НРКмания

Пролог.
Напрасно она вернулась в «Зималетто» в такое позднее время! В тишине и темноте пустых коридоров туда-сюда носились призраки, того и гляди схватят Катю за ногу и утащат в болото.
В болото под названием «нечистая совесть».
Катя столько раз слушала признания Жданова о том, как ему тяжело обманывать родителей и акционеров, но сама ни разу не обмолвилась о том же. Что бы сказал её собственный отец, если бы узнал, в какие игры они тут играют?
О, можно себе представить. Он из-за джипа-то с ней целый вечер не разговаривал, а если бы всплыло все остальное? Ух!
Напрасно она отпустила Колю и решила, что поедет к приболевшей Ольге Вячеславовне на такси, и вернулась сюда за мобильником. Подумаешь, телефон! Не прожила бы она одну ночь без него, что ли?
В кабинете президента было пусто, и Катя обрадовалась тому, что Жданов уже ушел. Торопливо подошла к своей каморке и застыла, как громом пораженная.
- Не хотите со мной пить, Катя? Ну и правильно, зачем вам пить с таким мерзавцем. Я бы тоже не стал с собой пить на вашем месте. Катя, Катя!
Жданов сидел на корточках перед её столом и разговаривал с куклой.
Кукла была репрессирована из мусорки, наверное, поэтому держалась холодно и надменно.
Что делать? Уйти на цыпочках прочь?
Но очередное ждановское «Катя» приковало её к месту, как сотня тысяч гирь.
На дне она, где ил.
Это «Катя» было рыком и стоном смертельно раненого зверя. Это «Катя» было одновременно мольбой о помощи и требованием ответа.
Жданов не видел её, конечно же не видел, он был пьян, как сапожник, и запах виски настигал даже стоящую в нескольких шагах Катю.
«Я спать перестал, есть перестал, я пить начал».
- Катя, Катенька, я скотина, не достойная вашего внимания. Колька-то, он ведь лучше! И, наверное, больше заслуживает любви. Ну, может, все-таки выпьешь? Тогда я сам… Черт, чуть не упала. Бутылка, Катя, чуть не упала. Впрочем, что бутылка! Вся моя жизнь рухнула. Рухнула в пропасть. Ууууу, - и он, покачиваясь, раскинул руки, изображая полет. – Шмяк. Был Жданов да весь шмякнулся…
Некоторое время он молча пытался восстановить равновесие, потом пил, потом заговорил снова.
- И главное, Катя! Я ведь все понимаю. Думаешь, не понимаю? Я ведь вижу, какое у тебя лицо становится, когда Кира говорит о свадьбе. Ты не веришь мне, Катенька. Ты думаешь, что я не отменю свадьбу. Да пошла она к чертовой матери эта свадьба! – крик был таким внезапным, что Катя вздрогнула и едва не выронила сумку. Как завороженная, она смотрела на растерзанного, абсолютно несчастного Жданова.
После того, как она прочитала инструкцию, а более того – после всех подслушанных разговоров с Малиновским, где Жданов был легок и саркастичен, она никогда не думала о том, что ему тоже могло быть тяжело.
Что же может быть тяжелого в том, чтобы, шутя, соблазнять восторженную секретаршу? Легкая прогулка в полуденном лесу.
Но сейчас перед ней вырисовывалась совсем другая картина.
- Когда ты меня оттолкнула, там, у подъезда, помнишь, Катя? – Жданов устал бороться с силой тяжести и уселся, скрестив ноги, на пол. – Ты же меня всерьез оттолкнула, как будто я тебе противен… А я не удивлен! – снова повысил голос Жданов. – Я, Катюш, и сам себе противен. Мерзавец и трус. Но у меня в душе, - он подвинулся ближе к кукле и накрыл её беретик своей большой рукой, - у меня внутри что-то оборвалось, Катя! Как будто сосуды лопнули! Свет перед глазами померк! Ты можешь делать, все что угодно, - он сграбастал-таки куклу, прижал её к себе и, раскачавшись, опрокинулся на спину. Так и лежал, закрыв глаза, с игрушечной Катей на груди. – Ты можешь машины этому Зорькину покупать – а и правда, пусть себе катается! Туда-сюда, туда-сюда! Обедать своих подруг в «Ришелье», да купи ты им этот ресторан, и дело с концом, что уж мелочиться-то, правда, Катя? Только не отталкивай меня больше. Это… это слишком тяжело. Смеешься? – снова взревел он. - Смешно тебе?
И, открыв глаза, увидел над собой Катю.
- Как это? – опешил Жданов, недоуменно нахмурившись. – Ты ожила, что ли? – строго спросил он у куклы. – Су-о-ок?
- Андрей Палыч, - пролепетала Катя, напуганная тем, что он её увидел.
Поспешно, насколько ему позволяло его состояние, Жданов поднялся с пола и протянул Кате бутылку:
- Хочешь?
- Андрей Павлович, у вас же ужин с родителями! Ну как вы сейчас в таком состоянии!
- Точно! – он словно обрадовался какой-то цели. – Папа! Мама! Где же мои ключи от машины? Я домчусь на ужин в мгновение ока, - и Жданов начал слепо шарить у себя по карманам.
- Отдайте мне, - Катя перепугалась так, что забыла его бояться. – Дайте мне ключи и бутылку!
- Подожди, я тебе щас в бокал налью, - пообещал Жданов и, раскачиваясь, как моряк на суше, побрел в сторону шкафа. – Один момент!
Он разбил пару стаканов, прежде чем смог плеснуть в один из них виски.
- Катька, а закуски у меня нет! – огорчился Жданов и снова принялся хлопать по своим карманам, словно надеясь найти там бутерброд или лимон. - И льда нет! Впрочем, ты можешь просто подержать бокал в руке, и виски тут же… - широкий жест рукой, - оледенеет. Ты же у меня ледяная женщина, правда?
Он подошел к ней, протянул стакан. Катя, прицелившись, попыталась вырвать из его другой руки ключи, но и пьяный Жданов был Ждановым. Он как-то ловко её повернул, крутанул и прижал спиной к своей груди. На Катю пахнуло запахом виски. Его грудь была широкой, твердой и горячей, а дыхание ожигало шею.
- Ну что же ты делаешь, Катюш, - сурово сказал её Жданов. – Я тебя сам отвезу!
- Пустите!
- Пустите, а не то я закричу! Вы от стыда сквозь землю провалитесь, - передразнил её Жданов. – А кричите! Кричите, сколько хотите. Можете на совете директоров закричать даже… Мне теперь все равно.
Катя молча вырывалась, виски выплескивалось из стакана. Жданов раскачивался, но держал её крепко.
- Вам же так нравится издеваться надо мной, Катенька. Убегать от меня. Но так не бывает. – он опрокинул в себя остатки напитка из стакана и запустил стакан в стену. Катя вскрикнула и перестала дергаться. – Ты не можешь говорить, что любишь меня, а после этого обжиматься с Зорькиным в ресторане!
- Но ты же можешь, - процедила Катя, - говорить, что любишь меня, а после этого покупать квартиры с Кирой!
- Это я могу, - тут же раскаялся Жданов, отпустил её и пошел к столу за бутылкой. – Эх, Катя! Что же я творю-то?
- Напиваетесь в смятку.
- Точно! – Жданов махнул бутылкой. – Вы не переживайте, Катюш, вас же, наверное, Коленька ждет. Я вас домчу до него в лучшем виде!
Со второй попытки Кате все-таки удалось вырвать у Жданова ключи от машины. Правда, он исхитрился при этом поцеловать её в щеку.
- Вы поедете на такси, - сказала Катя.
- Почему? – искренне удивился Жданов.
Катя не ответила, она взяла пальто Андрея и потянулась к телефону. Жданов вырвал у неё телефон и запустил вслед за стаканом.
- Не надо мне никакого такси! Я здесь останусь! Буду спать на вашем столе!
- Как знаете, - согласилась Катя и направилась к выходу.
- У Потапкина есть дубликат, - осенило Жданова. – Катя, а вы куда?
- Мне нужно к Ольге Вячеславовне.
- Так поедемте вместе, Катенька! – обрадованно провозгласил Жданов.
- Вам нужно на ужин к родителям.
И, словно подтверждая её слова, мобильник Жданова призывно и бодро запиликал.
Катя бросилась наперерез и успела схватить его первой.
- Не надо… об стену, - выдохнула она.
- Да давно пора, Кать, - задушевно пробормотал Жданов. – И тогда нам бы с вами вообще никогда не мешали!
- Это Кира Юрьевна звонит.
- А скажите ей, что я умер, - величественно повелел Жданов, делая новый глоток. – Пусть рассылает приглашения на мои похороны! С дизайнеровской траурной рамкой!
- Андрей Павлович, - решилась Катя, глядя на фото Киры на экране звонящего мобильника, - давайте я вас отвезу.
- Давайте, - моментально согласился Жданов. – А куда?
- К вашим родителям.
- Нееет! – Жданов поморщился. – Туда – не поеду.
Катя осторожно приблизилась к нему и забрала бутылку из его рук.
- Обещайте, что не разобьете телефон, - попросила она.
- Клянусь! – Жданов хлопнул себя по груди и постоял, прислушиваясь к прокатившему по его телу гулу.
- Ответьте, Кира Юрьевна волнуется, - попросила Катя, отдавая ему трубку.
Жданов немедленно опустил аппарат в стакан и сверху щедро залил виски. В кабинете наступила тишина.
- Я не об стенку, - оправдался он. – Поедемте, Катя! Вы за рулем… Где мое пальто?
Катя протянула ему его.
- Вот оно, - умилился Жданов. – Милое мое.
Он попытался попасть в рукава, разумеется, не попал и просто накинул пальто сверху, как Чапай бурку.
- Пойдемте, Катенька, - сказал он и впечатался в дверной проем.
- Господи, вы живы? – испугалась Катя.
- Спокойно!
На лбу у Жданова быстро проявлялась шишка.
- Вам лед надо, - сказала Катя. – Я принесу.
- Я с тобой.
Она посмотрела на него с сомнением.
- Подождите меня здесь.
Жданов, едва снова не врезавшись в стену, успел ухватить её за концы шарфа.
- Сюда… иди.
Катя вынуждена была подчиниться.
- Ты правда вернешься? – спросил Жданов, проводя большим пальцем по её скуле. – Обещаешь? – он был так серьезен, словно она собиралась за льдом на Северный полюс.
- Обещаю, - Катя сглотнула внезапный комок в горле.
Он размотал её шарф и прижал его к себе.
- Это залог!
Когда Катя вернулась, Жданов сидел на диванчике, горестно обхватив голову руками.
- Лед, Андрей Павлович!
За несколько минут, пока её не было, его настроение снова испортилось.
- Скажите, Катенька, - спросил он печально, - я настолько вам неприятен?
Катя молча присела перед ним на карточки, приложила пакет со льдом к его лбу. Жданов накрыл её руку своей.
- Катя, Катя, знала бы ты, - пробормотал он, - как сильно я по тебе скучаю.
Она не двигалась и не говорила. Возможно, холод слегка снизит градус его опьянения. Но Жданов забрал у неё лед, кинул его куда-то в сторону и, низко склонившись, провел губами по её запястью, по открытой ладони. У Кати перехватило дыхание.
- Как я хочу тебя, - шептал он, продолжая целовать её руку, - как мне хочется снова прижать тебя к себе, целовать… Это что-то нечеловеческое, Катя.
- Не надо, - попросила она, но вырвать свою руку из его сил уже не было. Он вскинул голову, и его глаза оказались совсем рядом. Во взгляде была такое откровенное, горячее желание, что Катя отшатнулась.
- Мне надо идти, - пролепетала она, вскакивая.
Жданов тоже тяжело поднялся, оперся на неё. Она слегка просела под весом его тела.
Нет, лед не приблизил его к трезвости.
- Поехали!

Внизу у них случилась небольшая перепалка с Потапкиным, который предложил сам довезти Андрея Павловича до дома.
- Потапкин, вот ты кто? – спросил его Жданов, то ли хлопая сотрудника по плечу, то ли держась за него.
- Я? Потапкин! – ответил Потапкин.
- Нет, ты – охранник, - возразил ему Жданов, - ну вот и охраняй! А Катя… где же она… вот она наша Катенька! Катенька… Екатерина Валерьевна то есть… она кто?
- Пушкарева, - ответил Потапкин.
- Нет, она помощница президента! – наставительно произнес Жданов. – Вот пусть и помогает… Катенька наша… где же она…
- Садитесь, Андрей Павлович, - устало попросила Катя, устраиваясь на водительском сидении.
Хорошо бы к дому Жданова вели пустые дороги без светофоров.
«Встречка всегда по левую сторону, - напомнила себе Катя советы Зорькина, - а после желтого цвета светофора не обязательно загорается зеленый, может еще и красный».
Жданов решительно отверг предложение Потапкина разместиться на заднем сидении и влез, стукнувшись макушкой о дверь, на переднее.
- Наконец-то мы одни, Катюш, - громко сказал он, отчего Потапкин, все еще стоявший у открытой двери, вытаращил глаза.
Окна немедленно запотели.
- Погнали, Катенька, - скомандовал Жданов и достал из кармана новую бутылку виски, а из-под полы пальто – куклу.
- Не наигрались еще? – сухо спросила Катя, поворачивая ключ зажигания.
- А вы? – быстро среагировал Жданов. – Вы еще не наигрались? Кукла Коля, кукла Андрюша! Мешаем-мешаем-мешаем, под каким стаканчиком Катя?
- Прекратите, - сквозь зубы произнесла Катя, ощущая, как злость мешает ей сосредоточиться на дороге.
- Да я бы с радостью, Кать, - пожаловался Жданов, воюя с пробкой от бутылки. – Я бы с радостью прекратил! Поехал бы сейчас к родителям, а потом бы женился на Кире, бегал бы по моделям всяким… беленьким, черненьким, зелененьким… Только я почему-то бегаю за вами, Катя! Как в пербута… пертуба… да я подростком ни за кем никогда не бегал! - Жданов так и не справился со сложным словом и немедленно рассердился.
- Дайте сюда бутылку!
- Катя, вам нельзя пить, вы за рулем! – отрезал Андрей.
Она быстро посмотрела на него.
Он был мрачен, взъерошен, во взгляде надвигалась то ли грозовая туча, то ли болотце слез.
- Куда вас везти? – спросила Катя, изо всех сил отгоняя совершенно некстати выскочившую из-за угла нежность к этому большому и откровенно несчастному человеку.
- Домой, - вальяжно развалившись, ответил Жданов, разглядывая виски в бутылке, - гоу хоум, Катюша!
- Где он… ваш хоум?
- Там, где сердце, - подмигнул ей Жданов.
Катя вздохнула и притормозила в кармашке на обочине.
- Андрей Павлович, пожалуйста, - попросила она в полном отчаянии. – Мы не можем кататься кругами всю ночь, мне к Ольге Вячеславовне надо!
- Олечка Вячеславовна… а я не знаю её адреса, Кать.
«Надо позвонить Малиновскому, - подумала Катя, - это его друг, пусть он с ним и мучается». И поняла, что так и не забрала свой мобильник из каморки, а ждановский пал смертью храбрых. То есть, буквально, утоп.
- Господи, что же мне делать, - пробормотала она.
Жданов отвлекся от бутылки и посмотрел на неё. На мгновение в его взгляде промелькнуло что-то разумное.
- Езжайте прямо, Катенька, раз уж вам все это так обрыдло!
Катя послушно тронулась с места, и остаток дороги Жданов вел себя очень послушно, кратко сообщая ей, где свернуть. Кажется, он обиделся.
Куда они ехали? К Кире? К его родителям? Куда?
- Причаливаем! – закричал, наконец, Жданов во дворе одной из элиток. – Бросайте якорь, Катя!
Он открыл дверь со своей стороны и вывалился наружу, неловко взмахнул рукой, и бутылка разбилась.
- Черт!
На снег капали виски и кровь.
Катя выскочила на улицу и подбежала к Жданову. Он попытался спрятать руку за спину.
- Давайте поднимемся наверх, Катя. Оттуда вы вызовете себе такси. Я вас все равно не брошу одну среди ночи, без телефона.
- Покажите руку.
Жданов протянул ей ту, которую не поранил.
- И руку, и сердце… Все ваше!
Катя оттолкнула его, обошла, попыталась разглядеть порезанную ладонь.
- Очень много крови, Андрей Павлович, - сказала она испуганно. – Нужно «скорую».
- Да ну бросьте, Катюш. Вы меня сейчас перевяжете, йодом все зальете, и я сразу поправлюсь. Вы умеете выносить раненых с поля боя, моя стойкая Кэт?
Говоря эти слова, Жданов снова обнял Катю за плечи, но уже не наваливался так тяжело, а тянул в сторону подъезда.
- Это ваш дом? – Катя задрала голову.
- Моя крепость. Пойдемте. Я обещаю, что буду вести себя нормально.
- Я…
Она колебалась.
Ни одна лань добровольно не войдет в логово голодного льва.
- Идемте, Катя, пока я не истек кровью,- ощутив её колебания, Жданов вытащил руку из-за спины, и глубокий порез на его руке решил исход спора.
- Идемте, - решительно сказала она.

- Добрый вечер, Андрей Павлович, - интеллигентная старушка в строгом офисном костюме улыбнулась им из-за конторки.
- Добрый вечер… Клавдия Сергеевна, если кто-нибудь будет спрашивать… ну случайно! – меня нет дома.
- Конечно, Андрей Павлович, - старушка была невозмутима. Этакая миссис Хадсон московского разлива. – Вызвать вам врача?
- Не стоит, - Жданов решительно сунул руку в карман, приобнял Катю и увлек за собой к лифтам.
Катя дернула плечом, негодуя от такой демонстративности, но Жданова это мало волновало.
В лифте, привалившись спиной к противоположной от Кати стене, Жданов спросил:
- Кать, а если бы тогда, в «Лиссабоне», я поцеловал бы тебя, как ты просила, это бы хоть что-нибудь изменило?
- Конечно, - ответила она спокойно, - вашей репутации ценителя прекрасного пришел бы конец.
- Кать, ты же знаешь, что я не об этом, - нетерпеливо воскликнул Жданов, потом как-то плавно, избавившись от пьяного пошатывания, придвинулся к ней совсем близко, - я о нас с тобой.
- Нет, - Катя отвернулась от него, - для нас с тобой все бы осталось по-прежнему…
В ванной Жданова, куда Катя пришла в поисках аптечки, почти не было Кириных вещей. Это была сугубо мужская ванная, со всякими лосьонами для бритья, после бритья, вместо бритья. Здесь пахло Ждановым, и Катя несколько минут простояла, постыдно уткнувшись носом в полотенце.
Нельзя было быть такой слабой. Но здесь, на его территории, её защита распадалась с невероятной скоростью.
- Порез действительно глубокий, - произнесла Катя, щедро заливая ладонь Жданова перекисью, - возможно, лучше зашить…
- Бинтуйте, Катя, - велел Жданов.
Они оба были в пальто, и Катя старательно не смотрела по сторонам, загоняя неистовая желание рассмотреть квартиру Жданова повнимательнее, куда-то далеко за границы сознания. Она не хотела знать о нем ничего еще больше того, что знала, потому что каждое новое открытие причиняло новую боль.
Сегодня он выглядел человеком, который действительно глубоко страдает.
О, как рванулась бы к нему прежняя Катерина, стремясь уберечь любимого от всех бед, но и у Кати нынешней тоже дрогнуло сердце при виде его отчаяния.
Если бы Жданов был однозначным мерзавцем, как Денис, насколько бы проще было его разлюбить! Но Жданов был гораздо сложнее, в нем уживалось куда больше чувств, чем в обычном человеке. Глядя на то, как он кричит на куклу, разговаривает с куклой, обнимает куклу, Катя впервые подумала о том, что, возможно, Андрей действительно испытывает к своей секретарше разные чувства, диапазон которых невозможно охватить одним взглядом. Здесь был и расчет, и недоверие, и доверие, и ревность, и…
Возможно, он действительно по ней скучал.
Ведь может такое быть?
В конце концов, он же живой человек, и ему, наверное, приятно было быть рядом с любящей его женщиной. Каждому нравится, когда его любят.
Катя возилась с бинтом, не поднимая на Жданова глаз, но он был слишком близко, критично близко, тяжело и жарко дышал, и сам был тяжелым и жарким, опасным, желанным.
- Готово, - Катя торопливо вскочила на ноги. – Где у вас телефон? Мне нужно вызвать такси.
Жданов поднялся вслед за ней. В его движениях появилась та обманчивая плавность, которой Кате так и не удалось ни разу противостоять.
Она невольно отступила еще на один шаг назад.
- Катюш, - Жданов поднял руки, показывая: не трогаю! Я безопасен! – А хотите чаю, Кать? Когда вы еще попадете ко мне в гости! Или сока. Апельсинового.
- Нет, - быстро сказала она, отступая. – Ничего не хочу.
- Кать, - он сделал еще шаг к ней, а Катя – еще один шаг от него, налетела спиной на какой-то столик, едва не упала, но Жданов подхватил её.
- Катюш, - его голос просел.
- Это правда? – вопрос прозвучал прежде, чем Катя успела остановить себя. Она так много думала об этом, что невозможно было не спросить. – То, что ты мне сказал… про тебя и Киру… Это правда?
- Да, - ответил Жданов. Его здоровая ладонь легла ей на шею, он прислонился лбом к Катиному лбу. Властный, сильный, страстный Жданов. Она ощущала силу его желания и ощущала, как нечто жгучее и горячее поднимается в ней самой. – Та ночь в гостинице… она все изменила, Кать. Я как будто… ну не знаю, как объяснить. Как будто впервые в жизни увидел настоящее море, а до этого плавал в грязном болотце и радовался. Бесконечное, живое, нежное море, и после этого… Кать!
И она послушно отозвалась на его зов, не в силах противостоять этой тоске. Отозвалась, проклиная себя и одновременно замирая от восторга и боли. Последняя ночь с Андреем, прощальная.

Несколько недель спустя.
1.
По-хорошему, надо было попросить отца встретить её, такси из аэропорта стоило немыслимых денег, но что бы она сказала родителям? «Сначала я сбежала из «Зималетто», сбежала, как будто преступница, а теперь я сбежала из Египта, бросив там Юлиану одну, нарушив все свои обещания. Гордитесь мной, дорогие родители!»
Нет, звонить папе было немыслимо.
Нужно было звонить Жданову, она для этого и вернулась в Москву, чтобы поговорить со Ждановым, но набирать его номер было страшно.
Наверное, после того, что она устроила на совете, он ненавидит её.
А она?
Она поклялась себе, что больше никогда не увидит его, что никогда больше их пути не пересекутся, ну да что же теперь…
Возможно, он уже женатый человек.
Вышла ли Кира за него после того, как прочитала все эти открытки?
Катя покинула здание аэропорта, таща за собой свой небольшой чемоданчик и поежилась на пронзительном мартовском ветру.
Еще утром она купалась в море и загорала на солнце, а сейчас ночная Москва показалась самым негостеприимным местом на земле.
Звонить? Не звонить? Уже так поздно… Что он скажет Кире?
Катя поймала такси, стоически кивнула, услышав цену и пообещала себе позвонить, когда будет поближе к городу.
Она трижды набирала и стирала номер. Для того, чтобы совершить этот звонок понадобился весь запас мужества и силы воли.
- Алло? – буркнул в трубку незнакомый сердитый мужской голос.
- Простите… - Катя так растерялась, что едва не нажала «отбой», но потом спросила: - это мобильник Андрея Жданова?
- А хрен его знает… Эй, мужик, тебя как зовут? Да он в отключке, девушка!
- Как – в отключке?
- Девушка, вы бы забрали его. Он же на снегу себе все яй… всё отморозит! Замерзнет еще насмерть, разбирайся потом, кто бил, кто не бил, кто мимо проходил…
- Вы его избили и бросили на улице? – переспросила Катя.
- Мы его избили? Да он сам на людей бросается, как собака… Вы его от бешенства давно прививали?
- Говорите адрес!..

***
Андрей лежал на снегу перед ночным клубом. Рядом с ним дежурил хмурый охранник.
- Девушка, это вы звонили? – спросил он, явно обрадованный Кате.
- Господи, что случилось?
Катя присела рядом с Андреем, обхватила руками его лицо. Синяки и ссадины в электрическом освещении фонарей были похожи на резкий театральный грим.
От Жданова ощутимо тянуло спиртным.
- Пришел пьяный, нарывался на драку, ну и вот… нарвался… - скучно перечислил охранник, - а выглядит, как приличный человек… Какая-то Катя его бросила, вот и беснуется мужик. Бабы! – и охранник сплюнул на снег.
- Помогите мне его до такси дотащить, - попросила Катя.
Таксист, увидев такого пассажира, только выругался.
- Не повезу! Он все сиденья кровью испачкает!
- Я вам заплачу, - едва не плача, сказала Катя. Ну куда она сейчас, с чемоданом и Ждановым? – Заплачу, сколько скажите!
В такси Жданов беспокойно зашевелился, открыл один заплывший глаз.
- Катя? – прохрипел он. – Ну вот и глюки начались!
И он снова зажмурился.
- Андрей… Павлович, пожалуйста!
Он посмотрел на неё более осмысленно.
- Катя? Не может быть… Откуда ты? Черт… а я в таком виде. Да ладно, этого просто не может быть!
- Я – из Египта. Мне нужно поговорить с вами… с тобой. Это очень важно.
Жданов постарался сесть ровнее, но охнул и поморщился.
- Прости… Из какого еще Египта? Катя! Я же искал тебя по всей Москве. Трубку телефонную гипнотизировал! Зорькину твоему… проходу не давал. Кажется, я даже угрожал ему! – сейчас Жданов был похож на постепенно загорающуюся гирляндами рождественскую елку. Вот он – обессиленный, измученный, едва живой человек в полуобморочном состоянии. А вот – энергичный, взволнованный, пылкий Жданов.
- Что с тобой случилось? Ты в порядке? Нужно в больницу, наверное!
- А! – он небрежно отмахнулся. – Дискуссия с командой боксеров… Все нормально, Кать. Катя! Я так рад тебя видеть! Я думал, что ты уже никогда… Господи, Катя! Откуда ты взялась?.. Спустилась с небес, как ангел? Мне тоже надо с тобой поговорить, очень надо…
- Нет, - торопливо произнесла Катя, - мы не будем с вами говорить о том, что произошло. Давайте… просто закроем эту тему навсегда. Между нами ничего не изменилось, Андрей Павлович. Я никогда не забуду инструкцию, а вы не простите мне совет директоров.
- Я люблю тебя, - глухо отозвался Жданов, откидываясь на сидении. – Но пусть будет так, как ты хочешь… Ты только не исчезай больше, пожалуйста.
Елка опять погасла.
- Боже мой, - потрясенно прошептала она, разглядывая его лицо, - что ты с собой сделал! Я думала, ты сейчас… с Кирой. Или еще с кем-нибудь. Я так боялась тебе звонить! Боже мой… Но куда тебя везти? Где вы с Кирой сейчас живете?
Андрей криво ей улыбнулся.
- Я живу дома… один. Кира, полагаю, тоже не сменила место жительства.


В квартире Андрея Катя привычно первым делом заглянула в ванную – за аптечкой. Редкие Кирины баночки и скляночки исчезли совсем.
Катя помогла Жданову стянуть пальто. Рубашка пришла в полную негодность, и Катя просто выбросила её.
- Андрей! – она потрясено охнула, увидев его избитое тело. Из глаз незамедлительно хлынули слезы.
- Кать, да правда все нормально… Если тебе неприятно, я сам справлюсь. Подожди меня немного на кухне, пожалуйста.
- Мне не неприятно, - сказала она, взяв себя в руки. – Я с детства к фаршу приучена… Котлетки, фрикадельки…
Она заговаривала зубы сама себе, и Жданов сразу подхватил этот отвлеченный разговор.
- Елена Санна учила тебя готовить?
- Учила, - Катя принялась обрабатывать ждановские ранения, - а папа учил стрелять, имей в виду.
- Что ты делала в Египте? Отдыхала?
- Работала. Помогала Юлиане с показом конкурса красоты.
Жданов вдруг повернул голову и внимательно посмотрел на Катю. На её распущенные волнистые волосы, новые очки, неброский макияж.
- Заметно, - разбитые губы раздвинулись в улыбке. – Ты хорошо выглядишь.
- Зато ты ужасно… Господи, Андрей… Павлович, ну как же так можно.
Он ушел в душ, а она осталась. Собрала смоченные кровью и перекисью ватные тампоны, без всякого смысла сполоснула несколько стаканов с остатками виски.
Квартира выглядела такой же одичалой, как её хозяин.
Все, что угодно ожидала увидеть Катя после своего возвращения, но только не избитого одинокого Жданова в полном психическом раздрае. Он встретил её так… как будто действительно не сердился на неё.
А может все обошлось? Может, Павел не лишил единственного сына президентского кресла? Может, они только посмеялись над произошедшем?
Никто в здравом уме не будет радоваться тому, что его компания принадлежит чужому человеку.
А Кира? Значит, она так и не простила ждановских выкрутасов с соблазнением нелепой секретарши? Всех моделей ему простила, а Катю Пушкареву не смогла?
«Хватит себя накручивать», - велела себе Катя. Ей и без того предстоял тяжелый разговор.
Как поведет себя Жданов? Рассмеется ей в лицо? Рассердится? Выгонит её из дома?
Как бы он не поступил, это не обидит Катю. Она поступает так для него и… для кое-кого еще. Вовсе не для себя.


Жданов вернулся очень быстро. Он был в распахнутой рубашке и легких домашних брюках. Хмель, кажется, выветрился из него окончательно, зато синяки налились куда колоритнее. Двигался Андрей медленно и трудно.
- Как ты завтра таким в «Зималетто» покажешься? – спросила его Катя, невольно сбиваясь на горячую, жгучую жалость. Такой большой, такой непутевый.
- А они привыкли, Кать… - небрежно отмахнулся Жданов, чем привел Катю в еще большее смятение.
- Как… привыкли?!
- Кать, ты с чемоданом? Ты правда только с самолета?
- Правда. Мои даже не знают, что я в Москву вернулась. Придется, наверное, проситься на ночлег к Зорькину. Слушай, давай я залеплю пластырем вот эти ссадины, они плохо выглядят…
- Залепи. Ты голодная? Или хочешь пить? Я никак не могу сообразить, что же мне делать…
- Сядь. Я попью чаю чуть позже. Повернись сюда немного… Давай я тебя бодягой намажу, что ли! Если ты не передумаешь меня угощать чаем, после того, что я скажу. Но я хочу, чтобы ты знал: я уезжала из Москвы в ужасном состоянии, я была как загнанный зверь, плохо соображала, что делаю… - Катин голос дрогнул, и она ненадолго замерла над ранами Жданова. Потом продолжила более спокойно: - Нет, я не прошу прощения за совет, я пытаюсь объяснить, что у меня и в мысли не было отбирать у тебя компанию, что бы Коля не говорил.
- Катя, Катюш, да бог с ней, с компанией!.. – он нетерпеливо ерзал, все время стараясь повернуть голову так, чтобы видеть Катю.
- Да, речь сейчас не о ней, - согласилась она, снова замерев ненадолго. - Андрей, я не планировала больше встречаться с тобой, понимаешь?
- Кать!
- Я рассталась с тобой навсегда, убежала от тебя с разбитым сердцем, сожгла все мосты… Но… все получилось совсем не так, как я думала. Произошла одна вещь, которая отодвинула в сторону мои обиды на тебя, и все мои чувства по отношению к тебе. Это осталось, но… но все теперь неважно. Я жду ребенка, Андрей Павлович.

Сказала – и отвернулась. Если он сейчас спросит: «Чей это ребенок, Зорькина?» она умрет на месте. А если он скажет: «Ну, Катенька, вы же взрослый человек, решите проблему сами» - то она встанет и уедет на конец света, так далеко, что соседями её будут лишь белые медведи. А если он предложит денег, она убьет его.
Катя сидела, в ужасе перебирая самые худшие варианты. С тех пор, как этим утром обыкновенный анализ крови показал ХГЧ, она придумала сотни вариантов реакций Жданова. Она даже думала ничего ему не говорить, но это было бы слишком.
Никто в целом мире, ну кроме разве что Гитлера или другого массового убийцы, не заслуживает того, чтобы не знать о собственном ребенке.
Каждый ребенок имеет право на знакомство с родным отцом. Если его отец не Гитлер, конечно.
Гитлером Жданов не был. Но если он скажет «а я тут при чем, Катенька», то он станет космонавтом или героем родины, погибшем при исполнении.
Жданов молчал, и Катя нерешительно посмотрела на него.
От широкой улыбки ссадины на губах Жданова закровоточили. В глазах Андрея стояли огромные, хрустальные слезы.
- Катюш, - сказал он, и его голос дрогнул, но ошибиться было невозможно: в этом голосе была и радость, и нежность, и гордость, и черт знает что еще, но не было ни намека на «а я тут при чем, Катенька!»
От облегчения Катя тоже выдохнула, заулыбалась, с плеч словно каменные камни скатились.
- Боже, - сказала она, не слыша себя. – Я думала, ты как Малиновский… испугаешься!
- Кать… - Жданов был настолько взволнован, что принялся собирать в складочки подол её платья, - Катенька… а кто? Мальчик? Девочка?
- Вырастет – само решит. Андрей! Он же еще очень маленький. Вот такой, - и она показала пальцами размер эмбриона, который утром показала ей врач.
- Вот такусенький, - умилился Жданов, который выглядел так, будто опьянел заново. – Ребенок, Катя! Кать, Катенька, вы выйдете за меня замуж?
Переход был настолько внезапным, что Катя несколько секунд соображала, куда и зачем ей надо идти. Потом вскочила и подол свой из пальцев Жданова вырвала.
- Андрей… Павлович… Я вовсе не собираюсь за вас… с вами… У нас с вами… Все кончено, Андрей Павлович! Впрочем, у нас с вами ничего и не было… Нет, нет, не перебивайте меня. Я предлагаю вам отцовство, но не себя в качестве… в любом качестве. Я сама по себе, вы – сами по себе. Ребенок общий, но и только-то.
Жданов слушал её сосредоточенно, но по его выражению лица было не угадать, понимает ли он хоть слово.
- Пожалуйста, - попросила Катя едва слышно, - не заставляй меня жалеть об этом разговоре… Мне очень тяжело было приехать к тебе.
- Конечно, - сказал Жданов и вышел из комнаты.
Его не было минут десять, и за это время Катя совсем разволновалась. Что он там делает? Пьет? Звонит Малиновскому? Намыливает веревку?
- Кать, - когда Жданов вернулся, он выглядел спокойным и сосредоточенным, - я вам постелил в своей комнате… Вы, кажется, сказали, что вы в Москве инкогнито… Я лягу здесь, не бойтесь. Да бросьте, Катя, - крикнул он с внезапной властностью и раздражительностью, - если уж нам с вами предстоит воспитывать одного ребенка, мы должны научиться ладить друг с другом! А теперь пойдемте, я вас накормлю чем-нибудь.


Пока Катя устало жевала какой-то салат с руколой и кедровыми орешками, который оставила, кажется, Маргарита, Жданов сидел на подоконнике и рассматривал её.
- Слушайте, а вы правда отлично выглядите, Катенька, - вынес заключение он, - и платье такое милое… И фолиевую кислоту надо завтра с утра купить… Кать, а ты уже думала о том, что будешь делать дальше?
- Я думала только о разговоре с тобой, - честно призналась Катя, - что ты скажешь, как отреагируешь.
- Могу себе представить, - Жданов помрачнел, мотнул головой, словно отгоняя дурные мысли, и продолжил вполне деловым тоном, который взял после своего десятиминутного отсутствия. – Завтра я поговорю с отцом о твоем возвращении в «Зималетто».
- Ты с ума сошел? – испугалась Катя. – Я же числюсь в воровках и мошенницах!
- Катя, ты ждешь ребенка, который однажды возглавит эту компанию, - сердито ответил Жданов, - поэтому прекрати прибедняться.
- Что?
- Еще тебе нужно встать на учет, но этим, я думаю, займется мама. Боже, она всю Москву и половину Европы на уши поставит! – Жданов рассмеялся. – Вот увидишь: тебя только профессора и будут смотреть!
- Что?
- И завтра я поговорю с Валерием Сергеевичем… сам. Кать, думаю, тебе надо купить отдельную квартиру.
- Что?!
Катя вскочила на ноги.
- Жданов, ты с ума сошел? Почему ты распоряжаешься мной, как вещью?!
- Ты выйдешь за меня замуж?
- Никогда!
- Тогда давай спать. Утро вечера мудренее, Кать.

Маша Тропинкина посмотрела на часы и вздохнула. В последние дни ей приходилось приходить на работу ни свет, ни заря. Компания стояла на ушах, Павел Олегович был здесь постоянно, Андрей Палыч… ох! Ему лучше, конечно, вообще, не попадаться на глаза, а если уж попадаться – то вовремя. Катька, Катька! Что ж ты там такого натворила, что теперь любимого шефа так колбасит… Нет, Маше, конечно, от него доставалось ой-ой-ой как, но все равно Андрея Палыча ей было жалко. Сразу видно – страдает человек.
Зазвонил телефон. Маша посмотрела на него с недоумением: кому пришло в голову звонить в такую дичайшую рань? Но трубку решила взять, памятуя о том, как сильно Андрей Павлович ждет одного звонка.
- Компания «Зималетто» модная одежда, Мария слушает…
- Привет, Маш.
- Катя! Катя!! Девочки, это Катя! Черт, и Андрейпалыча нет… И девочек нет. Кать, он же мне голову снимет! Катька! Как я рада тебя слышать!
Её голос звонко разлетался по пустым коридорам компании.
- Кать! От тебя Жданов каждый день звонка ждет! Ходит, как попугай «Катя звонила? Катя не звонила? Если позвонит немедленно соединяйте» … А сейчас нет его, ой, что будет, когда он придет! А если он придет опять пьяный? Ой, Катька! Что у нас тут происходит! Адвокаты бегают туда-сюда, туда-сюда, Кира все время рыдает, Павел Олегович мрачный такой… А твой Жданов… это просто ужас! То пьет, то дерется, то в твоей кладовке запирается и оттуда на всех кричит… кабинет вот свой разбомбил, девочки из уборки говорили, что жуть жуткая! Они даже решили поначалу, что кого-то убили или ограбили. Да никого не убивали, Кать! Пока… Кать, ты может вернешься, пока он не убил кого… Что значит – кто? Он! Ой! Мамочки… Андрей Палыч, то есть…
И Маша машинально опустила трубку на рычаг, мигом забыв обо всех указаниях Жданова соединить его с Катей как только, настолько поразил её вид начальника.
Во-первых, он был страшно, нечеловечески просто избит. Во-вторых, и это было самым шокирующим, Жданов улыбался от уха до уха. Его глаза, с недавних пор потухшие и мертвые, сияли. Он был – вот чудо! – чисто выбрит, и на нем была свежая рубашка, и весь он, несмотря на синяки и кровоподтеки, выглядел свежим и счастливым.
- Машенька! – вскричал Жданов с пылом. - Машенька, милая вы моя!
И он схватил её в объятия, и принялся кружить по пустому офису. Маша взвизгивала и хихикала, и понятия не имела, какого врача вызывать.
- Утро-то какое, Маша, - поставив, наконец, Тропинкину на место, провозгласил Жданов, крутанулся на месте, подпрыгнул и велел: - Маша, когда придут мои родители, скажите, что мне срочно нужно с ними поговорить. Это очень важно.
- А Катя звонила, - сказала потрясенная Тропинкина и пригнулась, ожидая заслуженной вспышки гнева, но шеф только улыбнулся еще шире.
- Ну привет ей передавайте, - сказал он и скрылся за дверями.
- Ух ты, - пробормотала Маша и принялась ждать женсовет. Ей было, что рассказать девочкам.


- Андрюша! – Маргарита страдальчески изогнула губы, увидев лицо сына. Её глаза мигом наполнились слезами. – Мальчик мой, что же ты с собой делаешь…
- Хорош, - сухо сказал Павел Олегович. Видно было, что он очень расстроен, но держит себя в руках.
- Мама! – Жданов склонился и поцеловал руку Маргариты. – Папа. Я… У меня для вас есть потрясающие новости!
- Пушкарева объявилась? – спросил отец.
- Объявилась, - радостно согласился Жданов, - и не одна!
- С адвокатами?
- Дорогие мои родители… родители мои дорогие… - Жданову не сиделось на месте, и он опять вскочил, прошелся по кабинету, упал перед матерью на колени. – Мам, ну что ты… не плачь! Со мной все хорошо. Со мной теперь все будет хорошо, я обещаю. Больше никаких пьянок, ничего такого. Ты больше никогда в жизни не будешь за меня волноваться, мам! Я начинаю новую жизнь, ма!
- Эта странная девочка простила тебя?
Маргарита смотрела на него во все глаза. Но слезы высыхали сами собой при виде улыбки сына.
- Нет… не в том смысле, в каком ты думаешь. – Жданов вздохнул, но тут же улыбнулся снова. – Мамочка, Катя ждет ребенка. Ты станешь бабушкой! И прежде… Прежде, чем вы скажете хоть слово, - Жданов повысил голов, увидев расстроившееся лицо Маргариты и посуровевшее – отца, – прежде, чем вы хоть словом обидите Катю… Я хочу сказать вам, что это единственный внук, который у вас будет. Я люблю Катю, и если она не согласится – а она, судя по всему, не согласится – стать моей женой… То никаких других женщин в моей жизни не будет. Я имею в виду серьезных отношений, семьи… Я намерен полностью посвятить себя компании и будущему ребенку.
Наступило молчание. Маргарита и Павел переглянулись.
- Серьезное заявление, - сказал Павел, - в молодости все кажется очень однозначным… Однако, проходят годы…
- Пап, ну мне же не пятнадцать лет, - скучным голосом напомнил Жданов, - я уже вполне благополучно перешагнул юношеский максимализм. И идеализм тоже.
- Однажды Катя выйдет замуж, - в сердцах сказала Маргарита, - и у неё будет семья. А ты?
- Катя может делать все, что ей угодно, - упрямо сказал Жданов, - это ничего не изменит.
- Что же... - сказал Павел после длинной паузы. – Катерина Валерьевна теперь так или иначе – член семьи, и её ребенок станет акционером компании. Надо думать, она не будет разорять «Зималетто» и лишать ребенка будущего?
- У неё и прежде не было таких планов. Я устал вам доказывать, что Катя – честный и надежный человек, и все, что мы с ней сделали – это все ради «Зималетто». Но я прошу вас, - Жданов снова вернулся к Маргарите, приобнял её за плечи, - я прошу вас относиться к Кате с уважением. Она гораздо лучше меня.
- Ну что ты такое говоришь, - Маргарита обхватила лицо сына руками, расцеловала его, - что ты такое говоришь…
- Она в Москве? – спросил Павел. – В таком случае, мне бы хотелось её видеть.


Катя сидела в квартире Жданова и тряслась, как заяц. Вернуться в «Зималетто»! Как, с какими глазами? Как посмотреть в лицо Ждановым-старшим, Кире? Нет, немыслимо. Она сбежала, позорно сбежала, оставив Андрея расхлебывать эту кашу, но ведь честные люди не сбегают с места преступления!
Не будешь же всем и каждому рассказывать, что она бежала прочь от лжи и предательства, от несчастной своей любви.
- Что же нам делать, с тобой малыш? – проговорила она, положив руку на живот. Живот молчал, и крошечный эмбриончик внутри тихо рос, и ему дела не было до маминых сложностей.
Маша… Что успела натараторить Маша? Какие-то ужасы про Андрея. Ужасы, ужасы. Он тут остался в одном сплошном ужасе. Катя разбила ему жизнь.
Почему же твоя месть тебя не греет, Пушкарева? Почему ни в одной книжке не написано о том, как не хочется жить после того, как месть свершится?
Пора.
Она вызвала такси, хоть Андрей и предлагал за ней приехать, посмотрела на чемодан и так и оставила его сиротливо стоять в прихожей. Еще не хватало завалиться в компанию с чемоданом!


- Кира, ну что ты сидишь!
- Вика, а что мне прикажешь делать? Плясать?
- Кира, а ты разве не знаешь… вся компания гудит!
- Она гудит уже не первый день…
Кира подписала документ, подняла глаза на Клочкову. Подруга выглядела так, будто вот-вот выпрыгнет из низкого декольте.
- Ну что там еще случилось? – спросила Кира устало. Она была усталой уже несколько дней, с тех пор как Андрей сказал те страшные слова, про Пушкареву, и про любовь, и не было сил дальше жить, и не было сил на что-то надеяться.
Зачем люди живут после того, как жить становится незачем?
- Во-первых, Андрей пришел весь избитым.
- Ну, это уже не новость, это уже наша повседневность.
Но сердце все равно отдалось мучительной резью. Что же ты делаешь с собой, Андрюша!
- Во-вторых, - Клочкова выдержала МХАТовскую паузу, - все ждут Пушкареву. Она должна скоро подъехать.
- Катя вернулась в Москву?
Как больно. Как больно-больно-больно.
Рассыпанные по полу открытки, игрушки. Слова любви, слова тоски, слова безнадежно влюбленного Жданова. Кира прочитала их сотни раз, она точно знала, какие слова сочинил Малиновский, а какие написал Андрей. И она все понимала гораздо лучше, чем Катя.
Катя никогда не простит Андрея. Андрей никогда не вернется к Кире. Кира никогда не будет счастлива без него. Трагедия. Три поломанных жизни.
Андрюша, Андрюша, золотой мальчик, баловень судьбы, что же ты натворил!
- Хорошо, - сказала Кира почти равнодушно. – Катино появление значительно упростит ситуацию с компанией.


- Прежде, чем вы начнете ссорится, - Павел Олегович осмотрел собравшихся, - я хочу напомнить, что Александр несколько раз предлагал продать свои акции, поскольку ему нужны деньги для открытия своего бизнеса. Взвесив все «за» и все «против», я решил выкупить его долю.
- Постойте-постойте, - медленно сказал Воропаев. – А как же мой пост президента, который вы мне обещали?
- Взвесив все «за» и «против», я решил оставить эту должность за Андреем… Сейчас неразумно менять президента, банки разорвут нас на куски. Более того, я намерен вернуть Екатерине Валерьевне Пушкаревой должность в «Зималетто», более того – я намерен повысить её.
- Что? – глухо переспросила Кира, она держалась за горло.
- Ну это уже ни в какие ворота, - возмутился Александр. – Вы меня простите, Павел Олегович, но это бред… И каким образом вы купите мои акции, когда компания в залоге?
- Просто выплачу тебе ту сумму, которую ты посчитаешь нужной. Юридически мы оформим все позже, когда компания встанет на ноги. Я верю тебе, Саша.
Воропаев наклонился вперед и написал на бумаге несколько цифр.
- Но это же… - ахнула Маргарита и замолчала. Павел Олегович кивнул.
- В таком случае, считаю напрасной тратой моего драгоценного времени мое дальнейшее пребывание здесь, - высокомерно заявил Воропаев, вставая. – Дальнейшие дела этой агонизирующей компании меня не касаются. Но я надеюсь, - склонился он над Ждановым, - что ты не пустишь моих сестер по миру.
- Все будет отлично, Сашенька! – улыбнулся ему Жданов так искренне, что Воропаев отшатнулся.
- Прошу прощения, - в конференц-зал вошла Виктория, - там эта… Пушкарева явилась.
- Кунсткамера в полном составе, - скривился Воропаев.
- Саша, ты иди… А ты, Вика, проводи, пожалуйста, Екатерину Валерьевну, - Павел Олегович произнес это имя и отчество с особым нажимом, - в кабинет президента. Пойдем, Марго, поговорим с ней.
- А что это щас было? – спросил ошалелый Малиновский, когда обе двери (за Ждановыми-старшими и Александром) закрылись, - что это щас было, Жданчик?
- Действительно, Андрей, что происходит? – присоединилась к нему бледная Кира.
- Все хорошо, - рассеянно крутя ручку отозвался Жданов, - все хорошо.

Кабинет президента компании. Как тяжело здесь оказаться снова.
Сколько всего здесь случилось за последние месяцы! Вся Катина жизнь здесь случилась.
Она села в кресло. Ноги не держали её.
Что предстоит ей теперь? Какие слова найдут родители Андрея для прохвостки, окрутившей их сына, отобравшей у них компанию, навязавшей им своего ребенка?
Страшно представить, что именно они о ней думают!
Не надо было возвращаться в Москву, подумаешь, ребенок! Мало ли их растут без всяких отцов!
Поддалась уговорам совести на свою голову!
- Доброе утро, Екатерина Валерьевна. Рад встрече. - Павел Олегович пожал руку Кате по-мужски. – Как вы себя чувствуете?
- Нормально… То есть, здравствуйте! – она так волновалась, что поневоле взяла сухой, официальный тон. – Павел Олегович, Маргарита Рудольфовна!
- Катя, - Марго слабо улыбнулась ей, - да вы сидите, не нужно было вставать. Катя… я могу вас так называть?
- Да, конечно…
- Конечно, - задумчиво проговорила Марго и бросила быстрый взгляд на мужа. – Катя, я знаю, как подло поступил с вами Андрей. Поверьте, это был ужасный удар для нас.
Катя едва не закричала. Она даже предположить не могла, что родители Андрея в курсе этой гнусной истории с инструкцией. Мало ей было Киры, неверящих, слепо бегающих вслед за строчками Кириных глаз, её потрясенно дрожащих губ! Оказывается, родители Жданова тоже ознакомлены с этим куском Катиной жизни.
Казнь, уготованная для Кати Андреем была не просто жестокой, она была публичной. Приговорена к позорному столбу…
Как жить, когда все вокруг знают про тебя такое тайное, такое стыдное?..
- Катя, вы побледнели, - Маргарита протянула руку и положила её на Катино плечо, - простите меня, это было бестактно…
- Я не готова обсуждать с вами эту тему, - хрипло сказала Катя.
- Понимаю, - кивнула Марго.
- Не думаю… не думаю, что вы понимаете, - Катя отвернулась от неё, посмотрела на Павла Олеговича.
- Екатерина Валерьевна, - сказал тот очень размеренно и спокойно, - я намерен передать вам акции Александра и назначить вас финансовым директором компании.
- Какие перемены, - не удержалась Катя, - насколько я могу судить по рассказам Николая Зорькина, еще недавно вы планировали посадить меня за решетку.
- Катя, но и вы меня поймите! Не каждый день узнаешь, что твоя компания уже больше не твоя. Я вложил слишком много сил в «Зималетто», чтобы позволить ей уйти в чужие руки.
- Простите, - опомнилась Катя, – я была не права. Но вы напугали меня своими планами. Должность помощницы президента меня вполне устраивает.
- А меня – нет, - спокойно возразил Павел Олегович. – Рано или поздно ваш ребенок получит контрольный пакет акций, а это значит, что он должен расти в атмосфере уважения и благожелательности. А это невозможно, когда его мать… когда некоторые сотрудники компании к позволяют себе относиться пренебрежительно к вам. Я могу заменить Милко, Екатерина Валерьевна, это будет трудно, но я смогу. Вас же заменить невозможно.
- Я чувствую себя матерью инфанта, - пробормотала Катя, - как будто я сама уже исчезла, остался только ребенок! Не стоит так беспокоится, Павел Олегович! У Андрея Павловича будут и другие дети, рожденные в законном браке…
- Ну мы же не в средневековье живем, чтобы делить детей на законнорождённых и бастардов, - усмехнулся Павел Олегович. – К тому же Андрей пообещал нам, что ваш ребенок – это единственный внук, который у нас будет.
- Как он может такое обещать? – Катя ощутила, как кровь гулко застучала ей в виски. – Это же невозможно!
- Думаю, та одержимость вами, которую испытывает мой сын, называется любовью, - мягко заметила Маргарита, - я долго не могла понять и поверить… Но мы с Павлом любим Андрея, он у нас один… И мне бы не хотелось потом винить себя в том, что я плохо обошлась с женщиной, которую он выбрал для себя.
- Да никого он не выбрал, - раздосадовано пробормотала Катя, - вы же читали инструкцию, вы же понимаете, для чего все это было…
- Читала, - вздохнула Марго, - этому нет оправдания. Но еще я видела, как страшно тосковал по вам Андрей, когда вы исчезли. И какое у него стало лицо, когда вы вернулись. Поймите нас, Катенька, мы вовсе не собираемся вмешиваться в ваши отношения с Андреем. Но нам бы хотелось быть рядом с внуком, смотреть, как он растет, как учится ходить и говорить. Не отталкивайте нас, пожалуйста.
Катя молчала, у неё в горле стоял ком, и говорить было невозможно.


Позже, когда Катя и картина – глаза бы её больше не видели, сколько воспоминаний! – перебрались в бывший кабинет Ветрова, к ним заглянул Федор.
- Кать, - сказал он со значением, - я твой чемодан у Андрей Палыча из квартиры забрал, он теперь в багажнике его машины. Я тебя потом на ней домой отвезу, у меня и ключи есть!
- А где…
- Уехал, - понятливо ответил Федор, - сказал, что у него важная встреча, если его поставят к стенке и расстреляют, то вспоминать как героя…
- Ладно, - ответила Катя.
Андрей поехал встречаться с её отцом, вот что.
Боже, что же он ему скажет?
Катя потянулась к мобильнику, но так и застыла, не сделав звонка.
Все происходило совсем не так, как она себе представляла.
Андрей вовсе не женился на Кире, а наоборот – расстался с нею. Все окружающие в один голос утверждали, что он едва не спятил от отчаяния, когда Катя уехала.
Андрей совсем не расстроился и не испугался, узнав о ребенке. Наоборот – обрадовался так явно, так откровенно, что даже Катя, видевшая его актерские таланты раньше, ему поверила.
Ждановы-старшие не выгнали Катю из компании, наоборот – повысили и решили сделать акционером. И еще они заявили о желании видеть внука и воспитывать его.
Может быть, это не та Москва, из которой Катя уехала? Может, это другая зазеркальная Москва, где все плохие персонажи стали хорошими, и наоборот?
Катя прижала руки к пылающим щекам. Глупое, безнадежно влюбленное в Жданова сердце, бешено стучало. Неутомимые мечты снова взвились в высь, откуда весело плясали на облаках.
- Пушкарева, хватит мечтать, - простонала Катя, падая руками на стол, - посмотри, куда тебя привели твои мечты… Хватит, хватит! Боже, что скажут мои мама и папа?!
Возможно, ей стоило отказаться от даров, как от данайских? Акции, должность, новый статус! Куда ты лезешь, Пушкарева, мало тебе? Неужели ты еще не поняла, что все хорошее в твоей жизни оборачивается полнейшим крахом? Рожденный ползать…
Но вот он – самый главный приз: ребенок Андрея. Нежданный-негаданный подарок судьбы, ребенок, которого она будет любить так сильно, как ей не позволили любить его отца.
Ребенок, который так важен для Ждановых тоже.
Маленький эмбриончик, понятия не имеющий, какой переворот он совершил.
Крохотное чудо, надежда, сказка.

Домой Катя возвращалась со страхом: что-то наговорил Андрей её отцу, что-то скажет мама?
Единственная дочка – принесла в подоле. Радость-то какая!
Разве так её воспитывали?
Отец, должно быть, страшно разочарован.
Она даже подумала о том, не сбежать ли ей к Зорькину, подождать, пока буря не уляжется.
О прошлой ночи, проведенной в квартире Андрея, она старалась не думать. О том, как жадно вдыхала его запах, как ловила до рассвета шорохи и вздохи из соседней комнаты, как боялась пошевелиться.
А-а-андрей.
Такой сильный, такой большой, такой…
Родной?
Еще вчера утром не было более далекого и чужого для неё человека. Еще вчера утром она даже думать не смела, о том, что увидит его так скоро.
Надо идти, хватит стоять на лестничной площадке и бояться!
- Ну привет, - сказал отец, открыв ей дверь, - иди матери валерьянки накапай, а то она совсем ум потеряла. Видано ли дело! А, впрочем, что же теперь… Иди, - повторил он, а потом раскинул руки и крепко обнял Катю. – Эх ты, а еще красный диплом!
Катя заплакала и плакала так громко, так сладко, как в детстве, когда падала на коленку, и мама дула, а папа пытался шутить, и все вокруг неё бегали, и её жалели, и ругали конечно за неосторожность, но это было так хорошо, так надежно… Родители! Самые надежные и любимые.
Папа ругался и думал, куда ставить коляску. Мама причитала, жалела, прикидывала, где покупать фланель для пеленок.
- Поднимем, Катенька, даже не думай!
- А Зинка из тринадцатой троих без мужа родила, и ничего!
- Пушкарева, я буду крестным отцом, имей в виду!
Когда успел прийти Коля?


Уже совсем поздно, когда Катя с мамой наплакались, а папа с Колей выпили наливку, сначала с горя, потом, устыдившись (человек как-никак растет) на радостях; когда обсудили Ждановых, акции, и назначение Кати финансовым директором, и её отказ выйти замуж за Жданова («Катюнь, а ведь говорит – любит»); когда все переволновались, успокоились, потрогали Катин живот и разошлись по кроватям; тогда Катя долго лежала без сна на своем диванчике и думала о том, сколько всего нового с ней случилось.
Скорее всего Андрей не сказал всей правды её отцу, и правильно сделал. Незачем папе такие подробности, достаточно того, что мама оказалась с ними в слишком хорошо ознакомлена. И судя по её непримиримой и гордой усмешке, никогда в жизни она не заговорит с Андреем об этом, как никогда в жизни не забудет инструкции, и не простит её.
Ребенок сгладил все углы, конечно же. Взрослые приготовились ради него забыть о своих обидах и неприязнях, и разочарованиях, и разрушенных мечтах. Сгладил, да не стер.
Катя вынырнула из одеяла, подошла к окну, вспоминая, сколько всего передумала здесь, о скольком перемечтала. По темному стеклу прошла рябь её отражения, а Андрей заметил, но не сразу! А она думала – он сразу увидит, как Катя изменилась, как похорошела… Или ей только так кажется? Но ведь Миша, и Юлиана в один голос утверждали, что Катя стала лучше выглядеть. Почему же Андрей не сразу заметил, ведь ему так важна внешность женщины!
А папа всегда говорил, что о человеку по обложке не судят, и Катя тоже так думала, а потом привыкла, что судят, еще как судят!
Но теперь все будет по-другому. Никто больше не будет смотреть на неё свысока, с усмешкой. Но разве уважение появляется из-под палки? Разве достаточно желания Павла Олеговича для того, чтобы к Кате стали относится иначе?
Вопросы, вопросы… И будущее, странное, незапланированное, новое будущее пряталась в темноте за окном.


- Доброе утро… Маша?
Катя безнадежно заглянула под стол.
- Амнистия же, Кать, - засмеялся Федор, - Андрей Палыч снова очеловечился, теперь Маша опять опаздывает. Она же у нас как барометр, точно показывает среднюю температуру по психбольнице… Кать? А что вообще происходит?
- Да ничего такого, Федь. Небольшие административные пертурбации.
- Ну да, - не поверил Федор.
Лифт тихо звякнул, но выпустил из себя вовсе не Тропинкину, а Жданова.
- Катя? – Жданов даже не взглянул на пустой ресепшен. – Почему вы так рано на работе?
- Я пришла вовремя, - изумилась Катя.
- Идите сюда, - Жданов ухватил Катю за локоть и потащил в сторонку. – Кать, тебе же спать надо! Мне Клочкова в свое время всю плешь проела, что все беременные по утрам страшно хотят спать! Зачем ты пришла так рано? И на автобусе, да? – осенило его вдруг. – Ну конечно, Зорькин машину-то вернул… Пусть заберет её сегодня же! Тебя не тошнит?
- Андрей Павлович, - Катя оглянулась на превратившегося в Большое Ухо Федора, - прекратите немедленно.
- Пойдем со мной, - Жданов тоже на Федора оглянулся.
Катя вздохнула и подчинилась. Себе она сказала, что это просто потому, что споры в зоне ресепшен никому не нужны, а вовсе не из-за того, что от близкого Жданова становится страшно-сладко в желудке.
- Кать, я идиот, - сообщил Жданов, едва закрыв за Катей дверь, - я ведь даже не узнал вчера, как ты себя чувствуешь! Может, тебе надо дома лежать и фрукты лопать, а не работу работать!
- У меня все хорошо, - как можно тверже ответила Катя. – Я чувствую себя здоровой и полной сил. Я бы хотела попросить вас…
- Конечно! – сразу согласился Андрей.
- Давайте не будем создавать ажиотаж вокруг моей беременности. Ни к чему это на таких ранних сроках. Мало ли что…
- Да, я понимаю, - кивнул Андрей немного неловко.
- Ну вот и хорошо… Я пойду?
- Да-да… Кать! Чуть не забыл, вот пакет с витаминами, а Зорькину насчет машины я сам позвоню… Кстати, Кать, позвоните, пожалуйста, в банки, а то они все волнуются. И еще, Кать, «Макротекстиль» ищет финансиста, вдруг! Может, я им Зорькина порекомендую, да? И нужно еще раз встретиться с адвокатами, сегодня же. Катенька, стойте! – заволновался он, хотя она и так стояла, и не двигалась. – Как все прошло дома?
- Нормально все прошло, - ей было сложно говорить, потому что она смотрела на Андрея во все глаза, так он был хорош, и пылок, и взволнован, и доволен, и весь нацелен на неё, Катю, что если бы она не была влюблена в него с самого первого дня, то обязательно бы сейчас влюбилась заново.
- Ну я рад, - сказал он, улыбаясь, и Катя трусливо сбежала в свой кабинет, подальше от такого Андрея и таких его улыбок. Нет, это невозможно!
День прошел в страшных хлопотах, она звонила в банки, и заново погружалась в состояние дел компании, и женсовет бегал без остановки, то по одиночке, то всем составом, потому что вот он приказ, о Катином назначении!
Несколько раз Катя видела Киру – сухое приветствие, холодная вежливость, и наглые намеки Клочковой, и боже мой! – даже Клочкова читала инструкцию, как это её еще в газетах не напечатали только! И Малиновский – вот кого было видеть хуже всего, но он был мил и вежлив, будто ничего такого, подумаешь!
Под вечер зашел Андрей.
- Катерина Валерьевна, вы обедали?
- В «Ромашке». Ела салат и суп!
- Ну и отлично, - рассеянно кивнул Жданов, покружил по кабинету и примостился на стуле для посетителей. – Мне теперь новый секретарь нужен, - сказал он расстроенно. – Черт его знает, где взять нормального! Да и не хочу я никого брать, - тут же рассердился он. – Но ведь надо, Катя! Сами знаете, какой из Виктории работничек… А в документах бардак, и телефон звонит без остановки, и встречи все перепутаны… А я и так после совета директоров вышел из графика. На все забил, Кать, - пожаловался он.
Он пришел просто поболтать, с потрясением поняла Катя. Просто так заглянул.
Привык поверять Кате все свои заботы?
- Полагаю, - произнесла она осторожно, не зная, как на такое реагировать, - Георгий с удовольствием поможет вам с поиском кандидатур…
- Он мне принес какой-то каталог моделей, - раздраженно ответил Андрей, - ни опыта, ни толку. На кой мне все эти красавицы, - последнее слово он проговорил с нескрываемым отвращением, - когда у меня одна такая в приемной сидит и пасьянсы раскладывает! Я попросил его подыскать кого-нибудь постарше… сорок плюс, Катя, а он на меня посмотрел, как будто я того… А, ну их, - махнул он рукой сам на себя, - Катюш, вы-то как?
- Я-то? Хорошо.
- Хорошо? Ну и замечательно, Кать. Не устали?
- Устала от вашей утомительной заботы, Андрей Павлович, - отрезала она.
- Это я еще проявил стальную волю, Кать, - ничуть не обиделся Жданов, - пять раз заставлял себя вернуться обратно и не мешать вам работать… Мне все еще сложно поверить, что вы снова так рядом. Я… я очень счастлив, Кать.
- Ваши синяки уже выглядят не так пугающе, - пробормотала она в полном смятении.
- Ольга Вячеславовна их чем-то намазала, Кать. Катюш, можно я… отвезу вас домой?
- Не нужно.
- Не нужно так не нужно, - незамедлительно согласился Андрей. – Как вы освоились в новом кабинете?
- Страдаю от панических атак, вызванных переизбытком света и пространства.
- Ну да, конечно. Я ведь после вашего отъезда достаточно времени провел в каморке, все представлял себе, как ты там сидела и все знала, да так и не представил, Кать.
- Мы решили никогда больше об этом не вспоминать, - с трудом дыша, напомнила ему Катя.
- Прости, - быстро произнес Жданов. – Я как будто во сне все время. Боюсь проснуться, а вас нет в Москве, и ничего нет… Простите, Катя, я… А, впрочем, что это я обо мне… Вы точно в порядке? Если вам чего-то хочется, я привезу!
- Что привезете? Персики?
- Ты хочешь персиков?!

- Что значит – беременна? А может… это вообще от Зорькина!
- Малиновский, ты бы заткнулся.
Малиновский заткнулся. Выпил. Выпил еще. Протянул бокал Жданову. Тот отрицательно покачал головой, и Малиновский выпил еще раз.
- Дела… - проговорил он, наконец. – А ты что, счастлив? Вот блаженный!
- Я буду любить этого ребенка так сильно, и баловать его, и он будет говорить мне «папа», и мы будем вместе…
- По моделям шастать…
- Ага… Тьфу ты! По каким еще моделям! И вообще, это может быть девочка!
- Как девочка? – поразился Малиновский. – А, ну да… Девочка.
В компании было тихо, все уже давно разошлись по домам, Зорькин увез Катю на своем большом, дорогущем джипе – увез от него, Жданова.
Вот если бы Зорькина никогда не существовало в природе!
Не было бы тогда нужды в плане соблазнения, и инструкции бы тоже не было, и ничего бы не было! Ребенка – тоже.
Сколько лет бы понадобилось Жданову, чтобы понять, что он любит Катю? Три тысячи двести пятьдесят?
- Жданов, ау! Земля на проводе!
- Что?
- Палыч, ну надо же что-то делать! Я имею в виду – с твоей личной жизнью. Пушкареву, простихосподе, я имею в виду. Надо вернуть на историческую родину – в твои пылкие объятия, я имею в виду!
- Да-да, - отозвался Жданов, не слушая Ромку.
Он бы влюбился в Катю без всяких причин, и без этой мучительной финансовой ревности, и без сомнений в ней. Просто так – взял и влюбился бы. Когда-нибудь.
И все бы у них было легко и просто, и они поженились бы…
- Ромка, ну что тебе надо?!
От приятных мечтаний Жданова отвлекла мельтешащая перед лицом ладонь Малиновского.
- Совсем ты для общества стал бесполезным, - поставил диагноз лучший друг, - что в лоб тебе, что по лбу. Пойду я, Жданов! К Дашеньке пойду… или к Сашеньке…
- Иди-иди, - с облегчением попрощался Андрей.
Малиновский ему сильно мешал думать о Кате.
И говорить с ним о ней было бесполезно.
Ну не понимает человек. Не дано. У некоторых нет музыкального слуха, например, что ж теперь.
В ночной тишине задремавшего «Зималетто» бродили призраки. Жданов бродил вслед за ними.
Вот его кабинет. Здесь Катя когда-то прыгнула ему на шею, растроганная очередной открыткой. Вот её каморка – торопливые перешепоты, быстрые нежности. Коридор – Жданов поцеловал её при всем коллективе, поздравлял с днем рождения.
Везде была Катя, в мастерской у Милко и в зале для показов, в конференц-зале и за пустующей стойкой бара.
Он был пьян тогда, пьян как сапожник! Наверное, это плохо для малыша…
Но быстро протрезвел – в ту самую минуту, когда поцеловал Катю в первый раз. Потом было много всяких поцелуев, и сминалась под его пальцами ткань её блузки, и Катя дышала, и плакала даже от злости на себя, от своей слабости, а он не понимал, но целовал её слезы…
Удушливая волна воспоминаний накатила так остро, что Жданов оперся руками о случайный стол – может, Шуры, а, может, Амуры.
Его ребенок был зачат в слезах и отчаянии, в любви и ревности, в тугом сгустке страсти, нежности, боли и радости.
Он помнил каждую секунду той ночи, и эта память будет тускнеть с годами, а на смену ей не придет ничего.
Никогда больше не будет обнаженной, вспотевшей, изнеможенной Кати в его руках.
Жданов сел за стол, может, Шуры, а, может, Амуры, подвинул к себе чистый лист и начал торопливо писать, поверяя свою боль равнодушной бумаге – как делали сотни тысяч несчастных влюбленных до него.


- Кать, а это, наверное, тебе…
- Что там, Свет? Платежки?
- Платежки… да не совсем…
Катя подняла голову от документов – какой же бардак образовался в компании за несколько недель её отсутствия! – и посмотрела на Светлану. Та выглядела взволнованной и смущенной.
- Свет, ну что там? – нетерпеливо спросила Катя, она не любила, когда её отвлекали от цифр.
- Подчерк-то Жданова! – словно оправдываясь, сказала Света. – Он в последнее время часто свои вещи по компании разбрасывает. Шастает по ночам, как медведь!
- Какой еще медведь?
- Медведь-шатун. Один раз пиджак на Шурином столе забыл, а один раз… ботинки, Кать! В фойе, на диванчике! Мы приходим утром – а там ботинки!
- А Жданов, что? Босиком домой ушел?
- Да он дальше твоей каморки тогда никуда не ходил. Не помню, это было до того, как он кабинет свой разгромил, или после… Катька, тут такое написано! Прям роман!
- Ты читала?
- Да я начало только… Ой, Катька!
Света сунула ей листок и неохотно, медленно ушла из кабинета.
Катя взглянула на неровные строчки, и земля поплыла у неё под ногами.
«Катя Пушкарева, девочка моя, моя маленькая, нежная, любимая»…
- Что это такое? – пробормотала Катя. Она тоже отлично знала подчерк Жданова.
Строчки были путаными, с многочисленными зачеркиваниями и исправлениями.
Очень часто невпопад было написано её имя. Иногда по нескольку строчек кряду. «Катя, Катенька, Катя, Катя»…
Потом – без всякого вступления – пылкие слова «Ты тоже помнишь ту ночь, в моей квартире? Из всех наших ночей она была… Она была такой, как будто утром нас ждали все беды мира, как будто мы ловили последние минуты этой планеты, как будто надвигалось цунами, и мы оба были бессильны его избежать… Мне казалось, что так близко, будто у меня вовсе не осталось кожи, как будто меня… Как будто у меня ничего, кроме тебя не осталось. Но у меня действительно кроме тебя… Ничего.»
Потом снова перечеркивания – размашистые, быстрые, нервные. Сквозь густые заросли своего имени Катя с трудом разобрала продолжение.
«Ты вернулась и принесла надежду. Ты всегда что-то отдавала мне, а я принимал, принимал, как должное, как феодал принимает верность своих вассалов… Я никогда не задумывался об… <зачеркнуто> Идиот. Кретин. Самовлюбленный подонок.
Нормальные люди взрослеют куда раньше, чем я. Я повзрослел, состарился и умер в тот миг, когда открыл ту папку и увидел инструкцию. А ты?..
Господи, какой бред. Для чего? Для кого? Нужно идти домой, лечь спать… Но я думаю о том, что еще утром ты была в моей квартире, ты спала в моей постели, и эта непостижимая близость и невозможность к тебе… Я едва не сошел с ума.
Ты не хочешь об этом… Ты хочешь покоя – забросать прошлое землей, и посадить на руинах сад. Я постараюсь. Кать, честно.
Я буду очень стараться каждый день и учиться… думать о тебе спокойно. Без этой боли, раскаленной добела. Ты сама знаешь ради чего и кого. Когда-нибудь… Когда-нибудь я перестану искать тебя, и мечтать о тебе, и ждать тебя, и хотеть тебя, и любить тебя, и скучать без тебя, и черт его знает еще что… Я перестану.
<Зачеркнуто>
Виноват. Виноват. Виноват. Виноват.
Навсегда.
Боже, Жданов, иди домой.
Домой. В никуда. В пустоту.
Больше не пью никогда. Спать».
- Что это такое? – повторила Катя. Она быстро встала, заперла дверь своего кабинета, вернулась к несчастному, исчирканному иногда до дырок листку бумаги.
Жданов сильно нажимал на ручку.
Снова какой-нибудь план? Происки Малиновского? Тайный умысел?
- Меня это не касается. Не касается, - сказала себе Катя и выбросила листок в мусорку. Достала. Бережно разгладила смятые слова. Прочитала снова.
- Господи, ну зачем я вернулась!
Почему все так сложно?
Так правдоподобно сложно?
Свидетели ждановского горя – Маргарита и Света, Маша и весь женсовет. Все говорили о нем… как будто ему правда было плохо!
Зачем он оставил этот листок на столе у Светы? Для чего?
- Нет, нет, Пушкарева, этого не может быть…
А если – может? Что изменится от того?
- Хватит, - велела себе Катя, - надо работать.
Но листок запрятала среди страниц своего дневника. Как будто прижала к самому сердцу.

Ресторан был новым, модным, неуютным. Острые углы, резкие краски, эклектика в интерьерах и меню.
Кира затащила его сюда пообедать, но сама так и не притронулась к чему-то крошечному, расположенному ровно в центре её огромной тарелки. Сидела и прямо, пристально смотрела на Андрея. От этого взгляда ему тоже кусок в горло не лез.
- Я разговаривала с Маргаритой, - наконец сказала Кира.
- Так, - с облегчением отозвался Андрей, уставший от неловкости этой совместной трапезы.
- Она сделала мне одно предложение.
Жданов вгляделся в строгое, печальное лицо бывшей невесты. Судя по всему, о ребенке она еще не знала. Что же такого предложила ей Марго?
- Поскольку Павел решил выкупить акции Александра, - бесцветным голосом продолжила Кира, - твои родители продают свою лондонскую недвижимость…
От неожиданности Жданов запихнул себе в рот кусок лосося, который уже минут десять гонял по тарелке.
Просторная квартира в престижном районе Лондона стоила немалых денег, безусловно, но очень было сомнительно, что отец действительно продаст её. Сумма, которую запросил Александр, была действительно огромной… но не запредельной же! По крайней мере не такой, чтобы распродавать имущество.
- И Марго предложила мне, - Кира расценила молчание Жданова как знак того, что он уже извещен о родительских планах, – заняться делами компании в Европе… Иными словами, твои родители остаются в Москве, а я переезжаю в Лондон. На ПМЖ.
Вот так, одним легким шагом его родители решили сразу две стратегически важных задачи: избавили Катю от Киры и перебрались поближе к будущему внуку, не оголив при этом европейских фронтов.
- Это очень серьезное решение, Кира, - сказал Жданов. Ему вовсе не хотелось лишать Киру родины только потому, что он полюбил другую женщину.
- Я знаю, - ответила она все так же печально. – Но я не могу остаться здесь и смотреть, как ты бегаешь за… Прости. Полагаю, это оптимальный вариант. Вдали от Москвы я смогу залечить свои раны и одновременно быть полезной компании. Я не могу больше видеть тебя, Жданов, - добавила Кира с беспощадной честностью.
Андрей наклонился и поцеловал её безвольную руку.
- Прости меня, - попросил он с нежностью, - пожалуйста, прости меня.


Они вышли из двух лифтов одновременно: Жданов и Кира, Катя и женсовет. Должно быть, разминулись внизу буквально на секунды.
Катя посмотрела на Андрея спокойно и отстраненно, перевела взгляд, и вдруг её лицо исказилось. Эта мимолетная гримаса боли и беззащитности, глубокой неприязни и немного страха была очень коротка, никто, кроме Жданова, который не спускал с Кати глаз, ничего не заметил.
Она смотрела на Малиновского совсем недолго, быстро от него отвернулась, но Андрей успел прочитать и понять всю гамму чувств, которую она испытывала к его лучшему другу.
В свой кабинет он вернулся в глубокой задумчивости.
Выбор был таким тяжелым, что не приведи господь.


- Ну а что… Русские барышни издавна ездили лечить свои сплины в Европу, метод не нов, - Малиновский, развалившись в своем кресле, был занят делом: приклеивал головы на фото моделей к телам других моделей. – Ты-то чем недоволен, май френд? Дай угадаю! Теперь ты заново оценил прелести Киры и решил, что такая корова нужна самому?
- Слушай Ромыч, - Жданов облизал пересохшие губы.
- Ты вошел в образ, да? БайрОна из ЛондОна? К чему такая мрачность, Андрюха?
- Я думаю о том, что Кира одна не справится.
- И кого ты намерен отправить в почетную ссылку? Уж не нашу ли Викусю? Постой-ка…
Веселость медленно сползла с лица Малиновского куда-то к его ботинкам. Он медленно встал.
- Да ты что, Палыч!
В его голосе прорезалась неприятная, истеричная нотка. Малиновский и сам поймал её, замолчал, исподлобья разглядывая дорого друга и президента.
- Хотя бы на год, - Жданов был настолько противен самому себе, что хоть вой.
Малиновский слепо, не спуская глаз с Жданова, нашарил в кармане пачку сигарет и закурил.
- А вы молодцы, - сказал он после нескольких затяжек. – Александру кинули кость и выставили его из компании. Киру отправили в Лондон, теперь и меня туда же… Екатерина Великая убирает неугодных?
- Катя здесь не при чем, - ответил Жданов. Получилось фальшиво.
- Да ну брось. Думаешь, я не вижу, с каким презрением она на меня смотрит? Тебя-то она простит – ты же её великая любовь, к тому же отец ребенка. А вот я ей поперек горла… Эх, Жданов, не ожидал я, что ты со мной так из-за банальной бабы…

***
- Да, папа, после работы сразу домой. Да я не переутомляюсь, пап… На работе все хорошо, спокойно…
Пронзительный визг был самым веским подтверждением вышесказанного.
Катя выронила трубку и распахнула дверь в коридор, да так и застыла на пороге, при виде двух сплетенных тел, катающихся по полу.
Заунывно, на одной ноте, верещала Света. Шура кружила вокруг драчунов, примериваясь, как их разнять.
Приглядевшись, Катя опознала Жданова и Малиновского.
- Что же это такое? – требовательно спросила у неё Танечка Пончева.
Устав кружить без дела, Шура просто взяла и полила своего и всеобщего шефов водой из графина.
Клубок распался на две половины.
Жданов поднялся на ноги – едва зажившая губа снова кровоточила, глаза были налиты бешенством и кровью. Лица Малиновского Катя не видела, теперь он стоял к ней спиной.
- Я-то уеду, - сказал Малиновский с неожиданной для него злобой, - да только ты, Палыч, с чем останешься? Был ведь нормальным человеком, а теперь… - тут Малиновский сплюнул кровью. Кажется, еще и выбитым зубом. – Так и будешь как собака хвостом вилять перед…
Жданов угрожающе шагнул вперед.
Катя увидела, как за его спиной появилась Кира. Она в ужасе прижимала руку ко рту.
- Привык кулаками махать, - продолжал Малиновский, и каждое его слово отпечатывалось на лице Жданова. – Кулаками махать да грехи свои лелеять. У тебя стигматы еще не появились, нет? Позвони, когда появятся, я тебе молиться начну, страдалец. Стану апостолом святого Жданова, который ради своей Магдалены по головам пойдет, как будто не люди вокруг, а твари дрожащие. Чао, друг ты мой лицемерный. А Малиновскому можно и в глаз, он же один во всем виноват…
И Малиновский ушел, гордо вскинув голову. Жданов остался стоять, и на его лице была горечь. Воспаленные, больные глаза смотрели на неё, Катю, и она, послушная этой мольбе о помощи, чуть качнулась назад, приглашая Жданова зайти к ней в кабинет, предоставляя ему надежное убежище. Андрей мотнул головой, как упрямый бык и медленно, тяжело зашагал к Кате. Кажется, он действительно сейчас видел только её, как моряки видят свет маяка в кромешной тьме.
Катя закрыла за ним дверь на замок.
Жданов рухнул на стул и застыл, спрятав лицо в руках. И как это было много раз раньше, когда он был расстроен, Катя ощутила, будто какая-то непобедимая сила подхватывает её, срывает с места, бросает к Жданову.
Присев возле него на корточки, Катя предложила, заглядывая на него снизу вверх:
- Принести вам воды, Андрей Павлович?
Как и чем здесь могла помочь вода, ни Катя, ни Жданов не знали, но, когда он поднял голову, на его лице появилось более осмысленное выражение.
- Воды? – переспросил он сердито. – Какой еще воды, Катенька!
Они замерли, глядя друг на друга. Этот его нетерпеливый, раздраженный окрик был из их прошлой, давно закончившейся жизни – той самой, когда Жданов мог сколько угодно кричать на Катю, а она суетилась вокруг него, предлагая то чай с лимоном, то воды, то валерьянки, то план по спасению компании.
Прошлое полноводной рекой опрокинулось на них – но не то постыдное, горькое прошлое, когда Андрей обманывал Катю, а она об этом прекрасно знала, а другое, более ранее прошлое, еще не омраченное ни ложью, ни недоверием.
То прошлое, когда Катя всегда была на расстоянии вытянутой руки, на расстоянии голоса – покорная его воле, преданная, умная, некрасивая Катя, не любимая женщина, а близкое и необходимое существо. Когда Жданов еще не был виноватым, мрачным Ждановым, не позволяющим себе ничего лишнего по отношению к Кате.
Они смотрели друг на друга, вспоминая много таких окриков, и как он обещал никогда больше на неё не кричать, и как кричал снова, и как они свободны были друг с другом, не опасаясь неосторожным словом выпустить на волю зловещих призраков.
Катя отступила первой, отвела глаза, вскочила на ноги, отошла подальше.
- Я бы хотела с вами поговорить, - сказала она.
- Да, конечно, - Жданов тоже поднялся на ноги. Катя быстро посмотрела на него.
- У вас кровь, - произнесла она расстроенно. – И фингал будет.
Жданов достал из кармана платок, намочил его водой из графина и протер лицо. На платке остались розовые пятна, на которые Катя старалась не смотреть.
- А что это такое…
- А это Малиновский в Лондон улетает. Прощались вот.
Катя коротко и глубоко вздохнула, прекрасно разгадав смысл этого прощания. Ей хотелось извиниться перед Ждановым, но это было глупо. «Прости, что я разрушила вашу крепкую мужскую дружбу?» Это было бы так, словно бы она извинялась перед мальчишками, которые поломали её кукол, а потом повздорили между собой из-за того, кому нести за это наказание.
Впервые Катя подумала о Жданове и Малиновском как о бестолковых мальчишках, крушащих все вокруг не от злости, а от переизбытка сил.
- Мне жаль, - только и сказала она, не в силах передать всего, что думала об этой драке и о лице Андрея, в которое, как отравленные кинжалы, летели хлесткие слова Малиновского.
- Пустое, - ответил Жданов, но они оба понимали, что он говорит неправду. – Я переживу, Кать, - добавил он более мягко. – О чем ты хотела со мной поговорить?
- Вот об этом, - Катя показала ему мятый, в некоторых местах продырявленный сильным перечеркиванием листок бумаги. – Не знаю, с какой целью это было написано, но мне бы не хотелось, чтобы впредь служащие компании находили подобные признания у себя на столах. Это совершенно излишне.
- Черт, - Жданов совершенно искренне схватился за голову. – Катя, простите. Я совершенно забыл об этом! Понимаете, я отлучился, потому что у меня где-то зазвонил мобильник, и пока я его искал, совершенно забыл про эту злополучную бумажку. Я обещаю, что больше…
Он протянул руку и попытался взять листок, но Катя проворно спрятала его за спину.
- Я сама ликвидирую этот… этот опус.
Потом она даже положила его в прозрачную файловую папку, чтобы он не развалился окончательно от частого перечитывания.

Маргарита, действительно, развела самую активную деятельность, и уже к концу недели Катя была записана на прием к какому-то международному светилу в области акушерства и гинекологии.
Там ей сообщили, что беременность протекает отлично, но на таких ранних сроках существует определенная опасность, поэтому стоит себя поберечь. Так же Кате выдали стопку направлений на всевозможные обследования – для отца малыша.
Эта стопка жгла Кате руки. Почему-то ей казалось обременительным и неудобным передать её Жданову, будто она навязывается ему, поэтому она так и носила её с собой, время от времени впадая по этому поводу в маету.
Импульсивное решение вернуться в Москву и рассказать о ребенке Андрею теперь уже не казалось Кате таким уж правильным. Она все больше задумывалась о том, что будет после родов, и смогут ли они с Андреем вести себя как нормальные, взрослые люди, и что будет после того, как Андрей женится.
В том, что рано или поздно он на ком-нибудь женится и заведет себе еще детей, Катя не сомневалась.
Свое же будущее она видела вполне определенным: мать-одиночка, карьеристка, синий чулок.
Никаких больше мужчин, никаких больше слабостей, никакого больше предательства.
Хватит собирать себя по кусочкам после каждого мгновения счастья. Тем более, что масштабы катастроф идут по нарастающей.
Ей хватит её любви до конца её дней.
В том, что её любовь к Андрею никуда не делась, не уменьшилась, не исказилась, Катя уже убедилась. Она ничего не могла с собой поделать, и теперь каждый день приносил одновременно горечь и радость. Андрей был рядом, не так близко, как раньше, но она его видела несколько раз в день, а иногда даже случайно прикасалась к нему, и сердце взлетало и падало, как на американских горках.
Иногда, когда она была возле Андрея, то забывала об инструкции, и о совете директоров, и о том, в каком состоянии улетала в Египет. В эти дни в нем было какое-то особое вдохновение, и когда он смотрел на Катю, разговаривал с нею, нежный свет словно озарял его изнутри. Это была не только вежливая мягкость, с которой обращаются с беременными, и не заискивающая предупредительность виновного. Это было нечто совершенно другого характера, и оно завораживало Катю, заставляло её заново постигать все вершины и глубины её любви к Андрею. В те минуты, когда его не было рядом, наступало беспощадное отрезвление, и она принуждала себя вспомнить весь тот путь, который он заставил её пройти, и тогда холодный голос рассудка начинал звучать в полную силу. Но в кабинет врывался Андрей – сияющий, стремительный, обаятельный, искрящийся Андрей, и Катя снова попадала под беспощадное воздействие его чар.
Порою она начинала думать, что лучше бы ей снова сбежать от него за моря и океаны, но теперь это было невозможно, немыслимо. Их крошечный эмбриончик обладал неотъемлемым правом любого ребенка быть любимым и матерью, и отцом, и всеми бабушками, и дедушками. Можно было остаться в Москве, но уйти из компании, но Катя уже не могла заставить себя решиться на это снова. Её прежний побег отнял у неё столько сил и решимости, что теперь она просто не в состоянии была отрезать себя от Андрея заново.
После отъезда Киры Милко уехал в отпуск, последняя коллекция продавалась отлично, и дела постепенно шли туда, куда Катя и планировала. В «Зималетто» наступило затишье, Шура перешла в непосредственное подчинение Жданова, маркетинг отдали на аутсорсинг, и все текло по накатанной.

А потом Жданов купил Кате квартиру.
Он как-то обмолвился об этом, но больше эту тему не поднимал, и ни о чем с Катей не советовался, и у Кати вылетело из головы его обещание. Поэтому его вечерний звонок привел её в полный ступор.
- Катенька, - весело сказал Жданов в телефоне, - а поднимитесь к своим соседям этажом выше, пожалуйста.
В полном недоумении она выполнила эту странную просьбу, и была еще более изумлена, когда дверь ей открыл Жданов собственной персоной.
- Повезло, - сказал он, - что продавали. Очень близко к вашим родителям, вам будет и ребенку будет здесь удобно.
Что-то очень острое вонзилось Кате одновременно в горло и грудь, и она испытала такую боль, что едва удержалась на ногах.
Никогда, ни одной минуты после того, как она узнала о ребенке, она не мечтала о том, что снова будет с Андреем. Что вернется к нему (вернутся? Разве можно вернуться туда, где никогда не бывал?), и ребенок будет по утрам вбегать к ним в спальню. Никогда Катя не позволяла себе даже представить их с Андреем объятий или даже пусть самый коротенький поцелуй. Почему же сейчас так больно от того, что он выбрал для них с ребенком другое место, не возле себя? Ведь они именно так и договаривались, и Катя именно таких отношений требовала, а он предлагал ей выйти за него, а она, конечно же, не пойдет, но что делать с этим огромным разочарованием, которое навалилось сейчас на плечи?
- Катя? Катя! Тебе плохо?!
- Мне… Я…
Катя отступила назад, едва не споткнулась на лестнице, уцепилась за перила.
- Мне надо идти…
- Ползти! Иди сюда.
Он подхватил её, увлек куда-то в квартиру, и она оперлась на Андрея. Опустила голову ему на грудь, усталая путница на привале, позволила ему усадить себя на диван, накрыть его пальто ноги, принести воды, и все это было как в легком тумане, потому что слезы мешали, и щипали глаза, и Катя часто моргала, раздражаясь на то, как горячо ресницам.
- Ну что случилось? – Жданов сел рядом. – Ты не хочешь жить здесь?
Катя молчала.
- Я подумал. Так будет удобнее… Когда бабушка с дедушкой рядом…
Голос Жданова становился все тише.
Катя молчала.
- Кать, ну так никуда не годится, - рассердился Жданов, - если ты будешь страдать и молчать. Я, понимаешь ли, мыслей читать не умею. Твоих, в смысле. И тебе придется разговаривать со мной словами, Кать. Мама мыла раму. Слова. Велик и могуч русский язык.
- Я… я скажу, - неожиданный прилив сил подарил Кате прилив вдохновения. – Я тебе все скажу, дорогой ты наш папаша…
- Папаша?!
Катя вскочила, пальто Жданова упало ей под ноги.
- Ребенок еще не родился, а ты уже сплавил его бабушкам и дедушкам! – выпалила Катя и замолчала. Увидев, как взметнулись вверх брови Жданова, как дернулись уголки его губ, а потом он расхохотался совсем, и Катя оскорбленно переступила ногами.
- Осторожно, - Жданов ухватил её за руку, - не упади. Катенька, ну теперь мне все понятно, - он наклонился и поднял свое пальто. – Я был совершенно, абсолютно, категорично не прав, признаю свою ошибку. Квартиру-то надо покупать, Катюш, рядом с моей! Ну конечно же, чтобы мы с вами жили рядом… на одной лестничной площадке, например, и ребенок он… дрейфовал бы, Катя, от матери к отцу… Вы… Ты… Почему ты опять плачешь?
- Не знаю! – простонала Катя, закрывая лицо руками. – Слезы сами текут! Я ничего не могу с ними поделаааать!