Не прошло и полгода
28. Был я светел, словно день, стал я чёрен, словно ночь
— Ром, — сказала Катя, — послушай меня, я же вижу, что ты заблуждаешься. Ты не любишь меня. Может быть, просто увлёкся ненадолго, но вчерашняя ночь доказала, что всё возвращается на круги своя. Давай спокойно разойдёмся и останемся друзьями.
Малиновский опёрся руками о Катин стол и вперил взгляд в её лицо, словно что-то пытался там найти, потом, хлопнув дверью, вышел из каморки, в кабинете что-то грохнуло, и Катя вздрогнула. И подумала, что сейчас он уйдёт. Но — нет, Роман вернулся и, поморщившись, сунул руку со сбитыми костяшками в карман.
— Вот говорила мне мама, что курить вредно, а я не верил. Думал, вредно из-за рака лёгких, а, оказывается, у всех последствия-то разные. У меня вот заблуждения какие-то… галлюцинации… любовь мерещится. А я же любить-то не умею. Все умеют, а мне не дано. Такой вот заводской брак. Вот обидно, наверное, маме с папой, родился у них эмоциональный инвалид, которого только на одноразовый секс и хватает.
— Ром…
— Так, вопрос любви временно опустим… Что же такого вчера случилось катастрофичного, что ты сделала такие выводы обо мне? Конечно, я и сам виноват, репутацию себе наваял, будь здоров. Но от прошлого никуда не денешься, Кать, что было, то было.
Катя замотала головой.
— Это всё несерьезно. Ты…
— Несерьёзно? — перебил её Малиновский, срываясь с шёпота на крик. — То есть ты вот таким меня и видишь, да? Вечно хохочущим феем, перелетающим с цветка на цветок? Даже не потрудившись что-то узнать обо мне, лепишь тот же самый ярлык, что и все вокруг. Да, я сам, наверное, виноват, что не исповедаюсь всем и каждому о том, что у меня внутри… Но неужели ты думаешь, что всё это, — он махнул рукой куда-то в сторону, — далось мне легко? Думаешь, в компанию я попал по блату? Мол, друга сына президента компании без вопросов примут на работу, неважно, есть ли у него образование, нет ли… И акции мне за красивые глаза подарили. А я всё это собственным горбом заработал. В Москве, знаешь ли, не так уж и любят приезжих. Впрочем, зря я это говорю, — он весь как-то сник и тряхнул головой. — Только ты и сама в любви ничего не понимаешь. И слушать меня не хочешь, я же вижу. Но, когда любят, Кать, любят по-настоящему, всегда находят возможность и силы выслушать, дать человеку шанс. Значит, у тебя тоже… заблуждение? — Роман отошёл от стола и взялся за ручку двери. — Пойду я, Кать. К моделям. Видимо, одноразовый секс и вправду мой потолок.
— Ром, подожди… — еле слышно прошептала Катя, но он уже вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, и она разрыдалась.
***
Конечно, ни к каким моделям он не пошёл. Бессмысленно обжиматься с очередным безликим телом только назло Кате. Да и девочки не виноваты ни в чём. Им нужна работа и уверенность в завтрашнем дне, вот они и пытаются её получить любым доступным способом. А ему нужна Катя, и он тоже хочет уверенности в том, что и он нужен ей.
Только Кате он, кажется, не нужен. Зря он ей наговорил про работу, акции… По сути, эта информация ничего о нём самом не говорит. Ну, пробился, зацепился в Москве, молодец, только вряд ли это действительно волнует Катю. И то, что он способен поставить цель и добиться её, совсем не отменяет того факта, что он и, правда, словно мотылёк, порхал от с цветка на цветок, точнее, от бабочки к рыбке и прочим доступным представителям фауны. При этом считая каждую особь женского пола хищницей… Бедненький мальчик Ромочка, обидела его девушка Сонечка, и он, обиженный, всех под одну гребёнку сгрёб, мол, все женщины одинаковые. А ведь вроде не имбецил, университет закончил и должен был понимать, что к чему.
А уж какими эпитетами он «награждал» Катю… Словно то, во что упакован человек, важнее того, что этот человек из себя представляет. Даже и не вспомнить теперь, чем ему Катя так не понравилась. Ведь те же брекеты носила и его секретарша Шурочка, а в её адрес он никогда не позволял себе говорить таких оскорбительных слов. Да и сам давно ли носил, что попало? Фланировал по универу в старых джинсах и свитерке и не парился. Копил на машину и у родителей денег брать не хотел. Даже питался в тот период кое-как. И никто почему-то не смотрел на него, как на убогого. А он над девушкой смеялся и гадости говорил. Молодец, нашёл слабого для своих словесных извращений. А теперь несправедливо обиженным себя посчитал.
Сам виноват. Катя ему не верит — разве можно её за это осуждать? Ещё, дурак, накричал на неё… Повёл себя хуже пятилетнего ребёнка, ей богу, удивительно ещё, что Катя в него чем-нибудь вроде степлера не запустила. Показал себя, блин, в лучшем свете.
И что ему теперь делать? Как показать Кате, что он любит?
Дарить открытки или игрушки — пошло и банально.
Цветы? Попробовать стоит. Только не розы. Нужно что-то оригинальное, свежее… что-то специально для Кати.
Вспоминая о своих родителях, всегда восхищался тем, как мама и папа заботятся друг о друге. Возможно, именно забота и есть самое главное в любви? Не слова, не подарки, а постоянное стремление сделать мир любимого человека безопаснее, светлее, лучше?
***
— Шур, ну что там? — шёпотом спросила Амура у прижавшейся ухом к двери кабинета Кривенцовой.
— Что, что! Тихо, как на кладбище. А вдруг с ним что-то случилось?
— Ну что с Малиновским могло случиться? Может, он там просто работает, а ты уже панику развела.
— Это ты просто не видела, с каким он лицом мимо меня пронёсся. Знаешь, прям как в песне: «был я светел, словно день, стал я чёрен, словно ночь». * Я его последний раз таким видела, когда мы Катьке про мнимую Клочковскую беременность сказали, — Шура поёжилась.
— Пойдём к Пушкаряну сходим, может, они поссорились… У неё всё и узнаем. Как говорится, из первых уст.
— Как будто ты Катьку не знаешь, — буркнула Кривенцова. — Из неё же не вытянешь ничего. Не человек, а могила.
— Что-то тебя сегодня так и тянет на кладбищенскую тематику, — поморщилась Буйо. — И всё же мне кажется, ты зря волнуешься. Даже если поссорились, то обязательно помирятся.
— Ага, милые бранятся — только тешатся. Слышали, знаем. Только Роман Дмитрич там уже два часа сидит и не выходит. Того и гляди, как Жданов, начнёт тяжёлыми предметами бросаться.
— Вряд ли. У Малиновского склад характера не тот.
— Наверное, ты права. Но мне что-то всё равно неспокойно.
— Это потому, Шурок, что у тебя своей личной жизни нет. Зациклилась на своём начальнике, а ведь вокруг полно не менее достойных мужчин.
— Ага, лилипутов, — фыркнула Кривенцова.
— Всё, — поднялась из-за стола Амура, — ты как хочешь, а я пошла на перекур. У меня от твоего мельтешения туда-сюда уже в глазах рябит.
— Стой, я девчонкам позвоню, и пойдём.
***
«Кажется, придётся просить помощи у Коли», — подумала Катя, завершая расчёты. В том, что Вячеслав Семёнович пойдёт им навстречу и даст кредит, она не сомневалась, но эти деньги пойдут на предоплату поставщикам и зарплату сотрудникам фирмы. А отчисления акционерам? Без «НикаМоды» им не обойтись, как ни крути. Нужно поговорить со Ждановым и рассказать ему о Зорькине и его роли в «НикаМоде». Другого выхода нет. А как Андрей Павлович отреагирует на то, что информация о делах «Зималетто» известна постороннему человеку, Катя боялась даже представить. Но скрывать это нельзя. Жданов ей так доверяет, а она…
Дверь каморки распахнулась, и в помещение решительно шагнул Воропаев. С видимым удовольствием пробежался глазами по зоне декольте и осклабился.
— Ба, Катенька! Да вы прям фокусник-иллюзионист! Столько времени прятать такие формы. Сама сообразила, или кто подсказал?
— Александр Юрьевич, добрый день, — процедила Катя. — Вы по какому вопросу? Андрей Палыч…
— Помилуйте, Катюша, мы и без Жданова разберёмся, не так ли? — Александр подошёл ближе, и Катя вжалась в кресло.
— Если вы по поводу отчислений акционерам, смею вас заверить, что мы всё выплатим в срок. Можете не волноваться.
Воропаев уселся на стол и наклонился к Кате.
— А я вот волнуюсь, Катенька. Представляете? Неужели Андрюшенька всё-таки разглядел ту, что сидела серенькой мышкой в этой тёмной норке, и сорвал цветок?
— Александр Юрич, — пропел в тон Воропаеву вошедший Малиновский, — если сейчас не уберёшься отсюда, то, боюсь, кто-то очень злой подпортит тебе физиономию, ботаник ты наш.
— А, так вот кто вас опыляет, — расхохотался Воропаев. — Да у тебя, Пушкарёва, губа не дура. Роман Дмитрич у нас человек опытный, правда…
Кулак Романа врезался в челюсть Александра, и тот свалился со стола на пол. Катя только беззвучно открывала рот. Воропаев ей и раньше не нравился, но настолько хамского поведения себе никогда не позволял. И, если быть честной, она испугалась.
— Кать, иди сюда, — позвал Роман, и она взобралась на стол. Переступать через лежащего Александра было страшно.
— Он очнётся? — она уткнулась носом в свитер на груди Малиновского и прикрыла глаза.
— Очнётся. Что ему сделается. Здоров, как бык.
Роман погладил Катю по спине и мягко отстранил.
— Иди в мой кабинет. Я приберусь тут и вернусь.
Катя ушла, и Малиновский нажал на кнопку выключения компьютера. Потом толкнул лежащего Воропаева в плечо.
— Вставай, барышня, солярий закрывается.
Примечания:
* "Ты любовь моя" А. Розенбаум
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Пару Р/К воспринимаю только у Амалии 
Может, сохранить Ынтригу? 
