Глава 7 Москва встретила Романа не ласково. На календаре апрель, а погода – хуже не бывает. С утра до вечера дул пронизывающий ледяной ветер, с неба падала какая-то мокрая гадость в виде дождя со снегом, и, судя по прогнозам синоптиков, закончиться это природное безобразие должно было еще не скоро.
От мерзкой отечественной погоды, в сочетании с привезенным из Штатов отвратительным настроением на душе у Романа было также безрадостно, как и в сводках гидрометцентра. На погоду Роман влиять естественно не мог, оставалось, чтобы избавиться от черной меланхолии повлиять каким-то образом на себя.
Для начала он решил выкинуть из головы все дурные мысли и неприятные воспоминания.
Он честно пытался забыться в объятьях своих веселых подружек и забыть все – командировку, Вегас, историю с женитьбой и Алису.
Ничего не получалось. По разным причинам – объективным и не очень.
О командировке ему постоянно напоминал Жданов. У него кажется, вошло в привычку раз десть на дню подтрунивать над ним.
– Жданыч, я поехал на встречу с поставщиками.
– На чем поедешь? – без улыбки спрашивал президент. – На метро?Или:
– Малиновский ты, что в окно уставился?
– Погода скверная – дождь, ветер, на улицу носа высовывать не хочется, а я еще и машину не в гараже, а на стоянке оставил, пока салон прогреется, успею и замерзнуть и отсыреть.
– А ты спустись в метро. Там тепло и сухо.И так без конца.
И это еще цветочки, а если Жданов или тем паче Воропаев узнают, что он на Алисе женился, а если она вся из себя такая разноцветная еще и заявится к ним в Зималетто… Ему до конца своих дней не избавиться от насмешек. Эти двое его просто уничтожат. И что самое веселое он и сам бы себя уничтожил с удовольствием до того неуютно и муторно у него было на душе.
А еще ему сон приснился. Вообще-то Роман почти никогда снов не видел, а если и тревожило его что-то во сне – потом как ни старался, не мог вспомнить что.
В этот раз все было так отчетливо, как наяву.
Аэропорт. Они с Алисой стоят в зале ожидания. Он держит ее за руку, просит, чтобы она к нему приехала, говорит, что будет ее ждать, а она только грустно улыбается ему в ответ и молча уходит. Он смотрит ей в след и… плачет.
Вот откуда вся эта ерунда? Почему опять слезы? Ему и так было неловко за себя, за свою непонятную слабость в Нью-Йорке, а тут еще и во сне эта неловкость прилетела.
И вообще что за хрень с ним тогда произошла? Почему он так странно отреагировал на невинное прикосновение Алисы? Почему вдруг остро захотел, чтобы она приехала в Москву?
Он думал об этом постоянно, пытался разобраться в том, что с ним произошло, но делиться своими проблемами ни с кем даже со Ждановым почему-то не спешил. Боялся еще больших насмешек? Да нет. Ждановские подколки это так, пустяки. Наверное, он боялся, что друг его не поймет, да и как понять, когда он и сам мало что в себе понимает.
Настроение, несмотря на все его усилия и ежедневные походы по «местам боевой славы» не улучшалось. Клубы, девочки, тусовки все как-то сразу надоело.
Роман замкнулся в себе, уединился. Работа – дом, дом – работа.
Вечерами даже телевизор не включал. Сидел в компании с бутылкой вина и думал. Не напивался, нет, просто с вином было лучше размышлять обо всем – о жизни, о себе, о людях…
Не веселыми получались размышления.
Он наконец-то понял, что произошло в Вегасе.
Он виноват!
Он виноват перед этой девочкой во всем. Она же его после случившегося в метро, наверное, рыцарем считала, героем, восхищалась им. Как она тогда в отеле бросилась к нему с объятьями, как благодарила за помощь, с каким восторгом рассказывала о нем сенатору.
А он с ней как с прожженной дамочкой, искательницей приключений… Идиот.
Он вел себя с Алисой так, как привык обращаться со своими подружками-однодневками. Ведь это он подбил ее на загул, он организовал эту дурацкую женитьбу. А потом еще и в постель к ней полез.
Что она должна была о нем подумать? Ничего хорошего.
Конечно же она в нем разочаровалась.
Увидела его таким, какой он есть на самом деле, поняла, что обманулась и решила в память о его смелом поступке расстаться с ним по-дружески, по-хорошему.
Вот только он, дурак, не сообразил, что в ту ночь в аэропорту Алиса с ним прощалась навсегда.
Мерзавец, он ведь даже не извинился перед ней. Сделал вид, что ничего не произошло.
А теперь каяться уже было поздно. И извиняться тоже поздно.
Может это и к лучшему, думал Роман. Что он мог ей дать? В смысле отношений.
На дружбу с женщиной он всегда смотрел скептически, даже Катю при всем своем уважении к ней другом он назвать не мог. С Зорькиным ее подружился, а вот с ней… так и не смог. Все время ощущал какую-то непреодолимую преграду.
Видно планида у него такая, вздыхал Малиновский. Не получается у него выстраивать с женщинами дружеские отношения, ну а на более серьезные чувства и это всем известно он и подавно не способен.
Так что самое лучшее будет забыть эту случайную встречу, и время, надеялся Роман, ему в этом поможет.
Но когда выяснилось, что несерьезное брачное свидетельство оказалось не таким уж несерьезным, а очень даже наоборот, – стало понятно, что просто так ничего забыть не получится.
Малиновский совсем растерялся. Что теперь делать? Как с этой историей развязаться? По всему получалось, что без Алисы, без откровенного разговора с ней решить эту проблему невозможно.
«Вот ведь олух царя горохового! – ругал себя почем зря Роман. – Натворил дел! Хорошего человека обидел. Себе свинью подложил. Теперь устанешь голову пеплом посыпать».
Произносить покаянные речи Роман ой как не любил, и чувствовать себя виноватым тоже не любил, но прекрасно понимал, что как не крути, а спустить все на тормозах не получится. И каяться придется и прощения просить.
Возможно именно в этот момент в сознании Романа Дмитриевича Малиновского наступил перелом.
Он вдруг отчетливо понял, что при всей своей видимой деятельности и активности, главным в его существовании было оставаться всегда в состоянии благодушного и безмятежного покоя, что за последние десять лет в его жизни ничего не менялось, что он не поднялся по жизненной лестнице ни на одну ступень, ни сделал, ни одного мало-мальски значимого шага!
«Никаких проблем!» – вот пугающий своей безжизненностью лозунг его нынешнего бытия.
Если вспомнить его прошлое десятилетие – каким оно было насыщенным! Он учился, окончил институт, потом были его первые шаги в бизнесе, кстати, не всегда удачные, но он не пасовал, шел дальше, постигал секреты профессионального мастерства и, в конце концов, своим умом и характером добился того, что стал одним из руководителей крупной фирмы и ее акционером.
Но все это в прошлом.
А что он приобрел за последние десять лет? Каких достиг высот?
Ничего не приобрел и ничего не достиг. Застой.
И дело не в том, что он не поднялся выше по служебной лестнице – это было не важно, а в том, что для себя внутри он остановился. Он вице-президент не по должности, а по сути. И самое грустное, что до сих пор его все устраивало. Он числился заместителем президента и при этом не предполагал замещать его на самом деле.
«Я не готов к тому чтобы быть самостоятельным руководителем! – должен был честно признаться Роман. – Не готов рисковать, не готов принимать решения и отвечать за них головой тоже не готов».
Давая такие нелестные оценки своему праздному бездействию, он, невольно сравнивая себя с окружающими людьми, с удивлением обнаружил, что многие из тех с кем он близко знаком на него совсем не похожи.
Ждановы, Воропаевы, Милко, даже женсовет – все эти годы в отличие от него упорно шли к своей цели и, преодолевая препятствия, достигали желаемого. Как же он этого раньше то не замечал?
Андрей – он за эти годы стал настоящим президентом, смелым, решительным не боящимся никакой ответственности. Его уважают как крупного удачливого бизнесмена, считаются с его мнением.
А Катя. Она всегда в тени мужа, но ее деловая хватка, интуиция, умение находить компромиссы и договариваться только усилились и окрепли. Не зря ее считают одним из самых блестящих финансистов Москвы и завидуют Андрею. Вот она-то в любой момент способна заменить президента на его посту.
А главное у Андрея и Кати семья, дети. Они сумели создать вокруг себя такую ауру любви, тепла и заботы, что все кто попадает в их гостеприимный дом, чувствуют себя в нем родными и близкими.
«И этот дом единственное место на земле где тебе искренне рады, куда ты можешь прийти, чтобы отогреться душой, – с благодарностью и грустью думал Роман, – потому что свой дом ты построить так и не смог».
Неужели он обречен на одиночество? Неужели так безнадежно неспособен к переменам в своей жизни? Да, он старый холостяк, бабник, но не изгой, не затворник и не мизантроп же, в конце концов. Что же мешает ему создать свою семью?
Ведь понятно, что застой, о котором он постоянно думает, прямое следствие его одиночества. Просто он не видит смысла в жизни, в движении вперед. Какой смысл двигаться, если не для кого?
А может быть, правы те, кто считает – в его возрасте невозможно перемениться, что никому не под силу изменить свою натуру?
А как же Сашка Воропаев. Разве от него кто-нибудь ожидал изменений? Все считали его нелюдимым отшельником, циничным эгоистом, а он взял и женился, сынишка у него. И с Андреем они давным-давно помирились.
«А ты – к чему ты стремился? И к чему пришел? – сокрушался Роман. – За последние годы ни одной живой мысли, ни одной творческой идеи. Каким был десять лет назад таким и остался. Только постарел да потускнел».
Нужно было что-то менять и менять быстро. Времени на раскачку у него не было. Если он и следующие десять лет проживет в застое – менять что-то потом будет уже поздно.
Роман опять вспомнил Алису. Она удивила его своей целеустремленностью, широтой и смелостью взглядов. Ведь ей не больше 25 лет, а какой жизненный горизонт перед ней открывается. Позавидовать можно.
«Все-таки Алиса необыкновенный человек, – должен был признать Роман. – С ней было так интересно разговаривать. И не минуты мне не было с ней скучно».
«А ей с тобой?» – спросил он себя и ничего не ответил.
Так в сомнениях и невеселых размышлениях прошел месяц. Самый трудный и самый противоречивый месяц в его жизни.
Чтобы как-то отвлечься Роман записался на курсы французского языка. Какое-никакое, а все-таки занятие, уговаривал он себя, с остервенением зубря французские глаголы.
Конечно, для настоящих перемен в жизни этого было слишком мало, но главное он понял, в чем его проблемы и готов был и к переменам и к решению этих проблем.
Сейчас его настроение уже нельзя было назвать безнадежным, скорее оно было грустным, но таким потаенным, что окружающие ничего не замечали. Даже Жданов, видимо давно привыкший к открытости и жизненной легкости своего друга, не замечал ни печали в его глазах ни грустных нот в голосе.
Сегодня у него был очень трудный день. Роман до боли в ногах набегался по этажам, сорвал голос, ругаясь попеременно то с Милко, то с начальником цеха, и по этой причине отказался от запланированного похода в клуб. Приехал домой, заказал ужин в ресторане и, дожидаясь его, сидел и дремал в удобном кресле.
Услышав характерный звук, сообщавший ему о полученном СМС, Роман поморщился, но потянулся, взял трубку и открыл его.
Здравствуй Роман На следующей неделе я буду в Москве Сообщи возможно ли организовать мою встречу с руководством Зималетто Буду очень признательна Алиса БенарСпасибо Амалии за напоминание о планиде Малиновского.