-7-
Все происходило, как в немом черно-белом кино. Скривившийся и подрагивающий Воропаев, широко открывающая рот и взмахивающая руками Кира, собранная и серьезная мама, побледневший Урядов, бегающий по конференц-залу Милко, Кристина, встревающая в разговор… и серая, невзрачная Катя. Они о чем-то спорили, кричали, что-то доказывали. А я смотрел на них и слышал только монотонный гул, глухой и непрерывный, накатывающий волнами, прибоем, десяти бальным штормом. Я смотрел и чувствовал, что проваливаюсь куда-то далеко, ухожу под воду, на значительную глубину, без маски и кислородного баллона. Смотрю на них и задыхаюсь… - Андрей Палыч, с вами все в порядке? - всплывает лицо Катерины. - Катенька, а вы до сих пор своего мужа по имени отчеству зовете? Как интересно! - пеной шипит Воропаев. И снова эта цветопляска, снова мелькают руки, шевелятся рты. «Компания заложена», - шепчет прибой. Берег, суша, песок… Много песка… Он скрипит на зубах. Или это скрипят мои зубы? Катя… Она стоит, держит в руках папку и говорит. Уверенно, четко. Что-то о том, что «Зималетто» расплачивается с долгами, что все под контролем, что после выпуска новой коллекции ситуация изменится кардинально в лучшую сторону, что мы все дружно трудимся на благо родной компании, и цифры, цифры, цифры и еще раз цифры. Воропаев чернеет, Кира краснеет, Милко хватается за сердце (правда с правой стороны), Урядов бледнеет еще больше, Катя медленно сползает в кресло. - Теперь мне все ясно. Я-то думал, что Жданов — дурак, раз женился по доброй воле на этом пугале, но теперь… Теперь я считаю, что Андрюша всех нас перехитрил. Он прикидывался все это время. - Прикидывался? Что ты имеешь в виду? А как же диагноз? - спрашивает Кира. - Амнезия. Кирюш, у него частичная амнезия и еще чего-то там. Но, говорят, это со временем проходит. - Так он не сумасшедший? - у нее широко распахнуты глаза, руки прижаты к груди. - Сумасшедший. Я всегда это тебе говорил. А ты мне не верила. - Саш, подожди… - она крутит головой, хватается за виски. - Значит, Андрей сейчас вменяемый? Волны шипят далеко. Я дышу часто, чувствую, как по спине сочится пот. Смотрю на Киру, и понимаю, что мне смешно. Сначала медленно и несмело, а затем открыто и широко я начинаю улыбаться. - Андрей… ты… ты… - у нее нет для меня слов. А у меня нет оправданий. - Да, - отвечаю серьезно. - Я пришел в себя сразу же после Нового года. Кира отшатывается, откидывается назад, на спинку кресла. А я встаю. И начинаю сочинять. - Я пришел в себя и понял… что рядом со мной - не любимая невеста, которая обещала, что пойдет за мной и в огонь и в воду, которая твердила, что никогда не разлюбит меня, никогда не оставит, не предаст... Нет… Вы не поверите, я проснулся и… ее не оказалось рядом. Невеста пропала. Хотя, кажется, прошло не больше месяца с момента смерти отца… А рядом… Рядом со мной остались только три человека: мама, Ромка и… Катя. Хотя, что я говорю! Катя — в первую очередь… Потому что она была со мной круглосуточно. Она работала - за меня, она взвалила на себя все проблемы, - сочинение медленно перетекает в достоверный рассказ. - А вы сейчас только что слышали, какие именно проблемы, те, которые и врагу не пожелаешь. Она была рядом всегда, даже дома. Она спасала не только меня, но и маму. Она всех спасала… Маленькая, хрупкая девушка… Как ты ее, Саш, назвал? Пугало? Ты идиот, Воропаев, таких людей, как Катя больше не существует в этом мире… Кирюш, - я подошел к ней ближе, навис сверху и спросил проникновенно: - Скажи, как ты думаешь, почему я женился на Кате? Она прятала глаза, кусала губы и молчала. - Из жалости, - подал голос Александр. - Из жалости? - я развеселился. - Ну, ты, Сашка, не только идиот, а еще и недотепа! - я похлопал его по плечу, и не удержался и отвесил подзатыльник. Но тут же отскочил, выставив руки вперед, мол, все нормально, это шутка. - Нет, дорогие мои бывшие родственники, я женился на Кате, не из жалости, не из-за того, что она владелица «Никамоды»… Нет!.. Я женился на ней просто потому, что захотел, - а вот это уже ложь. Не помню я ничего ни про какую женитьбу. Но зато как подействовало! Проняло всех. - Не верю! - закричал Сашка. - Не верю ни единому твоему слову! Ты водил нас за нос! Ты скрывал от всех проблемы в компании, ты даже отцу своему ничего не сказал. И если бы он внезапно не умер, то ты бы и не такую песню нам тут заливал, лишь бы скрыть свои промахи, лишь бы остаться в президентском кресле! Ты же на все готов ради этого. И меня интересует вот еще что: как вам удавалось скрывать цифры, неужели Катерина Валерьевна подделывала финансовые отчеты? А-я-яй! А я вам говорил! - ударил кулаком по столу. - Это уголовное дело, Андрюшенька! Впрочем, как и твоя женитьба на Пушкаревой. - Ты можешь подать на меня в суд, - легко согласился я, за что получил тычок в спину от Ромки. - Ты можешь делать все, что угодно. Только вот это не поможет компании быстрее выбраться из кризиса… - В который загнал ее ты! - взревел Сашка. - А чего ты так переживаешь? Ты же хотел продать свои акции? Так вот я их у тебя выкуплю. Давай! Торгуйся, только помни, что сейчас не девяностые и ты не на рынке. Воропаев пылал гневом, но, тем не менее, он оторвал кусочек бумаги, взял ручку, черкнул что-то, и протянул листик мне. Я хмыкнул. Прикинул варианты и сказал. - Могу выплатить сразу только семьдесят процентов от этой суммы. Все остальное — после выхода компании из кризиса. По рукам? Александр не протянул мне руку для пожатия. Он вскочил в места, кресло отлетело в сторону. - На слово я тебе не верю. Напишешь расписку. Ну и Кира… Неужели ты думаешь, что она после всего этого останется тут. Жданов, тебе придется выкупать все наши акции. - А почему ты решаешь за них? Помнится, Кира мне заявляла, что «Зималетто» - дело ее отца, а значит, и дело ее жизни тоже. Неужели и в этом она врала? Я смотрел на Киру, она плакала, и я совершенно не ожидал, что Воропаев, почувствовав однажды вкус моей крови, влепит мне кулаком откуда-то сбоку. Вот теперь волны не просто бушевали, они несли меня отливом в открытое море. Наверху кричали чайки, на горизонте краснел закат. И вдали, словно суша, приближалось лицо мамы.
- Несите его сюда… на диван. Ром, осторожно голову! Георгий, под ноги нужно что-то еще подставить! Мамочка… Это ее голос. - Вот кресло, - а это уже Милко. - БожЕ, Ромио, у тЕбя кровь. Вот... дЕржи плАток. - Спасибо. - Ром, ты как себя чувствуешь? - Все нормально, Маргарита. Ничего страшного, просто ссадина. - До свадьбы заживет, - «пошутил» Урядов. - Георгий Юрьич, вы зачем мне угрожаете? Сплюньте три раза через левое плечо. Подождите, я отойду. И, когда встретите вдруг случайно на рабочем месте Викторию, постучите ей по лбу. Тоже три раза. - А здорово ты Его прилОжил! - восторженно воскликнул Милко. - Я не лЮбитель драк, но у вас это было так крАсиво, так грацИозно… ВорОпаев так падал нА стол. Как черный лебЕдь на скалы… мне срочно нужЕн мой блОкнот. - Боюсь даже представить, какая у нас будет следующая коллекция, - подал голос я и открыл глаза. Свет ударил в голову. А тут еще БА-БАХ — хлопнула дверь, и влетела шумная Шура с криками: - Нашатырь! - и как ткнет мне эту противную ватку прямо под нос, с разбегу. Я вздрогнул, вскочил, схватился за голову. - Шура, вы смерти моей хотите? - рявкнул я. - Простите… - прошептала жалко. - Шура… - мой запал поутих, и, видимо, перетек в голову. Боль пульсировала то в затылке, то в висках. - Шура, идите, - сказал я тихо, и снова присел. - Андрюша, ты как? - голос матери дрожал. - Живой, мам, - ответил не открывая глаз. - Только голова раскалывается. Я чуть-чуть посижу тут. - Я принесу таблетку! - запальчиво заявила Шура. И хлопнула дверью. Громко. Я поморщился. И глаза открыл. Они все смотрели на меня. У каждого был свой интерес. Но по большей части на лицах читалось сочувствие, даже у Милко. - Ну, я так понимаю, честь моя отмщена? - усмехнулся, глядя на подбитую физиономию Малиновского. - Куда вы дели Воропаева? - Кира увела в свой кабинет. Думаю, в министерство Сашка теперь не сунется как минимум неделю. - А… - я еще раз обвел всех глазами. - А где Катя? Дверь каморки за их спинами распахнулась. - Я здесь, - раздался ее тихий голос. Малиновский отошел в сторону, и я увидел ее. Нет, не ее, а точнее ее глаза. Решительные, серьезные, взрослые глаза. - Андрюш, я пойду пока навещу Ольгу Вячеславовну, - тихо сказала мама. - Милко, ты же составишь мне компанию? - А меня с собой возьмете? - встрял Ромка. - С Жориком,- обнял Урядова за плечи. - Мы тоже хотим к Ольге Вячеслвавовне. Мне, если честно не хватает тепла и сочувствия. Некому залечить раны. Милко, а примерка еще не закончена? Нет? И такая рыженькая… Настенька, кажется, она тоже сегодня здесь? Да что ты говоришь! Так чего же мы ждем! Они вышли. Расступились и ушли. Катя дождалась, пока закроется за ними дверь, затем подошла ко мне и присела рядом. - Я ничего не вспомнил, - сознался, первым нарушив затянувшееся молчание. - Я знаю. Всегда знала, - ответила она просто. - Знала? Тогда почему… Почему ты так… себя вела. Почему говорила, что… Я путался. Не мог озвучить свое возмущение. - Врач сказал, что нужно вас чем-то озадачить. Стимулировать ваши воспоминания. Вот я и придумала такой способ… Согласна, немного глупый. Но мне почему-то показалось, что новость, что между нами что-то могло быть, вас напугает и… немного встряхнет. Я рассказала свою идею Роме… и он поддержал меня. - Значит, вы меня обманывали? - Нет… Что вы… Наоборот, мы хотели, чтобы вы вспомнили… - Что вспомнил? Катя, что я должен был вспомнить? Я вскочил, отошел от дивана и уставился на нее с осуждением. - Не проще ли было мне просто все рассказать? А? Зачем придумывать какие-то истории про заброшенный дом, про ваши чувства ко мне. Зачем? Катя медленно встала и подошла к столу. - Я ничего не придумывала, Андрей Палыч… - прошептала она. - И я рассказала… но только часть того, что вы забыли. Знаете… - она попятилась к каморке. - Я думала, что, если вы вспомните, вам станет легче, вы перестанете кидаться из крайности в крайность, пытаясь ухватиться хоть за малое подобие правды, которая так беспощадно вычеркнута из вашей памяти. Я хотела вам помочь. Я всегда хотела вам помочь… Но теперь… Теперь я не уверена, что вам нужна моя помощь, я не уверена, что прошлое — это вы. Вы изменились, Андрей Палыч... Она стояла, спиной прислонившись к двери. - Через две недели показ. А после я хотела бы взять отпуск, если вы позволите… Я устала, - зажмурилась, развернулась и скрылась за дверью. - Кать, но ты моя жена, - слова вырвались прежде, чем я успел подумать. - Это поправимо, Андрей Палыч. Не стоит расстраиваться по этому поводу. Я вошел в полутемное тесное помещение, именуемое злыми языками — каморка. Катя стояла у стола, ко мне спиной. - А с чего ты взяла, что я расстраиваюсь? Обернулась. Быстро. Лицо удивленное. - Расскажи мне, как все было. Пожалуйста. Она колебалась мгновение, но потом обреченно махнула рукой и сказала: - Воропаев следил за нами, вынюхивал что-то, узнавал. Мы понимали, что в случае чего, при голосовании, голоса распределятся не в вашу пользу. Вот Маргарита Рудольфовна и предложила, чтобы я… тоже стала акционером… А так как я не являюсь родственницей ни Ждановым, ни Воропаевым, то… - Вас решили выдать замуж… за меня. - Нет, сначала спасителем выступал Ромка. - Малиновский? - Да. Он предлагал свои услуги в качестве жениха. Нежданно негаданно у меня возникла острая неприязнь к Роману Дмитриевичу, лютое неприятие, которое ничем вразумительным для меня не обуславливалось. Просто злость. Без всяких поводов. Бывает же такое? - Но он передумал? Катя улыбнулась. - Нет, что вы. Просто Маргарита Рудольфовна сказала, что надежнее будет, если я формально стану вашей женой, - Катя слишком отчетливо подчеркнула это слово — формально. - Она договорилась с ЗАГСом, нас расписали без всяких вопросов. И до сегодняшнего дня в курсе этого были только три человека: я, Роман и Маргарита. Даже мои родители ничего не знают. - Как же они вас отпускали тогда ко мне на ночь? - А они и не отпускали. Первые дни папа ездил со мной и ночевал у вас в квартире на раскладушке, которую сам же и привез... Но потом, спустя несколько дней, он поверил, что вы… что вы не только меня не замечаете, вы вообще ни на что не реагируете, кроме четких команд. - Я действительно таким был? Она молча кивнула. - Но все прошло. Вы пришли в себя. Жизнь продолжается, Андрей Палыч... Зазвонил телефон. Катя испуганно подпрыгнула и схватила трубку, скинув со стола добрую половину папок и степлер. - Алло! Я слушаю… Да… Что? Как это возможно? Сейчас буду! - бросила трубку. - Там вернулись журналисты с подкреплением, прорывают оборону охранников. Сказала и ушла. Точнее выскочила пулей, вихрем, зацепившем меня потоком воздуха. Сбежала, - решил для себя я. И не ошибся. Катенька скрывалась от меня весь оставшийся рабочий день, убегала из кабинета под любыми предлогами, наедине старалась не оставаться, таскала за собой то кого-то из женсовета, то Ромку вызванивала, а потом незаметно выскользнула из компании и уехала домой. Я не успел с ней поговорить еще раз. У меня было столько вопросов к ней… Столько не состыковок… Если между нами ничего не было, тогда почему мне приснился такой сон? Я не мог выдумать Катю такой… соблазнительной что ли. У меня никогда бы не хватило на это воображения. Никогда... И что же было в том доме на самом деле? Она сказала, что не выдумывала ничего? Что она имела в виду? Свои чувства? Или?..Что? Что она имела в виду? Сплошные вопросы. И сплошное мучение. Может быть, нагрянуть к ней домой? Там она точно от меня не отвертится. Точно! Нужно раздобыть ее адрес и… Малиновский! Мне нужен Малиновский! Я перестал наматывать круги по кабинету, схватил пальто, накинул на плечи, выскочил в приемную и резко остановился. На диванчике сидела Кира. От неожиданности я вскрикнул, и даже испугался так, будто бы увидел привидение. Хотя, пожалуй, лучше бы это было привидение. - Кира? - выдавил из себя. - А ты почему здесь?.. Она приподнялась, и посмотрела на меня нерешительно. - Я хотела поговорить… Андрей… Я виновата перед тобой. Прости… Ты сказал, что я тебя бросила… И ты прав. Но я… Я просто испугалась, Андрей. Ты понимаешь, если бы я не уехала, я бы… Я бы не смогла этого вынести. Не смогла бы вынести тебя такого. Ты убивал меня своей отрешенностью… Прости меня, Андрей. Прости… Она еще много раз повторила это слово - «прости». - Кир, я тебя не виню. Ты слышишь? Не виню. Тебе не за что извиняться… Наверное, все было к лучшему. - К лучшему? - губы тряслись, вот-вот заплачет. - Да. Кирюш… Ты теперь свободна. И со мной все в порядке. Все хорошо… - Ты женился. - Женился, - тяжело выдохнул. - Ты ее любишь? - Люблю, - ответил, даже не задумавшись. Просто ответил, сказал нужные слова. - Это не правда! - она схватила меня за руки. - Это не может быть правдой! Андрей, очнись! Она тебе помогла, но… Кто ты и кто она?! Что может быть между вами общего? - Кира, Кира, подожди. Успокойся, - обнял, сжал ее руки, чтоб не буянили. - Но что сейчас общего между тобой и мной? Закинула голову назад, посмотрела мне в глаза. - Мы любим друг друга, - сказала неуверенно. - Разве нет? - Нет, - отпустил ее. - Прости, Кир. Но нет. Нас больше нет. И любви больше нет. - Но почему? А действительно, почему? - Я не знаю… Кирюш… Тяжело. Очень тяжело. С самого утра день не задался. Я измучен вопросами, я выпотрошен всеми Воропаевыми вместе взятыми (кроме Кристины, конечно же), и Кирой, в частности. И все, больше не могу. Достаточно. До-ста-то-чно! - Кир, ты прости, но мне пора. Отпустил ее, отошел и попятился к двери. - Жена ждет? - усмехнулась криво, недобро. Сил хватило только на то, чтобы кивнуть и выбежать в коридор. Рабочий день закончился всего двадцать минут тому назад, а компания уже была пуста, как голова Клочковой, по утверждению Ромки. По пути мне попался только Потапкин, да и тот, в свете последних событий, связанных с публикацией его интервью желтой газетенкой, вжался в стену и предпочел сделать вид, что меня не заметил. Я вышел на улицу. Уставился на падающий хлопьями снег, вспомнил про то, что машинка моя сейчас возле дома, задумался, сгреб руками снег, скатал снежок. Кинул, подбил ногой. И решил, что утро вечера — мудренее. Что никуда от меня Катерина не денется, расколется, расскажет все сама, или заставлю. А сейчас. Сейчас я хочу просто поспать. Я вызвал такси. Сгреб еще немного снега и принялся ждать черную тайоту с номером 506. Обещали приехать через десять минут. А снег все валил. Хлопьями.
_________________ Две вещи бесконечны: вселенная и человеческая глупость, хотя насчет вселенной я не уверен. (А. Энштейн)
|