НРКмания

Этот фик мне очень дорог. Мало того, что я скаканула во временном пространстве - улетела в 2006 год, так еще и угодила в свой любимый родной город.
Ксати, вот вам маленькое пасхальное яичко! Попробуйте отыскать тут меня. Да-да, я очень коварная, я впихнула себя в сюжет по нрк


Название: Рыбная история
Пейринг: Катя/Андрей
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика
Размер: миди
Описание: Необходимость вынуждает Катю лететь в командировку к Андрею в город за полярным кругом. Она оставляет кресло президента, отменяет все дела, и вылетает первым же рейсом.
А метель, тем временем, уже закручивает эту историю в причудливый ледяной узор.





Я сегодня отвергла утопию.
Мне в ней стало до дрожи тоскливо.
Наплескать бы в эспрессо опия,
Чтоб не видеть живого… порыва,
Чтобы в низ не лететь вновь с обрыва.
Моя самая страшная фобия -
Между нами еще что-то живо.

Я сегодня отвергла условности.
Ну, какие, к черту, приличия?
Когда сердце в полной готовности
Разрывается от двуличия -
Моего, твоего безразличия,
Эти вспышки вражды, и неровности -
Принимают не те обличия.

Я сегодня отвергла сомнения.
Лучше верить и снова пропасть
От инструкций, обмана, чем рвение
Без тебя погибать клясть.
Я не робот, не автозапчасть!
Мне бы чуточку послабления,
Мне б спокойствия малую часть.

Я сегодня отвергла прошлое.
Что в нем значимого такого?
Только тяжесть. И боль… проросшая.
И тебя там преступно много,
А хотя, я б хлебнула двойного…
Это истина непреложная -
Я за ним, я к нему… любого…




-1-



Она не готова была к этому звонку, ни предчувствие, ни предвидение не подсказало ей попридержать глупое сердце за привычной стальной броней, которая в последние недели была отставлена в сторону за ненадобностью — его нет рядом. Поэтому, пребывая в прекрасном рабочем настроении, в гармонии с миром после удачных переговоров, она не подумала о защите. От кого защищаться? Он где-то, он там. А уж с собой она разберется как-нибудь, поспорит, поплачет, да придет к правильному решению. Она же умница, все делает правильно! Поэтому, снимая телефонную трубку, и звонко приветствуя собеседника: «Алло! Я слушаю вас!», она вглядывалась в сияющие яркими весенними лучиками крыши домов за окном, и улыбалась. Просто так, просто потому, что весна. Потому что его нет рядом…
- Катя… Екатерина Валерьевна, - такой родной, до дрожи в коленях, голос, встряхнул ее, скинул с краешка стола, - простите, что я вас беспокою… Но без вас никак не получается. Начальник фабрики требует вашего личного присутствия на переговорах, - последние слова он буквально выдохнул в трубку, словно они причиняли ему невыносимую боль.
- Какой фабрики? - облизав пересохшие губы, спросила она.
- Рыбной. Катя простите, я же ничего вам не сказал. Я сейчас в Мурманске. Переговоры по франшизе прошли удачно. Думаю, в ближайшее время в Москву приедут представители местной развивающейся компании по пошиву одежды для заключения контракта. Название компании «Версаль». Я пришлю вам отчет.
- Да. Хорошо.
Она пригладила юбку на коленях, и мучительно сжала кулачки, терзаясь затянувшимся молчанием и этим разговором.
- Кать…
Мурашки по телу, дрожь. От досады за свою слабость перед ним, прежнюю, совсем не погасшую и не уменьшившуюся, Катя едва ногами не топала.
- Я слушаю вас, - произнесла излишне резко.
А он...
- Кать, я….
Снова молчание, после которого Андрей прокашлялся и заговорил быстрее, словно боялся не успеть сказать главного. Хотя главного он так и не сказал…
- Кать, начальник рыбной фабрики, мы встретились случайно, и он мечтает сделать у нас крупный заказ на пошив форменной одежды. Это не просто фабрика, а сеть фабрик… Но он требует вас…
- Требует?
- Да, Кать, требует, и со мной вести дела отказывается. Если бы для нас эта сделка не была такой важной, я бы не побеспокоил вас…
В его голосе по-настоящему слышалась досада. Катя тяжело выдохнула и опустилась в кресло.
- Хорошо. Я сегодня же вылетаю.
- Нет. Кать… Катерина Валерьевна, это не к спеху, может подождать до завтра. Мне не удобно отрывать вас…
Она не сумела дослушать.
- Глупости, - воскликнула нетерпеливо. - Я буду. Сегодня.
И чтобы придать разговору деловой тон, она полистала ежедневник.
- Завтра у меня очень плотный график. Лучше решить все сейчас.
Он не стал больше перечить.
- Я вас встречу.
- Не стоит.
- Катерина Валерьевна, так будет быстрее.
- Хорошо. Вам Маша позвонит и скажет время прилета.
Самолеты из Москвы в аэропорт Мурмаши летают не каждый час и даже не каждый день. Андрей и без того знал точное время прилета, и в услугах Марии явно не нуждался. Вот если бы Катя сама позвонила… Еще раз… Но все мечты, мечты! К черту мечты! Ни к чему хорошему они его не приводят, особенно, если касаются ее…
Встретить, выдержать ее холодность, подписать контракт и отправить обратно — последовательность действий проста, и вместе в тем почти невыполнима.

* * *

- Коля, Коленька, миленький, просто отвези меня в аэропорт.
- Вот так вот даже без чемодана? Пушкарева, ты меня пугаешь, уж не за границу ты бежишь за политическим убежищем?
Катя кинула на стол степлер, уперла руки в боки, хмуро посверлила Зорькина глазами, а потом вспомнила, что времени у нее совсем нет, что почти уже опаздывает, снова сорвалась с места и принялась натягивать на себя пальто, одновременно закидывая в сумочку необходимые вещи — мобильник, ключи, дневник, документы.
- Коль, я всего на один день. Завтра вообще буду уже тут. Так что не расслабляйся, - сгрузила ему в руки папки, и вышла из кабинета.
- Катя, Катя, а ты уже?.. - вслед ей бежала взбудораженная Маша. - А как же я?
- Маш, все встречи на сегодня отмени, да и на первую половину дня завтра тоже. Я постараюсь быть, как можно раньше, - ободряюще улыбнулась Маше, та проводила ее растерянным и даже слегка любопытным взглядом.
- Но к чему такая спешка? - не унимался Зорькин, семеня за подругой до лифта.
- Не хочу ждать.
Точнее — не могу, - невесело подумала Катерина, разглядывая лихорадочный блеск в глазах своего отражения в зеркальной поверхности стен лифта.
- Я все понимаю, работа, дела, командировки, все такое, но что ты скажешь Валерию Сергеевичу?
- То же самое, что и ты сейчас. Работа, дела, командировки — все важно. Он не будет против. Или ты чего боишься?
Зорькин хмыкнул, влез на пассажирское сидение, и пристегнул ремень.
- Поверь мне, пирожки будешь получать без ограничений, - Катя поправила зеркало дальнего вида, включила зажигание, и не дождавшись ответа друга, повернулась к нему. - Чего такое, Коль?
- Да ничего! - он досадно поморщился. - Просто ты бежишь к своему Жданову, чуть позовет, и пари мое ты проиграла, и не пытайся спорить!, и я не могу перестать думать о Виктории, тем более когда она маячит все время перед глазами, туда-сюда, - он махнул перед собой рукой, словно развеивая туман. - Этому конца края не будет. Пушкарева, мы с тобой обречены на вечное страдание от безответного чувства.
- Коль, я лечу по делу. И мне плевать на Жданова.
Катя дернула со всей силы коробку передач, автомобиль сорвался с места.
- Ну-ну, - тихо пробормотал Коля.
Через несколько минут молчания Катя вдруг сказала:
- Мы обязательно будем счастливы. Когда-нибудь… Вот только с «Зималетто» распрощаемся.
«Как жаль, что я больше не верю в сказки», - подумал Коля, но вслух этого не сказал, боялся спугнуть такую редкую, с трудом отвоеванную уверенность на лице подруги.

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

-2-




В самолете Катя все два часа полета не открывала глаз. В ушах постоянный гул, доводящий ее до нервного срыва, почти всегда перекрывала музыка, гремящая из наушников. Уже перед самой посадкой Колька вдруг всунул ей в руки свой новый мобильный и наушники.
- Хоть отвлечешься, - пояснил он.
- А как же ты?
- Я себе еще куплю, я же теперь обеспеченный человек, ты забыла что ли? - усмехнулся он. - Считай, это мой подарок… за проигранное пари.
- И ничего оно не проиграно! - возмутилась Катя. Но тут объявили посадку и она не успела больше ничего сказать в свое оправдание. Коля ей не верил. Это очевидно. Да и она сама себе не верит. Никому не верит. Больше.

Когда открыла глаза, первое, что привлекло внимание — за стеклом иллюминатора повсюду лежал снег.
"Но ведь сейчас май месяц, середина мая", - растерянно подумала Катя, опустив глаза на свое легонькое пальтишко и туфли.
Вот только шок от неласковости здешней погоды сменился новым — навстречу ей шел Андрей. Он выглядел собранным, серьезным. Подошел, коротко поздоровался, и даже в глаза ни разу не посмотрел.
- А где ваш багаж? - это все, что его заинтересовало в ней. А она-то готовилась отбиваться от назойливого внимания, даже втайне мечтала об этом. А тут вон оно как...
- Я без багажа.
Он растерянно посмотрел на катино пальто, и тут же кинулся стаскивать с себя свое, теплое.
- Нет, не надо… Андрей Палыч…
Такие жертвы от него ей были не нужны, он и так, казалось, еле ее выносит, словно уже сейчас мечтает отделаться.
- Не говорите ерунды! - одернул ее довольно резко. - Не хватало, чтобы вы еще заболели.
Застегнул на ней пуговицы, нерешительно поколебался, а потом все же подхватил Катю под руку и повел к припаркованному такси.
А Катя и не спорила больше, покорно шла рядом с ним, кутаясь щеками в мягкие ворота пальто, хранящие его запах и его тепло.
В машине Андрей сел рядом с ней, на заднее сидение, но всю дорогу молчал, отвернувшись к окну. Кате не хватало духа заговорить первой. Отважилась только попросить водителя включить печку на всю мощность, глядя, как Андрей потирает свои успевшие замерзнуть руки. А потом, когда вид за окном сменился, и вместо заснеженных сопок пред ней предстал город, тоже заснеженный и тоже на сопках, но город, Катя не выдержала и спросила (опять же, скорее водителя):
- А у вас всегда в мае снег лежит?
Водитель рассмеялся.
- Ну, как вам сказать, иногда еще и в июне лежит. Мурманск — город с непредсказуемой погодой, и слово «всегда» к нему не подходит. Вот сейчас солнце светит и минус три, а через пятнадцать минут может дождь пойти или град, и улицы поплывут вниз, по сопкам, а еще через час снова вернется мороз и всю эту, успевшую подтаять, кашу превратить в лед. Представляете, как тяжело приходится коммунальным службам? То ли снегоуборочные машины вызывать, то ли песок сыпать.
- И как же вы успеваете подстраиваться?
- У каждого порядочного мурманчанина с собой всегда должен быть зонт, пуховик, ветровка, под ней майка и шорты — на случай жары, шапка-ушанка и кепка, кеды и сапоги, ну и термос с кипятком и другой - с мороженым.
- Вы шутите? - Катя была настолько вымотана близким присутствием Андрея и его откровенным безразличием, что не сразу поняла, что водитель смеется над ней.
- Что вы, - возмутился он, - в каждой шутке есть доля истины. А вы в Мурманске впервые?
- Впервые.
- Что ж, тогда добро пожаловать в столицу заполярного круга!
Водитель торжественно отсалютовал ей в зеркало дальнего вида, и дальше отвлекся на дорогу. Похоже, они выехали на главную улицу, и там намечалась небольшая пробка.
- Андрей Палыч, а мы сейчас куда едем? - все же собрав всю свою оставшуюся выдержку, спросила Катя.
Андрей отлепился от окна, но, по-прежнему, в глаза ей не смотрел, все время отворачивался.
- Иван Семеныч пригласил нас в ресторан. Но вам, наверное, надо заехать в магазин, утеплиться.
- Да. Простите, я не знала, что тут так бывает…
- Что вы, Катя, это я виноват, не предупредил вас…
"Вот и поговорили", - печально подумала она.
"Только бы она не говорила больше и не смотрела так… пытливо", - думал он, с трудом удерживая мятущееся внутри сердце, и острое желание наплевать на все, и на ее протесты, в том числе, и обнять. Чтобы было хоть чуточку теплее. И мороз тут совсем не ни чем. Внутри Арктика.

* * *

Местные магазины одежды оставляли желать лучшего. Это поняла даже Катя с ее скудными познаниями в моде. Но другого выхода не было, пришлось одеваться не в фирменном бутике, а у частных предпринимателей, торгующих товаром с рынков.
- Могу отвезти вас в «Северное-Нагорное», если хотите, - предложил водитель. - Это торговый центр такой. Но «Волна» ничем не уступает, да и рядом совсем.
- Нет, никуда больше не поедем. Спасибо вам за подсказку. «Волна» нам подойдет.
Катя сама сейчас была словно на волнах, лавировала между приливами и отливами, боясь окончательно провалиться, а ей нельзя тонуть, там внизу - дно, а Катя там уже побывала, не единожды.
В торговый центр вошли также — молча, поднялись на третий этаж (по подсказке встречных там полно отделов с одеждой). Андрей сам бегал вокруг вешалок и манекенов, сам приносил ей вещи, Кате оставалось только мерить. Как выяснилось, с размером Андрей точно угадал, что смущало больше всего. И чтобы выйти из примерочной и показаться в нарядах ему — на это она уже не отважилась. Хотя, как оказалось, и не нужно было отваживаться. Когда она вышла, Андрей, даже не спрашивая ее, откинул несколько платьев, оставив только два — ажурное бардовое и теплое, шерстяное, темно-зеленого цвета.
- Эти вам больше идут, - смущенно пожал плечами на ее немой вопрос.
Но как он узнал? Откуда? Ведь не мог же он подсмотреть? Или мог?
И откуда ей было знать, что Андрею совсем не обязательно видеть ее в этих платьях, достаточно только представить...
Катю уже вовсю бил нервный озноб. Она еле выдержала покупку сапог. А потом Андрей повел ее в меховой отдел и выглядел решительным купить ей шубу.
- У меня не хватит денег, - попыталась воспрепятствовать. Но Андрей так на нее посмотрел, что дальнейшие слова застряли в горле. В результате, купил ей самую дорогую.
- Но сейчас же не так холодно! Можно было посмотреть какую-нибудь куртку или пуховик.
Он ей ничего не ответил. Вышел вслед за ней из магазина, и повел прямо по улице.
- Тут не далеко, - сухо пояснил он.
«Не любит, он больше меня не любит. Забыл. Сдержал обещание забыть. А ведь прошло всего три недели», - кусая губы, думала Катя. «Хотя, что я несу! Он и раньше меня не любил. Это была лишь игра, ради компании… Возможно, он в какой-то момент почувствовал ко мне что-то. Например, жалость… или угрызения совести… Но сейчас у него все прошло… Не думала, что это будет так невыносимо — видеть его отчужденность. Вот так вот… мы теперь даже не друзья. Никого доверия, никакой теплоты. Чужие люди… Господи, как же мне вынести этот день! Только бы поскорее все закончилось!».
Катя даже шаг прибавила, будто от этого зависел ее скорый отъезд обратно, в Москву.

Рестораном это заведение назвать язык не поднимался. Обычная кафешка, с заурядной вывеской «Юность», даже скорее не кафешка, а булочная, или кондитерская, судя по обилию пирожных на прилавках, до отвала забитая людьми. За дальним столиком их уже поджидал сам Иван Семеныч — начальник рыбной фабрики, мужчина на вид лет пятидесяти с хвостиком, убеленный сединами, габаритный, с ясными серыми глазами и усами рыже-коричневого цвета. Довольно колоритный персонаж — на первый взгляд.
- Екатерина Валерьевна, рад нашей встрече, - он тут же поднялся им навстречу, крепко поприветствовал Андрея, и поцеловал руку Кате, последнее действие вызвало у Андрея на мгновение кривой оскал, впрочем, никто этого не заметил, так как он быстро совладал с собой и постарался улыбнуться как можно дружелюбнее.
- Вы уж простите причуды старика. Понимаю, вы очень занятой человек. Но у нас так принято, для нас заключение нового контракта — не просто дело, а установление дружеских отношений. И для меня огромная честь, быть знакомым с вами.
- Ну, что вы, Иван Семенович.
- Но это действительно так, Екатерина Валерьевна. Прошу вас, присаживайтесь. Вы с дороги...
Катя невольно засмущалась. Андрей посмотрел на нее, скрипнул зубами, и поинтересовался:
- Простите, а мы здесь будем обсуждать условия контракта?
- Что вы, Андрей Палыч, какие условия! Боже упаси! Зачем забивать голову всякой ерундой. Вот сейчас пообедаем, а потом у меня для вас Екатерина Валерьевна, будет сюрприз.
- Спасибо, конечно, но я приехала не на долго, хотелось бы успеть решить все вопросы как можно скорее.
- Я все понимаю. Москва — мегаполис, вертящаяся центрифуга бизнеса. Мы все успеем. Не переживайте! Доверьтесь мне.
Катя очень хотела довериться этому человеку, но не получалось. Ее смущали его чересчур уж, до неприличия просто, пылкие взгляды, постоянные комплименты, расспросы о личной жизни, она не знала куда глаза деть, чтобы вернуть самообладание. Получилось так, что с одной стороны нахальный начальник рыбной фабрики, в который раз, невзирая на постоянные отказы, приглашающий ее на танец (хотя в кафешке никто не танцевал, да и музыка звучала скорее фоном, какая-то радиостанция что ли), а с другой хмурый, молчаливый Андрей, не принимающий в разговоре никакого участия.
«Он даже не ревнует меня больше», - печально думала Катя, - «никакой: ни деловой, ни финансовой ревностью. Значит, все прошло у него, и я ему не нужна», - только утвердилась в нерадостных мыслях.
Горько, очень горько ей было принимать его холодность. От этого рука тянулась в бокалу вина, Катя пила крупными глотками, но горечь так и не уходила.
И откуда ей было знать, что Андрей тем временем, сидел как на пороховой бочке, готовый в любую минуту не сдержаться, взорваться, забрать Катю с собой, и увезти ее обратно в Москву, подальше от этого похотливого типа (а раньше таким приятным человеком казался), он даже от выгодного контракта был рад отказаться. Но не мог позволить себе вмешаться. Боялся выдать свои чувства и еще больше отпугнуть от себя Катю. Он же поклялся себе, завоевывать ее постепенно, маленькими, едва заметными шажками идти ей навстречу, разрубая воздвигнутые ею стены и барьеры.
Внезапно, когда все уже были на пределе терпения, Ивану Семеновичу позвонили, он покивал в трубку и радостно объявил:
- Все готово! Как жаль, Екатерина Валерьевна, что вы не подарили мне танец, вы сделали меня несчастнейшим человеком.
- Не думаю, что танец как-то повлияет на дружеские отношения, - произнесла Катя, скорее поднимаясь со стула. Это душное кафе она будет помнить всю жизнь, как самый кошмарный кошмар в ее жизни, даже прочтение инструкции Малиновского выглядело теперь не таким болезненным.
А на улице их уже ждал серый микроавтобус. За рулем которого сидел лично сын Ивана Семеныча, Антон Иванович.

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

-3-




Антон Иванович, в отличие от своего отца, был излишне молчалив. Казалось, роль незнакомца водителя его абсолютно устраивала. И любые попытки вовлечь его в разговор с треском проваливались. Зато Иван Семенович говорил за двоих, и даже за четверых, учитывая тот факт, что ни Катерина, ни Андрей не произнесли друг другу ни слова за всю экскурсию. А это была именно экскурсия по городу.
- Самое многоэтажное здание в Мурманске, как вы уже успели заметить — гостиница «Арктика», и это не просто здание — это символ величия Советского Союза, стройка длилась целых 12 лет — с 1972-го по 1984-й год. Шестнадцать этажей, семьдесят два метра в высоту. Это гордость нашего города и по сей день… А это знаменитое Семеновское озеро и океанариум… Сейчас мы поднимаемся к самому значимому месту — к памятнику неизвестному солдату. Среди народа к нему закрепилось имя — Алеша. Тут нам придется выйти и пройтись пешком. Прошу вас Екатерина Валерьевна. Антоша, помоги девушке! Что ты стоишь, как чурбан.
Антоша кивнул, придержал Катю за руку, и тут же отошел в сторону под суровым и никому больше не видимым взглядом Андрея.
Размеры Алеши поражали воображение. Катя едва доставала до края подошвы ботинок солдата-великана. А вид, открывающийся с этого места, завораживал. Парящий залив Баренцева моря, белые сопки на том берегу и яркое-яркое солнце высоко над горизонтом (и это в восемь часов вечера), как доказательство, настает пора белых ночей.
Катя залюбовалась всей этой красотой, красно-розово-белой, воздушной, парящей между сопками, как пуховое одеяло. А Андрей, сдерживая протяжный стон, любовался Катей, ее вдохновленным личиком, так гармонично выписывающимся в этот розово-нежный кисель. Любовался и не мог глаз отвести.
- Нравится? - рядом с ним появился Иван Семенович.
Андрей от неожиданности вздрогнул.
- Что, простите?
- Я говорю: нравится вид?
- Вид? Э-э, да, нравится, очень красиво.
Да какой там вид! Андрей и извержения вулкана сейчас был не способен заметить. Катенька потерла ручкой носик, подхватила из сугроба горсточку снега, скатала комок, замахнулась и кинула его вниз. И улыбалась, при этом, так трогательно, что у Андрея аж в боку закололо.
- Иван Семеныч, а что у нас дальше по программе?
Начальник рыбной фабрики важно надулся.
- А дальше у нас, собственно говоря, сам сюрприз.
- А я думал, что сюрприз — и есть экскурсия.
- Что вы, молодой человек, это совсем не сюрприз, а обязанность: представить наш родной край. Вот все говорят: север, холодно, дыра, а вот я, позвольте, не соглашусь. Мурманск — изюминка заполярного края, молодой, развивающийся город. Я бы с удовольствием отвез вас еще и на горнолыжную базу, но время позднее, поэтому мы едем в Колу. Это и есть мой сюрприз.
- Куда? - переспросила Катя.
- Не пугайтесь, красавица. Это соседний городок. Между Мурманском и Колой и километра нет.
Антон шел впереди, позвякивая ключами, и шурша утепленными спортивными штанами. Катя старалась держаться ближе к Андрею, назойливость Ивана Семеновича росла в геометрической прогрессии. Он уже, не стесняясь, хватал ее за руки, придерживал за плечико, хотя надобности в этом не было никакой. Андрей же, казалось, никак на происходящее не реагировал — но это только по мнению Катерины. На самом же деле, в мыслях Андрея Павловича начальник рыбной фабрики вместе со своим сынком с ключами и с микроавтобусом уже были сброшены вниз с обрыва сопки.


* * *


- Ну, вот и мои владения. Проходите, осматривайтесь.
Микроавтобус прибыл на еще одну такую сопку с похожим видом на залив, только немного южнее. Как раз, прямо на вершине, рядом с трассой, и находилась дача Ивана Семеновича - большой, добротный деревянный дом, двухэтажный, на участке виднелась такая же добротная банька, испускавшая в небо тоненькую струйку дыма.
А на входе в дом к ним навстречу вышла хозяйка. Оказывается, этот жук, начальник фабрики, глубоко женатый человек. Этот факт несказанно обрадовал Андрея, и смутил Катерину, которая по привычке во всем считала себя виноватой, даже в нежеланных ею знаках внимания Ивана Семеновича.
- Знакомьтесь, это Лилечка, моя жена.
Лилечка показалась Кате чрезвычайно милой женщиной, тихой, спокойной, такой маленькой Таней Пончевой с большими голубыми глазами и белыми волосами, собранными сзади в хвостик.
А внутри дома, в большой гостиной с камином, всех поджидал уже накрытый стол с угощениями.
- Проходите, присаживайтесь! Удобно ли вам, Екатерина Валерьевна, - хлопотал Иван Семенович.
- Да-да, спасибо. У вас очень красивый дом.
- Сам строил, - похвастался он довольно. - Только вот второй этаж еще не готов, внутренняя отделка осталась. Да, нам-то что? Мы с Лилечкой и в лачуге жить готовы. Это вот они, - махнул в сторону своего сына, - новое поколение, им квартиры подавай, да чтобы с отоплением, да евроремонтом. А мы везде выживем! Хоть на крайнем севере, хоть в пустыне. Вот так вот. Ну, что Андрей Палыч, может быть, по маленькой?
Иван Семнович хлопнул и довольно потер ладоши. Катя и Андрей сидели рядом, на диване, с прямыми спинами и смотрели по сторонам с одинаковым недоверием ко всему происходящему (так обычно не переговариваются деловые люди, и не встречают партнеров по бизнесу), но все члены семьи магната рыбной отрасли вели себя так естественно, словно к ним каждый день из Москвы приезжают такие вот партнеры, что настороженность постепенно отступила, а тепло и запахи вкусной домашней еды настроили на мирный лад. Антон Иванович обосновался чуть в стороне от стола, в кресле, он разводил камин и переписывался с кем-то по телефону, а вокруг хлопотала Лилечка, бегая туда-сюда с тарелками.
- Отказы не принимаются, Андрей Палыч! - предупредил Иван Семенович. - За такое знакомство грех не выпить, - снова кинул плотоядный взгляд на Катю, та поежилась и натянуто улыбнулась Лилечке, поставившей перед ней свиные отбивные. - А потом в баньку пойдем, отогреваться. Вон какие вы измученные столицей-то своей! Будем здоровье ваше поправлять.
При упоминании баньки Катя едва не подавилась соком.
- Екатерина Валерьевна, вы не волнуйтесь, халат мы вам выдадим. Лиль, ты приготовила халат? - закричал он своей жене, скрывшейся в соседней комнате ( по видимому, на кухне).
- Да, конечно! - послышалось в ответ. - И кофе натерла.
- А кофе зачем?
- О, Екатерина Валерьевна, вы даже не представляете, какой Лилечка профессионал в СПА процедурах, все банные рецепты знает, к ней все соседи ходят за консультацией, она же у меня косметолог.
- А Антон Иванович чем занимается? - поинтересовался Андрей.
- Антоша, - Иван Семенович вмиг стушевался, прокашлялся. - Он мой помощник, правая рука. Куда ж я без него! - засмеялся он громко.
Антоша в углу выразительно хмыкнул.
- Лилечка, кидай все! Иди к столу. Вот вечно она все бегает, - добродушно возмутился.
Лилечка прибежала, поставила салфетки на стол, уселась напротив, рядом с мужем и замерла, словно ее выдернули, как хомячка, из колеса для бега и поставили на пустую поверхность.
- Ну, а вы? Давно вместе? Когда свадьба? - спросил вдруг Иван Семенович.
Катя задохнулась, Андрей пропустил удар сердца, но все же смог прохрипеть:
- Э-эм… Свадьба? Вы про нас с… - повел шеей в сторону Кати.
- Ну, не про Антошу же! - рассмеялся он. - Ваша, ваша. Или вы думаете, что такая роскошная женщина, как Екатерина будет ждать вашего решения всю жизнь? Молодой человек, мой вам совет: берите, хватайте, пока другие не увели!
Катя промазала — поставила стакан мимо стола, к счастью, он был уже пустой, и ничего не испачкал и не разбился.
- Мы не… - начала она, но Андрей вдруг положил ей руку на плечо и заговорил невозможные вещи:
- Свадьба будет. Скоро. Я сейчас в командировке. Катерина Валерьевна управляет фирмой. Но вот к середине лета, думаю, управимся с делами, и тогда уже и свадьбу устроим. Да милая, - улыбнулся ей, накрыл своей рукой ее руку.
Кате хотелось кричать, бежать, топать ногами от досады, исчезнуть отсюда, провалиться сквозь землю… А еще отпустить, наконец, себя и свою слабость перед ним. Перестать напрягаться, держать лицо и постоянно себе напоминать, что они не могут быть вместе.
Заманчивая идея, слишком заманчивая — та, которая вторая.
Да Катя уже и не могла ничего поделать. По телу свинцом разливалось тепло от его руки на ее плече, язык присох к горлу. А когда увидела, как он смотрит на нее... так… как смотрел когда-то… Катя совсем потерялась.
Даже попытка ущипнуть себя за колено ей не помогла.
А он ей еще и подмигивал, мол, решайся, давай их разыграем! Ну, не всерьез же он все это сказал, в конце-то концов!
- Да, собираемся, - выдавила она из себя, противным, на ее взгляд, писклявым голосом. Но Андрею, кажется, понравилось. Он заулыбался еще шире.
- Так это же здорово! Дорогие мои, поздравляю вас от всей души! За это надо выпить! - провозгласил Иван Семенович.
Через час звон бокалов стал раздаваться реже, через два прекратился совсем. Начальник рыбной фабрики сидел, надувшись, с красными щеками, и рассказывал по второму кругу, как он в студенчестве кита поймал. Андрей слушал его вполуха, он был почти не пьян (потому что втихую пропускал тосты и больше ел, чем пил, ему не до алкоголя было), сидел, обнимая Катю, прижимая ее к себе, и никуда теперь уже не торопился. Сидел бы так вечность. Только бы она не вырывалась.
А Катя и не вырывалась, и не ела, и не дышала... почти. Только иногда тонула в его объятиях. Но вовремя выныривала наружу - в осознанность.
- Ну, что в баньку? - Иван Семенович вдруг вскочил. - Предлагаю вам испробовать первячок — это первый пар по-нашему.
- Нам? - переспросила Катя.
- Да. Раз тут все по парам. То так удобнее будет. А Антошка потом после нас сходит, да?
Антошка кивнул и снова уставился в телефон.
- Нет-нет! - вскрикнула Катя. - Зачем же Антону ждать? Вы могли бы сходить мужской компанией, а потом бы и мы с Лилей, как раз и косметические средства бы испробовали.
- Успеете еще! Катенька, простите, что я так фамильярно, но, понимаете, первый дух… лучше него ничего нет. А для дорогих гостей в нашем доме всегда все самое лучшее. Так что никакие возражения не принимаются! Лилечка, дай ребятам полотенца.
- Да, конечно, пойдемте со мной.
- А может… - у Кати онемели губы. Отказаться, значит разрушить легенду, что они почти семейная пара, а ведь после того, как Иван Семенович узнал об этом он перестал пожирать Катю глазами, и она впервые за день расслабилась. Ну, как расслабилась… Относительно, конечно… Учитывая близкое присутствие Андрея… А теперь идти с ним в баню? Чего ж ей делать-то теперь? Как быть? Так глупо попались!
У Кати внутренности готовы были выскочить наружу от страха, а вот Андрей был спокоен. По мнению Катерины, чересчур спокоен! Преступно спокоен! Не мог тоже что-нибудь придумать, чтобы отделаться от!…
Да что там! Он вон, как охотно берет полотенца, да и придерживает Катю бережно на снегу. Вежливый такой, радостный. Ведет себя так, словно все - в порядке вещей, будто ничего странного не происходит.
Он что, совсем ничего не понимает? Неужели не видит, как ее бьет озноб, как колотит всю?
Дверь с треском распахнулась в лицо Кате ударил жар.
- Вон там мыльные принадлежности, маски для лица, вот баночка с кофе, Катенька, ее нужно натирать на распаренное тело и подождать минут пять-семь, только не в пару. А вот здесь венички. Ну, не буду вам мешать. Приятного духа!
Лилечка вежливо улыбнулась и выскользнула за дверь. Катя медленно повернулась к Андрею и со всей силы вцепилась в отвороты новой шубы. Андрей стоял столбом у двери и таращился на Катю.
А за маленьким окошком примыльника завывал ветер и падали на землю озорные, непоседливые снежинки. Прямо из Финляндии, на красных санях в Мурманск мчалась метель.

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

-4-




Словно в замедленной съемке Андрей, тяжелой поступью ступая, сделал несколько шагов вперед, и остановился, как вкопанный, боясь сделать лишнее движение и спугнуть Катерину, которая, тем временем, уже пятилась назад, не сводя с него испуганного взгляда, и, налетев спиной на дверь, быстро нащупала ручку, не глядя, и так же спиной ввалилась в парилку. В шубе, сапогах и в шерстяном темно-зеленом платье.
Андрей остолбенело глядел ей вслед, затем подскочил к двери, уперся в нее руками, затем приложил ухо к щелочке, прислушиваясь, что же там происходит. Но из парилки не слышно было ни шороха.
- Э-э, Катя… - позвал он растерянно. - А-а-а… вам не жарко там?
Через долгие десять секунд ему прилетел ответ:
- В самый раз. Тепло.
- А-а… Э-эм-м…
Андрей покачнулся, взъерошил волосы. Кинул еще один смятенный взгляд на дверь, уже почти решился что-то сказать, набрал в легкие воздух, но тут же сдулся, съехал медленно по стеночке на пол, на разноцветный плетеный коврик, обхватил колени руками.
Нет, он не сделает этот самый решительный шаг. Слишком велика вероятность проигрыша. Шанс на то, что Катя сама радостно кинется ему в объятия всего один… как у утопленника.
А вот то, что она сейчас огреет его чем-нибудь тяжелым и горячим по голове, да убежит прямо в аэропорт — верилось легко, и представлялось, к сожалению, тоже легко.
Снаружи завывал ветер, холодный сквознячок бежал по деревянным дощечкам прямо к ножкам Андрея, тот уже начинал подрагивать.
И вдруг из парной, откуда все еще не доносилось ни звука, что-то грохнулось, задребезжало и раздался испуганный крик.
Андрей, как пружина, подскочил на ноги ворвался в пышущую жаром парную, и увидел занимательную картину: на полу валялся опрокинутый тазик, из него по углам и в щели расползалась вода, а рядом стояла Катерина, растерянная, испуганная и мокрая, особенно нижняя часть и подол платья, а еще она вся блестела от капелек пота. «Хорошо, хоть шубу догадалась снять», - первое, что подумал Андрей. «Как же мокрая одежда все на ней облегает», - эта вторая мысль добила его в нокаут.
- Катя… Э-э… Ну, что же вы так…
Андрей, стараясь больше не смотреть на столь опасный объект для своей буйной фантазии, кинулся поднимать тазик, и вещи, которые он зацепил при падении.
- Андрей Палыч, так когда у нас свадьба? - донеслось ему в спину.
Он, как был — с ковшиком и зубными щетками в руках, замер, затем медленно, не веря своим ушам, обернулся.
Катя смотрела на него пытливо. И на ее серьезном, раскрасневшемся личике ничего нельзя было разгадать — то ли она шутит, то ли действительно интересуется, когда же они уже, наконец, побегут в ЗАГС. У Андрея от напряжения задергался глаз. Ковшик начал подрагивать в руке. А Катя все молчит. Ждет ответ.
- Мы, - голос сипит, не слушается. - Мы же решили уже, что летом… можем в начале июня…
Катя продолжает молчать и все так же не отводит пронзительного взгляда.
- А вы… ты… Вы как хотите? Можем раньше…
- Вы боитесь, Андрей Палыч? - смахивая пот со лба, но не отводя взгляд, интересуется она.
- Я? - он даже икнул от удивления. - Я готов… хм… хоть сейчас!
- Да?
Катя вдруг зашевелилась, Андрей вздрогнул.
- Д-да, - прошептал он.
- И вы снова готовы пожертвовать собой ради компании? - она присела на скамеечку и принялась стягивать с себя сапоги.
Андрей нервно провел рукой по затылку.
- А при чем тут компания?
- А разве не при чем?
Босыми ногами ступила на мокрый пол. Поднялась со скамейки.
- Мне плевать на «Зималетто»! - произносит громко, запальчиво.
Катя усмехается в ответ. Ее смех звучит в унисон с завывающей метелью за маленьким заснеженном окошком.
- Так я могу прямо сейчас звонить Коле, чтобы он начинал процесс «Никамода» против «Зималетто»? - сильная, смелая, уверенная в своей правоте.
«Чуда не произошло», - расстроенно думает Андрей. «Она все также не верит мне… Но любит! По-прежнему любит. Не может не любить… Я все еще волную ее! Так какого черта!..» - он заводится с пол оборота.
- А звоните, Катя! Прямо сейчас! - кричит он ей.
Катерина таращится на него мгновение, а затем срывается с места и выбегает за дверь. Андрей бежит следом, нагоняет ее, хватает за руку, дергает обратно.
- Нет, Катерина Валерьевна, на мороз в мокрой одежде я вас не пущу.
Катя пытается увернуться, вырваться из хватких рук, тянущих ее обратно — в парную, даже пинается, причем, прицельно. Но куда ей против его решительности и напора.
Притащил ее в самый центр душного помещения, а сам рук своих от нее не убирает, наоборот, притягивает ближе к себе, и думает, что вот-вот отпустит и уйдет, скажет что-нибудь ободряющее, но губы, вместо слов, издают мучительные стон, и, словно магнитом, прилипают к ее губам.
Горячее дыхание в ответ. Катя отвечает на поцелуй — как вспышка, как спусковой механизм для его тела. Руки оживают, забираются под мокрое шерстяное платье, стаскивают его через голову, оно шлепается о пол. Андрей одобрительно выдыхает, тащит Катю на себя, она цепляется за его шею, едва не спотыкается, ноги ее почти не держат. Поцелуй затягивается, набирает обороты, из нежного, трогательного, недоверчивого перерастает в страстный, требовательный, невыносимо мучительный. Когда воздуха в легких становится катастрофически мало, а здравых мыслей в головах ноль целых две десятых, Андрей с протяжным стоном отталкивает от себя Катю.
Тяжело дыша, отходит, для верности, назад. Катя едва удерживается на ногах, затуманенный взгляд медленно проясняется.
- Я люблю тебя! И хочу, чтобы ты мне верила. Прости, но, если я потеряю тебя еще раз, я… не переживу… Ты можешь продавать «Зималетто» кому угодно, делить его, кромсать на части… Я даю тебе полный карт-бланш. Только свадьба будет в мае! И… если ты сама захочешь…
Он стремительно вышел в примыльник, оставив ошарашенную, разгоряченную Катерину одну, и уже из-за двери добавил:
- Кать ты… вы мойтесь… Я вас тут подожду… А потом я….
Катя, шатаясь, подошла к оброненному черпаку, набрала в него ледяной воды и вылила себе на голову.
Андрей поступил похожим образом, он вывалился на улицу и с разгону упал прямо в сугроб. На хмуром небе роились снежинки, Андрей лежал на спине и наблюдал за ними отстраненно, у него бешено колотилось сердце, скакало давление, и, по-прежнему, горел, словно жар в печи, на губах ее поцелуй.


* * *

Когда в сугробе стало слишком холодно, Андрей побежал обратно в баню, и к его большому удивлению тут же услышал из-за двери:
- Андрей… Па… подайте мне, пожалуйста, полотенце и халат.
И он, сама невинность, не глядя, открыл дверь, и передал ей все вещи, что лежали в стопке.
- Спасибо, - донеслось ему в ответ.
И уже через мгновение появилась сама Катя, красненькая, распаренная, немного смущенная и растерянная, закутанная в безразмерный белый халат, с полотенцем на голове, и шубой на плечах.
У Андрея снова дыхание перехватило и засосало под ложечкой, он дернулся от нее в сторону.
- Вы… подождите… я минуту… и… сейчас…
И убежал в парную.
Катя смотрела ему вслед, приложив ладошки к щекам. Как же ей тяжело! Внутри развернулось целое сражение — старая Катя дралась с новой, правда, новая что-то стала подводить, не нападала ожесточенно, как ранее, а лишь отбивалась, и то — неуверенно. И на фоне этой неоднозначной внутренней борьбы, тело предательски подрагивало, горело, пылало и билось в ознобе одновременно.
Андрей вышел, действительно, очень быстро, с ее, катиными, мокрыми вещами в руках. Вышел, и, ни слова не говоря, взял ее под руку и, бережно поддерживая, повел в дом. А там…
А там их встретили на пороге хозяева, в куртках и с пакетами в руках.
- А мы уже хотели вас звать! - Иван Семенович переминался с ноги на ногу. - С легким паром вас, дорогие гости! А у нас тут беда — на Мурманск надвигается пурга. МЧС всем сообщения разослали… Да вы проходите, проходите. Присаживайтесь. Лилечка, ты достала свечи?
- Да, вот они, там, на столе лежат.
- А зачем свечи? - поинтересовалась Катя.
- Тут это… свет может вырубиться, так вот, чтобы вы тут в темноте не сидели…
- Мы?
- Да, Катерина Валерьевна. Ни о какой гостинице сейчас не может и речи быть, мы пока доедем… Если доедем, конечно же, с такими порывами ветра и нулевой видимостью на дороге. Поэтому ночуйте здесь, в доме натоплено, тепло. Жаль комната жилая всего одна, но диван большой, раскладной, места вам хватит.
- А вы?
- А мы, Андрей Палыч, у соседа переночуем, он в конце этой улицы живет. За нас не волнуйтесь. Мы, местные — привыкшие и к не таким погодным условиям… И кабы не пурга эта, мы бы с вами еще по рюмочке бы махнули. У меня, знаете, какая вещь самодельная имеется! О, вы такую в магазинах не купите! Но увы, увы. Вынуждены ехать сейчас, пока еще метет не так сильно.
- Но…
- Катерина Валерьевна, вы прекрасно выглядите! Баня пошла вам на пользу. С большим огорчением покидаем вас до завтра. А уж завтра мы и про дела поговорим, и, надеюсь, будет время мою огненную красавицу испробуем.
- Неудобно как-то получается, выгоняем вас из дома…
- Андрей Палыч, неудобно палтус на удочку подсекать, а это — пустяки… - он добродушно махнул рукой. - Мы даже рады. Давно с соседом не видели, как раз повод появился… Ну, бывайте!
Они зашуршали пакетами, захрустели по снегу, в окна ударили фары микроавтобуса, и исчезли за углом.
Андрей отлепился от окна, вошел в гостиную. Катя стояла к нему спиной и разглядывала внимательно камин, чертя пальчиком по резным узорам.
- Хотите чаю, Кать?
- Хочу.
- Сейчас сделаем.
Он уходит из гостиной в соседнюю комнату, с плитой и несколькими шкафчиками с кухонной утварью. Уходит, чтобы не наделать глупостей, чтобы не видеть ее, не чувствовать каждой клеточкой, не хотеть. Надолго ли хватит его благородства?


* * *

В дороге, прямо в микроавтобусе, Иван Семенович спешно вытаскивает телефон и набирает номер по памяти. И сразу слышит голос в ответ.
- Здравствуй! Да… - шепчет он своему собеседнику. Почему шепчет? Так по привычке, конспирация же! - Сходили… Не знаю, выглядели раскрасневшимися, но то ли от жары, то ли… сам понимаешь. Ну, разумеется оставили… Не знаю, Ром, не знаю я… Сегодня нам на руку погода сыграла, а вот что я буду делать завтра, если они не помирятся. Да и как мы это поймем, что помирились. Что? Ах, какой ты циник все же, дорогой мой друг! Вот, если бы не знал тебя с пеленок, заподозрил бы в тебе здоровый наплевательский эгоизм. Что отец? Стареем, да… Привет ему передавай… Да постараюсь я, постараюсь! Нет, Антошка не справился, Жданов его до смерти перепугал, он и смотреть в сторону Катерины боится. Я подсуетился. Что ты ржешь! Я еще ничего, между прочим! Да, Лилечка?
- Сиди уже, комбинатор! Как бы тебя Жданов этот не отделал хорошенько, когда узнает! - проворчала она за спиной.
- А кто ему скажет? Не узнает, не может узнать. Мы с ними еще контракт подпишем! И на свадьбе погуляем… Что? А вот этого не обещаю. Попробую, конечно, но за результат не ручаюсь. Все, бывай! Позвоню завтра, - он убрал телефон в карман. - Антош, не хмурься тебе не идет!
- Ты знаешь, что у меня есть причины хмуриться, как ты выразился, - сухо сказал Антон.
Микроавтобус медленно двигался вниз, по склону сопки — на центральную улицу Мурманска.

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

-5-



В сознание ворвался приторный, стойкий запах кофе и карамели, Катя в последний раз насладилась теплом пухового одеяла, и только после этого заставила себя открыть глаза.
- Доброе утро, милая!
Сначала она увидела белые ландыши прямо перед собой, а затем появилось лицо мужчины.
- Просыпайся, соня. Ты забыла, какой сегодня день! - он счастливо улыбнулся, вокруг сияющих серых глаз проступили уже давно привычные морщинки. - Тридцать лет, Кать, - прошептал он, откинул цветы в сторону, и навалился на Катю сверху. - Тридцать лет, как мы женаты, - пропел вдохновенно, и накинулся на нее с требовательным поцелуем.
«Он мой муж», - Катя понимала это отчетливо. «И мы давно вместе, только вот почему…», - в чем конкретно заключалось это самое «почему» - она не могла до конца определить, в груди твердым комом застряло острое чувство неправильности происходящего, как будто бы ее заперли в клетке, белой… нет, серой с холодным отливом… и выхода на свободу нет, потому что… Потому что, кажется, это она сама себя заперла в этой клетке, а ключ отдала… ему… И теперь лежала, придавленная, обездвиженная, оглушенная хаосом неприятных ощущений и желанием оттолкнуть его от себя, и терпела… холодный поцелуй, от которого немели губы, как после заморозки, жилистые руки, хватающие ее без особой нежности, словно она пластилиновая… Лежала и терпела, глотая подступающие слезы и бесконечные «почему», готовые сорваться криком в белоснежную гладь, залитой солнцем спальни...
А вот он, казалось, ничего не замечал, скользил влажным языком по губам и дышал тяжело, как спринтер после забега, и когда Катя, все же заворочалась под ним, он нехотя отлепился от ее губ, и, по-прежнему улыбаясь, прошептал:
- Кажется, кто-то еще не проснулся. Но я не буду тебя мучить, - поднялся над ней на руках, замер на мгновение, а затем рывком встал с кровати. - Сегодня твой день! Готовься принимать сюрпризы, - пригладил светлые, тронутые сединой, волосы, скорчил гримасу, и стремительно вышел из комнаты.
- Миша, - прошептала Катя в закрывшуюся за ним дверь, - почему…
Она вытерла губы, поправила на себе задравшуюся ночнушку, опустила ноги на холодный пол, и теперь уже не просто поежилась, ее передернуло всю, встряхнуло, словно пылинку.
Ужасно хотелось под душ, скорее, немедленно, сейчас же. Но зазвонил телефон, пришлось отвечать на звонок.
- Катька, приезжай срочно в «Зималетто»!
- Маша? - переспросила Катя, не веря своим ушам.
- Катюх, ну, ты чего меня уже не узнаешь, что ли?
- Машенька, узнала, конечно. Только вот мы не виделись целую вечность уже.
- Да-а, дела, работа, внуки…
Она что-то заговорила про сына Егора, о его новом бизнесе, затем снова о внуках, поработивших ее за время летних каникул. Кате все это было невыносимо слушать, своих-то детей у них с мужем завести не получилось.
- Маш, подожди, подожди… Так зачем мне в «Зималетто»? И к чему такая срочность?
- Так Александр Юрьич вас вызывает, по делу.
- Воропаев?
Неприятные воспоминая, нет, даже не так! - смутный осадок от неприятных воспоминаний снова налетел из далекого прошлого.
- Я буду, Маш, - говорит она и спешно отключается, подходит к зеркалу, глядит на себя заметно постаревшую, улыбается, но улыбка выходит скорее жалкой, чем ободряющей.
- Ничего… Они видели меня и не такую…
«Вот же! А тогда я считала себя некрасивой, не ценила молодость» - думает обреченно.

В «Зималетто» Катя оказывается как-то очень быстро, даже не заметила дороги. Раз! - и она уже на административном этаже, и у стойки ресепшен ее встречает Маша радостным криком:
- Катька! Катька пришла!
У Маши крашеные в блонд волосы, большая вязаная кофта с цветком на груди, скрывающая располневшую фигуру и все такую же выдающуюся грудь.
- Катюха! - на нее вдруг налетают со всех сторон — Шура, такая же высокая и такая же боевая, Амура, тоже располневшая, но по-прежнему молодящаяся, и Светлана, с короткими фиолетовыми волосами, тронутыми химической завивкой, очень худая, и сутулая.
- Девочки, ну что же вы!.. - Катя обнимает их со слезами на глазах.
Вот только почему она тут не бывала? Почему не видела их столько лет? Почему?..
- Ведьма! - злое шипение раздалось за спиной. Катя обернулась. На нее смотрели злые глаза маленькой, сухой, скорченной старушки с седыми, торчащими в разные стороны волосами.
- Кто ее сюда пустил? - закричала она, и стала медленно, трясущимися руками опираясь на трости, приближаться к ней.
- Маргарита Рудольфовна, - прошептала Катя потрясенно.
- Не смей произносить моего имени! Ты этого не достойна! Это ты! - кричала она, уже срываясь на хрип. - Это ты угробила моего сына! Ты сломала ему жизнь! Я ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!
Она подошла, толкнула Катю в грудь.
- Это из-за тебя он стал таким. Из-за тебя! - еще один толчок, но уже слабый, голос ее совсем охрип и стал бить кашель. Она согнулась пополам. Кате в нос ударил запах мочи и каких-то медикаментов.
- Маргарита Рудольфовна, я…
- Молчи! - сказала уже тише, справляясь с хрипами. - Она видите ли его не простила! - скривилась, передразнивая ее. - Видите ли обидел он ее, маленькую, нелепую девочку. А что сделала ты?! Ты же его подставила, ты предала его, дважды: когда представила реальный отчет и когда написала доверенность на Сашу. А потом опять повертела хвостом, снова свела Андрюшу с ума, и что? Выскочила замуж за другого!
В покрасневших глазах ее стояли слезы, но Маргарита Рудольфовна, казалось, не замечала их.

- Если бы не ты, он бы не стал пить… И не умер бы в пятьдесят один год от алкогольного отравления в каком-то… богом забытом месте… на крайнем севере… среди таких же алкаш…
Договорить она не сумела, ее снова начал бить кашель, сухой, громкий, выворачивающий ее наизнанку.
Катя попятилась назад, спиной, в сторону президентского кабинета.
«Он умер… Его больше нет… Я… никогда его не увижу… Не скажу, что… до сих пор люблю… Даже больше, чем прежде. Глубже. До потери пульса… Нет… Не может этого быть! Он не мог… Не мог оставить меня одну...» - шатаясь, дошла до приемной, тяжело опустилась на диванчик.
«Почему?..» - черный безразмерный вал обрушивается на сердце. Ей больно так, что даже слез нет. Лишь одно необратимое горе. Самый родной человек ушел из жизни, оставив ее одну, и ничего уже не изменить. У Кати остался нелюбимый муж, старая дряхлая обида за инструкцию и безжалостное «почему».
- Пушкарева! - на пороге президентского кабинета появляется Воропаев. - А вы чего тут сидите? Прошу вас!
Катя медленно поднимается, идет за ним вслед, точнее идет не она, а ее оболочка, сдутая, выжатая, испустившая последние соки, нет больше былой осанки, нет блеска в глазах, нет осознанности.
Воропаев хищно улыбается. Он тоже изменился: отрастил волосы, они седыми волнистыми прядями спадают на плечи, рыжую бороду тоже тронули белесые полоски, а в остальном — прежний Александр, такой же «великий и ужасный».
- Прошу, - он кладет перед ней бумаги.
- Что это? - без особого интереса, даже не вчитываясь, спрашивает Катя.
- А вы забыли? Тридцать лет прошло, именно столько отводилось компании на выход из кризиса. Распишитесь, пожалуйста!
Катя берет у него ручку, не глядя делает росчерк.
- Наконец-то, этот радостный день наступил! И теперь «Зималетто» вам не принадлежит!
Его смех разлетается по коридорам, сливается с шепотом Женсовета за дверью, с их спорами и смешками, а где-то там, далеко гремит сухой кашель. Катя делает глубокий вдох… и просыпается…
И тут же сердце начинает радостно биться — рядом с ней, прижавшись, и обняв руками со спины, лежит Андрей. Катя замирает, каждой клеточкой впитывая в себя ощущения тепла его тела. А потом вдруг раздается какой-то грохот за диваном, Катя быстро поднимает голову, и натыкается на внимательный взгляд Ивана Семеновича, который, оказавшись пойманным за подглядыванием, на мгновение растерялся, покраснел, а затем прошептал:
- Простите, не хотел вас разбудить. Просто я… э-э… телефон свой вчера тут забыл… и… подумал, что вы проснетесь, звонить будете, а я, как я отвечу… Вот…
Андрей рядом зашевелился, шумно выдохнул куда-то Кате в волосы и медленно отстранился от нее.
- Иван Семенович, не переживайте, - голос его хрипит. - Мы уже не спали.
- Все равно, извините. Я тут… тихо… - он прошмыгнул обратно в коридор.
Катя, стараясь не смотреть на Андрея, выползла из-под одеяла, застегнула на рукавах пуговицы (рубашка эта и брюки — Андрея; вчера, оказавшись без сухой одежды, в одном лишь халате, Катя начала замерзать, и купленное платье не согревало совсем, ей повезло, что у Андрея всегда с собой чемодан со сменной одеждой), всунула ноги в сапоги, застегнула молнию, накинула на себя шубу, и вышла на улицу, точнее убежала, а там…
- Э-э… А куда девался снег? - пробормотала Катя, глядя на мокрый асфальт вокруг и землю с маленькими, почти растаявшими островками снега, и на ясное голубое небо с пригревающим солнышком. Шуба показалась лишней, снова. Катя скинула ее на веранде, и вышла за дом, туда, где открывался самый потрясающий вид — на Кольский залив, темно синий, поблескивающий белыми искорками, и на необъятные просторы — сопки, рядом и далеко, и везде, на сотни километров во все стороны, кроме севера, где уже почти начинается Северный Ледовитый океан.
«Фантастика» - думала Катя, разглядывая горизонт, и дыша глубоко, полной грудью. И тугая боль, оставшаяся, как отпечаток, от страшного сна, постепенно начала ее отпускать… Это всего лишь сон! Всего лишь сон...
Катя приложила ладошки к щекам...
Вчера был странный вечер. Невероятный, волшебный… Андрей так на нее смотрел, пожирал глазами просто, но подойти к ней не смел, и в любви больше не признавался… хотя его глаза, говорили за него… Он рассказывал про франшизы, про отчеты, про открывшиеся для «Зималетто» перспективы, спрашивал ее о готовности к показу. Катя была счастлива поговорить с ним о работе, выслушать идеи, погрузиться в расчеты… как в старые, зимние времена … Да и метель способствовала погружению… Когда они понимали друг друга с полуслова, уважали, доверяли безгранично, и все-таки любили — Катя теперь была в этом абсолютно уверена — своей особенной, лишенной всякой… эротики… любовью. Их души любили друг друга тогда, на уровне чувств, на уровне эмоций...
А потом на их пути встали деньги, большие деньги… И все испортилось… казалось, невозвратно… Слишком тяжело забыть, слишком невозможно поверить… снова...
Но этим вечером, словно стерлись всякие границы между прошлым и настоящим. Катя и Андрей, они просто говорили, тихо, мирно, освещаемые догорающими угольками в камине, пили чай и были счастливы, каждый по-своему. Он, потому что она рядом, не бежит, а она, потому что он рядом и больше не обманывает.
А когда пришло время ложиться спать, идиллия вдруг пошатнулась — Андрей выразил желание расположиться на кресле, которое, в отличие от дивана, никак не раскладывалось, и было очень неудобным, и даже спорил с ней.
Но Катя твердо сказала, что им двоим вполне хватит места.
- Не выдумывайте ерунды! - запальчиво заявила она, натягивая на себя одеяло.
И Андрей сдался, не говоря ни слова, прилег на самый краешек, накинул на себя плед с кресла, и даже отвернулся от Кати — подальше от искушения.
Вот так и лежали… в темноте. Он, мучаясь от желания прикоснуться к ней. Она, улыбаясь, потому что он не играет, не пользуется шансом привязать ее, как раньше, через постель.
А потом они уснули, почти одновременно, она — первая, он — после нее, и их тела тут же, погруженные в глубокий сон, потянулись друг к другу, обнялись, сплелись, радуясь теплой неге. И именно в этот момент метель перестала завывать за окном и в дымоход, медленно осела на забеленную землю, и умолкла.

Катя так залюбовалась видом и своими воспоминаниями, что не сразу приметила девочку лет семи-восьми в нескольких метрах от нее. Девочка эта, сверкая красной шапкой с помпоном и красной курткой, зимней, и на два размера, минимум, больше, медленно брела по уцелевшему снегу, периодически склоняясь и что-то выкапывая, словно искала что-то.
- Привет! - Катя постаралась выглядеть милой, чтобы не спугнуть дитя. - Ты что-то потеряла?
Девочка зыкнула на Катю из-подо лба и снова согнулась.
Катя подошла ближе.
- Тебе помочь искать?
- Нет, сама справлюсь! - ответила она недовольно. Затем вытащила из-под снега что-то красное и отправила в рот.
- А-а… что ты делаешь? - Катя уставилась на девочку испуганно — как бы она не отравилась чем!
- Бруснику собираю, - проворчала девочка.
- Что, прости? - переспросила недоверчиво.
- Бруснику, - девочка повела плечом раздраженно и пошла дальше, снова присела и принялась копать снег.
Катя за ней следом.
- Но как?..
- Это прошлогодняя подмороженная брусника. Очень вкусная. Хочешь пропробовать?
Она неожиданно подскочила к Кате и из маленькой ладошки отсыпала ей несколько ягодок.
- Спасибо, - пробормотала Катя. Но девочка уже убежала, причем, куда-то вниз, даже не попрощавшись.
Ягоды оказались сладкими, совершенно другими на вкус…
Когда Катя возвращалась в дом, услышала, голос Андрея на веранде, он громко разговаривал по телефону.
- Малиновский, прекрати говорить ерунду! Я сам пока ничего не знаю…
Ноги подкосились, Катя прижалась к стене дома.
«Неужели, он опять… обманывает и это все подстроено?» - думает она, хватаясь за голову. Но тут вдруг понимает, что, возможно, ошибается, потому что Андрей… он не сказал ему о…
- Ром, дела у меня возникли. Что, значит, какие? Важные… да. Так ты возьмешь на себя Киев?… Я понял… Ну, спасибо тебе… Катя? Не знаю… Я с ней не созваниваюсь, ты же знаешь… Да, давай, до связи, - он засовывает мобильный в карман джинсов, и спешно уходит в дом. Катя, унимая, трепещущее сердце, идет за ним следом, а там уже во всю собирали «на стол», по гостиной бегала Лилечка, в кресле сидел Антон.
- Доброе утро.
- Катенька, проходите скорее завтракать! - воскликнул Иван Семенович.
Пока Катя соображала, куда ей лучше сесть, за спиной появился Андрей и притянул ее к себе — на диван (уже собранный и придвинутый ближе к креслу).

После завтрака Иван Семенович пригласил их на фабрику, устроил и там экскурсию тоже. Он много шутил, периодически напоминал, что желает быть гостем на их с Андреем свадьбе, но больше не приставал, сомнительных намеков не делал, что радовало Катю безмерно. Он выглядел довольным всем, смеялся вдвое чаще, чем вчера.
- Смотрите, видите эти дома на самом верху горы, - сказал он, когда они уже ехали обратно из фабрики, после подписания контракта и после всех решенных дел. - Эти девятиэтажные шедевры архитектуры девяностых годов в народе прозвали «Страна дураков». А знаете, почему? - он затрясся от смеха. - Потому что Мурманск весь построен между сопками, считай, что на равнине, а эти вылезли, под самый ветер. А у нас тут, знаете, какие шторма бывают! У-у! Вы таких не видали!
А когда подъехали к гостинице, где Андрей остановился, Иван Семенович вдруг сказал:
- Так, вы выселяйтесь, а мы подождем, и в аэропорт вас отвезем.
- Нет, мы на такси…
- Екатерина Валерьевна, что же вы меня так обижаете! И слышать больше не хочу! Идите, не торопитесь, мы подождем, да, Антошка?
Антошка, молча, кивнул.
Катя пошла следом за Андреем, чувствуя себя глупо — зачем идет? А он еще и не говорит ничего…
- Андрей Палыч, а вы сейчас куда?
Он открыл ключом свой номер, пропустил Катю вперед.
- По планам у меня оставался только Киев, но я позвонил Роману, так как уже не успевал сам… Роман Дмитрич обещал поехать и лично договориться с киевскими партнерами… Поэтому я лечу с вами… в Москву.
Он прятал глаза, говорил неуверенно.
- Хорошо, - Катя выдохнула. - Я подожду вас внизу.
Андрей просто кивнул в ответ. И застыл посреди номера. Катя уже ушла, а он только сейчас это заметил, обрушил руки на голову, сел на кровать.
- Спокойно… Медленно, шаг за шагом… - повторял он про себя, словно мантру.

С Иваном Семеновичем прощались долго, шумно, как с дальним родственником, он за ними даже в здание аэропорта вошел.
- Ну, буду ждать вашего звонка и приглашения! Дорогие мои, это такое счастье, когда молодые любят друг друга! Я так за вас рад! - восклицал он то и дело. И уходя, долго оборачивался на них, и улыбался, неизменно.

В самолете им достались соседние места. Во время взлета Катя начала задыхаться, вцепилась руками в подлокотники..
- Кать, что с тобой? - Андрей смотрит испуганно.
Она молчит, ловит губами воздух, старается дышать размеренно.
- Ты… Ты боишься летать?
Катя бросает на него обреченный взгляд.
- Иди ко мне, - шепчет он, и притягивает Катю к себе, бережно берет ее за руку.
Самолет давно уже в воздухе. А они все сидят, обнявшись, и не шевелятся.

Москва встречает жарой, палящим солнцем, людьми, разодетыми в легкие платьица, шорты и футболки. Не говоря ни слова, касаясь только взглядами, Андрей и Катя прощаются в аэропорту, расходятся в разные стороны. Они так изранены ложью, что боятся слов.

Выйдя на улицу, Катя вдруг отчетливо понимает, что ненавидит лето, ненавидит жару. Ей бы вернуться обратно — в метель, в белые хлопья, в жар раскаленной печи...



_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

-6-





- Катенька, а почему ты...Костюмчик на тебе такой странный, - Елена Александровна так и застыла в прихожей, прижав к груди кухонное полотенце, которым до этого вытирала мокрые руки.
Катя, и без того, находилась в потрепанных чувствах, а как натолкнулась на удивление в глазах матери, ее будто пригвоздило к стене, растерялась, словно была поймана за чем-то неприличным.
- Мам, я… - справилась с дыханием. - Я же полетела совсем без вещей. И вот… купила, что быстрее нашла…
Врать родному человеку — плохо, а уж тем более, если этот человек в курсе всего, что с тобой происходит, например прочитал дневник, и знает о тайном вкладе Жданова Андрея в твой побег, твои слезы и страдания, а еще умеет складывать дважды два — совместную командировку (причем такую срочную, что сорвалась с места и побежала, полетела, стоило только позвать) с этим самым Ждановым и мужской костюм на тебе.
В глазах матери Катя прочитала недоверие, сомнение — и это еще мягко сказано, там был даже укор.
А вот Валерий Сергеевич наряд Катерины оценил.
- А что, мать, мне нравится. Скромно и со вкусом, опять же — белый верх, черный низ — парадный костюм. Только отгладить нужно, - выдал он, святая душа, которая даже не догадывалась и о малой части того, что знала его жена, и о чем, старательно пережевывая котлеты, думал Зорькин, нехотя выползая из-за кухонного стола.
- А он разве женский? - все же не сдержался, спросил Коля. И сразу был награжден суровым взглядом от обеих женщин, и улыбаться перестал.
Ситуацию снова сгладил ни о чем не подозревающий Валерий Сергеевич.
- А какой же еще! Женский. Вон, даже выточки на груди имеются.
Все мгновенно заинтересовались выточками, но кроме складок от того, что рубашка была совсем измята, ничего не увидели, правда, выводами своими делиться вслух не спешили.
- Катя, ты мне лучше скажи, как дела с фабрикой? Удалось договориться?
- Да, пап, мы подписали контракт, осталось уладить вопрос с Милко, сам понимаешь.
- А тут нечего улаживать! Он твой подчиненный и обязан слушаться и выполнять любые приказы. Руководитель ты, и тебе виднее! - Пушкарев разозлился не на шутку.
- Милко не просто подчиненный, он дизайнер, творческий человек и… Все хорошо будет, не переживай. А сейчас, простите, но я просто мечтаю принять ванную.
Катя ускользнула в свою комнату, а следом за ней в дверь протиснулся Коля.
- Пушкарева, колись, вы помирились? - прошептал он с порога, осторожно прикрыл за собой дверь, а затем выглянул в коридор, чтобы удостовериться, что слежки нет, и тогда уже вошел смелее.
- Я не знаю, Коль… - Катя упала на диван, и прижала к груди подушку, пряча за ней растерянное лицо.
- В смысле? - Зорькин подошел ближе, закинул в рот котлету целиком, и теперь стоял, размахивая вилкой. - Было между вами… или нет?
- Коля, ну, что за глупости ты несешь! Конечно, нет! - Катя смотрела возмущенно, но друга ведь не обманешь.
- Конечно? - усмехнулся он. - Ну-ну.
- Правда не было… У нас, по-прежнему, деловые отношения.
- У-у, а кто это у нас тут недоволен? Признайся, Пушкарева, ты устала отбиваться от его поползновений, готова сдаться, простить, принять, в ножки кланяться.
Катя откинула подушку, подошла к окну, обхватила себя руками за плечи.
- Да не было никаких… поползновений.
- В смысле? Что, Жданов даже ни разу тебя не прижал?
- Фу, Зорькин, что за пошлятина?
- А чего это ты покраснела так? - засмеялся он.
- Мне неприятно говорить на эту тему! И ничего между нами не было.
- И ты по-прежнему утверждаешь, что выиграла наше пари и на некоего господина Жданова тебе глубоко наплевать?
- Коль… оставь меня, а? Мне надо подумать.
- Подожди, Кать, - он сразу стал серьезным. - Случилось что?
- Нет, просто… Правда, нужно побыть одной.
- Да, хорошо… Я понимаю… А в «Зималетто» ты не поедешь?
- Нет, все завтра. Ты предупреди Машу, ладно?
- Да, конечно. Но ты… Кать, ты звони мне, если что, хорошо?
Катя кивнула, не отходя от окна, и не оборачиваясь.
Зорькин потоптался еще немного, поглядывая на ее наряженную спину, но сказать больше ничего не решился. Вышел, и сразу же заспешил в «Зималетто», до конца рабочего дня оставалось еще несколько часов, и надо бы разобрать хотя бы часть дел. Валерий Сергеевич в последние дни предпочитает работать дома, а Коля, пользуясь случаем, лично привозит ему нужные бумаги, а заодно и обедает на любимой кухне ЕленыСанны… и хоть некоторое время не видит Викторию. Раньше он думал, что работать рядом с ней — великое счастье, несбыточная мечта, ради которой он готов был пожертвовать многим.
Но теперь… теперь видеть ее — мука, слышать — изощренная пытка, разговаривать — словно идти по тоненькой веревочке над извергающимся вулканом. Ах, как тяжело быть влюбленным и не богатым!

Катя весь вечер не выходила из своей комнаты, разбирала ящики стола, разглядывала старые школьные тетради, коробку с засохшей гуашью, где хранила раньше самые сокровенные секреты. А потом в дверь тихо постучали, вошла мама.
- Катюш, можно? Ты не спишь еще?
- Нет, - сгребла все вещи в стопку и закинула их обратно - в ящик, - но собираюсь.
У Елены Александровны сердце было не на месте еще со вчерашнего дня, когда дочь ей позвонила, и сказала, что летит к Жданову, ходила сама не своя, маялась, все валилось из рук, а уж сегодня, как увидела Катеньку, совсем испереживалась, а еще Колька выбежал от нее нервный какой-то и даже от добавки отказался, убежал. Вот что ей думать-то теперь? И спросить напрямую - неудобно как-то…
- Давай, я тебе помогу, - они вместе расстелили диван.
Елена Александровна отметила, что Катя выглядит неважно, и подозрения ее только усилились.
- Ну, как вы со Ждановым? - не выдержала, спросила, и затаила дыхание, готовясь услышать самое худшее, что он обманул снова, или не обманул, но обманывает в тайне, а Катя верит.
- Нормально, мам… Нормально.
- Он тебя обидел?
- Нет, что ты… Все хорошо… Мамочка, - она стремительно подошла к ней и обняла. - Мамочка, я так его люблю…
Сказалось нервное напряжение и долгие размышления, страх принять самое важное решение в ее жизни, Катя заплакала, тихо, горько, отворачиваясь, пряча лицо в руках.
- Ну, что ты, миленькая! Что ты! Катюш, все пройдет! - Елена Александровна заговорила взволнованно. - Просто нужно время. И ты забудешь его! И даже будешь вспоминать с улыбкой. Нужно только немного потерпеть.
- Нет, мам, - отстранилась. - Не забуду… И не разлюблю… И никогда себе не прощу, если… Мам, он, правда, любит… меня.
- Это он тебе так сказал? - усмехнулась.
- Нет, его глаза. Его поступки.
- Катюша, - воскликнула испуганно, прижав руку к губам. - Ты что же… ты простила его и собираешься?..
Она даже не сумела вымолвить своей страшной догадки.
- Я не знаю, мам… - прошептала Катя, едва шевеля губами. - Я так запуталась…
- Солнышко мое, - притянула дочь к себе, пригладила выбившиеся прядки волос. - Ты только не принимай поспешных решений… Подумай хорошенько. А я… мы с папой всегда с тобой, поддержим любое твое решение.
«Вот только Жданову я не верю! Не мог он измениться. Такие люди не меняются. Бедная моя девочка...» - думала она, прижимая к себе такую взрослую, но, вместе с тем, по-прежнему, ранимую и беззащитную дочь, бережно прижимала, гладила ее, как было это раньше, когда Катя приходила обиженная одноклассниками, дворовыми ребятами, а потом и Денисом… теперь вот Жданов снова нарисовался…
«Ну, ничего! Справимся! И не с таким справлялись!».

* * *

С утра Катя заезжала в банк, там возникли какие-то проблемы с поступлением платежа, позвонил Вячеслав Семенович, попросил приехать, в результате ошибку нашли — был сбой программы, но пока выяснили, убили не один час времени, и Катерина добралась до «Зималетто» только ближе к обеду. На ресепшене, по обыкновению, никого не обнаружила, Маши на рабочем месте тоже не было, Катя вскинула в удивлении бровь, и прошла в свой кабинет, бросила сумочку на стол, включила компьютер, не спеша, подошла к креслу, присела. Заметила оставленный список дел, пока вчитывалась в его содержание, услышала в приемной голоса. Посомневалась секунду, но все-таки нажала селектор:
- Маш, зайди ко мне.
Дверь тут же распахнулась, в кабинет ввалился «Женсовет» полным составом.
- Катька, а ты уже вернулась! Мы так рады! - защебетала Тропинкина.
- Ой, а ты же не знаешь, что у нас произошло! - вскрикнула Таня.
- Та-ак, рассказывайте, что случилось!
Дамочки переглянулись, заговорщицки кивнули друг другу, и окружили ее, храня на лицах такую трагедию и смирение, что Катя заволновалась даже — умер что ли, кто-то?
- Кать, ты только не волнуйся, - у Машки слезы выступили на глазах.
- Да-да, не стоит он этого! - закивала Света.
- Да что случилось-то? Кто и чего не стоит? - Катя привстала с кресла, но ее снова усадили, положили руки на плечи.
- Кать… - начала Шура, но не смогла продолжить, всхлипнула.
Тут вышла вперед Амура, и, едва сдерживая слезы, мужественно сказала:
- Кать, Жданов Киру бросил…
И тут всех словно прорвало, заговорили все вместе, загалдели, размахивая руками, и сверкая горящими заплаканными лицами.
- Девочки, подождите, я ничего не понимаю. Давайте, по одному! - воскликнула Катя.
- Я скажу, - Маша пригладила на себе кофточку, и смущенно пояснила:
- Потому что я сама все слышала, собственными ушами, как Кира кричала на Жданова, что… Ой, Кать… - схватилась за сердце. - Что он уходит к какой-то проходимке, с которой закрутил роман во время командировки. Кира так кричала, так кричала. А Андрей Палыч такой тихо ей говорит (я еле расслышала, пришлось подойти ближе, вплотную к двери), говорит ей, что между ними давно уже все кончено, что в последнее время приходил к ней только ночевать (Ты представляешь? Жданов признался, что между ними ничего не было!)… вот… и что их отношения давно мертвы… А еще! А еще, что он готов вернуться только к одной женщине, но только, если она его примет! Ты представляешь! Андрей Палыч нашел себе какую-то прос… проходимку, и увивается теперь перед ней!
- Бедная Кира, - Шура заплакала в голос.
- Бедная Катя! - воскликнула Таня.
И они накинулись на Катерину, принялись утешать ее, обнимать.
- Девочки, подождите, - Катя с трудом выбралась из плотного кольца рук, встала, отошла от стола. - Давайте…
Несколько пар страдающих глаз посмотрели на нее внимательно. Женщины застыли, словно прикованные к земле.
- Давайте, немного поработаем, хорошо? - Катя повела затекшей шеей.
Женсовет дружно кивнул, храня на лицах понимание и молчаливое сопереживание.
- Кать, если станет совсем вдруг плохо, приходи к нам!
- Да, Кать, не держи в себе!
- А мы… Мы всегда с тобой, Кать…
Они уходили из ее кабинета с опущенными плечами, но на прощание каждая вскинула в воздух кулачок, мол, держись, подруга, мы с тобой.
А Катя не могла больше держаться, не могла стоять на месте, не могла думать. Она металась по кабинету, наворачивала бессмысленные круги вокруг стола, затем вроде бы уже решалась выйти, стремительно шла к двери, но в последний момент останавливалась, опустошенно выдыхала, разворачивалась, и снова шла назад, затем опять вскакивала... и замирала...
«Вот почему он даже не зашел ко мне? Не позвонил!..Неужели?..».
Страх сковал по рукам и ногам, Катя обессиленно опустилась на кресло, бережно поправила бумаги.
- Не смогу, - прошептала она.
Чтобы не терзаться больше мыслями об Андрее, она решила испробовать проверенный способ - с головой погрузилась в работу. И так увлеклась, что даже не заметила, как в кабинет вошла Маша, в куртке, с сумочкой через плечо.
- Кать, если надо, я еще останусь.
Катя вскинула голову.
- А который час? - рассеянно огляделась, потерла переносицу, сняла очки.
- Шесть.
- Сколько? - недоверчиво сверилась со своими часами, и уставилась на Тропинкину в полном изумлении. - А почему ты еще здесь?
- Так ведь… ты тут… И мы боимся оставлять тебя тут одну в таком состоянии, - она с такой печалью и сопереживанием смотрела, что Кате даже стыдно стало за то, что не сказала им всей правды.
- Я в полном порядке, Маш. Сейчас вот просмотрю вот эти бумаги, и тоже домой поеду.
- И правильно, нечего засиживаться! Поезжай домой. Родные стены, как известно, лечат. Крепись подруга!
Маша ушла, и рабочее настроение тоже, Катя повертелась в кресле, поймала под столом сброшенные туфли, сунула в них ноги, затем отбросила папку в сторону, решительно встала, схватила сумочку, выключила компьютер, и вышла из кабинета, запретив себе думать и сомневаться.
«Просто иди! Иди и не думай!» - повторяла она про себя.
А в приемной налетела на источник своего смятения и частой сердечной тахикардии - Андрея Жданова, он как раз только входил.
- Ка… терина Валерьевна, вы уже уходите? - удивился, посмотрел взволнованно, но тут же отвел глаза.
- Да… А вы… что-то хотели? - Катя отчаянно пытается поймать его взгляд, но тщетно.
- Я… да… Вот, - протягивает ей папку. - Это отчет.
- Да, спасибо, я… завтра посмотрю.
- А…
- Что-то еще?
Андрей вдруг нерешительно улыбнулся, и перекатываясь с пятки на носок, заявил:
- Вы забыли вернуть мне мои вещи.
Катя принимает правила игры, улыбается в ответ.
- Я их постираю и обязательно верну. Не переживайте. Потерпите немного… без рубашки.
Делает шаг вперед, но Андрей не отходит от двери, наоборот сдвигается так, чтобы Катя не прошла.
- А что, если я не могу… терпеть.
Краска бросается ей в лицо, дыхание перехватывает.
- Что ж… - с трудом, но справляется с собой. - Тогда обратитесь в магазин, там вам обязательно помогут.
Поворачивает направо и выбегает в дверь, ведущую в конференц-зал.
- Катя, подожди! - кричит ей вслед. - Не уходи…
Она останавливается.
- Простите, Андрей Палыч, но мне пора, - говорит не оборачиваясь, пожимает плечами и срывается с места, спотыкаясь, налетает дверь, с грохотом ее открывает и исчезает.
- Черт! - Андрей со всей силы ударяет в стену, пинает диван, сносит со стола Тропинкиной ровно сложенные стопки документов, затем подходит к стене, упирается в нее двум руками, и замирает, тяжело дыша.
И не слышит, как за его спиной открылась дверь, не слышит ее шагов, медленных, нерешительных. Но вдруг вздрагивает от прикосновения - Катя обнимает его со спины.
- Прости меня, - шепчет она еле разборчиво, Андрей резко оборачивается. Смотрит недоверчиво.
- Кать, ты…
Не решается говорить вслух, боится снова спугнуть ее, даже отстраняется.
И тогда Катя сама кладет ему руки на плечи.
- Прости меня, - повторяет она. - Я так боюсь быть обманутой тобой снова.
- Катюш, Кать, - обхватывает руками ее лицо, - это я должен просить у тебя прощения, я, а не ты! И я готов сам себя прикончить за боль, которую тебе причинил! Но Кать! Катя, я люблю тебя, правда люблю, больше жизни! - прикасается лбом к ее лбу, жадно ловит ее дыхание.
Катя сама, первая, не выдерживает и целует его, проваливается в жаркие объятия, Андрей издает протяжный стон, прижимает ее теснее, углубляет поцелуй. И оба теряют контроль и чувство реальности. Переступают на некрепких ногах, шатаясь, в пьяном ритме танго или вальса. Катя цепляется за Андрея, виснет на шее.
- Я так тебя люблю, - выдыхает ему в губы, отстраняется. - Честно-честно.
- Надеюсь, после этих слов, ты понимаешь, что никуда я тебя сегодня не отпущу, и вообще не отпущу никогда.
Он снова припадает к ее губам…
Так они, с долгими остановками, идут до лифта. Не сразу попадают пальцем на кнопку нужного этажа. Скользят спинами по гладким, зеркальным стенам лифта, поочередно — то Андрей прижмет Катю, то она вырвется и повиснет на нем. А затем до нервного тика смущают Потапкина, который уже было задремал, приняв из фляжки верное снотворное, но как увидел их, так и алк… хм… снотворное выветрилось и уши задергались.
- Что творится! Что творится, - поражается Потапкин. - Если сейчас еще и Кира Юрьевна с Федей в обнимку выйдут… Закодируюсь. Точно!.. - он отставляет от себя подальше фляжку, и таращится на лифт в ожидании. Чего? Так еще одних глюков, они же, как известно, ходят парами, а то и тройками.

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

-7-


У Елены Александровны лицо выражало, попеременно, то вопрос, то подозрение, она все утро ходила за Катей вслед, пытаясь хоть тайно, хоть напрямую выведать у дочери, почему это она вчера пришла домой в одиннадцатом часу, улыбающаяся, счастливая, с припухшими губами (материнское око все подмечает) и ничего ей не рассказала! Заперлась у себя в комнате, и почти сразу уснула (Елена Александровна приходила, проверяла). И сейчас юлит, уходит от ответов, шутит (а ее дочь никогда раньше не шутила!).
- Катюш, а ты сегодня опять поздно вернешься? - еще одна попытка что-то выяснить.
- Мамуль, я не знаю, - она на ходу жевала бутерброд, торопилась.
- Кать, твой телефон звонит? - Валерий Сергеевич кричит из ванной.
- Да, мой, - Катя делает глоток чая и убегает.
Елена Александровна быстро кидает прихватку, и на носочках подкрадывается к приоткрытой двери.
- Нет, не вздумай заезжать во двор! Мы с тобой вчера обо всем договорились… Я скоро буду.
Катя неожиданно быстро завершает разговор, вылетает из своей комнаты, и, не замечая притаившуюся в углу прихожей мать, забегает в ванную.
- Пап, Андрей Палыч пригласил меня в театр, - говорит она.
Валерий Сергеевич, отлепив полотенце от щек и смахнув с уха пенку, выходит в коридор, смотрит на Катю удивленно.
- И-и что?.. Ты пойдешь?
- Не знаю, - невинно пожимает плечиками. - А ты что посоветуешь?
- Ну-у, - Пушкарев совсем растерялся. - Это деловая встреча или…
- Скорее «или», пап. Ты знаешь, - говорит она доверительно, - он в последнее время ухаживать за мной пытается.
- А-а… почему пытается?
- Так я не допускаю. Мы же работаем вместе. Да и начальник бывший. Неудобно как-то…
Пушкарев возмущенно откидывает полотенце.
- Ну и что! Если начальник, то не человек, что ли? Да и не он теперь начальник, а ты. Только другой вопрос — а как же его невеста, Кира?
- Ой, - Катя печально вздыхает. - Они расстались. Вчера такая ссора была, на все «Зималетто».
- И-и… - придвигается к Кате ближе, шепчет:
- Ты думаешь, он ее из-за тебя бросил?
- Я не знаю… Наверное. Но как раз вчера и цветы мне принес, и знаки внимания стал вдвое чаще оказывать, и в театр пригласил… Вот не знаю, как быть, - Катя поводила пальчиком по обоям, еще раз (на всякий случай) печально вздохнула.
- Надо идти, Катерина! - заявляет Пушкарев, сотрясая рукой.
Возле вешалок удивленно чихает Елена Александровна, которая все это время усиленно делала вид, что перебирает куртки, пальто, смахивает с них пыль, пересчитывает пуговицы, проверяет подкладки щеками на мягкость и пушистость, и снова остается незамеченной.
- Ты думаешь? - Катя сомневается, морщит носик.
- Не думаю, а уверен. Андрей Палыч, несмотря на свои неудачи в бизнесе, человек серьезный, к тебе относится уважительно. Была, конечно, между нами и некрасивая история, но и его можно было понять: с должности сняли, и тебя еще не было… Если ухаживает, значит, серьезно настроен.
Катя решает больше не тянуть резину, не ровен час, и папа передумает или припомнит что-нибудь не то... или то, да неважно! Времени нет! Андрей ждет.
- Хорошо, если ты советуешь, я схожу.
- А когда спектакль?
- Сегодня вечером… в семь.
- Сходи-сходи. Но после пусть зайдет в гости.
- Пап, а может, не стоит? Ты его как напугаешь своим: «Когда свадьба?». Я тебя знаю.
- Ну, что ты меня за дурака, что ли держишь? Просто с ним поговорю, осторожно.
- Папочка, ты мне обещал, смотри! - Катя погрозила отцу пальчиком. - Ну, все, я побежала.
И едва не налетела на мать, когда потянулась к вешалке за плащом.
- Ой, мам! - отскочила в сторону, но тут же улыбнулась и даже подмигнула ей. - Я бутерброды с собой взяла, - помахала пакетиком и выбежала за дверь
Елена Александровна смотрела Кате вслед восхищенно.


* * *


У Андрея тряслись руки, уже вторая сигарета летела на землю, так и не подожженная, потому что попасть по колесику зажигалки оказалось почти невозможным.
- Да что же это!..
Он гневно кинул пачку сигарет куда-то в машину (пока закуришь еще больше с ума сойдешь), взъерошил волосы, и так и стоял с закинутыми за голову руками, и смотрел в белый просвет арки. Кати все еще не было, и паника снова — в тысячный, миллионный раз за эту ночь и утро начинала подступать к горлу: «А вдруг она передумает?.. Вдруг опомнится и поймет, что не нужен ей такой тип, как я?». Она столько раз убегала, исчезала, казалось бесследно — и это в прямом и в переносном смысле, если вспомнить, как Катя за одной крепкой стеной начинала возводить новую, лабиринт из стен, через который невозможно было пробраться, потому что Андрей не знал тогда истинной причины побега — инструкция. И вот теперь знает, и помнит, слишком ярко помнит жизнь без нее.
«Неужели вчерашний вечер мне не приснился? Неужели она действительно...».
Андрей присел на корточки, снова встал, прошелся. А перед глазами не сырое утро, не серые пятна луж, а…
- Андрюш, ну выпусти меня! - розовощекая, с растрепавшимися по подушке волосами, она ударяет ладошками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, скинуть с себя. - Меня папа убьет, да и тебя тоже, - шепчет жалобно в его настойчивые губы, а сама уже не отталкивает, а снова обнимает, сдается, теряет контроль — это опять ударяет Андрею по нервам. Он все понимает: так нельзя, ее ждут, уже поздно, но ничего с собой не может поделать, набрасывается на нее, как голодный, а он и есть голодный, изголодавшийся безбородый юнец, сошедший с ума. Но одна только мысль: «Катя рядом, не отталкивает» - лишает его выдержки.
Настенные часы шагают все быстрее, разгоняются, бегут. Разгоряченные, переплетенные тела переливаются, как песок, в тусклом свете бра. Все колышется, идет волнами: простынь, руки, стены, деревья за окном, гонимые ветром. В стекло врезаются брызги дождя. Часы бегут, мчатся под непрерывную канонаду гулких толчков…

- Андрей, поехали скорее!
Он выныривает из воспоминаний, оборачивается. Катя стоит, облокотившись о крышу машины, улыбается.
- Да, сейчас, - прыгает на сидение, скидывает с себя пиджак, потому что стало очень жарко, и по спине бегают разъяренные мурашки. Потом вдруг вспоминает, что ключи остались в кармане, оборачивается назад — к пиджаку, и попадает под катин быстрый поцелуй. И тут же нервная дрожь проходит, по телу разливается приятная легкость, Андрей улыбается, тянется к Кате за «добавкой», но та уворачивается.
- Папа собирался в магазин, поехали.
- Да, - разочарованно вздыхает, и заводит машину.
- Ты сегодня ведешь меня в театр, - спустя какое-то время сообщает Катерина.
- Да?
- Да, я сказала папе, что ты приглашаешь, папа советовал пойти.
Вот тут Андрей едва не вырывает руль.
- Э-э…
- Я же говорила, что нужно постепенно. Мы должны изобразить неожиданно возникшую симпатию. Андрей, симпатию, а не…
Он перестал гипнотизировать ее губы, покорно отвернулся на дорогу.
- И неожиданную. Ясно?
- Да, - неуверенно кивнул.
- Постепенную.
Вот тут он кинул на Катю несогласный взгляд.
- И для «Женсовета» тоже… Андрюш, я не хочу скандала, не хочу шумихи. Давай хотя бы показ проведем спокойно, а там уже… будет видно.
- Да, ты права, - он вынужден был согласиться, вынужден признать ее правоту, хотя в крови бурлило желание получить Катю в свое полное владение немедленно, заявить на нее права, чтобы все знали, чтобы не смели даже приближаться всякие там кулинары или патлатые танцоры.
Она же не убегает, а просит не афишировать, так почему бы ему еще чуть-чуть не потерпеть?
- Так на какой спектакль мы идем? - сдержанно интересуется, сдержанно, потому что они уже подъезжали к «Зималетто» и пора бы брать себя в руки.
- На тот, который у тебя дома показывают, - заявляет она, и Андрей снова пропускает удар в сердце.
- Ты… - хрипит он нечто нечленораздельное.
- Ой, останови мне здесь, - Катя, казалось, не замечает его состояния. - Мы не должны приезжать вместе, - терпеливо поясняет.
Андрей резко жмет по тормозам, нарываясь на гневное гудение автомобилей сзади. Опомнился только когда Катя уже бежала по тротуару.


* * *


В ходе ночных бдений Потапкин пришел к неутешительному выводу: шарики все-таки зашли за ролики, и это более, чем реально. После привидевшегося глюка — Андрей Палыч и Катерина Валерьевна страстно целуются посреди холла и потом идут, взявшись за руки, началось самое страшное… Лампа заискрила, лифт сам вызывал себя на первый этаж, а потом уезжал наверх, на лестнице и вовсе вырубился свет, Потапкин, обливаясь потом, включил фонарик, и вдруг увидел на стене надпись красной помадой:

«Моему сердцу и душе,
Чтоб избежать любовных паник,
На этом пятом этаже
Необходим сейчас охранник...».

Потапкин вскрикнул, выронил фонарик, и, сквозь темноту, со страшным ором, кинулся скорее вниз, забежал за стойку, схватил брошенную на столе кобуру, направил ее на лифт. И так и сидел до утра.
«Ни капли больше в рот не возьму!» - обещал он сам себе. «Наберу молока… Буду пить молоко!».
- Доброе утро, Сергей Сергеевич, - Катерина Валерьевна уверенной походкой прошла мимо. А спустя минут десять появился и Андрей Палыч, кивнул ему хмуро.
«Нет… Мужчина и женщина после страстной ночи (а судя по поцелую, ночь последовала бы даже более, чем страстная) так себя не ведут: не приезжают по отдельности, не выглядят деловыми и собранными… Боже мой!.. Вот ты и пришла… белочка!».
Потапкин сидел с вытаращенными глазами. Мимо пробегали изящные, улыбчивые модели, а одна из них улыбалась особенно ярко, едва сдерживая рвущийся из груди хохот.


* * *


- Ах, Катя, ты такая молодец, так держишься достойно! - Шура глядела на нее уважительно.
- Да, - дружно кивал «Женсовет».
Они уже пересказали Катерине последние новости — Кира пришла в компанию ни свет, ни заря, все с кем-то созванивалась, а потом написала заявление на отпуск и положила Кате на стол. Откуда они все это знали, если сами только что пришли, и стояли возле стойки ресепшн в куртках, жуя жевачку «Дирол», которую до этого — на улице — рекламировали другу другу? Так это секрет! Профессиональная тайна.
- Доброе утро, Андрей Палыч! - хором прокричали Амура и Маша.
Катя аж на месте подпрыгнула от неожиданности.
- Доброе? - поинтересовался, он хитро щурясь. - Да, пожалуй! - кивнул утвердительно, а потом, приказывая себе перестать пялиться на Катю, перевел взгляд на ботинки… хм… кстати, надо бы носки почистить. Потом он вдруг понял, что ведет себя невежливо.
- Здравствуйте, Екатерина Валерьевна, - улыбается ей, а потом, неуклюже пятясь, направился в свой кабинет.
У «Женсовета» мозг затрещал по швам. По природе своей они женщины очень наблюдательные, и не могли не заметить странности в поведении Жданова, и еще кое-чего очень уж подозрительного.
- Ка-ать, - Шура первая озвучила всеобщую догадку, - а ты заметила, как он на тебя смотрел?
- Как? - спросила осторожно.
- Да как ребенок на фуру шоколадных конфет.
- Точно, мне тоже показалось, что он тебя прям тут готов был… съесть, - поддержала Маша, и вместо «съесть» она явно собиралась сказать другое слово.
- Ерунда, девочки, не выдумывайте! У него, наверное, ко мне какое-то дело, - Катя как можно увереннее отмахнулась, и поспешила улизнуть от наблюдательных подруг, сославшись на дикую занятость.
- Да уж ясно, какое дело, - философски задумавшись, сказала Света. - Только вот… а как же та негодяйка из командировки?
- Наверное, еще не доехала, - предположила Таня.
- И все-таки, после того, что я только что тут увидела, я ставлю на Катьку.
- А я согласна с Машкой, и я думаю, что Андрей Палыч Катю выберет, - поддержала Шура.
- Ему только нужно чуточку помочь… - задумалась Амура.

* * *

Кате очень сложно было изображать в себе уверенность, не замечать пылких взглядов Андрея (хотя раньше прекрасно с этим справлялась, в том смысле, что не видела совсем, не верила и даже мысли о подобном не допускала, а тут, как прозрела), и уж тем более работать, причем, в напряженном темпе и продуктивно, ведь скоро показ — ее первая самостоятельная работа на посту президента, и очень хотелось, чтобы все получилось, чтобы был успех. А еще хотелось не выталкивать Андрея каждый раз из своего кабинета, не уворачиваться от поцелуев, и не вздрагивать при всяком постороннем шуме, боясь, что их рассекретят.
Работа в «Зималетто» теперь напоминала Кате шпионский триллер «Она скрывается, он еле сдерживается, чтобы скрываться и они, которые рыщут по следу» (они, ясное дело - «Женсовет»).
Зато с родителями все складывалось более, чем удачно. После невероятно интересного, захватывающего спектакля у Андрея дома, который начался еще в лифте и продолжился на выходе из «Зималетто» под шумное «О, Господи, за что, опять-то?» Потапкина, и имел несколько насыщенных актов в машине в пробке. А уж какая кульминация была! Словами не передать. А у них и не было тогда слов. Андрей мычал, Катя пыталась дышать, не всегда справлялась…
Потрясающий спектакль со своеобразным послевкусием, и острым желанием увидеть продолжение (и не одно), заставляющий задуматься. А точнее — думать, не переставая, чем и занимался Андрей всю дорогу до квартиры Пушкаревых, с тоской поглядывая на накрашенные губы Катерины, которые целовать больше нельзя, потому что помада сотрется, да и прическа помнется, а там — по цепной реакции, и пуговички расстегнутся и воротник помнется, и по времени они опоздают, а еще велик риск, что руки Андрея могут стать неуправляемыми и развернуть машину в обратном направлении… Так вот проявив недюжую выдержку, Андрей был изрядно вознагражден. Во-первых, вкуснейшим ужином; во-вторых, отменной наливкой Валерия Сергеевича, которую в прошлый раз почему-то не оценил, и в-третьих, и отец, и мать Катерины в этот раз смотрели на него, Андрея, как на потенциального зятя, и это не могло не радовать и не вселять надежды.
- Андрей Палыч, а вот вы…
- Елена Александровна, ну какой я вам Палыч? Зовите просто Андреем, - улыбался он, вызывая на лице милой женщины довольную улыбку. А Пушкарев вообще пошел дальше! Начал вспоминать забавные истории из детства Катерины.
- Пришла она один раз домой вся в снегу, на голове снег, за шиворотом снег, на варежки вообще страшно смотреть было. Я говорю: «Катюха, а ты чего это казенную одежду портишь! Два наряда вне очереди!», а она в ответ: «Да зачем мне две шубки, купи одну»! - смеялся он, все больше и больше краснея от наливки.
- Ваша дочь — самый честный, самый светлый человечек, которого я когда-либо встречал в жизни! Она так мне помогла тогда с фирмой, родной бы не сделал того, что делала она! Вы не представляете, как я ей благодарен, как ценю, уважаю и люблю, - тут он осекся и добавил: - как специалиста.
И вот именно сейчас, в эту минуту Елена Александровна поняла, почему ее дочь простила этого человека, приняла и продолжает любить — потому что и он ее очень любит, это видно во всем: как смотрит, как тянется к ней, и как старается сейчас понравиться им, родителям, в конце-то концов. И никакая компания тут не причем! Это ясно, как день. А еще ей снился сегодня кус-кус с индейкой, заправленный итальянским соусом, а Италия — это что? Это ближайшая (и единственная) соседка Ватикана, а Ватикан с чем ассоциируется? Правильно, с венчанием! Быть свадьбе — стало понятно еще утром. Только вот кандидат в зятья вырисовывался смутно: то ли он шатен, то ли брюнет, то с кулинарными способностями, то ли с диктаторскими. А вот теперь, когда она увидела Андрея, теперь-то и поняла, что кус-кус как нельзя точно передает характер господина Жданова. Он так резво бился за Катеньку, что невозможно было не заплакать.
А Катя из всех сил изображала сомнения относительно персоны Жданова, демонстративно воротила нос, и даже в комнату свою уходила, но каждый раз возвращалась отцом на место — за стол. А когда Андрей собирался уходить, Пушкарев лично выпроводил ее из дома провожать. Зря он, конечно, это сделал. Подпивший Андрей и перегоревшая лампочка в подъезде — ядерная смесь… Катя потом, когда он, еле оторвавшись от нее, уехал на такси, минут пятнадцать стояла между первым и вторым этажом, поправляя одежду, и прикладывая ладошки к горящим щекам.
- Катюха, Андрей Палыч — Во, мужик! - повторял потом Пушкарев, сверкая хмельными глазами.
- Пап, он хороший… Но я не знаю… - Катя кривилась в сомнении.
- Чего ты не знаешь? Чего не знаешь?! - взрывался он возмущенно. - Так уважает тебя, ценит! Пылинки сдувает, а она - «не знаю»!
- Миша меня тоже уважает, - рискнула сказать она.
- Миша ценит — это верно. Но где он сейчас? Как только ты ему с рестораном перестала помогать и ушла в «Зималетто», и Миша пропал. А Андрей Палыч так искал тебя тогда, когда ты уехала в Египет, я слышал, даже дрался. Раньше я думал, что из-за компании, а теперь вижу, нравишься ты ему!
- Он меня на свидание приглашал, на ужин в ресторан… завтра… Я сказала, что подумаю…
- Сейчас же звони, и говори, что пойдешь! - потребовал он, и когда Катя потянулась за телефоном, посмотрел на нее довольно, и не видел, что и дочь расплывается в не менее довольной улыбке.


* * *


За день до показа в «Зималетто» начали съезжаться гости. Вернулся Малиновский из Киева, привез с собой какого-то важного партнера, и счастливый прогуливался по компании, раздавая всем подарки. Прибыли родители Андрея и устроили ему форменный допрос по поводу расставания с Кирой. Активизировалась Юлиана, она теперь почти каждый день проводила в «Зималетто», доводя подготовку к торжеству до блеска, и очень часто натыкалась на одну, старательно шифрующуюся, парочку, в самых укромных уголках компании. А вот «Женсовет» в своих стараниях свести Катю и Андрея, как ни странно, ничего не замечал.
- Давайте, запрем их на производственном этаже на ночь! - предлагала свой тысячный вариант Шура.
- Ага, чтобы мы их потом нашли изгрызанными крысами! Нет уж! Лучше тогда подстроить так, чтобы они в лифте застряли. Надолго.
- Амурчик, зная Катю, я с уверенностью могу предположить, что огреет она нашего Андрея Палыча в первую же минуту, как он к ней потянется. А он потянется, видели, как зыркает. Даже мне душно становится, - Маша помахала на себя бумагами.
- Нет, все это не годится, - согласилась с ней Света. - А вы почему молчите, Ольга Вячеславовна?
- А я считаю, что вы вмешиваетесь не в свое дело? - потушила сигарету, отошла к умывальнику.
- Как это не в свое? - возмутились девочки.
- Катя, между прочим, наша подруга! Андрей Палыч — любимый начальник, после Кати, конечно. И мы просто обязаны помочь им помириться!
Девочки согласно покивали, Ольга Вячеславовна хитро улыбнулась, она, в отличие от своих подруг, кое-что успела заметить и нечаянно подслушать, и знала явно больше, чем старалась показать.

* * *

- Привiт, мiй дорогий друже! - Малиновский прямо-таки с порога заговорил на украинской мове.
- Привет-привет, гарный хлопец!
Они крепко пожали друг другу руки, улыбались.
- Ну, как дела в нашей горнице?
- Готовимся, показ, сам понимаешь.
- Да… Я-то понимаю, - присел на краешек стола, за которым сидел Андрей, продолжавший что-то печатать на ноутбуке. - А как наша красная девица?
- Ты о ком? - спросил, не поднимая головы.
- Как же! О Катерине Свет Валерьевне.
- Нормально… э-э… работает.
- Да-а? А вот мне лесные птички донесли, что некая Пушкарева Катенька в срочном порядке вылетала в Мурманск, где в это время находился и ты, по какому-то срочному делу. И именно тогда же мне позвонил ты, сказал, что задерживаешься, и не успеваешь к нашим драгоценнейшим киевским партнерам. Не хочешь объяснить такие совпадения?
- Не хочу, - отмахнулся Андрей.
- В смысле? Не, ну, я так не играю! Я, между прочим, тоже за вас переживаю. И не прошу подробностей, скажи хотя бы помирились вы или нет?
- Помирились. Малиновский, не мешай!
Роман обиженно отвернулся, надул губки, но ничего больше не сказал, даже про чудеснейшую, шикарнейшую женщину — Наденьку, Надежду Ткачук, с которой он провел самые лучшие дни за весь период командировки.
«Вот он молчит, и я не скажу!» - мстительно подумал Роман, и отправился убивать своей улыбкой Пушкареву, предварительно захватив повод, чтобы зайти — отчет.

- Екатерина Валерьевна, здравствуйте! Очень рад вас видеть!
Катя оторвалась от бумаг, подняла на него глаза и неожиданно улыбнулась, ярко, открыто, без прежней ненависти.
- Здравствуйте, Роман Дмитрич! С приездом вас!
«А выглядит она очень даже недурно, настолько, что мне может стать дурно!» - проваливаясь в ее широкое декольте подумал Роман.
- Вы с отчетом? - поинтересовалась любезно.
- Д-да, - глаза сползают вниз, Роман, как лыжник поднимает их в гору, по ледяному, скользкому склону. - Вот, возьмите.
- Спасибо! - еще одна добродушная улыбка.
«Пойду-ка я от греха подальше… К Наденьке… Она приехать уже должна… В «Зималетто»… Договаривались же! Черт! И как Палыч столько выдерживал! Ведь знал же подлец о вот этом… вот… всем… И скрывал. Подлец!».
Он пятился молча, и тогда Катя спросила, позволив себе немного издевательский тон:
- Уже уходите, Роман Дмитрич?
- А? - потряс головой, как собака, вбежавшая в сухое место после дождя. - Да, - кивнул уже осознанно, и вышел, предварительно споткнувшись о невидимую преграду у двери.

А дальше суета их так закрутила в нервной спешке, что не до встреч было. Катя бегала весь вечер и все утро, перепроверяя, все ли готово, пока ее не похитила Юлиана, чтобы поколдовать над образом. А Андрей откровенно страдал. Малиновский достал его своими намеками, «Женсовет» теребил душу, рассказывая, какая Катя хорошая — это у них новая мания была, помешательство какое-то, наверное, собирались их таким образом свести, да вот опоздали немного со своими стараниями.
«Где же вы раньше были?» - досадовал Андрей.
А еще родители… Катя запретила и им пока все рассказывать. И как результат — бесконечные разговоры о бедной Кирочке, которая даже на показ из Праги не захотела приехать. Правда, надо отдать Кире должное, она не доложила им про Катю, про то, что они вместе были в Мурманске. Кстати, сама она о той командировке узнала совершенно случайно, точнее не так… она позвонила ему, а он проболтался про Катю. И Кира первым же рейсом прилетела в Москву на разборки…
«Эх, скорее бы уже прошел этот показ!» - вздыхал он, поглядывая на часы с периодичностью десять раз в минуту.
- Андрюша, а ты чего сидишь? - Юлиана появилась, как всегда, неожиданно, и, подцепив его зонтиком, увела от барной стойки, где Андрея разделяла всего секунда от того, чтобы заказать третий кофе подряд — а это уже явно перебор. - Пойдем со мной, поможешь с расстановкой столов…
Внизу, в зале для показов, Андрея поджидал сюрприз… Дело в том, что за поставку еды отвечал некий Михаил Борщов, ранее известный Андрею, как «настырный кулинар», «господин Поварешкин», «мерзкий тип» и «похотливый укроп». И нужно ли упоминать о том, что после встреч с этим типом у Андрюши Жданова обычно тут же сносит крышу?

* * *

Показ шел хорошо, Катя мужественно выдержала потребность самой выйти на сцену и объявить начало, а затем пряталась по гримеркам от караулящего ее Жданова. Он сегодня был очень странным, преследовал ее, глаз не спускал, даже с людьми мешал общаться, Мишу, например, чуть взашей не вытолкал из зала, Катя его еле удержала (в буквальном смысле, вцепилась в руку, а Борщова вежливо попросила отойти, мол, там кто-то спрашивал его, рецепт, кажется, хотел переписать). И чего это Андрей бесится? - недоумевала она, подтягивая на груди платье, норовившее все время сползать вниз.
Пробравшись тайными закоулками в зал, Катя оказалась атакованной «Женсоветом», Милко заставлял их выйти на сцену, а они до жути боятся сцены. Катя их очень понимала, но, как стратегически мыслящий руководитель, была уверена в том, что на сцену им — нужно, и даже обязательно нужно, поэтому взялась лично их подготовить к столкновению с большой модой: убеждала, просила, поддерживала, льстила. И в результате — успех, громкие аплодисменты, счастливый «Женсовет».
- Катя, поздравляю вас! Это самый яркий и душевный показ, который я видела, а видела я не мало, поверьте! - Надежда, мягко улыбаясь, пригубила бокал вина. К ней, как пчела на цветок, тут же прилетел Малиновский, обнял ее, а вот на Катю по-прежнему долго смотреть не мог… почему-то…
- Присоединяюсь к поздравлениям! - отрапортовал он.
- Спасибо, Роман Дмитрич, - сдержанно улыбнулась.
Внезапно подошел Миша.
- Катя, ты такая молодец! Поздравляю тебя, - он наклонился и поцеловал Катю в щеку.
Ой, зря он это сделал, конечно… Кое-кто, наблюдавший со стороны, в одно мгновение вспыхнул, как фитиль, и готов был нестись к этому нерадивому кулинару, бить морду, но ноги его в последний момент изменили траекторию маршрута, и запрыгнули на сцену, затем к ногам присоединились еще и руки, посчитавшие тоже достойными принять участие в самоуправстве, они отобрали микрофон у выступавшего певца… Билана, кажется… А губы, тоже присоединившиеся к акции «Долой рамки», заговорили:
- Дамы и господа, прошу прощения, что отвлекаю вас… Я бы хотел, чтобы вы все стали свидетелями самого важного события в моей жизни. Кать, - голос внезапно сел, - ты станешь моей женой?
Стало тихо: ни муха не пролетела, ни камера не щелкнула, ни Клочкова не грохнулась в обморок от несправедливости. Все молчали. Молчала и Катя.
- Кать, - это второе «Кать» лишило ее равновесия, покачнулась, скинула со своего плеча руку Михаила и медленно пошла к сцене под пристальными взглядами всех: гостей, друзей, родителей и… Ждановых, в том числе. Но Катя в этот момент ни ком не думала и никого не видела, кроме него.
- Да, - прошептала она, робко улыбаясь.
Не дошла до сцены, Андрей сам спрыгнул к ней, подхватил на руки, закружил. И тут все взорвалось аплодисментами и восторженными криками, и вспышками камер, и грохотом падающей Клочковой, и круглыми глазами, переглянувшихся между собой, Павла и Маргариты, и слезами Елены Александровны, и «Молодец, Андрюха!» от Валерия Сергеевича, наблюдавшего все это дома в прямой трансляции.
И еще один человек расплывался в широкой, счастливой улыбке — Иван Семенович. Он тоже был на показе, Андрей ему лично высылал приглашение.
- Как ты думаешь, мы успеем в бане ремонт сделать, прежде, чем они приедут? - спросил он жену.
- Нет, - покачала она головой. - Подождем, когда у них медовый месяц закончится.
- А все-таки жаль, что Антошка отказался поехать. Эта их давняя вражда с Романом… да и из-за кого! Из-за женщины! Которая сама на Рому бросилась, как голодная кошка! А Ромка хороший парень.
- Но Антоша любил ее. И до сих пор любит!
- Дурью он мается! А не любит. Похоронил себя заживо… Когда кругом такая красота, - он восхищенно огляделся, потом остановил повара, расстроенного бредущего вдоль столов, и попросил таки выдать ему вкуснейший рецепт приготовления семги в скляре, которую поглощал уже весь вечер и не мог остановиться.
А между тем, в гримерной одна из моделей вдруг забеспокоилась:
- Девочки, вы не видели Анжелу?
- Так она вроде в зал пошла.
- Нет, в зале ее нет, и вообще нигде нет, а вещи вон лежат.
- Не знаю, может, в туалете?

Анжела крепко сжимала фонарик, после того, как она напортачила с проводкой, свет тут так и не восстановили, и теперь приходилось вглядываться в темноту, а потом уже светить, чтобы не натолкнуться нинакого и не быть разоблаченной.
Она добралась до пятого этажа, подняла с пола уже привычный листок в клеточку, сложенный в два раза, развернула его и вчиталась.

«Кто ты, Дива? Явь иль нет?
Живая — это вряд ли.
Подскажи же мне ответ,
Сколько жить еще осталось?»

Анжела поморщилась, последняя строка была не в рифму, но начало - уже лучше. В этот раз даже стилистика присутствует.
Она достала помаду и, старательно выводя буквы, чтоб прочитал наверняка, написала:

«Завтра в полночь в швейном цехе
Будет встреча: ты и я,
Ужин, свечи, голос в эхе:
«Так сойдемся ж, не тая!»…

Напоследок посмотрела на свое творчество, похихикала, и поспешила обратно, в зал.

Москва утопала в лужах, и по-летнему теплый ветерок, даже не догадывался, какая пурга сейчас бушует на крайнем севере, как красные сани, застряв в непроходимых сугробах, отчаянно звенят колокольчиками, напоминая: «Мы пока тут, обездвижены, но вот пройдет пять-шесть месяцев, сугробы разбегутся, и мы наберемся сил, и нагрянем к вам, как обычно - без предупреждения! Ждите не ждите, а мы все равно вас удивим!».
И россыпь зеленой, синей, фиолетовой красок разольется в ночном небе северным сиянием, и сам мороз торжественно затрещит, соглашаясь со звонов колокольчиков.
«Мы уже в пути...» - эхом отзовутся ледники.

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

С удовольствием ещё раз перечитала Какая чудная, добрая и светлая история примирения

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Очень приятно это читать. Спасибо

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

Алла, спасибо! Прочитала мгновенно. Классно...
И, да! Любовь к городу – она ощущается во всем: в описаниях, в словах таксиста, в гордости и любовании домами, гостиницами и пейзажем. Город здесь – как еще один персонаж. Да и вообще, все очень живо и горячо.


Попробовать?

Может быть, водитель? А почему нет? Он замечательный. А писатель легко перебирается из женского тела в мужское и обратно.

Или главный «рыбный» герой? С ясными серыми глазами?

Антон вряд ли, но нельзя и его сбрасывать со счетов.

Лилечка, очень подозрительна на этот счет.

Я ставлю на девочку!

Но и Незнакомку, влюбившуюся в Ромку, никак нельзя проигнорировать.

Анжела, что пишет стихи... Хи-хи!


Алла, здорово!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Greza, один из выстрелов был в цель. Это невероятно просто, как вы так легко смогли отгадать! Браво!
А вообще, ну, не интриганка я совсем. Не буду юлить.
Девочка - это я. Это был реальный эпизод из жизни. Я гостила на такой вот даче у друзей моих родителей. Мне было лет 9. И я ненавидела свою красную курточку, мне купили ее «на вырост», и я в ней буквально тонула
Хотя про таксиста - тоже не плохая версия

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

Не надо, раз вы девочка, а не юла.


Как знакомо! И как это все здорово - в памяти остаются яркие пятна, а потом оказываются на кончике наших кистей...


А то!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Да, наша память - интересный механизм. Порою события двадцатилетней давности помнишь лучше, чем вчерашний день. Или это уже виноват дедушка Альцгеймер ?

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

Бабушка Деменция. Тоже красивое имя.
Я думаю, что фиксатором и консерватором воспоминаний являются сильные эмоции и впечатления, а с возрастом, как говорит одна моя подруга, все больше прогрессирует эмоциональная тупость и косность: уж и не знаешь, что может тебя сильно впечатлить. Все труднее сильно обрадоваться, все невозможнее безумно увлечься. Хотя, отрицательные эмоции все еще сильны, но и их нивелируют годы, это называется типа мудростью. Так что... давние воспоминания и ярче, и острее, потому что, как бы парадоксально это ни звучало - они свежее.
А может быть я ошибаюсь...

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Нет, все верно вы сказали. Яркие эмоции, положительные или отрицательные - не имеет значения, заставляют наш мозг работать на максимуме, они буквально встряхивают его и перезапускают систему по-новому, и откладываются в памяти, как важное событие, в деталях и проч.
А способность человека увлечься, мне кажется - зависит от психотипа, иной и в глубокой старости найдёт, чем повосторгаться, а иного и в 18 ничего уже «не колышет»

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

Бабушка Деменция -
Хоть сейчас запускай партию каких-нибудь сыров «от бабушки Деменции»

_________________
- Ты не туда идешь! Огни в другой стороне!
- Мне все равно, я зажгу свои.

гы-гы это наверное тех, кто в 8 (или раньше?) начинает бегать и убеждать всех, что Деда Мороза не существует...
Ой девочки, спасибо, вы такие здоровские!!
Я скучаю, хоть и молчу.

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ.

Ээх, еще раз перечитала...
Как же хорошо!!!

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ.

Перенесла этот и другие законченные фики в авторский раздел в Архиве.

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

Спасибо Alla Savos! Великолепно Аллочка!
С удовольствием прочитала ваше миди произведение "Рыбная история".
Получила наслаждение. Читается легко.
История интересная с чувством юмора. Благодарю.
Желаю удачи и творческих успехов.

_________________
Вера без любви делает человека фанатиком. Горе тем, кто скуп на любовь. Зачем жить, если не для того, чтобы любить? (Лао Цзы)
Счастье - это состояние души человека.