НРКмания

Пойду заем стресс оладушками
Какой-то тайный мировой заговор. А вдруг огурцы - тайное правительство?

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Народ, ваши данные устарели, страшные рабы и заговорщики британские ученые уже давно вывели тлеустойчивые растения! Поентому спасти нас могут только Уилл Смитт ну и Брус У... - для тех,, хто постарша...
ну и прочие бравые...
ну что бы полный Raining men (Мужиццкий дожжь по-нашински)
Как там пелось мамка-природа тоже тетка и она знала што нада делать

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ.

Мне тоже требуется успокоительное. Уже поставила чайник. Обдумываю, как изобличить огурцы.
Идей пока никаких. Кроме... А ведь зимой их откуда-то поставляют. Из теплиц? Из Африки? Мне кажется, они простые марионетки...

Ага! И холера - тоже дело ее заботливых ручек.
А тлю нам уничтожать не выгодно. Совсем не выгодно...

Тогда кто этим всем заправляет?

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Сложно сказать. Слишком запутаны следы. Но мне кажется (только это по большому секрету), это виноград. Он висит почти все лето, якобы зреет, ага!, потом манит всех обилием гроздей. И что с ним делают люди? Правильно! Вино! Через вино виноград (я бы даже назвала его ВиноГад) проникает в наше сознание, диктуя свои мысли. Затем ВиноГад маскируется в изюм и отсиживается всю зиму, управляя тайным сообществом, пораженным жулудеаном.

НЕЕЕЕЕТ! Не может быть! Как же так? Я думала, он мой друг Как он мог?
Всё. Перехожу на солод, хмель и производные.
И ни единой виноградинки в доме

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Хотя я могу ошибаться. Доказательств у меня нет никаких

В семь, нет?

Поздно. Теперь я полна подозрений... ик

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Подозрения решили снимать, проникнув в логово врага, то есть в бокальчик ?)))

Конечно ик...
я разведчик
уничтожаю врага изнутри

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Да, в семь.

_________________
Поверь мне, невозможное – возможно,
И быть волшебником совсем не сложно.
Согрей сердца людей любовью, лаской,
И серость будней обернется сказкой!

Опасное это дело - воевать с винишком))) лучше сразу сдаться!


Спасибо. Я тоже запомнила, что в семь, но засомневалась, так как это не просто конец рабочего дня, а прям финалище. Но! По фильму там едва ли не середина дня и все на рабочих местах, уходить не спешат.

Исполнение 7/?

Идея отправиться в клуб показалась гениальной только одной Кате. Андрей Павлович же, почему-то, сразу принялся отговаривать ее от этого дикого порыва, заунывно повторяя:
- Катенька, вам нужно больше отдыхать! Ну, какой клуб? Давайте, я отвезу вас домой.
- Я не устала! - широко улыбалась Катерина, пронзая Романа отблесками брекетов. - Наоборот, именно сейчас я чувствую в себе столько сил! Готова танцевать хоть всю ночь! - она сделала несколько плавных движений бедрами, повела плечиками и крутанулась вправо, вздымая подолом платья клубы химической пыли.
Малиновский упал со стула в шпагате, растянувшись на мыльном полу с глухим стоном.
- Валерий Сергеевич будет волноваться, - топтался рядом Жданов.
- В клуб! - провозгласила Катя, накидвая себе на плечи пиджак Андрея. - Роман Дмитрич, - быстрый взгляд на скрюченного вице-президента, - вы с нами?
- Д-да, - сумел-таки разогнуться и выбраться из шпагата. - Катюха, ты стала такая... - слова непривычно ускользали от Малиновского, жалили куда-то в окраину памяти и ускользали. -... зачетная.
- Правда? - стрельнула глазками в зеркало, поправила прическу. - Андрей Палыч, а вы? С нами?
- Куда я денусь! - проворчал Андрей. - Не могу же я вас бросить одну, еще и с Малиновским.
- Не, Палыч, все нормально. Можешь бросать. Катенька будет в надежных руках!

Неприятная фальшь скользила в интонациях друга. Но Жданов предпочел не отвлекаться на ерунду. Ведь Катенька уже бежала из кабинета, а она такая неловкая, вдруг споткнется, вдруг подвернет ножку! Что ему потом Валерий Сергеевич скажет?!
Андрей как представил перед собой суровое лицо подполковника Пушкарева, так аж на месте подскочил.
- Катенька, подождите! - закричал он ей вслед.
- Катюха, обопрись о надежное плечо, - увивался за Катериной Роман.

Вот так и оказалось, что в клуб они отправились втроем. Разгоряченные, взволнованные, пышущие фиолетовыми облачками и неуемной энергией.
А вслед за ними, на такси (ну, как такси... на пойманной машинке), в белом парике и в черных солнцезащитных очках, мчалась Таня Пончева. Нечто странное показалось ей в Романе Дмитриче сегодня. Что именно — этого она пока еще не понимала, но намерена была выяснить немедленно.
- Муж? - "таксист" понимающе покивал.
- Нет, начальник, - на немой вопрос таксиста, Татьяна терпеливо пояснила:
- Я подозреваю его в шпионаже. Думаю, он работает на пражских конкурентов, ворует идеи Милко, например, лиловые рубашки с ярким принтом изящных роз, похожий дизайн мы видели на новом показе мод в Чехии, и еще очень удивились сходству. Так вот... начальник ворует и сливает идеи в Прагу, оттуда товар идет в Буркина-Фасо, это в Африке, я в одном детективе это прочитала, сюжет сходится, там тоже фигурирует начальник и рубашки с ярким принтом. Вот... А из Буркина-Фасо Роману Дмитриевичу, это и есть мой начальник, поставляют коллекционные марки, он сам ими хвастался всем, проговорился, профессионалом еще называется. А кроме марок...
- Женщина, я совсем запутался. Где вы, говорите, работаете?
- В Зималетто.
- Что?
Таксист дал по тормозам.
- Дамочка, выходите! Подвозил я сегодня одну ненормальную к этому самому Лету. Сумасшедший дом у вас там, что ли? Выходите, выходите! Денег не нужно!
Пончева вывалилась из машины, поправила сползающий парик, и посмотрев вслед, рванувшему с места, таксисту, озадачилась: и что ей теперь делать?

Катя танцевала почти всю ночь. Музыка завладела ею полностью, подчинила мысли и тело, она несла ее по течению сквозь толпу других танцующих тел, туда, где ухают вниз колонки, туда, где сердце стучит в такт ритму. И кроме музыки не существует больше ничего.
Но так, честно говоря, казалось только Кате. На самом деле, вокруг Пушкаревой, как кольца Сатурна, все время крутились несколько мужчин. Один из них, по имени Роман, никак не мог сочинить Кате четверостишие (страшно признаться, но рифма к слову «Катя» не придумывалась вообще, а другие прилагательные, кроме «зачетная», и вовсе исчезли из словарного запаса). Другой мужчина появился на горизонте танцпола неожиданно, причем для всех, имя его — Герман, фамилия — Полянский, статус — не женат, по гороскопу — рыбы, по жизни — креветка, то есть подкаблучник — так его нарекла маменька (за потакание всем женщинам, кроме самой маменьки).
Герман, едва завидев Катерину, решил для себя сразу: надо брать быка за рога, то есть русалку за хвост, и вильнул под правый бок Пушкаревой, выталкивая от нее скучающего Жданова, к которому все время липли женщины и ему приходись объяснять им всем, что он подонок, что поматросит и бросит, что проведет ночку и не перезвонит, что... Да вот послушайте сами:
- Я ужасный человек, Риточка, мне же от вас только секс нужен! Но с недавних пор я изменился, очистился и больше не обманываю невинных девушек.
- Совсем-совсем? - печально вздыхали «невинные девушки», продолжая вешаться Жданову на шею.
- Совсем-совсем! - орал Андрей, перекрикивая музыку. - И не изменяю своей жене! Она не достойна этого. И вы, родные мои, достойны большего, чем я, чем одна ночь со мной!
- А я бы не отказалась от одной ночки с тобой, - скромничала Риточка.
- И я, - поддержала ее другая девушка с рыженькими прядками волос.
- И я, - добавила полненькая брюнетка с выдающимся бюстом.
- Можем все вместе поехать... к тебе... или ко мне. Мы тебя успокоим. Тебе не так грустно будет изменять жене, - хихикала Риточка, другие девочки тоже хихикали, согласно кивая.
- Нет же! - досадовал Андрей на непонятливость дам. - Я негодяй! Я не смею вас так обманывать!
Девушки понимающе кивали и продолжали виснуть на Жданове, успокаивающе гладя его по плечам и по спине.

А Катя уже кружилась в объятиях Германа.
- Катенька, какая вы! - лепетал Полянский в восторге. - Никогда не думал, что вы такая!
- Какая такая? - кокетливо стреляла глазками.
- Удивительная, притягательная... волнующая. Как вы удачно прячетесь под немодными костюмами. Скрываетесь, Катенька? Теперь я понимаю, почему.
- Не понимаю, о чем вы говорите! - заливисто смеялась в ответ.
Герман в такие минуты пропускал удары сердца.
- А можно, я приглашу вас завтра поужинать?
Катя отсановилась в замешательстве.
- Я не знаю... Могу работать завтра допоздна и...
- Я договорюсь с твоим начальником. Только скажите: да.
- Да.
- Катя, спасибо! - Герман счастливо притянул девушку к себе и снова закружил ее в танце. И все равно, что музыка грохотала клубная и вокруг все дергались в ритмичных движениях. Внутри у Германа играли совсем другие мотивы — трогательные, из диснеевских мульфильмов, исполненные принцессами, а может, и хором принцесс. И Катерина тоже слышала эту музыку, эти мотивы, и думалось ей, что она — Анастасия... на первом балу.
И как жаль, что именно в эту минуту у Романа закончилось терпение, и он, плюнув на рифмы и на всю поэзию, в целом, подошел к Герману и с ходу врезал ему в нос.
Герман отлетел в сторону, но устоял на ногах.

Вот так в клубе и завязалась драка, в результате которой в бой оказались вовлечены все. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кому-то наступил на ногу. И вот уже женщины рвут друг дружке волосы и яростно кричат:
- Отпусти!
- Нет, ты отпусти!
И вот уже мужчины бросаются их разнимать, но тоже оказываются вовлеченными в процесс бойни.

Катерина чудом ускользнула от разъяренной толпы в сторону, и мгновенно была подхвачена подоспевшим вовремя Ждановым.
- Катюша, не ушиблись? - поглядывал озабоченно, а оказавшись у выхода и вовсе подхватил Катерину на руки.
- Я в порядке, - лепетала Катя, волна уверенности понемногу отступала из ее сознания.
В машине Андрей первым делом включил печку, потому что Катенька терла ручки.
- Вырвались, Катюш! - подмигнул ей. - А с виду — приличное место. Столько раз с Ромкой тут были, и все тихо, мирно... Кстати, а вон и Малиновский.
Андрей посигналил, и темная фигурка перестала метаться по парковке, и побежала прямо к ним, открыла дверцу и влезла на заднее сидение.
- Уф. Ну и ночка! - воскликнул Роман, потирая ушибленную губу.
- Домой, Катюш? - Андрей добродушно улыбался.
Катя не успела ответить.
- Друзья мои, какое домой! После такого мы просто обязаны успокоить нервы чем-нибудь покрепче! Поехали ко мне! - махнул рукой Роман.
- Но... папа... - прошептала Катя и замолкла.
- Катя, что вы скажете? Поедем к Роману домой?
Катя едва заметно кивнула головой и опустила глаза вниз.
- Вот и отлично, други мои! Как же хорошо мне теперь. А то ведь как будто какой-то морок напал. Катенька, простите, если я вас обидел. Но вы... вы мне так нравились. Сумасшествие просто какое-то. Сам не знаю, что со мной такое творилось... - Малиновский болтал, не умолкая, наслаждаясь ясностью мысли и уверенностью в себе и своей неотразимости.
А Катя, наоборот, молчала. К ней снова возвращались непонятные чувства к Андрею Павловичу, сильные, неконтролируемые, даже немного унизительные для умницы-разумницы Катеньки. И эти чувства глушили все слова, все доводы рассудка - что время на часах давно перевалило за полночь и что папенька уже, наверняка, сидит в прихожей с телефоном на коленях и гремит орденами на пиджаке, ожидая от нее звонка, а мама стоит рядом и тяжело вздыхает.
Страшно признаться, но ничто, никакая сила не могла в данную минуту оттолкнуть Катерину от Андрея. И она сидела, притаившись, и краем глаза посматривала на сильные руки Жданова, сжимающие руль.
А на заднем сидении вещал Малиновский, в деталях припоминая, кому он заехал пяткой в ухо во время драки, а от кого и получил сам, например, упомянул некую мадам, придавившую Романа к луже разлитого на полу коктейля своим неподъемным весом.

Квартира Малиновского впечатлила Катерину, пожалуй, только видом из окна. Десятый этаж, панорамный вид на проспект.
«Красиво», - решила Катя, вдыхая клубы ароматного чая.
«Мальчики» давно уже опустошили почти две бутылки виски и теперь мирно посапывали в обнимку на диване. А Катя, позвонив, все-таки отцу и успокоив его, что все у нее хорошо, только дел так много, что она переночует на работе, и получив от него внушительный выговор и несколько нарядов вне очереди, расположилась на кухне у окна и вглядывалась теперь в светлеющий горизонт.

Скоро будет рассвет. А она совсем не хочет спать. Странно. Больше суток не спит и спать не хочет. Так бывает?

Серая полоска на темно-синем фоне — самое красивое, что есть в этой жизни, - решила Катерина. А чувства к Андрею — самое страшное проклятие из всех в этом мире, свалившее на нее — наверное, за то, что посмела мечтать.
«Я думала, что после его свадьбы с Кирой мне станет легче, что чувтва остынут, я успокоюсь, и смогу быть спокойной рядом с ним, работать, шутить, находиться рядом... Как же я ошибалась...».


Рассвет озарил небо ярко-розовым светом, прогоняя, пожалуй, самую странную ночь для всех сотрудников Зималетто, ночь, во время которой произошло столько всего невообразимого и немного страшного...

Кира вынесла весь хлам из производственного этажа, сгрузив его прямо на улице, возле рабочего входа, и занялась отловом и отбеливанием крыс и мышей. И так, бедняжка, вымоталась, что уснула прямо возле чана с пищащами в горячей мыльной воде мышатами.

Маша уничтожила дома все запасы бумаги и карандашей, даже поссорилась с сыном Егоркой, когда тот тоже захотел порисовать что-нибудь.

Ольга Вячеслалвовна до половины ночи слушала магнитофон, подпевая всем артистам, даже тем, которых не знала, никого не обделила мощью своего голоса — на радость всем соседям.

Танечка заблудилась где-то на МКАДе, пройдя больше пятнадцати километров с разряженным телефоном и с последней сотней рублей в кармане, за которую ее, уставшую и растрепанную, никто не соглашался подвезти. И только на втором десятке километров некий мужчина одолжил ей свой телефон и Таня смогла дозвониться до Пончика и указать свои координаты.

У Амуры выдалась самая пьяная ночь за всю ее жизнь. Встретившись со старой подругой, они поехали в гости к какому-то Шурику, бывшему этой самой подруги, и с ним смотрели футбол и накачивались сначала пивом, а потом и коньяком, нашедшимся у Шурика за третьим томиком Достоевского в шкафу в гостинной, пока не свалились с ног.

Виктория работала в Зималетто до двенадцати часов, сделала несколько отчетов, упорядочила информацию на компьютере по папкам, а после двенадцати трудовой энтузиазм начал Викторию отпускать и она, ошарашенная своим поведением, быстро схватила сумочку и кинулась к выходу.

Потапкин затаил дыхание. Прибор указывал прямо — на колышащееся на ветру у открытого окна растение — фикус, подсохший и немного осунувшийся от передряг прошедшего дня.
- Вот она... холера тифозная, - прошептал Потапкин, медленно двигаясь к "зеленому монстру".

А фикус, тем временем, крепко спал. И снилось ему море... из хлорки.

Нормально так в клуб сходили

А фикус жалко. Он же не виноват.

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Продолжим хулиганить?


Исполнение 8/?

Павел вскинул левую руку, сдвигая рукав пальто в сторону. Блики яркого утреннего солнышка отразились на стекле, так, что не сразу удалось различить направление черных стрелок.

- Десять часов, - изрек Павел задумчиво. - А парковка пуста. Не нравится мне это, - захлопнул дверь автомобиля, осмотрелся, почему-то взгляд упорно цеплялся за белое пятно на одном из окон верхних этажей Зималетто.

- Не у всех сотрудников есть личное средство передвижения. Вспомни секретариат! И вообще, многие пользуются подземным паркингом. Не накручивай себя, Паша.

- Обычно здесь полно машин. Да и Потапкин не склонен на выдумки. А то, что он сказал...

- Этот твой Потапкин все время в состоянии похмелья. И в таком состоянии ему может померещиться все, что угодно.

- Может, - согласился Павел. - Но я склонен всегда проверять поступающую мне информацию. И что-то мне подсказывает, в компании, и в самом деле, творится нечто неладное.

Павел тряхнул ремешком на часах, он всегда так делал в минуты особого волнения. Маргарита проследила за напряженным взглядом мужа. К ним приближался Потапкин, упакованный в маску и защитный костюм.

- Павел Олегович, наконец-то! Как хорошо, что вы приехали! - закричал охранник. - Я сделал всё, что мог. Источник заражения изолирован на минус третьем этаже, в особом отделе для неудачных коллекций Милко. Но праздновать победу рано. Эта холера тифозная пустила свои заразные корни по всему «Зималетто», и особенно, в районе кабинета президента, где и была обнаружена. Сейчас там самый высокий уровень опасности, - доложил он. - Пойдемте, я предоставлю вам защитные костюмы. Просто так в компанию входить опасно.

Потапкин потащил их в обход здания — к черному входу. Там рядом стоял грузовик, полный противогазов и прочей экипировки.

- Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы все сотрудники при входе в компанию получили такие защитные костюмы, - рапортовал Сергей Сергеич, протягивая Маргарите противогаз.

- Фу, я это одевать не буду.

- Милая, так нужно.

- Но я испорчу прическу! Паш, два часа в салоне пойдут насмарку.

- А есть что-нибудь менее... эм... радикальное?

- Есть респираторные маски. Но я не уверен, что они справятся с этой заразой.

Павел взглянул на жену с немым вопросом. Та категорично поджала губы.

- Давайте нам маски, - выдохнул Жданов.

Потапкин посмотрел на них осуждающе, но ничего не сказал.

- Пойдемте, посмотрим, что там за «холера тифозная», - усмехнулся Павел, натягивая белый халат.

Потапкин сдвинул брови, но снова промолчал. Не ему осуждать генерала, который недооценив врага, идет в бой с чайной ложкой.

Войдя в здание, охранник сгруппировался, сделал кувырок и рапластался по полу (еще ночью удалось вычислить, что зараза пускает корни только по верху, и там парит, избегая опадания вниз), ловким движением он вытащил свой самодельный прибор. Антеннки пришли в движение, Потапкин следил за ними внимательно, а затем выдал, поднимаясь с колен:

- Тут чисто. Быстро заходим в лифт, - закричал он, размахивая руками.

Павел и Маргарита от неожиданности вздрогнули и наперебой побежали к лифту. То, что охранник ведет себя, мягко говоря, очень странно им казалось ровно пять минут, пока ехали в лифте - до того момента, пока двери лифта не открылись и они не вышли на этаж, и не посмотрели по сторонам. Белые стены и белый пол — не главное, что бросилсь в глаза сразу. Было нечто еще более ужасающее... У ресепшн выстроился в две линии хор швей в белых халатах, впереди хора, спиной к вошедшим, стоял Федор (тоже в белом халате) и голосил:

- Уверуйте, сестры мои! - вскинул руки вверх. - Семь дней и семь лет стоилось «Зималетто». В первый день: и создал Павел землю — арендовал офис. Во второй — свет и тьму — руководство и производство. На третий день — из небытия, из нитки и иголки, появился Милко. О, чудо! Давайте возрадуемся третьему дню!

- Аллилуйя! - пропели швеи, пританцовывая.

- Вы готовы, сестры мои? Вы готовы услышать, что было дальше?

- Да! О, Феодор!

- Слушайте, сетры мои! Слушайте! На четвертый день — состоялся показ, и пришло на него каждой твари по паре! И сотрясли небо гром и молнии! И явилось еще одно чудо — сын создателя, святейший Андрей. И явился он не один, а с девой благочестивой, с девой, точеной по всем параметрам, будто из ребра святейшего Андрея, сделанной (такая костлявая эта дева была)! И возрадовались люди: есть о чем посудачить, да в повести временных лет, именуемой «Желтый папирус», написать! И был пятый день. И случилась катастрофа! - упал на колени, швеи вскрикнули в ужасе. - Явилась семнадцатая благочестивая дева, и имя ей — Кира из рода Воропаевых, да явилась она не одна, а с братцем своим Каином — в просторечьи — Александром! И вышли земли из берегов! И случился мор на люд людской. Уверуйте, сетры мои! Уверуйте! Война накрыла славный люд «Зималетто». Две силы столкнулись. Два титана сошлись — грудь к груди — Каин Александр и Авель Андрей. И пролилась бы кровь, ежели бы не авария славных стариков Воропаевых, ежели бы не их смерть, - сделал дваматическую паузу, поднимаясь с колен. - Стихла смута. Зацвели сады. Снова заколосился Милко на папирусах восхищенных Несторов, - смолк на мгновение и вдруг как закричит. - Но настал шестой день! Славный день, плодородный. Коллекции вырастали, как грибы, не поспевали собирать урожай. Солнце светило, «Женсовет» резвился на поляне в «Ромашке» - кто-то куропатками да бобами, а кто-то маковой росой (как на то диета диктовала), смеялись, шутили да косы заплетали, да беды не знали... И случилось страшное! На седьмой день создатель решил уйти на покой, и назвать седьмой день «воскресением», да оставить на царствии своем славного сына своего — святейшего Андрея. И тут случился потоп... Уверуйте же все!

- Аллилуйя! - пропели швеи, вытирая, бегущие по щекам, слезы.

Павел сделал шаг вперед. Лицо его было подобно портретам замученных ученых прошлого века — не выражало ничего, кроме глубочайшей задумчивости, граничащей с затяжным шоком.

- Простите, а что... - прокашлялся. - Что это за самодеятельность?

Швеи разом взглянули на Павла, разом вздрогнули и вдруг побросали маски и заверещали, пятясь назад. Федор медленно обернулся, он был нем и бледен, и всё, на что хватило его сил — прошептать: «Создатель!», да упасть на колени — ниц. Следом за Федором попадали швеи.

Коленопреклонная толпа произвела на Павла и Маргариту большое впечатление. Они оба отступили назад. И стояли, прижавшись друг к другу плечом к плечу.

- Благослови нас, создатель, - обрел дар речи Федор, и вдруг пополз прямо на Павла.

- Сергей Сергеевич, живо вызывай службу безопасности и санитарные службы! Вообще всех вызывай, - закричал Павел, хватая Марго под руку и утаскивая ее в сторону. - Срочно. А мы пока переждем это сумасшествие в конференц-зале.

Ждановы скрылись за дверью. Многие внимательные зрители могли бы, конечно, возразить и сказать, что не скрылись, а позорно сбежали, семеня неудобными туфлями и постоянно оглядываясь назад, едва не врезавшись в дверной проем. Но зрители в данный момент попались совсем невнимательными, а скорее наоборот — дизориентированными этим проклятущим фиолетовым облаком, застрявшем в компании под самым потолком, и извергающим зловредные выбросы прямо в лица зазевашихся прохожих.

- Конференц-зал? Но там же источник заражения, - в ужасе прошептал Потапкин.

Федор, встав с колен, подпрыгнул от счастья.

- Сестры, создатель явился к нам! Наши молитвы услышаны! Аллилуйя!

- Аллилуйя, - вторили Федору швеи.


* * *


На минус втором этаже шли дебаты. Крысы, нагруженные кульками, сотрясая перхотью, от неподошедшей им шампуни, взывали к уму мышей:

- Валить отсюда надо! И не на парковку, а прочь из здания. Ибо эти демоны безграничны в своей жестокости.

- Но на парковке так хорошо, и мусора полно и сама мусорка недалеко, - сомневались мыши, вжимаясь в угол, куда ещё не добралась лужа хлорки.

- Ваших детей уже искупали в этой дряни. Своих мы успели припрятать. Но это временно. Счет идет на секунды.

- Куда мы пойдем? - пищали мыши. - Лучшие здания уже заняты. А скоро осень, и за ней зима. Да, наших детей вымазали в дерьме. Но здесь у них есть крыша над головой, и школа, и детский садик, здесь они получают образование и растут не какой-то дворовой шпаной, а сознательными гражданами нашей колонии. И питаются лучшими кусками из столовки. И зубы точат исключительно на шелковых тканях.

- Слабаки! - зашипели крысы. - И трусы.

- Вы всегда были трусами! - заявил вожак крыс, толстый, лысеющий Версачи, названный так в честь дедушки, что сгрыз все пиджаки от Версачи, привезенные Милко с недели мод во Франции. Версачи-младший считался самым влиятельным крысом не только в «Зималетто», но и по всей Москве, он обладал различными титулами и диковинными предметами: носком Ленина, утащенным из Мавзолея еще в юные годы; клочком парика самой Пугачевой; шариковой ручкой Жириновского; и самое главное — первым кармашком, что сшил лично Андрей Жданов на станке.

- Так и оставайтесь же здесь, пока не встретите свою погибель, - воскликнул Версачи. - Мы вас предупредили. И времени выслушивать ваши стенания у нас нет. Мы уходим.

Колония крыс двинулась ко входу в потаенные ходы, ведущие прямо на улицу.

Мыши горестно вздохнули и обняли своих малышей мышат, чихающих пенным раствором.


* * *


На минус тертьем этаже. В кромешной тьме и пыли. Среди рядов забытых на вешалках вещей. Проснулся Фикус.

«Обалдеть!», - прошептал Фикус. «Так то, что было до этого — не ад? Ад — вот это вот. Это ваще-е... финал... Финита ля комедия. Занавес...».

Горькие слезы покатились с листиков на пол, выжигая линолеум зелеными пятнами.

«Но я не хочу умирать! Люди! Эй, вы, ничтожные людишки! Выпустите меня! Выпустите немедленно!», - верещал Фикус.

К потолку поднималось негативно заряженное зеленое облако. И текло оно прямо к вентиляционному отверстию.

«Воздуха. Не хватает воздуха. Я задыхаюсь. У меня же аллергия на пыль и... апчхи... астма».

Зеленое облако побежало по вентиляционным трубам, просочилось на этаж выше, пробежалось по складскому помещению, нырнуло в щель в двери, продолжило путь дальше, пока не споткнулось о диванчик, на котором, сладко посапывая, спала Кира Воропаева.

«Попалась!» - возликовало облако и ударило Киру в нос.

Кирюша резко распахнула глаза.

- Снова эта пыль! - прошептала она злобно и подпрыгнула с диванчика.

Не, ну есть позитивная новость - крыс вытурили

Да, это вам не всякие вирусы побеждать, с фикусом шутки плохи
Феодор держите меня семеро

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

maria_mujer,


Исполнение 9/?


Когда Роман, едва проснувшись, ощутил на себе все признаки легкого похмелья, он невольно улыбнулся — знатная ночка, значит, выдалась. И мягкое женское тело под боком только усиливало радостный эффект — весьма знатная ночка была. И Палыч, потерявшийся где-то на другом конце кровати, только подтверждал приятные догадки. Горячая, видать, штучка им попалась. Роман стиснул девушку покрепче. Та сонно что-то пробормотала. Руки восприняли это бормотание как призыв к действию, незамедлительно двинулись к приятным женским изгибам, но внезапно споткнулись о плотную ткань одежды.

«Одежда?», - удивился Роман, мгновенно просыпаясь. «Зачем?».

Но что такое жалкий клочок ткани на пути истинного исследователя? Притянув девушку еще ближе, Роман нацелился во что бы то ни стало отыскать выход из этой ненавистной ткани, из этого занавеса, сокрывшего ярчайшую мизансцену. Первое, на что наткнулись шаловливые пальчики Малиновского были пуговички, которые никак не желали расстегиваться, ну, никак.

«Ничего», - усмехнулся Роман. «Мы пойдем другим путем», - руки двинулись дальше, а там... Пуговицы, пуговицы и еще раз пуговицы, и так прямо до подбородка.

«Однако», - озадачился Роман, зависнув на мгновение.

- Кхе-кхем... - раздался сиплый голос незнакомки. - Роман Дмитрич, вы меня сейчас задушите.

«Почему Роман Дмитрич? Зачем это Дмитрич? Откуда она знает мое отчество?», - эти мысли роились, жалили, пребывающий в состоянии похмелья, мозг. Роман не выдержал, набрался сил, и оторвал голову от подушки.

На него смотрела Катя Пушкарева, вид у нее был страдающий.

- К-катенька, а в-вы как тут?

- Роман Дмитрич, тише, пожалуйста... - прошептала Катерина, бледнея на глазах.

- Голова болит? - догадался Роман.

Пушкарева кивнула, прикрывая глаза и снова устраиваясь на подушке Романа.

- И во рту пересохло, наверное?

Снова кивок и мученический стон.

Роман склонился над загадочным объектом по имени Катерина, и, вглядываясь в ее, незащищенные нелепыми очками очи, гадал: откуда она тут взялась. Ну, не ночь же любви у них тут случилась, в конце концов!

- А что это вы там делаете? - донесся недовольный голос Андрея с другого конца кровати.

- Отчет обсуждаем, Андрей Палыч, - пробормотала Катя, с неохотой разлепляя глаза.

- И как? До чего дообсуждались?

Жданов резко поднялся на ноги, являя миру подтянутый торс. Катя посмотрела на начальника задумчиво.

- Думаю, показатели слишком завышены. Ожидания велики, а не деле там не цифры, а циферки.

И посмотрела Андрею прямо в глаза.

Жданова аж в жар бросило от этого взгляда, проняло не на шутку. Да и Роман поежился.

- Эм... Катенька, о чем это вы?

- Об отчете.

- А-а... Черт, башка трещит. Ничего не помню. Вы не напомните, что тут вчера произошло?

- Охотно, Роман Дмитрич. Вы с Андреем Павловичем вчера очень сильно напились, и, проорав около часа про какие-то «пенальти» и «девятки», вырубились безмятежным сном. А я... понимаете, как-то грустно мне стало, тоскливо... Простите, - прошептала она. - Но я допила эту вашу гадость, что вы зовете виски. А дальше ничешеньки не помню. Вот и всё происшествие.

Малиновский облегченно выдохнул. Жданов же почему-то еще больше нахмурился.

- Роман Дмитрич, у вас не найдется какой-нибудь таблеточки... от головы?

- Конечно, Катенька. Сейчас мигом поставим вас на ноги. Я знаю потрясающий рецепт...

Малиновский засеменил на кухню, продолжая что-то говорить, но к нему уже не прислушивались.

Андрей решительно подошел к Катерине.

- А по-моему, это не вся история, Катенька. По-моему, кое-что вы не договариваете. Да?

Катя отвернулась.

- Я сказала всё... Всё, что помню.

- Неужели? А про то, как признавались Малиновскому в любви, а потом влепили мне пощечину — это вы решили благополучно забыть. Что ж, похвально! Очень удачное решение. Только вот незадача — я всё помню.

Она посмотрела на Жданова удивленно, даже улыбнулась краешком губ.

- Действительно, удачное решение.

Медленно приподнялась, откидывая одеяло.

- Только принимать пьяные бредни за чистую монету — глупо, Андрей Палыч.

- А что это голос у вас такой грустный?

- Грустный? Скорее несчастный. Похмелье — нечастое моё состояние. Перестаньте на меня так смотреть. Пожалуйста.

В дверях комнаты возник Малиновский.

- О, Катенька, вы уже поднялись. Похвально. Вот, возьмите этот секретный элексир, - протянул ей стакан с какой-то мутной гадостью. - Мы вас сейчас быстро приведем в норму.

- Спасибо, Роман Дмитрич, вы мой герой, - послала благодарную улыбку, а на хмурого начальника решила не обращать внимания. Пусть себе хмурится. Да после того, что он ей наговорил ночью, она вообще разговаривать с ним не должна.

«Вы не понимаете, Катенька», - говорил он ей ночью, пьяно растягивая слова. «Я не создан для постоянных отношений. Так получается, что слишком быстро устаю от одной женщины. Что вы смеётесь? Кира? Кира — это базис, Кира — это гарант моего внешнего благополучия. Она была всегда, и будет всегда... где-то рядом, в стороне, куда можно в любой момент прийти, чтобы почистить пёрышки, чтобы привести мысли в порядок, перед тем, как пуститься в новое приключение...» - он прищурился, вглядываяясь в полутьму, где скрывалась Катя. «Что вы так смотрите? Да, я женат. Но жена, как говорится, не стена... подвинется. Да и мы оба получили от этого брака одни плюсы. Кира — статус и меня в свою собственность, я — уверенность в нерушимости моего президентсва и спокойствие родителей. Сплошные плюсы», - рассвет, летний, ранний, июньский рассвет занимался над Москвой, где-то в деревнях уже давно орали петухи, а Жданов ухмылялся, поблеския бокалом виски:

« Что? Думаете мне нужно остепениться? Ерунда! Никому это не нужно. Я таков, каков есть, и это уже не исправить, никогда. Я свободная птица, Катенька. И оковы в виде любовной привязанности мне не нужны. Изменял, изменяю и буду изменять. Кира? Кире я именно таким и нравлюсь».

И тут она не выдержала и влепила ему пощечину. Жданов очень удивился, качнулся в сторону кровати, завалился и мгновенно уснул. А Катя еще долго сидела и плакала, допивая бутылку виски... прямо из горла. И не чувствовала ничего, кроме горечи от рухнувших, пусть призрачных, но надежд... Принц оказался жабой. А она — дурой непроходимой.

«Я сделаю для него всё-всё? Я буду его тенью? Я буду рядом всегда, пока нужна ему? Тьфу! Да пошел он!».

Решение изменить свою жизнь, избавившись, наконец, от тяжкого груза под названием «большая любовь к Жданову А. П.» пришло к ней мгновенно и тяжелым металлом осело на сердце.

«Завтра. Я начну новую жизнь завтра», - думала она засыпая.

И вот это завтра наступило. И встретило оно Катю страшной болью в голове и ноющим сердцем, спотыкающимся каждый раз при виде Жданова.

Она призналась ему в любви. Спящему. Просто взяла и призналась. А он проснулся. И с пьяну не понял, что признания эти адресованы ему. И заговорил о любви в целом, и о своем отношении к этому чувству, в частности.
«Прекрасно. Хорошо, когда всё ясно. Больно, да. Но предельно ясно!», - думала Катя, выпивая мутную гадость под названием «элексир».

А потом они завтракали. И Кате вдруг полегчало, и она даже смогла проглотить несколько кусочков яичницы, и выпить чашечку кофе, и даже благодарно улыбнуться Малиновскому.

- Мы чудовищно опаздываем, - улыбался Роман в ответ. - «Зималетто» осталось без присмотра... Постойте, - улыбка сползла с лица. - А что это вчера такое было? С краской, уборкой... и бегающей Кирой...

- Тебе тоже это приснилось? - сказал Андрей, и вдруг с ужасом посмотрел на Романа. - Или не приснилось... Что... что за чертовщина такая вчера была?

- Я не мог подобрать слов... и все время то приседал, то отжимался...

- А я флиртовала с Петром Красиловым и... потом в парке... - испуганно уставилась на Жданова. - Это был не сон?

- Срочно. В «Зималетто»! - объявил Андрей.

Продолжаем нркманить


Исполнение 10/?


Марго неслабо потряхивало.

- Паша, что происходит? Паша, они сошли с ума, да? - почему-то шептала она, постоянно оглядываясь по сторонам.

- Я не знаю. Возможно, Потапкин прав, и по компании гуляет такой веселящий газ. Не расстраивайся, милая. Мы во всем разберемся.

- Но эти швеи, они, на самом деле, плакали. Паша, такое не подстроишь. Одна девушка, худенькая такая, в первом ряду стояла, слева... она едва сознание не теряла каждый раз, когда выкрикивала «аллилуйя», а уж когда тебя увидела. Паша, меня это пугает. Хорошо, что Кирочка и Андрюша еще не приходили... Они же не приходили?

- Потапкин утверждал, что нет, из руководства пока никто не приходил. Вот уж не знаю, радоваться мне этому или делать определенные выводы.

Марго улыбнулась, похлопала мужа по руке.

- Ну-ну, не надо включать грозного начальника. Только не сейчас.

- Как скажешь, булочка моя.

- Паша, не шали, - легонько щелкнула его по носу.

Внезапное появление Клочковой за спиной едва не вызвало двойной инфаркт.

- Простите, что прерываю ваш... разговор, но у меня срочное дело.

- Боже, Вика! - воскликнула Марго, хватаясь за сердце. - Зачем же так подкрадываться?

- Еще раз простите, я не хотела. Просто... вчера я подала от нашей компании заявку и... В общем, мы выиграли тендер на пошив форменной одежды стюардессам российских авиалиний. Вот все документы. Нужно, чтобы их срочно кто-нибудь изучил. У меня не хватает компетенции, да и полномочий вести подобные дела.

- Да, конечно. Спасибо, Виктория. Это так неожиданно... - Павел пошатнулся от сгружённых на него бумаг.

- А вот это наши казахские партнеры просто мечтают заполучить франшизу «Зималетто», мы вчера до полуночи обсуждали с ними детали по телефону, немного поспорили, но... Они обещали сами приехать в течение нескольких дней.

- Казахские партнеры? Это так неожиданно, - у Павла заработали шарниры, чуя выгоду.

- И еще... я изучила отчеты пражских магазинов. Условия там просто жуть, какие невыгодные. Вот, - накинула Павлу Олеговичу еще одну огромную папку, - здесь мои идеи и предложения. Изучите их, пожалуйста.

- Пражские магазины? Хм... Это так...

- Неожиданно, - закончила за него Марго. - Вика, ты такая умничка, оказывается, - смотрела на Клочкову пораженно. - А почему раньше мы не наблюдали в тебе такого рвения к работе?

- Я сама не знаю, - призналась она устало. - Просто прихожу сюда, и вдруг появляется такое желание: что-то делать.

- Викуля, хорошее трудовое рвение никогда не окажется без вознаграждения. Я поговорю с Андрюшей, чтобы поднял тебе зарплату. Столько идей и предложений! Просто поразительно.

- Спасибо, Маргарита Рудольфовна. Вам сделать чай? Или кофе?

- Чай, пожалуйста. С лимоном — мне, а Павлу — покрепче. И не смотри на меня так, тебе вредно хлестать кофе, да еще с утра.

- Вечером нельзя, с утра нельзя... когда же мне его пить? - пробормотал он возмущенно.

- А вы в кабинет? Там просто нет мебели, и, говорят, опасно почему-то.

- Мы знаем, дорогая. Подождем Андрюшу в конференц-зале.

- Ой, телефон звонит. Я сейчас, - Вика подскочила к телефону, и вдруг заговорила на китайском.

Марго с Павлом переглянулись и молча скрылись в конференц-зале.

- Всё чудесатее и чудесатее.

- Все это очень странно, Паша.

Через несколько минут в конференц-зале появилась Виктория с подносом, на котором дымились две чашечки ароматного чая.

- Ах, какой аромат! - воскликнула Маргарита, стягивая с лица маску. - Просто фантастика!

- Марго, милая, может быть не стоит пока... без масок?

- Глупости, - беспечно махнула рукой, пододвигая к себе ближе чашку и принюхиваясь к аромату с наслаждением. - Никакой опасности уже нет. Посмотри по сторонам, ты видишь что-нибудь опасное? Вот и я не вижу. Бери скорее свою чашку, а-то я у тебя ее украду.

- Не дождешься! - лукаво усмехнулся, выхватывая с подноса изящную фарфоровую чашечку. Помедлил несколько секунд и тоже избавился от мешающей ему маски.

- А хотите, я закажу вам круассанов? - Виктория была еще и на редкость любезна.

- Очень хочу! Ах, какое блаженство, - Маргарита довольно зажмурилась, смакуя вкус и целясь сделать еще один жадный глоток.

А в конеренц-зал, тем временем, привлеченные ароматами невиданных доселе струек горячего пара, стекались любопытные фиолетовые облачка, их осталось совсем немного, просто катастрофически немного. Но маленькое войско — это ведь тоже войско.


* * *

Удар пришел оттуда, откуда не ждали. Дело в том, что в компанию начал прибывать, опаздывающий и жутко переживающий по этому поводу, секретариат и прочие работники малого и среднего звена, хватившие вчера сполна фиолетовой заразы и попутавшие все часовые пояса, и пришедшие в норму только к позднему утру.

Десятки сотрудников, устремившихся к вертящимся дверям, разом — это ведь много? О, да! Это катастрафически много для одного охранника. Потапкин банально не справлялся всех прибывающих ловить и упаковывать в защитные маски, попутно давая инструкции, как правильно себя вести с «химерой тифозной». Он и двери перекрывал, и матом кричал. Но толпа все равно прорывала любую оборону и проскакивала внутрь здания, со всех входов — черных, белых и даже подземных (ведущих из парковки), многие, разумеется, скрывались в просторах лифта без масок, а те, кто экипировку все же получил, со смешками стягивали ее обратно и изчезали в коридорах «Зималетто», спеша занять рабочие места, пока они рабочими быть не перестали — такое опоздание! - просто с ума сойти — вот ведь чудом проскачили, да еще и раньше начальства! - фантастика!


* * *

А на минус втором этаже у Киры закончилась хлорка. Просто чудовищная новость! Кирюша так расстроилась, что сначала собралась было всплакнуть по этому поводу, но потом вовремя вспомнила, что слезы — это тоже грязь, и плакать передумала. Она походила взад-вперед по мыльному полу, о чем-то напряженно раздумывая, после чего достала мобильный и быстро нажала несколько кнопочек.

- Алло! Саш, мне нужна твоя помощь. Срочно приезжай в «Зималетто»! Я буду ждать тебя на производстве, в кабинете без ручки. И захвати с собой какой-нибудь хлорки.


* * *

Вика вносила в конференц-зал пятый по счету поднос с чаем. Она уже привыкла к некоторой странности в поведении Ждановых и мало обращала на них внимания, ведь телефон разрывается, работа кипит, и ей, Викусе, не до всяких там кукушнутых, ей бы выгодную сделку не упустить.

Павел стоял на столе, заняв очередную внушительную позу и декламировал:

- Виктория, в горячей лаве слов моих, поверьте,
Побольше чая, больше бодрости. И вы
Ослабьте нити напряженной тетевы.
И принесите-ка еще нам грамм по двести -
Для прояснения уставшей головы!

- Браво! Пашенька, браво! - словно восторженная малолетка, пищала Маргарита Рудольфовна, подпрыгиявая в кресле, рукоплеща, и не отрывая от своего супруга восхищенного взгляда.

- Конечно, Павел Олегович. Через несколько минут я принесу вам еще добавки, - сухо кивнула и удалилась. И в спину ей тут же полетели новые рифмы:

- О, время, время, что твои мне реки-руки?
Я в них барахтаюсь, пропавший — перегной.
Тебе не справиться с разбитым, ветхим мной!
Тик-так, тик-так часы — пустые хлещут звуки,
Вгрызаясь в память бесконечной пеленой.

- О, Пашенька! Что за ужас?

- Не ной! Не ной. Я еще жив! Хватает силы.
Меня ни Лондон не убил, ни русский смрад.
Да я бы им отравлен быть был рад.
За мной, за мной бегут года, сжимая вилы,
Не увильнуть, не повернуть назад.

- Павлуш, ну, какие твои годы! Вот я сегодня почему-то ощущаю себя на двадцать! Да-да, на двадцать и ни годочка больше! - хихикнула Марго, стреляя глазками в зардевшегося мужа.

- Ты моя юная, шальная Мельпомена!
Любуюсь я тобой, твой лик ловлю,
И бесконечно, неприкаянно люблю.
И все, что кроме, что вокруг тебя — забвенно.
Я твое имя начертаю кораблю.

- Ну, какая Мельпомена, Паша! Я же Маргарита, твоя Маргоша. И не нужны мне никакие корабли. И яхты не нужны.

- Тогда, скрестив мечи и шпаги, тьмы и света,
Я объявляю: пусть услышит человек,
Пока идет по кругу стрелок бег,
Не будет больше в мире «Зималетто»,
А будет «Маргаритто» - впредь навек.

* * *

В потоке общей толпы рабочих в компанию протиснулся злой Воропаев. Он был вынужден сорваться с важных переговоров, спеша на выручку сестре (странный у нее голос был, да и просьба), а теперь еще и попасть под чьи-то кривые ноги и острые локти, и почти врезаться в толстую спину какого-то лысеющего хорька, едва не выронив упаковку порошка «Миф — морозная свежесть» (хлорка во всех ближайших магазинах почему-то закончилась, пришлось взять «Миф», он и дороже был, и известен благодаря рекламе).

- Смотри, куда идешь! - взревел Александр, отталкивая всех от лифта. - Следующий подожете, - откинул в сторону щупленького парнишку, и первый вошел в кабину. - Что за бардак в компании! Жданов совсем распоясался, - прошипел он, нажимая кнопку «-2» этажа.

Александр скрылся из вида. И в ту же минуту в холле вдруг сократились ряды прибывающих. И вот уже никого нет на входе. И уставший, вымотанный Потапкин шумно выдохнул и опустился на кресло.

- Мы пропали, - прошептал он, вытирая рукавом проступивший на лбу пот. - Это конец... Как их теперь обратно... выловить?

Во все нужные службы и инстанции Потапкин, разумеется, уже позвонил, и все они обещали быть с минуты на минуту. Но эта минута растеклась почти на час. И казалось, что время уже упущено.

По холлу сквозил ветер, он сдувал брошенные на пол маски и разрывал в клочья листовки с инструкцией «Как себя вести, если встретил «химеру тифозную».

Где-то далеко лилась песня — Ольга Вячеславовна хватанула вчерашнюю дозу.

Где-то далеко улюлюкали швеи — они нашли портрет Павла Олеговича и шли теперь с ним по коридорам «Зималетто» крестным ходом.

Где-то далеко каркали вороны — на крышу забралась Таня Пончева, она увидела в клюве у одной из пернатых нечто блестящее, похожее на самую уникальную улику.

Где-то далеко ревела дрель — Милко решил не рисовать свою коллекцию, а вырезать ее в стенах.

Где-то далеко диким вихрем кружилось фиолетовое облако, щелкая по носу каждого встречного, и хихикая едкими малиновыми струйками, так похожими на струйки ароматного чая, заваренного Викторией Клочковой по особому рецепту из книги «Как заварить чай — для чайников».

Скрипнула вертушка. Ровным шагом, нога в ногу, вошли Роман и Андрей. Вид у обоих был озабоченный. Они медленно подошли к развалившемуся на стойке ресепшн Потапкину.

- Сергей Сергеич, а вам не кажется, что нужно хоть когда-нибудь работать? Ну, так... для приличия, - елейным голоском поинтересовался Андрей.

Потапкин вскинул оскорбленный, измученный взгляд.

- Похмелье — это тяжело. Поверьте, мы это понимаем, - поддакнул Роман. - Но служба не дремлет.

- Да я... - возмущенно пробормотал Потапкин, теряясь от такой несправедливости.

- Ладно уж, - махнул рукой Андрей. - Сергей Сергеич, у меня к вам деликатный вопрос... а вам не кажется, что в компании в последнее время происходит нечто странное?