НРКмания

А я все это писала и перечитывала не раз, а сейчас тоже читаю, словно заново.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Спасибо, Сплин!

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

А я вообще человек серьезный.



Меня тогда в сериале возмущало поведение ПО и МР по отношению к сыну. ПО вообще постоянно "козьи морды" строил, а МР, вроде, и была за него, но как-то отстраненно. Тепла не было. Это особенно на фоне Пушкаревых видно было.
Зато вокруг Киры оба хороводы водили.
И мне хотелось понять, почему это так. И я даже помню, как и когда мне эта мысль о Кире и Андрее пришла. Я после одной из серий писала большой пост... который никто так и не увидел, потому что я его стерла с возгласом "Кажется, я поняла, почему у них такие взаимоотношения!"
Так и появились эти главы. И стало еще интереснее писать, потому что хотелось выяснить: а как же теперь все повернется? Сумеют ли они все найти общий язык?



Меня в сериале все время удивляло, за что же ПО полюбил МР. В принципе, она там достаточно картонный персонаж. Но ведь прожили они столько лет вместе, и взаимоотношения у них хорошие, это видно было. Вот и решила я МР оправдать и придать ей человечности.


Всю жизнь скрывать друг от друга то, что секретом не являлось, для того, чтобы не причинить боль любимому. И не упрекать, суметь понять и простить. Вот это и есть любовь.


Продолжение будет через полчаса. Внезапно отвлекли, надо отойти от компа.
"Он улетел, но обещал вернуться." (с)

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 23.

Утром Павел Олегович позвонил Кире и Александру, попросил их прийти в «Зималетто» пораньше. Хотел поговорить с ними до совета. По телефону объяснять ничего не стал: знал, что разговор будет для обоих болезненным, неприятным, хотел своим присутствием постараться смягчить им же наносимый удар. Поднимаясь на лифте, волновался, подбирал слова, думал, с чего начать… но, так ничего и не решив, махнул рукой, понадеявшись на обычно не подводившую интуицию: авось, вывезет и на этот раз…

Зайдя в Кирин кабинет, сразу натолкнулся на жесткий, настороженный взгляд сидящего на диване Александра. Кира за столом перебирала какие-то бумаги. Услышав звук открываемой двери, оторвалась от бумаг, подняла голову, взглянула на Павла Олеговича встревоженным, вопросительным взглядом.

- Здравствуйте, Павел Олегович! – два голоса слились в приветствии.
- Доброе утро. – Павел Олегович прошел к столу, остановился.
- Присаживайтесь! – Александр встал, сделал приглашающий жест, рукой указав на диван.

Павел Олегович кивнул, но к дивану не пошел, перевел взгляд на Киру.
- Кирочка, ты не могла бы оставить нас одних? Я бы хотел поговорить с Сашей с глазу на глаз.
- Конечно, Павел Олегович.
- Спасибо, Кира.

Кира собрала разложенные бумаги, положила их на край стола, подошла к Саше, глянула на него вопросительно. Он еле заметно пожал плечами, и Кира, снова встревожено посмотрев на Павла Олеговича, пошла к выходу. У дверей остановилась:
- Я пока кофе выпью.

И вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Павел Олегович постоял еще немного, затем обогнул стол и сел на мягкое кресло.
- Ты садись, Саша. В ногах правды нет…

Помолчал, собираясь с мыслями, и неторопливо начал:
- А пригласил я тебя вот по какому поводу…

Поднял голову, посмотрел на напрягшегося Александра.
- Саша… получается, не сдержал я слова… Вчера мы с Андреем до позднего вечера обсуждали положение в «Зималетто», и в результате этого разговора я принял решение, что выводить компанию из кризиса должен тот же человек, который ее до этого кризиса довел. Так что президентом остается Андрей…

- Что?! – Александр вскочил, шагнул к столу. – Павел Олегович, но Вы же обещали!

- Саша, обстоятельства изменились. Я обещал отдать тебе процветающую фирму, а оказалось, что она таковой не является… Вот в чем проблема… Вытаскивать разваливающуюся компанию из кризиса радости мало.

- О, да! Андрей развалил компанию, и, в награду за это, его оставили президентом! – Александр зло рассмеялся.

- Не в награду, Саша. В наказание. Наградой для него сейчас был бы уход в «Никамоду», куда он, собственно, и собирался. И пришлось бы тебе мало того, что выводить компанию из кризиса, но еще и делать это под приглядом Андрея и Кати. Я не думаю, что тебя устроила бы такая перспектива. Ты пойми, что «Зималетто» сейчас, практически, принадлежит «Никамоде», и Катя, являясь президентом «Никамоды», имеет право требовать от президента «Зималетто» все отчеты, все планы, может проверять все его действия… Неужели твое желание стать президентом настолько велико, что ты согласен даже на такие условия?

- Ну, знаете, Павел Олегович! – Александр замолчал, подыскивая контраргументы… но в голову ничего не приходило.

- К тому же, Саша – Павел Олегович, увидев, что Александр заколебался, решил закрепить эффект от своих слов, – нам ни в коем случае нельзя допустить поглощение «Зималетто» «Никамодой», а при ваших отношениях с Андреем любая ваша ссора могла бы послужить катализатором для завершения судебного процесса… то есть тебе бы пришлось контролировать каждое свое слово в разговорах с Андреем… и уж, конечно, не допускать эксцессов, подобных недавно произошедшему.

Мысленно Павел Олегович поморщился от того, что пришлось ему применить такой неприятный прием в убеждении Александра. Он был уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах не применил бы Андрей подобный способ для разрешения спора с Александром. Но сейчас выбирать не приходилось, Сашу надо было убедить отказаться от поста президента… и отказаться так, чтобы почувствовал он себя при этом героем, спасающим компанию. Только в этом случае не будет он вставлять Андрею палки в колеса, не будет мешать ему претворять в жизнь его антикризисный план.

Александр отошел к окну, постоял, нервно постукивая пальцами по подоконнику, взвешивая все «за» и «против»… И получалось, что «за» было только его желание гордо называться президентом крупной компании… а «против» было все остальное… и остального накапливалось гораздо больше. Выводить компанию из кризиса… Павел Олегович прав: приятного мало, а работы, наоборот, много! Работать под началом Пушкаревой… бред какой-то! Пресмыкаться перед Андреем… посылать ему отчеты… слушать его выговоры… Ну, нет, не дождется Андрей такого счастья! Да уж… как не вовремя свалился этот кризис… А так все хорошо складывалось! Что ж, сейчас Андрей взял над ним верх. Ну, да ладно. Еще не вечер. Он подождет, когда наладятся дела в компании… когда перестанет она зависеть от «Никамоды»… от Пушкаревой… а потом найдет способ все-таки отобрать у Андрея президентское кресло… Всего-то надо добиться большинства голосов на совете… А это – не проблема… теперь он уже знает, как надо действовать, с кем и о чем переговорить, чтобы получить это большинство.

Александр повернулся, презрительно скривил губы:
- Вы правы, Павел Олегович, работать под началом Пушкаревой я не собираюсь. Пусть Андрей сам отдувается за свои ошибки. Но учтите, когда закончится кризис, я еще поборюсь за президентское кресло.

- Спасибо, Саша. Я знал, что мы с тобой поймем друг друга. – Павел Олегович облегченно вздохнул, откинулся на спинку кресла.

- Это все, о чем Вы хотели поговорить? – Александр подошел к столу, взглянул на Павла Олеговича сверху вниз так, что на какое-то мгновение тот почувствовал себя провинившимся мальчишкой… но тут же взял себя в руки и тоже встал, жестко посмотрел Александру в глаза:
- С тобой – да.

- Тогда, с Вашего разрешения, я пойду. У меня еще дела есть.

Дуэль глазами продолжалась.

- В одиннадцать – совет.
- Я помню, Павел Олегович. – Александр отвел глаза первым. – К совету я вернусь.

Развернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью так, что стекла зазвенели, а сама дверь вновь приоткрылась.

Павел Олегович проводил его взглядом, снова сел в кресло, покачал головой: да… Саша в своем репертуаре: последнее слово должно остаться за ним… даже если это слово будет громко хлопнувшей дверью…


Глава 24.

Александр выскочил из кабинета вне себя от ярости. Надо же… все планы, все честолюбивые мечты были сметены одним предложением, сказанным не допускающим возражения тоном: президентом остается Андрей… Опять этому красавчику повезло! Ну, конечно… уговорил папочку… Эх, был бы жив отец… еще неизвестно, кто кому бы пятки лизал…

Александр быстро шел коридорами «Зималетто» к бару, хотелось высказать Кире все, что он думает об этом самовлюбленном надутом индюке, распоряжающемуся их жизнями, как своей собственностью… об этом наглом аристократе, считающем, что ему все позволено… об этом… короче, о бывшем президенте компании «Зималетто» Жданове Павле Олеговиче, от чьего брошенного мимоходом слова жизнь Александра сперва взлетела ракетой под небеса, а потом рухнула под откос взорвавшимся поездом…

…Даже себе Александр не хотел признаваться, что бесится он сейчас только потому, что проиграл он Павлу дуэль… что отвел глаза, не выдержав блеска кованой стали, затаившейся в глазах этого уже немолодого мужчины… что показал ему свою слабость… Он! Александр Воропаев!... привыкший к тому, что взгляд отводили те, на кого он смотрел с холодным прищуром стальных глаз… Что именно это, а не призрачно помаячившее вдали президентство, заставляет его сейчас яростно сжимать кулаки и гневно кусать губы… Что злость его направлена на себя… а на себя он злиться не привык.

Александр широким шагом подошел к сидящей у барной стойки Кире, небрежно бросил бармену:
- Кофе, пожалуйста.

И застыл, облокотившись на стойку, хмуро глядя на вопросительно смотрящую сестру. Первой не выдержала Кира:
- Ну, Саша, что случилось? Из-за чего он тебя вызывал?

Александр зло прищурился, резко, едва не расплескав кофе, взял придвинутую барменом чашку, сделал глоток. Еще помолчал… и выдавил сквозь зубы:
- Этот самодовольный павиан оставил президентом своего любимого сыночка…
- Что?!... Но… как же ты?... он же обещал!
- А хозяин – барин. Сам слово дал, сам и обратно взял.
- Саша… не может быть… Он же мне сказал… и Маргарите тоже…
- Сказал! Он и мне это тоже говорил… вчера, до совета… а потом поговорил с Андреем – и передумал…

Александр снова отхлебнул показавшийся очень горьким кофе.
- Да ладно, сестра… не очень-то и нужна мне была эта компания. Вытаскивать ее из кризиса пока Андрюшенька на лаврах в «Никамоде» почивать будет – радость небольшая. Если бы Павел сам за управление взялся, я бы слова не сказал… Но меня бесит то, что сыночку его дорогому все можно… все прощается… Он за время своего президентства столько наворотил, что и в страшном сне не приснится… а в результате – он на коне, а мы с тобой… в таком дерьме оказались… и я, и ты… особенно ты – со свадьбой этой.

Кира отвернулась, скрывая выступившие на глазах слезы.

- Не переживай, Кирюш, - Саша положил ей руку на плечо, сжал подбадривающее. – Я даже рад, что у вас свадьба расстроилась. Намучилась бы ты с ним. Бабник, алкоголик, тунеядец… за что ни возьмется – все наперекосяк… Компанию загубил, тебя упустил… Он еще пожалеет… не раз пожалеет, что против меня пошел… что тебя плакать заставил… Выше нос, сестренка! Воропаевы не сдаются! Мы еще посмотрим – кто кого! – Александр похлопал Киру по плечу, надел на лицо привычную насмешливую улыбку, прекрасно скрывающую его мысли и чувства. – Ладно, пошел я. До совета еще кое-какие дела провернуть надо. А ты иди к нему, он тебе, наверное, тоже что-нибудь приятное скажет…

И, махнув приветственно рукой, Александр двинулся к лифту. Кира проводила его взглядом, отодвинула чашку с уже остывшим кофе и, надменно вздернув голову, решительно пошла в свой кабинет, где ждал ее «этот самодовольный павиан» Павел Олегович…


Глава 25.

Кира решительно вошла в кабинет, остановилась, опершись на дверь спиной, еле сдерживая накрученную по дороге злость:
- Павел Олегович! Как Вы могли так поступить?! Ведь Вы же обещали!

Голос у Киры дрогнул, и она, не глядя на по-прежнему сидящего за столом Павла, прошла к окну, остановилась, не поворачиваясь, скрестила на груди руки.

- Я всегда Вам так верила… думала, Вы – честный человек, свое слово держать умеете… а Вы нас обманули!..

- Кирочка! – Павел Олегович встал, подошел к ней, обнял за напрягшиеся от прикосновения плечи. – Пойми, Кира… в компании сейчас такое положение, что Александру будет сложно с этим справиться. Я обещал ему отдать процветающую фирму… а такая ему самому не нужна. Мы с ним обо всем переговорили, он меня понял…

- Он-то, может, и понял, а я… – Кира дернула плечами, стряхивая с себя руки Павла Олеговича, по-прежнему не глядя, обошла его и села на диван. – Мне-то как быть? Андрей меня предал… обманул… я ведь вчера могла бы его женой стать… а вместо этого позора нахлебалась – на всю оставшуюся жизнь хватит. А Вы… вместо того, чтобы его наказать за обман, Вы его наградили… Вы предали нас, Павел Олегович… и меня, и Сашу предали… Конечно, деваться нам сейчас некуда… родителей нет… одни мы с Сашкой… значит, на нас, на наши чувства можно и внимания не обращать… мы же теперь – никто…

С каждым словом Кира заводилась все больше, сама начиная верить своим словам… и от этого опять заводилась, идя по замкнутому кругу своих эмоций…

Павел Олегович сел рядом, взял было Киру за руку, но она выдернула ее из его ладоней, отодвинулась, чтобы даже краем пиджака не мог он к ней прикоснуться. Павел Олегович опустил голову, сцепил руки:
- Кирочка… родная… Неправда, что вы одиноки… Ты мне – как дочь, Кира… Я очень тебя люблю… и всегда любил…

- Как дочь, да?!... Вы опять врете! – голос у Киры зазвенел от сдерживаемого бешенства. – Если бы я была Вашей дочерью, Вы бы со мной так не поступили! – Она вскочила, отошла к столу, повернулась, кусая губы, стискивая руки…

Павел Олегович прикрыл глаза рукой, помолчал, собираясь с силами.
- Даже если бы ты была моей дочерью, я бы не мог любить тебя сильнее, чем люблю сейчас, Кирочка.

Всю любовь, всю нежность своего сердца вложил Павел Олегович в эти слова… но Кира не услышала их. Злость и ярость заполняли ее сердце, переливались через край, бурлили в воспаленном мозгу.

- Ах, Вы меня любите? Странная у Вас любовь получается! Вы все делаете, чтобы мне плохо было: сына жениться на мне не заставили… он меня опозорил – Вы его простили… на его свадьбу с Пушкаревой согласились… президентом его сделали…

Павел Олегович смотрел на Киру – и не узнавал ее. Вместо ласкового игривого котенка перед ним стояла разъяренная фурия. Глаза горели злобным огнем, рот кривился в недоброй усмешке.

- Ложь, предательство, обман – это Вы называете любовью?

Каждое ее слово наотмашь било по обнаженным нервам Павла Олеговича, и он все больше горбился, все ниже наклонял голову, сгибаясь под тяжестью обвинений.

А Кира уже кричала, не в силах справиться с собой, окончательно потеряв выдержку:
- Вы все лжете! Вы всю жизнь мне лгали! Никогда Вы не любили меня… Вы и с моими родителями дружили только потому, что они нужны Вам были для исполнения Ваших планов! Вы использовали нас, пока мы были нужны… а теперь просто отбросили в сторону, чтобы на дороге у Вас не мешались… Я ненавижу Вас, Павел Олегович! Я Вас ненавижу!..

Кира разрыдалась и бросилась вон из кабинета. А Павел Олегович остался сидеть на диване, совершенно раздавленный этой искренней, от души высказанной ненавистью…


Глава 26.

Катя проснулась оттого, что чья-то ласковая рука очень нежно погладила ее по волосам, провела по щеке, и чьи-то мягкие губы осторожно прикоснулись к ее лбу.

- Сейчас, мамочка… еще чуть-чуть… - пробормотала Катя, натягивая на голову одеяло.

- Пора вставать, доченька… - сказала мама почему-то веселым мужским голосом, и Катя резко и удивленно открыла глаза… и встретилась со смеющимся взглядом Андрея. Он лежал на боку, опершись на локоть, и смотрел на нее влюбленными глазами.

- Андрей! – Катя улыбнулась. – А я думала, что я дома…
- А ты и так дома. – Андрей перестал улыбаться, серьезно посмотрел на нее. – Или тебе здесь не нравится? Тогда мы купим другую квартиру. Как ты на это смотришь?

Катя рассмеялась:
- Андрей, мне здесь нравится. Просто, не привыкла я еще…не обижайся…

Андрей снова заулыбался:
- Пора вставать, Кать. В одиннадцать совет, а до совета еще уйму дел сделать надо. Мы ведь уже не безработные, учти.

- Да уж… А как хорошо было – спишь себе сколько хочешь, никуда не торопишься… - Катя снова засмеялась и, быстро натянув халат, встала. – Чур, в ванную я первая!
- Да конечно, ты. Я пока встану, ты уже душ принять успеешь.

Поморщившись, Андрей медленно повернулся на другой бок, не спеша, стараясь не делать резких движений, начал вставать. Катя с тревогой наблюдала за его движениями.

- Больно? – сочувственно спросила она.

- Ты еще здесь? Брысь в ванную! А то… - и Андрей вдруг осекся, посмотрел на Катю просительным взглядом и осторожно продолжил, внимательно наблюдая за ее реакцией, - пойдем вместе…

- Куда? В ванную?

- Ну да, - заторопился Андрей. – А то я сам даже спину себе потереть не смогу. Сама ведь понимаешь… все болит… руки не действуют…

- Ага… и ноги не ходят… и голова не думает… - Катя рассмеялась, подошла к сидящему на кровати Андрею, он обнял ее, уткнулся лицом ей в грудь, закрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем, блаженствуя от ее легких прикосновений к его волосам.

- Андрюш… если мы вместе в ванную пойдем, мы точно на работу опоздаем. И вообще, я… ну, ты же понимаешь…

- Понимаю… – вздохнул Андрей. Привлек Катю к себе, усадил на колени, заглянул в глаза. – Кать…

Провел рукой по ее волосам, скользнул по щеке, по плечу… добрался до ее пальцев, поднес к губам и ласково поцеловал раскрытую ладошку. Продолжая целовать легкими, почти невесомыми поцелуями, прижал ее к своей щеке… Катя замерла в его объятьях, даже дышать перестала, чувствуя, как замирает сердце, как снизу поднимается теплая волна, заставляя сводить колени…

- Андрей… - тихо вымолвила она, пытаясь, пока не поздно, выбраться из начинающего окутывать ее мягкого марева, но Андрей, внезапно осипнув, перебил ее хриплым шепотом:
- Молчи, Кать… пожалуйста… молчи…

Рука Андрея скользнула под запахнутый халат, забралась под тонкое кружево…
- Анд… рей… тебе нельзя… врач сказал, что…
- Я знаю, Кать… чуть-чуть… пожалуйста…

Боже, как она прекрасна… Как он мог целую ночь спать рядом и даже не вспомнить – как она прекрасна… Вчера он, измученный волнениями тяжелого дня, уснул, едва голова прикоснулась к подушке… и целая ночь прошла зря… И прошлая… и позапрошлая…

- Катя… Катенька…

Она прижалась к нему, чувствуя, как туман окутывает голову, как от ощущения его желания прогибается ее тело, начиная жить отдельной, независимой от ее воли, жизнью… А Андрей уже стаскивал с нее халат… и целовал ее шею… плечи… спускаясь ниже… пытаясь сдержать сбивающееся дыхание… укротить вырывающееся на волю так долго сдерживаемое желание…

И в этот момент громко и весело заиграл лежавший под ночником мобильник…
Андрей замер, прижав к себе Катю… и даже застонал от отчаяния, потому что прекрасно знал, что сейчас последует…

- Анд…рей… Теле…фон…
- Пусть, Кать… ну его… пусть звонит…

И снова начал целовать, пытаясь отвлечь ее чувство долга на более приятное занятие, чем пустые разговоры по телефону…

- Нет, Андрей… вдруг что-нибудь важное… возьми трубку…

Катя, все еще тяжело дыша, освободилась из его объятий, потянулась к телефону, сунула его Андрею в руки. Андрей раздосадовано глянул на определитель, удивленно хмыкнул:
- Я слушаю… Да, Амура… Что?!.. Вы «Скорую» вызвали?... Конечно, я сейчас приеду… Я уже еду!

Катя встала, поспешно натягивая халат, встревожено посмотрела на побледневшего Андрея.
- Андрей, что случилось?

- Не знаю, Кать… Папе плохо… Амура «Скорую» вызвала… Надо ехать…

И с отчаянием поглядел на растерянно стоящую перед ним Катю…

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

А ЕЩЕ У МЕНЯ ПРОСЬБА

У вас, наверняка, есть странички в соцсетях.
Я была бы ОЧЕНЬ благодарна, если бы вы перепостили страничку с моей книгой на ЛитРес. Возможно такое?
https://www.litres.ru/natalya-korepanov ... du-zhezla/

А еще мне пришли, наконец, напечатанные экземпляры. Я была в шоке, какая у меня, оказывается, толстенная книга получилась. Хотела здесь фото выложить, но не знаю, как это сделать. Забыла уже.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

Розалия, ответила вам в личку.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Хм... пока Вам отвечала, Вы сообщение удалили. ))) Но я Вам все равно ответила.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 27.

Врач в сопровождении взволнованных и поэтому без перерыва говорящих Светы и Татьяны как раз подходил к ресепшену, когда Андрей и Катя выскочили из лифта.

Андрей кинулся к врачу:
- Доктор, что с ним? Как он?

Врач окинул его внимательным взглядом:
- Да все нормально. Жить будет. А Вы, собственно, больному кем приходитесь?
- Я – его сын.
- Понятно… Давление у него подскочило. Говорит, перенервничал. Хорошо, что таблетки у него всегда с собой, а то могло бы и хуже закончиться… Благодарите Бога, что инсульта не было. Ну, а сейчас ему нужен покой. Полежать бы ему пару денечков. А то что-то он у Вас больно уж беспокойный, все встать норовит да за работу приняться. Поберегите его немного… а то мало ли… Все рецепты я у секретаря оставил. Заберите, выкупите и обязательно проследите, чтобы все лекарства попринимал хотя бы несколько дней. Ну, а дома вызовите участкового врача, пусть понаблюдает за его самочувствием. До свидания.

И врач направился к лифту.

- До свидания… - Андрей с Катей переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к Кириному кабинету…

… Павел Олегович лежал на диване и все пытался сесть, а Амура с Шурой мягко, но решительно укладывали его обратно, приговаривая, что, пока не приедет Андрей Палыч, они его отсюда никуда не выпустят… Но, полежав буквально минутку, Павел Олегович снова принимался вставать, все время оглядываясь на стоящую у стола Киру, желая успокоить ее, сказать, что не сердится он на нее… и, понимая, что разговор этот не для посторонних ушей, начинал уже злиться на этих заботливых, но так мешающих сейчас секретарей. А Кира стояла, обхватив себя руками, как от холода, и никак не могла унять дрожь, пронизывающую ее изнутри, от которой трясло ее с того самого момента, как услышала она, что плохо стало Павлу Олеговичу, и поняла, что если что-то случится, то виновата будет она… и ни Андрей, ни Маргарита ей этого никогда не простят…

… Андрей влетел в кабинет, кинулся к отцу, взял его за руку, опустился на колени рядом с диваном:
- Пап… ты как?

- Все нормально, Андрей, все хорошо. Не знаю, зачем Амура тебе позвонила, растревожила только зря. Сейчас еще немного полежу, и пойдем в конференц-зал, пора уже совет начинать.

- Пап, какой совет! Ты что! Врач сказал, тебе лежать надо, покой нужен! Я тебя сейчас домой отвезу… А совет потом соберем, когда ты поправишься.

- Да я уже здоров… А совет нужен… Надо объявить, что ты останешься президентом… - Павел Олегович виновато покосился на Киру, поспешно добавил: – И об антикризисном плане поговорить необходимо…

- Пап, о том, что я остался президентом, я могу и сам всем сообщить. А о плане можно и позже поговорить. Ты его одобрил, мы будем работать… а поговорим – потом… Пап, ты, главное, лечись… выздоравливай, пап… Не пугай меня больше, ладно?

И повернулся к Кире, посмотрел на нее с подозрением:
- Кира, что здесь произошло?

Кира только молча покачала головой, не в силах вымолвить ни слова, боясь, что застучат зубы, что выдаст она свой до сих пор не прошедший страх… А Павел Олегович, сразу заволновавшись, кинулся на ее защиту:
- Андрей, Кира тут ни при чем… У меня уже все в порядке… Я сейчас встану…

- Нет, пап… Ты лежи… Кира, в чем дело? Что случилось? – голос Андрея зазвучал властно, требовательно… и Кира съежилась от этих незнакомых повелительных интонаций… а Павел Олегович опять начал вставать, чтобы отвлечь от нее внимание… но в этот момент Катя, все это время молчаливым наблюдателем стоявшая у дверей, подошла к Андрею, положила ему руку на плечо:
- Андрей, не надо… ты это потом выяснишь… А сейчас давай лучше увезем Павла Олеговича домой.

Павел Олегович с благодарностью посмотрел на нее. Андрей перехватил этот взгляд… снова посмотрел на Киру… зло прищурился… но тотчас отвел глаза, взглянул на отца:
- Хорошо, Кать. Па, поехали… пожалуйста, па!

- Да сын, поехали.
Павел Олегович не торопясь встал с дивана, поддерживаемый Андреем, двинулся к дверям, но, проходя мимо Киры, остановился:
- Кирочка, с тобой все в порядке?

Она только молча кивнула, опустила голову.
- Ты не переживай… все наладится… Ты приезжай к нам вечером, хорошо? Марго рада будет… и я тоже…

Он встревожено смотрел на нее, пытаясь встретиться с ней взглядом, показать ей, что все понимает, что не сердится, что любит по-прежнему… что только он виноват в том, что произошло между ними… Но Кира отводила глаза, и никак не мог Павел Олегович высказать ей свои чувства…

- Пойдем, пап! – Андрей прервал его молчаливый монолог, потянул к выходу… и пришлось ему подчиниться и выйти из кабинета, оставив Киру стоять у стола наедине со своими мыслями…


Глава 28.

Ушли Павел Олегович с Андреем и этой ненавистной выскочкой… из обычной секретарши мгновенно превратившейся в невесту одного из завидных женихов, президента крупной компании… Ушли разносить дальше сплетни о ней, брошенной невесте, едва не погубившей чуть не ставшего ей отцом человека, возбужденные Шура и Амура, а Кира все стояла у стола, обхватив себя руками, ни о чем не думая, ничего не желая… Она не знала, сколько прошло времени, пока она, наконец, придя в себя, смогла добраться до кресла и сесть, уткнувшись лбом в сложенные на столе руки…

В голове была вязкая серая мгла, сквозь которую с трудом пробирались вялые мысли… но даже эти апатичные мысли она не могла собрать, связать в единое целое… Чаще всего ей попадалась мысль, с которой она совсем не хотела встречаться: убийца… убийца… Она не знала, кто – убийца… не могла понять, почему это слово так засело в ее памяти… но, бродя по топкой трясине своих раздумий, она все чаще натыкалась на этот мрачный образ, пока внезапно не поняла, что это она – убийца… что из-за нее сегодня чуть не погиб самый близкий после Сашки человек, человек, который с самого детства был ей вторым отцом… а может быть, даже ближе и дороже, чем настоящий, родной отец…

Это внезапное осознание резкой болью отозвалось в сердце, очистило голову от вязкого дурмана, и Кира, выпрямившись, закрыла лицо руками… Как она могла… почему… Это Сашка… это после его слов она разозлилась на Павла Олеговича… Нет, Сашка ни при чем… это Андрей… и Пушкарева… Андрей и Пушкарева… это они виноваты в том, что произошло сегодня… они виноваты… они…

Если бы не отмена свадьбы… нет, если бы не газета… нет, газета ни при чем… это Пушкарева… если бы не Пушкарева, они были бы счастливы с Андреем… Да! Они были бы счастливы! Были бы… счастливы… они… наверное… были… бы…

Пушкарева! Все из-за нее! Да, все из-за нее. Это она во всем виновата! Если бы Пушкарева не начала работать в «Зималетто», если бы Андрей в нее не влюбился, все было бы по другому! Все было бы хорошо! Все… было бы… хорошо…

Но почему, почему Андрей променял ее на Пушкареву? Ведь она и красивее, и умнее этой лягушки… И квартира у нее есть, и деньги… Чем же не угодила она Андрею? Чем же… не угодила…

Застывшим взглядом смотрела Кира перед собой, а в голове снова и снова прокручивались картины недавнего и далекого прошлого.

Ей лет десять… Они с Андреем, взявшись за руки, бегут по берегу моря к стоящим чуть поодаль родителям, и Кира с разбегу кидается на руки к Павлу Олеговичу… он подбрасывает ее в воздух, и она, с визгом цепляясь за него, ловит на себе напряженный, жесткий взгляд отца… и даже смеяться перестает, недоумевая, в чем же она перед ним провинилась… А Маргарита Рудольфовна с улыбкой останавливает Павла: совсем девочку запугаешь! И он отпускает ее, берет за руку, и идут они вдвоем, размахивая сомкнутыми руками… а Андрей плетется сзади… а потом вдруг резко разворачивается и убегает к Маргарите… и издалека показывает обернувшейся Кире язык…

А вот ей уже лет четырнадцать… Она приходит к ним домой… Дверь открывает Маргарита, ласково ей улыбается и кричит вглубь квартиры: Андрюшенька, невеста пришла! И, смеясь, обнимает ее за плечи и ведет в комнату, где беседующий с Андреем Павел сразу прекращает разговор и, раскинув руки, идет ей навстречу… и потом весь вечер говорит только с ней, не замечая насупившегося сына, пока, наконец, не заявляет Андрей, что его ждут друзья, и не уходит, бросив на нее сердитый взгляд, оставив ее в недоумении: что она такого сделала?..

А вот его выпускной бал… Она с его родителями сидит в зале и смотрит, как он выходит на школьную сцену, чтобы получить аттестат… А он со сцены смотрит на них и улыбается широкой, счастливой улыбкой… так, как может улыбаться только он – открыто, радостно… но в этот момент Павел Олегович наклоняется к ней и что-то говорит… сейчас даже не вспомнить, что именно… и улыбка пропадает с лица Андрея… и, спустившись со сцены, он садится не с ней, а с Ксюшкой из «Б» класса и что-то шепчет ей на ухо, а она смеется и прижимается к нему плечом… и Андрей поворачивается и с торжествующей улыбкой смотрит на Киру… А она не может ничего понять и только прячет от него выступившие на глазах слезы обиды…

А потом начались студенческие годы… Она, привыкнув к мысли, что она – его невеста, пыталась «качать права», требовала к себе его внимания на вечеринках, и он его оказывал… пока он был трезвым… но стоило ему чуть выпить, как сразу у него развязывался и язык, и руки… и оказывалась у него на коленях очередная Дашенька или Машенька, которую он потом и «провожал» всю ночь… до утра… в соседней комнате общежития или у себя на даче… и никакие Кирины крики, истерики и уговоры не помогали… Иногда ей казалось, что делает он ей это назло, из какой-то только ему понятной вредности…

Потом Андрей стал работать в «Зималетто»… и гулять начал с моделями… благо их было в достатке и на любой вкус… А Маргарита все утешала плачущую из-за очередной измены Киру: ничего, молодой еще, перебесится… потерпи немного, он тебя любит, вы – прекрасная пара… И она верила ей… хотела верить… и снова прощала… и ждала… и снова кричала, устраивала истерику, плакала… и прощала… прощала… прощала… иногда думая, что он нарочно проверяет ее на прочность, на силу ее любви к нему… потому что не находила больше иных объяснений его поведению. А он, нагулявшись с очередной моделью, как ни в чем не бывало возвращался к ней, улыбался своей открытой улыбкой и походя бросал: конечно, Кира, я люблю тебя… И она успокаивалась, и снова верила речам Маргариты о том, что перебесится он, повзрослеет, и будут они прекрасной семейной парой… Но с каждым разом прощать становилось все труднее… все меньше верилось в правдивость его слов… и все больше хотелось отомстить за свои поруганные чувства… за свою нерастраченную любовь…

Кира вздохнула, вытерла ладонями мокрые от слез щеки. Надо же, а она и не заметила, что плачет… Неужели на нее так воспоминания подействовали? Вытерла руки о брюки, откинулась на спинку кресла… и снова погрузилась в горькие думы...

А была ли любовь?.. Любил ли ее Андрей? Хоть когда-нибудь – любил? Она судорожно искала хотя бы одно воспоминание, про которое могла бы с уверенностью сказать: вот она – любовь!... и не находила… Его обман и измены, ее истерики и угрозы… неужели Саша прав, и никакой любви никогда не было? А было просто внушенное родителями желание быть «прекрасной парой», богатой, красивой, которой бы все завидовали? И тогда, получается, не виновата Пушкарева… не уводила она у нее жениха… раз свободно было его сердце, раз не любил он ее… Но кто же, кто тогда виноват, что так нелепо все сложилась… что сидит она сейчас здесь и пытается по осколкам собрать свою разрушенную жизнь?... Кто виноват?

Отец и мама? Странными были их отношения… Они любили друг друга, очень любили, это было видно… но почему-то каждый день рождения Киры заканчивался их ссорой… Из-за пустяка: из-за разбитой чашки… невымытой вовремя кастрюли… из-за ее неправильно на взгляд отца завязанного банта… И каждый раз мама плакала и просила у отца прощения, а он, хмуро постояв у окна, или мрачно подымив сигаретой, обнимал ее и тоже начинал извиняться перед ней за свою несдержанность, за то, что вспылил без повода… и снова мир воцарялся в доме… но какой-то непрочный, шаткий… И у Киры каждый раз появлялось ощущение, что это из-за нее ругаются родители… и она под конец возненавидела свои дни рождения и в пятнадцать лет наотрез отказалась отмечать этот, как она выразилась, «дурацкий праздник»… И больше никогда его дома не отмечала…

Павел Олегович? Павел Олегович… Сегодня она чуть не убила его… а ведь все самые светлые, самые хорошие воспоминания связаны с ним… Он всегда был рядом в трудную минуту. Он знал всех ее подруг, был в курсе школьных проблем, всегда выгораживал ее перед родителями, если вдруг умудрялась она провиниться… А сколько подарков она от него получала! Отец ее не баловал, подарки дарил только на Новый год и день рождения… ну и, когда она подросла, на Восьмое марта… Мама покупала, в основном, какие-то нужные вещи: новое платье, туфли, велосипед… А Павел Олегович мог купить ей килограмм конфет только для того, чтобы стала она победителем в пионерском лагере по сбору фантиков; не удивлялся, что за глупая мысль пришла ей в голову, когда она просила принести сразу тридцать понравившихся ей календариков, чтобы оклеить ими домик для дворовой кошки… Все ее желания, все капризы выполнялись мгновенно, как по волшебству… и она так привыкла к этому, что решила, что так будет всю жизнь… что даже с ее любовью к Андрею сможет Павел Олегович разобраться… сможет подарить ей Андрея, упакованного в смокинг, перевязанного свадебной ленточкой… А он не смог… и это оказалось для нее таким ударом, что не сдержала она своего разочарования, выплеснула на него весь свой гнев… и чуть не погубила… чуть не убила единственного после Сашки дорогого и близкого человека…

Кира встала, подошла к окну, опять обхватила себя за плечи…

Маргарита… Вот виновник всех ее бед… Это она ежедневно, ежечасно внушала ей, что Андрей – ее судьба, что они созданы друг для друга… Это она делала все, чтобы Кира поверила, что Андрей ее любит, связывала их тонкими нитями, чтобы при всем желании не смогли они распутать навязанные ей узелочки и остались вместе на всю оставшуюся жизнь… Но разве ее вина, что не стал Андрей распутывать эти ниточки, а просто взял – и разорвал паутину их натужных и давно уже ему не нужных отношений… И ушел – свободный, не зависящий от нее, от ее привязок, освободившись даже от родительского гнета… А она так и осталась в этой паутине, облепленная порванными ниточками… и теперь все пытается догнать его и навязать новых узелочков… но ниточек слишком много, а времени совсем нет…

Кира провела по себе руками, будто действительно пыталась сбросить прилипшую к ней паутину…

Кто же виноват в том, что так произошло? Кого должна она проклинать по ночам, обнимая подушку, плача злыми слезами от несбывшейся любви? Кто ответит ей на два извечных вопроса: кто виноват и что же делать?

Кира снова отогнала наглую мысль, которая уже не в первый раз пыталась пробиться в ее сознание… но мысль не уходила… требовала к себе внимания… и Кира очень осторожно взглянула на нее… и тотчас зажмурилась, вновь пытаясь прогнать… но маленького внимания хватило, чтобы мысль заполнила все окружающее пространство и вытеснила все остальное… и пришлось Кире неуверенно и с опаской взглянуть правде в глаза: а может быть… это я… я сама… во всем… виновата?... Виновата в том, что не хотела видеть очевидного… что всю жизнь жила по чужой подсказке…

Нет! Нет! Она тут ни при чем! Так сложились обстоятельства… жизнь так повернулась… люди кругом были не те… не так ей объяснили… неправильно сказали… А она просто слушала… и слушалась… Не могла же она не послушать родителей, Маргариту, Павла Олеговича? Ведь они взрослые, умные, они всегда лучше нее знали, что ей надо сделать, как ей поступить… Она не могла их ослушаться!...

А Андрей смог… Андрей смог… И поэтому все рухнуло… Почему же он – смог, а она… Нет, она не готова… она не может признать себя виновной… ведь это означает, что Андрей – ни при чем… что все правильно, все так, как должно быть… Нет, она не виновата… не виновата!

Кира упала на диван, закрыла уши руками, как будто это могло защитить ее от шепота ее внутреннего голоса, сидела, покачиваясь, еле слышно подвывая, стремясь спрятаться, защититься от этой страшной, невыносимо тяжелой мысли…

- Кира!

Она отняла руки от ушей, растерянно оглянулась, думая, что померещился ей этот родной, такой знакомый голос… и увидела Андрея. Он стоял в дверях, смотрел на нее жестким взглядом, был напряжен и сосредоточен.

- Кира, объясни мне, что здесь произошло?

Она смотрела на него, а слова не доходили… только голос – строгий, требовательный… Андрей подошел, присел перед ней, взял за руки:
- Кира, очнись!.. Что произошло?

Губы у нее дрогнули… с трудом приходя в себя, она тихо спросила:
- А Павел Олегович не рассказал?

- Если бы рассказал, я бы не спрашивал… Но я знаю, я уверен, что это ты довела его до такого состояния! Что произошло?!

Кира вздохнула, отвела глаза:
- Ты прав, Андрей, это я… Это из-за отмены свадьбы и из-за газеты… Я не сдержалась… и обвинила его в том, что даже после этого он тебя никак не наказал… что оставил президентом…

Кира помолчала, потом шепотом закончила:
- Мне очень тяжело, Андрей… очень… и я не сдержалась… прости…

Андрей опустил голову, почувствовал, как уходят из сердца гнев и раздражение, которые он так долго держал в себе, желая вылить их на Киру, посмевшую оскорбить его отца, сел на пол, навалившись спиной на диван, по-прежнему держа Киру за руку.

- Кира… прости меня… Я очень виноват перед тобой… Я не должен был этого делать… Просто… я говорил тебе, а ты не слышала, не хотела слышать… И я растерялся… я не знал, как еще объяснить тебе, что не хочу я на тебе жениться… А тут Шестикова подвернулась… Прости, Кира…

Кира поглядела на ссутулившегося Андрея, сжимающего ее руку… представила, как по этим волосам, которые она так любила теребить, скользит чужая рука… рука Пушкаревой… и почувствовала, как новая волна злобной ненависти начинает заполнять ее, перехватывая дыхание…

- Простить?!... Ты всегда использовал меня… Я любила тебя, правда, любила… А ты мной мстил… Мстил отцу за то, что он меня любил больше, чем тебя, что он радовался моему приходу, дарил мне подарки… Тебе было обидно, и ты начал ему мстить… Но я-то ведь в этом не виновата, Андрей! Я ведь для этого ничего специально не делала… За что же ты со мной так? Я ведь живая, Андрей! Мне тоже больно!..

Она вскочила, отошла к окну, чтобы не видеть ненавистного в этот момент Андрея… чтобы не ударить его, выпуская скопившееся в ней ожесточение…

- Андрей, уйди… Я не хочу сейчас с тобой ругаться… Я ненавижу тебя… ненавижу! И если ты немедленно не уйдешь, я и на тебя наору… и, может быть, ударю… Уйди!..

Андрей встал, пошел к выходу… у дверей остановился, постоял, опустив голову, о чем-то мучительно размышляя… потом развернулся и подошел к ней, обнял за плечи:
- Ударь, Кира… Я заслужил…

И Кира, уже не соображая, что делает, развернулась, и с размаху, от всего измученного сердца, влепила ему звонкую пощечину… И застыла, закрыв руками рот, глядя на Андрея испуганными глазами…
- Андрей!...

А он притянул ее к себе, обнял, защищая от самой себя… и Кира, уткнувшись ему в плечо, разрыдалась, выплескивая в слезах всю боль, все отчаяние измученной души…

- Какая идиллия! Андрюшенька, неужели ты, наконец, исправился!

Они обернулись на голос… Александр закрыл за собой дверь, подошел к стоящей у окна паре, остановился перед Андреем, со злым прищуром окинул его взглядом.
- Что, сестренка, он тебе опять мозги пудрит, объясняет, какой он белый и пушистый? А ты снова веришь… Да, не учит тебя жизнь, не учит…

- Саша… - Кира вытерла слезы, умоляюще посмотрела на брата. – Не ссорьтесь… мы просто разговаривали… мы говорили о Павле Олеговиче.

- И до чего же договорились? – нескрываемая ирония прозвучала в его голосе.

Андрей убрал руки с плеч Киры, серьезно посмотрел на Александра.
- Саша, папе плохо стало. «Скорая» приезжала. Потом я его домой увез.

Но злой и ироничный взгляд Александра звал к сражению, и Андрей не смог выдержать до конца этот серьезный и уважительный тон.
- Так что совета сегодня не будет. Ты а-а-абсолютно свободен. И я тебя больше не задерживаю… можешь идти…

- Ты меня не задерживаешь? Спасибо, родной! Я так счастлив! – каждое слово было пропитано ядовитой, сжигающей все живое, насмешкой. – А кто ты такой, чтобы мной распоряжаться?!

- Я? Я – президент компании. А ты кто?

- А я – лягушка-квакушка! – Кира вдруг расхохоталась. Эта борьба за власть двух старающихся казаться взрослыми мальчишек показалась ей на фоне разыгрывающейся в ее душе и ломающей всю ее жизнь драмы такой смешной и мелкой, что не смогла она удержаться от нахлынувшего на нее смеха. На подгибающихся ногах с трудом добрела она до дивана, села, согнувшись, лицом уткнувшись в колени, держась руками за живот… и хохотала, не в силах остановиться… и сквозь смех с трудом выдавила:
- Это… сказка… такая… «Теремок»… называется…

И, взглянув на вытянувшиеся лица соперников, расхохоталась с новой силой, боясь только одного: как бы этот веселый смех снова не перешел в истерику…


Глава 29.

Вечером, закончив дела на работе, Андрей и Катя поехали проведать Павла Олеговича, узнать о его самочувствии. Оба волновались, как примет Катю Маргарита Рудольфовна, не устроит ли скандал, не прогонит ли нелюбимую невестку… Но все прошло на удивление спокойно. Маргарита Рудольфовна была с Катей в меру мила, в меру заботлива… Несколько раз Андрей ловил ее брошенный на Катерину оценивающий взгляд… пару раз проскочила в ее тоне язвительная насмешка… но в целом ужин прошел благополучно и, оставив Маргариту и Катю наводить на кухне порядок, Андрей увел Павла Олеговича в спальню, помог ему устроиться поудобнее, подложив под спину подушки… с серьезным видом выслушал шутку отца, что ему бы только медбратом в больнице работать… сел рядом с кроватью на стул и начал отчитываться перед лежащим Павлом Олеговичем за свой первый – опять первый! – президентский день.

Павел Олегович слушал внимательно, одобрительно кивал головой, делал серьезное лицо… а в душе улыбался, глядя на разгоряченного Андрея, говорящего о своих планах… Ему не нужен был этот отчет, он и так знал, что все в порядке, что Андрей сейчас из кожи вылезет, чтобы только оправдать его доверие… но не мог же он сказать Андрею, что просто хочет видеть его, слышать его голос… что хочет он получше узнать своего сына, познакомиться с ним поближе…

Павел Олегович вздохнул: хорош отец… сыну четвертый десяток пошел, а папочка наконец-то решил с ним познакомиться. Андрей взглянул на помрачневшего отца, оборвал себя на полуслове, встревожено спросил:
- Па, что-то не так?

- А? Нет, сын, все нормально. Это я так… задумался немного. Ты говори, говори…

И снова стал слушать его голос, особо не вдумываясь в слова, поглядывая на сына с доброй, ласковой усмешкой.

А Андрей вдруг замолчал… встал… с каким-то потерянным видом прошелся по комнате… сел на кровать рядом с отцом и нерешительно спросил:
- Па… а что происходит?

Павел Олегович с недоумением посмотрел на растерянное лицо сына, осторожно спросил:
- Ты о чем?

- Сам не знаю… Вы с мамой сегодня какие-то не такие… странные… Оба на меня так смотрите, будто в первый раз видите… присматриваетесь… Мама такая ласковая… то обнимет, то погладит… Ты так улыбаешься, будто я – главный приз, который нечаянно тебе достался… Па, я так виноват перед тобой… а ты, вроде, и забыл об этом… и не сердишься, не смотришь сурово…

Голос у Андрея дрогнул, он закусил задрожавшую губу, отвернулся. А Павел Олегович смотрел на взволнованного Андрея и чувствовал, как ужасом и раскаянием заполняется сердце: сын, что же мы с тобой сделали, что обычное проявление родительской любви ты воспринимаешь, как незаслуженную награду…пугаешься доброго взгляда… боишься материнской ласки… Что же мы с тобой сделали, сын?!..

Он протянул руку, накрыл ладонью руку Андрея.
- Андрей… может быть, дело в том… Знаешь, иногда для того, чтобы понять, как ты к человеку относишься, надо его потерять… Только когда ты ушел, мы с мамой поняли, как сильно мы тебя любим, как ты нам дорог…

Андрей поднял голову, посмотрел на серьезно глядящего Павла. Смотрел долго, всматриваясь в глаза, будто пытался прочитать, что же происходит в душе отца… Внешне был спокоен, но подрагивающие губы и дрожащие под рукой отца пальцы выдавали бурю, царившую в его душе. Потом отвел глаза, снова опустил голову и глухо произнес:
- А уж как я вас люблю, па…

И оба замолчали, чувствуя, как тает столько лет стоявшая между ними стена непонимания, как сближаются их, наконец-то нашедшие друг друга, души…

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 30.

Александр подъехал к «Ришелье», вышел из машины, хлопнув дверцей, небрежно кивнул выскочившему навстречу швейцару. Он не спешил, хотя время, назначенное для встречи, уже подошло. Ничего, пусть его подождут… пусть знают, что он – не пешка какая-нибудь, а занятой человек, у которого других проблем по горло… Глянул в зеркало, пригладил волосы, прошел в зал…

… Прошло уже полтора месяца с того дня, как Павел Олегович отдал президентский пост своему сыну… и полтора месяца с того момента, как Александр поклялся отомстить этому самодовольному аристократу за свое унижение… И, кажется, сегодня наступил срок этой сладостной долгожданной мести…

Александр огляделся в поисках человека, назначившего ему рандеву. Увидел за дальним угловым столиком немолодого мужчину в темно-синем костюме, неторопливо перебирающего бумаги в такой же темно-синей папке. Усмехнулся: интересно, он папку под костюм выбирал, или костюм под папку? Не спеша подошел, поздоровался, слегка наклонив голову. Мужчина встал, приветливым жестом пригласил садиться. Александр снова наклонил голову, сел, положив перед собой на стол сцепленные руки. Мысленно усмехнулся: прямо фильм из жизни английских лордов, так все чопорно и прилично.
- Ну, что, Вадим Николаевич, чем порадуете?

- Да радовать, Александр Юрьевич, особо нечем… Чист он, как стеклышко. Просто удивительно, как можно, проработав столько лет в эшелонах власти и в таком крупном бизнесе, ни разу не оказаться замешанным ни в одном из стольких прогремевших скандалов, не быть уличенным во взятках или какой-нибудь аморалке.

- То есть, Вы хотите сказать, что все это время Вы потратили зря? И мои деньги, кстати, тоже?

- Александр Юрьевич, мы проделали очень большую работу. Вы же знаете, какие у нашего агентства связи… Если бы что-то было, особенно по работе, мы бы точно узнали. Но, увы… Я даже не ожидал, что в наше время существуют люди, которых можно назвать «кристально чистыми»… но Ваш Павел Олегович, видимо, из числа этих вымирающих мамонтов…

- Та-ак… - Александр нахмурился. – Но по телефону Вы сказали…

- Да, Александр Юрьевич. Мы ничего не нашли по работе, а вот в личной жизни есть у него одно темное пятнышко… но оно отнюдь не криминальное, и я не знаю, пригодится ли Вам этот факт.

- Пригодится или нет – позвольте мне решать. Я Вас слушаю…

- Видите ли, общаясь с людьми… ну, и с документами, разумеется… мы выяснили, что, оказывается, Маргарита Рудольфовна, жена Павла Олеговича, неизлечимо больна по… как это говорят… по женской части. Ну, а если говорить проще, у нее никогда не было и не могло быть детей…

- Что? Но как же… Неужели…

- Да, Александр Юрьевич. Андрей Павлович – не родной сын Ждановых, они усыновили его, когда ему было шесть месяцев. Вот документы, подтверждающие данный факт.

И Вадим Николаевич придвинул Александру ту самую, вызвавшую его насмешку, папочку.

Александр быстро просмотрел бумаги, присвистнул… потом поднял голову, взглянул на помешивающего кофе мужчину:
- Вадим Николаевич, а вы уверены, что это – подлинные документы?

- Обижаете, Александр Юрьевич! Мы – фирма солидная, своей репутацией дорожим. Документы подделывать нам резона нет.

- А это письмо… оно действительно от его настоящей матери?

- Да, наш человек встречался с ней, разговаривал. Она не прочь встретиться со своим сыночком.

- Ясно… – Александр замолчал, стараясь не выдать охватившее его возбуждение. - Что ж… я, конечно, надеялся на большее… Но, как говорится, на безрыбье и рак – рыба. Ну, что ж. Спасибо и на этом.

- Всегда к Вашим услугам…

Вадим Николаевич взял протянутый Александром чек, встал, наклонил голову:
- Разрешите откланяться…
- До свидания, Вадим Николаевич.

Александр тоже встал, пожал протянутую руку, проводил взглядом руководителя элитного сыскного агентства. Да… если даже это агентство не смогло ничего раскопать, значит, Павел Олегович действительно ангел с крылышками… Перевел взгляд на синюю папку. Ха! Черт с ним, с компроматом… в этой папке – настоящая бомба! Андрюшенька еще повертится, как уж на сковородке… или повертится Павел Олегович…

Достал телефон, набрал номер.
- Павел Олегович? Это Александр беспокоит. Узнали… приятно, что узнаете… А я вот к Вам собираюсь, разговор есть… интересный… Ждете? Прекрасно, через полчаса буду!

Засунул телефон в карман, прищелкнул пальцами, насмешливо улыбнулся: ну что, Павел Олегович… мы еще с Вами встретимся…


Глава 31.

Павел Олегович был дома один. Андрей, как всегда, допоздна сидел на работе, приезжал редко, общались, в основном, по телефону. Катя вообще готова была сутками не вылезать из своей каморки, но сегодня Маргарита Рудольфовна чуть не силой вытащила ее оттуда, чтобы пройтись по магазинам, купить кое-что к свадьбе, до которой оставалась всего пара недель, а у невесты еще даже туфель белых не было. Хорошо хоть, о платье думать не надо было, потому что платье для невесты шил сам Милко…

…Сначала Милко даже слышать не хотел об этом, возмущенно крича, что на лягушек он не шьет… Потом, послушав льстивые речи Андрея о его гениальности и о том, что только он сможет создать истинный шедевр для невесты президента компании… выслушав рассуждения ОлЕчки о том, что под его руками даже дурнушки в красавиц превращаются… он заколебался. Но когда его ненаглядная ОлЕчка вдруг заговорила с Андреем о том, что не сможет Милко из Кати красавицу сделать, даже его гениальности не хватит… и Андрей, тяжело вздохнув, сказал, что, наверное, Ольга Вячеславовна права и придется им платье в магазине покупать… вот тут взыграла гордость настоящего гения и потребовал он, чтобы немедленно явилась Катя перед его очи для снятия мерок.

А когда ОлЕчка показала ему цифры обмера, он задумчиво посмотрел на смущенно потупившуюся Катю, похмыкал, теребя себя за подбородок, нашел среди образцов платье с открытыми плечами и отправил Катю переодеваться. А потом долго ходил вокруг нее и под конец закричал, что только настоящая крокодилица может при такой фигуре носить такое уродство, в котором ходит Катерина и потребовал немедленной смены всего ее гардероба. После чего выгнал Катю, заявив, что она своим видом мешает ему творить и сел за эскиз свадебного платья… И сегодня за обедом Марго с восторгом рассказывала Павлу, какой очередной шедевр выходит из-под рук Милко, а, главное, какой удивительной красавицей будет в этом платье Катя… особенно, если она, наконец, расплетет свои косички и что-нибудь сделает с волосами…

И вот теперь Марго с Катей гуляли по магазинам, а Павел Олегович сидел дома один и ждал Сашу, только что сообщившего ему о своем желании с ним встретиться.

С Сашей он не виделся с того самого дня, как сообщил он ему о президентстве Андрея. Ни разу за это время Александр не появлялся в «Зималетто», да и к Павлу Олеговичу не заходил, даже не звонил, чтобы поинтересоваться состоянием его здоровья. Павел не винил его, понимал, какой удар нанес он его самолюбию… но было очень неприятно сознавать, что человек, которого Павел любил, как собственного сына, так и не смог понять, что не со зла он это сделал, и не для того, чтобы сына своего продвинуть… что только интересами дела руководствовался Павел Олегович, оставляя президентом Андрея… что, если бы хоть на миг решил он, что не справится Андрей, никакие родственные связи бы тому не помогли удержаться в президентском кресле…

Да, нехорошо получилось… И Саша, и Кира… Кирюша тоже за это время ни разу у него не появилась, хотя и звонил он ей неоднократно, и пытался объяснить, почему так получилось с Сашей… и даже извинялся перед ней за то, что не смог повлиять на Андрея… Кира слушала… плакала в трубку… говорила, что не сердится, что все понимает… но от встречи отказывалась… а когда он приходил в «Зималетто» - избегала его, старалась сразу куда-нибудь уехать, говоря, что встреча у нее важная и срочная… и понимал Павел Олегович, что не хочет видеть его Кира, что не прошла у нее обида… и не знал, что же сделать, чтобы вернуть Кирюшу… и болью наполнялось сердце… и после этого даже встреча с Андреем не приносила ожидаемой радости…

Что ж… Надо бы к Сашиному приходу хоть фруктов в гостиную принести. Да и бутылочку вина поставить не помешает. Сам он пить, конечно, не будет, врач строго-настрого запретил, ну, а Саша, может, и выпьет глоток… за встречу… Интересно, что же вдруг с Сашей случилось, что сам он решил к нему приехать? Какой такой разговор у него появился?.. Да, собственно, неважно. Главное, Саша придет… ну, а там можно будет уже и объясниться с ним… он сумеет найти слова, чтобы понял Саша, что не со зла он это сделал… что не надо им ссориться… что любит Павел его по-прежнему…

Павел Олегович встал, двинулся было на кухню… но тут раздался звонок в дверь, и Павел поспешил распахнуть ее перед долгожданным гостем:
- Сашенька! Как я рад твоему приходу!.. Заходи!

И отступил, пропуская Александра в квартиру…


Глава 32.

Александр вошел в прихожую, широко улыбнулся:
- Павел Олегович! Сколько лет, сколько зим!
- Да уж, Сашенька, давненько ты к нам не заглядывал. Проходи в комнату, а я сейчас… Марго нет, так что мне самому придется похозяйничать…

Александр прошел в гостиную, удобно расположился на диване, положив ногу на ногу, закинув руку на спинку дивана. Вся поза выражала самодовольное удовлетворение. А хорошо, что Маргариты нет. Наедине с Павлом разговаривать удобнее будет… Оглядел знакомую обстановку: да-а, ничего не меняется… консерваторы… Ну ничего, он сейчас встряхнет это застойное болото… мало им не покажется…

Вошедший Павел Олегович бросил взгляд на развалившегося на диване Александра. Неясное беспокойство тронуло душу, и Павел насторожился. Он привык доверять своей интуиции, а на сей раз она явно била тревогу. Кажется, Саша опять пришел не с добрыми намерениями…
- Сашенька, помоги, пожалуйста.

Павел Олегович протянул Саше вазу с фруктами, и Александру поневоле пришлось сменить позу для того, чтобы поставить вазу на стоящий у дивана овальный стеклянный столик, растеряв при этом свое самодовольство, и Павел улыбнулся одними глазами: ничего, Саша, мы еще посмотрим, кто кого переборет. Молод ты еще со мной тягаться… Сел в кресло, открыл бутылку, налил в бокалы – себе чуть на донышке, Саше – побольше.
- Ну, что, Саша, за долгожданную встречу и, я надеюсь, за примирение?

Александр поднял бокал, посмотрел поверх него на Павла Олеговича:
- Я тоже надеюсь, что сегодняшняя встреча пройдет плодотворно…

Павел Олегович внимательно посмотрел на Александра:
- Саша, я думал, ты пришел меня навестить… но у тебя, как я понимаю, какие-то другие планы?

- Вы правы, Павел Олегович, – едва пригубив, Александр поставил бокал на столик, с наглым прищуром взглянул ему в глаза. – У меня есть одно большое желание, и я пришел поговорить с Вами, каким образом вы сможете это желание исполнить. Ну, побыть этаким Дедом Морозом… или золотой рыбкой, как уж Вам больше понравится…

- Ну, я, скорее, на щуку похож…
- Да не страшно, Павел Олегович, мне неважно, кто мое желание исполнять будет!

Александр рассмеялся, нахально посмотрел в глаза Павла. Павел нахмурился, чувствуя, как нарастает напряжение:
- И какое же желание я должен исполнить?

- Да так… чистая ерунда! Хочется мне все-таки президентом компании побыть… Может, исполните мой каприз?

- Ну, ты не девушка, чтобы твои капризы выполнять… Саша, а с чего ты решил, что я вдруг соглашусь сделать тебя президентом? Президент в компании есть, со своими обязанностями справляется. Чего ради я вдруг буду его менять?

- Чего ради? Да ради собственного спокойствия, Павел Олегович! А спокойствие – оно дорогого стОит.

- Саша, я тебя не понимаю…

- Сейчас поймете… Только я сначала Вам одну сказочку расскажу… ну, раз уж мы в Деда Мороза играть начали…

Александр встал, подошел сзади к креслу Павла Олеговича, взялся за спинку руками, наклонился к самому уху, таинственным шепотом начал говорить:
- В некотором царстве, в некотором государстве жили были муж и жена. И все было бы хорошо, да была у них одна проблема… проблемка такая маленькая… не было у них детей…

Обостренным чутьем Александр почувствовал, как внезапно напрягся и замер Павел, мысленно ухмыльнулся.
- И вот однажды пришла им в голову идейка: а не слепить ли нам из снега сыночка… и не назвать ли его Андрюшенькой…

Павел шевельнулся, повернул к Александру голову, но тот сразу переместился к другой стороне кресла, и Павел снова замер… А Александр насмешливо продолжил:
- Что, Павел Олегович? Не понравился сыночек из снега? Ну, можно из муки выпечь… или из соломы скрутить… Из чего еще в сказках детей делают?

- Саша, чего ты добиваешься?
Голос звучал спокойно, но Александр чувствовал, в каком бешеном напряжении находится Павел…

- А я уже сказал: я хочу стать президентом компании.
Александр вынырнул из-за кресла, встал перед Павлом Олеговичем, поглядел на него жестко и требовательно, показывая, что шутки кончились.

- Замечательно… но я так и не понял, почему я должен исполнить твое желание.

Павел поднял голову, взглянул остро, пронизывающе… но Александр только поднял брови и насмешливо сказал:
- Я уже отвечал на этот вопрос: ради своего спокойствия… и ради того, чтобы эти документы никогда не попали в руки Андрея…

Жестом фокусника, достающего из рукава загаданную карту, Александр поднял с дивана синюю папку и протянул ее Павлу Олеговичу.
- Знаете, здесь очень любопытные документы есть… например, письмецо одно… Интересно, что будет, если Андрей решит на него откликнуться…

Павел Олегович медленно просматривал документы… Сердце загнанно билось, не хватало воздуха, внезапно закружилась голова… но, сжав зубы, Павел сосредоточенно разглядывал каждую страничку. Долго читал письмо, чувствуя, что после этого трогательного послания Андрей действительно сможет захотеть уехать к родной матери… Закрыв папку, некоторое время еще посидел, опустив голову, не решаясь взглянуть на Александра, чтобы не показать ему свое отчаяние… Потом положил папку на стол, встал, взглянул на насмешливо улыбающегося Александра:
- Ты пришел шантажировать меня?

- Фу-у, Павел Олегович! Ну, зачем так грубо!.. Я пришел, чтобы предложить Вам очень выгодную сделку… взаимовыгодный обмен… Я хочу поменять эту папочку на президентское кресло… Только и всего… И никто ничего не узнает…

Павел Олегович почувствовал, как ослабели ноги… как мягкий туман заполняет голову… начинают путаться мысли… Сел, стараясь не показать Александру свою слабость.
- Но что я скажу Андрею? Как я ему это объясню?

- А тут и объяснять ничего не придется! Я, как акционер «Зималетто» имею право потребовать собрать совет, чтобы избрать президента демократическим путем – с помощью голосования… и выдвину свою кандидатуру. Ну, а Ваше дело – обеспечить мне большинство голосов. С этим, я думаю, Вы справитесь.

- Ты хочешь, чтобы я проголосовал против Андрея?
- А что в этом такого? Вы ведь уже голосовали против него…

Павел пытался собрать разбегающиеся мысли, разобраться в своих чувствах. Чего угодно он ожидал от Александра, но этот удар был слишком неожиданным…

- Мне надо подумать… - голос прозвучал глухо, с затаенной тоской, и Александр мысленно поздравил себя с победой: удалось все же сломать этого несгибаемого человека!

- Пожалуйста, Павел Олегович, думайте. У Вас есть на это… - Александр глянул на часы, – …десять минут.

Павел Олегович встал, отошел к окну, чтобы не видеть торжествующей усмешки Александра… Что ж… у него есть целых десять минут, чтобы принять решение… правильное решение… Собрался, усилием воли отбросив посторонние эмоции: растерянность, злость на Александра, страх… Умение брать себя в руки не раз выручало его в сложных ситуациях… поможет и сейчас… Время на раздумье у него есть…

Итак, у него есть два пути, две возможности. Если он согласится на условия Александра, то Андрей ничего не узнает… не уедет к матери… И будет жить, недоумевая, за что отец опять так жестоко и несправедливо поступил с ним… Павел представил, что почувствует, как посмотрит на него Андрей, когда на совете он проголосует против него. Он не простит… точно не простит… и уйдет… навсегда… Больше он отцу не поверит…

А если он не поддастся на этот шантаж… и Александр расскажет все Андрею… Каким ударом это будет для него… особенно сейчас, когда их отношения только-только начинают налаживаться… каково ему будет узнать, что отец, которому он так верил, всю жизнь его обманывал… лишал его возможности узнать правду, встретиться с матерью… Простит ли он его за эту ложь… или, как Кира, выстроит вокруг себя непробиваемый заслон… и изгонит Павла из своей души… и уйдет, не простив обмана…

Павел чуть не застонал от охватившей его безнадежности: что же делать, сын… помоги мне, Андрей… Закрыл глаза и увидел перед собой лицо Андрея, внимательно смотрящего на него. Он вспомнил этот взгляд: так Андрей глядел на него в тот вечер, когда сказал ему Павел о своей любви… смотрел, будто в душу ему заглянуть хотел… Что же ты увидел в моей душе, Андрей? Что-то хорошее, видимо, раз простил мне и недоверие мое, и жестокость неоправданную… Поверил ты мне, а я… Неужели хватит у меня силы нанести тебе удар в спину… разрушить твою веру в меня, твоего отца…

- Павел Олегович! – голос Александра, как лезвием, полоснул по обнаженным нервам. – Так что же Вы решили?

Павел Олегович повернулся к Александру, посмотрел на него жестким стальным взглядом, увидел, как сбежала насмешливая усмешка с его губ, как насторожился он в ожидании ответа.

- Саша, мне очень жаль, что человек, которого я любил, как собственного сына, оказался таким подлым и мелким… Ты можешь делать с этой папкой что угодно… но Андрея я не предам. Неважно, что физически не мы являемся его родителями. Я все равно его отец, я люблю его, и тут ты изменить ничего не сможешь.

- Учтите, Павел Олегович, - в голосе Александра явно прозвучала угроза. – У меня есть адрес его настоящей матери и, насколько мне известно, она не прочь найти своего потерянного сына. А зов крови – сильная вещь. Не боитесь, что Андрей, все узнав, забудет Вас и уйдет к своей настоящей, родной матери?

Павел Олегович на мгновение прикрыл глаза: боюсь, Сашка, очень боюсь… Если бы не этот страх, не понадобились бы мне эти десять выделенных тобой минут… сразу бы выгнал тебя вместе с твоей синей папкой и наглой уверенностью в том, что сможешь ты указывать мне, что мне делать…

- Саша, я уже принял решение. Ты зря теряешь время. Я тебя больше не задерживаю. Уходи… и больше у меня не появляйся. Этот шантаж я тебе не прощу…

- Ну, что ж, Павел Олегович, - сквозь зубы произнес Александр, с ненавистью глядя на гордо выпрямившегося Павла, про которого он еще минуту назад думал, что сумел его сломить. – Вы еще об этом пожалеете!

Схватил папку, вышел из комнаты, через пару секунд хлопнула входная дверь, известив о его уходе…

Павел Олегович тяжело осел в кресло, чувствуя, как начинает захлестывать его поднимающаяся изнутри волна почти неуправляемой паники… Его затрясло от окутавшего его леденящего холода… задрожали руки, заболела внезапно потяжелевшая голова… Стиснув зубы, скомандовал: спокойнее, Павел, возьми себя в руки. Если ты сейчас свалишься с приступом, кто поможет Андрею?..

С трудом встал, на подгибающихся ногах добрался до телефона: надо позвонить сыну, срочно вызвать его к себе. Если Андрей сейчас выедет, они разминутся с Александром, и Павел сам успеет все ему рассказать… Испугался, что не попадет на нужную кнопку, так тряслись руки… Сел на диван, прижал трубку к уху: ну же, Андрей, ответь… ответь, пожалуйста…

… Но забытый на столе телефон, громкой мелодией оглашающий пустой кабинет, ничем не мог помочь спустившемуся на производственный этаж хозяину…


Глава 33.

Проходя через приемную, Андрей глянул на пустое кресло секретарши, поморщился: опять Вика кофе пьет в рабочее время, никогда ее на месте нет. Открыл дверь в кабинет и удивленно остановился на пороге. За его столом, развалившись в кресле и сложив на стол ноги, сидел Александр и, покачиваясь, крутил в руках синюю папку.

- Та-ак… Ты чего здесь расселся? – Андрей разозлился от одного вида нагло ухмыляющегося Сашки.

- А что такое, Андрюшенька? Уже и посидеть нельзя?

Александр бросил папку на стол, поднялся, подошел к Андрею, издевательски поклонился:
- Да садитесь, пожалуйста, ваше высочество… я ведь не претендую…

Андрей обошел ухмыляющегося Александра, сел за стол. Принесла Сашку нелегкая. И так дел невпроворот, а он сейчас будет время отрывать…

- Чего пришел? Если по делу – говори, если просто так – уходи, дел много.

- Ой-ей-ей, какие мы занятые! – издевку в голосе можно было потрогать руками, такой она была насыщенной. – Ничего, Андрюшенька, я ненадолго. Вот сейчас только пару документов покажу, и уйду. Только сначала давай поговорим немного… детство золотое вспомним…

Александр сел на стул, уставился на Андрея темным взглядом, и Андрею стало не по себе: что опять задумал Воропаев? Не с добром он пришел, это ясно…

- Саш, здесь не место детство вспоминать. Приходи вечером ко мне, там и повспоминаем. А сейчас извини, работы много… вот, Катя документы оставила, разобрать надо…

И Андрей открыл оставленную Александром синюю папку. Александр вцепился в подлокотник, с живым интересом наклонился к Андрею.
- Ну-ну, и что же там за документы?

Андрей с досадой пробежал глазами по верхнему листочку…
- Не твое дело… это документы об… - и вдруг замер, вчитываясь во внезапно начавшие расплываться в глазах строки.

- О чем, Андрюшенька? – ехидно поинтересовался Александр, с прежним интересом глядя на застывшего Андрея.

- Откуда это? – глухо спросил Андрей, захлопнув папку в надежде, что все это ему показалось… что от этого исчезнут имеющиеся в ней документы.

- Откуда? Ну, как я понимаю, из роддома… из Дома ребенка… а еще есть письмо от твоей родной ненаглядной мамочки, которая тебя очень любит и жаждет с тобой встретиться…

Андрей поднял на Александра потемневшие от боли глаза.
- Ты хочешь сказать…

- Я хочу сказать, что ты – приемыш… что тебя усыновили, потому что Павлу, как руководящему лицу, нужна была полноценная семья, чтобы за границу его могли выпускать… а Маргарита Рудольфовна детей иметь не могла…

- Не может быть… ты все это подстроил…

- Да ты посмотри документы-то… Ты ж так перепугался, что и не понял ничего…
Александр выхватил из рук Андрея папку, открыл ее на первой странице.

- Читай! Или, может, мне вслух прочитать? М-м-м – Александр пробежал по листу глазами. – Вот: родился мальчик, вес 3,700… у, богатырь какой!... Мать – Николаева Татьяна Васильевна. Отец – неизвестен. Это – справка из роддома. А вот из Дома ребенка. Слушай… так, сейчас… где же это… вот: Андрей Николаев… усыновлен... и фамилии: Жданов Павел Олегович, Жданова Маргарита Рудольфовна. А вот справка из архива: фамилия Николаев изменена на фамилию Жданов в связи с усыновлением… Что тебе еще прочитать, родной мой?

И Александр глумливо посмотрел на вцепившегося в подлокотники кресла Андрея.
- Я думаю, теперь тебе все ясно? И отношение к тебе отца становится понятным, правда? Тебе никогда не приходило в голову, почему отец нас с Кирой любил больше, чем тебя? Ты не обращал внимания, что мне он всегда все прощал, а тебя за малейшую провинность нещадно наказывал? Киру засыпАл подарками, а тебе изредка перепадало с барского плеча? Пасынок, которого держали в доме, как собачку, просто потому, что это было нужно для дела… чтоб быть не хуже других…

Андрей сидел, вжавшись в кресло, и понимал, что все, сказанное Сашкой – правда… с первого до последнего слова правда… Вспомнил, как не хватало ему отцовской ласки, как до ужаса боялся он отцовского гнева… как всегда холодна была мама… Вспомнил, как часто в детстве Сашка, с которым тогда они еще были более менее дружны, брал на себя вину за его шалости, потому что знал, что ему попадет намного меньше, и действительно, обходилось легким выговором, тогда как Андрея, отругав как следует, оставляли без прогулок или ставили в угол… Вспомнил, как завидовал он Кире, когда папа каждый раз, отправляясь к Воропаевым, обязательно что-нибудь ей покупал, а ему заявлял, что много сладкого вредно… а когда он по наивности однажды спросил, за что же он тогда хочет навредить Кире, отец накричал на него и отправил спать, хотя было еще всего семь часов…

Но ведь сейчас – все не так. Да, пусть отец сдержан в своих чувствах, но он любит своего сына… он сам недавно так сказал… И компанию ему отдал, не Сашке, несмотря на то, что провинился он перед ним…

- Сашка… ты просто завидуешь, что отец компанию мне отдал, оставил меня президентом… Тебе самому очень хочется занять это место…

- Да что ты говоришь!... Ты думаешь, он ТЕБЕ это место предложил? Вспомни, родной, он же тебя вообще из компании выгнал, не нужен ты ему был, пока он на меня рассчитывал. Он это место МНЕ предлагал, да я отказался! Больно мне надо за тобой дерьмо разгребать! Компанию из кризиса выводить – не бог весть какая радость!

Что-то тут было не так… что-то не складывалось… Но Андрей, задавленный напором и наглостью откровенно насмехающегося Александра, не мог сосредоточиться, не мог сообразить, что же его настораживает… Мысли путались, он закрыл лицо руками, пытаясь собрать разрозненные впечатления… А Александр продолжал бить уже почти поверженного противника:

- Ты что, всерьез думаешь, что отец, который на тебя никогда и внимания-то не обращал, вдруг тебя полюбил, как родного сына? Да ты ему просто нужен стал… испугался он, что в одиночку с разоренной компанией не справится… вот и начал перед тобой спектакль разыгрывать: ах, Андрюшенька, ах, мой мальчик… А как все наладится, он тебя на помойку выбросит, а компанию мне передаст… он мне ее обещал, звонил мне перед советом…

- Врешь!!! – Андрей вскочил, упершись руками в стол, тяжело дыша. – Врешь, Сашка… не мог он так… не врал он… он любит меня… я знаю – любит!..

- Ай, Андрюша, это ты самовнушением занимаешься, да? – издевательски рассмеялся Александр. – Да любит, любит, успокойся… Никогда не любил, а тут вот срочно полюбил… по необходимости… и любить будет долго… до конца кризиса…

Александр встал напротив Андрея, зло прищурился:
- Ты для него всегда был и будешь вынужденной необходимостью… Как в детстве ты был нужен для видимости благополучной семьи, так и сейчас – нужен для спасения компании… Ты вспомни, он тебе никогда не верил, он же против тебя голосовал, когда тебя президентом выбрали. Против! Он хотел, чтобы я руководил компанией… но его не послушали, и вляпались по самые уши… Так что, как выведешь компанию из кризиса, так и распрощаешься с президентским креслом. Поэтому ты сиди в нем, сиди… наслаждайся пока…

Андрей упал в кресло, закрыл голову руками. Почувствовал, как заливает его отчаяние… и злость – на весь мир, на отца-предателя, которому он было совсем поверил… Он ему поверил… а отец его предал… снова… уже в который раз…

- Сашка… Зачем… зачем тебе это надо… вот это все… зачем? – слова с трудом продирались сквозь намертво сжатые зубы, но Андрей боялся их разжать, чтобы не застучали они от еле сдерживаемой дрожи.

- Да, собственно, ни за чем. – Александр сел напротив, положил ногу на ногу, прищурившись, посмотрел на Андрея. – Помочь тебе хочу. Жаль мне тебя. Использует тебя Павел Олегович, а потом пошлет подальше… и будешь ты опять раны зализывать под крылышком Катерины Валерьевны… А тут, как никак, родная мать нашлась… Причем, любящая, заметь! Ты не трусь, ты ее письмо-то прочитай!

Александр дотянулся до папки, открыл на нужной странице, но папка все время закрывалась, листок вырывался из рук и Воропаев, чертыхнувшись, вытащил лист из папки и бросил его перед Андреем.

- Читай… Да не трясись ты так, не отравлено, можешь даже в руки взять…

Дрожащими руками Андрей пододвинул к себе письмо. Сжал руки в кулаки, чтоб не тряслись, положил их по разные стороны листа…Уперся взглядом в ровные строчки, несколько раз перечитал первую фразу, но так и не понял, что же там написано… Вскочил, отошел к окну, отвернулся от проводившего его жестким взглядом Воропаева. Постоял, собираясь с силами. Снова подошел к креслу, сел, уставился в листок.

«Мой дорогой сынок! Прости, я, наверное, не имею права тебя так называть, ведь я бросила тебя, когда ты был совсем крохой. Но если бы ты знал, как много раз я пожалела об этом, как хотела я тебя вернуть, сколько слез я пролила из-за своего необдуманного решения, из-за того, что пошла на поводу у родителей, ты бы, наверное, не рассердился на меня за такое обращение. Когда я думаю, какой ты сейчас стал – взрослый, красивый, я плачу от отчаяния, что не я прошла с тобой весь долгий путь твоего взросления, что не видела я твоих первых шагов, не слышала первых слов, не радовалась твоим успехам в школе».

Андрей снова вскочил, растерянно прошелся по кабинету. Александр проводил его глазами, но промолчал, ничего не сказал, и Андрей вдруг почувствовал к нему благодарность за это молчание. Снова сел, продолжил чтение.

«Мне сказали, что твои родители, которые тебя усыновили, оставили тебе данное мной имя. Это – имя твоего отца. Он был хорошим человеком, просто мы были еще слишком малы, чтобы понимать, что мы делаем. Мне было пятнадцать лет, а он был моим одноклассником. Влюбилась в него по уши, жить без него не могла. И он тоже: из школы провожал, портфель носил, целовались в подъезде… Родители у меня были очень строгие, о «всяких глупостях» даже думать запрещали, не то что говорить. Смешно и страшно, но в пятнадцать лет я не знала точно, откуда дети берутся… и, когда забеременела, поняла это, когда уже что-то делать было поздно. Нет, я не жалею, что ты родился, это же такая радость – знать, что дала жизнь новому человеку… Но родители… Чтобы скрыть «позор», увезли меня в Ленинград к бабушке, а потом заставили оформить отказ. Я не понимала, что я делаю, я была напугана, отец грозил, что если я тебя не отдам, он выгонит меня из дома. Родители Андрея вообще уехали, забрав его с собой, и он пропал для меня навсегда. Много позже я узнала, что он писал мне, но родители выбрасывали его письма, не говорили мне о них. А я так и осталась жить в Ленинграде, и до сих пор здесь живу. Знаешь, смешно и горько об этом говорить, но я долгое время заглядывала во все коляски, все думала: а вдруг – это ты… Ты уж, наверное, своими ногами ходил, а я все заглядывала, потому что не могла представить тебя большим, все искала такого, каким ты мне запомнился: маленьким, круглолицым, с носиком-кнопочкой. Потом вышла замуж, родила дочку, но муж недавно умер, и теперь мы с Ириной живем вдвоем. А сегодня вдруг я узнала, что ты жив, что вырос ты, что могу я написать тебе письмо, покаяться перед тобой в совершенном грехе, который тяжким грузом лежал на мне всю жизнь. Сижу и плачу… Сынок, если ты сможешь понять меня и простить мне мой поступок, приезжай ко мне, я так хочу тебя увидеть. Я всю жизнь об этом мечтала – увидеть своего сына. Прости меня, Андрей. Твоя мама Никитина (Николаева) Татьяна Васильевна».

Ниже был написан полный адрес, телефон, и даже объяснялось, как лучше к ней проехать.

Андрей долго сидел, уставившись невидящим взглядом в исписанный листок. В душе была пустота, голова была гулкой от полного отсутствия мыслей… Потом поднял голову, взглянул на по-прежнему молча сидящего Воропаева, тихо спросил:
- Саш… а что мне делать-то теперь, а?

Александр увидел его полные слез глаза, отвел взгляд. Что-то похожее на жалость вдруг впервые шевельнулось в его душе. Горящий жаждой мести не поддавшемуся на шантаж Павлу Олеговичу, мечтая побольнее уколоть его, разрушить его только зарождающиеся отношения с сыном, он даже не подумал о чувствах Андрея, не подумал, каково будет ему узнать правду… Надо же… он пожалел Андрея… Что это с ним творится?.. Нет, план надо довести до конца, иначе не стоило это все и начинать. А может, и хорошо, что ему Андрея жаль, не надо это скрывать, правдоподобнее будет…

Александр встал, подошел к Андрею, положил руки ему на плечи:
- А поезжай-ка ты к матери… Она тебя ждет, будет тебе рада… Давай я тебя на вокзал увезу. Или лучше в аэропорт? На самолете быстрее будет. Поезжай прямо сейчас. Все выяснишь, в себя придешь, там и решишь, что дальше делать будешь. Может, там и останешься, чем черт не шутит…
- А Катя?...
- Катя пока за тебя поработает. Она справится, ты же знаешь… К свадьбе ты вернешься… Катя поймет, я ей объясню ситуацию, не переживай. Да ты и сам ей вечером позвонишь из Питера, когда с мамой разберешься.
- Спасибо, Саш…

Андрей положил ладонь на Сашину руку, слегка пожал, потом встал, снял с вешалки куртку:
- Поехали, Сашка, в аэропорт. Ты прав, на самолете быстрее будет.

Взял со стола письмо, сложил аккуратно, засунул во внутренний карман и вышел, не оборачиваясь.

Александр посмотрел ему вслед, довольно хмыкнул: что ж, план сработал. Вы еще пожалеете, Павел Олегович, что со мной связались… Взял со стола синюю папку, засунул в портфель, снова довольно хмыкнул и пошел догонять Андрея.


Глава 34.

Они ехали в машине в аэропорт, и Александр изредка поглядывал на сидящего на соседнем сиденье Андрея, с раздражением чувствуя, что вместо ликующего торжества в его душе прочно уселась жалость к поверженному и раздавленному противнику.

Андрей сидел, откинувшись на спинку, закрыв глаза. Горестно опущенные уголки губ… усталое, по-детски беззащитное лицо… а на щеке застыла одинокая слеза, которой так и не хватило сил добежать до подбородка и сорваться в пропасть…

Странное дело… Пока Андрей кричал и пытался его обвинять, Александр готов был раздавить его, сломать, а потом сплясать жигу на костях поверженного врага. Но, когда враг оказался действительно сломлен, Александр с удивлением почувствовал, что плясать на его костях ему не хочется… а злейший враг внезапно превратился в заплаканного мальчишку, которого, как когда-то в далеком детстве, хотелось пожалеть. И от этой жалости Александр опять начинал злиться, но уже на себя, на свою слабохарактерность, чувствуя, что не хочет он уже добивать Андрея… Вот если бы на месте Андрея оказался Павел Олегович… А Андрей… Слишком мелкая сошка… слишком быстро он сломался…

Особенно взбесила его внезапно появившаяся у него мысль отвезти Андрея к Павлу Олеговичу, чтоб сами они разбирались в своих отношениях, раз уж все равно не светит ему президентское кресло, и он так цыкнул на нее, что мысль испуганно забилась в самый дальний угол сознания и сидела там, боясь высунуть оттуда нос, а Александр решительно сказал себе, что жалость – жалостью, но встречаться отцу с сыном никак нельзя, потому что Павел Олегович быстрехонько убедит Андрея и в своей любви, и в доверии, и в том, что он, Александр, гад и сволочь. Нет уж, встречаться им не стОит…

В аэропорту усадил Андрея в зале ожидания, сам пошел за билетом. Вернувшись, протянул билет и паспорт сидящему с опущенной головой Андрею.
- Держи. На ближайший рейс посадка уже завершена, так что придется чуть-чуть подождать.
- Спасибо, Саш.

Андрей взял документы, засунул в карман, повернулся к севшему рядом Александру:
- Сашка, ты поезжай домой. Дальше я сам справлюсь.

- Да ладно. Я подожду, отправлю тебя, а то еще рейс прослушаешь, пропустишь.

- Нет, Саш, не пропущу. Я хочу один побыть, понимаешь? Ты поезжай… Спасибо тебе, Саш. Я не знаю, что бы я без тебя делал…

Он еще благодарит! Он что, издевается? Александр посмотрел на откинувшегося на спинку стула Андрея. Нет, не издевается. Смотрит серьезно. Ч-ч-черт! Так он его действительно заставит себя виноватым чувствовать… Ну уж нет. Этого он не дождется!

Ладно. Пусть сидит. В конце-концов, ждать недолго придется, не успеет в себя прийти.
- Хорошо, Андрюха, я поехал. Смотри, рейс не пропусти.

Александр вышел из здания, подошел к машине, задумчиво покрутил в руке ключи: а может, все-таки подождать, пока он улетит, а то мало ли что? Да нет, сломлен Андрей основательно. За ближайшие полчаса вряд ли что-нибудь изменится.

Сел в машину, завел мотор и не спеша стал выбираться со стоянки.


Глава 35.

Андрей сидел, закрыв глаза и, минута за минутой, вспоминал произошедшее. Первоначальное отчаяние улеглось, и Андрей пытался разобраться в своих ощущениях, чувствах, понять, как относиться к этой бредовой ситуации, в которую он так неожиданно попал.

…Значит, он не родной… приемыш, как сказал Сашка. Но что же в этом такого? Он – не единственный… многих детей усыновляют приемные родители. Почему же отец скрывал это? Не хотел, чтобы он понял причины такого холодного к нему отношения? Или боялся, что он найдет свою настоящую мать и уедет к ней? Что ж, отец был прав в своих опасениях. Он уезжает. Уезжает от завравшегося отца к своей маме, которая его любит, хочет его видеть. Мама… какая она? Ей всего 46 лет… Молодая, красивая… А перед глазами появилась Маргарита Рудольфовна. Тоже мама… Нет, мачеха. Мачеха… какое слово… От него так и веет холодом. И от мамы… нет, от Маргариты Рудольфовны… тоже всю жизнь холодно было… Мама не такая… Она добрая, любящая…вон какое письмо написала – такое теплое, нежное…

Андрей достал письмо, долго смотрел на аккуратные буквы, пытаясь по почерку представить эту женщину, всю жизнь несшую на себе тяжелый груз отказа от собственного ребенка. Потом снова перечитал письмо и вновь почувствовал, как к глазам подступают слезы. Да, мама не такая… она искренняя, правдивая… Она не будет его обманывать, использовать в своих целях… Она будет просто его любить. Просто – любить.

Спрятал письмо во внутренний карман, уткнувшись взглядом в пол, обхватил голову руками.

Но почему, почему так получилось? Почему о таком важном событии его жизни он узнает таким образом: внезапно, через своего злейшего врага? Почему отец сам не рассказал ему? Ведь он уже не маленький, он бы понял…

И снова начал прокручивать перед глазами разыгравшуюся в кабинете сцену. Вот он заходит в кабинет и видит сидящего за столом Сашку. Где же в этот момент была папка? На столе? Нет, вроде Сашка ее в руках держал… Да, в руках. Еще помахивал ею, словно ему жарко. А потом, вставая, бросил ее на стол, будто вернул на место, откуда взял. И он купился… сам схватил ее, решив изобразить из себя делового руководителя.

Андрей закрыл глаза, вспомнив тот шок, который испытал, прочитав увиденные документы. Да уж… немудрено, что он соображать перестал. А Сашка этим воспользовался… еще добавил… Что-то он там про отца говорил и про Киру… Что же он говорил?

«- Я думаю, теперь тебе все ясно? И отношение к тебе отца становится понятным, правда? Тебе никогда не приходило в голову, почему отец нас с Кирой любил больше, чем тебя? Ты не обращал внимания, что мне он всегда все прощал, а тебя за малейшую провинность нещадно наказывал? Киру засыпАл подарками, а тебе изредка перепадало с барского плеча? Пасынок, которого держали в доме, как собачку, просто потому, что это было нужно для дела… чтоб быть не хуже других…»

Как собачку… кормили, выгуливали, держали на коротком поводке, чтоб не убежал… Дрессировали… им удалось его выдрессировать… Особенно хорошо у него всю жизнь команда «К ноге!» получалась… и еще – «Место!».

Андрей почувствовал, как снова слезы выступили на глазах, вытер их ладонями. Хватит нюнить… не маленький…

Значит, собачка… приемыш, нужный лишь для того, чтобы создать видимость благополучной семьи, чтобы Павел Олегович мог выезжать за границу…

И вдруг вспомнил глаза отца во время их последнего объяснения. «Только когда ты ушел, мы с мамой поняли, как сильно мы тебя любим, как ты нам дорог…» Нет, не врал отец, не врал! Или… неужели он такой актер великолепный? Он смотрел так искренне, с такой любовью… Такие глаза не могут лгать…

Андрей вскочил, потерянно прошелся по залу, натыкаясь на стоящие на полу чемоданы ждущих своих рейсов пассажиров. Впервые заметил, как в зале много народа. Хотел снова сесть, но его место уже оказалось занято, и он отошел к стеклянной стене аэропорта, невидящим взглядом уставился на стоящие на взлетном поле самолеты.

Надо разобраться, надо во всем разобраться. Он же помнит, что-то царапнуло его в тот момент, когда Сашка об отце… о Павле Олеговиче говорил. Что же он сказал?

«- Сашка… ты просто завидуешь, что отец компанию мне отдал, оставил меня президентом… Тебе самому очень хочется занять это место…
- Да что ты говоришь!... Ты думаешь, он ТЕБЕ это место предложил? Вспомни, родной, он же тебя вообще из компании выгнал, не нужен ты ему был, пока он на меня рассчитывал. Он это место МНЕ предлагал, да я отказался! Больно мне надо за тобой дерьмо разгребать! Компанию из кризиса выводить – не бог весть какая радость!»

Компанию из кризиса выводить… компанию из кризиса выводить… Вот оно! Сашка не мог отказаться от этого места, потому что решение оставить президентом Андрея пришло к отцу во время их разговора после совета, на котором они рассказали о кризисе! До этого о кризисе никто не знал, а после этого отец с Сашкой не разговаривал… он уверен – не разговаривал… потому что они почти сразу прошли к отцу… а потом отец… Павел Олегович… отец вернул ему президентство. Значит, Сашка врет. А если он врет в этом, значит, он может врать и во всем остальном…

Но зачем, зачем ему это надо?!

Зачем? Да чтобы поссорить их с отцом, ликвидировать своего врага – его, Андрея, и стать президентом компании. И сейчас он отправляет его к матери, чтобы с отцом он не встретился, разбираться не стал… А он опять купился… подчинился, не думая…

Нет, он не должен улетать, не поговорив с отцом. Мама подождет. Он столько лет ее не видел, что еще один день роли не сыграет. А с отцом пообщаться надо. Надо раз и навсегда разобраться в их отношениях, расставить все точки над «и»… и только после этого принимать решение. Только после этого…

Краем сознания Андрей уловил, как объявили посадку на его рейс, увидел, как засуетились улетающие пассажиры… вытащил из кармана билет, постоял в задумчивости… потом бросил билет в стоящую рядом урну и решительно двинулся к выходу

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Спасибо за новые главы!

Это я уже поняла Такие серьёзные темы затрагиваете)))

С Пушкарёвыми вообще мало кто сравнится. О такой семье, наверное, вообще только мечтать можно. На Павла Олеговича у меня тоже всегда обида была за Андрея. Он от него слишком много требовал, а поговорить с сыном по душам хоть раз желания не возникало. Но на фоне Маргариты он всё равно выигрывал (моё мнение), он во всяком случае всегда скептически относился к решению Андрея в первых сериях жениться на Кире, понимал, что сын не готов и не представляет, во что ввязывается. Да и в конце, когда Андрей на Кате жениться собрался, более благосклонно воспринимал их союз, чем МР.
Вот это экскурс в прошлое Киры получился))) Столько тяжёлых воспоминаний… Я только удивляюсь всё больше и больше. Мне её даже жаль стало от того, что она действительно не понимает, в чём причина. Почему Павел к ней всегда так относился, почему с другим отцом были такие отношения, почему Андрей на неё злился все эти годы. Ей так хочется найти виноватого, чтобы выплеснуть свою злость. А виноватых нет… То есть они все в чём-то отчасти виноваты, но кто же теперь разберётся, кто в большей степени, а кто в меньшей. Ей бы поговорить спокойно обо всём, прояснить всё и с Павлом, и с Андреем, но взрывной и истеричный характер не даёт. И на самом деле страшно под таким внушением оказаться, когда тебе столько лет буквально навязывают будущее. Всё-таки Маргарита не права была, хоть и понятно, что намерения у неё были благие. Она столько лет ломала Киру, заставляла ждать и терпеть, верить. Возможно, она бы уже давно нашла своё истинное счастье, если бы не такое давление со стороны.
Александр как всегда в своём репертуаре. Ни перед чем не остановится, не побоится замараться. Хотя, когда ему стало жалко Андрея, когда он на миг задумался, что тот может чувствовать, что-то такое в нём промелькнуло, что всё же не позволяет назвать его абсолютно законченным человеком. Персонаж всё-таки сильный и интересный. В его бы душе тоже покопаться)))
Я поначалу думала, что он выведает, что Кира – дочь Павла Олеговича, но не угадала. Он за Андрея взялся. Линия Жданова-младшего всё закручивается и закручивается. Как ему теперь со всем этим разобраться, кому верить… Один не справится, это точно. Ему поддержка нужна, помощь. Благо, есть люди, готовые быть с ним рядом: Катя, её семья, мать его родная.
И Павла с Маргаритой мне жаль очень стало. Они только-только поняли, какого это – любить сына по-настоящему, только вознамерились загладить свою вину. И сейчас им такое испытание предстоит… Андрею будет очень сложно им поверить. Даже не берусь представить, что он для себя решит. Но хорошо, что он сумел успокоиться и решил сначала поговорить с отцом. Только вот что этот разговор даст? Готов ли он сейчас выслушать человека, которого всю жизнь считал папой и к которому потерял всякое доверие?
Спасибо за их размышления, переживания, эмоции. Так интересно за этим всем наблюдать) Хочется верить, что всё у них будет хорошо, что они со всем сумеют справиться.

_________________
Пока люди любят, они прощают.

Очень точно сказано! Родители вообще часто губят будущее своих детей, заставляя их идти тем путем, который ОНИ для них выбрали. А виноваты, действительно, все, и поэтому не стоит только на Киру сваливать, что все вышло так, как вышло. Кира молодец уже в том, что смогла разобраться в происходящем.


Обязательно покопаемся! В 3 части. Очень неоднозначный персонаж.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 36.

Андрей приехал к отцу без звонка.

Не потому, что хотел сделать ему неприятный сюрприз или застать врасплох. Просто, сидя в такси, он вдруг обнаружил, что оставил телефон в офисе, и даже вспомнил, где именно лежал мобильник, когда он в растрепанных чувствах выскакивал из кабинета. Что ж, может быть, без предупреждения даже лучше. Не успеет отец собраться с мыслями, надеть на себя нужную маску. Да, так будет лучше.

Всю дорогу не мог решить, как начать разговор. Упрекать ли отца, или просто спросить, почему он ему ничего не сказал. Чувствовал, как заполняет душу обида на то, что из-за молчания отца таким шоком оказалась для него открывшаяся правда. Снова начал мучиться мыслью, что лишний он в жизни родителей, что не нужен он им… и зря он едет к отцу с этими нелепыми объяснениями.

Поднявшись на этаж, постоял перед дверью, собираясь с духом. Так и не решив, с чего начнет разговор, махнул рукой – как будет, так и будет! – и нажал кнопку звонка. Секунды, прошедшие от мелодичной трели до щелчка открывающегося замка, растянулись на годы. За это время Андрей успел состариться, умереть и снова воскреснуть… и чуть было не умер вторично, увидев в проёме двери сгорбленную от непосильного груза вины фигуру отца…

… Уже несколько часов Павел Олегович сидел на пуфе около двери, не выпуская из рук телефонную трубку, раз за разом набирая номер мобильника Андрея, слушая длинные гудки… Внезапно пугался, что, возможно, Андрей сам сейчас звонит ему, и не может дозвониться, и сидел, гипнотизируя трубку взглядом: позвони, Андрей! Позвони! Но телефон молчал, и Павел Олегович вновь нажимал кнопку быстрого набора… и опять слушал длинные гудки… и сходил с ума от невозможности помочь сыну и от переполняющего чувства вины за то, что сам не рассказал Андрею правды и этим доставил ему боль намного бОльшую. Спина затекла, болело сердце, но Павел Олегович боялся даже на миг отойти от двери: а вдруг Андрей, позвонив в дверь, внезапно передумает с ним разговаривать и уйдет, а он, будучи далеко, не успеет его остановить. Разумом Павел понимал, что это – бред воспаленного воображения, но чувства логике не поддавались… и сидел Павел Олегович на пуфе, гипнотизируя трубку, умоляя сына прийти или хотя бы позвонить…

…Несмотря на все ожидания, звонок в дверь раздался внезапно. Павел Олегович вздрогнул, встал со всей скоростью, которую позволили ему ноющие спина и сердце, непослушными пальцами с трудом разобрался с замком…

Одного беглого взгляда на лицо сына оказалось достаточно, чтобы понять, что Андрей все знает… и что это знание далось ему очень тяжело…
- Андрей…

Но Андрей, не слушая, вошел в прихожую, не глядя на отца, повесил куртку и, так и не подняв глаз, прошел в гостиную.

Павел Олегович закрыл дверь, постоял, собираясь с духом, и пошел за сыном…

Андрей стоял у окна, глядя в начинающее темнеть небо. Услышав шаги отца, спросил, не оглядываясь:
- Это правда, отец? Все эти документы – не подделка?

Павел Олегович тяжело опустился на диван, уперся локтями в колени, уткнулся лбом в сцепленные замком руки:
- Правда, Андрей… Все – правда…

- Но почему… – стон сына заставил еще ниже опуститься и так сгорбленные плечи. – Почему ты мне не рассказал этого… сам не рассказал?

- Андрей… прости… Не так, конечно, ты должен был об этом узнать… Мы хотели тебе рассказать, когда тебе 18 лет исполнилось… но ты тогда еще таким легкомысленным мальчишкой был, что мы не решились… испугались, что не поймешь… Потом еще раз собирались – в 25… но мама опять меня отговорила… и мы решили, что, собственно, и незачем тебе вообще об этом говорить… зачем тебе лишние переживания… Неправильно решили, понимаю теперь… но время назад не вернешь… Прости, Андрей…

- Зато теперь Я все понимаю… - голос звучал глухо, продираясь сквозь спазм в горле. – Ты меня никогда не любил… я мешал тебе… Я так любил тебя… всегда любил… очень… а ты держал меня на дистанции… никогда я не чувствовал твоей любви… хотя мне ее так не хватало… Теперь я понимаю… Ты просто не смог полюбить чужого ребенка… ты старался, но у тебя не получилось…

Андрей повернулся, взглянул на сжавшегося от его упреков отца.
- Я не виню тебя… ты сделал для меня все, что мог… мне всегда завидовали, что у меня такой отец… Мне не хватало твоей любви… но ты и не мог мне ее дать… не мог… Я…

Голос у Андрея сорвался и он, махнув рукой, пошел к двери.

- Андрей!..
Столько муки, столько боли было в этом коротком возгласе, что Андрей остановился… но не повернулся, так и остался стоять, замерев, желая только одного: чтобы переубедил его отец, чтобы доказал свою любовь.

- Андрей… пожалуйста… не уходи… выслушай меня… прошу тебя…
Павел Олегович с трудом поднялся, подошел к застывшему у двери сыну. Хотел обнять за плечи, но не решился…

- Андрей… Ты не прав… Мы с мамой любим тебя… просто мы с ней оба – сдержанные люди… мы не умеем выставлять свои чувства напоказ… Может быть, я и был с тобой иногда слишком суров… но это потому, что хотел, чтоб вырос ты хорошим человеком… Я виноват перед тобой… очень… но не в том, в чем ты меня обвиняешь…

- А в чем же тогда ты еще виноват? – нервный смешок Андрея ударил по Павлу больнее предыдущего отчаяния.

- В том, что не рассказал тебе правду, что позволил Александру так жестоко вмешаться в твою жизнь. В том, что не показывал свою любовь, был слишком сдержан. В том, что был к тебе чересчур строгим, а к Кире относился более ласково. В том, что считал тебя мальчишкой и Александру доверял больше, чем тебе. Вот в этом – моя вина… большая вина… Но я всегда любил тебя, сын. Может, даже сам не совсем понимал всю силу своей любви до тех пор, пока ты однажды не решил уйти и не оставил меня наедине со своими мыслями… Андрей, кто и что бы тебе не наговорил – поверь мне: ты мне очень дорог, сын. Я люблю тебя, я горжусь тобой, я верю в твои силы, я… - голос внезапно прервался, не выдержав напряжения, в котором находился Павел Олегович. Павел внезапно почувствовал, что трясет его, как от холода, а дрожащие ноги отказываются его держать. Захотелось сесть, укрыться теплым пледом и хотя бы на мгновение получить передышку от выматывающего нарастающего волнения. Но он понимал, что Андрею сейчас еще хуже… и что не имеет он права раскисать, пока его сын не получит ответы на все свои вопросы, пока не поверит ему, не убедится в его любви…

- Он был здесь?
Вопрос прозвучал неожиданно, но Павел понял, о ком спрашивает Андрей.

- Да… приходил.
- Что ему было надо?

Жесткий тон превращал разговор в допрос, но Павел даже обрадовался смене темы. Это было лучше, чем слышать полные боли упреки.
- Он хотел стать президентом.
- Он шантажировал тебя?
- Да.
- А ты не согласился?
- Нет.
- Почему?

Андрей повернулся, требовательно посмотрел на отца.
- Почему? Ведь тогда бы я ничего не узнал!

Павел Олегович отвел глаза, опустил голову и почему-то виновато ответил:
- Я не смог тебя предать…

И почувствовал, как вдруг обмяк Андрей, услышал, как выдохнул он сквозь сжатые зубы затаившийся в ожидании ответа воздух, и поднял глаза, посмотрел на закрывшего лицо руками Андрея, обнял его за плечи и повел к дивану. Усадил, укрыл заботливо мягким теплым пледом, сел рядом, снова обнял. В прихожей зазвонил оставленный на пуфе телефон, но они не обратили на него внимания…

- Андрей…
- Подожди, пап. Я должен выяснить… я хочу знать все…

Павел ощутил, как снова твердеет под его руками тело Андрея, как напряженнее становится голос. И вдруг понял, что проверка еще не закончилась… что от того, как он будет отвечать на вопросы сына, будет зависеть, поверит ли ему Андрей, останется ли с ним, или все-таки решит, что обманывает его отец и не стоит иметь с ним дела…

- Па… ты говоришь, что любишь меня… Тогда почему ты к Воропаевым всегда относился лучше?

Сердце ухнуло в пятки, дыхание перехватило. Что же сказать, как ответить, чтобы увести Андрея с этого опасного направления?…

- Ты же знаешь, мы с Юрием были давними друзьями. Когда Кристина и Саша родились, тебя еще не было, а я часто ездил к Юре на дачу, гулял с ними, кормил… У меня долгое время было чувство, будто они – тоже мои дети, понимаешь? Я их тоже люблю, Андрей.

- Хорошо… но когда родилась Кира, я уже был… А Киру ты любишь даже больше, чем Александра… и больше чем меня…
- Андрей…
- Это так?!
- Андрей… - голос упал до еле слышимого шепота. – Пожалуйста, Андрей… не спрашивай об этом…

- Почему? Объясни мне, наконец, чем же является в твоей жизни Кира, что ради нее ты готов был выгнать меня из дома… что всю жизнь я завидовал ей, потому что от тебя тепла и ласки она видела намного больше, чем я?! – Андрей уже кричал, выплескивая в этом крике всю боль, всю ревность, скопившуюся у него за столько лет соперничества с Кирой за любовь отца. – Почему, отец?!

Вскочил, повернулся к замершему отцу, с горечью продолжил:
- Ты пытаешься меня уверить, что относишься ко мне, как к родному сыну… а ведь ты опять врешь. Киру ты любишь больше… Намного больше… Знаешь, я бы, наверно, не удивился, если бы выяснил, что в действительности это она – твоя дочь…

- А Кира – действительно моя дочь…

Павел сам не понял, зачем он это сказал… Видимо, слишком напряжены были нервы, слишком тяжелым был разговор, что потерял он на мгновение свою сдержанность… и хватило этого мгновения на такую ненужную, такую опасную откровенность.

Андрей вскинул голову, изумленно посмотрел на отца.
- Кира – твоя дочь? Вы что, с тетей Олей…

Он замолчал, не в силах поверить, что отец, так любящий маму, мог «спутаться» с ее подругой. Почему-то именно таким словом подумал – спутаться.

Павел Олегович опустил голову, вздохнул тяжело:
- Совсем я, сын, упал в твоих глазах…

Посидел молча, закрыв глаза, пытаясь взять себя в руки… но не вышло. Нервная дрожь пробивала изнутри, затряслись руки, волнение комом встало в горле… Он вскочил, заходил по комнате, заставляя себя успокоиться… но успокоиться не получалось… почему-то не мог он сказать Андрею, что не его это дело, что не имеет права он судить отца… почему-то было очень важно оправдаться перед сыном… доказать ему, что не совсем пропащий у него отец… что можно его еще уважать… несмотря на все его ошибки…

Павел Олегович остановился перед Андреем, заглянул ему в лицо… Андрей отвел глаза… и этот жест болью отозвался в сердце…
- Андрей… Андрей… я…

Голос сорвался… Павел отошел к окну, повернулся к сыну спиной, чтобы не видеть его укоризненных глаз… остановился, сгорбившись, уткнувшись взглядом в узкую полоску подоконника… и внезапно начал рассказывать… все… с самого начала… с первой их с Марго встречи… Слова сами шли из разодранной сегодняшними переживаниями, уставшей души… и с каждым словом ему становилось легче… словно отдавал он часть этой тяжести Андрею…

…Закончив рассказ, застыл у окна, дышал тяжело, со всхлипами. Дрожь не проходила. Стиснув зубы, с замиранием сердца ждал реакции Андрея. Сам себе боялся признаться, насколько, оказывается, важно ему мнение сына…

Андрей видел волнение отца и прекрасно его понимал. Он хорошо помнил, как совсем недавно он сам был в таком же положении, пытаясь объяснить Кате, как он ее любит… и как боялся, что не поймет она его, не поверит… И поэтому, глядя, как тяжело идут из отца слова, как мучается он, пытаясь объяснить ему, Андрею, свои переживания, оправдаться перед ним за совершенную когда-то ошибку, он вдруг почувствовал горькую радость от того, что они, наконец-то, понимают друг друга… И почувствовал, что не сердится он больше на отца, не обижается… что простил он его… Простил… за эту откровенность, за страдание, с которым вырывались отрывистые слова, за стыд, пятнами выступивший на щеках… Простил, потому что понял, что не безразличен он отцу, что пусть по-своему, не так открыто, как хотелось бы Андрею, но любит он его, дорожит его мнением…

И когда отец закончил говорить и замер у окна в ожидании его приговора, Андрей подошел к нему и обнял за напряженные плечи.
- Па… мы все ошибаемся… Знаешь, па… я тебя все равно люблю…

И почувствовал, как дрогнули, расслабляясь, под его рукой отцовские плечи, увидел, как опустил он голову, пытаясь скрыть выступившие на глаза слезы… и уткнулся ему лбом в плечо, чувствуя, что сам сейчас расплачется от счастья этого невыразимо полного взаимопонимания… и почувствовал руки отца, обнимающие его… и сам судорожно прижался к такому родному, такому близкому человеку…


Глава 37.

Кира вернулась с работы домой пораньше. Еще за обедом Клочкова рассказала ей, что приходил Александр и увез с собой Андрея, что она видела их, когда сидела в баре и пила кофе, поэтому она не знает, куда они отправились, так как лифт пришел очень быстро, и они уехали до того, как она сообразила их об этом спросить. И что Андрей был чем-то очень расстроен, а Александр, наоборот, выглядел довольным, как наевшийся сметаны кот, только лишь не мурлыкал и не облизывался. Кира разозлилась на подругу за то, что та опять проманкировала своими обязанностями и пропустила что-то очень важное. Она хорошо знала своего брата и понимала: то, что Александр даже не зашел к ней, свидетельствовало, что задумал он что-то не слишком хорошее. Иначе бы он точно заглянул, чтобы поговорить о своих планах…

Весь день она ждала возвращения Андрея, но так и не дождалась. Она пыталась до них дозвониться, но выяснила, что телефон Андрея заливается у него в кабинете, а Сашин телефон оказался отключенным. И она, не выдержав ожидания, строго-настрого предупредив Вику, чтобы та немедленно сообщила ей о возвращении Андрея или Александра, поехала домой. И сейчас сидела на кровати, покрытой лиловым покрывалом, меланхолично прихлебывала из чашки горячий крепкий кофе и пыталась смотреть телевизор… но мысли были далеко от разворачивающихся на экране событий…

…Сколько раз уже за прошедшие недели просматривала она свою жизнь, оказавшуюся почище любого латиноамериканского сериала. Сколько бессонных ночей она провела, свернувшись клубочком на широкой кровати, где еще совсем недавно ночевали они вдвоем с Андреем. Сколько раз хотелось ей умереть, только чтоб закончилась эта мучительная, ни на миг не отпускающая ее боль. Сколько слез пролила она, обнимая подушку, высказывая ей все, что наболело у нее на сердце, выплескивая всю тяжесть с души.

Сначала она ненавидела их обоих: и Андрея, и Павла Олеговича, и не раз с рыданиями колотила злосчастную подушку, представляя на ее месте оскорбивших ее мужчин. Но воспоминания продолжались, и, чем больше выплескивалось из нее ненависти, освобождая душу, тем чаще приходили другие воспоминания – добрые, светлые. И однажды она вдруг почувствовала, что не может больше ненавидеть Павла Олеговича. Она вдруг пронзительно ясно увидела, поняла, как он любит ее, как заботился он о ней всю жизнь, как старался защитить от неприятностей, уберечь от невзгод. А она… Она устраивала ему истерики, донимала капризами, а под конец чуть не убила только из-за того, что не сделал он Сашку президентом… Хотя, нет, не из-за этого… Из-за того, что сделал он президентом Андрея…

И, когда она осознала все это, на смену ненависти пришел страх… Страх того, что не сможет Павел Олегович простить ее… такое не прощают… Разве что пожалеет по доброте душевной… Но его жалость ей не нужна, она не примет ее! Она сильная, и со своими переживаниями справится сама! И она стала избегать Павла Олеговича, боясь самой себе признаться, как хочется ей упасть в его объятья и выплакать в его родное плечо все свои горести…

С Андреем было проще. После того тяжелого объяснения, когда ударила она его, а потом долго плакала, уткнувшись лицом в его плечо, чувствуя его бережные поглаживания, что-то надломилось в ней, будто эту пощечину дала она не только Андрею, но и своей болезненной, мучительной к нему привязанности. Она вдруг увидела, что прав Александр, что вся ее любовь основана на ненависти, что самая ее большая мечта – причинить Андрею боль, чтобы понял он ее страдания… и только ради этой его боли она и собиралась выйти за него замуж, чтобы мучился он без своей Катеньки, чтобы не спал ночами, терзаясь воспоминаниями, чтобы ночи его были бесконечными… как у нее… И когда она поняла это, на смену ненависти пришло опустошенное равнодушие, благодаря которому она смогла с какой-то отстраненной безучастностью смотреть на сияющие счастьем глаза Андрея, на это его лягушачье счастье – Катю Пушкареву, летающую по «Зималетто», как на крыльях… и даже не уволилась из фирмы, засев у себя в кабинете и с головой погрузившись в работу. Количеству переделанных ей за это время дел, наверное, Стаханов бы позавидовал… но это помогало ей удержаться на поверхности и не впасть в отчаяние…

И теперь, когда она простила их обоих, только одно по-настоящему тревожило ее: обещание Александра, что он отомстит Павлу Олеговичу… Она знала, что Саша слов не ветер не бросает, и поэтому несколько раз пыталась поговорить с ним об этом, попросить, чтобы не причинял он зла Павлу… но Александр отшучивался, смеялся над ее страхами, удивлялся, с чего это в ней такая любовь «к этому индюку» проснулась… и так она и не смогла выяснить, что же он задумал. И вот сегодня, видимо, Александр начал действовать… и от этого начинало у Киры тянуть под ложечкой и замирало сердце… потому что хорошо знала она своего брата… слишком хорошо…

Звонок в дверь внезапно прервал ее не слишком веселые раздумья. Поставив чашку на стол, она вышла в прихожую, открыла дверь.
- Саша?

Александр отодвинул ее с дороги, не раздеваясь, прошел в комнату, уселся на диван, откинулся на спинку, закрыл глаза.
- Дай выпить…

Кира плеснула в стакан виски, сунула ему в руку. Александр залпом осушил стакан, мрачно взглянул на Киру.
- Саш, что случилось?

Александр встал, скинул плащ на диван, взял бутылку, налил еще.
- Случилось… Ч-ч-черт! Я чувствую себя полным идиотом… Все сорвалось, понимаешь? Он не поддался… а я его пожалел… Это я-то, понимаешь? И кого!... – и опять залпом выпил виски, даже не почувствовав его вкуса.

- Саш… Я ничего не понимаю. Кто не поддался? Кого пожалел? И куда вы ездили с Андреем? Что вообще произошло, Сашка?!

Александр тяжелым взглядом посмотрел на Киру:
- Что, донесли уже?
- Мне Вика сказала. Она видела, как вы уезжали.
- Я – дурак, Кир. Я не думал, что он таким крепким окажется. Думал, испугается за Андрея… Ну, ничего… Андрей теперь далеко… А этому индюку я еще выскажу, что я о нем думаю.

- Сашка! – Кира уже кричала, чувствуя, что произошло что-то страшное. – Говори немедленно! Что ты сделал с Павлом Олеговичем? Где Андрей? Что случилось?!

Она вцепилась в лацканы его пиджака и трясла его, почти не соображая, что делает, чувствуя, как липкий страх вползает в душу.

Александр отцепил от себя ее руки, отодвинул ее в сторону, с раздражением бросил:
- Да ничего не случилось, успокойся. Они мне еще потом спасибо скажут…

И, усевшись на диван, с раздражением и злостью начал рассказывать, периодически подливая себе виски.

Кира слушала с нарастающим ужасом… Ее удивило, но почти не взволновало, что Андрей оказался приемным сыном… она довольно спокойно восприняла способ, которым Александр добыл эти сведения… Но когда она услышала про шантаж… про то, как держался Павел Олегович, как не поддался он на Сашкину провокацию… представила, что чувствовал Павел Олегович в ту минуту, когда делал он выбор между предательством сына и его спокойствием… она почувствовала, что слезы закипают на глазах… И впервые в жизни волна яростной злости к брату затопила ее сердце.

- Сашка! Как ты мог… Как ты мог, Сашка!

Александр с сердитым недоумением посмотрел на плачущую Киру:
- Кира, ты чего?

- А если с ним что-нибудь случится? Если он умрет, Саш? Он чуть не умер, когда я накричала на него… просто накричала… А ты… Ты предал его, разрушил его веру в тебя, его любовь… Как ты мог, Сашка… Это подло, понимаешь, подло!

- Да ты что, Кира? С ума сошла? Ты его жалеешь? Да ты лучше меня пожалей… - голос Александра постепенно поднимался до крика. – Я ж теперь – никто, мне в «Зималетто» путь заказан – поганой метлой выметут… на порог не пустят! Ты это понимаешь?!

Александр в бешенстве вскочил, одним прыжком подскочил к Кире, встряхнул ее за плечи:
- Ты понимаешь это?!… - и Александр зло и витиевато выругался… в первый раз в жизни выругался при Кире.

Но она этого даже не заметила. С ужасом смотрела она на исступленно трясущего ее за плечи Александра, глядя в его бешеные глаза…

- Сашка! Прекрати немедленно! Прекрати!

Истеричный крик Киры привел Александра в чувство. Он посмотрел на испуганную сестру, провел руками по лицу, снимая напряжение, буркнул глухо:
- Прости…

И уселся снова на диван, упершись локтями в колени, спрятав лицо в ладонях.
- Прости, Кира. Я уже не соображаю, что делаю. Я думал, все будет иначе… Он переиграл меня, сестра. Он меня переиграл…

Потом выпрямился, с жестокой насмешкой сказал:
- Ну, ничего… Зато крови я ему много попорчу. Представляешь, мне удалось услать Андрея в Петербург. Сейчас он в самолете летит к своей новой мамочке. А Павел Олегович, наверное, никак понять не может, что ж это ему сыночек ненаглядный не звонит, в душу не лезет…

Александр зло рассмеялся, снова потянулся к бутылке.
- Как – в Петербург? Он что, не у Павла Олеговича?

Кира растерянно глянула на брата.

- Говорю же – нет. Летит в Питер, как миленький. Встретится с мамочкой, она его приголубит… Пожалеет еще Павел Олегович, что не принял мои условия.

Александр ухмыльнулся. Виски, наконец-то, начинало делать свое дело. Находящийся в напряжении Александр даже не заметил, как за разговором он ополовинил бутылку, и теперь приятное тепло разливалось по телу, а ситуация переставала казаться такой непоправимо ужасной. И он хотел уже сказать Кире, чтобы не переживала она, что все наладится… но Кира его опередила.
- Какой же ты гад, Сашка…
- Что-о?
- Он же нам за отца был… а ты…

И даже не слова, а усталый безучастный тон, которым они были сказаны, вдруг отрезвил Александра.
- Кира, ты что? Кира…

Он встал, растерянно посмотрел на сестру.

А она вдруг развернулась и пошла в спальню, где на лиловом покрывале остался лежать телефон, дожидающийся звонка от Вики. Села на кровать, набрала номер, с растущим напряжением считала гудки: один… два… три… Не берет трубку… не берет… Услужливое воображение сразу нарисовало картину лежащего без сознания Павла Олеговича, в одиночестве умирающего на жестком полу в своей квартире. Четыре… пять… От начинающейся паники похолодели руки, застучали зубы… Шесть… семь…

Александр остановился в дверях:
- Кира, послушай…

Но она уже не слышала. Сбросив вызов, она, оттолкнув с дороги Александра, кинулась в прихожую. Сорвала с вешалки плащ, не попадая руками в рукава, начала лихорадочно его натягивать. Александр растерянно вышел за ней:
- Кира, ты куда?

Дергая непослушными пальцами замок, сквозь зубы выдавила:
- Сашка… если он умрет, я тебе не прощу… никогда не прощу… ты понял?
- Кира!

Но она уже выскочила в подъезд, нажала кнопку лифта. Александр выбежал за ней, схватил за руку:
- Ты чего, Кир? Ты к нему? Зачем? Он тебя не примет, Кира. Он тебя выгонит. Он сейчас зол на нас, Кира!

Но Кира выдернула руку:
- Пусть… но я не могу сидеть и ждать, когда он, может быть, умирает… Он же нам как отец был… во всем потакал, все капризы исполнял, баловал… а мы… Сначала я, потом ты… Как ты мог, Сашка! Неужели президентское кресло стоит того, чтобы идти к нему по трупам?!

С гудением раскрылись створки, Кира проскользнула в лифт, нажала кнопку первого этажа. Отвела глаза от стоящего перед закрывающимися дверями Александра. С негромким гудением лифт неторопливо поехал вниз. Александр постоял, прислушиваясь… Услышал, как открылся лифт на первом этаже, как простучали до подъездной двери торопливые каблучки… сел на ступеньки лестницы и уткнулся лбом в судорожно сведенные колени…


Глава 38.

Они сидели на кухне за столом и пили чай. Оба были счастливы и пребывали в некоторой эйфории от того, что, наконец-то, все встало на свои места и не надо больше ни в чем сомневаться и ничего выяснять. Веселье наполняло их, как гелий – воздушный шар, и они были готовы смеяться над любым пустяком. Упавший вниз маслом бутерброд, перемазавший скатерть, насмешил их минут на пять, а пролитый прямо на брюки Андрея чай вызвал прилив буквально гомерического хохота. А уж когда Андрей в лицах начал описывать, как Воропаев привез его в аэропорт и чуть не отправил в Питер, к концу рассказа оба уже сползали со стульев, вытирая льющиеся от смеха слезы…

- О-ох! – Павел Олегович, отсмеявшись, выпрямился, попытался согнать с лица улыбку, но ничего не получилось. Кончики губ, казалось, навеки прилипли к ушам, и, хотя щеки уже болели от смеха, стать серьезным никак не удавалось…

- Все… я больше не могу… Андрей, надо успокоиться… а то мы лопнем со смеху… Представляешь, сколько маме с Катей убирать придется?..

И они снова расхохотались, представив, как женщины будут соскребать со стен их останки.

- Все, па… Хватит… Не смеши… Сил уже нет… -- Андрей пытался руками стянуть растягивающийся в улыбке рот, но получалось плохо. – Кстати, а где мама с Катей? И вообще, сколько времени?

Павел Олегович взглянул на часы:
- Скоро семь. Я думаю, они вот-вот придут.

- Еще только семь! – Андрей перестал улыбаться. – Знаешь, а у меня ощущение, будто уже несколько дней прошло. Столько событий случилось…

- Да уж… День выдался длинный… -- Павел Олегович вздохнул, ласково посмотрел на Андрея. – Но знаешь, я о нем не жалею. Я многое понял сегодня…
- Например, па?
- Например… например, то, что ты – самый лучший сын на свете, и я тебя очень люблю…

Андрей смущенно уткнулся в чашку, помолчал, потом осторожно спросил:
- Па… а мама про Киру знает?

- Знает… -- Павел Олегович вздохнул, вспомнив их тяжелое объяснение. – Давно знает…

- И она простила?! – И тут же снова уткнулся в чашку. – Прости, пап, можешь не отвечать. Я уже лезу не в свое дело.

- Она любит меня, сын. И она поняла, что это была ошибка. Хотя, конечно, нам обоим было очень нелегко.

- Па… значит, Кира – моя сестра?
- Значит, так.
- Так это же здорово! У меня есть сестра! Я всю жизнь мечтал иметь младшую сестренку!

- Есть-то есть… только она после всей этой истории видеть меня не желает. – Павел Олегович погрустнел, вздохнул глубоко. – Ни разу не зашла, не позвонила... Избегает меня…

- Па, я поговорю с ней, объясню…
- Что ты ей объяснишь?
- Что ты ее любишь, что не хотел ты ее обижать, что…

Внезапный звонок в дверь прервал его на полуслове. Андрей просиял:
- Это, наверное, мама с Катей пришли!

Кинулся к дверям, распахнул их… и замер удивленно:
- Кира?

Увидел ее испуганные глаза.
- Кира!! Папа, Кира пришла!!

Схватил ее за руку, втащил в квартиру, расцеловал в обе щеки. А из кухни уже спешил Павел Олегович.
- Кирочка! Вот радость-то какая! Заходи, девочка моя!

Андрей молодым козленком прыгал вокруг нее, помогая снять плащ, подталкивал к отцу, но Кира стояла, окаменев, и только огромными глазами смотрела на стоящего перед ней Павла Олеговича, не в силах ничего сказать. За долгую, показавшуюся ей бесконечной, дорогу к дому Ждановых она настолько убедила себя, что произошло с Павлом Олеговичем что-то страшное, что вид хотя и немного бледного, но абсолютно здорового Павла ввел ее в ступор.

- Кирочка! – Павел Олегович встревожено посмотрел на нее. – Что случилось? На тебе лица нет!

- Я думала… когда Сашка рассказал… я так испугалась… С Вами все в порядке, Павел Олегович?

- Все в порядке, Кирюш. Так ты за меня волновалась, поэтому приехала? Кирочка! – Павел обнял напряженно стоящую девушку, погладил ее по волосам, прижал ее голову к своему плечу. – Спасибо, Кирюш…

Держа за плечи, провел в комнату, усадил на диван, сел рядом, взял ее за руку, счастливый уже от того, что Кира рядом. А Андрей уже разливал в бокалы вино, снова впав в эйфорию от того, что на сей раз уже действительно все закончилось, и даже Кира пришла мириться:
- Па! Кира! Я так рад, что у нас все так хорошо сложилось! Давайте выпьем за нас!

Он начал подавать бокалы, не переставая говорить, даже не особо вдумываясь в произносимые слова. Ему было так хорошо, как еще никогда не бывало. Какой-то щенячий восторг переполнял его, хотелось прыгать, орать от восторга, что жизнь так прекрасна и удивительна, что «враг не прошел» и победа в таком трудном бою за их семейное счастье оказалась за ними.

– За тебя, па! За самого лучшего отца на свете! За тебя, сестренка! Знаешь, я так всегда о сестре мечтал, а теперь и эта моя мечта исполнилась! И еще за… – и вдруг осекся, замолчал, прикрыв рот свободной рукой. Но было уже поздно.

Кира будто очнулась, посмотрела изумленно на Андрея:
- Сестренка? Почему – сестренка?

Андрей, с которого мигом слетело веселье, судорожно пытался придумать какое-то членораздельное объяснение, но голова внезапно стала пустой и гулкой и ни одной, даже самой маленькой путёвой мысли найти он в ней не мог.

- Почему – сестренка?

Кира растерянно оглянулась на Павла Олеговича, но он сидел, белый как мел и застывшим взглядом смотрел на Андрея. И от этого взгляда Андрей растерялся еще больше.

- Кира… это я не подумав брякнул… Просто папа… Павел Олегович… он тебя как дочь любит. Я даже ревновал тебя раньше, понимаешь? И я… ну, понимаешь… мне всегда хотелось…

- Чего тебе хотелось?.. – у Киры задрожал голос. – Чтобы я твоей сестрой была, да? А еще чего тебе хотелось? Павел Олегович, что происходит… я не понимаю…

- Кира…
- Хватит... Перестань, Андрей, – голос звучал устало и безнадежно. – Как я понимаю, сегодня – день раскрытия тайн…
- Папа!
- Скажи ей, Андрей… Я не смогу…

Андрей посмотрел на поникшего отца и острая жалость полоснула по сердцу. Он ненавидел себя за свою ребячью болтливость, за то, что так бездарно и нелепо подставил отца. Зная характер Киры, можно было представить ее реакцию… и Андрей знал, что и отец в полной мере понимает последствия своего решения. Возможно, что это их последняя встреча с Кирой…

Андрей подошел к Кире, присел перед ней, заглянул в глаза.

- Кира… Кирюша… Знаешь, в жизни всякое бывает… Я вот сегодня узнал, что у меня есть еще одна мама… У меня их две, представляешь: мама и… мама.

Нервный смешок Андрея не произвел на Киру никакого впечатления. Широко раскрытыми глазами она смотрела на него, пытаясь в его глазах увидеть ответ на свой вопрос… потому что слышать его она не хотела. Смутная догадка, которая шевелилась в ее душе, не могла быть правдой… никогда, ни в коем случае не могла…

- Вот… такое тоже бывает… и когда два папы… это тоже нормально, Кир… Это нормально, правда…

Андрей сам не понимал, что он несет. Он тонул в отчаянных глазах Киры, и никак не мог сообразить, что же должен он ей сказать, как он должен сообщить ей эту новость, чтобы хотя бы дослушала она его до конца, чтобы не забилась в истерике, не кинулась бежать.

- Кира, папа… мой папа… он и твой папа… понимаешь, Кир. Это же здорово, Кира! Ты думала, что ты одна, а у тебя оказывается, такой папа есть замечательный. Кир… Кира… все нормально, Кир, все в порядке… правда, Кира…

Кира прижала крепко сжатые кулачки к груди, стараясь сдержать рвущийся крик, закрыв глаза, съежившись, замотала головой.
- Нет… ты врешь… врешь… мама не могла… она же… она папу любила… нет… нет…

- Кира… – Павел Олегович хотел взять ее за руку, но Кира отшатнулась от него, как от прокаженного, вскочила так резко, что не успевший отодвинуться Андрей сел на пол, отступила на шаг.

- Нет… как вы могли… мама… Вы… нет… Вы врете… я не верю!... Вы просто хотите маму опозорить… зачем… зачем?... Вы решили мне отомстить, да? За то, что я на Вас тогда накричала? – Кира с надеждой посмотрела на Павла Олеговича, страстно желая, чтобы кивнул он головой, согласился с ее словами. – Ведь правда, Вы мне мстите… я поняла… не надо, пожалуйста…

Но одного взгляда на поникшего Павла Олеговича хватило, чтобы Кира поняла: нет, не врет Андрей… и не мстит… Ее затрясло. К горлу подкатил тугой комок, из-за которого стало трудно дышать. В глазах потемнело. Она покачнулась… оперлась, чтоб не упасть, на оказавшуюся под рукой голову Андрея, все еще сидящего на полу. Андрей схватил ее за руку, но она рванулась и вдруг бросилась бежать, стремясь оказаться где-то далеко-далеко от этого места… где нет таких жестоких людей, говорящих ей такие страшные, невозможные вещи про ее маму…

Андрей вскочил, поглядел на отца. Павел Олегович по-прежнему сидел на диване, понуро опустив голову, и от всей его поникшей фигуры веяло горестной безысходностью. Андрей вспомнил, каким веселым и счастливым был отец всего каких-то полчаса тому назад, как он рад был приходу Киры…

- Папа… я верну ее, вот увидишь… она вернется… прости, па!

И Андрей кинулся вслед за выскочившей из квартиры Кирой.


Глава 39.

Дверцы лифта захлопнулись перед самым носом, и Андрей, развернувшись, бросился догонять его по лестнице. Он мчался вниз, как когда-то в детстве, перепрыгивая через две ступеньки, с одной только мыслью: успеть, не дать Кире уйти… Он опоздал на какое-то мгновение, Кира успела выскочить из подъезда, и он поймал ее уже около дворовой клумбы. Схватил за руку, развернул к себе:

- Кира, послушай…
- Пусти… пусти меня… не хочу… ничего не хочу… пусти…

Кира рвалась из его рук, как пойманная в силок птица, но Андрей, натренировавшийся в свое время на удерживании Кати, держал крепко.
- Кира… Кирочка… выслушай меня… хорошая моя… послушай…

Он притянул ее к себе, обхватил ладонями ее лицо, стал целовать мокрые щеки короткими быстрыми поцелуями…
- Кирочка, послушай…

И услышал рядом короткий вскрик. Оглянулся… В нескольких шагах от них стояли мама и Катя. Мама была явно поражена, а Катя…

«О господи, - пронеслось в голове у Андрея. – Что она подумает…»

Но в этот момент Кира, почувствовав, что Андрей больше не держит ее, всхлипнула и кинулась бежать. А Катя, гордо вздернув подбородок, отвернулась и пошла в другую сторону.

- Катя! Это не то, что ты подумала! – Андрей уже отступал за убегающей Кирой. – Мама, держи Катю… не дай ей уйти… Я потом все объясню!

И рванул вслед за Кирой. Никогда он еще не бегал так быстро… разве что когда-то давно на уроках физкультуры в школе, когда участвовал в соревнованиях… Он догнал Киру еще во дворе, не дав ей выскочить на улицу… Мысленно возблагодарил легкую промышленность за выпуск обуви на высоких каблуках, из-за которых Кира не смогла развить достаточную скорость… снова схватил ее за руку, притянул к себе, обнял крепко…

- Кира, послушай! Мы тебя очень любим, Кира… Я тебя очень люблю… Я тебя всегда считал своей сестрой, с самого детства. Мне так хотелось, чтобы у меня была сестренка, которую бы я мог защищать от всего на свете, с которой мог бы поговорить обо всем. Так всегда Сашке завидовал, что у него целых две сестры… Ты для меня всегда была самым близким человеком, Кира. Если бы не папино желание нас поженить, мы с тобой могли бы быть очень хорошими друзьями… Но теперь я понимаю, почему он так желал нашей свадьбы. Мы же оба – его дети, он нас очень любит… а особенно – тебя, Кира. Я всю жизнь ревновал его к тебе, ты сама это знаешь. Он всегда тебя любил больше, чем меня… Всегда – больше…

Андрей перевел дух. Кира уже не рвалась из его рук, затихла в его объятиях, начала прислушиваться к его голосу, и Андрей продолжил свой монолог.

- Кира, я понимаю, для тебя это шок. Для меня тоже сегодняшний день не из легких. Когда Сашка пришел и сказал, что я не родной сын… - Кира шевельнулась, но Андрей только крепче обнял ее. – Нет-нет, Кир, ты за Сашку не отвечаешь, ты тут ни при чем… Просто для меня это известие тоже было шоком… А теперь я уже думаю, что, может, неплохо – иметь столько родителей, а? У меня сейчас две мамы стало, а у тебя – два отца. И я тебе опять немного завидую. Я-то свою маму еще не знаю… неизвестно, какой она окажется. А твой второй отец – он же замечательный. И тебе с ним даже знакомиться не придется… И знаешь ты, что он тебя любит… Он тебя очень любит, Кира…

Кира вдруг судорожно вздохнула:
- Но мама… Павел Олегович…как они могли!... А папа… он же все знал… я теперь понимаю… как они могли…

- Кирочка… это была ошибка… Все люди ошибаются. Они очень переживали, что так вышло, очень мучились. Кира, папа тебе потом все объяснит. Кира, он не виноват… Нет, не так… Он виноват, но за столько лет страданий он уже искупил свою вину.

- Страданий?! – в голосе прозвучала ирония, и Андрей улыбнулся: кажется, Кира пришла в себя.

- Страданий, Кира. Всю жизнь быть рядом со своим ребенком и не иметь права называть его своим, раскрыть ему свою любовь, скрывать от всех свои чувства… Это страшно, Кира… А он очень любит тебя, очень. Видела бы ты его глаза, когда ты убегала… Он же сейчас там с ума сходит от страха и неизвестности. Кира, давай вернемся… Ты сама с ним поговоришь, он тебе все объяснит, все расскажет. Кирочка, пожалуйста…

Он взял ее за плечи, оторвал от себя, заглянул в лицо.
- Кира, пойдем к нему. Он ждет.

Кира прижала к груди руки, закрыла глаза, затрясла головой:
- Нет, нет… я боюсь… я не хочу… я ненавижу его… как они могли… как они могли…

И Кира снова разрыдалась. Андрей вздохнул, набираясь терпения, снова обнял ее и, поглаживая ее по напряженной спине, по растрепавшимся волосам, начал все с начала…


Глава 40.

Катя с Маргаритой Рудольфовной стояли у подъезда и смотрели на Андрея, обнимающего Киру, что-то говорящего ей на ухо, нежно поглаживающего по напряженной спине.

Маргарита крепко держала Катю за руку, потому что Катя, не в силах выносить это зрелище, все порывалась уйти, желая только одного: убежать отсюда подальше, спрятаться в какой-нибудь темный угол и дать волю накатывающим слезам.

- Маргарита Рудольфовна, пожалуйста, отпустите меня! – в дрожащем голосе слышалась мольба о пощаде. – Я не могу больше!

Маргарита повернулась к Кате, обняла ее за плечи.
- Катюш, ты слышала, что сказал Андрей? Он сказал, что это – не то, что ты подумала. Я правильно его процитировала?

Катя кивнула, опустив голову.

- А о чем ты подумала, а, Катюша?

Катя сглотнула комок в горле, тихо сказала:
- Я подумала, что опять все с начала начинается, что он опять хочет к Кире вернуться… что надоела я ему уже…

Слезы все-таки выступили на глазах, и Катя отвернулась от Маргариты Рудольфовны, чтобы не заметила она их. Но Маргарита повернула Катю к себе, заглянула в лицо:
- Катя, Андрей же сказал, что все это неправда. Ты веришь ему?

- Ну, а если неправда, как Вы можете это объяснить? – и Кира кивнула на обнявшуюся под деревом пару.

- Пока никак. Но я уверена, что, когда Андрей вернется, он нам все расскажет.
- Вернется… А если нет?

- Катя, – Маргарита Рудольфовна улыбнулась. – Ну, куда он от тебя денется? Он же любит тебя. Очень любит. Это же невооруженным глазом видно.

- Любит… Говорит, что любит, а сам с Кирой обнимается.

- Ох вы, два ревнивца, – Маргарита покачала головой. – Вы друг друга стОите… Катя, ты Андрея любишь?

Катя кивнула:
- Очень…
- А любовь подразумевает доверие. Нельзя обвинить человека и не дать ему даже шанса на оправдание. Он же сказал, что все объяснит. Давай подождем немного. Я уверена, что все разъяснится. Пойдем пока посидим, еще раз посмотрим, что же мы с тобой напокупали.

Маргарита подвела Катю к скамейке, усадила. Почему-то не хотела вести ее домой, чувствовала, что что-то происходит и решила не тревожить Павла, пока не выяснит все у Андрея. Начала было выкладывать покупки, но увидела, что не реагирует Катя на ее слова, смотрит, оцепенев, на Андрея, без перерыва что-то говорящего Кире на ухо, вздохнула, взяла ее за руку, и так и сидели они молча до тех пор, пока не обнял, наконец, Андрей Киру за плечи и не повел ее к ним, облегченно улыбаясь.


Глава 41.

Андрей еле дождался, когда Маргарита Рудольфовна разберется с ключами, втиснулся в открывшуюся дверь, волоча за собой за руки Киру и Катю, боясь отпустить хоть одну, чтобы не сбежали они, не разобравшись в происходящем: одна – от страха, другая – от ревности. Прямо с порога заорал так, что обе вздрогнули:
- Па! Кира вернулась!

Павел Олегович появился в дверях гостиной, остановился, держась за косяк, не в силах сделать ни шагу. Андрей подтащил к нему Киру, отошел в сторону.
- Кира… Кира, доченька… прости меня…

И Павел Олегович вдруг заплакал. Измученная душа требовала разрядки, ослабевшая от безумных переживаний сегодняшнего дня воля не смогла сдержать захлестнувшие Павла Олеговича эмоции. Слезы текли по уставшему, постаревшему лицу, и не хватало у Павла сил остановить их… И Кира, глядя на него, снова заплакала и уткнулась ему лбом в плечо, и замерли они в дверях, обнявшись…

Маргарита кинулась было к Павлу:
- Паша, что случилось?

Но Андрей обнял ее за плечи:
- Мам, у папы был очень тяжелый день… Пойдемте на кухню, я вам все объясню.

И повел Маргариту на кухню, оглянувшись на Катю с молчаливым призывом последовать за ними.

На кухне усадил обеих на стулья, присел перед все еще насупленной Катей:
- Катя… все, что ты сейчас себе навоображала – все неправда. Просто сегодня мы с Кирой узнали, что она – моя сестра… папина дочь…

Катя тихо ахнула, а Маргарита вскинула голову, изумленно посмотрела на Андрея.
- Как?! Почему?! Не может быть… Папа бы не решился об этом вам рассказать.

- А он и не решился. – Андрей сел на пол, прижался спиной к Катиным коленям, почувствовал на своих волосах ее руку, улыбнулся облегченно. – Просто мы с ним долго разговаривали, он был расстроен, ну и вырвалось у него. Поэтому и рассказал он мне. А потом пришла Кира, и тут я, дурак, ляпнул… Ну и пришлось мне ее догонять и успокаивать, а то папа просто в отчаянии был, что она убежала.

- Могу себе представить… -- Маргарита никак не могла прийти в себя от такого неожиданного известия. – Он так боялся, что кто-то об этом узнает… а тем более – Кира… Бедный Павел!

Марго встала, начала накрывать на стол, стараясь знакомыми механическими движениями успокоить свое волнение. Потом, вдруг вспомнив мелькнувшую во время рассказа Андрея мысль, повернулась к сыну:
- Да, а почему папа расстроен был? Что случилось?

Андрей отвел глаза, встал:
- Я же говорю: у папы был очень тяжелый день. Сначала к нему приходил Сашка, шантажировал его. Потом я с выяснениями приперся. Потом – Кира… Я вообще его выдержке поражаюсь.

- Андрей! – Маргарита подошла к сыну, требовательно посмотрела в глаза. – Зачем приходил Саша, чем он шантажировал?

- Мной, мам… Он где-то раскопал документы, что я – не ваш сын.

Тарелка из рук Марго полетела на пол, со звоном развалилась на несколько неровных осколков. Марго покачнулась… но готовый к этому Андрей подхватил ее, прижал к себе:
- Мам… не переживай… все нормально… все уже хорошо, мам…

И с облегчением подумал, что, кажется, наконец-то заканчивается этот полный открытий день…

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 42.

Андрей сидел на диване у себя дома перед горящим камином и молча глядел на сполохи огня. Катя уютно устроилась у него на коленях, прижалась, положив голову ему на плечо, обняв его за шею и тихонечко поглаживая по волосам, наматывая на палец пряди, и Андрей чувствовал, как расслабляется от этих нежных прикосновений все еще напряженное тело, как на душу спускается умиротворенное спокойствие.

Он только что закончил свой подробный отчет Катерине о произошедших сегодня событиях, выслушивая по ходу ее то негодующие, то удивленные, то сочувственные комментарии, и сейчас наслаждался покоем и Катиной лаской, только теперь поняв, насколько же он устал за этот сумасшедший, напряженный, очень-очень длинный день…

- Андрей…
- Что, Катенька?
- А ты к маме… ну, к родной, в Петербург… когда поедешь?
- Не знаю, Кать. Я еще вообще не знаю, стОит ли к ней ехать…
- Почему? – Катя выпрямилась, удивленно заглянула Андрею в глаза. – Разве ты не хочешь с ней повидаться?

Андрей помолчал, пытаясь разобраться в своих ощущениях.
- Знаешь… Когда Сашка повез меня в аэропорт, мне действительно хотелось с ней встретиться. Но тогда я себя таким одиноким чувствовал… брошенным каким-то… отцом преданным… А Татьяна Васильевна такое письмо написала доброе, что мне казалось, что она меня поймет, пожалеет… А сейчас я думаю: я ведь все равно не смогу ее мамой назвать. Мама у меня была и есть одна – Маргарита Рудольфовна. И другой мне не надо. Я люблю ее, она любит меня… Зачем все усложнять?

- Ты не хочешь ехать?
- Не знаю… Наверное, нет…

Катя помолчала, потом соскользнула с его коленей на диван.
- Андрей, а можно, я письмо прочитаю?
- Зачем, Кать?

От того, что Катя слезла с его коленей, Андрей вдруг почувствовал себя брошенным и обделенным, и даже насупился было, собираясь обидеться… но Катя рассмеялась и обняла его, поцеловала в щеку, и Андрей, вдруг сообразив, как глупо он себя ведет, тоже рассмеялся и достал из кармана хоть и аккуратно сложенное, но все равно уже немного помятое письмо, протянул его Кате и, обняв ее за плечи, притянул ее к себе.
- Вот оно. Держи.

Катя развернула сложенный вчетверо листок и начала читать… и чем дальше читала, тем ниже наклоняла голову, пытаясь скрыть от Андрея выступившие на глазах слезы. Прочитав, так и осталась сидеть, глядя на свою руку с зажатым в ней письмом.
- Кать… Ну, ты чего?

Ласково поднял за подбородок опущенную голову, заглянул в глаза, увидел слезы… Потянул ее к себе, опять усадил на колени, обнял крепко:
- Кать… ты считаешь, что нужно съездить?

- Андрей, она ведь не виновата, что Воропаев таким гадом оказался… Ей ведь надежду дали, что сына увидит… Она ж теперь, наверное, от каждого звонка вздрагивает: вдруг сын приехал…

Андрей помолчал, пытаясь представить чувства этой далекой незнакомой женщины. Опять удивился Кате, ее умению ощущать переживания других людей и говорить о них так, что и самому становилось за них больно. Действительно: получается, что растревожили ей душу, дали ей пусть и призрачную, но надежду на встречу с сыном… а он не приедет… И будет она опять, как когда-то, ходить по улице и заглядывать в лица молодых мужчин: а вдруг это он… только не хочет ей в этом признаваться.

Андрея даже передернуло от представленной картины… Да уж, умеет Катерина на нервах играть… Вздохнул: что ж, наверное, Катя права. Надо съездить, хотя бы для того, чтобы полностью разобраться с этой историей – и закрыть ее. Понравятся они с Татьяной Васильевной друг другу – хорошо, не понравятся – и ладно. По крайней мере, ясность будет.

- Кать, я тогда завтра после обеда слетаю в Питер на вечер, а послезавтра с утра вернусь, хорошо?
- Угу.

Катя поцеловала Андрея в щетинистую щеку, провела по ней рукой, засмеялась:
- Ты уже как терка колючий!

А он задержал ее руку, прижал к губам, стал целовать легкими, почти невесомыми поцелуями, добрался до кончиков пальцев, поймал их губами…

Катя прильнула к нему, ласково прикоснулась губами ко лбу… и почему-то от этого совершенно невинного поцелуя лихорадочно забилось сердце и судорожный вздох вырвался из груди… и Андрей обнял Катю так крепко, что она даже пискнула… а потом рассмеялась, откинув голову, и эта открывшаяся Андрею беззащитная шея вдруг свела его с ума… Нежными быстрыми поцелуями он покрыл все лицо потянувшейся к нему Кати, а пальцы скользнули по тонкой коже шеи… и вдруг наткнулись на преграду из плотной ткани… и пока Андрей, прильнув к Катиным губам, наслаждался их жарким вкусом, его пальцы, ни у кого не спросив разрешения, стали расстегивать маленькие пуговки, спеша и путаясь, боясь сурового окрика хозяина и стремясь сделать все как можно быстрее, пока он не заметил, что же вытворяют эти его непослушные пальцы… а потом скользнули внутрь… и поняли, что все сделали правильно, потому что и Андрей, и Катя вдруг замерли на мгновение… а потом Андрей губами стал повторять дорогу непослушных пальцев, неспешно спускаясь по откинувшейся для его поцелуев нежной шее, по белой коже всегда закрытой одеждой груди, гладя напрягшееся под его руками тело, чувствуя, как начинает кружиться голова и поднимается снизу волна затапливающего желания и невозможной, заставляющей сжиматься сердце, нежности…


Глава 43.

Такси остановилось у подъезда старого, послевоенной постройки, дома. Андрей расплатился с водителем, зашел в подъезд, по широкой лестнице поднялся на третий этаж, остановился перед дверью. Сердце отчаянно билось, и пришлось ему немного постоять, глубоко и неспешно дыша, чтобы успокоиться и утихомирить противную дрожь, которая била его всю дорогу от аэропорта, от которой тряслись руки и перехватывало дыхание.

Немного успокоившись, протянул руку, собираясь позвонить… но в этот момент дверь распахнулась, едва не ударив его, и на него налетела девушка, не заметившая его сразу, потому что выходила, обернувшись назад, крича куда-то в глубь квартиры:
- Мама, я ушла!

Наткнувшись на Андрея, она испуганно отшатнулась:
- Ой, извините!
Потом с интересом окинула его оценивающим взглядом и весело спросила:
- А Вы – к нам?

Андрей сглотнул застрявший в горле комок, кашлянул, прочищая внезапно пересохшее горло и неуверенно спросил:
- А Вы – Ирина?...
- Да. А Вы?

И, взглянув на побледневшего Андрея, вдруг тоже побледнела, посерьезнела и снова спросила, уже с настойчивой требовательностью:
- А Вы… Вы – кто?

Но Андрей не успел ответить.
- Ириночка, кто там?

И в прихожей появилась невысокая женщина. Короткая стрижка, курносый, задорно задранный нос, веселые карие глаза, худощавая, стройная фигура делали ее похожей на мальчишку-подростка, а джинсы и футболка дополняли это впечатление. Она подошла к дверям, вгляделась в по-прежнему молчащего, смотрящего на нее во все глаза, Андрея и вдруг прижала одну руку к губам, а второй оперлась на стену, и так они и стояли, безмолвно глядя друг на друга, пока, наконец, Ирина вдруг не сказала сердито:
- Вы так и будете стоять в подъезде? Мама, может быть, ты разрешишь Андрею войти?

Андрей очнулся от столбняка, удивленно посмотрел на Ирину:
- А откуда Вы узнали, что я – Андрей?
- Догадалась… - все так же сердито заявила девушка. – На маму посмотрите – тоже поймете.

Андрей снова перевел глаза на стоящую в дверях женщину… но она уже пришла в себя, растерянно отступила:
- Да, да… конечно… заходи… заходите, пожалуйста…

Андрей зашел в прихожую, остановился, не зная, куда деть руки, на что смотреть, чувствуя бешеную неловкость от того, что, несмотря на все приготовления он оказался так и не готов к встрече. Он не знал, что сказать ей – этой миловидной, такой молодой по сравнению с Маргаритой маме… его маме… и мучился, подыскивая слова, чтобы прервать затянувшееся молчание.

- Вот… я приехал… мне сказали… и я… приехал… вот…

Он провел руками по лицу, пытаясь снять неловкость, выдохнул застоявшийся в легких воздух… и снова замолчал, не зная, что же еще сказать растерянно глядящей на него женщине…

И тут раздался по-прежнему сердитый голос:
- Мама, я на кухне уже на стол накрыла, чай сейчас вскипит. Идите уже давайте… Хватит столбами-то стоять… Андрей, пойдем, я тебя в ванную провожу, руки вымоешь…

Ирина взяла Андрея за руку и повела за собой, как ребенка малого, и он покорно пошел за ней, обрадовавшись, что нашелся человек, взявший власть в свои руки, и который, возможно, поможет им выпутаться из этого тяжелого и нелепого положения…

… Андрей мыл руки, а Ирина стояла сзади, держа в руках полотенце, и Андрей видел в зеркале ее сердито сдвинутые брови и не менее сердитый взгляд. Взяв полотенце, спросил тихо:
- Ирина… я зря приехал?
- Почему? – она удивленно приподняла брови, наклонила голову, будто прислушиваясь…
- Вы сердитесь на меня… Вы не хотели, чтобы я приезжал?

А Ирина вдруг улыбнулась:
- Не обращай внимания. Привыкнешь. Я всегда злюсь, когда кто-то маму обижает… ну, или в ступор вводит, как сейчас. И еще когда не знаю как себя вести – тоже злюсь. Так что ты тут ни при чем… И вообще, давай на «ты»… брат все-таки…

Андрей облегченно улыбнулся:
- Давай…

И пошел за Ириной, чувствуя, как отпускает напряжение и проходит дрожь в руках. Да… неизвестно, как там будет с мамой… но с сестренкой ему, кажется, повезло…


Глава 44.

Они сидели за столом, пили чай. Первые минуты неловкости прошли, во многом – благодаря Ирине, которая взяла власть в свои руки и руководила ими, командуя, кому куда сесть, чем гостя кормить сначала, а что оставить на потом… направляла разговор, задавая Андрею вопросы… давая матери время прийти в себя, присмотреться к такому взрослому, красивому, неожиданно найденному сыну…

А Андрей, освободившись от первоначальной неловкости, уже свободно отвечал на вопросы, рассказывал о себе, о своих родителях.

- Ничего себе… Так ты у нас буржуй настоящий?
- Почему буржуй? – Андрей даже растерялся от неожиданности.

Ирина рассмеялась:
- Конечно, буржуй. Своя фирма, президент, куча работников на тебя работает.

Андрей смутился, замолчал, не зная, что ответить на это странное обвинение.

- Ирина, ну ты чего… что опять глупости болтаешь!

Наконец-то Андрей услышал ее голос. Все это время она только молча слушала, впитывая звучание его голоса, вглядываясь в лицо, запоминая каждую черточку, каждое движение…

- Андрей, не обращай внимания. Иринка – еще тот фрукт, она такое сказать может, что со стыда сгореть можно, а ей – хоть бы что, будто так и надо.
- А что я такого сказала? – Ирина невинно похлопала ресницами. – Ладно, ладно… не буду больше, не расстраивайся. И вообще, мне уже пора. Я из-за вас уже давно опоздала. Сережка меня прибьет… если догонит…

И Ирина, опять рассмеявшись, подошла к Андрею сзади, взяла руками за плечи, заглянула смеющимися, так похожими на материны, глазами ему в лицо:
- Ты у нас ночевать будешь?

Андрей растерялся:
- Я не знаю… Я могу и в аэропорту… потом улечу первым рейсом…

- Понятно… Значит, ночуешь у нас. Я, когда вернусь, постелю тебе в гостиной. Мама, ты его не выпускай до моего прихода, я с ним еще хочу поговорить! Никогда еще с настоящим буржуем не разговаривала.

И Ирина, снова фыркнув, помахала им рукой:
- Всем – пока!

И через секунду хлопнула входная дверь, сообщив о ее уходе.

Татьяна Васильевна укоризненно покачала головой, повернулась к Андрею:
- Андрей, ты на нее не обижайся. Она пошутила. Она, вообще-то, хорошая девочка…

Андрей улыбнулся:
- Да я не обижаюсь. И она действительно хорошая… замечательная просто…

Неловкость опять повисла в воздухе, сковывая движения, связывая языки… Андрей прокашлялся, спросил вежливо:
- Татьяна Васильевна, а Вы где работаете?

- Я? Я переводчик в международной фирме. В переговорах участвую, документацию перевожу… Ну, собственно, ничего интересного… Вот Иринка у нас – полиглот. До того к языкам способная. Она уже четыре языка знает, сейчас пятый учит. Работает вместе со мной, но мне за ней не угнаться. Ее очень ценят… И врет она, что с буржуями не разговаривала. Она уж с кем только не общалась по долгу службы… Так что ты ее особо не слушай, она тебе такого наговорит…

Андрей снова улыбнулся:
- Ладно, не буду… А она очень на вас похожа, и лицом, и фигурой.

- Да, мне все говорят, что она – вылитая я в молодости. А вот ты – копия отец… поэтому я тебя сразу и узнала… Да ты сейчас сам увидишь, подожди немного.

Она торопливо вышла. Андрей уткнулся в чашку, пытаясь разобраться в своих ощущениях. С Ириной все ясно. Сестренка ему понравилась. Молодая, жизнерадостная, насмешливая… но насмешка не злая, как у Воропаева, а веселая, не обидная… судя по материнским словам – большая умница… Да, с сестренкой ему повезло. А вот с мамой… С мамой пока не понятно… Хотя… отторжения она не вызвала, это уже хорошо… И какая-то она уютная… он просто чувствует тепло, которое идет от нее… Ирина ее очень любит, это видно… и шефствует над ней… считает себя взрослее собственной матери… Забавно…

Андрей вспомнил свое первое впечатление от Татьяны Васильевны, когда она еще только появилась в дверях, не зная, что он – ее сын. Ее веселый взгляд, легкую походку… Ладно, выводы пока рано делать… время еще есть…

Татьяна Васильевна вернулась, положила перед Андреем фотоальбом. Раскрыла на первой странице.
- Вот, смотри. Это – наш класс.

И замолчала, выжидательно глядя на Андрея.

Андрей не спеша стал разглядывать улыбающиеся лица совсем еще юных школьников. Сразу узнал Татьяну Васильевну – те же веселые глаза, курносый нос… А рядом с ней… Учащенно забилось сердце… рядом с ней стоял он, Андрей… с такой знакомой широкой радостной улыбкой, с озорными глазами… У него дома тоже была такая фотография… Нет, не такая, конечно… но тоже – школьная, и он точно так же стоял там и улыбался… Андрей на мгновение прикрыл глаза… да, немудрено, что так растерялась Татьяна Васильевна, увидев его. Он сейчас, конечно, старше… но улыбка, глаза остались прежними. И она, наверное, при виде него перенеслась сразу в свою юность… и столько воспоминаний всколыхнулось в душе…

Андрей взглянул на Татьяну Васильевну:
- А он очень на меня похож… то есть, я на него.

Татьяна Васильевна кивнула, шепотом подтвердила:
- Очень… Я когда тебя увидела…

И она вдруг заплакала, прикрыла глаза рукой, продолжая говорить сквозь слезы прерывающимся голосом:
- Я вдруг подумала, что это он пришел… а когда поняла, что это ты… Андрей… я так перед тобой виновата… прости меня, Андрей… если сможешь – прости…

Увидев ее слезы, Андрей растерялся. Ему было очень жалко эту искренне страдающую от своей вины перед ним женщину. Но что сделать, чтобы перестала она плакать, чтобы опять повеселели ее глаза, он не знал…

Он вскочил, взволнованно прошелся по кухне, потом подошел к ней сзади, поднял руки, желая ее обнять, успокоить… но в последний момент испугался, замер в нерешительности… и все-таки отважился, осторожно опустил руки ей на плечи, почувствовал, как замерла она, сжавшись в отчаянии от вины своей, ощутив такую непривычную сыновью ласку.

- Татьяна Васильевна… Вы не плачьте… Я на Вас не сержусь, не обижаюсь. Мне очень повезло: у меня замечательные родители. Мама чудесная, отец… отец вообще самый лучший. У меня все хорошо, я счастлив…

И только почувствовав, как вновь затряслись в рыданиях сгорбленные плечи, понял, что говорит он что-то не то… И, растерявшись окончательно, присел перед плачущей женщиной, пытаясь заглянуть ей в лицо, не зная, что же сказать, как успокоить боль ее страдающего сердца.


Глава 45.

С самого утра Павел Олегович был, что называется, «не в своей тарелке». Ждал вечера, когда обещал заехать к нему Андрей. Переживал, мучился неизвестностью… но понимал, что сделать здесь он ничего не сможет… что только Андрей может принять решение… и от этого начинало болеть сердце и нарастало волнение. И вновь вспоминал вчерашний разговор с сыном по телефону, пытаясь найти подтекст в сказанных Андреем фразах, понять, что же он в действительности хотел сказать… и очень надеясь, что никакого подтекста нет, а говорил Андрей только то, что и услышал Павел Олегович…

…« - Здравствуй, Андрей.
- Привет, па!
- Андрей, хочу вас сегодня пригласить на ужин. Вчера такой вечер был… суматошный, мягко говоря. Мы и не поговорили толком. Приезжайте с Катей, посидим, поужинаем вместе.
- Па… - в голосе Андрея прозвучало смущение. – Па, давай завтра. Сегодня я никак не смогу.
- А что, дела какие-то?
- Да, па… То есть нет, не дела, но… Пап, я в Петербурге сейчас, у Татьяны Васильевны.

И замолчал, ожидая реакции отца. А Павел Олегович молчал, ничего не говорил… растерялся Павел Олегович от этой новости, но Андрей никогда не видел его растерянным и подумал, что расстроился отец из-за того, что не предупредил он его, не посоветовался… и заторопился, оправдываться начал:
- Па, я ненадолго, на один вечер всего… познакомиться решил. Ты не переживай, па, у меня все в порядке… Мы сидим сейчас, разговариваем, чай пьем… зеленый… с конфетами… Па, я завтра прямо с утра прилечу! А вечером мы обязательно к вам придем, и я все расскажу… правда, па…

Павел Олегович взял себя в руки:
- Конечно, конечно, Андрей. Завтра, так завтра. Мы подождем. А ты привет от нас передавай… - хотел сказать: маме, но язык не повернулся, -- Татьяне Васильевне.
- Ладно, передам обязательно!
- До завтра, сын…
- До завтра, па…»

И после этого, такого обычного, разговора всю ночь не спалось Павлу Олеговичу, все думал: почему же Андрей все-таки поехал к своей родной матери, почему им не позвонил, не посоветовался, не поставил в известность, наконец. Может, боялся, что отговаривать начнут они его? Или специально ничего не сказал, чтобы принять решение, а потом поставить их перед фактом? Какая она – его мама? Судя по письму – хорошая, добрая… а он всю жизнь был суров к Андрею. Вдруг сыну там покажется лучше, теплее, чем дома? Нет, не может быть, Андрей любит их… Но он так часто обижал сына… вдруг эти обиды перевесят, особенно, если встретит его мама лаской и любовью.

И ворочался всю ночь Павел Олегович, не в силах уснуть, и с самого утра ждал вечера, чтобы увидеть Андрея, заглянуть ему в глаза, прочитать в них свой приговор…

- Паша!
- А? Ты что-то сказала, Марго?
- Да уж не один раз. Что с тобой, Паша? Ты весь день не в себе.
- Да… что-то волнуюсь немного…
- А что случилось-то?
- Понимаешь… Андрей в Петербург ездил вчера… к матери…

Маргарита опустилась на диван, отвела глаза, затеребила растерянно пуговку на блузке.
- Когда ты это узнал?
- Вчера и узнал… нечаянно… Хотел на ужин пригласить, а он…
- Понятно… А меня ты, значит, тревожить не хотел. Один решил попереживать…
- Марго…
- Да я понимаю, Паш… Спасибо…

Помолчали, сидя рядышком. Потом Павел Олегович взял жену за руку, пожал легонько:
- Ты не переживай, Марго. Может, еще и обойдется…
- Да, Паша, конечно… конечно, обойдется.

И опять замолчали, сидели, держась за руки, думая об одном, считая минуты до прихода сына.


Глава 46.

Андрей сидел за столом, пил чай с тортом и рассказывал о своей поездке в Петербург родителям и уже слышавшей этот рассказ, но все равно слушающей очень внимательно, Кате. Он был возбужден и радостен, и Павел Олегович с горечью подумал, что он оказался прав: любви и тепла у этой впервые увидевшей Андрея женщины оказалось больше, чем у них с Марго вместе взятых.

- А потом она успокоилась, и мы всю ночь проговорили. Правда – всю ночь, я сегодня и не спал совсем. В самолете только чуть-чуть вздремнул. Ирина мне постелила в гостиной, но я так и не лег. А Иринка какая забавная… Веселая такая, и умница. И маму очень любит.

Андрей не заметил, как двусмысленно прозвучала фраза, как напряглись Маргарита Рудольфовна и Павел Олегович, услышав слово «мама» из его уст. Для Ирины Татьяна Васильевна была мамой… и только это он и имел в виду, даже не подумав, что у фразы мог оказаться услышанный родителями подтекст.

- А Андрей… он так на меня похож! Ну, вернее, я на него. Знаете, один в один, будто мы с ним близнецы… ну, или братья, по крайней мере.

- Или отец и сын… -- негромко сказал Павел Олегович и настороженно взглянул на Андрея, отслеживая его реакцию. А Андрей, ничего не поняв, подтвердил радостно:
- Ну да… Так он же и так мой отец…

И опять не заметил, как судорожно сглотнул Павел Олегович, как стиснул он пальцами маленькую серебряную ложечку…

А Андрей все рассказывал о прошедшей ночи, описывал Татьяну Васильевну, говорил, как они с Ириной любят друг друга, как тепло у них и уютно, и даже уезжать ему оттуда не хотелось… и что договорились они с Татьяной Васильевной, что после свадьбы они с Катей на недельку к ней в Петербург съездят, а она возьмет на это время отпуск и повозит их по достопримечательностям города… и что на свадьбу он их пригласил вместе с Ириной… И закончил радостным:
- Я так рад, что у меня мама такая хорошая оказалась!

И посмотрел на родителей, ожидая, что они разделят с ним его радость… И наконец-то увидел, как опустила Марго голову, перебирая дрожащими пальцами бахрому на скатерти… как подрагивают пальцы Павла, по прежнему крепко держащие чайную ложечку… как укоризненно смотрит на него Катя…

И перестал улыбаться, поняв, сколько же соли успел он насыпать на их кровоточащие раны…

А Павел Олегович кашлянул, проталкивая так и стоящий в горле ком, взглянул на Андрея, серьезно сказал:
- Я рад, что тебе там было хорошо… что мама твоя хорошей женщиной оказалась…

Помолчал немного и с усилием выдавил, чувствуя, как замерло сердце в ожидании ответа:
- И что же ты решил, сын? Тебе у нее больше понравилось, чем…

И не сумел договорить… И опять стал крутить в руках ложечку, внимательно следя за ее движением, будто это и есть – самое важное, а ответ сына – так… ничего не значит…

- Мама… па… да вы что? – растерянно забормотал Андрей, судорожно вспоминая, что же он такого наговорил, что так расстроились родители, решив, что бросит он их, уйдет к новой маме. – Да как вы подумать такое могли… Я же… вы для меня…

Кинулся к так и сидящей с опущенной головой Маргарите, обнял ее, прижался щекой к ее щеке:
- Мам, ты самая лучшая, самая хорошая, я так тебя люблю, мама! Я никуда от вас не уйду. Никогда и никуда!

Потом выпрямился, повернулся к отцу:
- Па… Посмотри на меня, пожалуйста.

Павел Олегович оторвался от созерцания ложечки, поднял голову, взглянул на Андрея… встал, шагнул к нему, не сводя глаз с его серьезного, взволнованного лица:
- Па… я не знаю, как сказать, чтобы поверил ты мне… Па… ты самый лучший отец на свете… Я не хочу, чтобы вы с мамой страдали из-за меня… Татьяна Васильевна – она хорошая… очень хорошая… но если вам от этого плохо, я больше не буду с ней встречаться… потому что вы для меня… -- голос дрогнул, Андрей замолчал на мгновенье, беря себя в руки -- Я люблю вас, па… очень люблю…

И замерли они, глядя друг на друга, а потом, не сговариваясь, шагнули навстречу друг другу и обнялись крепко – отец и сын… а когда оторвались они, наконец, друг от друга, улыбнулся Павел Олегович облегченно и спросил – уже без страха спросил:
- Значит, приедет Татьяна Васильевна на свадьбу?

- Па… если ты не хочешь…
- Нет-нет, пусть приезжает, хоть познакомимся. Только номер в гостинице надо забронировать заранее… да и встретить их не помешает, в аэропорт съездить.
- Па…

И опять посмотрели они друг на друга… и столько восторженной любви увидел Павел Олегович в глазах сына, что окончательно уверился, что не надо ему бояться приезда Татьяны Васильевны… И, подойдя к Марго, положил ей руки на плечи:
- Ну что, мать, будем готовиться к приезду гостей?

И, увидев, как просиял Андрей, подумал, что еще один рубеж преодолен… и что как, оказывается, это непросто – быть самым лучшим отцом на свете…

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Какие переживательные главы...

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Вот это страсти творятся!))) Просто нескончаемая череда событий, никак бедным Ждановым не расслабиться, не вздохнуть спокойно. Сплошные открытия, все тайны вылезают на поверхность одним большим скопом.
Павел Олегович просто герой! Я к нему за эти последние главы просто прониклась всей душой. Мне понравилось то, как он держится. Ведь такой слабый после размолвки с Кирой, от которой чуть в больницу не попал, а как держится с Сашкой при разговоре, как мужественно не поддаётся на шантаж, хотя знает, что это значит для него. Хотя выбор невелик: в любом случае была огромная вероятность потерять Андрея, что позволь ему узнать про настоящую мать, что отбери президентство. Да и вообще все его разговоры с Андреем, даже когда он расхваливал родную маму… чувствуется выдержка и характер, хоть у него тоже эмоции бьют через край.
Встреча Андрея с новыми родственниками отдалась в душе теплотой и очень приятными ощущениями. Всё равно они ему чужие, и дистанция держится, и пропасть ощущается, лежащая между ними, но они так стараются, у них такое желание узнать друг друга, стать ближе, исправить ошибки. Всё равно сложно судить об этих двух новых женщинах в жизни Андрея, они для меня непредсказуемые. И не могу пока предположить, как же будут эти отношения развиваться, как Жданов будет их поддерживать. Мне кажется, он и сам запутался и стоит на перепутье. И очень сложно ему никого не обидеть. За ужином семейном стало понятно, что ой как нелегко следить за каждым своим словом, за каждой своей эмоцией, когда их так много, когда ими так хочется поделиться, зная, что это может причинить боль родным людям.
Но не менее важное событие – открытие правды для Киры. Я так ждала этого момента – когда она узнает правду. И никак не думала, что это скажет Андрей, пусть и нечаянно. Но получилось всё к месту и в своё время, как мне кажется. Такое массовое разрешение всех проблем одним махом))) Хоть он и заставил отца попереживать, всё-таки существенно облегчил ему жизнь. Павел Олегович, мне кажется, никогда бы не решился признаться.
И что это значило для Киры! Я за неё очень рада. Она сама ещё не понимает из-за накатившего шока от таких обрушившихся на неё новостей, но насколько ей теперь станет легче. Всё станет понятным, всё расставится по полочкам. На многие мучавшие её вопросы она, наконец, получит ответ. Мне кажется, для неё вся эта история – хороший повод отчеркнуть линию, разделив прошлую жизнь, в который были только домыслы, непонимание, слепая зацикленность на Андрее как на единственном мужчине в мире, и жизнь настоящую, где всё будет ясно и понятно, где всё будет по новой. Хотя, конечно, страшно узнать такое о себе, своей семье, когда абсолютно к этому не готов. А про Андрея я уже вообще молчу. Столько лет потратить на построение счастья (прикладывая при этом неимоверные усилия!!!) с человеком, которого очень сильно любишь, чтобы потом узнать, что он тебе фактически брат (пусть и не биологически). Я только надеюсь, Кире хватит сил со всем этим справиться, и что рядом найдутся люди, готовые и реально способные ей помочь.
Очень тяжёлые главы, очень эмоционально насыщенные, очень интересные, очень глубокие. Чувствую себя в самом эпицентре всех этих событий, а не по ту сторону экрана. Тяжёлое ощущение, но приятное. Большое спасибо!

_________________
Пока люди любят, они прощают.

Ну, ничего. Держитесь! Сейчас еще чуть-чуть попереживаем, а потом дам чуть-чуть отдохнуть. Перед новыми переживаниями.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

И не говорите! Мексиканцы с бразильцами отдыхают.


Да. Мне так хотелось, чтобы ПО, наконец, услышал Андрея, чтобы перестал его гнобить (в сериале). Вот и сделала его мудрым. А то в сериале задолбал просто своим высокомерием. )))


Вот в третьей части разбираться и будут друг с другом. ))


Согласна. Кире сейчас тяжело и больно, но это - как операция: сначала боль, зато потом - выздоровление и полноценная жизнь, уже не зацикленная на болезни.
А люди, конечно, найдутся. Разве ПО дочку бросит? Да и Андрей повзрослел.


Вам спасибо, Elis, за такие глубокие рассуждения.

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 47.

Второй вечер уже сидела Кира дома, никуда не выходя, ни с кем не общаясь. Думала о произошедшем, пыталась освоиться с мыслью, что Павел Олегович – ее отец. Вспоминала детство, и в свете этого нового знания многое прояснялось – и взаимоотношения мамы с отцом, их ссоры из-за нее… и взгляды, которые бросал отец на гуляющего с ней Павла Олеговича… и непонятная ранее болезненная любовь к ней Маргариты… И сердце сжималось от боли: как же они мучились, все четверо… и становились понятными и некоторые высказывания отца по поводу Павла Олеговича, которые так бездумно повторил после ссоры с Павлом Александр… И слезы наворачивались на глаза, и сидела Кира в обнимку с многострадальной подушкой, прижимая ее к себе, раскачиваясь, как от боли, плача то горькими, то злыми слезами…

Несколько раз звонил Павел Олегович, приглашал к себе, сам хотел приехать, но не согласилась она, попросила дать ей время… не торопить… и смирился Павел Олегович, не стал настаивать, хотя и чувствовал, как нелегко сейчас Кире, как болит ее растревоженная душа.

Да, понимал Павел Олегович ее боль… но не знал, не догадывался даже, что еще больше болит ее душа из-за брата, из-за Саши, так подло, так низко поступившего с дорогими ей людьми… болит потому, что не знала она, что же ей теперь делать… как смотреть ему в глаза… как простить ему эту подлость. И хотела чтобы он пришел, объяснил ей все… и боялась, что придет он, и придется ей его слушать… Саша, брат… единственный близкий человек, понимающий ее с полуслова, единственный защитник, готовый за нее в огонь и в воду… Сколько раз он защищал ее, не боясь ни кулаков более сильных мальчишек, ни сердитых слов отца, сколько раз выгораживал перед мамой, перед учителями в школе… и с Андреем подрался – тоже из-за нее… А она… неужели она не простит ему этот шантаж… Шантаж самого близкого человека, заменившего им отца...

Господи… Сашка! Как он мог! Как же он посмел… Кира застонала, уткнулась лицом в лежащую на коленях подушку. Неужели не понимал он, насколько это ужасно… подло… грязно… Неужели для него президентское кресло настолько важно, что для него цель оправдывает средства… Как же жить теперь, когда самый близкий, самый родной человек оказался подлецом и предателем, не прислушавшимся к ее просьбе не трогать Павла Олеговича, не причинять ему вреда…

Кира встала, не отпуская подушку, так, в обнимку с ней, и прошлась по комнате, не понимая, что делает… остановилась в растерянности… Сашка… Павел Олегович… Кто из вас дороже?... Кого предпочесть?... Да разве можно выбрать, какой глаз лучше… какая рука – любимее… Но выбирать придется. Нельзя одинаково чистым взглядом смотреть в глаза палачу и жертве. Нельзя обнимать любящего отца, а потом слушать о нем гадости. Сашка, Сашка… как же ты так… Что же делать теперь…

Внезапный звонок в дверь оторвал от тяжелых раздумий. Кира кинула подушку на кровать, подошла к двери, не взглянув в глазок, открыла… и увидела улыбающегося Александра. От неожиданности она дернулась, и чуть было не захлопнула дверь перед его носом, но Александр успел подставить ногу:
- Кира, ты чего?

Кира отпустила дверь, отступила на шаг, и, так и не сказав ни слова, развернулась и быстро пошла в комнату.

Александр кинулся за ней. На ходу сняв плащ, бросил его на спинку стула, подошел к остановившейся у окна Кире.
- Кира, что случилось?

- Что случилось?! – еле сдерживаемые слезы зазвенели в голосе. – А ты и не знаешь… наивный мальчик… Сашка! Как ты мог! Как ты посмел! Как ты только решился на такое!

- А-а… ты из-за этого… Успели тебя уже обработать…
Александр отошел к дивану, сел, небрежно закинув ногу на ногу.

- А чего ты так расстраиваешься?.. Ты-то чего расстраиваешься? – голос повышался, набирал обороты, становился все напряженнее. – Это Я орать должен из-за того, что президентом я не стану, что индюк этот надутый все мои планы сорвал, что…

- Не смей так говорить о Павле Олеговиче! – Кира сорвалась на крик.

- Почему, Кира?! – Александр уже тоже кричал. Сидел, упершись ладонями в колени, подавшись к Кире всем телом. – Что за странная любовь проснулась в тебе к Павлу Олеговичу? Ты же его тоже терпеть не могла! Так сейчас-то почему так защищать его вздумала?!

- Потому что он мой отец, Сашка! – с болью и отчаянием выкрикнула Кира эту фразу, повернулась к Александру… и он, увидев ее измученные глаза, сразу перестал кричать, встал, подошел к ней, посмотрел изумленно:
- Что? Что ты сказала? Я не понял…

Кира опустила глаза, глухо повторила:
- Павел Олегович – мой отец. Они с мамой…

И замолчала, по-прежнему не глядя на брата. А он вдруг сразу поверил ей… растерялся… забормотал потерянно:
- Кира… но как же так… мама… она же… она же святая была… они с папой так любили друг друга…
- Любили… но, как видишь, и любовь от ошибок не застраховывает. Я – их ошибка, Саш…

Обошла брата, устало села на диван. Помолчали: Кира – не желая больше говорить об этом, Александр – приходя в себя от неожиданного известия. Потом повернулся Александр к Кире, хотел что-то сказать, даже губы уже дрогнули, приоткрываясь… но опередила его Кира. Мельком взглянув на растерянно стоящего брата, попросила тихо:
- Саш… извинись перед Павлом Олеговичем… пожалуйста, Саш… Он простит… вот увидишь – простит… Он тебя очень любит, Сашка…

- Это ты потому говоришь, что он – твой отец?
Александр засунул руки в карманы, прошелся по комнате.

- Нет… просто я тебя всегда считала самым лучшим… а ты вдруг такую подлость сделал, до шантажа опустился… Ты мою веру в тебя разрушил, понимаешь?

Если бы Кира кричала, обвиняла, ему было бы легче. Но этот усталый, почти равнодушный голос бил больнее крика.
- Кира!

- Знаешь, я всегда любила Павла Олеговича… очень любила… даже больше папы. Папа часто был холоден со мной, иногда – несправедлив. Я сейчас понимаю – почему… А Павел Олегович… он ведь не только меня любил… он нас всех любил – и тебя, и Кристину… Вспомни, как он нас баловал, какие подарки дарил на каждый праздник. А когда просто к отцу по делам приходил, то обязательно нам что-нибудь приносил – то конфеты, то бананы, то игрушки забавные: пупсиков, машинки… И то, что ты сделал, для него таким ударом оказалось… Даже не сам шантаж, а то, что шантажистом оказался ты. Это – как удар в спину, Саша… это подло…

- Кира!
- Саша, извинись… я прошу тебя, Саша, - Кира умоляюще сложила на груди руки, посмотрела на брата отчаянным взглядом. А он вдруг выпрямился, сжал кулаки:
- Никогда, Кира… Даже не проси. Он все равно не простит, а унижаться перед ним… Нет, Кира, извиняться я не буду.
- Тогда уходи… и больше здесь не появляйся.

Неожиданно жесткий голос ударил пощечиной. Александр вскинул голову, потрясенно посмотрел на сестру:
- Что?!

- Уходи, Саша. Я привыкла гордиться своим братом. А брат – шантажист и подлец мне не нужен.

Кира уже стояла, напряженно вытянувшись, гневно глядя на брата… и Александр вдруг удивился: почему же он раньше не замечал, как Кира в гневе похожа на Павла Олеговича. Даже взгляд этот, с отблесками стали, у них одинаков.

- Кира! Неужели Павел Олегович тебе настолько дороже меня, что…
Но Кира перебила, не дала договорить:
- Павел Олегович тут ни при чем. Дело в тебе. В тебе, Саш… Уходи, я не хочу тебя видеть!

Александр постоял, набычившись, засунув руки в карманы, глядя на сестру темным, мрачным взглядом, потом процедил сквозь зубы:
- Ну, что ж… Ты еще пожалеешь об этом… Я-то без тебя проживу, а вот ты без меня…

И пошел широким шагом к двери, подхватив по дороге скинутый на стул плащ…

Услышав, как хлопнула входная дверь, Кира постояла, опустив голову, потом медленно обвела комнату глазами, будто надеясь еще увидеть в ней Александра… увидела упавший от Сашиного рывка стул… подошла к нему, еле передвигая одеревеневшие ноги… поставила его на гнутые ножки… и вдруг, опустившись перед стулом на пол, обняла его за спинку, уткнулась лицом в мягкую обивку и горько и отчаянно разрыдалась, давясь слезами, вскрикивая от боли, переполняющей измученное, страдающее сердце…


Глава 48.

Кира сидела в кабинете, закопавшись в бумагах, и писала очередной недельный отчет. Неделя подходила к концу, и каждую пятницу утром все отделы сдавали Екатерине Валерьевне отчеты, чтобы к вечеру могла она свести их в один и предоставить на рассмотрение Павлу Олеговичу. Несмотря на нормализовавшиеся отношения с сыном, отчеты Павел Олегович проверял дотошно и регулярно. Как говорится, любовь – любовью, а дело – делом…

Ну, а на этой неделе Екатерина Валерьевна попросила все отчеты сдать в четверг до обеда, потому что в пятницу заниматься она ими не могла… потому что в пятницу… уже завтра… Екатерина Валерьевна выходила замуж… за Жданова Андрея Павловича… бывшего Кириного жениха, оказавшегося ее братом… пусть не кровным, но – братом…

Кира оторвалась от бумаг, горько усмехнулась. Надо же… У Кати завтра свадьба… а она торчит на работе, занимается отчетами, разговаривает с поставщиками, с кредиторами… вместо того, чтобы бегать по магазинам и собирать чемоданы для свадебного путешествия… Да, собственно, какое это свадебное путешествие – несколько дней в Петербурге у Татьяны Васильевны… Андрей сказал, что сейчас не до путешествий, работы очень много, и Катя сразу с ним согласилась. И никаких скандалов, никаких переживаний по этому поводу…

Кира вспомнила, как она готовилась к своей свадьбе с Андреем. Последний месяц перед ней она на работе появлялась только с утра, а потом бегала по магазинам, закупая новые одежки для свадебного путешествия – отнюдь не в Петербург… подыскивая новую квартиру – как же, новая жизнь должна начаться на новом месте! А оказалось, что все может быть намного проще: где любимый – там и счастье, и никакие Канары с Кипром для этого не нужны… И даже темная каморка этому не помеха…

Кира вздохнула. Да… судя по всему, завтра она в «Зималетто» одна работать будет. Женсовет, Федор, Милко… даже Потапкин – все идут на свадьбу, всем щедрый президент дал отгулы. А она… она не пойдет. Не пойдет…

Нет, конечно, приглашение у нее есть. Было бы странно, если бы ей не дали приглашение… но захочет ли она им воспользоваться?...

Кира встала из-за стола, подошла к окну, снова тяжело вздохнула. На душе была какая-то мрачная пустота, и даже солнечный луч, проникший через приоткрытые жалюзи, не смог пробиться через нее, чтобы обогреть застывшее сердце…

Задумавшись, Кира не успела среагировать на внезапно раздавшийся стук в дверь, и вошедший сразу за стуком Андрей успел увидеть слезинку, скатившуюся по ее щеке, которую она быстро вытерла ладонью.

- Кира…
- Андрей! – Кира взяла себя в руки, улыбнулась ему… но улыбка получилась напряженной и неестественной, и Кира сразу прогнала ее с лица. – Ты за отчетом? Он еще не готов. Я сама потом принесу. Или это срочно?
- Кир, я не за отчетом. Я спросить хочу… и попросить… Ты к нам на свадьбу завтра собираешься?

Кира опустила голову, помолчала.
- Не знаю, Андрей. А, собственно, вам-то какая разница?

- Кира… папа очень переживает. Ты за эти дни ни разу не пришла к нему… и ему запретила к тебе приезжать. Он изволновался уже за тебя, не знает, что уже и думать… Да и я тоже… Кира, ты молчишь, но я же вижу, что у тебя что-то произошло! Ты сама не своя последние дни. Это же не из-за папы, ведь так?

Кира закусила губу, отвернулась. Потом молча качнула головой, соглашаясь с Андреем.

- Ну, а что тогда, Кирюш? Это из-за свадьбы? Ты из-за нашей свадьбы переживаешь?

Андрей подошел к ней, обнял за напряженные плечи.
- Кира…

Но она резко высвободилась, отошла к дивану, села, забравшись с ногами, обхватив себя руками за колени, сжалась в маленький, хрупкий комочек…
- Из-за свадьбы тоже… но…

И вдруг расплакалась:
- Я с Сашей поссорилась… я его выгнала… сказала, чтоб не приходил больше… пока у Павла Олеговича прощения не попросит… А он – ушел… сказал, что насовсем… что не придет больше… Я жду его… каждый вечер… а он… Он всегда свое слово держит… всегда…

И уткнулась лицом в колени, сотрясаясь в отчаянных рыданиях.

Андрей потрясенно посмотрел на нее, переспросил, не веря своим ушам:
- Кира… Ты из-за папы с Сашкой поссорилась?

И сел рядом, обнял ее за трясущиеся от плача плечи, притянул к себе:
- Кира… ты… я даже не знаю, что сказать… Кир, ты… ты просто подвиг совершила, правда… Кирочка, не надо, не плачь, вот увидишь – вернется Сашка, не сразу – но вернется. Он же любит тебя, Кира, он без тебя не сможет. А пока мы тебе поможем, и я, и папа…

Но Кира вдруг резко выпрямилась, вскочила и, отступая к окну, начала выкрикивать, глядя в лицо Андрею:
- Подвиг? Ах, подвиг… А я не Александр Матросов, я не хочу быть героем! Я хочу нормальной, человеческой жизни. Чтобы муж был, родители, брат… А из-за вас я всего лишилась, всего…

Дойдя до окна, отвернулась, вцепилась руками в подоконник, заговорила глухо, едва сдерживая дрожь, чтобы не стучали зубы:
- Был жених – готовилась к свадьбе, радовалась… А завтра он женится на другой. Был отец – оказалось, и не отец он вовсе, а так… неизвестно кто… Была я любимой маминой дочкой – а оказалась ошибкой, чудовищной, позорной ошибкой… Был брат – любимый, самый лучший… и брата тоже нет… и тоже из-за вас, из-за Ждановых… Вы всю мою жизнь разрушили – всю, до основания… А теперь о подвиге говорите…

Обернулась, поглядела яростно на Андрея… Он даже сжался от этого взгляда, впервые, пожалуй, поняв, что же творится в ее душе, как же она должна ненавидеть их… А он-то, наивный, думал, что радоваться она будет вновь обретенному отцу, как он сейчас радуется найденной маме.

- Кира… я понимаю, я тебе Сашку никогда не смогу заменить… Но я ведь тоже твой брат, Кира… и отец у тебя есть, который тебя очень любит…

- Брат… отец… Да какой ты мне брат… Одно название… Если бы действительно брат был, может, не так обидно было бы… А ты ж… Был бы брат, не стремился бы Павел Олегович так нас поженить. Он же еще в своем уме…

- Это было моей самой большой ошибкой…

Оба вздрогнули от неожиданности, повернулись к дверям. Павел Олегович прикрыл за собой створку, шагнул к Кире.

- Кирочка, прости, что без предупреждения… но я не мог больше… не могу больше выносить эту неизвестность… Я понимаю, ты нас сейчас, наверное, ненавидишь – мы всю твою жизнь разрушили. И отец не отец оказался, и жених в брата превратился… И во всем этом я виноват…

Кира нервно рассмеялась:
- Вы что, за дверью подслушивали?

Павел Олегович удивленно поднял брови:
- Я похож на человека, подслушивающего за дверью? С чего ты взяла?

- Па… просто мы только что говорили именно об этом, и даже такими же словами. Вот Кира и подумала… -- поспешил внести ясность Андрей.

- Значит, я оказался прав…

Павел Олегович прошел к дивану, сел тяжело рядом с Андреем, опустив голову, сцепив сложенные на коленях руки…
- Кира…

- Не надо, Павел Олегович, не говорите ничего. Я знаю все, что Вы можете мне сказать. И я все понимаю… разумом все понимаю… А вот сердцем, душой…

Она подошла к Павлу Олеговичу, посмотрела сверху вниз:
- Я ненавижу Вас… ненавижу…

И, увидев, как сжался он от этих страшных слов, присела перед ним, стараясь заглянуть в глаза:
- И люблю тоже… очень люблю… Одновременно люблю и ненавижу… И Андрея тоже… и Сашку… всех… И не знаю, что мне делать. Я с ума, наверное, скоро сойду… Я скоро сойду с ума…

И заплакала, усевшись прямо на пол у ног Павла Олеговича.

У Андрея затряслись руки. Он встал, отошел к окну, пытаясь справиться с охватившей его дрожью, наконец-то в полной мере ощутив глубину Кириных страданий, ненавидя себя за то, что с момента разговора Киры с отцом так ни разу и не поговорил с ней ни о чем, кроме работы, послушавшись ее просьбы оставить ее в покое, думая, что надо ей побыть наедине со своими мыслями, разобраться самой со своими проблемами… и только теперь поняв, что нельзя было ее вообще ни на миг оставлять одну, что именно сейчас, как никогда раньше, нужна была ей его поддержка…

А Павел Олегович потянулся к Кире, сполз с дивана, опустившись перед ней на колени, обнял ее, прижал к себе, уткнулся лицом ей в волосы, зашептал, гладя ее по напряженной спине, по вздрагивающим от рыданий плечам:
- Ну, ну, Кирюша… не плачь… все хорошо… все будет хорошо, вот увидишь, Кирочка… Не плачь, доченька моя…

И Кира вдруг повернулась, тоже встав на колени, и прильнула к нему, судорожно обняв, вцепившись, как в спасательный круг, попавший в руки во время кораблекрушения… и замерли они – отец и дочь – вместе страдая над сделанной когда-то давно страшной ошибкой, так изменившей их судьбу…


Глава 49.

Эту ночь Андрей почти не спал. Ворочался, не в силах заснуть, вставал несколько раз… закутавшись в простыню, привидением бродил по квартире… сидел на диване у камина… и никак не мог понять, как же раньше он мог спать без Кати… один… на такой большой, такой холодной кровати…

Сегодня Катя уехала ночевать к родителям – первый раз с того дня, как привезла она его, избитого, в полубессознательном состоянии, после драки с Сашкой. Уехала, чтобы завтра встретить его невестой… а потом приехать в его дом уже женой – законной, самой настоящей женой…

Так что осталось пережить только эту ночь… и завтрашнее утро… а потом все будет хорошо, и Катя снова будет с ним…

Андрей растянулся на кровати, положив руки за голову, закрыл глаза, расслабился… и потекли рекой воспоминания.

Он не знал, не помнил, как Катя уговорила родителей в самый первый раз разрешить ей остаться у него ночевать. Он тогда спал, избитый и измученный, даже не чувствуя, не понимая, что она рядом. На следующий день она осталась, потому что он был очень слаб и за ним требовался уход, хотя и ворчал Валерий Сергеевич… Ну, а потом… а потом в один прекрасный вечер Катя вдруг очень твердо поставила Валерия Сергеевича перед фактом, что никуда она от Андрея не уедет до самой свадьбы… ну, а после свадьбы – тем более. «Какая разница, пап, - сказала она. – Все равно уже поздно…» «Что значит – поздно?» - грозно вопросил суровый папочка, и от этого «поздно» задрожали в окнах стекла, а Андрею вдруг захотелось очутиться не за, а под столом… потому как настроен был Валерий Сергеевич весьма решительно… но Елене Александровне с Катей удалось его утихомирить, и Валерий Сергеевич, хватаясь за сердце, уселся на подставленный Николаем стул, а потом часа два внушал Андрею, какое золото он ему отдает, и как ему надо беречь Катерину, потому что «такую девушку еще поискать надо!», как будто бы Андрей сам этого не знал…

В общем, Катя в полной мере проявила семейный Пушкаревский характер, и пришлось Валерию Сергеевичу смириться с таким, на его взгляд, очень неправильным и неприличным положением вещей. И хоть при каждой встрече и ворчал он на свою непутевую, но чересчур самостоятельную дочь, звал ее домой… но делал это в последнее время уже по привычке, потому что время свадьбы неумолимо приближалось…

И вот завтра… завтра… Нет, уже сегодня! Сегодня они поженятся… и не может Андрей дождаться этого счастливого мгновения…

…Как все-таки отличается ожидание этой свадьбы от ожидания свадьбы с Кирой… Как он ждет ее сейчас – и как пытался оттянуть, отложить, отменить тогда… Как все-таки хорошо, что сумел он отстоять свою любовь, что не согласился променять Катю на компанию… И, благодаря этому, у него сейчас все замечательно, все просто прекрасно! И страшно подумать, что было бы, если бы он все-таки женился на Кире… Он бы ненавидел себя… и отца… и Киру… и не познакомился бы с Татьяной Васильевной и Иринкой… и президентство бы его было ему не в радость… и, самое страшное, не было бы рядом с ним Кати – такой родной, такой любимой… И жизнь была бы адом…

Андрей резко сел, впечатлившись представленной картиной. Вспомнил, как чуть больше двух месяцев тому назад – так недавно! – метался он по квартире, уговаривая Катю прийти к нему хотя бы виденьем… хотя бы во сне… чтобы положила она на его пылающий лоб свои прохладные ладони, успокоила воспаленное сердце… Как он был тогда несчастлив… и как невыразимо счастлив сейчас…

Он счастлив… зато Кира…

Кира, сестренка милая… Что же он наделал, почему не подумал, как тяжело ей, как невыразимо больно и страшно понимать, что сама жизнь ее – чья-то ошибка, что все, что было в ее жизни святого, оказалось втоптано в грязь… Как хорошо, что не выдержал отец, что приехал он так вовремя, будто почувствовал, что дочери очень нужна помощь.

Андрей вспомнил, как стоял отец перед Кирой на коленях, обнимая ее, шепча ласковые слова… а потом, с трудом поднявшись, помог ей встать и повел к дверям, бережно придерживая за плечи, продолжая говорить ей нежные, добрые слова, даже не оглянувшись на него, Андрея, даже не попрощавшись…

Андрей усмехнулся: еще недавно такое невнимание подняло бы у него в душе бурю ревности – опять папа больше внимания Кире уделяет! А сейчас он даже не расстроился… только проводил их понимающим, сочувствующим взглядом… и снова разозлился на себя, что, находясь рядом с Кирой, не понял того, что издалека, сердцем, увидел отец…

Вечером он позвонил отцу, узнал, что Кира у него, что спит она, устав от слез и переживаний, что останется она у них ночевать, и успокоился, поняв, что не даст отец больше тосковать Кире, что приложит он теперь все усилия, чтобы помочь ей выбраться из этого состояния… Но осадок на душе от своей невнимательности остался.

Андрей вздохнул: да… вроде, столько уж сам пережил, столько нового о людях узнал… а так и не научился разбираться в переживаниях других людей…

Других – да, а вот в своих он уже разобрался… когда же ночь эта бесконечная кончится?! Который час? Бросил взгляд на часы: уже шесть! Все, можно вставать, начинать собираться. Надо еще в аэропорт съездить, встретить Татьяну Васильевну и Ирину…


Глава 50.

Андрей издалека увидел идущих Татьяну Васильевну и Ирину, радостно замахал им рукой. Они заулыбались, замахали в ответ, ускорили шаг.

- Привет!
Ирина, подбежав, чмокнула его в щеку. Татьяна Васильевна сделать это не решилась, хотя и видно было, что ей очень хочется повторить поступок дочери. Андрей смущенно улыбнулся:
- Здравствуйте.

И повел их к оставшейся на стоянке машине.
- Садитесь. Мы сейчас в гостиницу заедем, вы переоденетесь, а потом к папе с мамой поедем, они вас уже ждут.

Татьяна Васильевна испуганно посмотрела на Андрея, но ничего не сказала, только кивнула и села на переднее сиденье, рядом с сыном. Ирина устроилась сзади и, как только машина тронулась, начала говорить, проболтав всю дорогу: сначала рассказала о своих новостях, потом начала расспрашивать Андрея о его родственниках, о гостях, которые придут на свадьбу, о его родителях… и к концу пути всех уже знала по имени-отчеству, знала, как они выглядят, какой у них характер и, наконец, откинулась на спинку сиденья и облегченно вздохнула:
- Ну, все. Я к свадьбе готова.

И весело рассмеялась:
- А то не люблю я среди абсолютно незнакомых людей находиться. Чувствую себя дурой набитой, когда никого не знаю.
- Ну уж… -- Андрей тоже рассмеялся, снова убедившись, какая же чудесная у него сестренка. – Трудно представить…

И взглянул на Татьяну Васильевну. И перестал смеяться.

Татьяна Васильевна сидела, напряженно выпрямившись, глядя на дорогу перед собой, но Андрей мог бы поручиться, что она ничего не видит, погрузившись в свои мысли. Стараясь скрыть охватившее ее волнение, она крепко сжала губы, сцепила пальцы в замок… но оно прорывалось через все запоры, и Андрей вдруг понял, как же она боится встречи с его родителями.

- Татьяна Васильевна…
Она очнулась от раздумий, повернулась к Андрею:
- Андрей… я, наверное, зря приехала. Надо было Иришку только отправить… Я, пожалуй, в гостинице останусь, а вы идите вдвоем, ладно? А мне потом Ирина расскажет, как все прошло…
- Татьяна Васильевна!
- Мама!
Два голоса слились в протестующем возгласе.

- Татьяна Васильевна, да не волнуйтесь вы так. Родители у меня хорошие… и они Вас очень ждут. Все нормально будет, вот увидите. Ну и потом… все равно ведь придется когда-то знакомиться, так почему бы не сейчас? Такой повод хороший…

- Да-да… ты, наверное, прав… -- Татьяна Васильевна отвернулась к боковому окну, по-прежнему невидящим взглядом уставилась в него. – Но я… я не знаю, имею ли я право… У них сегодня такой день… торжественный, радостный… а тут я… Прости, Андрей… не надо было мне приезжать… Издалека это как-то по-другому виделось, а сейчас я поняла, что не имею права портить им такой важный день.

Андрей затормозил у гостиницы, повернулся к взволнованной женщине:
- Татьяна Васильевна, это Я вас с Ириной пригласил, с меня и спрос. И ничего Вы не испортите. Я Вам честно скажу: если бы родители были против, я бы отменил свое приглашение. Но мама с папой Вас уже ждут, хотят с Вами познакомиться… И вообще, если Вы не пойдете, я обижусь. Правда-правда, обижусь!

- Это шантаж? – Татьяна Васильевна, наконец, улыбнулась, и в глазах сразу зажглись так понравившиеся Андрею при первом знакомстве веселые искорки.
- Угу… самый натуральный… -- тоже улыбнулся Андрей.

- Ну, что ж… -- Татьяна Васильевна посидела еще немного, разрешая свои колебания, потом тряхнула головой: - Хорошо… Иришка, идем переодеваться.

И, выбравшись из машины, решительно пошла в гостиницу.


Глава 51.

Павел Олегович стоял у окна, смотрел во двор, поджидая уехавшего встречать маму с сестрой Андрея. Маргарита Рудольфовна, только что вернувшаяся из парикмахерской, суетилась на кухне, готовя прибывающим гостям чай, а Кира, ночевавшая у Ждановых, все еще спала, измученная своими страхами, набираясь сил после вчерашнего объяснения…

Они вчера проговорили весь вечер. Разговор был не из легких, но удалось Павлу Олеговичу убедить Киру в своей любви, в том, что не одинока она, что и он, Павел, и Маргарита, и Андрей всегда готовы прийти к ней на помощь, что дорога она им.
После разговора чувствовал себя Павел Олегович так, будто его через соковыжималку пропустили… но, когда уснула Кира, как в детстве, держа его за руку, ощутил он себя таким молодым и счастливым, будто и не было этих, полных боли и страха, лет. И от этого радостного возбуждения опять долго не мог уснуть, бродил по квартире, несколько раз подходил к Кире, любовался, как спокойно спит она, отбросив, наконец, свои тревоги, и уходил на цыпочках, боясь потревожить ее сон.

И проснулся утром с тем же ощущением легкости и радости, и был счастлив до самого звонка Андрея, сообщившего, что они уже в гостинице, и что скоро привезет он Татьяну Васильевну и Ирину к ним знакомиться. И после этого разговора сдулся Павел Олегович, как воздушный шар… и почувствовал весь груз прожитых лет… и почему-то пожалел, что согласился на приезд Татьяны Васильевны… И стоял теперь у окна, смотрел во двор, с волнением и тревогой поджидая, когда же к подъезду подъедет машина Андрея… и не мог придумать, что же сказать матери его сына, как же вести себя с ней, чтобы и не обидеть ненароком… но и сразу дать понять, что Андрей – его сын, и никому он его не отдаст… Понимая при этом, что решать это все равно будет не он… и веря в решение Андрея… и все равно тревожась.

- Ну что, Паша, не подъехали еще?
Маргарита подошла к Павлу, прислонилась к нему, обняла ласково.
- Нет еще, Марго, не видно… -- и он тоже обнял ее, прижал к себе.
- Пашенька, да не волнуйся ты так. Все будет хорошо, вот увидишь.
- Да, конечно, Марго… Я умом-то все понимаю… а все равно как-то не по себе.
- Паш… я всю жизнь удивляюсь, почему тебя окружающие железным человеком считают, почти бесчувственным… Ты ж так волнуешься по любому поводу… как мальчишка!
- А ты разве не волнуешься?
- Волнуюсь, конечно… Но я верю Андрею. Если он сказал, что он нас любит и никуда от нас не уедет, значит, так и будет.
- Да понимаю я, Марго. Просто… понимаешь, не знаю я, как себя держать с ними, о чем говорить…
- Ну, уж тебе ли волноваться по этому поводу… Ты всегда находишь нужные слова – и сейчас их найдешь. Успокойся, Пашенька… А вот и они, посмотри.

Павел Олегович тоже уже увидел въезжающую во двор машину, почувствовал, как лихорадочно, толчками забилось сердце. Смотрел, не отрывая глаз, как остановилась она у подъезда, как выскочил из нее Андрей, помог выйти худенькой, невысокой женщине, взял сумку из рук выбравшейся из машины девушки, как все трое пошли к подъезду… Вздохнул глубоко, беря себя в руки, посмотрел вслед заторопившейся к дверям жене, подождал, пока раздастся в прихожей радостный голос Андрея:
- Здравствуй, ма! А где папа?

И пошел навстречу своему страху, проявившемуся в этот раз в облике хрупкой, маленькой женщины…


Глава 52.

Андрей кинулся навстречу вышедшему в прихожую отцу:
- Па, познакомься – это Татьяна Васильевна.

Павел Олегович внимательно посмотрел на нее, на мгновение встретился с ней глазами. Она сразу отвела взгляд, потупилась, но и этого мгновения хватило ему, чтобы понять, как же неловко ей, как она боится этой встречи. И страх прошел. Стало жаль эту растерявшуюся от волнения женщину. Павел протянул руку, церемонно наклонил голову:
- Павел Олегович. Прошу любить и жаловать.

И улыбнулся по-доброму, глядя, как смущенно она протягивает свою руку, несмело пожимает его ладонь.
- А это – Маргарита Рудольфовна, моя жена.

Хотел было сказать – «мама Андрея», но сдержался, не сказал… и обострившимся чутьем уловил невысказанную Татьяной Васильевной благодарность за свою сдержанность.

Маргарита кивнула приветственно, но ничего не ответила, посмотрела на Павла, предоставляя ему вести этот нелегкий разговор.

- А это – Ирина. – Андрей подтолкнул вперед девушку, стоящую за Татьяной Васильевной.

- Здравствуйте! – Ирина вскинула голову, глянула независимо и смело прямо в глаза Павлу Олеговичу, и он снова улыбнулся, почувствовав в ней родственную душу: правильно, своим страхам надо смотреть в лицо.

- Очень приятно. Андрей много про Вас рассказывал.
- Про меня? Ну, вот еще. Что можно про меня рассказывать, да еще – много? – Ирина насупилась, посмотрела на Андрея исподлобья, а он рассмеялся:
- Иринка, я лишь сказал, что ты – чудесная, и что я рад, что у меня такая сестренка.
- Да ну тебя! – Ирина отвернулась, сердито посмотрела на Павла Олеговича. – Смутил меня только.
- Иришка, не заводись, - Татьяна Васильевна подняла глаза, посмотрела на дочь. Та вздохнула:
- Ладно, не буду.

И взяла мать за руку, пожала успокаивающе дрожащие пальцы. И это тоже не укрылось от очень внимательно наблюдающего за ними Павла.

- А что мы в прихожей-то стоим? – Павел Олегович повернулся к жене. – Марго, приглашай гостей к столу.

Маргарита улыбнулась несколько напряженно, но голос прозвучал ровно и приветливо:
- Конечно! Проходите, пожалуйста. Устали, наверное, с дороги. Я, например, самолеты плохо переношу, потом целый день разбитая бываю. Пойдемте, хоть чаю попьем. Андрей сказал, что вы зеленый любите, я вам заварила. Или, может, кофе хотите?

- Нет, нет… не беспокойтесь… ничего не надо…

Но робкие возражения Татьяны Васильевны были решительно пресечены Маргаритой Рудольфовной, и через несколько минут они уже сидели за столом, смущенно глядя на дымящиеся перед ними чашки с зеленым чаем.

Воцарилось стесненное молчание. Павел Олегович не спеша размешивал сахар, думая, что сказать, чтобы разговорить Татьяну Васильевну, упорно не поднимающую глаз и, по всей видимости, сто раз уже пожалевшую, что приехала она на свадьбу к сыну. Маргарита, не выдержав сгущающегося напряжения, вдруг решила, что сыра она мало нарезала и убежала на кухню, хотя Андрей и пытался ей доказать, что стоящего на столе количества и так на целую роту хватит. Татьяна Васильевна покрылась красными пятнами и боялась притронуться к чашке, опасаясь, что расплещет она ее содержимое, так дрожали у нее от волнения руки. Андрей растерянно переводил взгляд с отца на Татьяну Васильевну и тоже не знал, о чем бы спросить, чтобы прервать это затянувшееся, уже действующее на нервы, молчание.

- А я вот спросить хочу… - Ирина подняла голову, решительно посмотрела на Павла Олеговича.
- Я слушаю, Ирина.
- А почему Вы Андрею так поздно рассказали, что он – не ваш сын?
- Ирина! Ты что говоришь?! – вскинулась Татьяна Васильевна. – Павел Олегович, Вы простите… Иринка, прекрати немедленно!
- А почему – прекратить? Я всю жизнь о старшем брате мечтала, а он, оказывается, у меня был, а обо мне не знал.
- Ирина!..

- Татьяна Васильевна… не беспокойтесь, я отвечу. – Павел Олегович помолчал немного, собираясь с духом, чтобы сказать вслух то, о чем, в общем-то, даже себе признаваться не хотелось. – Ирина… мы просто боялись… Боялись, что узнает Андрей о своей настоящей матери, и уйдет от нас к ней… Знаешь… мы, наверное, были не самыми лучшими родителями… слишком много его ругали… не всегда были справедливы… и поэтому страх лишиться сына… он был… и есть до сих пор… Мы очень любим Андрея… и нам было бы тяжело, если бы он…

Павел Олегович замолчал, не в силах продолжать эту тяжелую исповедь.
- Па…
- Подожди, Андрей… я договорю…

Помолчал, набираясь сил, потом продолжил:
- Я понимаю, что был неправ, пытаясь держать Андрея в неведении… вернее, понял… когда все это произошло вот так… не так, как надо было бы… мы должны были ему рассказать все намного раньше… но мы… мы боялись… Я понимаю, что решать сейчас Андрею… что мы теперь ничего изменить не можем… но мы бы очень хотели, чтобы Вы, Татьяна Васильевна, не предпринимали… не настаивали… чтобы Вы…

Павел Олегович никак не мог закончить свою мысль, сказать, что просит он Татьяну Васильевну не претендовать на внимание Андрея, не предпринимать попыток к бОльшему сближению, не отбирать у них сына. Если бы они разговаривали наедине, он бы сказал это открытым текстом, но озвучивать свой страх в присутствии Андрея было тяжело и неловко, и маялся Павел Олегович от этой недоговоренности, в надежде, что Татьяна Васильевна и так поймет, о чем он ее просит. И оказался прав. Татьяна Васильевна закрыла лицо дрожащей рукой, заговорила, задыхаясь:
- Павел Олегович… я никогда… никогда… мне бы только изредка… хотя бы один-два раза в год…

Она не договаривала, сбиваясь от волнения, но Павел Олегович прекрасно понимал все, что она хотела сказать. Потянулся к ней через стоящие на столе тарелки, взял двумя руками ее безвольно лежащую на столе руку, сжал между ладоней:
- Татьяна Васильевна, мы всегда рады видеть Вас у себя. И не один-два раза, а чаще. И Андрей, если захочет, к вам ездить будет, мы мешать этому не будем. Я думаю, у нас все хорошо будет, так, Андрей?

И впервые за весь разговор посмотрел на сына, ожидая его реакции на все свои невысказанные опасения.

- Конечно, па… -- Андрей открыто посмотрел на отца. – У нас все будет хорошо. Я ведь уже говорил тебе, па…

И, встав, подошел к отцу, положил ему руки на плечи.
- У нас обязательно все будет хорошо. Можешь даже не сомневаться…

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик

Глава 53.

Андрей стоял перед Дворцом бракосочетаний, поминутно поглядывая на часы, не в силах справиться с волнением. Катя опаздывала, и опаздывала уже порядочно, и Андрей весь извелся, хотя и знал со слов позвонившего Милко, что сидит сейчас Катя у модного стилиста, который, по словам великого маэстро, из нее делает картинку… и на слова Андрея, что ему Катя нужна, а не картинка, разорался, что только такой мУжлан, как он, может сказать такое о своей невесте. И пришлось Андрею смириться и стоять у дверей ЗАГСа, жалея, что не курит он и нечем ему занять себя, чтобы успокоиться. И даже женсовет, хором его утешающий, не мог справиться с его волнением. Рассеянно кивая в ответ на их слова, в действительности он их и не слышал, погруженный в свои переживания.

- Андрей! – Роман хлопнул его по спине, выводя из задумчивости. – Очнись! Ты сейчас на китайского болванчика похож – он тоже все время с умным видом головой кивает.

Андрей посмотрел на Малиновского:
- Слушай, Ромка. Она уже на полчаса опоздала. А вдруг что-нибудь случилось?
И полез в карман за мобильником.
- Жданов! Ты хочешь Милко до истерики довести? Ты ему уже пятый раз звонишь! Убери телефон!
И, видя, что Андрей колеблется, заорал голосом киногероя:
- Положь трубку!

Андрей вздохнул, засунул телефон в карман. Роман подтолкнул его в бок, кивнул на стоящих чуть в отдалении Татьяну Васильевну и Ирину:
- Слушай, а сестренка у тебя ничего, симпатичная. Пожалуй, приударю-ка я за ней… чтоб не скучала…
- Только посмей, Малиновский! Я тебя тогда сам так приударю! Если я тебя только рядом с Иришкой увижу – вылетишь со свадьбы на бреющем… Ты понял?!
Андрей уже держал Романа за грудки…
- Да понял я, понял! – успокаивающе произнес Малиновский, отцепляя от себя руки Андрея. – Ты только не нервничай. Слышал ведь, наверное, что нервные клетки не восстанавливаются? Да ладно, ладно… не буду… успокойся.
С сожалением посмотрел на Ирину, причмокнул:
- Эх, Андрюха… Какую песню испортил…
- Ромка!
- Да все, все… закрыли тему…

И снова вздохнул, поглядев на улыбающуюся Ирину, с интересом слушающую о чем-то рассказывающего Павла Олеговича. Но тут Андрей схватил его за руку:
- Ромка! Едут!

И шагнул навстречу подъезжающей машине, за рулем которой гордо восседал Валерий Сергеевич.

Машина остановилась в нескольких метрах от него, и из нее выскочил сияющий Милко. Было видно, что его буквально распирает от гордости, и Роман пробормотал Андрею в ухо:
- Милко сейчас лопнет от восторга. Что ж это его так прет-то?

А Милко распахнул заднюю дверцу и встал, подняв руки, как шпрехшталмейстер, объявляющий выход знаменитого артиста:
- Встречайте нашу бабОчку!

И из машины появилась…

Андрей застыл, не в силах двинуться с места, не сводя глаз с вышедшей из машины прекрасной незнакомки, затаил дыхание, будто боясь спугнуть это удивительное виденье… Краем уха услышал, как присвистнул сзади Малиновский… как охнул и загудел женсовет… подумал, что надо подойти к Кате… но будто пристыл к асфальту, не в силах даже шагу сделать, пораженный увиденным чудом.

Не было нелепых очков, смешных косичек… Пышные волосы волнистыми локонами рассыпались по обнаженным плечам, большие выразительные глаза смотрели ласково и немного испуганно, удивленные реакцией окружающих, белое платье, сверху туго обтягивающее фигуру, подчеркивая безупречную грудь и тонкую талию, снизу спадало пышным водопадом заманчиво колыхающихся при ходьбе юбок…

Ошеломленно глядя на эту потрясающую красавицу, Андрей вдруг испугался, что это сон… что сейчас Малиновский снова хлопнет его по спине – и это чудо исчезнет… растворится в воздухе, как волшебное виденье…

- Ну что такое, Андрей! Ну, мУжлан, мУжлан! – Милко подхватил Катю за руку, подвел к Андрею. – Ты посмотри, какая бабОчка получилась из твоей гусЕницы!

Андрей непонимающе посмотрел на Милко и снова повернулся к Кате, не в силах наглядеться, отвести от нее взгляд. А Катя вдруг испугалась этого внимания, смутилась, растерянно начала поправлять складки на юбке, рассыпавшиеся по плечам волосы, нервно подергивать платье, пытаясь прикрыть оголенные плечи… и уже чуть не со слезами спросила:
- Андрей… что… очень плохо, да? Не надо было этого всего… я, наверное, глупо выгляжу?...
- Катя… – выдохнул Андрей, наконец приходя в себя. – Катя… ты… ты просто красавица, Кать!

Осторожно протянул руку, прикоснулся к выбившемуся из общей массы локону, провел нежно кончиками пальцев по лицу, как слепой, пытаясь узнать ее на ощупь… и снова выдохнул:
- Катя…

И обнял ее, прижал к себе, будто боясь, что исчезнет вдруг это чудо, спрятал запылавшее лицо в мягких кудряшках:
- Катенька… я люблю тебя… я так тебя люблю, Катюша…


Глава 54.

Андрей не отпускал от себя Катю ни на шаг… ни на мгновенье не выпускал ее из вида. Мысль о нереальности происходящего преследовала его, и он все крепче прижимал к себе жену, боясь, что исчезнет она ненароком, растворится в шумном свадебном гуле… Сам над собой посмеивался, понимая, как забавно, наверное, выглядит он со стороны, карауля Катю у дверей женского туалета… но даже эта короткая разлука наводила тоску и сводила с ума, и кидался он к выходящей из двери Кате с ворчливым: «Ну, наконец-то!», и, обнимая, шептал ей на ухо: «Ты чего так долго? Я соскучился!»

Больше всего на свете ему хотелось сейчас сбежать с этой шумной свадьбы домой, закрыться на все замки, отключить телефоны и остаться наедине с Катей… с его женой… с этой удивительной, такой непривычной красавицей. Но свадьба кипела вокруг, жила по своим законам, и понимал Андрей, что раньше одиннадцати вряд ли им удастся сбежать с этого, в честь них устроенного, но совсем им не нужного, праздника…

…- А сейчас – «белый» танец! И начнут этот вальс, конечно же, наши счастливые молодожены. Пожалуйста, Екатерина Валерьевна, приглашайте своего мужа на ваш первый семейный вальс! – проникновенно сказала ведущая свадьбу тамада, которую отыскал Коля в каком-то агентстве по проведению праздников, выбрав ее по фотографии, и теперь с обожанием смотрел на нее из-за заставленного салатами и бутылками стола, и, положив микрофон, кивнула приготовившимся играть музыкантам. Зазвучала лирическая мелодия, и Катя, потупившись, протянула руку вставшему Андрею, вывела его на середину зала, положила ему руку на плечо, почувствовала его крепкое объятие и…

- Кать… -- прошептал Андрей, наклонившись к ее уху. – А ты быстрый вальс танцевать умеешь?
- Да… А что?
- А я – нет. Чтоб на дискотеках топтаться, умение вальсировать обязательным не является.
Андрей смущенно улыбнулся, а Катя фыркнула:
- А я боюсь в юбках запутаться. Я в этом платье хожу-то еле-еле, а уж танцевать… Да еще каблуки… ужас какой-то…
У обоих затряслись плечи от еле сдерживаемого смеха.
- И что делать будем, Кать?
- Да ничего… медленный станцуем.

И положила руки ему на плечи, заглянула в глаза, и Андрей посерьезнел, обнял ее… а опытная тамада, сразу поняв причину заминки, схватила микрофон:
- Дамы, приглашайте кавалеров! «Белый» танец!

И свадьба потекла своим чередом…

… Танцуя, Андрей оглянулся по сторонам, разыскивая Ирину: интересно, кого она пригласила… но среди танцующих ее не увидел. Удивленно оглядел зал. А… вот она… по-прежнему с папой разговаривает. Заговорит его совсем, болтушка. Андрей улыбнулся: Ирина их всех подружит, это точно. Вон уже и мама с Татьяной Васильевной весело смеются над ее рассказом, забыв о неловкости. Андрей прижал к себе Катю, кивнул в сторону родителей:
- Кать, смотри.
Катя улыбнулась:
- Да она весь вечер от них не отходит. Не знаю, что уж она им рассказывает, но они смеются не переставая.
- Надо будет у нее потом спросить… а то даже завидно.
Катя рассмеялась:
- Так пойдем к ним!
- А ты хочешь?
- Если ты хочешь…
- А я – если хочешь ты…
И оба рассмеялись.
- Тогда давай лучше потанцуем. Мы с тобой еще и не танцевали толком никогда…

И снова прижалась к мужу, прислонилась головой к его плечу, желая слиться с ним и никогда больше не расставаться… И вдруг услышала:
- Так… убью гада.

Открыла глаза, удивленно взглянула на Андрея, проследила за его сердитым взглядом… Ну да… как же без этого… Около Павла Олеговича стоял сияющий Малиновский и что-то говорил Ирине, после каждого слова целуя ей руку и в экстазе закатывая глаза. А Ирина слушала его и улыбалась, а потом кивнула, и повел Роман ее танцевать, обнял крепко и, прижавшись щекой к ее волосам, стал что-то мечтательно говорить ей на ухо… и Катя увидела, как смущенно заалели у Ирины щеки, как потупилась она, слушая слова этого опытного сердцееда… Но, к несчастью Малиновского, и Андрей это увидел.

- Убью гада! – убежденно и решительно повторил он и двинулся к Роману, ведя за собой Катю…

… - Малиновский! – угрожающе-ласковый голос Андрея прозвучал над самым ухом жалующегося на свое горькое одиночество Романа так внезапно, что он от неожиданности дернулся и отскочил от Ирины.

- А… это ты… Зачем же так пугать-то… -- Рома прижал руку к сердцу, изображая сердечный приступ… а сам внимательно изучал дислокацию противника. Так… Жданов в ярости… но пока Катя держит его под руку, бить не будет… Хотя Катя – защита очень ненадежная… да еще и до сих пор на него обиженная… может и в сторонку отойти…

- А я вот тут решил с твоей сестренкой познакомиться, раз уж ты сам нас не познакомил. Представляете, Ирина, от лучшего друга такое сокровище прячет!
- Малиновский… А я ведь тебя предупреждал…

От этого ласкового голоса у Романа мурашки по коже забегали. «Мурлычущий тигр… сейчас помурлычет, поиграет немножко… и съест…» Роман с тоской огляделся по сторонам, прощаясь с белым светом… и услышал негромкий Катин голос:
- Роман Дмитрич, Вас там Николай Антонович зовет. У него какой-то финансовый вопрос появился… срочный… Разрешить хочет.

- Да, да, конечно! – воспрял Роман. И, отступая, повернулся к ошеломленно глядящей на эту сцену Ирине. – Извините, Ирина, но дело – прежде всего! Да! Дело есть дело!

И, пятясь, кланяясь и искоса поглядывая на Андрея, чтобы ненароком не напороться на его кулак, отступил на несколько шагов, развернулся и поспешно двинулся к столу, за которым, опершись щекой на руку и печально глядя перед собой осоловелыми глазами, одиноко сидел Николай. Увидев подошедшего Романа, Николай с трудом сконцентрировал на нем взгляд:
- Р-ром-ман Д-дмитрич! Д-д-давайте в-выпьем, Р-роман Д-дмитрич!
Малиновский пробормотал что-то себе под нос, и хотел было отойти подальше от этого упившегося недоразумения… но наткнулся на тяжелый взгляд Жданова и, мрачно вздохнув, обреченно опустился на стул рядом с обрадовавшимся собеседнику Николаем…

… - Андрей… Что это было? – удивленно спросила Ирина, провожая Малиновского взглядом. – Я думала, что Роман – твой друг.
- Он и так мой друг… что не мешает ему быть отчаянным ловеласом и сердцеедом. Ирин, держись от него подальше. Он мозги девушкам пудрит очень профессионально.
- А-а… так это ты меня спасал! – Ирина звонко рассмеялась, но, увидев, как обиженно насупился Андрей, кинулась к нему на шею, поцеловала в щеку. – Спасибо, Андрюш! Не сердись… просто я не так наивна, как ты думаешь. И еще я уже пять лет восточными единоборствами занимаюсь. Ты, вроде, раньше тоже занимался? Слушай, давай как-нибудь показательный бой устроим, а?

И Ирина, загоревшись, потащила Андрея к родителям, чтобы поделиться с ними этой замечательной идеей. Андрей еле успел поймать за руку Катю, чтобы не осталась она тут без него, понимая, что от тайфуна по имени Ирина так легко не отделаешься…

…Вечер подходил к концу. Андрей утомленно сидел во главе стола и оглядывал зал взором полководца, оценивающего понесенные ради победы потери.

Павел Олегович и Маргарита Рудольфовна уже ушли, взяв с Татьяны Васильевны слово, что будут они с Ириной приезжать к ним на праздники…

Татьяна Васильевна и Ирина разговаривали с Катей о завтрашнем отъезде в Петербург, договаривались об утренней встрече: кто за кем заедет, чтобы вместе отправиться в аэропорт…

Малиновский, после ополовиненной бутылки водки нашедший все-таки общий язык с Зорькиным, обнимал Николая за плечи и что-то упорно ему втолковывал, изредка вскрикивая: «Вот так!» и ударяя по столу кулаком, после чего Николай кричал «Да!» и тоже стучал кулаком, хотя у него получалось не так громко…

Валерий Сергеевич ходил по залу в сопровождении Елены Александровны и всем, кто попадался у него на пути, начинал втолковывать, какая же хорошая у него дочь, и как повезло его зятю, что получил он от него, Валерия Сергеевича, такое сокровище… И периодически пускал слезу, что вот выросла его доченька, и улетела из отчего дома, на что Елена Александровна махала рукой и говорила: «Ничего-ничего… мне вот сегодня сон приснился…» и начинала растолковывать Валерию Сергеевичу свой сон, давая возможность пойманному собеседнику спастись бегством…

Женсовет зевал и собирал в пакет пирожные для Танечки Пончевой, чтобы не оголодала она, пока до дому доберется… но, несмотря на написанную на лицах усталость, рты у них по прежнему не закрывались и их голоса звенели на весь зал, вызывая желание заткнуть уши…

Потапкин спал, уткнувшись носом в тарелку, и Андрей, посмотрев на него, усмехнулся: «Да… праздник, определенно, удался…». И оглянулся на Катю:
- Катюш… поехали уже, а?

Катя отвлеклась от разговора, оглянулась:
- Поехали, конечно. Я уже устала от этого шума…
И прислонилась к нему, закрыла глаза:
- Я так уже домой хочу…

Андрей улыбнулся: домой… Да, сейчас они поедут домой, к себе домой… не к нему, не к Кате, а к ним… в их теперь общий дом… Какое же это счастье, когда можно вдвоем поехать домой… Ласково обнял жену, прикоснулся губами к ее лбу, увидел распахнувшиеся ему навстречу полные любви глаза… подхватил ее на руки и понес к выходу, мечтая только об одном – поскорее оказаться дома, закрыться на все замки, отключить все-все телефоны и остаться наедине с Катей… с женой… с этой удивительной и нежной красавицей…


Глава 55.

На улице шел дождь, и поэтому всю дорогу от машины до квартиры Андрей нес Катю на руках. Даже у квартиры не отпустил ее, подождал, пока она откроет дверь, занес ее в комнату, посадил на диван… и только тогда вернулся в прихожую и сделал то, о чем мечтал уже столько времени: закрыл дверь на оба замка, отключил мобильник и убрал звук на телефоне.

Заходя в комнату, спросил:
- Кать, а где твой мобильник?
- Не знаю… наверное, в машине оставила.
- Ну и хорошо!

Подошел к дивану, сел рядом с Катей, обнял ласково:
- Устала?
- Ужасно… Ноги гудят… и спать очень хочу. А завтра еще вставать так рано…
- Уже сегодня, Кать.
- Тем более…

Андрей улыбнулся:
- Ну что, пошли спать?
- А? Нет… давай чуть-чуть перед камином посидим, а?
- Давай посидим.

Разжег огонь, выключил свет, снова сел рядом, не сводя глаз с побледневшего от усталости лица. Катя открыла глаза, глянула удивленно:
- Ты чего?
- А чего я?
- Ну… смотришь так… смущаешь только…

Она улыбнулась, но Андрей не ответил на улыбку, посмотрел на нее серьезно, внимательно…

- Кать… я прошлую ночь почти не спал и все думал, как же мне повезло, что я тебя встретил. Как подумаю, что Урядов мог мне о тебе не сказать… или что уволил бы я тебя, дурак… ведь сколько раз пытался! Или если бы все-таки отца послушался и отказался бы от тебя ради компании… Кать, это все-таки чудо какое-то, что мы с тобой, несмотря ни на что, вместе.
- Да… и это чудо ты сделал.
- Я?
- Конечно! – Катя улыбнулась, забралась на диван с ногами, положила голову на грудь Андрея, вздохнула облегченно, почувствовав на своих плечах его руку. – Ты же меня не уволил, полюбил, сумел доказать мне свою любовь, отказался ради меня от компании, даже от родителей… Андрей! Это такое счастье – быть с тобой!

- Кать… захвалишь ведь.
Андрей смущенно улыбнулся, снова взглянул на так уютно устроившуюся у него на груди жену, провел рукой по ее волосам, поднял за подбородок голову, взглянул в глаза:
- Катюш… я так по тебе соскучился… пойдем, а?

И протянул руку, помогая ей встать. А Катя рассмеялась, пытаясь выпутаться из пены юбок:
- Ох уж это платье… я так устала в нем путаться…
- Правильно, Кать… ну его! Давай его здесь оставим…

И прижал Катю к себе, почувствовал, как обняла она его, забравшись руками под пиджак, и начал не спеша разбираться со шнуровкой и уймой крючочков, стягивающих корсет, ворча себе под нос:
- Ну, Милко… не мог что-нибудь попроще придумать…

Услышал, как фыркнула Катя, сам улыбнулся и, наконец, упало платье белым снегом к ногам Кати… и даже зажмурился Андрей, чувствуя, что еще немного – и он просто не справится с собой… Стояла Катя перед ним в одних узеньких плавочках и белых чулках, длинные волосы волнами рассыпались по округлым плечам, заманчиво прикрывали грудь… а пляшущие от огня камина рваные тени придавали всей картине фантазийную нереальность…

- Катя! – хрипло сказал Андрей и шагнул к этой сказочной фее. – Катенька!

И стал жадно целовать ее лицо, шею… медленно опускаясь на колени, продолжая исследовать губами каждый сантиметр ее тела… стащил последнюю, мешающую рукам и губам преграду – маленькие белые трусики… услышал, как судорожно вздохнула Катя, прогибаясь под его, жадно ласкающими ее тело, руками и, застонав от нетерпения, вскочил, подхватил ее на руки и понес в спальню, продолжая жадно целовать тянущиеся к нему Катины губы.


Глава 56.

Андрей лежал на боку, опираясь на локоть, поддерживая рукой голову и смотрел на свернувшуюся под одеялом Катю. Катя… Катенька… жена… Надо же – жена!

Почувствовал, как расплывается лицо в глуповато-счастливой улыбке… Жена… А он – муж… Еще недавно эти слова приводили его в мистический ужас, были его ночным кошмаром. А сейчас…
- Жена… моя жена…

Андрей попробовал эти слова на вкус, прислушался к их звучанию.

- Что? – Катя вскинула на него сияющие глаза, улыбнулась смущенно, тоже привыкая к новому своему статусу, радуясь и пугаясь одновременно…

- Ничего… Просто ты – моя жена. А я – самый счастливый на свете муж. Я – муж… Господи, Кать, если бы еще полгода назад мне кто-нибудь сказал, что я буду счастлив от того, что стану мужем… Я бы, наверное, решил, что он надо мной издевается. А сейчас…

Андрей замолчал, скрывая внезапно охватившее его волнение, сел на кровати, обняв руками колени, взглянул на внимательно глядящую на него Катю:
- Кать… ты на меня не обижаешься?
- За что? – удивленно распахнула глаза Катя.
- Ну… что свадебного путешествия у нас не будет… Я сейчас подумал, что это мне интересно в Петербург ехать, чтобы с Татьяной Васильевной и Ириной получше познакомиться. А тебе ведь, наверное, интереснее было бы куда-нибудь на море… пусть на эти же три дня… Я опять только о себе думал. Кать… твой муж – неисправимый эгоист…
- Андрей! Ехать на море на три дня… Да я дольше акклиматизироваться буду!

Катя, придерживая на груди одеяло, хотела встать на колени за спиной Андрея, обнять его… но запуталась в одеяле, потеряла равновесие и со смехом буквально упала на него, потеряв одеяло, оказавшись перед ним без прикрытия… и Андрей, сразу забыв, о чем они говорили, притянул ее к себе, усадил на колени, отбросив одеяло, чтобы не могла она больше скрывать от него такую ошеломляющую красоту, провел нежно по затрепетавшему под его рукой телу, поцеловал ласково в приоткрывшиеся навстречу губы…

- Кать… обещаю: как только «Зималетто» выйдет из кризиса, мы с тобой сразу куда-нибудь уедем. На целый месяц. Куда захочешь – хоть на Кипр, хоть в Париж, хоть на необитаемый остров…

Катя улыбнулась лукаво:
- А может быть, поедем в Лиссабон?
И заглянула в лицо Андрея, отслеживая его реакцию на такое необычное предложение.

- В Лисса… бон?!.. – Андрей изумленно посмотрел на нее, увидел в ее глазах веселые искорки, сам рассмеялся. – Фу ты… я ведь сначала про ресторан подумал. Хорошенькое свадебное путешествие – до ресторана и обратно!

Помолчал немного, с нежностью провел пальцами по ее лицу, скользнул по шее, захватил в ладонь мягкую теплую грудь…
- Катя… с тобой – куда угодно. Можно и в Лиссабон. Я там никогда не был. Я думаю, нам и там понравится.
- Мне везде понравится, если ты рядом будешь, -- серьезно сказала Катя и посмотрела на Андрея, взъерошила ему волосы. А он обнял ее, уткнулся носом в ложбинку груди, почувствовал, как снова волной поднимается желание…

- Андрей, уже поздно… точнее, рано. Надо хоть немного поспать.
- Что? Поспать? – явно слышимое в голосе разочарование заставило Катю улыбнуться. – Да… конечно…

С трудом отцепил от нее свои руки, оперся ими за спиной, слегка откинувшись от Кати.
- Кать… тогда либо ты немедленно ложишься и укрываешься одеялом… либо я спать тебе вообще не дам.
- Ну… надо подумать. – Катя с серьезным видом нахмурила брови.
- Ну, Кать…
- Ладно, в самолете выспимся!

И соскользнула с его колен, схватила одеяло, пытаясь в него укутаться…

- Ну уж нет!
Андрей прыгнул на нее сзади, придавил своим весом к кровати, укусил тихонько за ухо, услышал Катин смех:
- Андрей, раздавишь!

Приподнялся на руках, подождал, когда перевернется Катя на спину, заглянул в ее смеющиеся глаза:
- Катенька… Если бы ты только знала, как я счастлив! Если бы ты только знала!

И потянулся к ней губами, чувствуя, как наворачиваются на глаза слезы от заполняющей его невыносимо-трогательной нежности к жене – этому удивительному подарку судьбы, с таким трудом ему доставшемуся…


КОНЕЦ II ЧАСТИ

_________________
Группа в ВК https://vk.com/netolkofentezi
Все мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/
Наталья Корепанова - Пушистик