НРКмания

Присоединяюсь к комментариям предыдущих авторов.
А про стиль написания работы - я бы назвала его хулиганским! ))

И правильно бы сделали! Но стоит заметить, что это довольно сдержанное хулиганство

9. А писать про то, что ты жаждешь новых поцелуев с мисс Железные Зубы, я не могу. Потому что могу себе представить, какое отвращение вызывают у тебя эти поцелуи. Впрочем, как и все остальное. Поэтому – только общие фразы, ни о чем.

Уходя, Кира коснулась губами Андреевых волос на затылке – сердце кольнуло от привычного знакомого запаха, но... можно попытаться бороться за мужчину с соперницей, хотя и это глупо, но с соперником? Какой бы звездой ни была ты, а он паршивым ничтожеством - шансов нет.

Включенный камин широко улыбался Андрею, дразня его оранжевым языком. «Замурую, гада!» - решил Андрей. Не будем искать истоков этого решения, а то потом исследователи напишут, что вооон когда еще у Жданова проявились черты подкаблучника.

Неужели все? - вертелась в голове мысль, в которую страшно было поверить, так желанна была эта правда. – Без скандалов, истерик – сама? Ради этого можно было пожертвовать вечером с Катей, - а вот эта мысль стала неожиданно болезненной. – Может, еще не поздно? Поехать за ней, выманить? Выкурить из квартиры занудливыми причитаниями и несерьезными угрозами?

Звонок в дверь. Опять Малиновский сам не свой. Что у него за неправильная лихорадка?

- Жданов, а что ты сделал с моей инструкцией? Той, из розового пакета?
- А что с ней еще можно было сделать? С такой ценной вещью? Выкрасил и выбросил...
- Куда?
- В пропасть, естественно.
- Я серьезно, Жданов! – Малиновский был взвинчен и нервен, что совершенно для него нехарактерно, но совершенно не означает, что эта нервность ему не идет. – У тебя есть, что выпить?
- Какао, горячий шоколад, шоколадный молочный коктейль. Возьми сам на кухне.

Жданов сел на диван с плиткой «Бабаевский» горький, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Роман вышел с кухни с литровым пакетом коктейля, в который была вставлена соломинка. Тут же разлегся, положив голову Жданову ка коленки.
- Это очень важно, Андрей: ты ее порвал на мелкие кусочки, прежде чем выкинуть?
Жданов честно попытался вспомнить, но у него не вышло. Чайник Малиновского опять напомнил о том, что на его коленях могла бы лежать сейчас другая голова, поизящнее и поприятнее. Могла бы или...?

- Я не помню – смял, порвал, растворил в «царской водке» и выпил...
- Это очень плохо, потому что если Катя случайно нашла ее и прочитала...
Кусок шоколада выпал из Ждановского рта на Романский не в римском смысле нос, и Андрей, размазывая коричневую сладость по лицу друга, попытался ухватить скользкий обломок пальцами.

В этот момент хлопнула дверь.
- Андрей, - Кира замерла перед живым доказательством своей правоты, - я подумала, что должна вернуть тебе ключи...
Дверь снова хлопнула. На этот раз звук был отчетливо безвозвратным.

- Она нас убьёт, - закричал Роман, вскакивая и убегая в ванну смывать боевую раскраску Шоколадного Джо. – И знаешь, как это будет? «Легким движением руки придурки превращаются... превращаются... превращаются... в элегантные трупы!»
- Неа, - сказал шоколадно-эйфоричный, но почему-то все равно не слишком сообразительный Жданов. – Она нас благословила. Можешь быть спок.
- Я буду спок только в том случае, если получу доказательства, что Катя инструкцию не видела, что компанию она нам по прежнему собирается вернуть, что она продолжает плавиться от любви к тебе, хоть и выйдет замуж за этого Зорькина, и ко мне она... как минимум лояльна. Вот когда я буду спок! Совершенно Бенджамин!
- А при чем тут Катя? Я про Киру. Она бросила меня, - с трудом пряча ликование за трагичным выражением морды лица, пожаловался Жданов. – Сказала: ну и оставайся со своим Малиновским! И держи его за руку, сколько влезет! И голос мой на совете засунь себе в... пусть в самые интимные моменты жизни он будет напоминать тебе о моем благородстве!
- Жуть какая, - буквально представил себе это Роман. - И как это надо понимать?
- Птица-говорун не отличается умом и сообразительностью! – Жданов вскочил с дивана и сделал фирменное Антипенское па: полный оборот вокруг собственной оси, в конце движения поднятые вверх руки с резким выбрасыванием пальцев (поклонницы визжат и выхватывают друг у друа фаланги). – Она считает, что я гомик, поэтому ей не нужен такой гномик. Ясно тебе, Малиновский?
- Подожди, подожди... Значит, она считает гномиком и меня?
- Да какая разница, Малиновский!!! Теперь я могу открыто ухаживать за Катей, и мне ничего за это не будет! Я могу куда хочешь с ней поехать, могу позвать ее к себе домой, могу женится на ней! Хоть завтра!
- Это поразительное в своей самоотверженности решение, Жданов, только отчасти решает наши проблемы... Вдова, пишут психологи, а тем более молодая, еще более привлекательна для большинства мужчин, чем просто свободная незамужняя женщина. Давай вернемся к инструкции: напряги свой шоколадный крем и скажи мне: могла ли Катя узнать об инструкции?
- Ну, Катя никогда не лазила при мне по мусорным корзинкам. Может, уборщицы...
- Я займусь уборщицами. А ты, когда будешь говорить с Катей, обрати внимание... Может, она обижена? Может, намекает? Может прямые цитаты проскакивают?
- Я не помню подробностей, Малиновский... Помню – гадость. И потому прямых цитат – не узнАю! Тоже мне, «Мцыри». Но если бы она прочитала... это было бы убийственно.
- А я тебе про что толкую уже битый час?!


И снится Андрей Палычу сон (избито, но что делать, если снится, если он Палыч, и если Чернышевский первый успел?).
Снежная равнина. Шквалистый ветер сшибает с ног, лыжи, подбитые шкурой выдры, с трудом скользят по сырому снегу. Андрей то и дело оглядывается на сани, которые привязаны к его спине – не потерялась ли поклажа? Там, в меховом коконе, дремлет Катя. Он должен дойти с ней до Северного полюса и уже на полюсе поцеловать. Эта мысль так горяча, что лыжи накаляются и проваливаются в снег еще сильнее, поэтому он старается не думать о поцелуе. Сколько еще идти? За метелью не видно указателей, навигация здесь как на развязках МКАД, но он точно знает, что идет в верном направлении, нужно просто двигаться вперед, не сдаваться. Вечереет. Он идет. Снежные барханы из белых становятся нежно синими. Он идет. Вдруг голубые холмы зашевелились и начали подниматься: мохнатые заячьи туши заслоняют собой горизонт. Зайцы цепью надвигаются на Жданова, он закрывает голову руками и приседает. Но ничего не происходит: цепь проходит сквозь него, как мираж. Ушли! Он снова двигается вперед, и вот уже виден большой прут, торчащий из снега – ось, на которую насажена шарообразная тушка Земли. Жданов подвигает к себе сани, откидывает защитное покрывало и... вместо Катиных алых губок почти целует зубастую пасть огромного белого песца. С неба доносится громовой хохот. Жданов поднимает глаза и в разноцветных волнах северного сияния видит трансляцию торжественного бракосочетания Кати и Зайца. На Кате нет ничего, кроме изумрудов, и от этого она еще более прекрасна и трогательна, чем всегда. Заяц тоже принарядился – он в серьгах, которые украшают отнюдь не уши, а то, что Заяц, да и Жданов, чего уж лукавить, считают главным его достоинством. Андрей падает без сил в снег, и когтистая лапа ложится ему на плечо: «Зато Кира нас благословила». «Горько! Горько!» – разносится по снежной долине. Заяц, сверкнув железной пастью, вминает в себя хрупкую, беззащитно-нагую фигурку Кати так, что из недр голубого меха остается торчать только поникшая кисть ее руки. «Расстегните мне, молнию, пожалуйста, а то у меня все лапы заняты», - обращается Заяц к Андрею прямо с небесного экрана, и два огромных изумруда летят на Жданова зелеными огненными метеоритами, от которых невозможно увернуться: он по пояс в подтаявшем рыхлом снегу.
- Ааааа! – отмахивается от изумрудов Жданов.
- Ааааа! – хватается за глаз Малиновский, – Вы с Пушкаревой сведете-таки меня в могилу!


- Шура, ну что это? Какой-то дневник погодных наблюдений! – расстроенно отодвигает от себя тетрадку Амура. – Восход – во столько-то, заход – во столько-то! Вчера небо хмурилось, позавчера вообще прошла гроза, сегодня солнышко нам улыбнулось... Солнышко, блин...
- А как надо-то? – Шурочка бережно закрывает тетрадочку. Пусть календарь погоды, но это ж она писала, да еще с мыслями о нем.
- Нужен дневник безнадежно и тайно влюбленной женщины! Вывернутая наизнанку душа! Сердечная морзянка, переведенная в слова! Чернила – слезы пополам с кровью! Чтобы до чертиков пробрало самого черта!
- Я так не смогу! – воет Шурочка.
- Если не ты, то кто же? – уговаривает ее Маша. – Я б попыталась, но у меня получится дневник сексуально-озабоченной. А тут чувства нужны, страстные, но приличные. А мне всегда вместо «задолбалась» хочется написать «зае...».
- «Зае..» - значительно точнее отражает смысл происходящего, более энергетически насыщенно и эмоционально окрашено, - говорит Света.
- Но Катя б никогда так не написала, даже в своем дневнике. И даже не подумала б! – говорит Танюша.
Вздох был опять насколько глубоким, настолько и единодушным.
- И никаких общих фраз. Каждое слово должно попадать точно в цель.
- Я не писатель! Я не умею! – Шурочка пытается запихнуть тетрадку в сумку и уйти, но ее хватают за руки.
- Все просто: никто не писатель. В людях все время что-то накапливается - хорошее и плохое. И если этому всему не давать выхода, человек сойдет с ума, его разорвет! Поэтому, кто-то танцует, кто-то орет на детей, кто-то пинает собаку, кто-то тискает кота, кто-то устраивает склоку в магазине, а кто-то подпевает во весь голос уличным музыкантам, кто-то рисует, сажает цветы, кто-то читает любимые сказки и плачет над ними, кто-то пишет... дневники, дурацкие письма, плохие стихи и еще кучу всякой ерунды. Не верится, что в тебе не скопилось того, что может вылиться признанием. Пиши не для нас и не для него, останься наедине с бумагой! Посмотри на ее жаждущую твоих слов белизну! Это объятия, Шура, это любовная постель! Никто не выслушает тебя так, как этот лист в клеточку. Напиши о своих мечтах, желаниях, безнадежности! Так, будто кроме бумаги это никто и никогда не увидит. Смело и честно. Это самое страшное – сказать чистую правду про то, что у тебя кипит внутри. Но именно она – самое ценное. Не подбирая слов, а как есть... коряво, безыскусно, по-детски... Попробуй, Шурочка! Не может быть, чтобы тебе нечего было сказать...
Девочки притихли, осмысливая горячую речь подруги.
- Ладно, я попробую. Честно.
- И... если не получится, ничего страшного. Мы придумаем что-нибудь еще. Просто, таким образом ты могла бы попробовать избавиться от своей патологической привязанности. Говорят, это работает... иногда.


- Катенька, - он без предосторожностей влетает в каморку беззаботным стрижом, - Катя! – выдвигает стул, поворачивает ее к себе, садится перед ней на корточки. – У меня для вас есть... – вкладывает в ее ладонь что-то тяжелое, прохладное, тут же смыкает маленькие пальчики, хочет коснуться их губами, но Катя выдергивает руку, раскрывает ее.
- Ключи? Вы хотите, чтобы я работала по ночам? Сторожем на производстве? – снова поворачивается лицом к монитору, ключи ложатся на жесткую поверхность стола, обиженно брякнув.
Андрей не обращает внимания на Катин сарказм, он слишком счастлив. Снова поворот стула к себе:
- Это ключи от моей квартиры. Я хочу, чтобы они были у вас тоже.
- Хорошо, положу их к паспорту. А от Северного полюса?
Жданову тут же вспоминается сон. Настроение портится. Ему хочется сразу двух вещей: узнать наверняка, спит ли Катя со своим женихом, и сделать то, что делал во сне с Катей Заяц – загробастать ее в охапку и... прямо здесь и сейчас. Катина ладошка снова в ловушке его руки. Ему удается коснуться губами кончиков пальцев... В планах: провести поцелуйную магистраль по всей длине руки к плечу, сделать остановку за ушком, спуститься в ложбинку, столь привлекательно открытую глубоким V-образным вырезом… В глазах потемнело от желания, но проект положили под сукно… Неужели ей противны его поцелуи? Почему на лице... мука?

Кате удается освободиться, и она опять глядит на светящуюся экселевскую страничку.
Андрей выдвигает стул из-за стола и раскручивает Катю на нем – вжих, вжих! Когда она чуть-чуть теряет ориентацию, резко останавливает и хватает ее. Катя мгновенно склубочивается, превращается в сосредоточие локтей, лбов, острых плечиков, коленок. Что там… как Заяц, размечтался… даже до ротика дотянуться не смог. Жданов аккуратно снимает с груди не раскрывшийся запасной парашют.

- Катя… я вам противен...
- Нет.
- Скажите правду.
- Я всегда вам говорю правду.
- Но вы не хотите, чтобы я вас целовал…
- Нет.
- Значит, вы больше не любите меня, Катя?
- Нет.
- Любите? Но не хотите, чтобы целовал?
- Да!!! – кричит Катя и пытается убежать. Но он ловит ее, это у него все же хорошо всегда получалось, надо признать.
- Значит, я вам противен?
- Нет! Нет! Нет! Все наоборот!
- Наоборот? Наоборот – это… ты мне не противна… Да! Мягко говоря, не противна, Катя! Так в чем смысл? Это все общие фразы! Скажите же мне все, как есть! – он трясет ее, пытается хоть в глазах разглядеть ответ на свой вопрос. Какой кстати?
Дверь каморки раскрывается (давно нужно было сделать крючок с внутренней стороны, сам дурачок) и на пороге оказывается Милко. Жданов тут же выпускает Катю, и она бежит прямо в объятия к этому бывшему Катененавистнику, утыкается зареванным лицом ему в грудь. И он ведь тут же ласково обнимает ее голову! Что происходит вообще?

- Этот мужлан обидел тебя, дитя мое? – Милко вытаскивает Пушкареву на свет, поднимает вверх ее лицо, снимает очки, вытирает тыльной стороной руки слезы. – Пойдем ко мне, у меня есть для тебя подарок. Только ты сможешь понять, насколько он хорош…
Уходя, Милко оборачивается:
- Думаю, что тебе было не до моих эскизов? И хорошо, у меня все равно новые. Вдохновение… меня просто разрывает от идей!

Дверь закрылась, Жданов дошел до графина с водой, отхлебнул. Вчерашние шоколадные дрожжи тут же забродили в его насыщенном этим волшебным во всех отношениях веществом организме.
- У Милко новая муза? Вот, к чему был сон! – сказал сам себе вслух Андрей, а потому со всей ужасной ясностью осознал. – Я ей стал противен, потому что Катя сменила ориентацию! Чертов, чертов Заяц! – кувшин летит в дверь, которая в этот момент открывается.
Малиновский не пострадал только потому, что теперь он всегда начеку в тех местах, где в любой момент можно столкнуться лицом к лицу с Пушкаревой.
- Андрей, уборщицы чисты! – совсем не удивился летающим кувшинам Роман, но подумал, что каска и ракушка для защиты паха лишними в его рабочей экипировке не будут.
- Естественно… они ж из хлорки не вылезают, - попытался сделать вид Жданов, что он не он, и кувшин не его.
- Я не про то! Я про инструкцию.
- А!!! Так быстро?
- Экспресс-диагностика. Но вот знаешь, что я тут подумал… А вот если кто-то из близких Кате дам?
Андрей наматывал круги вокруг стола, чтобы сжечь излишки адреналина.
- Не похоже.
- Я тоже думаю, что они не знают. Твои аргументы каковы?
- Да если б они узнали… Они б смотрели на нас с ненавистью за весь женский род, с концентрированной укоризной, подкалывали бы, поджимали губки…
- Точно! Устроили бы плач Ярославны у Кати в каморке, проткнули бы мое кресло осиновым колом, чеснока бы понавешали во всех углах…
- А главное не это… Они б не смогли смолчать, сказали бы Кате. Какой ужас…
- И то, что мы до сих пор живые, а барышни не проявляют к нам никакого особого интереса, а занимаются сугубо своими девчачьими делами…
- Говорит о том, что инструкция твоя, Малиновский, отправилась точно по адресу: на городскую свалку!
- Никогда не думал, что буду так рад столь несправедливой оценке моего творчества.
- Чтоб тебя творческий кризис посетил!
- Ты с ума сошел? А о человечестве подумал?
- Мне есть, о чем подумать…
- Говори.
- Например, отвлеченный философский вопрос: в каких случаях женщина не хочет целоваться с тем, кого говорит, что любит?
- А ты сегодня зубы чистил?

АААвтор я не могу у меня, кажись, перенасыщение шоколадом где старый-добрый виски? Хотя Андрюша и без виски родной и близкий. Ну, вот, рифма сама лезет
Даже не знаю, кого больше жалеть, Катю или Андрея... Или Шурочку, которой нужно откровенничать с бумагой

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Ага, подлецу все к лицу А до чего хорош был с сигареткой и в переживаниях по поводу Викиной беременности!

Классный каламбур! Была когда-то настольной книгой

Отличный клип был kwaki :grin: Может, у нас тут сохранился или у Фелиции в закромах

Но-но! А фанфики-то? Не ерунда, а бальзам на душу

Деанон практически?

Может, в конце концов. А пока - "адресованая другу ходит песенка по кругу"... С заходом к разным не в меру любопытным

Автор, полный восторг!

Будет вам и виски, будет и свисток.

Как я вас понимаю! Лезет и лезет: Андрюша – хрюша, волокуша, сладкуша...

Чаго их жалеть-то? У них страсти! Жисть кипит – кипит!!!! Счастье... А уж Шурочку вообще...ее потом за уши не оттащишь, так и будет писать всегда, писать везде... Еще на форум забредет...


Да! Ну что ж делать. Ну, милый!

Да? Здорово было бы посмотреть. Я видела клип на эту песенку про героев другого фильма, хохотала как ненормальная.

Фанфики благоразумно были вычеркнуты из перечня, хоть и были туда сначала вписаны. Фанфики – это святое. Дело жизни буквально.

Ха! Автор просто уверен, что его известность не простирается настолько далеко, чтобы он был опознан многими по качеству и разлиновке бумаги, на которой пишет. Поэтому он спок. Да и... Когда там все исчезнет-то, как обещали? Успеть бы дописать!


Правда-правда? Йес!

Спасибо!

Извините, ошиблась. Ник автора клипа пишется вот так: kvaki, назівается он "Грустная сказка", но та ссылка на него, что есть вот здесь, topic2768.html, она не работает, клип-то давнишний.

Нашла!!!! Спасибо! Чуть не захлебнулась соплями!


Не знаю, сможет кто-нибудь из ссылки увидеть? Просто задала в поисковике "Грустная сказка", кваки, клип по НРК.

Дорогой Автор спасибо!
Смеялась взахлеб
И да, не узнать вас невозможно)

_________________

Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог. (Ф.М. Достоевский)

Автор, склоняю шляпу за продолжение чудесной фантасмагории, в которую Кирочка так органично вписалась. Как говорится, бойтесь своих страхов, они имеют свойство сбываться. Стоило так активно гоняться за призраками, если реальность подкинула-таки немую сцену.
Это была картина маслом, то есть шоколадом
Хотя реакция Андрюши наводит на мысль, что прекращать воспитательные санкции рано.
Но самое душевное, что Жданчик в какао-бобах и Малина в каске бесконечно милые, хоть и разгильдяи. И как Вам удается так вживаться в мужскую психологию, просто загадка!

10. Первую часть плана по укрощению нашего монстра ты уже выполнил, за что тебе от лица трудового коллектива огромное спасибо.

Очередное заседание Женсовета проходило в Андреевском обеденном зале московского кремля кафе «Ромашка». Хотели пригласить для запечатления этого торжественного момента кого-нибудь вроде Репина, но вроде и за оставшуюся от прочих расходов сумму не нашли. А компромиссов в этом деле быть не должно: либо уж шедевр, либо пусть потомки потом кусают друг другу локти, что не обеспечили предкам возможностей для достойного вхождения если не в Историю, то хотя бы в собрание Государственной Третьяковской галереи.

Да и хорошо, что не нашли! Опять вся тушь, даже очень водостойкая, буквально профессиональная - для синхронисток-плавальщиц, водолазов и самок тюленей стекла черными ручьями по щекам всех оттенков розового. Читали Шурочкин дневник.

- Конечно, это надо отредактировать, - сказала Амура, зацепившись глазами за пару неизвестных ей аббревиатур, - скорректировать цвет волос, сплетающихся в твоих мечтах с его, рост опять же соизмерить, удалить все непонятки, сленг, непрофессиональные термины, профессиональные термины, архаизмы, жаргонизмы, индивидуализмы, по которым тебя можно будет вычислить в два счета… Но все остальное – это ж ... это ж... !!!
- Шедевр! – выдала, всхлипнув, Маша.
- Ты талантище, Шурочка!
- Гений!
- Одно слово – автор! Нет, Автор – с большой буквы!
Девочки добры и щедры, эмоциональны и благодарны, снисходительны и милосердны, полны чувств и сочувствия... Не то что эти сухари, у которых на первом месте... А что у них на первом месте? Интересы желудка? Уязвленное самолюбие? Сомнительная логика? Душевная лень? Вялые амбиции? Лучше автор не будет продолжать. Он не мужененавистник и не феминист-ка, и все время влюбляется в мужчин, но женщин уважает и ценит несравнимо больше.
- Итак, переходим ко второй части плана, заключительной, добивательной, я бы так сказала. Первая, по-моему, удалась! Только Катюшино преображение чего стоит!
- Да, Катька-то... Я сама от нее глаз оторвать не могу! – искренне порадовалась Танюша. – Интересно, а Андрей Палыч с Роман Дмитричем что думают?
- Интересно, ага. Вскрытие покажет. По-моему, Жданов обалдевает от Катьки. Он или не может, или не пытается скрыть ошалелости, это ж видно невооруженным глазом! А как он дергается каждый раз, когда ей цветы присылают! Ощущение, что он ее под стеклянный колпак готов усадить, лишь бы никто не увидел и не увел столь прекрасного специалиста.
- Ага, он бы на нее картоночку повесил: «руками не трогать, собственность «Зималетто».
- В гроб хрустальный уложить он бы ее хотел, это вернее, - сказала Амура. – Но задергался, задергался наш Андрей Палыч, и так осторожненько теперь с ней: «Екатерина Валерьевна», - Амура смогла передать нужные вибрации, - будто боится...
- Конечно боится, «Зорькин»-то – не дает расслабиться.
- А Роман Дмитрич? Я еле сдерживаюсь каждый раз, чтобы не прыснуть, когда он подпрыгивает, если Катя оказывается рядом! – Маша вспоминает и смеется.
- Да они оба! Раньше ходили тут уверенной поступью царей природы, а теперь вдруг оказались в середине пищевой цепочки... – смеялась Света.
Все на нее посмотрели удивленно.
- Это я вчера со своими уроки делала, - она махнула рукой. – Литературу и биологию.
- Может, хватит уже? Припугнули и ладно? – не сдается Шурочка. – Не надо... дальше?
- Надо, Шуруп, надо! Да и что изменилось? Напряглись они, занервничали... и все.
- А чего мы хотим? Чего хотим добиться? Ведь Кате уже ничем не поможешь! Даже если б мы могли заставить их раскаяться и попросить у нее прощения – оно ей надо? Ей нужно то, чего никто ей не может дать, тем более – мы.
- А мне кажется, что все же лучше, если не как со мной – пережевали и выплюнули, - никогда не забудет обиды Машка, - а по-человечески если, так пусть лучше поздно, чем никогда! Попросить прощения у Кати за то, что они ею, как игрушкой играли – ей бы могло стать легче. У игрушек не просят прощения, у человека – да.
- Чтобы они поняли это, им нужно оказаться на ее месте, потерять все, что было дорого и потерять именно так – не волею судьбы, а по чьей-то – человеческой - воле! Вот что будет наглядненько! И то, не факт, что это сработает, может им вообще не дано понять… Несколько шансов на сотню, что раскаются.
- Ох, девочки! Опасная это игра! Как бы нам потом раскаиваться не пришлось! - это голос Ольги Вячеславовны.

В дверях «Ромашки» появилась Катя. Как принцесса из второй серии «Обыкновенного чуда», ожидающая прихода Смерти, как дочь царя, которой суждено по статусу и красоте быть отданной в жертву чудищу – бледна, тиха и молчалива, и прелесть как хороша.
- Девочки, вы не беспокойтесь. Коля оформил все документы, он теперь может действовать от моего имени и... если что, передать права кому-то из акционеров. С «Зималетто» все будет хорошо. Свет, а можно мне в сейф в бухгалтерии положить ключи от Андрей Палычевой квартиры? А то... помните с компом? Любой может зайти и взять. Пропадет что – я ж с ума сойду, он и так мне не верит...
- Ключи? – дамочки удивленно переглянулись. – А зачем он дал тебе ключи от своей квартиры?
- Сказал, что хочет, чтобы были у меня они, - слегка дернулись плечики Кати. – Может, тоже какая-то ловушка? Или... если я не захочу возвращать им компанию, будут меня шантажировать какой-нибудь кражей? – Катя посмотрела слегка безумным взглядом на подруг, – Может же так быть? А если в сейфе - надежнее. Не хочет забрать обратно, упирается... И я не хочу… Ничего не хочу, девочки!
- Совсем-совсем? – обняла Пушкареву Маша.
- «Я б хотел забыться и уснуть», - улыбнулась благодарно Катя. – Но не получается. А проснуться - и будто бы не было со мной ничего этого.
«Даже любви?» - хотела спросить Шурочка, но не стала.

Когда Катя пошла на свое рабочее место после возвращения из «Ромашки», девочки переглянулись.
- Хорошо, Амура. Продолжаем нашу «Педагогическую поэму». Не могу видеть, что они с Катериной сделали, - Уютова революционным шагом не старой еще комсомолки направилась к себе.
- Вот и славно, - брякнула браслетами Амура, - начинацию «Шаровая молния» операю! Шура, ты вечером – со мной.

Случайным или не случайным было совпадение в названии операций двух групп, все равно особое подразделение Армии обороны Израиля и в подметки женсовету не годилось! Будем надеяться, что нашим женщинам удастся избежать даже минимальных человеческих жертв.

Следующие несколько дней могли показаться спокойными непосвященному зрителю, но не нам, присутствующим одновременно в каждом уголке офиса Зималетто и способным пересчитать Ждановские ресницы и заусенцы на среднем пальце Малиновского.

Кира гордо ходит на работу, борясь с желанием рассказать Вике о своих новостях, потому что еще не придумала достойную формулировку, объясняющую прессе разрыв со Ждановым. Сашка уже в восторге, родители аккуратно подготовлены к страшной вести: «наши с Андреем взгляды на брак не совпали, как и на половые взаимоотношения между людьми». Пусть Андрей сам им рассказывает об изменении своего сексуального курса, оно ей надо?

Роман находится в состоянии пристального наблюдения за всем и вся, все чаще обостряется его странное недомогание: то он страдает почечуем, то завалами или расстройством, то случится с ним «ресъ», то вообще ему "мало можется". Чаще всего эти эпизоды совпадают со встречами с Екатериной наедине или при свидетелях, от которых, впрочем, если что – толку будет мало. Особенно плохо сделалось Малиновскому после того, как жестокосердный и жестоковыйный («выя» – шея, не путать с «вымя» – грудь) Андрей отправил друга одного в каморку к Кате, выяснять, когда будет готов отчет. После непродолжительной и безрезультатной беседы Роман Дмитрич чувствовал себя простреленным сразу в нескольких местах и буквально ощущал, как жизнь вытекает из невидимых зияющих дыр. Женсовет не вызывал никаких подозрений: встречают радостно, провожают с энтузиазмом, чморят Вику, помыкают Федором, отлынивают от должностных обязанностей, верещат от восторга, когда Зорькин делает очередной красивый жениховский жест: не надоело?

Катя, как послушная девочка, выполняет указания коллектива и старших по званию: жует утром мамины сырники, надевает Милкины наряды, с которыми быстро смирился Валерий Сергеевич, как только ему было доложено, что это дресс-код, то бишь комплект служебной униформы. Пушкарева наша Катя методично делает все, что входит в официальные и неофициальные должностные обязанности, виртуозно уклоняется от попыток Жданова поговорить, обнять, поцеловать – это тоже указание сверху, из черепа, в чем ей очень помогают Милко и девочки, у которых рабочая активность на небывалой высоте, они то и дело врываются в кабинет президента для выяснения самых насущных вопросов и всегда не вовремя или вовремя, с чьей стороны смотреть. Вечером за Катей заезжает то Зорькин, то папа, то она уходит, окруженная плотной толпой подруг, как Берлинской стеной. И никому невдомек, что встроенный в Катю таймер уже начал обратный отсчет: есть предел у любого, даже самого ангельского терпения.

А Жданов... Жданов уже слетает с катушек, просто это не так заметно, у него образ такой – внезапного и противоречивого, все привыкли, что он орет, вращает очами, машет руками, хлопает дверями и ищет Катю. Всегда ищет Катю. По делу, естественно. И уже не радует его свалившаяся внезапно на него свобода – он даже сообщить о ней никому не хочет – зачем, если он сообщил Кате и сказал, что теперь им ничто не мешает быть вместе, что после совета... , а она лишь еще больше потускнела и спросила: «Неужели вас действительно так Зорькин напугал? Значит, мне вы никогда не верили...» И все эти разговоры с ней – как детская юла: по кругу, по кругу – одни и те же слова – препятствия, и он как лошадка прыгает и прыгает через них, но ведь финиша нет и не будет, пока игрушка не сломается совсем. А еще ему кажется, что он бьется огромной мухой в стекло, за которым Катя – так близко и недосягаемо, и ни пробить стекла, ни разбиться об него – невозможно. Слишком легок он, невесом. Вроде взрослый человек, состоятельный мужчина, президент и прочая, и прочая, и прочая, а – пустышка. Все в нем держится на одной последней не лопнувшей струне: совет, дожить до совета, пережить его, чтобы скинуть на время с себя эту проблему, и уже вплотную заняться Катей. Но что-то подсказывает ему, что его поезд уже ушел... И, главное, совершенно непонятно, из-за чего, что случилось вдруг и что нужно делать... И это непонимание происходящего в совокупности с невозможностью действовать, невозможностью осуществить даже самое простое, но очень насущное желание – просто целовать Катю, сводит с ума. Если бы кто-то смог влезть в голову Жданову, он бы удивился его живучести, ведь лишение человека витальных потребностей неминуемо приводит к смерти. Кто бы мог подумать, что поцелуйная (конкретно Пушкаревско-поцелуйная) депривация окажется не просто мучительной, а опасной для жизни?

Ах, это мы все тут размышляем, а Жданов уже давно в состоянии свободного падения и каждую минуту ждет удара о землю или... резкого рывка строп раскрывшегося купола. Он еще верит в такую возможность. Потому что Катя пока здесь, рядом.
В общем, картинка такая: тревожная тишина, насыщенная разнообразными энергиями: ЖАП, ци и прочими, которым буквы, слоги и аббревиатуры еще не присвоены.


То утро было ясным и по-весеннему морозным. Малиновский энергично вошел в приемную перед своим кабинетом и...
Шура и Амура вздрогнули в ответ на его приветствие, а с их лиц не сразу сполз испуг, нехотя уступивший место неестественно приветливым и радостным улыбкам. Что они там такое читают? Выражение лиц секретарей напомнило Малиновскому сценку из юности: они с товарищем по пионерлагерю подсунули в палату девчонкам порнографический журнал и наблюдали за ними в щелочку в стене. Это было не менее любопытно, чем рассматривать сами фотографии, что по уровню интересности в те годы для них превосходило все остальное. И вот, когда мальчишки неожиданно заглянули в палату к девчонкам, у тех были точно такие же лица: возбужденно-виновато-испуганные.

Малиновский сделал вид, что ничего не заметил, вошел в свой кабинет, а потом высунулся из-за двери снова:
- Леди, а вы случайно не знаете, вокруг кого это там кружит Вика? Что за видный мэн с букетом?
Дамочки переглянулись, поняли по глазам друг друга, что что-то интересное прямо сейчас проходит мимо них, подскочили и наперегонки бросились вон.
- Сейчас узнаем, Роман Дмитрич!
- Давайте! Только мне нужна полная и максимально достоверная информация!

Так, прикрытая документами тетрадочка, довольно замусоленная (дневник, изготовленный аккуратными девочками за два вечера, на третий был отдан поиграть Машиному сыну, поэтому теперь он выглядел как повидавший виды, что и требовалось для достоверности). Оставили! Повезло! (Везение это или невезение – покажет время. Время, вперед!).

«Я не верила, что у меня получится скрыть это от всех. Особенно от него, ведь иногда кажется, что именно он и только он среди всего этого зоопарка – человек, способный увидеть, понять, почувствовать. Как приятно и как больно было подыгрывать ему в его «проверках» - кого? Конечно, тебя... мое зеленоглазое божество.
Хочешь? Ты хочешь, чтобы я обманула тебя? Хочешь, чтобы это был АП? Пожалуйста, для тебя – все!»

Малиновский несколько раз перечитал эти строчки и уставился в стену. Как шныряла мысль по кривым извилинам в его черепушке, нам увидеть не дано, но скорость у нее была приличная, и с приёмистостью тоже все в порядке. Перевернул страницу:

«Как скучны все люди со своими правилами и моралью! И даже те, кто свободны вроде бы от условностей, все рано зажаты в собственных рамках дозволенного. И кажется, только ты один способен быть совершенно свободным… Как бы мне хотелось пойти с тобой и за тобой, пусть на погибель, но узнать, ощутить, увидеть это – безграничность желаний и их осуществление. Любой ценой. Но разве ты когда-нибудь глянешь в мою сторону? Мужчина с пьянящим именем?»

Позвонил Урядову, попросил в срочном порядке собрать в отделе кадров весь женсовет для очередного напоминания, что курение вредит не только здоровью, но и рабочему процессу, что это не только не модно, но и некрасиво. Велел взять с каждой расписку о том, что дамы прослушали предостережение. Урядов не стал спорить и удивляться: почему бы ему не провести полчаса, а то и больше в приятном женском обществе, тем более, если это угодно начальству.

Поставил за углом на проходе стул, на него водрузил пустые ведра из хоз-шкафчика и швабры – шлагбаумами во все стороны – спасибо уборщицам! – встал у стола так, чтобы можно было вернуть тетрадку на место, под документы, одним движением.

«Ты играешь со мной? Я согласна быть твоей куклой. Пусть ты будешь счастлив от того, что прав в своих догадках – как горько, что совсем неверных! Я готова принести в жертву свое тело твоей идее, отдаться другому, чтобы лелеять в душе радость, мой режиссер: твой спектакль удался на славу, твои марионетки дрыгаются на ниточках, как живые. И пусть целуя одни губы, я думаю о других – главное, что ты свободен от моей привязанности. Это самое главное – не стать отягчающим твою легкую жизнь фактором, я могу переносить насмешку от тебя, но не жалость».

У Малиновского на лбу появилась нездоровая испарина, а сердце отбивало рваный джазовый ритм: «Она знала об их затее? И подыгрывала? Зачем?»

«Я завидую АП – он располагает тобой, как своей собственностью. Ты появляешься рядом с ним, как факир из волшебного кувшина – и бури стихают, подчиняясь тебе, твоей улыбке. Цвет твоих волос – мечта о лете, о стоге сена, в который мне никогда не упасть с тобой, никогда не обнять тебя, оплетя руками и ногами, обжигая нежностью своего истомившегося по тебе нутра. Моим длинным пальцам никогда не узнать, каковы они на ощупь: твои волосы, твои мышцы, твоя кожа и отросшая щетина на щеках. Но я готова пить ушами твой голос и глазами – твой образ, ах, только бы никто ничего не заметил! Мне кажется, что мое отчаяние и безнадежность так и льются из моих глаз и сшибают тебя с ног. Как удержать в себе эту черную адскую страсть? Если ты дьявол, забери меня в преисподнюю!»

Он листал страницы и каждая строчка притягивала, но время неумолимо летело, поэтому Роман решил обратиться к концу записей:

«Я никогда бы не сделала плохо твоему Андрею и его «Зималетто», потому что от этого же зависит и твое счастье? Пусть они меня уговаривают, пусть соблазняют, пусть толкают на примитивную и низкую махинацию… Что деньги? Власть? Разве я могу купить этим твою благосклонность, дружбу? Что могут знать эти мужчины о любви? Да, мне трудно терпеть прикосновения и ласки АП, но я соберусь с духом, прости меня, мой кукольник! Если бы у меня была хоть капля надежды… За одну ночь с тобой я отдала бы все! Воспоминание о ней защитило бы меня от любых соблазнов и горестей навсегда… Но ты все дальше от меня и мои силы тают. Зачем они все крутятся около меня, если я почти мертва: ты так редко являешься теперь, и я не слышу твоего голоса…»

На полях дневника там и тут, среди каких-то странных пятен всевозможных оттенков, красовались сплетенные в диком шрифтовом экстазе буквы «П» и «М», а иногда «К» и «Р».

Роман с трудом оторвался от пышущей жаром страсти тетрадки, когда раздался грохот падающих ведер и удивленное бормотание секретарей. Он быстро спрятал дневник под документы, страшно сожалея, что его нельзя забрать с собой, что не все признания им прочитаны и перечитаны. Он чувствовал себя слегка оглушенным. Тронутым. Польщенным. Гордым собой и счастливым немножко. Нет, очень счастливым! Огромная тяжесть упала с плеч: его здоровью и жизни ничто не угрожает! Он дважды, дуралей, ошибся! И как глобально, доморощенный психолог, бл...! Чуть сам себе не навредил самовнушением, идиот. Он же совершенно здоров! Он так горячо любим, что им теперь вообще нечего бояться! Все прекрасно! Здорово! Отлично!

И Романа вовсе не смутили «длинные пальцы» писавшей и ее почерк, потому что электронные документы лишают авторов фанфиков и их действующих лиц столь милых сердцу прошлых поколений подозрений, связанных с написанием хвостика буквы «в» в фамилии «Малиновский».

А сомнения и настороженность, относительно того, что кто-то там крутится вокруг Кати и уговаривает ее на что-то, что ее силы изображать любовь к Андрею иссякают – еще бы, при такой страсти к нему! – они придут позже, а пока все внутренности Малиновского вибрировали от какой-то необыкновенной наполненности. Вот чем?

"Если я надену солнечные очки, то ведь меня никто не узнает?" - спросил Единорог.

Штирлиц в буденновке, в шароварах с лампасами, с шашкой наголо шел по коридорам управления РСХА, волоча за собой деревянную кобуру с маузером и алый стяг. Никогда он еще не был так близок к провалу.

Вот так поворот
Андрюша пришибленный, Роман окрылённый Но это ненадолго. Я надеюсь, что автор их потом поменяет эмоциями

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Мне очень нравится слово "фантасмагория"! Спасибо!


Я ее так четко увидела! И так хохотала!


Да и мне еще не надоело!


Это любоффь....

Спасибо, дорогой заказчик за такое удовольствие!

Кто его знает, что придет автору в голову и как видоизменится то, что уже пришло под действием ожидаемого солнцепека?

Ну, как тут не вспомнить моего любимого Довлатова: "Я уверен, не случайно дерьмо и шоколад примерно одинакового цвета. Тут явно какой-то многозначительный намек. Что-нибудь относительно единства противоположностей."
И вот вам доказательство: Андрей в дерьме, а Малиновский в шоколаде.
Автор, вы прекрасны и удивительны! Обожаю ваше ЧЮ. Чудесная шалость! Получила массу удовольствия и как наркоман жаждет голландской булочки с каннабисом, так и жду каждую главу. Спасибо!

Ключи от хаты в сейфе бухгаштерии
Ааааааааааааааааа

Вряд ли можно было лучше подметить весь скрытый смысл происходящего, Girina!


Спасибо, взаимно!
Хотелось бы теперь закончить более менее достойно, а то ведь принцип: "главное - ввязаться" - он такой, предателски коварный и крайне недальновидный.

Ржу и радуюсь, сама не знаю, чему

Дать Палычу совет позволите? Любую стену нужно разбирать по кирпичику, для начала извлекая те, что в первую очередь поддаются. Например, слабое звено - Татьяна, падкая на лесть начальства и его же дармовую выпивку, был же прецедент. Главное, действовать осторожненько, чтобы не обрушилось, а то погребёт под неприятными известиями
В который раз восхищусь здешним женсоветом - так вбить клин между лучшими друзьями! Похоже, Малина получит в челюсть раньше Катькиного воцарения в "Зималетто". Хотя... некоторые условия уже соблюдены: она преобразилась и дневничок прочитан ("А какие в нем отметки?" )
Шурочке и Автору, несомненно, отлично!

Да, спасибо! Принимается!



Здорово подмечено! И запомним же все сказанное!
Спасибо!