, Рома... Ничего, ничего мне от батюшкина наследства не достанется, а все брату с его женой...
Журчащее ее причитанье смолкло, а потом она сказала совсем другим голосом, глухим и задумчивым:
– И выдадут они меня замуж за какого-нибудь завалященького, а не за того, кого я полюблю...
Он хотел поцеловать ее и уже развернул к себе и дотянулся до ароматных губ, но она дохнула холодом и шепнула ему прямо в губы: – И все, что задумала я, все получилось! Замечательно получилось! Никто меня не заподозрил, а хвалили все и одаривали, когда братец мой козлом стал, и теперь я у них дочка любимая, умница-раскрасавица, а козла нашего мы на лужайке за домом пасем, хоть и толку от него... да как водится, толку – что от козла молока! А я, чуть только завижу отца иль матушку, тут же ласкать козлика кидаюсь, плачу да приговариваю: «Братец милый, не послушал ты меня, а ведь просила я тебя, чтоб не пил ты из козьего копытца!» Но если быть точнее, Ромочка, пил он у меня не только из козьих, а из бараньих, и из телячьих... – она прыснула смехом: – Да из всех копыт хлебал сладкий мой!

Зажурчал ее смех, и, будто отвечая ей, гневно заухал филин – совсем близко, где-то рядом, а козел, до того смирно сидевший в теплой воде у камня, вдруг вскочил и полез бодаться, и Аленушка цыкнула на него: – Фу! Сидеть! – И тут же приласкала: – Хороший мой, умница мой, козлик мой миленький, любименький мой братец Андрюшенька!
И шаловливо прикусив губку, шепнула воде: – Увы... я не могу любить того, кого сделала козлом...
Роме уже не хотелось обнимать ее, и он незаметно отстранился, делая вид, что любуется болотным пейзажем. А потом встал на камне, потянулся и огляделся – как тут до бережка-то, далеко ли? И вздрогнул – он не почувствовал, как она поднялась, но она вдруг оказалась очень близко к нему, гибкая как осока. Она не поднимала рук и не размыкала губ, но он отчетливо слышал ее горячий, дразнящий шепот: «Иди же ко мне... иди... обними меня! Ты красивый. Сильный. И ты издалека...»
Он молчал, и тогда она дотянулась ладонями до его плеч и положила голову ему на грудь, и опять он отчетливо слышал не сказанные ею слова: «Я всегда хотела, чтобы любимый мой был издалека! Чтоб никогда нашего болота не видал и меня на этом камне!» Она сильно ткнулась лбом ему в грудь, и шепот ее ударил где-то рядом с сердцем: «А хотя... говорят ведь, что судьба рядом ходит? А если ты, только ты и никто другой моя судьба, Роман?!»
А потом она отстранилась и громко сказала, глядя ему в глаза:
– Мне кажется, я люблю тебя.

– Нет. Не любишь. – Сказал он хрипло, соображая, можно ли повернуться к ней спиной. Вода у камня была глубокой, а прыгать к берегу наугад - это в воду свалиться, да еще и голову об камни разбить.
– Почему не люблю? – искренне удивилась она.
– Любят не так.
– Откуда ведомо тебе, как любят? Иди же ко мне... обними меня!
Больше всего ему сейчас хотелось прижать ее к себе, утонуть в аромате волос, смять губами ее нежный рот, но он ответил:
– Нет.
– Что нет?
– Я ухожу. Прощай.
Она задумчиво склонила головку набок и протянула:
– Ты не уйдешь...
– Я уже иду. – Упрямо сказал он и все-таки оглянулся, очень быстро: «Прыгнуть на ближайший камень, а дальше будет проще.»
Она изменилась, пока он оглядывался назад. В краткий миг стала неуловимо другая и выше ростом, а глядела теперь... Оценивающе. Очень. И пояснила ему:
– Я рассказала тебе все. Теперь ты не можешь уйти.

Ничего от Катеньки Пушкаревой в ней давно уже не было. Фигура ее тянулась вверх - прямая, дрожащая, с длинными руками. Очень длинными руками. Он заподозрил, холодея, что если она захочет, то вытянет эти свои руки и достанет его где угодно - на дереве, на опушке, в воде... нет, в глубину этого болота он ни за что не полезет, нечего и думать, чтоб туда сунуться, там – гибель...
Свет месяца упал на ее лицо, и он обомлел... у нее не было глаз. На их месте были лунные полумесяцы без зрачков, просвечивающие озерной водой, а тонкое ситцевое платьице стекало с нее водой, обнажая тело – нежное тело прекрасной нежити, такого не может быть у живой девушки: безупречные изгибы, выверенные неземной алгеброй округлости, светящаяся лунным молоком кожа... и существо это, что еще недавно было то ли Катенькой, то ли Аленушкой, все сильнее притягивало, тянуло его к себе с безумной силой, древней и жестокой – упасть в ее объятия, прильнуть, проникнуть, подчинить и позволить ей выпить себя досуха, умереть счастливым... его шатало, но он продолжал гнуть свое:
– Я ухожу. Нельзя удержать мужчину насильно, пойми... нельзя хватать и использовать всякого, кто подвернулся! Тем более, что я пришел к тебе не по своей воле, и ты это знаешь!
– А если я люблю тебя? Тебя!!! – завизжала она, топая ногой. – Если мне нужен только ты!
– Ты меня не любишь. – Упрямо ответил он и прыгнул на ближайший камень, и понесся к берегу по залитой лунным светом дорожке из камней.
– Но ведь я же могу полюбить! – отчаянно кричала она вслед. – Я могу полюбить тебя!

Он уже был на мокрой траве, в безопасности. И посмотрел в ее сторону лишь затем, чтобы убедиться, что она осталась там, на своем камне. Нет, она не погналась за ним, а снова задумалась. И, немножко подумав, голоском школьницы, задающей вопрос учителю, спросила:
– Но как я смогу тебя любить, если ты на берегу, а я здесь, в воде?
И крикнула, взметнув воды озера: – Иди же ко мне! Вернись! Вернись ко мне!
Кружился хоровод звезд, качался острый лунный серп, тряслись болотные кочки и дикая, непреодолимая сила толкнула его назад – туда, к ней! В это болото, прикинувшееся озерком, скорее!..

– Подойди ко мне. Ближе... ближе!

Он упал и вцепился в траву. Она медленно подняла руки и поплыла по водяной глади, переступая маленькими шажками. «Там камни торчат из воды, просто в темноте их не видно», – лихорадочно думал он, пытаясь вернуть реальность, вернуть явное, предметное и действительное, или хотя бы ту первую ипостась, ту лубочную картинку-сказку – да делать и думать что угодно, лишь бы не броситься ей навстречу!.. «она идет по камням, она привыкла здесь, каждый камень знает...»
Она поманила, и он встал и пошел, ступая ботинками по воде. Зашел по колено, потом по пояс. Никаких камней не было. Она подплыла ближе и склонилась к нему млечная, тающая, призывная, потянулась как для поцелуя и он тоже потянулся к ее губам, сдавшись и ругая себя глупцом, вот зачем тянул время... и тотчас же она толкнула его в грудь, шепнув: – ты ведь хотел уйти?
Он рухнул спиной в светящуюся воду и камнем пошел ко дну, глядя вверх, на дрожь зеркала и ее удаляющуюся улыбку. Вода заполнила нос и уши, больно загрохотало и забулькало внутри, а где-то там, наверху, громко мекал козел, и в голосе чудилось сожаление - и это было последнее, что он осознал перед тем, как каменная тяжесть навалилась на грудь, окончательно лишив дыхания и света...

...
Он вывалился в кабинет, задыхаясь, и прохрипел подскочившему навстречу Андрею:
– А, ерунда.... Все... нормально. Так, сюр какой-то ...
Андрей уже протягивал ему стакан. – Ром, пей скорее. Ты белый весь.


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 23 янв 2020, 11:40 
maria_mujer писал(а):
А что должно было стоять? :grin:


Волосы дыбом ))))
Как же хорошо!


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 23 янв 2020, 13:44 
Гость писал(а):
maria_mujer писал(а):
А что должно было стоять? :grin:


Волосы дыбом ))))
Как же хорошо!

Ложка! В чашечке!! кофейной... :girl_haha:

:kissing_you:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 23 янв 2020, 18:06 
-6- белый сектор


За окном по-прежнему вихрился снег.

Андрей был хмур.
– Ты как мукой обсыпанный оттуда выскочил. Белый весь. Расскажи мне, Ром. Почему ты не рассказываешь? Я тебе все, как на духу!
Роман сделал вид, что раздумывает, с чего начать.

Нет уж, про сестрицу Катюшеньку и братца Андрюшеньку он Жданову ничего не расскажет. А если и расскажет, то уж точно не все. И точно не сейчас.

– А давай форсируем, Андрей. У нас в реальном времени обед через... – он по привычке глянул на черно-белый циферблат, потом на запястье, – двадцать минут. Твоя очередь глючить, а я пока в себя приду. Кстати, ты заметил, что нету никакой разницы, там ли Катюшка, нет ли ее? И она не замечает, как мы с тобой туды-сюды попеременке шмыгаем? Как это все получается, интересно... а хотя нет, не интересно. Вполне вписывается в наш метафизический график.
– Я заглядывал к ней. – Спокойно сказал Андрей. – Сразу после того, как ты туда пошел. Минут пять назад это было. Заглянул, она по клавишам колотила, сурьезная как телеграфистка Смольного. Тебя там не было. Я под дурака спросил – Роман Дмитрич не заходил? Она так удивилась, – нет...
И подобрался. – Ну, я пошел.

Роман кивнул и тоже пошел - к окну. Смотреть на снег. Догадка крутилась в мозгу, дразнила – сумасшедшая, но дико логичная догадка...
Она их не замечает. Погружена в себя. В работу. В свои мысли – наверняка же у нее есть мысли. И он уверен – этих мыслей у нее много-о-оо.... Он усмехнулся. Ох, что за мысли у Катюшки... а уж сны у нее, надо полагать – не хотел бы он попасть в эти сны...
Не хотел бы?
Догадка плясала уже не в голове, а в горле. Обрастала тенями, оттенками, восторгом.

Сто секунд прошагали ровным маршем.
Андрей вышел из Катькиной каморки спокойный и кивнул, – нормально. Отстрелялся!
– В этот раз я был сам собой.
– А подробнее?
– Долго рассказывать не хочу. В общем, там красивая такая девушка, и смертельно больная. Она меня любила, а я ее так, жалел, потому что она скоро умрет. А в конце этой истории она выздоровела и меня бросила.
Рома покрутил головой, обалдев от краткости, чьей-то там сестры, – вот это да! А по ощущениям?
– Да нормально. Ээээ... а ты о чем вообще?
– О времени. Это же месяц, не меньше?
– Ну да. А ощущения – ну... как будто я не пару минут назад туда входил, а часа три-четыре. Но уж точно не месяц назад. А дом у меня там был, Ром – сказка! Ванная с бассейном из каррарского мрамора. Карета с рысаками, сапоги шагреневые, хлыст...
Андрей потряс головой и рассмеялся.
– Но знаешь, что самое-то главное?
– Что?
– А я сказал тебе уже. Я был сам собой! Просто в другой жизни.
– В мраморном бассейне и с хлыстом, – вставил Рома. Андрей опять засмеялся. Расположение духа у него, судя по всему, было преотличнейшее.
– Я все помнил и понимал – и почему я здесь, а не там.... ну то есть там, а не здесь. Тьфу ты... ну ты понял, Ром! И я понимал, что все это иллюзия, хотя и реальная до мозга костей.
У Романа вырвалось: – Я тоже...
– Что с тобой было? Рассказывай давай!
– Что-то вроде сказки. Крем-сюр с лягушатиной. Сначала про царевну-лягушку, потом про сестрицу Аленушку и братца... эээ... братца Иванушку.
– Аленушка – Катя?
– Сначала да. А потом, перед тем, как меня выбросило оттуда, нет.
– Как так?
– Была Катя. Стала русалка какая-то, мавка. Нежить самая натуральная, жуть. Топила меня в озере.
– Утопила?
– Да.
Андрей хмыкнул.

Нет, разговор сейчас не получится. Лучше после обеда... надо, надо попытаться донести до Андрюхи идею, что не все было так радужно, как они воображали! Воображали до того, как началось все это наваждение. Впрочем, тупить они начали задолго до всех этих наваждений: поставив на темную лошадку, рано было начинать беспокоиться о том, как бы по дороге с ипподрома у тебя не украли выигрыш.

Клац!

Дверь каморки деловито клацнула, и темная лошадка бодро зацокала подковками на выход, держа под мышкой какие-то листочки. В бухгалтерию помчалась или в туалет. Отлично, прекращаем шептаться.
– Андрей, нужен обходной маневр. – Он с ходу взял козла за рога. – С Катей что-то не то. Ты же не будешь спорить, что ситуация вышла из-под контроля?
– А что с ней не то? – заупрямился Жданов.
– А что – все что с нами происходит, абсолютно ее не касается? А если вся эта психоделическая бесовщина - ее рук дело?
– И как она это делает? Вообще – при чем тут Катя?
– А чего это нас ни с того ни с сего начало глючить по-черному? Пока ее здесь не было... нет, пока ты не доверил ей фирму, нас даже по пьяни так не глючило! Это тебе о чем-то говорит?
– Глючит – нас с тобой? Или ее?!

– Нет. – Вдруг понял Рома.

И не выдержав спокойствия, подскочил и зашагал по кабинету. – Спит.
– Что?
– Андрей, она спит.
– А мы?!
– Мы – нет.
– Откуда уверенность?
– Не знаю. Чувствую.
– Она по телефону говорит и по клавиатуре стучит. Сонная?
– Не здесь, а вообще. Вообще спит. Не умею объяснить. Пока не умею. Ну когда-то же она спит? Время у нас с тобой, Андрей, сейчас не-ли-ней-но-е. Понимаешь?
– Так. Она спит. Ладно, допускаю. Но я-то ведь не сплю! – Андрей подошел к двери каморки и зашептал, помогая себе жестикуляцией: – Я иду в этот Катькин чокнутый портал сам, я иду туда бодрствующий и даже трезвый! Ну в смысле, трезвый я же тоже туда хожу! Сколько я туда входил после того, как началась эта часовая бесовщина? Я ходил туда три раза! И ты три раза. И я точно знаю – я не спал!
– Но ты же был не ты? – подскочил Рома, озаренный еще одной догадкой. – Первые две ходки? То есть ты был собой, но настолько в невероятных обстоятельствах, да причем неожиданных... слишком неожиданные обстоятельства, Андрей! У тебя ведь тоже? Что для меня...
Он сел и усмехнулся. – Что до меня, то была такая дикая неожиданность, пардон муа. И как только не пронесло меня, удивляюсь.
– Ну да, – как само собой разумеющееся подтвердил Жданов. – А я как в арт-хаусное кино туда попадаю. Такое любительское. Неумелое, но с гениальными закидонами. И перемешано все как-то… реальное с ненастоящим!
– Ну вот! И у меня так же. Я долго сравнивал – не сходится! – Рома говорил все горячее, окончательно наплевав на свою улыбчивую джокерскую маску: – Слишком многое не сходится, Андрей. Исторические нестыковки. Страны, время смешано. Ладно, здесь я не спец. Но что точно – одежда! Тоже не сходится! В то время не было такой одежды. Шелковых чулок со швом – не было. Никак не могло быть! Там я не замечал, но как только оттуда вылетел и собой стал … понимаешь, тот, который… ну парень, в шкуре которого я был, когда в первый раз там… ну, тогда, в первый черный сектор! Андрюх, тот парнишка корсаж от корсета бы не отличил, даже если б ему их под нос сунули, да хоть бы и примерить заставили. Но я-то…
– Ага… – что-то понимая, сказал Жданов.
– Видишь, вот… одежда – это исторический факт. И не сходятся эти самые исторические факты! Причем – слушай главное: хорошо известные мне исторические факты! А язык – ты на каком языке говоришь, когда ты там?
– Ээээ… ну на своем. Ну, Ром! – взорвался Жданов: – Ну лучше не скажешь - на своем! Когда я там, то все понимаю, а выйду оттуда - ну разве что пару слов, как в кино - лямур да лезамур там, тужур-бонжур-истуар и гран мерси всякое. А там, где мы с тобой на шпагах дрались, там вообще молчком больше. Там была Севилья, я был дон и ты был дон, а она – донна, как в анекдоте в общем.
– Донна - и при этом с декольте, простоволосая и с торчащими ключицами. И бегала по дуэльной площади? Как по футбольному полю?
– Точняк. Мешанина какая-то. Как торт слоеный ешь, «Наполеон» с кремом и вдруг в середине - селедка!
– О! – Рома подпрыгнул и поднял вверх большой палец. В точку! Молодец, Жданов! – Смотри: крестьянскую девчушку в лаптях - Кирой зовут! Купец с ярмарки - верхом скачет, как джигит какой-то! Да, если постараться, то объяснить можно все, но вкус-то уже… порченый! Прав ты! Дикий вкус получается!
– Ага. Точно! Слой повидла, слой селедки. – Кивнул Жданов. – Жрать такое невозможно.
– Мешанина. Как во сне.

Они присели рядышком на стол. Если сейчас не пошутить, напряжение вскипятит мозг.
– Сон же не регламент? – Безмятежно спросил Рома. – Не задашь, спать ложась? К примеру, сегодня хочу увидеть как мочу конкурентов, завтра у меня будет секс с роковой красоткой, послезавтра желаю на пленэр. В деревню: ем сметану ложкой и подглядываю в бане за девками.
– Угу. Загадай перед сном все это. – Поддержал Андрей. – И будешь мочить конкурента горшками со сметаной и прятать под пиджак свои сиськи роковой красотки – выросли вдруг.
– А что может видеть во сне девушка, причем такая неординарная, как Пушкарева?
– Катя книжная девочка. – Грустно поведал Андрей. – И заторможенная, а годочки-то уже не детские. Весьма женские у Катьки... годочки.
– Ведет себя заторможено, но по-женски? – деликатно прищурился Рома.
– А так и ведет, точно. Как секс-бомба с амнезией. В кабаке на колени ко мне садится и лезет за пазуху, чуть ли не в брюки. Я ж тебе рассказывал. А в номер приведу ее – топчется у постели, пуговицы крутит. Потом прыгает на эту постель, садится посеред как Аленушка, коленки юбкой обмотает да еще и обнимет их. Как будто я посягаю, а я как дурак - не знаю что с ней делать! Да и сделать бы ничего не успел – она тут же заводит свою песенку «спи хороший мой, спи-усни Финист мой ясный, не мой ты сокол, спи, жалкий мой». Потом...
– Потом? – поднажал Рома.
Жданов передернулся и очень честно пробурчал:
– Потом ничего не помню.

– Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Угольная птичья головка откукукала и подмигнула Роме янтарным глазом... а птицы что, умеют моргать, – хотел он спросить, но язык стал ватный. На изящной птичьей головке были маленькие витые рожки. Рома присмотрелся повнимательней, и его глаза закатились...

Очнулся он от сырости и Андрюхиных воплей. Но сырость была противней.
– Рома! Ромка!!! Фу... напугал ты меня, – обрадовался Андрей, опуская графин. – Я уже Вику хотел в медпункт гнать, чтобы привела кого-нибудь. Как чувствуешь себя?
– Отлично я себя чувствую! – разозлился Роман, отталкивая дружескую длань. – Давай, Андрюх, еще по разочку сгоняем, да надо с обедом что-то решить. Лично у меня виртуальная пища уже в печенках. Может, Киру попросишь? Дескать, работы завал, пусть она обед в офис закажет?
Андрей довольно кивнул и ушел.

Часы были паиньками. Тикали деликатно, маятником качали аккуратно.
«Ну, дожился, Роман Дмитрич, как девица в обмороки падаешь.»
Катька влетела в кабинет, укоризненно покосилась на обосновавшегося тут вице-президента и шмыгнула к себе. Но задержалась на порожке и медленно оглянулась... он смотрел на нее в упор и улыбался, наблюдая за ее прыжком на месте и последовавшим за ним дверным танцем. Все, спряталась.

Было азартно, как в юности.

«Ну погоди ж ты у меня...»

Катька у себя в каморке уронила что-то тяжелое и захихикала, наверное, в телефон.
Маятник поощрительно тик-такал, соглашаясь. Снег русалочьими волосами гладил оконные стекла.
Роме было хорошо. Душа и тело дружно жаждали реванша.
«Если обратно водный спорт, Катенька, так я и по плаванью разряд имею, и теперь-то уж точно про это не забуду...» – подумал он, распахивая дверь.

И шагнул.


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 23 янв 2020, 18:31 
АААААААААААА! - прерывисто щелкая выдала стуком клавиатура вопль на экран. :LoL:

Бариста, откудова у вас зернышки? :grin: :grin: :grin: Шикарно варите кофе!


:Rose: :Rose: :Rose:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 24 янв 2020, 14:45 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 04 июл 2019, 11:02
Сообщения: 890
Ентого кофею да более, сударыня, поболее :grin:

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч


Изображение


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 28 янв 2020, 17:07 
-7- черный сектор

Он шагнул на просмоленную палубу.
Подбоченился, окинул взором принайтованные снасти и морскую синь за бортом. Так, что у нас нынче?
Два часа пополудни, ветер слабый юго-западный, скорость два узла, ясно.
Ясно! Ясно, черти б подрали эту ясность да трехдневный штиль вместе с Гренобльским Лиманом, где согласился он взять груз табака! Ясно – до горизонта.
От яркой солнечной синевы ломило глаза.

И хоть бы одно облачко с запада.
Нет, ни единого барашка.
Зато перепелок у него тут – целых две. Дочки старого Гранта. А впечатление, что их тут не две, а целый курятник – щебечут, клюют и возятся. Первый день боялись нос на палубу высунуть, и гляди-ка как быстро осмелели. Еще бы, матросам приказано девиц в упор не видеть. Да и смотреть там особо не на что, если честно.
Старый Бак с самого утра твердит о грозе и подтверждает это своими ноющими костями. Что ж, до сих пор старый боцманский скелет еще ни разу не подвел. Сказано, будет гроза с севера — значит будет. Гроза и смена ветра.
И ему это как раз на руку.

А девиц он доставит в американскую столицу, доставит. Целенькими, невредимыми. Только попозже, поскольку его планы изменились. Так, где эти две дурочки? А, вот и они, извольте. После обеда час бродили под ручку, шатаясь и кривляясь, совершали моцион по его палубе. Старшая - сухопарая блондинка, старая дева в пенсне и цепочках на закрытом до щек коричневом платье пуританки, вся из себя деревянная. Угловатая и дико раздражающая тонкими губками и задранным носом. Ходит как палку проглотила, да еще и умудряется извиваться с этой палкой внутри. Хотя и не похоже, что намеренно, нет – это у них называется аристократическая тонкость в талии, фу ты ну ты. Сейчас обе устроились на бухте каната, показывают друг дружке на море, щебечут что-то.
Она его бесит, эта плавная очкастая зануда, да еще к ней вечно липнет младшая, глазастенькая. На эту посмотреть в общем приятно, этакая пухленькая кудрявая засранка. И глазками стрелять умеет, ничего не скажешь, хотя вряд ли училась, скорее врожденные способности. Хмм... родные сестрицы, да похоже, что от очень разных матушек. Впрочем, старик себе ни в чем не отказывал. Жесток был, это да. Но вот жадным старый Грант никогда не был. И ему, что сказать - заплатил сполна. Заплатил за то, что сын его старинного друга, молодой капитан шхуны-брига Куин Мар доставит двух его дочерей в Квебек целыми и невредимыми. Старик оказал ему доверие, можно сказать, ведь дочки воспитывались в семье немецких пуритан и привыкли к достойному обращению.
Он обещал доставить девиц в Америку, а за это старый Билли Грант щедро отвалил ему две сотни монет – полновесное испанское золото с хождением по всей Европе и Америке, не то что королевские луидоры, наполовину фальшивые, наполовину переплавленные с серебром. Уже никто не удивляется, привыкли, что лягушатники после каждой своей революции и смены власти новую монету чеканят. Властям делать кроме как казнить и вешать больше ничего не охота, вот и заставляют всех повально сдавать ценности в переплавку, а за попытку сбыть золото с не той рожей на аверсе за границу быстренько укорачивают на голову главу семьи и отбирают имущество у детей. Он и сам под эту разделку попал и теперь аристократишек ненавидит не меньше чем демократов. И тех и других он отправляет кормить рыб, всякий раз как встретит в глубоких водах. Сколько уже сменилось морд на французских золотых кругляшах – то революционный Маратов профиль, то обратно свиномордый Валуа, неизвестно из какого болота выдернутый королевский потомок «седьмая вода на воде».
И эта тоже, посмотрите на нее – королева. Хотел поухаживать, поставила на место – дескать, без ведома папеньки в нашей общине найн-найн и но-но, она скромная девушка и достойна лучшей партии, чем капитанишка двухмачтового брига. Но-но ее уже достало. Аристократка вшивая. Туда же – гордится. Чем? Тем, что папочка смолоду пиратствовал, состояние сколотил и титул купил? Эка невидаль.

Гроза будет. Прав старый Бакстер. Подуло свежестью и потемнело, с севера идет мгла. Менять галс. Еще четверть часа, ветер сменит направление и будет дуть им в левый борт. А туча-то движется быстрее, намного быстрее. Вон, даже сестрицы сообразили, что к чему, вон - бегут к нему. Запереть в нижнем трюме, целее будут, – успел он подумать перед тем, как старшая встала перед ним, задрав шляпку и подбородок и зазвенела, заверещала, показывая рукой в сторону туч. Он сжал зубы, – как не вовремя... Отчета у него требует... она, дескать, ответственна за жизнь сестренки. Он отстранил ее – позже. Но нет, она нагло прервала его, когда он уже отдавал распоряжения боцману и продолжает свое, наступая на него...
Ростом она почти с него. Плохо. Теперь придется ставить дылду на место. Матросы вон уже зыркают, да и боцман покосился хмуро. Ветер крепчает. Престиж у капитана должен был выше чем у бога - для тех, кто в него верит, само собой. Здесь - поклоняются только морскому богу после своего капитана, здесь неподчинение одного – гибель всем. Гроза идет. Опусти же глаза, идиотка...
Не понимает.
И глазастая малявка, беря пример с сестрицы, выстроилась с той рядом, расставив ноги под юбкой. Молодец, соображает, качка-то усилилась. Уловила его взгляд и зырит еще нахальней. И эта - не отводит глаз. Не уступает дорогу, не опускает головы и раскрывает свои тонкие бледные губки, явно готовясь начать пищать что-то вроде «Я с вами разговариваю! Вы наглец, херр капитан! Немедленно извинитесь!»
Ладно. Придется пташек поучить... всего-то пара минут.
Он поманил старшую дылду пальцем правой руки – иди сюда, поближе, а левой указал матросам на малявку и скомандовал: – а ну-к, ребята, взяли птичку на бочку!
Парни заорали от радости и гогоча поволокли орущую и бьющуюся мелочь на корму, схватив за шкирку и за юбку, а он тем временем придержал за локоток ошалевшую старшую и начал объяснять: – Сапоги видишь какие пыльные у капитана, – он покрутил носком действительно грязного, очень грязного сапога. Высокие сапоги из буйволовой кожи он сам стянул месяц назад с убитого капитана испанского брига, шедшего с грузом пряностей. И нравились эти сапоги ему чрезвычайно. – Запылились. Непорядок. – втолковывал он ей, и она что-то начинала понимать, судя по округлявшимся глазам. – Лижи языком. Языком, – он показал ей, – чтоб блестели!
Она побелела как молоко. Сообразительная, дергаться не стала. В глаза ему поглядела и не стала дергаться, но и фанаберию свою еще по ходу не оставила. Тычет рукой на левый борт, на орущую сестренку и продолжает свое – найн да найн. Достала...
Он повторил, тыча пальцем: – Сапоги. Должны блестеть. Начинай.
– Найн... – пискнула упрямая швабра. И еще раз, уже с ноткой истерики: – Найн!
Он щелкнул пальцами. Малявка завопила по новой и забилась в руках гогочущих матросов. Вот, теперь по-настоящему испугалась перепелочка, – подумал он с нежностью. Куда и нахальство делось. Песенка барышень известная, начинаем с ярости, потом негодуем, потом изумляемся - и вот уже наша малышка рыдает в панике:
– Кира! Кира!!!
Дура твоя Кира. Сидела бы в трюме и не высовывалась оттуда, если бы не дура была!
Он еще раз, очень вежливо и терпеливо указал дуре пальцем – вниз, на пыльные носки своих сапог. Матросы на корме ржали, и, судя по всему, уже всерьез надеялись на забаву. Плохо. Придется ребятишек плетью успокаивать. Ветер уже двадцать пять узлов, волны в белых гребнях и пенные брызги достают до полубака. Все, через пару часов будет штормовой.
– Еще одно «найн» и «фи-фи», и моих ребят только пулями остановишь. А я этого делать не буду, – терпеливо втолковывал он ей, улыбаясь и указывая себе за спину, на команду, бочки и трепещущую пташку, и зануда быстро-быстро замотала головой, умоляюще глядя – найн! Он нежно подмигнул ей: – Соскучились по женщинам! А тут такой цыпленочек.
Малявка взрыдала с визгом, усаженная на бочку с раздвинутыми ногами, видимо, лягаться попыталась. Он сокрушенно поцокал языком, – видишь, до чего упрямство доводит? И кивнул ребятам, положив ладонь на рукоятку плетки, – пощекочите дурочку слегка. Слегка, я сказал...
Тут уже визг резанул уши, перекрывая гогот шести луженых глоток, ух ты крикливая какая... а у этой задрожали голова и губы, вместе с рюшками и цепочками. Он быстро покосился вбок – ерунда, всего-навсего малявке ворот разодрали до пояса. Дурочке только на пользу, будет знать. Да и кто ее захочет в столице? Замуж только в колонию, а там жизнь простая и жестокая. Волки, медведи, индейцы, скальпы и трудовая жизнь в огороженном поселке. Ну так что? Продолжаем веселиться? Или будем вежливы и уважительны с капитаном? Считаю до двух. Он поднял руку, привлекая внимание матросов, и щелкнул пальцами – один...
Она замотала головой, потом кивнула и принялась опускаться на колени, мертвея лицом. Не заплакала.
– Глаза не закрывать! – Рявкнул. – Ферштее?
Поняла.
Распахнула свои озера на него в последний раз и медленно склонила голову, показав полоску шеи и светлые волосы под уродской шляпкой пуританки. Свет на черном. Мягкие наверняка, – отчего-то подумалось ему. Он стоял подбоченясь, расставив ноги на качающейся палубе и спокойно смотрел сверху. Отлично. Команда уважительно стихла.
Она опустилась еще ниже, выгнулась и почти легла на черные доски. Тонкий стан утонул в черных юбках, плечи поднялись как от боли. Он усмехнулся. Вот и отлично, вот и умница. Сапоги твоего капитана должны сверкать... матросы гудели кто одобрительно, кто разочарованно, отпущенная малявка задом лезла в щель между бочками, вцепившись ручонками в свой разодранный ворот. Он спокойно опустил глаза вниз. Под ногами... светлые прядки на точеной шее и пушок на позвонке, и легкие порывистые дерганья головой - песенка мертвой птички. Вот так-то...
Сейчас. Сейчас... И обдало белым жаром - да так, что стон пришлось зажать зубами.

...
В кабинете было тихо.
И пусто. И в каморке тоже пусто.
Он сел за президентов стол. Так, где тут у нас... успокоительное... десять человек на сундук мертвеца... звук шагов из приемной, неожиданно громкий и четкий на фоне тишины. И дверь. Нормально, со стиснутыми зубами вполне можно улыбаться, вопрос практики.
– Быстро отстрелялся, – он бодренько отчитался вошедшему Андрюхе. – Четверть часа там был, не больше. Свежий морской воздух и много романтики. Давай тоже иди, Андрей, не тормози.


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 28 янв 2020, 18:50 
автор, автор...
дорогой мой автор...
:Rose:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 29 янв 2020, 11:10 
-8- белый сектор

Быстро. Зато ощущения...
Как тухлятины нажрался.
Послевкусие стояло в горле, и не хотелось больше смотреть на снег. Он слишком чистый для него сейчас, этот пахнущий химией и выхлопами авто городской снег. Слишком белый.
Спокойно! Рецепт есть. Рецепт у нас один, зато надежный: хронические стрессы непременно следует заливать виски. Он так и сделал: пока Жданчик совершал свой очередной стосекундный акт в психоделической дыре, он продолжал расслабляться со стаканом в руке, удобно положа ноги на президентский стол и твердил самому себе, без устали твердил: «я причем здесь? Я ни при чем вообще. Сны – это такая чушь.»
Маятник величаво отсчитывал сотню секунд.
...97... 98... 99... 100.

Андрей вышел нахмуренный и тоже потянулся к стакану. Помолчали немного. Странное понимание без слов нарастало. Они всегда чувствовали друг друга, а слова были – так, больше клоунада на публику. Главное было внутри. Главное было: «Ты мой друг, и я за тебя все отдам. Ну если без пафоса, то не все-все, но многое.» И они оба это знают, так что можно молчать вместе – и так все понятно.
Андрюхе тоже несладко.
Роман прервал молчание первым, тоном шутки: – Каким же скотом может быть человек, а? Непредставимо.
– Ага, – нисколько не удивившись согласился Жданов. – А вот так, наверно, в схиму и уходили. А, Ром? Как поймешь, что вокруг тебя одни козлы и сам такой, значит пришла пора тебе бежать в пустыню.

В пустыню. С чем бежать-то? С тем, что накопил в душе? Да уж, с его капиталом только в пустыню. А еще лучше в моря. Там романтики – обожраться, оборжаться и обделаться. Морская синь, качающаяся палуба, где-то в трюме принайтована личная капитанская бочка рома. И гордая победа над светловолосой барышней, посмевшей не опустить глаза - вот и все, так сказать, мои геройские пиратские будни.
– Да балдеж по полной программе, Андрюх, – он разулыбался и принялся упоенно врать серьезному Жданову. – Если это сон, то я доволен. Я – морской волк и капитан пиратской шхуны по имени Королева Моря, прикинь! Очень реалистично. Но, по правде, ничего такого уж особо интересного не было. Так, мелкие грабежи да пара убийств.
Он не захотел говорить Андрею правду. А интересно, Жданову-то есть что скрывать? Ну не может такого быть, чтоб нечего было.
– У меня тоже морская фантазия была. – Сообщил Андрей.
– Расскажи?
Он лишь изображал интерес, но Андрей стал рассказывать охотно, со вкусом.
– Я там был полунищим художником. Маринистом. А она... очень там Катя на себя похожа, вначале - угловатая такая, странная. Пылкая. А я нашел клад прямо на берегу, подрамник в песок ставил, а он не лезет да не лезет, я со злости пнул и заорал от боли – под моим штативом прямо в песке железный угол сундука. И никого на берегу. А в сундуке камни, золото старинное. В общем, богатым я стал и сразу же писать бросил, а о ней, о Кате, совсем забыл. И не видел ее двадцать лет, а потом она ко мне на званый вечер пришла незваная. Роскошная женщина стала. Такая горькая, томная. И злая. Бешено привлекательная опасная бритва. Но я к тому времени уже стал пресыщенный и даже не удивлялся, что ничего не хочу. Да и не могу тоже. Вообще ничего не хочу – я это сильно прочувствовал там, Ром. Нехорошая эта штука – пресыщение. Когда тоска жрет по молодости, когда всякой ерундой счастлив был. Тот, которым я был – он... да нет. Это был я. Я, Ромка. Я – каким мог бы стать, если бы в моей жизни случилось то, что в этом... сне, глюке, хрен его знает где! Я там помнил, какая бешеная радость была, когда картину продать удавалось. А еще я все вспоминал, как мы с другом черствый хлеб в ручье мочили и ели, я ничего вкуснее никогда не ел.
И тут она в числе моих гостей. А у меня там дворец, чудеса техники – колонны крутятся, стены и потолки исчезают, под прозрачными полами океанские чудища зубы скалят. Золото везде, хрустальные лестницы и ужин в огромном зале. Лакеи в морской форме - ностальгия, видать. Друг мой уже обрюзг и отдалился от меня. Тоже богатый стал, только своим умом. А она... бывшая Катя, она пришла с одной целью, соблазнить меня и кинуть, по сути обобрать до нитки. Меня! И ей это почти удалось. Почти. Ну дальше неинтересно, Ром. Море там было волшебное, и вид из окна моей спальни – далекий белый город на холмах, как рассыпанный сахар. Горький такой сахар.
Андрей наконец замолчал.
– Город не Зурбаган случайно назывался? – Нехотя спросил Роман.
– Точно! А ведь само в памяти не всплыло!
– Сон и есть сон. Что-то помнишь порой долго. Что-то никогда не вспомнится. Я в детстве тоже Грина читал. Думал, что забыл уже.

А бывает такое, что забыть невозможно. Об этом не хочется помнить – но бывает. Случается с тобой какая-нибудь незабываемая ерунда, и вытравливать ее из памяти бесполезно. Только вместе с головой отрубить можно, наверно - например, как пару оттенков последнего сна – ту синь моря и такую же синь, лишь на полтона светлее и мягче. Синь умирающих женских глаз.
Сам-то он ту мерзость вряд ли забудет. Свой спазматический восторг от осознания, что язычок этой чистюли слизывает грязь с его черного сапога. Ведь чуть не заорал от удовольствия. Никогда больным не был! И уродом не был! Кому, зачем понадобилось его так?
За что?
Рома встряхнулся, со вкусом допил и схватил себя в руки. «А, еще не хватало рефлексировать начать. Да ерунда.»
Ерунда, все проще.
Просто - просто случайный выбор. Сонных моделей не так и много, да еще забываются, вот и выбор - из сравнительно небольшого числа вариантов, как игра в кости. Все в жизни подчинено случайности, и любая система – всего лишь неизбежное исключение из бесконечных правил.

Часы стойко отсчитывали непонятное время. Ладно, сколько можно молчать...
Андрей задумчиво откашлялся и сказал:
– Знаешь, я теперь уверен - Катя меня не любит.
Откровение, надо же.
Жданов упорно гнул свое: – Я это точно теперь знаю.
– И что это меняет?
Андрей нахмурился, но он продолжал паясничать: – Теперь ты можешь братски чмокать ее в макушку, когда вы наедине и радоваться, что с мартышкой не придется кувыркаться.
– Не уверен. – С достоинством ответил Жданов. – Я понял теперь - она себя в такие железные перчатки взяла. Я для нее фетиш, а не мужик. Она хочет не меня, она хочет себя уважать как женщину.
– Вот как? А что это меняет, я уже спросил? Ты ведь тоже хочешь уважать себя как мужчину, Андрюха? Ну и замечательно! Она будет уважать себя, а ты себя, и будете вы с ней – уважаемые люди. По отдельности.
Жданов взглянул с надеждой. По отдельности он явно хотел. Единственное, что он хочет делать вместе с Пушкаревой, хочет страстно - это трудиться с ней вместе, обеспечивая процветание своей родной компании. Вместе, дружно.
– Андрей, мы найдем выход. – Торжественно провозгласил Рома, подняв руку в пионерском салюте. – Не насилуй себя больше, друг мой! Мое любящее тебя сердце этого не выдержит.
– Да. Но ведь это я начал всю эту ерунду! Я ей как полный кретин в любви клялся под луной! Что теперь, пятками назад – Катенька, будем друзьями с тобой? Я, Катюшенька, спать с тобой не хочу, думал хочу, а оказывается нет, прости, моя хорошая, а кстати, как там наш отчет к собранию?
Рома покачал головой: – Дружбы у вас теперь не будет. Вот мы и вернулись к тому, с чего начали: придется тебе, Андрюха, идти до конца. Ну таков расклад – или ты ее раскладываешь, или она твой враг. А красная кнопка у кого? Да у Катеньки же! Значит, первое: Катенька должна самоутвердиться на тебе, и второе: мы получаем время для маневра и меняем ход партии.
– Самоутверждаться она на мне будет. Нормально. Но я-то как? Ты издеваешься, да?! Как я с таким раскладом в башке смогу ее... разложить? Да хоть и оставит она свои птичьи штучки и пойдет мне навстречу?
Ну все. Андрюха ударился в философию. Плохо.
– Не, я все равно теперь не смогу. Ни нажравшись, ни с виагрой не смогу. После полетов над водой и песен этих... все, чего я хочу - это вспомнить о чем она пела! Знаю, что о самом важном, единственно важном - а слова не могу вспомнить!
– Кто, Катя пела? – привычно ошалел Роман.
– Да какая Катя! Сирин! А Катя - если не получит она свою сексуально-моральную компенсацию, то станет вообще ужасом!
– Обидевшийся ужас ужасен вдвойне. – трагически подтвердил Рома. – Кстати, где он? Ужас?
– Обедать умчалась. А я ходил к выходу. Все то же. Меня не выпустило. Обед скоро доставят, Кира с нами будет.
В этом он почем-то не сомневался. Кира, Кира. Часы идут, выход залит янтарем, и они с Андрюхой как две мухи. И не страшно. Как в детской книжке.
И снова – молчание и снег за окном.

Андрей побарабанил по столу и нехотя проронил: – Зурбаган, надо же... я ведь тоже читал. Алые паруса и еще кой-чего. Да хоть наизусть книжки учи, а во сне все равно все смешается.
Джокер!.. Рома моментально очнулся и быстро задал вопрос: – Она спит и видит нас во сне. Вот такими вот скотами?
– Выходит так. Скотами. Интуиция? Или подслушала? Разговоры наши про нее?
– Очень может быть. Очень, очень может быть... – вспоминая Флоренцию, протянул Рома. И тут же подобрался, пораженный догадкой, нет – краешком догадки:
– Хотя возможно, это мы – в ее сне!
– А какая разница, я не понял?
– Да мало ли кто что во сне видит и кого! Мы ж с тобой – часть ее снов, реальные мы – часть ее снов! Гости! Званые или нет – вот бы еще понять...
Андрей подскочил и нервно заходил по кабинету. Все складывалось.
– И поэтому не можем выйти оттуда по своему желанию... спит-то она. А мы с тобой там у нее... как ты сказал! Мы – в ее снах. Заперты там!
– Как в бутылке Кляйна. Вот кстати и она…
Роман вертел в руках взятую со стола бутылку. Этот жуткий образчик сувенирного искусства незаметно стал здесь своим в доску – парадоксально изогнутый, дешевый и нездешний атрибут локального безумия. Бутылочка... Андрей выхватил ее из Роминых рук, пощелкал ногтем по оклеенному ракушками боку и задумался: – Что еще... что-то припоминаю такое. Чего-то про ленты Мебиуса, я с детства их помню. У нас физик был старик, классный дед, вот он нам эти ленты крутил и всякие фокусы показывал с водой, со льдом... эта бутылка, думаешь, тоже из этой серии? Но как?
Андрей с новым интересом разглядывал безумный Катькин сувенир.
– Да... бутылочка такая... непростая... – протянул Рома, наблюдая. – Я тут тоже почитал кой-чего от нечего делать. В этой бутыли, Андрюха - в ней четыре измерения, а она – вот тут с нами. В нашем маленьком, уютном трехмерном мирке. Куда! – Рома подскочил и вырвал бутылку из умелый Андреевых рук: – Не суй палец!!! Я кожуру от двух лимонов туда засовал. И все, ничего не выпало. С концами. Потом еще твою сломанную авторучку запихал – с тем же результатом.
– И внутри не болтается? – Жданов с детским восторгом тряс бутылку.
– Не слыхать. Ни звука. Ладно лимоны, а авторучку пластмассовую сожрала – и ты слышишь хоть что-то? Хоть один звук?
– Не. Не слышу. И при этом дыра от горла до донышка... – уже всерьез интересовался сувенирной тарой Жданов. – Любопытная штука. Бутылка эта... чертова.
– А это она и есть. Подарочек тебе, Андрюша, от Катюши - сувенирный Кляйнов пузырь! Удивляйся, наслаждайся. Только пальцы в нее не суй.
– И что с моим пальцем будет?
– Откуда ж мне знать. Может, он в четвертом измерении будет. А ты тут останешься, в трех наших родимых, без пальца. А может и весь туда провалишься. Кожура же делась куда-то? И не слышно ни звука оттуда, вот что страннее всего... – Рома по примеру Андрея тоже сильно потряс бутылку, как будто не делал этого уже раз сто. Потряс, потом постучал донцем об стол. Бутылка апатично притворялась обыкновенной. Нелепая, дешевая поделка. Уродец в почтенной семье сувенирных бутылок.

Андрей спокойно протянул руку, обхватил странное впяченное внутрь бутылкино горло, легко примерился и хрястнул сосудом по краю стола...


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 29 янв 2020, 11:41 
Кто начал читать это, тот тоже... Сунул голову в ту бутылочку :grin:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 29 янв 2020, 13:52 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 04 июл 2019, 11:02
Сообщения: 890
Гость писал(а):
Кто начал читать это, тот тоже... Сунул голову в ту бутылочку :grin:

Точно :grin:

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч


Изображение


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 30 янв 2020, 12:36 
Почитала про эти физические фокусы, ну слом мозга! С лентой еще понятно, а если играть в эту бутылочку... Может засосать, ага :grin:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 01 фев 2020, 09:26 
-9- черный сектор

Осколки успокаивались на линолеуме.
Недолго, совсем недолго покачались лодочками под задумчивыми взглядами двоих крепких мужчин и замерли. И все?
Все?!
– Я б не сильно удивился, если бы это были маа-а-аленькие такие бутылочки... – напряженно сказал Андрей. Рома кивнул.
Тишина гудела басовой струной.

Это были обычные керамические осколки!

Такие остались от чушки-копилки, которую он когда-то по пьяни грохнул! Хотя там не чушка, там кошка была такая толстая, ему кто-то из девушек подарил шутки ради. Кошка улыбалась, и ее наутро было жалко. Разбилась? А что, если...
Бутылка - разбилась?!
– Бежи-и-им!!! – кто из них закричал первый, они не услышали. Их голоса слились и напугали Вику, промазавшую кисточкой с алым лаком мимо ногтя: президент и его вице вылетели из кабинета и умчались, чуть не вынеся на спинах дверной косяк. «Как дикие мустанги», – покачала головой опытная секретарша. «Да и пусть – пускай хоть носятся, хоть спариваются, лишь бы не мешали девушке заниматься делом!»

Вернулись они быстро.
Скромные, даже благостные какие-то – примерно такие выражения лиц люди надевают на похоронах дальнего родственника, которого видели всего-то два или три раза, но тем не менее оказались отмеченными в завещании дорогого покойного...
– Ну да. Все понятно, – безмятежно изрек Рома, попинывая носком ботинка глиняный осколок с никак не желающей отваливаться симпатичной кремово-розовой ракушкой. – Ну да, ведь нельзя же подействовать на четвертое пространственное измерение, самому целиком находясь в трех!
– Согласен, – с такой же интонацией парня, держащего ситуацию в кулаке, согласился Андрей. – Это ж все равно как если бы к нам артисты с экранов выходили, за ручку здоровкались и обратно в экран залазили.
Рома чуть улыбнулся, завороженный минутной фантазией - как из его телевизора выходит объемная Дженнифер Лопес и ложится к нему в постель, а сразу же после-после без лишних разговоров уходит обратно в плоскость экрана...

Янтарь и не подумал их выпускать, и, привычно побарахтавшись в теплом эластичном мареве, они сдались. И вернувшись к Андрею в кабинет, чувствовали... а что они чувствуют сейчас? – попытался проанализировать Рома. Разочарование? Да, конечно. Даже легкое уныние, если только... если оно вообще возможно, такое оксюморонное уныние – терпкое, злое и предвкушающее... – Андрюша! – позвал напевный голосок из приемной, дверь кабинета распахнулась и Роман вздрогнул. «Найн-найн...»
– Я сама пришла за тобой, раз ты не идешь, Андрей! – спел птичий голосок в сиянии белокурого золота. – Обедать идемте, мальчики? Стол готов. Устроим праздник?

Кира постаралась.
Как всегда, Кира постаралась... сбалансированный рацион из мяса, морепродуктов и свежих овощей возродил в них оптимистичный баланс. И к тому же – было вполне приемлемое столовое вино, а к вину полагался нежный десерт с нежными улыбками. От Кириных улыбок хотелось залезть под стол и там искусать себе что-нибудь, кулак там, пятку, локоть... «Найн-найн...» Вместо этого он с огромным удовольствием ел и пил. А потом на пару с Андреем благодарил ее, как хлебосольную хозяйку.
Она упорхнула, улыбнувшись напоследок, а они остались переваривать.
– Умница Кира. – Сказал сытый Роман.
– Очень ответственная. – Положительно отозвался разомлевший президент.
Ответственная... опять случайный укол попал в цель, и Рома дернулся. Но тут же расслабился. – А Пушкарева твоя только притворяется, – сыто поддел он Андрюху. – Она тебе из своей «Рюмашки» хоть раз кексик принесла? А как думаешь, сейчас принесет? Нет. А как она утречком, а? Как она твое единственное питание отняла и выбросила? – старался Рома, оценивая дружелюбный Андреев оскал: – Ешь лимон, любимый, и пусть сладким покажется тебе мой поцелуй!
Но Жданов не среагировал, а наоборот - с гримасой сытости поднял старую, но все так же живо трепещущую тему:
– Мы в ее сне, но мы реальны. И не спим, так?
– Так!
– Тогда почему эта минута сорок сек на все про все? Стабильно? И сколько бы там времени не прошло – здесь, в реале, всегда проходит сто секунд?
Рома подскочил.
– Быстрые сны – знаешь?
– Читал что-то. Да, про быстрые сны знаю. Да.
– Если быстро, то сто секунд такого сна - это много.
Андрей кивнул. Да, все складывается. Так понемногу все и прояснится...
Того, что с ними происходит – не бывает? Но ведь все случилось когда-то впервые в этом мироздании. Все когда-то родилось; появилось; возникло, – уж этот-то реально безумный факт глюком не считается?
Да, придет время – и все станет ясно. Все рано или поздно станет понятно. И все до единого невозможные феномены найдут реальную трактовку. И каждый безумный факт спокойно и уверенно, как старый буржуа к своей почтенной жене, уляжется в постель реальности. Уляжется, благоразумно выключив свет.

А это значит, что сказке придет конец.

... Мы приуныли?..
Или это печаль детишек, только что развернувших новогодние подарки? Когда уже ясно, что там, в подарке, но ведь впереди еще столько восторгающих чудес – распробовать, наиграться, нахвастаться, пресытиться, сломать, раскидать обломки по полу и последний бешено вкусный кусачий леденец: стенания от мамы и догонялки с ремнем от папы...
Рома опять смотрел в окно. Было по-другому. Изменился свет, солнце теперь било косыми послеполуденными лучами, прицельно стреляло сквозь прорехи туч. Там снег, сегодня целый день идет снег. Сейчас и здесь – как в сказке. Все, как в детстве!
И хочется еще. Еще! «А я и не знал ведь, что скучаю», – изумленно понял он. «Не знал, что мне скучно просто жить!» – заликовало внутри. «Скучно – было!»
Было. А он не знал или привык.
Теперь только понял.
Он всегда был благоразумен. И умен достаточно, чтобы играть в своем гриме и по своим правилам. Он неплохо знал себя, хоть это и потруднее порой чем знать ближнего, и он - не знал, что скучает! Не понимал, пока не захватило и не унесло, а что это, как называется и откуда взялось - подарки добрых духов или бесовское наваждение, да так ли уж велика разница?.. Если кипит кровь в предвкушении неизведанного. Если каждая минута жизни пьется остро, жадно, смело – как мечталось в юности, да не сбылось!
Сбывается сейчас? Сбывается - то ли в снах непонятной девчонки, то ли в нем самом?

– Рома, что с тобой?
Он очнулся. Андрей смотрел серьезными глазами – как на родного, но заболевшего неприятной болезнью. «Рома, это фатально?»
– Да, – ответил он. – Да, что со мной, я сам бы хотел знать это! И что с тобой, Андрей, тоже. Ты слишком спокоен.
– А мне и спокойно. Такое сильное чувство внутри, что все идет как надо. И что все закончится так, как надо. Как в Катиных песнях.
Роман не стал слушать. Он уже голову сломал на песенках, птичках и их перышках. Просто шагнул к Андрею и обнял. «Дружить, мой друг, когда все хорошо и просто – просто!» Когда все обыденно – дружить легко.
... Дружить - когда все невероятно?
... А может быть, это нам с тобой повезло дружить, когда дружить - невозможно?
... Может быть, «невозможно» - это про нас?
Пусть.
Чем бы это ни было – я с тобой.
А я - с тобой. Мы вместе!

– Ой, простите!!!
– Катя!!! – заорали они вместе, расцепив объятия.
Но Пушкарева уже скрылась в каморке и мгновенно там затихла.
– Смешная... – сказал Андрей. Рома кивнул и взглянул на часы. Черный сектор. Его час.
– Время не ждет. Я пошел. Подождешь меня?
– Давай. Удачи!

...
На этот раз он провалился сразу.
Он упал в темноту, тесноту и чужое, мерзко знакомое несвежее дыханье.
Упал - и мгновенно осознал себя, смутно ощущая, что что-то было до...
Что было до того, как он оказался здесь, в темном зале с белым, режущим глаза прямоугольником сцены?
Что было до этого?
Что было... не огороженный пустырь с бараками и ледяным карьером.
Нет.
Не тревожные короткие сны на скрипучих досках, что желанней мягкого матраца! Нет, не ломота в плечах, не кирка и не белая пыль, рвущая легкие, нет же! Было у него другое что-то... совсем другое...

Он сидел, стиснутый с двух сторон плечами таких же тюремных, как сам. Ревнивых, назойливых, надоевших примитивной жестокостью. Плевать на них. Они ничто. Никто.
Но кто он сам? Кто он? Ведь все, что здесь и сейчас – не его жизнь. И никогда не было его жизнью! Было, он уверен в этом – было другое, со свежим ветром, беззаботным смехом, гордостью и силой, было... нужно только вспомнить, и то, настоящее, вернется...
Но память предала.
Последние рывки картин обожгли цветом, как кислотой.
Последние клочки смятых воспоминаний истаяли в белом свете ламп, пропали, и настоящим окончательно стало то, что было здесь. Этот тесный темный зал, этот белый прямоугольник, приковавший взгляд. Там, на деревянной щелястой сцене резал себе вены странный парень в цветастом балахоне и с измазанным женским гримом лицом...

Секунда.
Вторая, как натянувшаяся кожа.
Третья ... и тишина лопнула.

Аплодисменты!!!

Рев тишины – аплодисменты стоя, и он тоже хлопал в ладоши. С ними вместе. Браво!
– Браво!
Вокруг орали тюремные.
– Браво!!!
Вокруг толкались и тряслись - кто с поощрительным ржанием, кто с ухающим сипеньем, – браво, красотка!!!
– Наша Чио-Чио-Сан!
– Браво!!!
И наконец кто-то выкрикнул:
– Бис, Чио-Чио-Сан! Бис!!!

Но ряженая фигура на сцене не встала на поклоны. Не шелохнулась. Из-под бордовых пионов кимоно на выскобленные доски вкрадчиво выплывал темный круг, густой, медленный, обильный...


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 01 фев 2020, 12:22 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 04 июл 2019, 11:02
Сообщения: 890
Сказки закончились, начался триллер? Проверка дружбы на прочность, коль уж тут появился(лась)) Чио Чио Сан

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч


Изображение


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 02 фев 2020, 19:45 
Хм, на мой взгляд жанр здесь трудноопределим, с уверенностью можно говорить лишь о драматической составляющей. ))
И ведь что интересно... Это может быть все, что угодно, но никогда не лёгкий жанр , не оперетта, не водевиль. :girl_sigh:


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 03 фев 2020, 18:56 
Гость писал(а):
... о драматической составляющей...
:LoL: :LoL: :LoL:
"Любите ли вы драму так, как люблю ее я?!!" :kissing_you:






Публика покидала зал.
Нестройные вопли сожаления, окрики охраны и ощущение завершенности: публика покидает зал...
Вот все и кончено. Тюремный врач недолго копошился там, на перемазанной кровью сцене. Покрутился, помахал острым подбородком как косой невостребованной смерти, и выругался с досадой: «Обе руки сумел, ну ловкач...»
И махнул рукой – накрывайте.
Тюремные носилки, укрытые серым полотном, унесли, и наконец пришла тишина. Он уже не слышал эту тишину, унесенный толпой серых спин. Но знал - она была, тишина. Наконец-то она была в мире и в нем самом.
Что ж, у них все получилось. Дебют прекрасной Чио-Чио-Сан состоялся. Его друг не изменил себе до конца - решителен, смел и порывист. Таким он был всегда. И твердым – если уж что решил, то сделает всем судьбам наперекор! Вот и отлично. Теперь можно и самому, вторая половинка лезвия надежно припрятана у него в карманном молитвеннике. Он предполагал, что в такие вещи обычно не лезут ни охранники, ни сокамерники-соседи, и как теперь выяснилось, рассчитал он верно. Не полезли – ни те, ни другие. Вялая, но приятная мысль – о соседях - умильно порадовала. Его соседи по вонючей клетке сегодня обломятся. Сегодня очередь на него – закрыта. Сегодня и навсегда.
И, пожалуй, он может позволить себе немного воспоминаний.
Совсем немного.
Так сказать, под занавес.


Они встретились год назад.
Всего год, и до этой встречи он был абсолютно счастлив и находился в прекрасных отношениях как с окружающим миром, так и с самим собой. Он легко смотрел на свою жизнь и на некоторые ее легкие неудобства, в частности – на необходимость кое-что скрывать. Он обожал игру, и без лишних рефлексий снисходил до толстого слоя грима – когда это было нужно; и все в его жизни складывалось приятно и уютно, а недолгие романы не тяготили, поскольку он знал толк в играх - сам бросал и забывал первый...
Но они встретились.
Судьба настигла их обоих, не скрывая насмешки - это случилось в швейном цеху.
Небольшой и по-домашнему уютный дизайнерский цех модельного дома, куда он пришел по вопросам рекламного договора. И сразу же увидел жгучего брюнета, настолько стремительного, что полы синего халата не успевали за его походкой по цеху, так же, как и улыбки девушек. Он даже успел посочувствовать им, этим девушкам. И не сразу понял, что и самого его задела улыбка парня - белый огонь. А затем был пристальный взгляд. Контрольный выстрел любви.
Он представился, они пожали друг другу руки: заместитель директора производства, он же будущий владелец семейного модного дела, и молодой способный сотрудник рекламного агентства. Модельный дом занялся тогда линией селебрити, и ушлый пиарщик им был до зарезу нужен. И ведь он тогда сделал им контракты – и с Гогой Воланом и с Миной Каштальянц, из кожи вылез, но сделал! Впоследствии звездные линейки модной одежды хотя и не принесли компании большой прибыли, но, как и ожидалось, подняли бренд до небес. И старик президент был доволен им. Очень доволен.
Старый президент тогда остался доволен ими обоими. Им и своим сыном. Впрочем, похвала сыну была в разы скупее, чем ловкому агенту по связям с общественностью. Старик был чрезмерно строг к единственному наследнику, а людям, включая и собственного сына, не верил из принципа. Что касается наследника, тот горел работой и не знал другой любви, кроме производства.

Они сдружились, не успев толком узнать друг друга: два спортивных, находчивых и веселых парня, знающие толк и в работе, и в удовольствиях. Причем женщины для обоих были приятным дополнением к списку удовольствий, и не более.
Он долго боролся с собой. Крепился, наблюдая смуглую ладонь друга на ягодице блондинки-невесты. Их быстрый, но глубокий поцелуй. Впрочем, он уже знал - невеста была в том же списке удобных женщин, что и остальные пассии его смуглого красавца; а этот красавец, сын владельца компании и будущий президент, постигающий тонкости производства в ее недрах, мгновенно превращался в беззаботного улыбающегося парня, стоило им только выйти за пределы бизнес-центра: клубы, стадионы, бассейны, кино и рестораны ждали их каждый вечер, но каждый из этих вечеров был наполнен щемящей грустью для одного из них, каждое дружеское прикосновение жгло вопросом – в чем его вина?
И за что ему этот ад? Какой жестокой насмешкой судьбы он не родился женщиной?
Он не выдержал.
Он все-таки не выдержал, не смог, сжигаемый ночным жаром и дневным холодом попеременно.
И вся вина его. Только его. Поначалу он мечтал, он планировал открыться другу. Открыть свою истинную сущность и свою любовь, он представлял, как подходит и смотрит без улыбки, медленно прикасается к груди друга, скользит ладонями к плечам, обнимает... а дальше? Дальше зрела раскрашенная химерическим неоном, плебейски яркая картинка, как в первых цветных кинофильмах, – его друг сбрасывает его руки со своих плеч и уходит. И последний взгляд от двери, как последний дар осужденному – презрение, брезгливость и тоска. Глупо... и все, что ему останется – лелеять в памяти эти оттенки непонимания в любимых глазах, это отвращение, смешанное с больным жадным интересом? Тайным интересом... и сожалением. Сожалением!
А дальше одиночество, последнее и окончательное. И вот уже приветливая петля качается перед ним, манит освобождением от боли. И глупость ухода из жизни таким молодым и полным сил превращается в единственную правоту, потому что - зачем жизнь без любви?

Нет, не то, не то нужно было ему! Он знал, чувствовал, что его друг мог бы сказать ему на прощание. Он мог бы произнести: «Убирайся прочь ... я презираю таких как ты ... несчастный ...»
Но слова трусливы и ложны.
Когда так говорят, это значит – презирают сами себя. За трусость и за предательство своего несбывшегося счастья.
В сущности, ему ничего не нужно было от друга. Ничего - только любовь. Обрести любовь, не предавая дружбу казалось ему простым и возможным. И единственно верным решением!
И если открыться невозможно, значит...
Значит, мы возьмем другую пьесу.

Его увлечение последних лет – бесплатный театр, где они с друзьями ставили шекспировские спектакли, играя «Глобусом» как дети волейбольным мячом, был его тайной отдушиной. Навести мысли друга на посещение одного забавнейшего самодельного театрика, где «я как-то видел постановку «Ромео и Джульетты» не хуже Бродвейской!» оказалось до смешного просто. И уже через неделю он, вовсю кокетничая, знакомился после спектакля с новым поклонником – цветы, восторг, просьба о свидании, которую он отклонил. И в тот же день расстался с труппой, ничего никому не сказав. Сменил адрес, прервал все контакты со старыми друзьями. Он переживал, что его друг слишком заинтересовался Джульеттой в парике светлых кос и будет расспрашивать о нем в театре, но все обошлось. У них был уговор – не афишировать свои эксперименты, и о том, что экспериментальный театр шекспировцев-энтузиастов ставил последний спектакль в классике, то есть исключительно актерами мужского состава труппы, его любимый так ничего и не узнал. И при следующей случайной встрече бросился к нему навстречу со словами: «Куда ты пропала? Я тогда прождал тебя четыре часа!»
А потом эти мелочи забылись, поскольку любовный карнавал оглушил их обоих. Они долго играли друг с другом, изнемогая и предвкушая... и они были такими разными, божественно несхожими: огонь и лед, юг и север, страсть и каприз: он тогда думал, ошарашенный обманным счастьем, что оливковый оттенок вен и волшебная смуглость кожи этого северного парня - воплощенный летний жар мужской плоти. Он сам – полная противоположность: его вены синеваты, оттенка прохладного апрельского неба, для кутюрье первый признак зимнего цветотипа. Они зима и лето – они две противоположности в цельной гармонии существования, и оба поняли это быстро. Они были рождены друг для друга, и этим сказано все. А все мучительные вопросы о насмешках злой судьбы, наградившей его мужским телом вместо женского, он отбросил решительно и бесповоротно. Не смотри по сторонам, а будь собой – вот единственный путь к победе!
Немного кожи показать несложно. И таять, таясь под горячими губами. Гибкие запястья, стройные лодыжки, сильная шея. Он радикально сменил свой актерский имидж. Лоскутное бохо скроет все: теперь - только длинные юбки и летящие силуэты, и пусть свобода линий укроет широту плеч и слишком маленькую грудь; шик смелой походки, гордость взгляда и очаровательные ретро-стрелки в классике nude – лучший мэйк-ап всех времен и народов... искусство грима вновь пригодилось ему! Его слегка детская пухлость ласково прятала недетскую силу; он всегда обожал сладкое и мучное, а еще он ценил легкость и свободу и обожал свою тайную непохожесть на всех: да, мягкость и сила, нежность и точная грубость – сочетание чудес, убивающее слабых...
Его любимый слабаком не был. И когда впервые он подстроил их сближение, в точности как продумал - в машине, и, ловко поворачиваясь к дрожащему от возбуждения партнеру, деловито информировал его: «Жутко боюсь забеременеть. Эт моя страшилка и моя идея фикс, надеюсь, ты не против побыть сзади?» ... то был на вершине двойного блаженства, потому что через несколько судорожно блаженных минут уже точно знал – не против... не против!
Потом были встречи. Все – тайные. Обжигающие глотки ледяного виски в машине. Бешеные круги по ночным автострадам. Риск любили они оба... как заводил любимого его смех – теплый бархат под вуалью, а его забавные и такие трогательные туфли Золушки ого какого размера возбуждали еще сильней. Чудо свершилось, обманное, мучительное чудо - его друг стал его любимым, не переставая при этом оставаться другом – но в пространстве дня! Зато в ночном зазеркалье он наконец стал любимым, обожаемым, и он оказался отменным, страстным и нежным любовником, озорником и выдумщиком, и сколько же он смеялся над своей Золушкой! Сколько раз пытался раздеть, но нет, – и виват вам, древние инстинкты! Недоступность при полной доступности способна распалить чье угодно воображение так, что современная распущенность голых тел покажется пресной баландой! Глаза, как известно, насыщаются плотью последними, зато сразу же до последнего, до безнадежного пресыщения... он умел уболтать, умел - без сомнения! Он умел многое, и его любимый был покорен и очарован, и прощал своей Золушке все странности, включая и эту милую прихоть – ту самую, благодаря которой еще ни разу не видел его обнаженным. Нет, только легкие одежды, только плотное изысканное белье. Капризная тайна. Нельзя! Нельзя!!! «Представь, - мы с тобой на старинной сцене. Где только слова и музыка. Без избитого порно-драйва для бессильных. Только чистый, не опошленный декором секс. Квинтэссенция плотской любви – не в наготе, а в закрытости тела!» – кричал он, сопротивляясь бешено, играя без всякой игры, а затем - молчал. Никаких стонов и вздохов – говорить в любви должен не язык, а тело.
И все это дико возбуждало их обоих.
– В закрытости таится главная нагота. – Нагло поучал он, переводя дыхание после объятий. – Обнаженная душа.
И слышал в ответ задумчивое: – Ты очень сильная. Необыкновенно сильная. Как мужчина. Мне так нравится это.
Он затаивал дыхание – вот... вот, сейчас... сейчас! И слушал еще:
– И ты не боишься быть смелой.
От этой похвалы он дежурно сходил с ума...
– И ты не боишься быть собой. Ты хочешь только так?!! Ты оставляешь для меня последнюю тайну?..
И он подтверждал, рухнувший и вознесенный: «Когда в любви двоих нет тайны – в ней нет ничего!»
А ничего – это синоним пустоты. На что можно пойти ради дружбы?
И на что можно пойти ради любви? Теперь он играл в ревность. Его мучило – кто и что он такое для любимого? «Я скоро надоем тебе. У тебя было слишком много женщин.» - говорил он ему, надувая губы. «Ты другая» – звучали твердые слова в ответ: «Ты совсем другая. Мне теперь не нужен никто кроме тебя. Почему мы не встретились раньше?»
«И чем же я отличаюсь от них?» – настаивал он.
«С тобой я чувствую себя не самцом, как было с ними! С тобой я чувствую себя мужчиной. Я не знал раньше, как это бывает.»
И услышав это, он понял, что теперь ему ничего не страшно. Не страшно даже умереть.
И он решился.

На что ты пойдешь ради дружбы?
Сможешь ли изменить семье? Родине? Предать дело отца?
Он знал, что его друг никогда не предаст ни семейное дело, ни отца с матерью.
Оставалось выяснить, на что друг пойдет ради любви.
И тогда уже решать – открыться и погибнуть, или быть сожженным своей тайной.
На что ты пойдешь ради любви?
Чем согласен ты пожертвовать ради любви, друг мой...

Оказалось – всем.
Он решился и в одну из встреч предложил другу свой план: стать свободными от всех. От деспотичного отца, собиравшегося оставить президентский пост не раньше, чем придет время занять удобный черный катафалк и отправиться на кремацию. От вечно ноющей невесты, от назойливого гудения матери и родственников, жаждущих светского брака, слияния капиталов и масленого глянца обложек.
Их разговоры шли по кругу.
«Ты ведь друг мне?»
«Да, конечно. Лучший друг женщины – ее любовник. Любящий любовник.»
«И ты меня любишь?»
«А ты сомневаешься?»
... Затем они поговорили, и он изложил свой план – ему давно уже предлагают солидную компенсацию за поставку информации о фактическом состоянии дел в одной... компании... И это, конечно же, не все. Конкуренты готовы на большее... на очень многое. По сути, они готовы на все.
Он изложил суть сделанного ему предложения сжато и профессионально, и предоставил решение ему одному – своему любимому и другу. Потом они не виделись – неделю... еще день. И еще... он чуть не умер от тоски и отчаянья, когда наконец-то зазвонил телефон.
В первую же секунду встречи он понял, что его любимый изменился. Он будто бы сжигал в себе что-то, он отводил глаза, сильно похудел и стал нервен. Их встречи все больше походили на театр масок, а любовь на агонию. Отчаянную танцевальную агонию на котурнах, где наслаждение рвало болью его душу.
А дальше, в один из тайных, безумно счастливых вечеров он получил ответ: «Да! Ради тебя я готов на все.»

Они вместе продали модную коллекцию конкурентам. А потом и акции, и документы залога. Звезда модного дома закатилась, зато теперь они могли уехать вдвоем и начать новую жизнь. И как он мечтал, о, как мечтал - это будет новая жизнь, без тайн и обмана! Еще немного, и он признается во всем... ведь что изменится, если он признается? Ведь они так же будут любить друг друга, как любили всегда!
Но мечтам не суждено было сбыться. Отец его любимого вычислил их. Выследил и взял тепленьких...
Зря он недооценил старика, зря...
Старик президент остался нищ. И поставил ребром последнюю копейку, сжигаемый последней целью: уничтожить и стереть с лица земли свой позор - своего единственного сына. Решил – и сделал.

Из последующих событий мало что стоило того, чтобы помнить. Единственное, пожалуй – суд. У старика уже не было ни денег, ни влияния, и суд был открытым. Их посадили напротив друг друга. Не рядом, как он надеялся, а в отдалении. Публика была насмешлива, – пикантность процесса превратила претензии обокраденных акционеров в фарс. Не смеялись только высокомерная блондинка и сухопарый трясущийся джентльмен в первом ряду: невеста и отец главного подсудимого. Эти двое гордо молчали в течении двух часов судебного разбирательства, несмотря на сенсационность открывшихся фактов. Газетчики перьями рвали бумагу, репортеры жгли магний, а судебная охрана еле сдерживала акционеров, стремившихся к помосту.
«Но я не понимаю! Как, как... почему?» – вдруг завопила с места экс-невеста, одетая как для похорон.
Ее мало еще осмеяли? Ей наплевать на косые взгляды и смешки?
«Почему? Как ты... как ты смог?» Он слегка повернул голову. Она кричала это ему, перегнувшись через барьер. На нем была светлая сорочка, модный галстук и безукоризненно сшитый английский костюм. Он посчитал, что напоследок обязан выглядеть щеголем.
Судья поднял молоток и невеста умолкла, закусив палец перчатки. «Отвечайте на вопрос, подсудимый. Как вам удалось обмануть своего партнера и подельника? Вы оба не отрицали свою физическую связь, и, тем не менее, ваш подельник узнал о том что вы мужчина лишь в ходе судебного процесса. Каким образом стал возможен данный нонсенс?
«Как ты обманул его, грязное ничтожество?!!» – снова завопила блондинка под смех и улюлюканье публики. Он чуть подумал, и, обдав диву корректным презрением, скромно пояснил – ей и всем остальным: «Видите ли, мой партнер оказался очень чувствителен к восточным приемам любви.» И в этот момент хорошо было бы опустить глаза для полной аутентичности облика. Но он смотрел – жадно, смотрел не на нее и не в зал.
На него.

Потом им довелось поговорить, по дороге из суда. Всего один раз поговорить в полицейской машине, разделенными сеткой. Всего один раз.
«Ты ненавидишь меня?»
«Нет. Не могу.» И после короткого молчания добавил: «Я благодарен тебе за то, что ты скрыл от меня.»
«И ты ни разу не усомнился, что я не женщина? Не заподозрил?» – с надеждой спросил он. «Несмотря на то что мы ни разу...
И услышал в ответ: «Нет. Ни разу. И ни разу не подумал об этом. Каждый раз все было так, будто в моих руках и на моих глазах рождается чудо.»
Он мог бы стать счастлив в тот миг. Оправдать себя и все случившееся, мог бы... если бы не услышал следующие слова. Последние тихие слова из-за стальной сетки.
«И все же я благодарен тебе за то, что ты мне не открылся. Благодарен за сказку. Прощай.»

Старик президент отсмеялся по полной. Их отправили вместе, в местность с ледяными ветрами и карьером белого камня, где такие как они не выживали и года. Но он не сдался – он никогда не сдавался! Добыть бритву оказалось пустячным делом, и при встрече он улучил момент и вложил половинку в ладонь друга. И прошептал, не разжимая губ: «Спрячь в молитвенник. И попросись играть в тюремном кружке, предложи себя на роль гейши... эти жлобы – будут в восторге. И поверь, на сцене будет проще. Часть боли ты просто не почувствуешь.»
Все так и случилось, и только он, он один видел и знал. Только он следил, как твердо и уверенно его друг вел лезвие от локтя до запястья левой руки. Как после этого, зажав в сильных пальцах свою половинку бритвы, укрытый толстым слоем грима и преодолевая боль, сумел сделать длинный продольный рез и на правой. Он сидел и смотрел на сцену, мечтая только об одном, вожделея как высшего наслаждения, как изначального, чистейшего счастья - забрать эту боль себе! И желательно всю боль. Потому что любовь – ничто иное как боль. Любовь – это боль ради другого.

Все кончено. Он уйдет тихо, спрятавшись в сортире. Ирония судьбы или ее возмездие – одному уйти на миру, где красна и величественна смерть, а другому – в грязи...
Но это не имеет никакого значения. Главное то, что он – не предал.
Он не предал дружбу и не предал любовь.
Он ухитрился, он сумел!
И теперь можно уходить. Без сожалений и страха уйти, поскольку в этом мире ничто более его не держит.


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Январская сказка
СообщениеДобавлено: 03 фев 2020, 19:21 
-10- белый сектор



– Давай. – Прохрипел он. Откашлялся и уже бодрее добавил: – Ты иди. Я подожду. Подуспокоюсь. Давай, Андрей.
Белые секунды умерили пульс, освежили дыханье. Сто секунд – так много для дыханья.
И так мало для прощенья.

Но чужая жизнь уже вытекала кровью из его вен, покидала. И наконец ушла совсем, и отпустила скрученное острой проволокой сознание.
И стало легко. Наконец-то...
Он опять стоял у окна. И слышал, не оборачиваясь, как Андрей закрывает дверь каморки. Значит, сто секунд прощения истекли...
Жданов плотно прикрыл дверь и тоже подошел к окну. Встал рядом глядеть на белизну снега.
– Где ты был, Ром?
– В старом кино, Андрей. – Легко откликнулся он. - А ты?
Жданов не удивился. – Я тоже. Тоже в старом кино, черно-белом. То есть там цветное было... ну вот опять. Когда рассказываю, кажется все реальней самой реальности! А там – точно знал, что это не настоящее, а кино. Все там так... условно, пунктиром жирным. Все слишком понятно, а наверху еще и мораль как глазурь на торте.
– Старые фильмы тебе кажутся наивными? – быстро спросил Роман.
– И да и нет. Настоящая наивность. Убедительная. А тебе?
– Ценю старое кино, ты же знаешь. Но только взрослое.
– Вообще-то там тоже было не по-детски, а в конце главная героиня покончила с собой. В благородном порыве во имя любимого. О! Интересно тебе?
Рома кивнул: – Да, еще?
– Ух, а Катька там красивая была... на себя похожа, но красивая - как Вивьен Ли. Даже еще красивее, прикидываешь?
Рома опять кивнул. Кто сказал, что чудес не бывает? По всей видимости, это сказал тот, кто никогда не видел чуда.
– Дома были все фильмы на кассетах, – Андрей продолжал рассказывать беззаботно и с удовольствием, сиял глазами от воспоминаний. Роман слушал и думал, что неожиданно, вот в эту минуту, ему свободнее стало дышать. И воздух в кабинете, казалось, посветлел. И Андрюха тоже. Как будто неожиданно подарок получил... нет, он вспоминал о подарках. Вспоминал и светился.
– Помню, отец часто эти кассеты покупал, – смущенно заторопился Жданов, – и я тоже смотрел видак в детстве. Сказки, фантастику. Мать до сих пор любит черно-белое ретро. Как там... кино это в глюке-сне... а, «Вокзал Ватерлоо», вроде бы. Хотя вокзал особо ни при чем, кино про любовь. Про балерину-проститутку и летчика.

Роман согнулся от хохота.
Смех взорвался внутри и сделал все, что нужно – возродил, оживил и заодно выгнал наверх кипучие слезы. Ох... он выпрямился, отдышался и спросил: – Про балерину-проститутку, говоришь? Чудно. А вот еще такое кинцо Катюшка наша не видала случайно – про классного парня, дико не врубившегося что он трахает такого же парня, а не бабочку?
– Катя такое кино не смотрит. – Поддельно нахмурился Андрей.
– Точно? А все же? Спроси ее, а?

Дверь Жданов прикрыл неплотно. Роман слышал их разговор, стоя у окна, – так, простой, ни о чем. Минутка совместного отдыха в рабочей среде, невинный релакс двоих. Сначала Андрюхино фирменное воркотанье лесного кота. Потом порыкивание льва-вожака, низкие бархатные нотки, а дальше уже Катькино хрипловатое нежное мурлыканье. Вот смеются оба. Теперь опять - один Жданов...
Андрей вышел довольно-таки быстро и отчитался: – Она не знает, кто автор и была это книга или пьеса. Не знает, и не хочет.
– Не знает или хочет не знать? – засмеялся он.
– Она сказала, что смотрела такой фильм, давно. Запомнила, что это очень тяжелый фильм и ей не понравился. Она смотрела этот фильм, когда еще в школе училась, смотрела тайком от родителей.
– Что-то около десяти лет назад, – посчитал Роман, – оно и понятно, ведь еще совсем девочкой была.
– Эта тема ей далека, и было все в этом фильме совсем не красиво. Даже ужасно. Там был французский... кажется, дипломат и красивый китаец - агент разведки. И пикантная до омерзения любовная история. Тот несчастный парень до федерального суда не знал, что спит не с китаяночкой, а с.… короче, вот так. Кончилось все тем, что этот дипломат, он ради своей любви предал страну и покончил с жизнью в тюрьме. Горло себе перерезал разбитым зеркалом, прямо на сцене.
Роман уже сам все вспомнил, просто тянул время. Отлегло, и уже хотелось смеяться. Гейша? Он, Роман Малиновский - гейша!!! От это да... ну, Пушкарева, ну ботаничка переучившаяся, ну зайка-зазнайка, ну погоди... будет тебе месть самурая...

Они посмеялись и пошутили еще немного. Андрей вспомнил: – Катя дергается, когда слышит твое имя, знаешь?
– Нет... – удивился он. – А интересные сны у девушки…
«И обида. Такая обида на него, на Рому – откуда?»
– Слушай, Андрей. – вырвалось с веселой жадностью: – А авантюристки влюбляются?
– Само собой. – Удивился Жданов. И тут же задумался: – В романах да. В жизни… не знаю. Наверное, да.
Он уже дышал как прежде. Нет, чище и вкусней. И захотелось открыть окно.
– Давай-ка немного проветрим.
Это окно не открывали, наверное, с лета, когда устанавливали здесь новую сплит-модель. Не сломать бы... он аккуратно подергал, повращал ручку и все-таки приоткрыл пластиковую раму. Холода хочется!
– Живого ветра охота, – деловито поделился со Ждановым. – Свежего, настоящего.
– В центре Москвы? – засмеялся довольный Андрей. – Ну и капризы у тебя!
– Нормально – шестой городской этаж! – Он с наслаждением высунулся в окно и глотал. Похвалился: – Андрюх, здесь есть зимний воздух!
– Да ну? А снег есть? – все еще смеялся чему-то Жданов. Просто так. Полегчало на душе и сразу захотелось смеха.

Есть. Есть снег!

– Ладно. Я в порядке, – бодро возвестил он.
Часы уважительно откликнулись боем и робким одиннадцатикратным кукованьем. Он ждал птичку, но она на сей раз не показалась. Стыдно?
То ли еще будет...
Он собрался, нацелился взглядом на дверь и пошел к ней.

– Стой! Подожди.

Андрей прыгнул, схватил его за плечо и горячо сказал: – Я пошел туда первый! Понимаешь?
Роман приостановился. Тут же вспомнил, как Андрей «пошел туда первый», вспомнил серо-коричневое маховое перо, торчащее из-под Андрюхиной брючины и вздрогнул.
«Да ладно, может прицепилось? Приклеилось? Где-нибудь?»
Андрей смотрел мужественно и честно. Прямой и смелый парень: нет, на таких парнях не растут ни индюшачьи, ни совиные перья... или чье то было перо? Может, прилипло как-то под брючиной? А он дернул неловко, со всей дури, да и поцарапал до крови нежную президентскую голень? Доля секунды – он тогда подскочил к Андрюхе сзади и дернул, да, и при этом он же не видел близко и не может знать точно, что там было с этим чертовым пером? Сколько это все продолжается, сколько они оба уже на нервах? У страха, как известно, глаза велики.
Андрей тем временем гнул свою линию:
– Получается, что белые сектора все мои.
– А черные мои.
– Это неправильно, Ром. Тебе достается вон как. А я… ну разок ты меня проткнул, но знаешь, и боль такая... была… ну как горячим плеснуло по груди и все. А дальше вообще... театрально, что ли... Я лежал, соображал что убит, рыдания женские слышал, и почти сразу все кончилось и я уже в кабинете стою. А ты… ты когда выходишь оттуда - на тебе лица нет.
Он неопределенно пожал плечами. Андрею врать никакого смысла. Да и прав друг. Он вообще часто прав.
– Нет, так не пойдет. – Твердо сказал Жданов. – Давай делиться, друг. Этот черный угол – мой. А ты пойдешь на белый час.
Спорить он не стал. – Ты там смотри. Осторожней.
– Как я буду осторожней? Скажи?
– Ну… богословских бесед с проститутками не заводи. И вообще... – пошутил Рома. Андрей кивнул.
– Обнимемся, друг.
Обнялись нешуточно. Крепко, как перед смертельной битвой прощаются.
«Пушкарева, сунь нос в свою щелку. Дверную. Точно забьешься в истерике – обратно твой Финист ясный... ах как, ах как обнимается...»
– Ну все. Жди. – Сказал Андрей, и гордо подняв голову, сделал твердый шаг в каморку.
Роман проводил героя стоя.

И тишина. Стук маятника давно не в счет. Десять секунд тишины.
Двадцать.
Тридцать. Губы шептали: «Держись… держись, Андрюха...»
Минута.
Еще десять секунд.
Тревога тщилась украсить коктейль мятой вишней. Колючий коктейль из ожидания, неясной ревности и сожалений...
«Держись, Палыч. Главное – ты держись.»
Роман тоже держался. «Интересные у тебя сны, Катенька...» – подумалось почти что с нежностью. «Жаль, не высунула носик в момент крепких мужских объятий. А дразнить тебя, Катенька... отлично освежает. Почти как шампанское на морозе хлестать...»
Он все еще стоял посреди кабинета и глядел на дверь, когда та распахнулась...


Пожаловаться на это сообщение
Вернуться к началу
  
Ответить с цитатой  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 50 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3  След.

Часовой пояс: UTC + 4 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы можете начинать темы
Вы можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB