Катенькино тёмное прошлоеОни лежали на огромной мягкой кровати, ещё разгоряченные недавним "сеансом любви" (как это называл Малиновский), и время от времени нежно "благодарили" друг друга за доставленное "счастье".
Жданов вдруг подумал: "Когда, если не сейчас?!" - и осторожно задал мучивший его ещё с их первого раза вопрос:
- Ка-ать!.. Скажи... А тот, который был у тебя раньше - он, вообще, кто?
Он ожидал чего угодно. Что она расплачется. Что назовёт того, первого - подонком. Что влепит Андрею пощёчину и вообще откажется отвечать. Что скажет, что он - лучшее, что было в её жизни. Или что он умер / уехал в другую страну (нужное подчеркнуть). Что она ни за что не сможет его забыть. Да, даже, наконец, что это - Коля - тот самый, с которым "никогда не может быть".
Но ответ его ошеломил:
- Тебе про какого рассказать - про первого или про последнего? Или про тех, что между?
Жданов судорожно сглотнул и попытался схватить губами загустевший воздух. Не получилось.
Женщина напротив с лёгкой смешинкой смотрела ему прямо в глаза:
- Вы уверены, что хотите об этом знать, Андрей Павлович?
Андрей Павлович в ответ неопределенно мотнул головой и, через мгновенье, глухо прохрипел:
- Да.
Катя начала рассказ:
- Имен называть не буду - они не важны. И я ведь не всегда была такой, как сейчас. Хотя в университете, на первых курсах, я выглядела... скажем так: не самой первой модницей. Да и интересовалась, по большей части, учебниками. Но ты же, наверное, так себе и представлял, да?
Андрей напряжённо кивнул. Пушкарёва очертила мягкой ладошкой его скулу, провела пальчиком по губам и продолжила:
- А на третьем курсе случилась моя первая серьёзная влюблённость. Не скажу, что мне с ним было чудо как хорошо - просто приятно. Но потом оказалось, что он всего лишь воспользовался мной... Когда я это поняла, я дала себе слово, что такого не повторится больше никогда.
Андрей взял её за руку и легонько сжал. В душе шевельнулось что-то слишком похожее на совесть. Ведь они с Малиновским тоже использовали Катю - ну, если называть вещи своими именами. Стало противно и страшно.
- Папа... Ему было очень сложно пережить, когда его дочка внезапно сменила имидж, начала носить "этот срам", и когда за ней "повадился увиваться весь поток". Только вот меняться обратно в мои планы никак не входило. Утром за мной заходил один, вечером провожал другой. Жизнь кипела и бурлила. Но учёбу я не забросила, оценки и знания по-прежнему были на уровне - так что родителям пришлось смириться.
Пальцы сами собой распрямились, руки метнулись вверх и зарылись в густую чёрную шевелюру. Картинки бесчисленных Катькиных ухажеров материализовались перед его взором и калейдоскопом мелькали: туда, сюда. Андрей попытался спастись, зажмурившись - но ненавистные картинки никуда не исчезли. Казалось, он медленно сходит с ума... А Катя, меж тем, вещала дальше:
- В Германии, на стажировке, всё было немного по-другому - но только из-за разности менталитетов. Слава роковой красотки по-прежнему шла впереди меня, и я с лёгкостью могла выбирать, с кем сегодня пойти в ресторан или на светский раут. Я наслаждалась такой жизнью, она доставляла мне удовольствие. Казалось, что весь мир - только для меня, и всё возможно, и всё позволено. Меня умиляло, как мужчины соревновались за право быть со мной...
Фразы били наотмашь и тупой болью пульсировали в висках. Дыхание то и дело перехватывало. Жданов невесело прикидывал, что рассказ продлится до самого утра и вымотает его окончательно. Но прервать Пушкарёву было выше его сил - теперь он действительно хотел знать вот это вот всё про его "скромную девочку" Катю.
- А потом в какой-то момент мне резко надоело. Неискренность стала противна до отвращения, до дрожи в коленках. Они все... хотели моего тела, им нравилось щеголять моей компанией на вечеринках, демонстрировать меня своим друзьям, врагам, иногда даже родителям. Только вот по большому счету им было абсолютно наплевать на всё то, что творится у меня внутри.
Андрей потрясённо подумал, как же они с ней всё-таки похожи. Он совсем недавно пришёл к выводу (как ни странно, как раз благодаря Катеньке), что всю свою жизнь искал в женщинах такую вот теплоту: когда не надо играть подходящую к случаю роль, не надо "соответствовать" - когда можно расслабиться и просто быть. Когда партнёры интересны друг другу сами по себе, без масок.
- Поэтому по возвращении в Москву я раскопала свои старые шмотки, нарядилась в них и начала повторять, как мантру: "Я стр-р-рашная!" Так появилась новая-старая Катя Пушкарёва. Было очень забавно наблюдать за реакцией окружающих на этот странный образ: как не замечают, как не принимают всерьёз, как жалеют, как пытаются воспользоваться... Такой я устроилась в банк, и такой же пришла к тебе на собеседование в "Зималетто".
Андрей завороженно глядел на Катерину. Стройная теория о затюканной, несмелой и невинной девочке (созданная им не без помощи верного оруженосца Малиновского) с грохотом летела в тартарары. И он уже совсем не был уверен в том, что для него важнее: компания или, всё-таки, Катя.
Нерешительно предложил:
- Так, может, ну его, этот маскарад? Давай больше не бросаться в крайности - л-ладно?
И затаил дыхание, ожидая ответ.
Конец.