Глава 19.
- Вот, собственно, и все… Андрей замолчал, опустил голову. На ощупь нашел Катину руку, почувствовал ее рукопожатие. Стало легче…
Они стояли плечом к плечу во главе овального стола и ждали реакции акционеров на рассказ Андрея…
- Какой ужас! Андрей! Как ты мог! Ты погубил дело отца! – Маргарита Рудольфовна прервала ошеломленное молчание еще не пришедших в себя от такого неожиданного удара акционеров, и все сразу зашевелились, заговорили…
- Мама! О «погубил» и речи нет! Наш антикризисный план работает, компания из долгов выбирается. Еще три-четыре месяца, и все будет в порядке. Мы очень активно работали над выходом из кризиса, и никто ничего бы не узнал, если бы…
- Если бы не пришла тебе в голову эта блажь – отменить свадьбу с Кирой.
- Если бы не полюбил я Катю, мам, и не испугался ее потерять…
- Просто не могу себе представить! Все пропало!
- Мама! Ничего не пропало, пойми! Катя взяла большой кредит на «Никамоду». Этими деньгами мы удержали «Зималетто» на плаву. А это значит…
- А это значит, - Воропаев был вне себя от бешенства, - что теперь мы должны еще больше чужой компании!
- Как ты мог, Андрей! – Киру трясло. Мало того, что эта лягушка увела у нее жениха, так она еще и над компанией власть взяла! – Как ты мог отдать компанию в чужие руки!
- Это – не чужая компания, это Катина компания… а теперь и моя, со вчерашнего дня я тоже там работаю. И мы приложим все усилия, чтобы вывести «Зималетто» из кризиса.
- Ах, вы приложите все усилия! Какое благородство! Я сейчас заплачу от счастья! – Александр встал, подошел к напрягшемуся Андрею. – Эх, жаль, мало я тебе врезал… не знал тогда о твоих махинациях…
Андрей сжал кулаки. Конечно, драться со сломанными ребрами удовольствие небольшое… но так просто он не сдастся!
Катя встала между ними, смело и открыто посмотрела Александру в глаза: - Александр Юрьевич, если Вы посмотрите на графики и расчеты, представленные в отчете, Вы поймете, что мы не приукрашиваем, что положение в компании действительно скоро стабилизируется.
- И кто же поведет компанию к стабилизации? Уж не Вы ли, Екатерина Валерьевна? – в голосе Александра прозвучала неприкрытая издевка.
- Могу и я, если Вы, Александр Юрьевич, не возражаете. – Издевка в голосе Кати была ничуть не меньше, и Александр удивленно поднял брови: так… что-то серая мышка котам хамить начинает… не пора ли ее приструнить?..
- Александр, сядь, пожалуйста, на место… - молчавший до этого времени Павел Олегович поднял голову, посмотрел на сына. - Андрей… я мог ожидать чего угодно, но только не этого. Ты обманул меня… Я понимаю – возникли проблемы… ты ошибся… все могут ошибаться… но почему ты не пришел ко мне, не рассказал? Почему ты скрывал это от меня?!
- Папа…- Андрей повернулся к нему, вцепился руками в спинку стула. – Просто я знал, чем это закончится. Ты бы меня и слушать не стал, и предложения мои не принял… Ты бы просто заявил мне, что раз я не справился с возложенными на меня обязанностями… не оправдал твое доверие… значит, нечего мне в президентах делать. И сразу бы взял власть в свои руки. А я знал, что смогу все исправить, что не совсем я безнадежен, пап! Я ошибся – мне и ошибку исправлять… И я бы исправил, па. Вывел бы компанию из кризиса… а потом бы рассказал… чтоб увидел ты, что я не только ошибаться могу, но и исправлять ошибки… Но мне не хватило времени… Все запуталось… я перестал быть президентом… Папа, я не знаю, кто дальше будет руководить фирмой, но я прошу об одном: пусть он продолжает выполнять наш антикризисный план, потому что он действенный, он прекрасно работает… А мы, со своей стороны, в «Никамоде» сделаем все, чтобы помочь «Зималетто» скорее выбраться из кризиса… Па… я не хотел тебя обманывать, правда… я бы рассказал… потом, когда бы все закончилось… Прости меня, па…
Павел Олегович слушал сына и чувствовал, как закипает внутри буря, как эмоции начинают перехлестывать через край. Ему хотелось схватить Андрея за грудки и потрясти, как спелую грушу… надавать ему пощечин… наорать на него… Как он посмел! Мальчишка! Профукал компанию… и еще советы дает, что ему делать дальше! Сомневается в его благоразумии!
Павел Олегович резко встал, заходил по залу, пытаясь успокоиться. - Паша! – Маргарита встревожено посмотрела на него. Он подошел к ней, положил руки ей на плечи. - Ничего, Марго, все в порядке…
Посмотрел на сына, встретил его умоляющий взгляд… увидел закушенную губу… руки, вцепившиеся в спинку стула так, что костяшки пальцев побелели… перевел глаза на Катю, стоящую рядом, готовую защищать Андрея перед целым светом… вспомнил, с каким отчаянием она поглядела на него, когда он выгнал сына… Надо взять себя в руки. Хватит нервничать. Дров он уже наломал не меньше них… Надо успокоиться и подумать… познакомиться с их антикризисной программой… поподробнее узнать об их планах… а потом уже принимать окончательное решение… потом, позже, не сейчас. Сейчас он слишком разозлен… ох, как он разозлен…
- Так. На сегодня все свободны. Соберемся завтра в одиннадцать. А сейчас я бы хотел поговорить с вами наедине, - он повернулся к так и не севшей за весь совет паре. – У меня к вам есть несколько вопросов. И Вас, Роман Дмитрич, я тоже жду, - кинул мимоходом просидевшему весь совет с опущенной головой Роману.
И, не дожидаясь ответа, вышел из зала в президентский кабинет.
Глава 20.
Все уже разошлись из конференц-зала, одарив их кто неприязненным взглядом, а кто и язвительным словом, а они все еще стояли, не глядя друг на друга, собираясь с силами для неприятного разговора.
Молчание прервал Роман. Кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, а заодно и проверить, не потерял ли он от волнения голос, он повернулся к сосредоточенно думающему о чем-то Андрею: - Палыч… ну, ты как, вообще? - А? – Андрей, погруженный в свои мысли, не сразу сообразил, что вопрос относится к нему. – Я? Да нормально. А что? - Да Катя по телефону сказала, что состояние у тебя тяжелое… а ты, смотрю, вовсю скачешь… - Да нет, все в порядке. Так, ерунда… Ты сам-то как? Тебе, вроде, тоже досталось. - Да ничего, живой, как видишь…
Помолчали еще немного… потом Андрей поднял голову, посмотрел на верных своих соратников: - Ну что, пошли, что ли? Отец ждет…
И, взяв Катю за руку, повернулся к дверям…
…Зашли в кабинет: Андрей впереди, за ним – Катя, замыкал шествие Роман. Выстроились в шеренгу перед президентским столом, сами себе напоминая проштрафившихся школьников, вызванных в кабинет директора.
Павел Олегович встретил их хмурым, неприязненным взглядом, молча смотрел, как они выстраивались. Чувствовал, как снова поднимается чуть-чуть улегшаяся за время ожидания злость.
А Катя взглянула на закипающего Павла Олеговича и вдруг сжала губы, упрямо вздернула подбородок и, взяв стул за спинку, придвинула его Андрею: - Андрей, сядь! - Кать, садись сама, я постою. - Ты и так уже долго стоял. Тебе нельзя… Садись!
Андрей взглянул на насупившегося отца, шепотом одернул Катю: - Катя… ну хватит… перестань! - Ты сядь, и я перестану. Или ты решил в героя поиграть? В супермена? - Катя! – Андрей уже пожалел, что не сел сразу после ее предложения. Он понял, чего она добивается… и не хотел этого. - Катя, пожалуйста, прошу тебя! – он посмотрел на нее умоляющим взглядом, и Катя потеряла весь свой запал, отвернулась, чтобы скрыть задрожавшие губы, слезы, выступившие на глаза…
- Екатерина Валерьевна, что происходит? Вы в сестры милосердия записались? Я думаю, Андрей может и постоять, когда с отцом разговаривает! – Павел Олегович жестко посмотрел на Катю, не понимая, что за цирк она здесь устроила. А Катя, неожиданно для себя самой, вдруг расплакалась: - У него же ребра сломаны и сотрясение мозга. Ему постельный режим нужен, а он уже два часа тут перед вами навытяжку стоит…
- Что? – неприязнь сменилась удивлением, а потом и тревогой, явно прочитавшейся в глазах Павла.
- Кать, ну зачем ты так?! – с досадой воскликнул Андрей. – Пап, все у меня нормально, не волнуйся!
- Да… нормально! – Катя взяла себя в руки, с вызовом посмотрела на Павла Олеговича. – Он сутки бредил после Ваших слов, температура высоченная была. Я все ждала, что Вы хотя бы позвоните… Вы же видели, в каком он был состоянии. Не дождалась…
- Катя! Перестань! – Андрей боялся взглянуть на отца, лихорадочно пытался найти выход из этой дурацкой ситуации, в которую его загнала Катя. Меньше всего на свете хотелось ему стыдить отца, заставлять его чувствовать неловкость…
- А Вам на него наплевать, для Вас фирма дороже… вон как перепугались, когда о кризисе узнали, а что сын чуть концы не отдал…
- Катя! Прекрати немедленно! – Андрей уже орал, пытаясь заглушить ее слова, заставить ее замолчать. Схватил ее за плечи, встряхнул. Катя рванулась из его рук, он дернулся за ней… зашипел и неосознанным жестом прижал руку к взорвавшемуся болью боку… А Катя, увидев его сощурившиеся от боли глаза, кинулась к нему, обняла, зашептала: - Прости… прости… я не хотела… очень больно?.. прости!..
- Ничего, Кать… все нормально… - Андрей свободной рукой обнял ее, прижался щекой к ее волосам, тихо спросил: - Катюш, зачем ты так?...
А Катя плакала, уткнувшись ему в плечо: - Я же видела, как ты переживал, как ждал его звонка… Я понимаю, я не должна вмешиваться в ваши отношения… но нельзя же так с собственным сыном…
- Катя, перестань. Я не ждал… я знал, что отец не позвонит… и это, действительно, наши отношения… Кать, мы здесь собрались не для того, чтобы отношения выяснять… у нас деловой разговор…
- Хм… деловой… - Катя усмехнулась сквозь слезы. – Деловой… - качнула иронично головой. – Ну да, деловой… деловой, конечно.
Вытерла слезы, отодвинулась от Андрея. - Простите, Павел Олегович. Я не имела права все это говорить. Извините.
Потупила взор и замерла, взявшись за спинку стула, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор.
А Павел Олегович, слушая их препирательства, чувствовал как злость на сына сменяется тревогой… и злостью на себя… Ведь, действительно, видел, как отделал Александр Андрея, но даже не подумал, что могло быть что-то серьезное, что может помощь потребоваться. Не позвонил, не поинтересовался…
А почему он должен был интересоваться? Он был зол… Андрей сам виноват, сам спровоцировал эту драку… если бы не статья… не отмена свадьбы… если бы не Екатерина Валерьевна, рыдающая сейчас у сына на плече…
Снова накатила злобная волна: что она себе позволяет! Она смеет его обвинять! Это не ее дело! Не ее!... А хорошо, что у Андрея такой защитник появился… пигалица этакая… и не побоялась против него пойти… хотя им, собственно, терять уже нечего… Нет, как она посмела! Сейчас он ей покажет, где раки зимуют. И никакие извинения не помогут!
Павел Олегович открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой… но взглянул на Андрея, и слова умерли, не успев родиться. А ведь действительно – видно, что Андрею нехорошо. Бледен, выглядит уставшим… рукой за бок держится, видимо, боль так и не проходит… Неужели он, Павел, действительно такой тИран, что готов издеваться над собственным сыном, только чтобы свое самолюбие потешить?
Воспоминание о Милко, пришедшее вместе с его словом, тронуло губы едва заметной усмешкой.
Павел Олегович повернулся к Малиновскому: - Роман, придвинь к столу кресла… Давайте уже начнем…
Расселись. Андрей облегченно откинулся на спинку стула, на мгновение прикрыл глаза. Павел Олегович встревожено наблюдал за ним: - Андрей, ты как?
Андрей встрепенулся, выпрямился. - Все в порядке, па. Я готов.
Павел Олегович помолчал. Злость прошла, кричать и ругаться уже не хотелось. Чувствовал себя виноватым перед сыном, но чувство это радости не добавляло. Мысленно усмехнулся: хитра Екатерина Валерьевна, вон как дело повернула… Внимательно посмотрел на насторожившуюся троицу: - Что ж… поговорим. Екатерина Валерьевна, расскажите-ка, что у вас за антикризисный план?
- Сейчас, Павел Олегович. Катя сорвалась с места, забежала в каморку, через секунду вернулась с папкой в руках, положила папку перед Павлом. - Вот, смотрите…
И начала рассказывать…
…Разговор был долгим. Павел Олегович дотошно вникал во все детали, подробно разбирал каждый их ход. Наконец, откинулся на спинку стула, посмотрел на раскрасневшуюся Катю, возбужденного Романа, сосредоточенного Андрея. - Ну, ведь, вроде, неглупые люди. И план хорош… Как же вы вообще смогли довести фирму до кризиса?
Андрей потупился, на щеках проявились красные пятна: - Пап… мы хотели, как лучше… нам просто не повезло…
Встал, не зная от волнения, куда девать руки, оперся на стол, опустил голову: - Папа… пожалуйста… прости меня… Я со всех сторон виноват… я понимаю… Но я за эти недели очень многое понял, пап… Я буду работать, как проклятый… Я все сделаю, чтобы вывести компанию из кризиса… Ты же видишь, положение не безнадежное. Мы справимся… Прости, па… пожалуйста…
- Ты сядь, Андрей, - негромко сказал Павел Олегович. – Ты себя как чувствуешь? - Да нормально я себя чувствую, - с досадой воскликнул тот. – Все у меня хорошо. - Работать-то сможешь? - Конечно! Я ведь не мешки таскать буду…
Павел Олегович вышел из-за стола, походил по кабинету, принимая нелегкое для себя решение. Остановился у окна, последний раз проверяя, уверен ли он в правильности своего поступка… повернулся к ожидающим своего приговора грешникам: - Вот что, Андрей. Наворотили вы столько, что разгребать за вами никто не захочет. Сами натворили – сами и выкручивайтесь. А мне, Екатерина Валерьевна, будьте любезны предоставлять еженедельные отчеты… Реальные отчеты, подчеркиваю.
- Пап… я не понял… - Андрей даже заикаться стал от неожиданности. – Ты что, меня президентом оставляешь?
- Ну, а кто еще захочет во всем этом, извините, дерьме возиться? Ты компанию в яму столкнул, тебе и вытаскивать. Но еще раз повторяю: я теперь следить за каждым вашим шагом буду. И если еще раз на каких-то махинациях замечу… Обо всем докладывайте – о каждом решении, о каждой новой идее… Понятно?
Андрей только головой кивнул. Говорить он не мог: горло перехватило спазмом, его затрясло от сдерживаемых, переполняющих его чувств. Он спрятал лицо в ладонях и застыл, борясь с накатывающими на глаза слезами. А Катя встала, прижав руки к груди, глядя на Павла Олеговича огромными изумленными глазами: - Павел Олегович… мы… мы все сделаем… вы не пожалеете… Павел Олегович, спасибо Вам!
Роман ерзал на стуле и счастливо улыбался: надо же… не уволили!.. А насчет того, что вкалывать придется… он еще всем покажет, как работать надо! Он работать умеет… когда приспичит…
Павел Олегович посмотрел на сына: - Андрей!
Андрей выпрямился, взглянул на отца. И столько благодарности, столько любви было в этом взгляде, что Павел Олегович отвел глаза, боясь, что тоже выдаст свои чувства. - Ну, а теперь поговорим о «Никамоде»…
И совещание продолжилось…
… Когда, уже поздним вечером, они, наконец, решив все вопросы, двинулись к дверям, оставшийся за столом Павел Олегович внезапно окликнул уже выходившего Андрея. Андрей повернулся: - Что, па?
Павел Олегович помолчал, устало провел руками по лицу, потом спросил, стараясь, чтобы голос прозвучал безразлично: - Свадьба-то у вас когда? - Через два месяца, пап. - Ясно… Нас с матерью-то пригласите? - Пап… да конечно, пап… ты чего… конечно, пригласим… па… - Ладно, - перебил Павел Олегович разволновавшегося сына. – Иди, Катя ждет. Иди… Устал я что-то… Иди, сын…
- Папа… - Андрей посмотрел на него восторженным, каким-то детским взглядом. – Па… ты самый лучший отец на свете… Правда, па…
И, смутившись от такого откровенного выражения чувств, быстро вышел.
Павел Олегович посмотрел ему вслед, качнул головой, улыбнулся. Самый лучший отец… Как это, оказывается, приятно – быть самым лучшим отцом… Вздохнул, снова потер лицо руками, снимая усталость. Да… а для него день еще не закончился… Еще придется объясняться с Марго… и звонить Саше, чтобы и ему разъяснить, почему он оставил президентом Андрея… и как быть с Кирюшей… как им теперь работать всем вместе? На какое-то мгновение пожалел о своем решении – ушел бы Андрей из фирмы, не было бы этих проблем… Тряхнул головой: он уверен, что поступил правильно. Ребята умные, команда сплоченная… а сейчас, чтобы оправдать его доверие, вообще горы свернут… Пусть работают. А со своими проблемами он сам справится…
Что ж, пора домой. Марго уже наверняка волнуется…
Встал из-за стола, окинул взглядом кабинет… Завтра – тяжелый день, надо отдохнуть… И снова вспомнил восторженные глаза сына. На душе потеплело… И так, с улыбкой, и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Глава 21.
Павел Олегович зашел в квартиру, тихонько прикрыл за собой дверь. Из гостиной доносились звуки работающего телевизора – Маргарита смотрела очередной сериал. Павел Олегович усмехнулся: видать, мало у Марго своих переживаний, раз так чужими увлекается… Интересно, почему она его не встречает? Снял пальто, прошел в комнату.
Маргарита дремала, забравшись с ногами на диван, откинувшись на спинку. Лицо было бледным и усталым, и Павел с тревогой подумал, что ей тоже не так просто далась вся эта история с Андреем, хоть и скрывала она от него свои переживания. Ну, ничего… Все наладилось. Сейчас он ей расскажет, как прошел разговор с Андреем, пусть порадуется за сына.
Павел осторожно провел рукой по пушистым волосам жены. Она улыбнулась, не открывая глаз, прижала его ладонь к своей щеке. - Паша, ты чего так долго. Я уж заждалась.
- Вижу, как заждалась, - улыбнулся Павел. – Спишь, как сурок, даже не услышала, как я зашел.
Маргарита открыла глаза, посмотрела с укором: - А ты бы еще до утра там сидел, полуночник. Что ты там делал?
- С Андреем разговаривал. Ну, и с его командой – Катей, Романом.
Маргарита потянулась к пульту, выключила телевизор. - И до чего договорились? И вообще, расскажи поподробнее, что случилось. Я после собрания весь вечер в шоке была. Как Андрей мог разорить компанию!
- Ну, как… - Павел Олегович сел рядом, уперся локтями в колени, положил подбородок на сцепленные в замок пальцы. – Как говорил наш великий сочинитель бессмертных цитат: хотели как лучше, а получилось как всегда… Не повезло ребятам: закупили партию хороших, но недорогих тканей, а оказалось, что товар контрабандный… Ну, ты же сама все слышала, зачем пересказывать по второму разу.
- Да, конечно… Ты лучше объясни: кризис глубокий? Есть надежда выкарабкаться?
Павел откинулся на спинку дивана, привлек к себе Марго, обнял: - Выкарабкаемся, Марго. Ребята молодцы, антикризисный план у них действительно толковый. Месяца через четыре, максимум через полгода все наладится.
Марго вздохнула: - Бедный Саша… Он так мечтал стать президентом, но не думал, что придется ему управлять развалившейся компанией… Он сегодня просто вне себя был…
- Марго… - Павел убрал руку с плеча жены. – Ты знаешь, не придется Саше разваливающейся компанией управлять. Я решил, что Андрея оставлю президентом.
- Что? – Маргарита отстранилась, с изумлением посмотрела на мужа. – То есть как – оставишь? Он развалил компанию, погубил дело твоей жизни, а ты ему – президентство в подарок?
- Ну, подарком это назвать сложно… Скорее, наказание получилось. Сама ведь сейчас Александра пожалела… Вытаскивать компанию из кризиса – не самое приятное занятие.
- Но… почему, Паша?!
Павел Олегович пожал плечами. - Видишь ли… мы очень долго разговаривали, и я понял, что Андрей действительно готов сделать все, чтобы исправить свою ошибку. У него сильная команда, хороший план выхода из кризиса, а главное – страстное желание все исправить. Я подумал, что так будет лучше: сами дров наломали, сами пусть и порядок наводят.
Взглянул на потрясенно глядящую жену: - Марго, а тебя что-то не устраивает? - Конечно… - Марго нервно встала, прошлась по комнате, снова села рядом. – Ты же Саше обещал, он ждал, надеялся…
- Ну, с Сашей я переговорю, мне кажется, он поймет. Не думаю, что ему очень хочется взваливать на себя такую обузу, как разваливающаяся компания. Одно дело – руководить процветающей фирмой, и совсем другое – вытаскивать ее из кризисной ямы. А Андрей сейчас к этому готов.
- А… Кира? Ты о Кире подумал? Каково ей будет работать вместе с Пушкаревой? Или ты хочешь, чтобы она уволилась?!
Павел Олегович вздохнул: - Да… с Кирой будет проблема… Честно говоря, я даже не знаю, как ей об этом сообщить… Может, возьмешь это на себя?
- Я?! – Марго возмущенно встала. – Ну, нет, Паша… Ты совершаешь какие-то нелепые поступки, а я должна отдуваться за них перед Кирой? Я вообще не понимаю, как ты мог снова вернуть президентство Андрею! Ведь он уже доказал, что не может руководить фирмой!
Павел тоже встал, попытался было обнять Маргариту, но она нервно скинула его руку.
- Марго… ну я же тоже это не с бухты-барахты решил. Мы же целый вечер вместе провели. Я увидел, что именно сейчас Андрей готов возглавлять компанию, что он многое понял, пересмотрел в своей жизни, своем поведении. Откинул амбиции, растерял самоуверенность, отбросил легкомыслие. Он очень изменился за это время, Марго. Я сегодня разговаривал с другим человеком: серьезным, уверенным, готовым к работе… Марго… я думал, ты обрадуешься моему решению… честно говоря, я немного удивлен…
- Ах, ты удивлен! – Марго воздела руки к небу… точнее, к люстре, оказавшейся как раз над ней и закачавшейся от нечаянного удара. – А как будут удивлены Саша с Кирой! Кирочке и так не сладко… Между прочем, завтра у них свадьба должна была состояться. Ты представляешь, что она сейчас чувствует? Брошенная, одинокая… А ты ей еще такой подарок делаешь: Андрею с Катериной компанию возвращаешь, Сашу к президентству не допускаешь. Как она это воспринимать должна?
Павел отошел к окну, опустил голову. Сгорбился, не в силах нести оказавшийся слишком тяжелым груз своего решения… В груди щемило, страдание комом стояло в горле. Кирочка, Кирочка… знаю, что боль тебе причиню своим выбором, знаю… Все бы отдал, чтобы не плакала ты, чтобы хорошо тебе было… но не знаю, как это сделать… не получается у меня… Ты – моя дочь… но Андрей – мой сын… и я люблю вас обоих… Может быть, тебя даже немного больше… но сейчас я нужен сыну… а он нужен мне… и компании… И что сделать, как развязать этот запутанный клубок наших отношений, я не знаю… не представляю… Вот оно – наказание за ошибку: видеть, как страдает твой ребенок, и не знать, чем ему помочь… жестокое наказание…
- Паша… - Маргарита подошла к нему, положила руку на плечо. – Прости, Паша… Не мучайся так… я поговорю с Кирой… - Спасибо, Марго… - голос дрогнул, выдавая волнение. – Если бы ты только знала, как мне тяжело сейчас… - Я знаю, Паша…
Что-то странное прозвучало в ее голосе. Павел поднял голову, оглянулся, вгляделся в ее лицо: - Что ты знаешь, Марго? - Я все знаю… и как тебе нелегко сейчас, знаю… и почему… тоже знаю… - Марго! - Ольга мне рассказала… давно, еще когда Кира маленькая была… - Что?!.. Что… она… рассказала… почему?…
Павел почувствовал, что у него подгибаются ноги, оперся о подоконник. Смотрел на жену с ужасом, не веря своим ушам.
- Помнишь, давно уже, лет двадцать назад, Оля на операцию ложилась и очень боялась, что не выживет… что дети сиротами останутся?.. Вот тогда она мне все и рассказала…
Павел почувствовал, что земля уходит из-под ног… Сердце вдруг заняло всю грудную клетку, билось паровым молотом, и Павлу Олеговичу казалось, что ребра сейчас не выдержат этих мощных ударов…
- Паша… не волнуйся так… Я знаю, что Кира – твоя дочь… и что ты ее очень любишь… И именно поэтому тебе так тяжело сейчас выбирать между двумя твоими детьми, потому что которому бы ты не помог, другому будет плохо…
- Марго… - Павел прижал руку к груди, пытаясь удержать выскакивающее сердце, ловил ртом воздух, но его катастрофически не хватало. – Ты знала… всю жизнь знала… и молчала… почему, Марго… почему?
- Потому что я люблю тебя, Паша… И знаю, что и ты меня любишь… Ты не хотел, чтобы я знала… и я делала вид, что не знаю… Я не скажу, что у нас с Ольгой был очень приятный разговор… но Оля смогла мне объяснить, что это – страшная и глупая ошибка… И я тоже полюбила Киру… потому что она – твоя дочь… потому что я всегда чувствовала себя виноватой в том, что не смогла подарить тебе то, что подарила Ольга… я ведь знаю, как ты любишь детей… как ты хотел иметь своего ребенка…
Голос у Марго дрогнул. Она опустила голову, пытаясь справиться со слезами, но они не послушались… тоненькими струйками побежали из глаз… и Маргарита, всхлипывая, по-детски стала вытирать их сразу намокшими ладонями.
А Павел шагнул к ней, взял за плечи… и вдруг, скользя руками по ее напряженной спине, опустился перед ней на колени и замер, прижавшись, вздрагивая от рвущихся из глубины сердца рыданий.
Глава 22.
Маргарите не спалось… Уже который час лежала она на кровати, слушая посапывания Павла, прокручивая в голове события сегодняшнего дня, вспоминая прошлое…
Она так и не смогла понять, зачем она сказала Павлу, что знает о том, что Кира – его дочь. Просто, увидев его сгорбившуюся у окна под непомерной тяжестью переживаний фигуру, любящим сердцем почувствовала, как ему плохо сейчас… как одиноко… и захотелось показать, что она рядом… всегда рядом… что может он ей высказать все, что накопилось у него на душе… даже то, что со стыдом хранил он в самом дальнем уголке своего сердца… то единственное, что всегда стояло между ними, не давая быть полностью откровенными… И когда он, стоя перед ней на коленях, прижимаясь к ней, как испуганный ребенок, ищущий у матери защиты, вперемешку с вырывающимися рыданиями просил у нее прощения за все эти годы лжи, освобождаясь от боли, от страха разоблачения, всю жизнь преследовавших его, она вдруг почувствовала, что счастлива… по-настоящему счастлива… что наконец-то они действительно вместе…
А потом они сидели, обнявшись, на диване, и он вдруг начал ее целовать… так ласково, бережно… а затем подрагивающими пальцами стал расстегивать пуговки на ее блузке, волнуясь, как в первый раз… и все действительно было, как впервые… так же трогательно и нежно… и глядел он на нее таким же влюбленным мальчишеским взглядом… и даже на кровать они не пошли… все случилось тут же, на ковре у дивана… как когда-то в далекой… уже такой далекой юности…
Маргарита повернула голову, посмотрела на спящего Павла. Улыбнулась: давно не видела она его таким спокойным, умиротворенным. Обычно даже во сне не разглаживалась у его губ усталая складка, даже во сне морщил он лоб, будто решал какие-то важные проблемы. А сегодня спит – как младенец, и лицо безмятежное, счастливое…
Маргарита тихонько, чтобы не разбудить Павла, выбралась из-под одеяла, накинула халат, прошла на кухню, достала из холодильника коробку сока, налила в чашку, отпила глоток… но пить не хотелось… и она прошла в гостиную, забралась с ногами на диван, укуталась в плед… и опять чередой потекли воспоминания…
… Они с Павлом познакомились на какой-то студенческой вечеринке. Нельзя сказать, что она влюбилась с первого взгляда… но ей было приятно встречать его восторженный взгляд, принимать его робкие ухаживания. Это было странно, потому что ее всегда окружала толпа поклонников, да и жених у нее к тому времени уже был – некий Константин, сын друга ее родителей. И тем не менее, что-то было в этом влюбленном пареньке такое, что очень скоро она поняла, что ни один из ее поклонников ему в подметки не годится… а Костя, настолько привыкший, что она – его невеста, что даже и ухаживать за ней не думавший, начал вызывать отвращение…
Отец очень быстро узнал про новое увлечение дочери, навел справки и, выяснив, что Павел даже не москвич… провинциал из бедной семьи… босяк, одним словом… устроил ей скандал и запретил подходить к нему на пушечный выстрел. Но она, с детства отличавшаяся самостоятельным и независимым нравом, не подчинилась… и тогда отец стал встречать ее с занятий и отвозить домой на машине… и начал сам отвечать на телефонные звонки, не давая им поговорить даже по телефону. Он не учел одного: дочка характером пошла в отца. И чем больше препятствий вставало на ее пути, тем изощреннее были пути их преодоления…
Она добилась своего: отец не сумел помешать им пожениться. Но и примириться со своим поражением он тоже не сумел. И выгнал ее – умницу, отличницу, избалованную маменькину дочку, – из дома, заявив, что, раз ее мнение отца не интересует, пусть и живет самостоятельно… что все равно: помается, поживет в нищете – и вся любовь пройдет… что прижмет ее безденежье – сама приползет, прощенья просить будет, все условия примет, лишь бы они ее назад пустили, в ее чудный уютный домашний мирок…
Но ошибся любимый папочка… Поплакала дочка денек… а потом зубы стиснула – и вычеркнула все воспоминания о родимом доме из своей памяти. И стала учиться жить на стипендию… умудряться из одной куриной ножки несколько блюд готовить… шить и вязать научилась, чтобы не хуже подруг выглядеть… А Павел всегда был рядом. Поддерживал во всем. Работал, не покладая рук. И, приходя уставший с какой-нибудь очередной подработки, смотрел на нее таким взглядом, что у нее крылья за спиной вырастали… Никогда, ни единой секундочки не жалела она, что вышла за него замуж… кроме того страшного дня, когда узнала она, что не будет у них детей…
Маргарита вздохнула, поплотнее закуталась в плед. Наверное, об этом лучше не вспоминать… слишком тяжело об этом думать… Но мысли, не слушая ее, отправились в дальнейшее путешествие по закоулкам ее давно не тревожимой памяти…
…Павел очень любил детей. Мечтал о сыне и первое время частенько говорил о том, как он будет счастлив, когда у них появится ребенок… планировал, куда поставит кроватку, думал, как назовет своего сына… или дочку, против которой он тоже не возражал. Но время шло… и однажды Маргарита решилась… и, ничего не сказав Павлу, пошла к врачу. Сдала кучу анализов, обошла уйму специалистов… и получила приговор, от которого ноги отказались держать помертвевшее тело… и упала она в обморок прямо в кабинете врача… первый и последний раз в жизни.
Придя домой, села вот так же, как сейчас, на диван… и поняла, что не может она калечить Павлу жизнь… что должна она уйти от него… чтобы нашел он себе нормальную женщину, здоровую, которая бы родила ему и сына, и дочку… И так и просидела она весь вечер, не включая свет, забившись в уголок дивана, готовясь к тяжелому разговору, стискивая зубы, чтобы не расплакаться от переполняющего ее отчаяния…
И, когда пришел Паша с работы, выложила ему всю правду… с ходу… не дав ему даже умыться… потому что сил уже не было держать в себе эту боль… увидела его помрачневшее лицо, и убедилась в правильности своего решения… и сказала о нем Павлу… сразу сказала, чтобы не испугаться потом, не передумать… И первый раз увидела, каким он бывает в гневе… Как он орал на нее, ругая за «идиотские мысли, пришедшие в ее бестолковую голову»!… а потом подхватил на руки, усадил на колени, прижал к себе крепко-крепко… и шептал извинения… говорил о своей любви… и целовал, целовал, целовал без конца… убирая губами текущие по щекам слезы… не давая раскрыть рот, чтобы «не сказала она еще какую-нибудь глупость»…
А потом начались месяцы лечения в самых известных клиниках страны… и даже за рубежом… Чего стоило Паше договориться, чтобы отпустили ее на лечение в капиталистическую страну – это только он знает… но даже там ей не смогли помочь… И остался единственный выход: взять ребенка на воспитание… усыновить какую-нибудь хорошенькую кроху, чтобы хотя бы так дать Павлу возможность проявить свои отцовские чувства…
Увы… решение оказалось несколько запоздалым…
Когда Марго вернулась из зарубежной клиники, Павел встретил ее с цветами, был предупредителен и нежен, но все время прорывалось у него какое-то странное смущение… неловкость… Тогда она все списала на то, что давно они не виделись и на то, что боится он задеть ее чувства каким-нибудь неосторожным словом… И сама постаралась быть нежной и ласковой, чтобы показать ему, что она уже примирилась со своей трагедией, что не обидит он ее, даже если и сорвется с его губ какой-нибудь упрек… И в первый же вечер предложила обсудить вопрос об усыновлении ребенка… И Павел сразу согласился… у нее создалось ощущение, что он был согласен на все, что она предложит… даже если бы она захотела в ванной поселить крокодила, он бы, наверное, и на это согласился с таким же восторгом… Только потом, много позже, узнав о Кире, она поняла его поведение в тот вечер… но было уже поздно… Андрей в это время уже учился в школе…
Маргарита встала, подошла к окну, посмотрела на сереющее небо. Скоро утро, а она так и не сомкнула глаз… Но, наверное, надо ей сейчас все вспомнить, надо раз и навсегда разобраться в своих чувствах… в своей жизни… в своих детях… Кире и Андрее…
Андрей… Андрей… Вот еще одна боль, еще одна незаживающая рана… Она так мечтала о ребенке... во сне видела, как будет она его кормить, прижимая теплое тельце к своей груди… как будет радоваться его первым неуверенным шагам… его первым успехам в школе… И, когда они забирали малыша из Дома ребенка, ей казалось, что сбылись ее мечты, что эта милая кроха будет для них тем огоньком, от которого их дом станет еще теплее и уютнее… Но оказалось, что ей нужен был не просто ребенок, а ребенок Павла… А этот милый малыш, от которого приходили в восторг все окружающие, так и не смог занять в ее сердце того места, на которое претендовал сын Паши из ее снов… И она, маясь стыдом из-за того, что не любит своего сына, старалась сделать все, чтобы этого никто не заметил: баловала его, закармливала сладостями и фруктами, одевала как картинку из модного журнала, водила во всевозможные кружки и хвасталась перед знакомыми его успехами, в общем, вела себя как обычная ненормальная мамаша… а в душе была пустота… до тех пор, пока не узнала она о том, что есть на свете девочка, которая действительно имеет право называть Павла папой…
Вечер, когда она узнала об этом, разделил ее жизнь на две части: до… и после… До этого известия она была обычной женщиной: любящей женой, нелюбящей, но заботливой матерью… А после…
… Ольга не плакала, не просила прощения. Просто поставила ее перед фактом и рассказала все, как было. Но в этом сухом изложении событий Маргарита почувствовала такую затаенную боль, такой непреходящий страх разоблачения и стыд за совершенную ошибку, что почему-то сразу поверила, когда Ольга сказала, что больше никогда, ни разу они не встречались с Павлом наедине… что любит она своего мужа… что сама не понимает, что же случилось с ними тогда, теплой летней ночью, когда на небе светила огромная луна, а из сада доносилось стрекотание кузнечиков…
…Несколько раз Маргарита пыталась поговорить с Павлом о Кире… об Ольге… но, едва она начинала приближаться к запретной зоне, как Павла охватывал такой едва скрываемый ужас, что у нее не хватало сил продолжать, и она сворачивала разговор на более безопасные рельсы… и видела, с каким облегчением Павел переводил дух… и, наконец, решила оставить все, как есть, не пытаясь ничего изменить… Но зато теперь она понимала взгляды, которые бросал Павел на маленькую кокетку Кирюшу, удовольствие, с которым делал он ей подарки, ту нежность, которая читалась в его взоре, когда подкидывал он ее в воздух, наслаждаясь ее визгом и криками «Дядя Паша, перестаньте»… И однажды вдруг сама поймала себя на мысли, что, идя с Андреем по магазину в поисках нового костюма, она еще присматривает и платье для Кирочки, чтобы было с чем Павлу идти в субботу в гости к Воропаевым… И как-то незаметно Кира вошла и в ее сердце… совсем не оставив в нем места для Андрея…
А Андрей рос, мужал… и однажды она вдруг, совершенно для себя неожиданно, увидела, что он – уже взрослый мужчина, красавец и сердцеед, разбивший не одно девичье сердце, заставивший плакать от несбывшейся любви не одну юную красавицу. Она пыталась поговорить с Андреем, убедить его, что нельзя быть таким легкомысленным, но он только смеялся, целовал ее и убегал на очередное свидание с Леночкой… Светочкой… Галочкой… скользя по жизни легко и беззаботно… не умея чувствовать чужих страданий… не понимая ее тревоги… А она вдруг осознала, что это она воспитала его таким, что именно от того, что не было в ней тепла и понимания, он и не научился нести это тепло и понимание другим… даже, наверное, и не догадывался, что они, эти чувства, существуют… И снова почувствовала свою вину перед этим красивым, взрослым… и совершенно чужим человеком, который так и не смог стать для нее сыном…
…Маргарита уже и не помнила, когда и у кого появилась мысль о том, что их дети должны пожениться. Но, сколько они себя помнили, их называли женихом и невестой… и они настолько к этому привыкли, что, когда пришло им время выбирать себе спутника жизни, они не стали долго мучиться выбором. Андрею было без разницы, на ком жениться, а Кира была далеко не худшим вариантом… ну, а Кире было лестно, что на нее с завистью поглядывали подруги: какого красавца отхватила… Павел же откровенно радовался этому союзу, и Маргарита, прекрасно понимая его чувства, делала все, чтобы брак этот действительно состоялся: во всем поддерживала Киру, повторяла Андрею, что Кира – лучший вариант для семейной жизни, расхваливала ее достоинства, камуфлировала недостатки… и внушала… внушала… внушала… что только с Кирой будет он счастлив… что только она достойна быть его женой… И Андрей соглашался, легко и беззаботно… и снова убегал к очередной Мариночке… но Маргариту это уже не смущало, потому что знала она характер Киры и понимала, что после свадьбы возьмется Кирюша за воспитание ее сыночка и закончатся для него эти беззаботные гулянки…
И все было хорошо… до тех пор, пока в жизни ее сына не появилась Екатерина Пушкарева…
Маргарита внезапно замерзла… отошла от окна, снова забралась на диван, укуталась в плед, пытаясь согреться…
Пушкарева… чем же привлекла ее легкомысленного сына эта невзрачная, если не сказать больше, девушка? Почему ее сын, с такой легкостью меняющий красавиц, вдруг ради этой дурнушки отменил свою давно разрекламированную свадьбу, отказался от компании, пошел на разрыв с горячо любимым отцом? Этого Маргарита не могла понять… никак не могла… Гадкий утенок, взявший власть над прекрасным лебедем… серая мышка, за которой покорно следует породистый кот… Да как не назови эту странную пару, вывод один – более неподходящих друг другу людей она еще не видела…
Не видела? А как же босяк и рафинированная леди? Разве они с Павлом были подходящей парой, когда она, бросив, как Андрей, свою семью, переселилась к нему в полную тараканов общагу? Разве не ей кричал отец те же самые слова, которые всплыли у нее в памяти, когда она изгоняла Андрея из семьи в отместку, что отказался он жениться на Кире? И разве не ее судьбу повторяет, шаг за шагом, Андрей, добиваясь признания того, что он тоже имеет право на счастье… на свое счастье, им завоеванное и выстраданное…
Маргарита встала… постояла немного, не зная, что делать. Сидеть уже не могла, нервная дрожь сгоняла с места, хотелось что-то сделать, чтобы успокоиться, отвлечься от тяжелых дум и воспоминаний… Снова пошла на кухню, открыла холодильник, посмотрела невидящим взглядом и, забыв, зачем его открывала, захлопнула дверцу… Увидела на столе чашку с соком, села за стол, отломила кусок булки и стала жевать, отщипывая маленькие кусочки, запивая кисловатым соком…
Только сейчас, увидев сходство в их судьбах, она вдруг поняла, как несладко пришлось Андрею, как переживал он, став изгоем в собственной семье, потеряв все, к чему привык, что так любил и ценил… И впервые в сердце прокралась жалость к сыну… села тихонечко в самый дальний уголочек материнского сердца… но даже этого малого ее присутствия хватило, чтобы закрыла вдруг Маргарита лицо руками и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза: Андрей… что же я с тобой сделала… прости меня, Андрей…
Она долго сидела на кухне, опустив голову, безвольно уронив на колени руки, не думая ни о чем, отдавшись полностью новому, постепенно захватывающему ее чувству пронзительного понимания сына, мучительного и болезненного единения с ним… Сидела до тех пор, пока вдруг родные, любимые руки не опустились ей на плечи и не раздался прямо над ухом встревоженный голос Павла: - Марго? Что случилось? Почему ты не спишь?
И тогда она подняла на него заплаканные глаза, прильнула к нему, почувствовав тепло его тела, и шепотом сказала: - Как хорошо, что ты вернул Андрею компанию…
И, закрыв глаза, замерла в его объятиях, чувствуя, как наполняется теплом ее сердце и уходит растревоженная бессонной ночью многолетняя боль…
_________________ Группа в ВК https://vk.com/netolkofenteziВсе мои книги в электронном варианте можно приобрести на: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3% ... %8C%D1%8F/Наталья Корепанова - Пушистик
|