|
Обстрел продолжался все совещание и был настолько интенсивным, что рикошетом задело даже безвинного Милко. Гениальный дИзайнер то томно закатывал глаза, как бы признавая такой интерес к своей персоне вполне естественным, то порывался (ибо с некоторых пор допускать подобные вольности по отношению к госпоже Президенту стало чревато) снисходительно улыбнуться, напоминая о тщетности всякой надежды на взаимность, но потом обнаружил пятно на самом видном месте украшавшего его сегодня лилового шарфика и замер в кресле, обиженно поджав губы. Но Екатерина Валерьевна была занята важным делом, а потому не склонна обращать внимание на переливы в настроении Маэстро, тем более что клятый Жданов продолжал гипнотизировать собственные руки. Екатерина Валерьевна сдержала разочарованный вздох. Совещание следовало заканчивать, и она дала невербальную команду «вольно». С негромким «Ошеломиссимо, принчипесса!» отмер традиционно источавший лояльность Георгий, Милко раздраженно скомкал провинившийся шарф, а Тропинкина наконец-то позволила себе поставить на столик возвращенный Екатериной Валерьевной стакан – тихий бряк потерялся в наступившей суете. А госпожа Президент мысленно потирала руки – парочка снарядов все-таки угодила в цель! Воспользовавшись тем, что Екатерина Валерьевна отвернулась проконтролировать Тропинкину, Малиновский пихал друга в бок и что-то горячо шептал ему в ухо, жестами показывая, как низко он оценивает его интеллектуальный уровень, и это не осталось незамеченным. Екатерина Валерьевна отпустила друзей к месту отбытия ими того, что они должны были отбыть, и удовлетворенно проследовала в бар.
Она не ошиблась в Малиновском – тот сумел вложить ума своему незадачливому другу. Андрей не стал чаще появляться на верхних этажах, но определенный фидбек в виде симметричных взглядов Екатерина Валерьевна получила. Взгляды были глубоки, проникновенны и бесконечно печальны. К исходу второй недели Екатерине Валерьевне и эта ситуация надоела. «Знаешь, Маша, - однажды сказала госпожа Президент замершей в ожидании Тропинкиной, задумчиво водя пальчиком по огромной открытке с сердцем, попой Купидона и розами в люрексе, - иногда я думаю…» Разумеется, именно в этот момент в кабинет вошла Клочкова, чтобы забрать и отнести на производство очередную пачку ценных указаний начальства. Но понадобилось еще два таких рейса, розовый заяц («Погадай мне, Амура…») и томик поэтов Серебряного века, уроненный в этот раз непосредственно в виду Малиновского, прежде чем до Жданова дошло. Теперь (по-прежнему нечасто), стоило ему увидеть Екатерину Валерьевну, с его губ срывалось нечто нечленораздельное, что при большом желании можно было интерпретировать как «прости меня моя любовь», «о нет, знаю – я не достоин!» и «шакал я паршивый».
|
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Автор, 
Продолжение будет 
От массы тела, количества в нём стервозности, наличия отсутствия воинского звания и практики единоборств совершенно не зависящее 
)